Текст книги "Я буду любить тебя вечно"

Автор книги: Сергей Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

10.

Рядовой Прохоренко, выбежав из тумана, в растерянности остановился. Он не узнал местность. Прямо перед ним простиралась широкая дорога, по которой с бешеной скоростью неслись механические экипажи невиданных конструкций, а конных совсем не было. За дорогой виднелись производственные корпуса громадного завода. Ему довелось несколько раз бывать в городе, но подобного он не встречал. Особенно производили впечатление своей формой и скоростью механические экипажи. С левой стороны на расстоянии с версту горело множество электрических огней, но их свет был слишком ярким и чужим. Справа, вдалеке, тоже виднелись огни, но из-за дальности они были похожи на светлячков. Невдалеке он заметил чудный мост, перекинутый через дорогу, которого он никогда не видел. А вот позади него стоял темный лес, покрывавший высокую гору, – вид, отдаленно напоминавший что-то весьма знакомое.

– Господи! Куда я попал? – взмолился солдатик небу. – Я хочу обратно в форт! Готов нести опостылевшую караульную службу, получать наряды от унтер-офицера Сиротенко, но только прочь из этого незнакомого, враждебного места!

Почему это место показалось ему враждебным, он не смог бы ничем объяснить, но, по его пониманию, оно не могло быть другим! Гора за его спиной отдаленно напоминало Лысую гору, на которой был расположен форт, но на его склонах отсутствоали экспланада*, вместо этого они поросли деревьями поросли деревьями!

______________________________

*Эспланада – широкое открытое пространство перед крепостью. Чтобы затруднить нападение на крепость, пространство перед ней оставляли открытым, вырубая все деревья и запрещая строить дома.

Невдалеке солдатик заметил одинокую женскую фигуру, безучастно стоявшую возле дороги. Ее беспрестанно ослепляли светом фар проносившиеся механические экипажи. Набравшись храбрости, путаясь в полах длинной шинели, он подошел к ней на слабеющих, ватных ногах.

– Барышня! – дрожащим голосом произнес он. – Мил-барышня! Простите великодушно, а где здесь расположен Лысогорский форт? Что-то я местности совсем не узнаю, не могу понять, в какую сторону идтить мне надо? Мне срочно туда попасть надо, пока начальство не спохватилось, в розыск на меня не подало! Сделайте мне милость!

– Служивый, ты что, обкурился? – хохотнула девица. – Меня за дуру принимаешь?

Думаешь, что я книжек никогда не читала и не знаю, что форт обозначает крепость? Лысая гора – вон она, а крепости там нет. Одни развалины. Может, развлечься хочешь? – спросила с надеждой Анжела, ибо это была она. «Сонька, как уехала, так больше и не показывалась, видно попалась фартовому», – подумала она. Ей за это время удалось обслужить только одного клиента за половину суммы, так как он был страшный скупердяй. Уже целый час она одиноко мерзла на ветру и мерзла.

– Как развалины, барышня? – воскликнул солдатик с испугом. – Ведь я только оттуда, не прошло и четверти часа, как покинул пост! Вы что-то путаете, барышня?! – и трижды перекрестился.

Тут ему пришло в голову, что может это и не барышня вовсе, а бес, принявший бабий образ, и кругом только наваждение. Солдатик стал громко читать молитву и крестить воздух во все стороны, ожидая, что все это исчезнет и вернется прежний облик. Но бесовские картины не исчезали, и он впал в панику. А девица с интересом следила за его манипуляциями.

Неподдельный ужас застыл на его лице.

– Слышь, служивый, а обмундирование у тебя странное, словно из кино, – произнесла она с интересом. – А, поняла – снимает скрытая камера? Вот приколисты! Где они спрятались?! По телеку, будут показывать? Хочу посмотреть, и девкам скажу. Вот умора будет!

– Барышня! Святым крестом заклинаю, как мне отсюда выбраться?! – дрожащим голосом, чуть не плача, спросил солдатик.

– Все-все. Хватит. Думаешь меня «развести»? Не на ту напал.

В этот момент остановился «БМВ», и вниз поползло боковое стекло.

– Подожди минутку, здесь скрытая камера снимает! – сообщила Анжела, окно сразу стало закрываться, и автомобиль резко сорвался с места.

– Вот бляди! Из-за вас клиента упустила! Мотай отсюда! – разозлилась Анжела.

– Барышня, не гневись только, а ты сама перекрестится, можешь? – спросил, леденея от страха, солдатик. Анжела хотела его послать куда подальше, но потом сжалилась и перекрестилась.

– Слав-те Господи! Не нечистая сила ты! – обрадовался солдатик. – Но как мне отсюда выбраться, барышня? Мне непременно надо в форт, Лысогорский.

– Похоже, ты псих. Может историк какой-то, от книжек тронулся умом, хотя морда у тебя самая простецкая, – задумчиво произнесла Анжела. – Зато наряд киношный, словно собрался штурмовать Зимний дворец.

– Барышня, не веди со мной такие речи. Боязно, – взмолился солдатик и подумал:

«Мало, что неизвестно куда попал, так и барышня оказалась революционеркой. А это сродни нечистой силе», – и снова перекрестился, словно это должно было помочь в новой беде.

Анжела, предполагая, что это розыгрыш, шутливо похлопала солдатика по карманам и заметила неприродную их тяжесть.

– Что ты там прячешь, не золото ли? – рассмеялась она.

– Не-а, барышня. Песок там. По два фунта, согласно приказанию унтер-офицера Сиротенко. Наказание такое, барышня, – угрюмо сообщил он.

– Ладно. Дури, если охота, – она достала из сумочки сигареты, зажигалку и закурила.

Солдатик с изумлением уставился на нее.

– А дымок от табачку замечательный, – мечтательно произнес он. – Если бы была ваша воля меня угостить табачком, барышня, я бы не отказался. Свой кисет-то я потерял. – Она дала ему сигарету, зажигалку. Он стал неловко вертеть зажигалку в руках, не имея возможности добыть из нее огонь. Анжела помогла ему.

Тут она подумала: «Может, солдатик и не разыгрывает ее, а есть тем, кем представляется». Она любила кино, пересмотрела массу фильмов, в том числе фантастических, с перемещениями во времени. Она открыла сумочку, показала ему шариковую ручку, вызвав изумление, а презервативы в импортной упаковке он даже попробовал на зуб. Тогда она подарила этому пришельцу из прошлого сигареты, зажигалку и пачку презервативов. Вскоре он рассказал о своей тяжелой жизни и о том, как попал сюда. Сердце у нее было жалостливое, и она решила его подбодрить по-своему.

Отвела его в гущу деревьев, по дороге сообщив, что хочет его ублажить, снять напряжение. Солдатик застеснялся, но отказываться не стал. Она вручила ему еще пакетик презервативов, объяснила, как ими пользоваться, повернулась к нему спиной, приспустила колготки и трусики. Не дождавшись от него действий, обернулась и с удивлением обнаружила, что солдатик исчез. Минут десять покричала, зовя его, но не дождалась. Затем разозлилась, и пошла на свой «пост». Вскоре ее подхватил клиент на автомобиле, и они поехали искать укромное местечко. На Лысуху он не захотел ехать.

11.

Автомобиль находился посреди бескрайнего озера, и от громадной массы воды было холодно и сыро. Непроницаемая коричнево-маслянистая водная гладь была гладко-ледяной и тяжелой. Вадим оглядел далекий горизонт, но нигде не было видно признаков суши.

– Вот влип, так влип, – подумал Вадим, но, увидев обнаженную молочно-белую спину ведьмы, спящей на соседнем сиденье, успокоился. Ведьма спала на боку, отвернувшись от него. Он нежно провел рукой по спине, упруго-податливым ягодицам. Он обнял ее за плечи и поправил волосы, спадающие на лицо. Ведьма, как будто этого ждала, повернулась к нему, заключив в крепкие объятия, притянула к себе для поцелуя. Вадим с ужасом увидел ее лицо с морщинистой кожей древней старухи и широко раскрытым бескровный ртом показывающим редкие гнилостно-желтые зубы. Запахло кладбищем и уборной. Вадим испуганно закричал и проснулся.

Начало светать. Было холодно и сыро, но машина по-прежнему находилась на Лысой горе. Рядом на сиденье, в его куртке свернулась клубочком девушка. Ее била мелкая дрожь от утреннего холода, хотя автомобильная печка работала на полную мощь. Ее длинные голые ноги покрылись от холода гусиной кожей. Простецкое лицо с размазанной тушью под глазами, длинные рыжие крашеные волосы с медным оттенком, – она была совсем непохожа на ведьму, с которой он провел эту ночь. Но, слава богу, и на старуху из его сна тоже!

– Ты кто? – удивился Вадим.

– Я Со…нет, Лариса.

– Сонет – твоя фамилия?

– Нет, я – Лариса, а ты Вадим, так ночью представился, – девушка говорила очень тихо.

– А что ты делала ночью голой на этой горе? – вновь поинтересовался Вадим, вспомнив ее неожиданное появление.

– Я…я…я… – и слезы заглушили голос девушки.

***

В салоне «форда» громко играла музыка. Соня села на переднее сиденье, не позаботившись поправить юбку, которая сразу сбилась чуть ли не под мышки, открыв обозрению черные трусики, одетые поверх колготок. Она искоса глянула на водителя, – проверить, какое произвела впечатление, но он был занят маневрированием среди потока машин.

– Куда будем ехать? – не глядя на нее, спросил он.

– Развернемся на Лыбидской, поедем обратнотном направлении, а там я покажу, – бодро скомандовала Соня, и положила свою ладонь на его ногу, возле паха.

«Клиента надо настраивать, как скрипку перед концертом. Иначе может произойти большой облом», – частенько делилась она своими секретами с подругами по профессии.

Следуя указаниям Сони, через десять минут «форд» бежал по грунтовой дороге на Лысой горе. Соне неоднократно приходилось здесь обслуживать нетерпеливых клиентов, хотя само это место ей не нравилось.

– Ку-ку! – послышалось за ее спиной, и на заднем сиденье вырос здоровенный лысоватый мужчина лет пятидесяти. Соня поразилась, – как этот здоровяк смог укрыться сзади?

И зачем? Дурные предчувствия кольнули сердце.

– За двоих двойной тариф! – быстро сказала она.

– Все будет, дай только срок! – весело пробасил за спиной здоровяк, и бесцеремонно ощупал под джемпером ее груди. Водитель хмуро молчал. Вскоре, определив подходящее место, он остановился, открыл дверцу машины, сделал громче музыку. Они приказали ей под музыку раздеться догола, при этом не сильно торопиться. Сначала ее поимел здоровяк, потом хмурый водитель. Напоили ее водкой, и выпили сами. Хмурый водитель пил наравне со всеми. Потом снова по очереди потрахали ее. Когда совсем стемнело, они собрались уезжать.

Требование Сони расплатиться, их рассмешило, а когда она стала угрожать им, то разозлило.

Они уже сами содрали с нее одежду, надавали пинков, и столкнули в овраг. Когда она выбралась, машины уже не было, как одежды, и сумочки. Нашла только джемпер, чудом оставшийся незамеченным. Как голой добраться домой – она не представляла себе, но в такую холодину на горе делать было нечего. Она стала пробираться к спуску с горы, не зная, как в таком виде показаться в людном месте. Увидев огни машины, заворачивающей в темноте к деревьям, она обрадовалась. Она надеядась, что это Анжела с клиентом.

Идти в темноте по земле, где было полно сухих сучков, колючек и прочих колющережущих гадостей, ранящих босые ноги, было сплошной пыткой. Пока она добралась до автомобиля, ступни ее ног были сплошь покрыты кровоточащими ссадинами, ранками, ко всему прибила камнем большой палец левой ноги. Ей хотелось выплакаться перед подругой.

Прислушавшись к шуму, доносящемуся из машины, и поняв, что среди двоих, возившихся за запотевшими стеклами, Анжелы нет, Соня обезумела. Повинуясь чувству нахлынувшей злобы ко всему миру, к тем подонкам, которые поиздевались над ней, ей захотелось что-нибудь сделать придуркам, шуршащим одеждой в теплой машине. Найдя на земле толстую ветку, она со всей силы стукнула по крыше автомобиля. И сразу отбежала всторону, боясь расплаты со стороны водителя автомобиля. Тут же она пожалела о своем поступке, ведь теперь у водителя этого автомобиля не попросишь о помощи. Парочку она спугнула и те уехали, но на ее счастье – недалеко.

Лариса-Соня прикрыла глаза и, улыбнувшись, как ей показалось, обворожительно, бледными устами, таинственно произнесла:

– Потом расскажу, пока не время. Думаю у нас еще будет такая возможность! Ты отвезешь меня домой?

Вадим вздохнул и кивнул головой.

12.

Холод пронизывал до самых косточек. Костер совсем погас. Тинейджеры еще спали, тесно сжавшись в один клубок, грея друг друга теплом своих тел. На выходе из туннеля хмурился рассвет. Юлька осторожно, чтобы не разбудить ребят, встала и покинула туннель, на ходу поправляя прическу и томясь сердцем от ожидаемого справедливого гнева родителей и Игорька. Ей было очень плохо, во рту гадко, сильно болела-кружилась голова, тело казалось разбитым.

– Какие идиоты получают кайф от косячка марихуаны? – зло подумала она, мысленно давая клятву больше эту гадость никогда не пробовать. Нашла пологий подъем и выбралась из оврага. Машину нашла сразу. Внутри расположился Вадим с полуголой крашеной девицей в его куртке.

«Ну и дела!» – подумала она и презрительно сжала губы. Из утреннего тумана выросла фигура Игорька, они оторопело посмотрели друг на друга. Растерзанный вид Юльки, большое пятно грязи на светлом плаще спереди и торчащие из порванных колготок голые коленки наводили на серьезные раздумья. Но и вид Игоря был не менее настораживающим, – одежда была целой, но сгустки запекшейся крови покрывали лицо и были заметны на куртке.

– Что со мной? – Вадим повторил вопрос сестры. – Да ничего. Заблудился, упал, разбил нос, перепачкался кровью. Вот и все. Не думаешь ли ты, что я здесь взял на себя роль вампира и пил кровь из влюбленных парочек?

Несмотря на свое болезненное состояние, Юлька рассмеялась, представив брата в роли вампира, ей вторил Игорек, у него было великолепное настроение, которое не могли испортить даже глупые вопросы сестры. Вдруг он резко оборвал смех.

– Ответь правду, где ты была, и почему у тебя такой вид? – в свою очередь зпоинтересовался он, и она виновато опустила глаза.

Общими усилиями переднее колесо вытолкнули из ямы, и автомобиль весело заурчал, уезжая со злополучной горы, увозя четырех пассажиров.

13.

Галя съежилась под пронизывающим осенним ветром, но мужественно несла добровольную вахту возле траурного зала городского кладбища. С минуты на минуту должен был подойти автобус с телом Ольги, чтобы та могла отправиться в свое последнее путешествие, откуда нет возврата. Галя все эти дни вызванивала на работу к Ольге, пока не узнала о месте и времени ее похорон. Она узнала обо всем маршруте автобуса с телом Ольги из морга, и решила ожидать его в конечном пункте – в крематории. Автобус уже очень сильно задерживался, и люди, приехавшие сюда для прощания, нервно топтались на месте, с тоской посматривали на принесенные цветы, словно только те их здесь удерживали, мешая вернуться в городскую сутолоку. Чтобы не замерзнуть, она то и дело заходила в траурный зал крематория.

Траурный зал работал, как конвейер: в него то и дело вносили тела упокоившихся, над ними произносились прощальные речи, то профессиональные возвышенные, то нескладухи– экспромты, но слова редко звучали от души. Народ приходил и уходил, словно в зале возникали приливы-отливы.

Отдавая дань времени, каждого покойника отпевал поп с рыжей жидкой бороденкой и веселыми, лукавыми глазами. В промежутках между службами он изредка появлялся, обычно атакуемый родственниками-распорядителями покойника с какими-то дополнительными пожеланиями, но при этом, отбиваясь от них, еще успевал «ощупывать» взглядом всех достойных внимания молодых женщин. По Гале он скользнул безразличным взглядом, но она не обиделась.

После трех часов ритм поступлений покойников замедлился, и вскоре наступила тишина. Все это усилило внутреннюю тревогу Гали:

– Что могло случиться по пути следования автобуса?

Стали сгущаться сумерки. Поп, судя по тому, что переоделся в короткую черную рясу, из-под которой виднелись добротные черные брюки и модные туфли, в последний раз появился в траурном зале. Он стал о чем-то шептаться с распорядительницей зала – высокой, статной, по-своему красивой женщиной, которая стала хихикать, сменив на лице маску вечной скорби на веселое выражение.

«Похоже, что святой отец отсюда направит свои стопы не в келью для молитвы, а в более интересное место, – неприязненно подумала Галя. – Ему, видно, невтерпеж сбросить с себя церковные атрибуты и раствориться среди мирян. Сельские похороны создают атмосферу таинства перехода человека в иной мир, где время уже не властно. А городских похоронах не обходятся без суеты и формальностей».

В этот момент в траурный зал буквально влетел полный мужчина маленького роста в ратиновом пальто и зимней пыжиковой шапке. Он стал что-то бурно доказывать священику и распорядительнице, помогая себе активной жестикуляцией. Зал стал наполняться людьми, и сердце у Гали тревожно забилось в ожидании.

– Я вам говорю, что у меня все оплачено и прошу исполнять свои обязанности! А мы еще должны оценить их качество исполнения! – закричал полный человечек хорошо поставленным голосом, снял в возбуждении шапку и стал ею обмахиваться, словно изнывал от жары. Галя поспешила протиснуться к ним. Лицо мужчины было ей знакомо – это был бывший любовник Ольги, неоднократно посещавший ее дома.

– Хорошо, сын мой! – сдался священник, поеживаясь от любопытных взглядов людей, окруживших их кольцом. – Но это не по-христиански, отпевать и хоронить после заката солнца. Совсем не по-христиански!

– Вы, гражданин, главное не волнуйтесь. Раз оплачено, то обслужим по высшему разряду. – распорядительница, вновь одела на лицо маску глубочайшей скорби. – Кто у нас покойник?

– Ольга, – мужчина закашлялся. – Ольга Викторовна Костюк. – Сердце у Гали оборвалось, и на глаза непроизвольно навернулись слезы. «Неужели мне ее жаль? Мертвый враг – уже не враг. Пожалеть его – не воскресить».

Женщина сверилась со списком.

– Есть такая. Вы опоздали на два часа.

– Технические неполадки, – нервно дернулся полный мужчина.

– Вы – родственник покойной?

– Нет. Я руководитель… заместитель директора института, где она работала. У нее здесь нет родственников. Недавно она похоронила мать, муж находится в тюрьме, детей нет.

Институт взял на себя организацию похорон.

– Вы будете выступать с прощальным словом? Как вас представить?

– Варава Иван Степанович..

– Хорошо, записала. Дайте основные хронологические данные покойницы, кто ее родители, где росла, училась, работала.

Галя обернулась и увидела, что на постаменте из черного гранита установлен гроб. С легкой дрожью в теле она подошла к нему. Ольга лежала в гробу как живая, во всем блеске своей красоты – умелый макияж сделал свое дело. Бледное лицо освежал легкий искусственный румянец и горящие алые губы. Только зелень глаз скрывалась под плотно сжатыми веками с длинными ресницами. Она была одета в деловой серый костюм, четко обрисовывавший фигуру, и очень симпатичные лакированные туфельки. Галя почувствовала жалость.

Нет, не к покойнице, которая своей красотой, вновь бросила ей вызов.

«Да, я умерла и в этом ты меня победила. Но ты никогда не станешь такой, как я, особенно внешне!» – красноречиво говорил ее вид. И жалость Гали относилась к красивым вещам, которые исчезнут вместе с покойницей в сырой земле. Вспомнились последние слова Мани перед смертью, когда та предрекала ей судьбу деревенской старой девы. Перед глазами мелькнуло видение: презрительное лицо Мани, словесно выплескивающее на нее словесный яд и желчь, затем ее лицо стало кривиться от испуга, физической боли, застыв неподвижной маской, лишь кровь вытекала из раны в животе. Вновь Галя ощутила смертельную обиду, гнев, холодную тяжесть рукоятки кинжала, неожиданно легко проникнувшего в человеческую плоть, испуг, ужас, невыполнимое желание повернуть все назад. Жалость пришла гораздо позже и сразу безвозвратно ушла.

«Маня, ты была не права. Не родись красивой, а родись счастливой – мудро гласит пословица. А я счастлива и судьба на моей стороне. Не важно: случай или мои усилия помогли избавиться от Ольги, и теперь я ее наследница. Все, чем владела Ольга, теперь станет моим, даже ее муж Глеб. Природа обделила меня красотой? Ничего, красивые вещи и косметика скроют этот недостаток. А теперь прочь отсюда. Жаль, что беременность не дает возможности отметить мой триумф – подправить вином плохое настроение».

– Смотри, как Иван Степанович старается, – услышала она рядом разговор и прислушалась, – как будто самого дорогого человека хоронит. А ведь Ольга была женой его самого заклятого соперника, Глеба Леонидовича. Если бы тот в тюрьму не попал за убийство, то не долго бы «царствовал» Иван Степанович на своей должности. И не известно, убивал ли Глеб Леонидович ту женщину. Мирный он человек, и на убийцу не похож.

– На Чикатило тоже никто бы не подумал, что он убийца, – возразила другая женщина, но уточнила, – хотя на Глеба я подумала бы в последнюю очередь.

– Убивал, не убивал, – это не наша компентенция. Главное, что после того, как Глеб попал в тюрьму, отношения у Варавы и Ольги значительно улучшились, можно сказать, они максимально сблизились.

– Да что вы здесь такое говорите, у гроба покойницы! – вмешалась в разговор третья женщина. – Как вам не стыдно!

– Галя, неужели это ты? – услышала Галя, обернулась и с удивлением увидела бабу Марусю из села Ольшанка. Рядом с ней заметила еще нескольких односельчан. Галина сдержанно поздоровалась с ними.

– Галя, ты теперь совсем городская стала! – одобрительно сказала баба Маруся, оценив внешний вид девушки и пожаловалась. – Вот незадача! Как только узнали, что с Олечкой приключилось, мы собрались и приехали сюда. – Маруся вытерла платочком слезящие глаза – Решили забрать Олечку и похоронить на родине, в Ольшанке, рядом с Ульяной, а этот плешивый, – она указала пальцем на Иван Степановича, который как раз произносил прощальную речь, – не отдает. Говорит, что здесь ей место. А мне председатель автобус дал и подмогу, чтобы Олечку сопроводить домой. А плешивый не дает! Сжигать ее надумал!

Нельзя ее здесь хоронить, да и время уже позднее. – Маруся с досадой махнула рукой. – Пошли, Галочка, вместе попросим его. Авось сдастся плешивый черт!

Галя послушно поплелась за бабой Марусей. Иван Степанович после речи вновь обмахивался шапкой, словно веером.

– Что, соколик, притомился? Может одумался и отдашь тело Олечки, чтобы захоронить его на ее родине, в Ольшанке? – ласково спросила баба Маруся.

– Гражданка, не несите ересь! – маленький человек аж покраснел от возмущения. – Институт взял на себя организацию похорон гражданки Костюк, и доведет все до конца. А вы здесь не мельтешите. Приехали прощаться, – значит, прощайтесь! А меня больше дурацкими вопросами не отвлекайте! – и он отвернулся. Баба Маруся печально вздохнула. В это время рыжий поп начал отпевать покойную. Баба Маруся достала из кошелки несколько свечек, перетянутых шпагатом.

– Галя, возьми себе свечку. Никого из родных Олечки здесь нет, так хоть мы ее помянем. Жаль, певчих с собой не взяла! Пойду раздам свечи нашим односельчанам, для Олечки мы здесь самые близкие, – и она исчезла в толпе.

– Иван Степанович, возьмите свечу и прочитайте про себя «Отче наш»! – услышал Варава голос рядом с собой, и с удивлением уставился на худощавую темноволосую девушку, протягивающую ему горящую свечку. Что-то в ней было необычное, скорее всего большие черные пустые глаза, ничего не выражающие.

– Зачем это?

Девушка приблизила свое лицо к нему и прошептала.

– Вы ведь любили ее, и были любимы! Я это знаю, как и то, что той ночью в Ольшанке она была не одна, а вместе с вами. – Иван Степанович почувствовал леденящий ужас, сковавший холодом его тело. Он вспомнил ту страшную ночь, когда поддался просьбе Ольги и отвез ее в Ольшанку. Как она прибежала перепуганная, рассказав, что кого-то ранила в том селе, одного или двух человек. Как переживал, боялся встречи с милиций, огласки его отношений с Ольгой. А теперь эта девчушка заявляет, что знает об этом!

Иван Степанович послушно взял свечу и начал едва слышно читать молитву «Отче наш», хорошо знакомую ему по деревенскому детству. И отрешился от всего окружающего, словно этим мог помочь любимой женщине, лежащей в гробу на холодном каменном постаменте. Любил ли он ее? На этот вопрос он не мог ответить при ее жизни, но после того, как безвозвратно потерял, то понял – да, любил! Неприятности, которых он опасался после злополучной поездки в Ольшанку, были ничто, по сравнению с тем, что ее больше нет. Воспоминания об Ольге захлестнули его, у него возникло чувство того, что вместе с ее смертью он потерял самое важное в жизни.

Когда он пришел в себя, странной девушки рядом не было, так же, как и свечи, которую недавно держал в руках, ощущая, как горячий воск стекает по пальцам. Остались лишь следы воска и ощущение, знакомое ему по далекому детству, словно он украдкой выплакался.

– Не девушка, а наваждение! – прошептал Иван Степанович и непроизвольно перекрестился. Сегодняшний день был богат всевозможными задержками, срывами, из-за чего они так сильно и опоздали. В морге не могли найти тело Ольги, хотя санитар помнил, что подготовил его и уложил в гроб. Потом выяснилось, что его по ошибке погрузили на другой автобус, а разобрались, только когда собрались выставить гроб для прощания возле дома. Ее тело перепутали с телом пожилого мужчины. Иван Степанович представил себе лицо вдовы, когда подняли крышку гроба, и обнаружили вместо тела горячо любимого супруга молодую женщину. Неожиданно для себя, он громко, весело хихикнул, спохватился и покраснел.

Распорядительница скомандовала:

– А теперь родственники, друзья, знакомые могут в последний раз попрощаться с Ольгой Викторовной.

Галя дождалась своей очереди, подошла к гробу, склонила голову, в последний раз взглянула на Ольгу, и похолодела от ужаса. Покойница открыла глаза и насмешливо посмотрела на нее. Галю парализовало от ужаса, ее тело оледенело и она зажмурилась. Когда открыла глаза, то все было как обычно. Покойница лежала с плотно закрытыми веками, и лишь на лице немного поплыл грим. Окружающие люди вели себя, как обычно, послышалось сдержанное рыдание, – это Нюра, бывшая одноклассница Ольги, приехавшая вместе с бабой Марусей, не смогла себя сдержать.

«Неужели ЭТО никто не заметил?!» – Галя не могла прийти в себя от увиденного.

А Ивану Степановичу показалась, что покойница ободряюще улыбнулась ему, и он решил на ночь выпить снотворного, чтобы не приснились кошмары. Галя решила не сопровождать гроб до могилы, а поскорее возвратиться домой, чтобы ей еще что-нибудь не померещилось. На выходе из траурного зала ее задержала баба Маруся.

– Галюся, а свечку ты положила в гроб? – тревожно спросила старушка.

– Да. Как и положено, в ноги. Что-то случилось? – автоматически переспросила Галя, хотя на самом деле хотела как можно скорее оттуда уйти. Очень сильно болела голова, стало подташнивать.

– Я раздала семь свечей, а в ногах обнаружила только шесть. Ошибиться я не могла.

Нет седьмой свечи! – с тревогой в голосе пояснила баба Маруся. – На похоронах Ульяны также не досчитались свечи, и сколько смертей после этого последовало…

– Свою я положила, баба Маруся. Извините, но я себя плохо чувствую, похоже, заболела. До свидания. Буду в Ольшанке, обязательно забегу.

И Галя заспешила прочь, уже не слыша ничего, что ей говорила старушка. А та сетовала, что уже сгустились сумерки, и поп не будет присутствовать при захоронении Ольги, а, значит, не опечатает могилу. Она-то землицы наберет и отвезет отцу Никодиму для опечатывания, но не знает, когда будет возможность передать эту землицу обратно на могилу.

По дороге домой Галя не выдержала и заехала на квартиру, где до недавнего времени проживала Ольга, и куда должен был вернуться из заключения Глеб, и не один, а вместе с ней, Галей. Выходка была крайне безрассудная и опасная, так как она могла попасться на глаза соседям, и у тех возник бы закономерный вопрос – окуда у нее ключи? Но все сошло с рук.

Галя переходила из комнаты в комнату и рисовала в воображении, какую мебель поменяет, а что оставит. Квартира, в которую она еще совсем недавно тайно проникала ночью, дрожа от страха, в которой, казалось, даже стены источали враждебность, вдруг превратилась в заботливо убранную, уютную квартирку, манящую покоем. Галя чувствовала себя здесь полноправной хозяйкой. Не беда, что придется подождать еще месяц, а то и два, пока Глеб вернется из заключения, и официально приведет ее сюда.

В комнате, служившей Ольге магической лабораторией, Галя решила сделать спальню, а в той, которая была ранее спальней, оборудовать детскую. В спальне висело зеркало в массивной бронзовой оправе, завешеное черной материей. Галя сбросила материю на пол и посмотрела на себя.

– Не такая уж я и дурнушка! – решила Галя, окинув себя взглядом. В последнее время она стала много внимания уделять своей внешности, и это дало результаты. С растительностью на лице и прыщами было покончено.

«Одеться бы покрасивее, стрижечку модную, а не эти трудно причесываемые космы, макияж умело наложить, походочку выработать неспешную, как у моделей. Для всего этого нужны деньги, а их пока нет. Ничего, Глеб вернется, жизнь наладится, – умиротворенно подумала Галя. – Маня, Ольга – теперь это далекое прошлое, которое следует вычеркнуть из памяти». Галя всматривалась в зеркало, пытаясь силой воображения представить себя «прикинутой».

Ее отражение в зеркале зарябило, и вместо себя она увидела Ольгу, одетую в серый костюм, с тусклыми изумрудами открытых неживых глаз, в которых читалось: «Смерть!»

Не помня себя от ужаса, Галя выскочила из квартиры, в мгновенье ока промчалась по лестнице, и оказалась на улице, без сил, с бешено колотящимся сердцем. Она не могла вспомнить, захлопнула ли за собой дверь, но ни за что на свете не могла себя заставить вернуться к двери зловещей квартиры. Теперь она представлялась не уютным семейным гнездышком, а хитрой западней.

Пережитый ужас сотворил у нее в голове кавардак, ей хотелось немедленно бежать, неважно куда, лишь бы подальше.

«Ольга и с того света не даст мне покоя!» – пугала ее мысль, сводя на нет все предпринятые усилия, когда она должня была бы справлять триумф победительницы.

– Это лишь игра воображения. Я переутомилась и мне нужен покой. – шептала непослушными губами Галя, и сама не верила себе. Чтобы успокоиться, Галя решила зайти в ближайшее кафе .