Текст книги "Я буду любить тебя вечно"

Автор книги: Сергей Пономаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

31.

«Люди начинают безудержно любоваться природой, когда свободны и счастливы, и еще, когда наоборот», – записала Галя в дневник, но тут в комнату вошел Глеб, и она быстро захлопнула тетрадку. Это ее движение не прошло мимо его внимания.

– У тебя от меня есть тайны? – иронично спросил он и кивнул на тетрадку.

– Похоже, что мы живем каждый своей жизнью, неудивительно, что у нас есть, что скрывать друг от друга. Не правда ли? – с такой же иронией ответила она.

– Тебе виднее, – неопределенно ответил он. – Интересно, а чего тебе хочется, точнее, к чему ты стремишься?

– А тебе непонятно? – ирония ее не покидала. – Хочу твоей любви, к ней и стремлюсь. Можно надеяться? – Он задал ей глупый вопрос, возможно из-за этого ее что-то изнутри подстрекало быть ядовитой.

– Надо быть поосторожнее с желаниями, – Глеб посмотрел на нее долгим выразительным взглядом. Прозрачно синим. Пронизывающим холодом рассудка. – Желания имеют свойства исполняться, но, к счастью, не всегда.

– Ты до сих пор любишь Ольгу? Но она мертва! ЕЕ нет на белом свете, и ею угощаются черви! – Галя брызгала словами. – Ее нет, а я есть! Живая, и твоя жена! А если ты так ее любишь, то почему даже не удосужился за все это время побывать у нее на могиле?

– Давай не будем копаться в Развалинах Моей Души, – размашисто-обреченно отрезал он. – Все, что можно сказать, – уже было сказано раньше. Все ошибки, которые можно было совершить, – уже совершены. Жаль, что ничего нельзя исправить, ничего нельзя изменить. Галя раздраженно выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

Ночью Галя, просмотрев записи по приворотам и внушению любви, задумалась: «Да, я уже достигла того уровня мастерства в магии, чтобы внушить Глебу любовь к себе. Я могу начать подготовку к магическому обряду хоть сегодня. Но будет ли это любовь? Заставить, привязать его к себе смогу, получив в итоге эрзац вместо чувств». Решительно открыла дневник и записала:

«Я думала при помощи магии заставить Глеба полюбить меня, но нужно ли мне это? Лишние привязанности, пускай даже только с его стороны, – это лишние проблемы, но уже Мои. Он не достоин меня! Если он захочет расстаться, то я не буду его удерживать!»

32.

Глеб и Галя медленно поднимались вверх по Андреевскому спуску. Это был один из их редких совместных выходов в город, «в люди». Дни у нее были загружены до предела: учеба-работа, в редкие перерывы – библиотека. А Глеб по-прежнему был более свободен, – клиентов у него было маловато, хотя оптимизма прибавилось. Отношения между ними были ровные, но только из-за того, что каждый старался избегать конфликтов, накапливая их в себе до удобного случая. Хотя они жили вместе уже почти полгода, их нельзя было назвать близкими людьми. Каждый жил собственной жизнью, не спеша туда приглашать другого. Но в это последнее воскресенье мая, когда проснувшееся солнце заставило сильнее бежать кровь по жилам, заточать себя в четырех стенах квартиры было равносильно преступлению, и никакие объяснения, такие, как подготовка к экзаменам, не могли служить достаточным для этого основанием, Галя, несмотря на слабое сопротивление Глеба, вытащила его на прогулку. Они, как никогда были единодушны, направившись на Андреевский узвоз, ежегодное празднование дня города.

В этот день, кажется, что все население города устремляется сюда, чтобы пройтись по брусчатой (смерть каблукам!), извилистой улочке, соединяющей Подол и Верхний Город, прицениться к творениям доморощенных, и не только, мастеров: картинам, лепке, другим художественным творениям. Или просто потолкаться в толпе, послушать доморощенных бардов, посмотреть шествие средневековых ряженых, «поболеть» на рыцарском турнире.

Самое главное, в таком времяпрепровождении человек подчиняется праздничному настроению, отодвигая терзающие проблемы на задний план. Чтобы не потеряться в толпе, они крепко держались за руки, и слабая девичья рука вызвала у Глеба ощущение своей силы, значимости, покровительства, как у человека не только старшего по возрасту, но и много повидавшего на своем веку.

– Вот мы сейчас идем по историческому месту, а что ты про него знаешь? – хитро прищурился Глеб, рассматривая спутницу. «Впрочем, она стала ничего, совсем не похожа на ту угловатую, в прыщах, девчонку, которую он знал по случайным встречам в Ольшанке. Работает над собой, с ней уже не стыдно пройтись, и встретить знакомых, – подумал он.

– Андреевская церковь – раз, Булгаков – два, замок Ричарда – три, художественные мастерские – четыре, – начала перечислять по пальцам Галя.

– Молодец, все правильно, но мы немного глубже и дальше. – Глеб покровительственно улыбнулся. – Видишь, там, на противоположной стороне, расположен «Музей одной улицы», где много расскажут об этой уникальном месте, связавшем с незапамятных времен Нижний и Верхний город. Вот только об одном периоде в истории этой улицы умолчат. Когда в ХIХ столетии началось строительство Печерской крепости, то с Крестов* сюда перевели официальные лупанарии, попросту говоря, публичные дома. Вскоре практически возле каждого дома горел красный фонарь, информируя о том, что здесь торгуют продажной любовью. А самый роскошный бордель планировалось воздвигнуть у подножия Андреевской церкви. Все, как положено: сверху – обитель Бога, снизу – утехи Сатаны.

____________________________

* Кресты – местность между отрогами Кловского оврага и Московской улицей (ныне улицы Гайцана и Царика). С начала Х1Х в. известна как самое крупное поселение «непотребных девок» (проституток). Просуществовало почти до сороковых годов ХIХ века.

В те времена здесь разгорались целые баталии между двумя враждующими группировками: офицерами, юнкерами, прозванными «милитерами» и гражданскими лицами, студентами, чиновниками, объединенных названием «штафирки». Следует отметить, что среди «штафирок» доминирующую роль играли студенты. Обе группировки претендовали на безраздельное господство в публичных домах Андреевского спуска. Никто не хотел уступать ни одного притона без боя. Схватки продолжались чуть ли не под каждым красным фонарем.

После многолетней борьбы студенты все-таки одержали победу. Если случалось, что какогонибудь зарвавшегося юнца выбрасывали из публичного дома или трактира сомнительной репутации, он тут же мчался к вождям своей корпорации с заявлением об «оскорблении чести студента». Приговор над провинившимся злачным местом был скорый – студенты, вооружаясь чем попало, громили его, бывало даже поджигали.

Это безобразие продолжалось до тех пор, пока один очень высокопоставленный чиновник не скончался прямо в объятиях жрицы любви, и тогда разразился громкий скандал. По повелению тогдашнего генерал-губернатора были закрыты все гнезда разврата в центре города, и перенесены на окраины. Тогда случился курьез – жители Ямской улицы заявили чиновникам губернского правления о готовности отдать свои усадьбы изгоняемым из центра публичным домам, рассчитывая разжиться на высокой арендной плате. Вскоре Ямская преобразилась до неузнаваемости, похорошела, приукрасилась, приобрела нарядный вид, будто здесь действительно царил вечный праздник. И так продолжалось до первой русской революции, которая вместе с либеральными законами вновь дала возможность публичным домам появится в центре. С тех пор судьба Ямы была предрешена – она не выдержала конкуренции.

– Несмотря на рассказанные тобой страсти, эта улица по-прежнему сохранилась как частичка старинного Киева, но не того, о котором ты только что рассказал. Попадая сюда, словно переносишься в прошлое, чувствуешь какое-то успокоение, желание никуда не спешить из этих мест, – тихо заметила Галя, энергично массируя виски. Рассказ Глеба вызвал воспоминания о глупой попытке окунуться в прошлую жизнь, вместе с ними пришла головная боль. Но познания Глеба в истории города ее несколько поразили, раньше она за ним такого не замечала, и поэтому добавила с иронией: – Я не знала, что ты такой знаток истории публичных домов.

– Не только того, что касается домов терпимости, – Глеб пропустил выпад мимо ушей, горя желанием блеснуть эрудицией. – А всего, что касается этой исторической местности. Андреевский спуск некоторые историки олицетворяют с легендарным Боричевым спуском. Он с давних времен связывал Верхний и Нижний город, по нему шли свататься к княгине Ольге древлянские послы, по нему отправился в свой последний путь с языческого капища деревянный бог Перун. Если мы пройдем немного дальше, то с левой стороны увидим чугунную лестницу, ведущую на склон Замковой горы, это тоже Лысая гора, одна из борющихся за звание истинного пристанища ведьм.

– Да, я знаю, – кивнула Галя. Головная боль внезапно прошла, как и появилась. – По крайней мере, слышала.

– Не хочешь подняться наверх? – предложил он.

– Если честно, то уже поднималась – в прошлом году, с девчонками. Там наверху стоит металлический крест, обвитый цветными лентами. Знаю, что ступеньки этой лестницы -сущие ловушки для тонких каблуков, – рассмеялась Галя, и, заметив промелькнувшую на лице Глеба тень неудовольствия, сразу согласилась: – Впрочем, сейчас можно подняться – я в подходящей обуви.

Крутая чугунная лестница потребовала изрядных усилий при подъеме, особенно там, где отсутствовали ступеньки, видимо выломанные собирателями металла.

– Крест установлен в память о погибших под Прутами студентов, но похоронены они были в другом месте. – сообщил Глеб, слегка задыхаясь после подъема по крутым ступенькам. – Кстати, впервые празднования первого мая проводились именно здесь. Только тогда праздновали не день трудящихся, а первый светский праздник старого Киева, учрежденный Киево-Могилянской академией в ХVII cтолетии, как своеобразный день студента. Так продолжалось, пока здесь не заложили городское кладбище, в дальнейшее известное, как кладбище Фроловского монастыря. А что касается первого мая, то в следующем столетии в этот день стали проводить общегородские народные гуляния, и переместились они на Шулявку.

Там все было как положено – гуляли целые сутки, люди напивались до мертвецкого состояния, происходили ритуальные кулачные бои. В ХIХ столетии это был уже праздник благотворительности, все происходило чинно-благородно, и только в конце столетия он превратился в праздник трудящихся. Кстати, первые тайные праздники-сходки пролетарского первомая проходили на Черторое, еще одной киевской Лысой горе, имеющей дурную славу, – так, разговаривая, они достигли вершины горы. Здесь тоже было немало людей, прогуливающихся и любующихся сверху на открывшуюся панораму соседних киевских холмов, а внизу, по улице, плыл сплошной поток разноцветной людской реки. По предложению Глеба они повернули направо. Дорога пошла круто вниз, заставив их крепко держаться друг за друга, а потом карабкаться наверх по довольно крутому склону. Там закончилась открытая местность, и начался заросший участок леса.

– Идем, покажу старое монастырское кладбище, – предложил Глеб, и увлек в ее повесеннему редкую чащу леса. Особого желания у Гали не было, но она молча покорилась. От кладбища мало что осталось: валялись редкие надгробные плиты, сиротливо скучал разоренный пустой склеп в окружении нескольких ржавых оград, посредине которых стояли покосившиеся металлические кресты.

Глеб отошел в сторону и подозвал ее.

– Подойди сюда – посмотри на чудо природы, – и продекламировал напыщенным тоном: – Нужна ли кладбищенская ограда? Те кто по ту ее сторону, выйти не могут: а те, кто по эту, вовсе туда не хотят.

Галя подошла и увидела, что непонятным образом выросшее дерево включило в себя часть металлической секции.

– Этого не может быть. Не может железо оказаться внутри дерева, – растерянно сказала она. – Растущее дерево должно было сдвинуть железную оградку в сторону, но не включить в себя.

Стала внимательно осматривать эту диковинку. Но, чем больше она смотрела на ржавую дряхлую ограду, тем больше убеждалась в правоте слов Глеба. Ее внимание с курьеза природы переключилось на личность почившего под этим могильным холмиком. Без особого труда она прочитала надпись на кресте: «Варвара Першикова, род. 1880 -ум. 1946 г.» И тут у нее вдруг неожиданно закружилось перед глазами, стали стучать молоточки в висках.

Какие-то обрывки воспоминаний, незнакомые чужие лица, брызжущие слюной, с вонючим дыханием, запах лошадиного пота, сладковатый запах лампад и ладана.

– Что с тобой? Тебе плохо? – забеспокоился Глеб, увидев, как Галя прикрыла глаза и страшно побледнела. Он крепко взял ее под руку, боясь, что она в следующее мгновение упадет в обморок.

– Нет… или да… Боюсь, что я догадываюсь, кто покоится под этим крестом, – произнесла Галя слегка дрожащим голосом и открыла глаза.

– Кто же? – удивленно спросил Глеб.

– Я очень устала и хочу домой, – попросилась она, а сама подумала, – Неужели?! Неужели прошлое находится так близко от нас?

33.

Лариса подошла к парадному по указанному адресу, но остановилась в нерешительности. Прошло чуть больше полугода после событий на Лысой горе, но за этот период она постаралась многое изменить в своей жизни. К изумлению подруг она постепенно «завязала» с проституцией, прошла три ступени тренинга, параллельно окончила курсы по изучению компьютера. Ушли в прошлое ее прозвища Соня и Червончик .

Долгое время она не могла найти работу, потом удалось месяц подменять девушку на компьютерном наборе в солидной организации, ее трудолюбие было отмечено, и ее записали в резерв, на случай, если появится вакантное место. Она сочинила для себя новую биографию, и отсутствие трудового стажа объясняла замужеством за крайне ревнивым грузином, изолировавшим ее в четырех стенах своего дома. Затем его трагическая гибель в автокатастрофе, и не неприятие ее родственниками мужа, буквально изгнавшие ее из дома, где она прожила долгие годы… Легенду она периодически дополняла все более новыми «подробностями» из прошлой жизни и уже сама в нее верила.

Вечерами много читала, достала кассету со старым фильмом «Моя прекрасная леди» и за это время просмотрела ее добрый десяток раз. Стала следить за своей речью, манерами.

Попав пару раз в глупое положение, взяла за правило – лучше лишний раз промолчать, чем сморозить глупость. Все было бы ничего, вот только ее сбережения подошли к концу, а постоянной работы все не было. Другая проблема не дававшая ей покоя, – это ощущение раздвоения личности. Ее стала мучить навязчивая идея, что ее новая биография является правдой, настолько она вжилась в образ. Несколько раз приходила в себя в автобусе, на котором собиралась ехать, чтобы навестить могилу мужа (по ее версии он был иногородний). Или начинала рыскать по записным книжкам, разыскивая адреса родственников покойного мужа, чтобы поздравить с каким-то праздником, и лишь после долгих поисков приходила в себя, осознав, что они – плод ее воображения. В последнее время подобные случаи стали с ней происходить все чаще.

Это начало ее сильно пугать, поэтому сейчас она по объявлению в газете шла на прием к психотерапевту, чтобы с ним проконсультироваться. Она какое-то время постояла в нерешительности возле парадного дома, указанного в объявлении, но, все-таки решившись, поднялась на третий этаж и позвонила в дверь.

Ей открыла бледная девушка с громадной копной черных волос и алыми губами. Но самым поразительным были глаза, подведенные жирной черной краской, и сами черные, как беспросветная ночь, точнее выражение глаз – они ничего не выражали, как тушь, разлитая на бумаге. Девушка, не задавая вопросов, молча кивнула, приглашая войти. Лариса следовала за ней, и ей стало казаться, что она эту девушку уже где-то видела. Девушка устроилась в кресле, Лариса – напротив, на стуле.

– Ты хотела знать, как меня зовут? Галя. Видишь, мы опять встретились, я оказалась права, – с усмешкой сказала девушка. – Какие у тебя проблемы?

Тут Лариса ее вспомнила – кафе, назревающая ссора, туалет. Внешне девушка изменилась в лучшую сторону.

– Я шла по объявлению к психоаналитику, Глебу Леонидовичу. Надеюсь, это не ты? – не удержалась и съязвила Лариса.

– Нет, не я. Это мой муж, – ровно ответила Галя, – Его сейчас нет дома, и будет нескоро. Сегодня он занимается перезахоронением тела своей жены, везет его из города в село.

Выдумал, что это последняя воля покойной, – улыбнулась холодной улыбкой. – Думаю, что я могу тебе больше помочь, чем он. Для начала, как тебя зовут?

– Лариса. Я бывшая проститутка по прозвищу Соня Червончик. Продолжим разговор?! – с вызовом произнесла Лариса, без спроса вытянула из сумочки сигареты и закурила.

Ей захотелось чем-нибудь задеть эту «ледышку», внешне неподвластную эмоциям.

– Разговор предполагает быть интересным, – все так же ровно ответила Галя. – Ты пока этого не знаешь, но наши судьбы повязаны, и, помогая тебе сейчас, возможно, я помогу себе в недалеком будущем. Наш образ жизни, профессия, и даже имена, – это не более, чем одежда, которую мы надеваем при необходимости. К ней привыкаешь, она удобна, порой стараешься не замечать, что вырос из нее, или она в некоторых местах протерлась. Просто мы по натуре архаичны, да и не любим делать то, что требует значительных усилий. Проще не смотреть в зеркало.

– Это можно понять так, что ты собираешься меня лечить?! – с вызовом спросила Лариса. – Я шла сюда на консультацию к дипломированному специалисту, а не к сопливой девчонке, и я не больна.

– Консультации дает мой муж. А я тебя беру в подруги.

– Подругам много платят? – с усмешкой спросила Лариса. – За все, что берешь, надо платить.

– Не волнуйся, нам обоим хватит, – холодно ответила Галя, внимательно наблюдая за сидящей напротив девушкой, и размышляя: «Сама судьба послала ее мне. Пора реализовывать тот багаж знаний магии, который накопила за это время. Пусть он небольшой, главное, что у меня уже получается. Сейчас требуются помощники, единомышленники, так как в одиночку задуманное невозможно совершить. Не век же работать уборщицей в парикмахерской!

Она подходящая кандидатура – изгой общества, а честолюбия – полный вагон.

Жизнь в большей мере подлежит закономерностям, чем случайностям. Впрочем, случайность, – это есть нарушение закономерности. Ее приход и встреча со мной – это закономерность. А если она уйдет, и, все же, исчезнет из моей жизни – это будет случайностью.

Она напряжена, надо снять это напряжение и задержать ее здесь», – Галя постаралась улыбнуться помягче и предложила:

– Тебе стоит дождаться прихода моего мужа и ты останешься довольна – он классный специалист. Пока суть да дело, развлечемся женскими разговорами и выпьем вина, – она достала из бара, вмонтированного в стенку, начатую бутылку «Кагора». – Не возражаешь?

Лариса согласно кивнула:

– А почему бы и нет, раз уже я здесь?

За разговорами она постепенно «оттаяла», инициатива в разговоре принадлежала сугубо ей, Галя лишь время от времени направляла тему в нужное ей русло. Лариса, построившая в воображении иллюзорный мир, историями из которого пичкала любопытствующих окружающих, и даже сама верила им, этой девчушке с черными глазами рассказывала только правду. Она даже не предполагала, что эта черноволосая девушка не только ее слушает, но постепенно овладевает ее волей при помощи так называемой цыганской (мгновенной) магии.

Секрет ее состоит в том, что надо самому настроиться в унисон дыханию и словам говорящего, что вызывает доверие на уровне подсознания. Затем, уже используя секреты физиогномики, найти подходящую тему, заговорить, то есть напустить туману, и склонить к необходимому действию. Подвергнувшиеся такому магическому внушению люди рассказывали, что на них как будто нашло наваждение, минутное помрачнение сознания, под воздействием которого снимали с себя серьги, кольца, отдавали деньги. Единственный выход для лиц повышенной гипнабельности – просто не вступать в разговоры. Эти упражнения не один час Галя отрабатывала в парикмахерской с клиентами, которые об этом и не догадывались. Сейчас Ларисе была исключительно хорошо: ее слушают, ее понимают, ей хотят помочь. Постепенно ее речь становилась более несвязной, алогичной. Тут она опять вспомнила фильм, где полицейскому рассказывают, что во всех прошлых жизнях он был полицейским и стоял на одном и том же посту.

– А я этого не хочу, – и Лариса неожиданно всплакнула. – Я хочу стать артисткой.

– Ты будешь артисткой! – уверенно пообещала Галя и подумала: «Артисткой в моем собственном театре, который с этого момента я создам», – и громко скомандовала: – Закрой глаза! – Соня послушно выполнила команду. – Твои веки слипаются, ты чувствуешь тяжесть в теле, которое словно наливается свинцом.

***

– Варенька! На выход! Твой муж пришел! – властный голос экономки прорвался сквозь закрытую дверь и оторвал от грез. Не так давно ушел завсегдатай, толстый лавочник Никодим Полуектович, вытирая вспотевшую лысину. За сегодня это уже третий, а вечер только начинается. Поэтому она воспользовалась временной передышкой и прилегла на кровать. Только прикрыла глаза, как глупые мечты оторвали от действительности и унесли отсюда далеко-далеко. Тем больнее было вновь очутится здесь, среди опостылевшей и давно знакомой обстановки плюшевой комнатушки.

«Сколько времени меня не было: пять минут, десять, полчаса? Экономка уже предупреждала, что если не буду торопиться возвращаться в залу, она доложит об этом хозяйке для наложения штрафа».

– Минуточку, Маргарита Мефодиевна! Только припудрю носик! Уже спешу!

Поспешно встаю, привожу себя в порядок и гляжусь в зеркало. Под глазами темные круги, возраст дает себя знать, все-таки уже тридцать два годка промелькнуло. А ведь кажется совсем недавно было шестнадцать лет, и безумная любовь к Ваське-коммивояжеру, в итоге закончившаяся желтым билетом* и первым публичным домом в Яме**. По сравнению с нравами, царившими в Яме, здешняя жизнь и обхождение значительно лучше, хотя все равно грязь. Сколько времени удастся продержаться, и так здесь самая старая? Годков трое-пятеро, а потом? Если не удастся приткнуться где-нибудь экономкой, то стремительное скатывание вниз, до «фиалочных заведений»***, а там больше возможности заболеть дурной болезнью, от которой пока Бог миловал.

____________________________

* Желтый билет – документ, заменяющий паспорт, дающий право на проживание проститутки. Выдавался в полиции взамен отобранных документов. Изъявившие желание оставить свое занятие, сдавали желтый билет и обратно получали свои документы или вид на жительство.

** Яма – жаргонное название Ямской улицы, где с конца ХIХ ст. до начала ХХ ст. были сконцентрированы публичные дома.

*** Фиалочные заведения, или минерашки – небольшие нелегальные публичные дома, действующие под видом балаганов, торгующих квасом, мелких лавочек и магазинов. Обслуживали самую непритязательную публику.

Я повернулась к углу, где собран мой личный иконостас, и неистово перекрестилась.

Скорбные глаза «Варвары-Великомученицы», моей покровительницы, обещали поддержку.

В общем зале за мраморным столиком расположился Андрей Андреевич, как обычно, вдребезги пьяный, с недавних пор постоянный завсегдатай нашего заведения и мой «муж».

Красивый молодой человек, но, видно в его в жизни недавно произошла трагедия, наложившая на его душу тяжкий камень, который он пытался утопить водкой и продажной любовью.

Его выбор остановился на мне, как я поняла впоследствии, лишь по причине того, что я была вынуждена из-за некоторых обстоятельств коротко остричь волосы. Обычно он ангажировал меня на целую ночь. Ему в большей степени нужно было не мое тело, а тот некий образ, который он себе внушил, и с моей помощью материализовывал. Бывало, он сползал с кровати, становился на колени, качался из стороны в сторону, так и не произнеся ни слова. Иногда он называл меня чужим, чудным именем, и от него несло смертью. Но, что бы там ни было, его постоянство в отношении меня внушало надежду, что, возможно, возьмет на содержание.

Я вежливо поздоровалась с ним и присела на краешек стула. Те сотни, тысячи людей, которые за все это время прошли через меня, научили без слов понимать, чего они хотят.

Кому нравилось развязное поведение, когда садишься на колени, шепчешь на ушко всякие пошлости, тесно прижимаешься, стараясь передать жар своего ложного желания. А для этого молодого человека я должна быть самой скромностью. Я на мгновение опустила веки, затем искоса бросила на него жаждущий взгляд, и снова их скромно опустила. Как всегда, это сработало. Он заказал шоколад и ликер для меня, для себя, на правах постоянного завсегдатая, взял коньяк. Вскоре мы поднялись в мою комнату. Я старалась, как могла, и мне удалось его «завести» до той грани, когда человеком командует только удовлетворение желания, вытеснив все прочие мысли.

В конце искренне сказала ему:

– Ах, как сейчас хорошо было, лучше уже невозможно. Такого со мной никогда не было, – здесь я немного преувеличила.

– Наверное, это ты всем говоришь, – чуть помедлив, грустно ответил лежащий рядом заметно протрезвевший мужчина.

– За все время, которое мы провели вместе, я хоть раз такое говорила? – бросилась я в атаку.

– Такого нет, похожее – да, – возразил он.

– Поверьте, это я сказала от души, а не как клиенту, – и не выдержала, сорвалась. – А впрочем, что вам до моей души… Ведь обнимая меня, вы обнимали не меня, а только тело и свое воображение.

– Возможно, ты говоришь искренне, – задумчиво произнес он, но я разозлилась и стала молча одеваться. Он, видно, почувствовав мое состояние, попытался разговорить меня, но я отвечала односложно, словно пытаясь сбросить с себя какую-то обузу.

– Тебе здесь не нравится? – задал он самый глупый вопрос в мире.

– А здесь может нравиться? – разозлилась я по-серьезному. – Там, внизу, дожидаются меня жирные, тощие, старые, юнцы, отцы семейств и люди со странностями, всякими отклонениями, и всех их надо удовлетворить, чтобы они и в следующий раз зашли попользоваться моим телом.

– Так почему ты отсюда не уходишь? – недоуменно спросил он.

– Не ухожу, потому что некуда! Куда я пойду? Где я смогу устроиться с таким прошлым и настоящим?

– Ты нуждаешься в помощи? – судя по его голосу, он, похоже, даже обрадовался.

– Да, мне требуется помощь, да разве только Всевышнего, – я простерла руки вверх.

– Господи, забери меня отсюда к себе на небо, вырви из этой грязи, больше сил нет терпеть!

Все невмоготу. Господи! Я тебя прошу-ууу!

– Я тебе помогу, – сказал он. – Заберу отсюда.

– Возьмете на содержание? – обрадовано спросила я. – Не обманете?! Помнится, вы мне уже обещали это три недели тому назад.

– Завтра возьму на содержание, как тебе обещал, – подтвердил он. – Слово офицера.

Потом видно будет. Сколько тебе лет?

– Двадцать пять, – солгала я.

– Я думал, ты старше. Впрочем, это неважно, – сказал он и пошел к выходу.

Когда мы начали спускаться по лестнице, в зале наметилась заварушка, которую быстро прекратила сама мадам Лятушинская. Андрей Андреевич заказал мне цветы, вызвав этим скрытый смех и зубоскальство девушек, находившихся в зале.

Андрей Андреевич выпил еще коньяку, погрустнел, стал на удивление рано собираться и прощаться.

– А когда вы скажете мадам? – спросила я.

– Что именно должен сказать? – поинтересовался он вопросом на вопрос.

– То, что берете меня на содержание, – напомнила ему.

– Ах, это. Завтра. Обязательно завтра. Прощай, хотя, может я еще ночью и вернусь, – и он скрылся за дверьми.

А у меня вместо радостного ожидания завтра сердце стиснулось в тревоге, ощущая, что скоро должно произойти неприятное, страшное в своей неисправимости. Я взяла цветы, утопила в них лицо, намереваясь отнести их в свою комнату. Розы пахли свежестью и тонкий аромат, пробивался через табачную атмосферу залы. В зале заметила Настеньку и подошла к ней. Она здесь моя единственная подруга, и между нами нет никаких тайн. Она значительно моложе меня, светловолоса, с тяжелой длинной косой, довольно привлекательна, но порой не может сдержать свой язычок, за что ей постоянно попадает.

– Меня берут на содержание, – делюсь с ней новостью. Она бросается мне на шею и нежно целует.

– Варенька! Я так рада. Ты давно заслужила это. Это тот молодой господин, который только что вышел отсюда? – я с довольным видом киваю. – Очень красивый господин, – говорит она и добавляет: – Только ушел отсюда с очень расстроенным видом. Что у него приключилось? Мне не хочется на эту тему говорить, на мое счастье к нам подходит хозяйка.

Чудесные, светящиеся любопытством, голубенькие глаза Настеньки гаснут, и она присаживается к ближайшему столику. В последнее время она стала очень бояться хозяйки, опасаясь вызвать у той даже малейшее недовольство.

– Завтра к вам подойдет Андрей Андреевич. Они хотят взять меня на содержание, – не удержалась я.

– Между тем, что хотят сделать и делают, существует пропасть, – философски произнесла мадам. Несмотря на свою грозную внешность, она была неплохой женщиной, более терпимой, чем та мадам, у которой я проработала долгие годы в Яме. – Тебя добивался Иван, из студентов. Чуть скандал не учинил, – сообщила она. – Я его нагнала, и теперь тебя ожидает новый клиент, тоже, видно, из студентов. Сегодня ты нарасхват. Подойди к тому столику.

– Я занесу цветы, – попросилась я.

– Успеешь попасть в свою комнату, – усмехнулась мадам. – Клиент ждет – не дождется составить тебе компанию.

Я, с цветами в руках, подошла к указанному столику. За столом, несмотря на множество тарелок, сидели двое. Один отдыхал мордой в тарелке с холодцом. Второй, молодой симпатичный парень с очень холодными серыми глазами, внимательно наблюдал за мной.

– Меня зовут Михаил, – сообщил он.

– Меня Варя. Можете угостить шоколадом и лафитом.

– Это потом. Я слишком застоялся в ожидании, – усмехнулся он. – Пойдем в твою комнату.

Я повернулась и стала молча подниматься по лестнице. Этот молодой мужчина меня чем-то пугал, что-то нехорошее скрывалось за его приятной внешностью.

***

Лариса открыла глаза, в комнате царил полумрак. Напротив нее сидела черноволосая девушка.

– Ты что, в вино подсыпала снотворное? – еле слышно прошептала Лариса.

– Просыпайся, – улыбнулась Галя. – Пора возвращаться в настоящее. Какое сегодня число, месяц, год?

– 10 июня 2000 года.

– Правильно. Как меня зовут?

– Настя. – Сказала Соня и сразу поняла, что сморозила глупость.

– Неправильный ответ. Попробуем еще.

– Галя.

– Правильный ответ. Как самочувствие?

– В порядке. Только голова немного побаливает.

– Как погружение? Как тебе твоя прошла жизнь?

– Да, – помедлив, Лариса добавила: – Впрочем, я там ничего хорошего не увидела.

Снова оказалась проституткой и просилась на содержание. Один офицер пообещал, но не знаю, выполнил это, или нет. Скорее всего обманул – подлец!