Текст книги "Мир приключений. 1973 г. выпуск 2"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Дмитрий Биленкин,Анатолий Безуглов,Сергей Жемайтис,Николай Коротеев,Владимир Шитик,Альберт Валентинов,Кирилл Домбровский,И. Скорин,Виктор Болдырев,Исай Кузнецов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 60 страниц)

– Вы смеетесь?

Тараканов дотронулся до руки Артура: – Я прошу извинить меня, господин Артур. Артур перевел взгляд с медвежьей челюсти на лицо Тараканова.

– Хорошо, – после некоторого раздумья произнес Артур. – Предлагаю для переправки груза воспользоваться дипломатическими каналами. Такая возможность у меня есть.

– А меня вы переправите тоже… дипломатической почтой? – усмехнулся Тараканов.

– Вы получаете деньги… валюту.

– Здесь, в России, мне ваша валюта не нужна. Я сам доставлю коллекцию.

– Стоит ли подвергать риску… такой ценный груз… и себя?..

– Что делать… Зато я буду уверен, что меня не обманут.

– О! – вспомнил Артур насмешливо. – Вас обманут? Вас?! – И уже серьезно спросил: – Какое, вы полагаете, время достаточно для доставки груза?

– Недели полторы—две, – сказал Тараканов.

– Согласен. Наши люди будут ожидать вас с двадцатого числа в известном вам месте.

– Хорошо.

Они разошлись, не прощаясь. Тараканов вышел из музея, а Артур еще некоторое время задумчиво бродил среди чучел и скелетов давно вымерших животных.

*

На кладбище, возле склепа Тихвинских, стояли Витоль, Макар и еще двое сотрудников Петроугрозыска.

– Ты уверен, что кладбищенский сторож именно тот самый плотник Митрич? – спросил Витоль Макара.

– Он, товарищ Витоль. По всем описаниям – он, – сказал Макар удрученно.

– Ты говорил, что его убили лагутинцы.

– Так мне сказали в деревне. Наверно, он сам пустил этот слух.

– Почему ты дал ему уйти? – резко спросил Витоль. – Почему ты не задержал его?

– Растерялся, товарищ Витоль. Ну каких-нибудь две минуты упустил… В голову не пришло, что он может сбежать…

Витоль бросил давно погасшую папиросу и сунул в рог свежую.

– Опыта не хватает, Карл Генрихович, – виновато заметил Макар.

– Н-да, не хватает. Только не опыта, а сообразительности. Сдашь дела Когану и Булатову.

– Нет, Карл Генрихович, – возмутился Макар, – я этого дела ни Когану, ни Булатову не отдам. Я на прошлой неделе в Народном доме выступление товарища Луначарского слушал и хорошо понял, что пролетариату без общечеловеческой культуры, – Макар провел по шее ребром ладони, – во! И коллекцию эту мы обязаны найти.

– Хорошо, что ты это понял, – сказал Витоль. – Но дело это я у тебя все-таки забираю. Завтра с утра займешься ограблением на Кирочной. А вы, – обратился он к стоявшим рядом сотрудникам, – явитесь ко мне через час.

И он быстрыми шагами направился к воротам кладбища. Булатов, худощавый брюнет с аскетическим лицом, сочувственно похлопал Макара по плечу:

– Не раскисай, Макар. Революции, в конце концов, безразлично, кто именно спасет ее достояние. Важно, чтобы оно было спасено!

– Понимаю, – сказал Макар. – Но я хочу сам… Сам! Сам хочу докопаться!

– В другой раз, – бесстрастно сказал Булатов.

С высокой ограды детдома, как горох, сыпались мальчишки. Они перебирались через ограду, выскакивали из окон и бежали, подхватив свои тощие мешочки, сбивая с ног прохожих, бежали к набережной и дальше, через мост на другую сторону Невы.

Макар возвращался с кладбища и проходил мимо ограды детского дома, когда на него откуда-то сверху свалился мальчишка. Мальчишка поднялся, Макар узнал Булочку и схватил его за плечо.

– Куда ты?

– В Крым.

– Зачем?

– Там тепло, там яблоки… Пусти.

Макар не отпускал его.

С ограды свалился Верзила.

– Отпустите огольца! – Он ударил ребром ладони по руке Макара, и Макар выпустил Булочку.

Оба мальчика бросились вдогонку за бежавшими вдоль улицы детдомовцами. Макар растерянно поглядел им вслед.

Из ворот выбежала воспитательница.

– Дети, дети, вернитесь! – кричала она, пытаясь схватить то одного, то другого, но ребята вырывались из ее рук и убегали. – Помогите мне! – крикнула она Макару. – Задержите их!

– Как их удержишь, – мрачно сказал Макар, – вон их сколько.

Мимо пробежал Кешка.

– Кешка, и ты… Куда ты? – крикнула ему Анна Дмитриевна.

– В Крым! – крикнул на ходу Кешка. – Там тепло, там яблоки…

Макар и Анна Дмитриевна стояли у чугунных перил набережной Фонтанки. Наступила ночь, белая петроградская ночь, и они задумчиво смотрели па отсвечивающую металлическим блеском воду, на небольшой буксир, тащивший старенькую баржу.

– Не гожусь я для этой работы, – сказала Анюта и тихо заплакала. – Я с ними была так добра, я так их любила! А они убежали… В Крым…

– Там тепло, там яблоки, – ласково улыбнулся Макар. – Не огорчайтесь, Анюта…

– Вам что… А меня с работы снимут. Я не хочу… я люблю эту работу, – всхлипнула снова Анюта.

– Меня уже сняли, – невесело усмехнулся Макар.

– Вас? За что?

– Мне один человек сказал… если ищешь, случай сам тебе в руки идет. Вот он и шел… случай этот… а я прошляпил…

На барже, шедшей мимо них, в каюте у Маркиза, за столом, на котором стояла клетка с попугаем. Тараканов и Маркиз рассматривали географическую карту. В каюте было тесно от ящиков, поставленных друг на друга. Это были такие же ящики, как и те, которые Петровых когда-то доставил Петроградскому музею.

– Государ-р-р-рю имперар-р-ратор-р-ру ур-р-ра! – неожиданно крикнул попугай.

Макар и Анюта вздрогнули, услышав приглушенный крик с баржи.

– Голос какой странный, – сказала Анюта, – будто не человеческий.

– Человеческий! – зло сказал Макар. – Очень даже человеческий. Перепились какие-то контрики. Надо запомнить номер этой баржи… Семьсот семьдесят семь…

Часть вторая
ЦИРКОВОЙ ФУРГОН

В Париже, в одном из переулков Монмартра, ставшего с давних пор излюбленным местом художников всего мира, в небольшом кафе, расположившемся прямо на тротуаре под брезентовым тентом, за круглым столом возле большой вазы с цветами сидели трое мужчин в широкополых шляпах, как видно художники. Не обращая ни на кого ни малейшего внимания, они вели оживленный разговор, о чем-то горячо спорили, обильно жестикулируя.

Мимо них неторопливо прошел пожилой человек с аккуратно подстриженной скандинавской бородкой и, неторопливо расправив рукой полы пальто, уселся поодаль, за отдельным столиком. Тут же к нему подбежал официант и почтительно склонился в поклоне.

И пока двое художников продолжали свой бесконечный спор, третий внимательно приглядывался к только что вошедшему человеку, перед которым расторопный официант уже поставил высокий стакан с молоком. Художник, наблюдавший за ним, положил руку на плечо одному из своих приятелей и тихо сказал:

– За вашей спиной сидит пожилой господин и пьет молоко. Взгляните на него, друзья.

– Что за птица? Я где-то видел это лицо.

– Шведский промышленник Ивар Свенсон собственной персоной.

– Спичечные фабрики и свиные бойни?

– И алмазные копи в Африке.

К столику Свенсона быстро подсел Артур в щеголеватом костюме в полоску и положил перед ним какую-то телеграмму. Свенсон неторопливо поднес ее к глазам и, проглядев текст, сказал:

– За этим прохвостом, как говорят русские, нужен глаз да глаз… После этой истории… с Пинтуриккио я ему не верю.

– Вы ничем не рискуете… – чуть скривив губы в улыбке, сказал Артур. – И потом… ждать осталось совсем недолго. Если же вы, патрон, не верите и мне…

– Не горячитесь, Артур, это вам не идет… ваш стиль – сдержанность.

– Пожалуй, вы, как всегда, правы, патрон.

Артур взял со стола телеграмму, сунул ее в боковой карман и, поднявшись, церемонно раскланялся:

– Честь имею!

Художники все еще разглядывали Свенсона.

– Что он здесь делает, у нас в Париже, этот бандит?

– Скупает все, что попадается под руку. Он возвращается из Рима, где, говорят, приобрел картины Джотто и Перуджино.

– Постой-ка, Серджо… Не он ли наложил руку на какую-то крупную русскую коллекцию?

Тот, которого назвали Серджо, кивнул:

– Он. Это довольно темная история. Пользуясь тамошней неразберихой, какие-то негодяи похитили коллекцию и вот теперь сбывают ее этому… знатоку искусства.

– Но ведь это же уголовное дело! Грабеж!

– Этот господин не так прост, – все еще продолжая смотреть на Свенсона, сказал Серджо. – Он не станет демонстрировать эту русскую коллекцию. Он просто спрячет ее.

– Ты хочешь сказать, что никто, кроме него, так и не увидит ее?

– Во всяком случае, нас с тобой он не пригласит.

Третий художник, до сих пор не проронивший ни слова, спросил:

– Он что-нибудь понимает в искусстве, этот мясник?

Серджо рассмеялся:

– Спроси у него.

– Ну что ж, спрошу.

Он поднялся и подошел к столику Свенсона:

– Господин Свенсон, если не ошибаюсь?

– Допустим… – настороженно кивнул Свенсон.

– Вы что-нибудь понимаете в живописи, господин Свенсон?

Свенсон чуть прищурил глаза и поднял монокль.

– С кем имею честь?

– Дино Моллинари, художник.

Свенсон презрительно поджал губы:

– Моллинари? Не слыхал.

Дино подошел еще ближе к Свенсону.

– Я вас спрашиваю – вы что-нибудь понимаете в живописи, господин мясник?!

Свенсон поднялся и крикнул официанту:

– Меня оскорбляют! Уберите его!

Дальше все произошло так молниеносно, что подбежавшему официанту только и осталось, что помочь Свенсону вытереть молоко, которое выплеснул ему в лицо Дино Моллинари.

– Вот моя визитная карточка, – под общий смех посетителей кафе сказал Дино, положив ее на стол перед Свенсоном. – Теперь, я надеюсь, вы запомните мое имя!

*

Макар, огорченный неудачами, никак не мог смириться со своим поражением. И хотя ему было поручено совсем другое дело, он все еще думал только о том, как напасть на след похищенной коллекции, перебирая в уме в который уже раз все известные ему подробности дела. И поэтому он и не заметил, как оказался возле подъезда огромного желтого дома с колоннами. Здесь, среди бесчисленного количества табличек с названиями разных учреждений, его внимание привлекла к себе только одна. На слегка проржавевшей железке желтой краской было выведено:

ПЕТРОГОРТОП.

Петрогортоп, организация, снабжавшая Петроград топливом в эти трудные годы, заинтересовала Макара только потому, что теперь здесь работал тот самый матрос Петровых, который когда-то привез в Петроградский музей пустые ящики…

Макар постоял немного перед подъездом, бросил в урну недокуренную папиросу и открыл дверь.

Когда Макар вошел в кабинет Петровых, тот поднялся ему навстречу, крепко пожал руку и сразу же сказал:

– Дров я тебе не дам.

– А мне дров и не надо, – хмуро ответил Макар.

– И торфу не дам.

– И торф мне без надобности.

– А угля нет! – почему-то почти ликующе сказал Петровых. – Уголь только по ордерам Петросовета.

– Мне и угля не надо.

– Что ты ко мне ходишь? – снова усаживаясь за огромный стол, сказал Петровых. – Все я тебе рассказал. Все. Ничего больше не знаю.

Макар оглядел кабинет Петровых. Здесь в прежние времена была, вероятно, просторная гостиная барского дома. Макар подсел к столу Петровых, на котором, занимая чуть ли не половину всей поверхности зеленого сукна, стоял роскошный серебряный чернильный прибор с чернильницей в виде римской колесницы, запряженной четверкой лошадей.

Макар немного помолчал и, стараясь не глядеть в глаза Петровых, сказал:

– Да нет, я не по делу. Я так зашел. Проходил мимо… Дай, думаю, загляну к Петровых, как он там поживает…

Петровых облегченно вздохнул.

– Я теперь другим делом занимаюсь, – сказал Макар. – На Кирочной среди белого дня у одного известного артиста квартиру очистили. Все до нитки вынесли… В том числе бронзовые канделябры в стиле рококо.

Петровых протянул Макару пачку папирос. Оба закурили.

– Слушай, Петровых. Не по службе, а так просто… Может, еще что-нибудь вспомнишь? Кто еще, кроме перечисленных тобой лиц, присутствовал при реквизиции коллекции? Кто еще там был?

– Тьфу! – в сердцах сплюнул Петровых. – Что ты ко мне пристал – кто да кто? Ну, попугай еще присутствовал!

Макар опешил от неожиданности.

– Ты надо мной не издевайся. Какой такой попугай?

– Точно тебе говорю. Попугай. Не то ара, не то какаду. Старуха покойница сказывала, ему чуть ли не двести лет. – Петровых рассмеялся, припомнив что-то смешное. – Я его чуть не шлепнул, гада!

– За что?

Петровых затянулся и закашлялся.

– За что? А за то, что монархию пропагандировал. Государю, говорит, императору, пропади он пропадом, ура, говорит. Орет, что на митинге.

Макар вытаращил глаза.

– Государю императору? Не врешь?

– Слово в слово. Государю императору, говорит, ура! Я этого попугая на всю жизнь, можно сказать, запомнил.

Макар от удивления раскрыл рот, но тут же опомнился.

– На Фонтанке баржа… Номер семьсот семьдесят семь… Можешь узнать, чья она, эта баржа? – схватив Петровых за плечи, крикнул Макар.

– Ты что, полоумный?! – рассердился Петровых, сбрасывая руки Макара.

– Можешь ты узнать, чья она, эта баржа? – настаивал Макар.

– Тут и узнавать нечего. – Петровых на всякий случай отошел подальше от Макара. – Наша это баржа, гортоповская. Наша. Прошлой осенью застряла, там и стоит, на Фонтанке.

– Стоит?!

– Стоит.

– Ты можешь поручиться, что стоит?

– Могу, – сказал Петровых, теряя свою уверенность. – Во всяком случае, еще утром она была там.

– Была! Была, да сплыла! – крикнул Макар и бросился к двери.

*

Маленький буксирный пароход под гордым названием “Повелитель бурь” тащил баржу № 777 по Неве мимо деревянных домиков петроградских пригородов. Паровой буксир, весело попыхивая, уводил ее все дальше и дальше от Петрограда, а Маркиз тем временем, привязав себя на веревках к кранцам, старательно перекрашивал номер. Несколько уверенных мазков белой краской, и вместо баржи под номером 777 плывет по Неве баржа с новым номером… 999.

В порту, куда на служебном “Даймлере” примчался Макар, ему сразу же показали небольшой катерок, мерно покачивающийся у высокого причала.

Макар спрыгнул на его корму и махнул рукой механику. Суетливо застучал старенький мотор, и катерок, оторвавшись от причальной стенки, двинулся по реке. И вот уже катерок поравнялся с баржей, по виду совершенно такой же, как и та, которую ищет Макар. Катерок приближается к носу баржи, и только тогда Макар видит, что номер закрыт большим красным транспарантом с надписью “Хлеб – Красному Питеру”. Длинным шестом Макар приподнимает полотнище, под которым вместо номера написано старое название “Бурлаков, сыновья и K°”.

…Маркиз спустился в трюм баржи, где, пристроившись на одном из ящиков, Тараканов сосредоточенно раскладывал какой-то замысловатый пасьянс. Рядом стояла клетка с попугаем. Маркиз подошел к клетке, приоткрыл дверцу и налил немного воды в маленькое блюдечко. Попугай взмахнул крыльями и вдруг закричал пронзительно-скрипуче:

– Государ-р-рю импер-ра-тор-ру ур-р-р-ра!

Тараканов вздрогнул от неожиданности и, взглянув на Маркиза поверх своих темных очков, проворчал:

– Он погубит нас в конце концов. Сверните ему шею!

– Зачем же? – возразил Маркиз. – Мы научим его чему-нибудь новенькому.

Маркиз вытащил попугая из клетки и посадил к себе на плечо.

– Двести лет ты твердишь одно и то же. Пора менять репертуар. А ну-ка скажи: “Тараканову ур-р-ра!”

– Чему вы учите птицу, Шиловский?

Тараканов смешал карты и отошел к столу.

– Вы помните о своем обещании пронумеровать мои ящики, Шиловский?

– Ваши ящики? – Маркиз впустил попугая в клетку. – Разве они ваши… эти ящики?

– Не ловите меня на слове. – Тараканов попытался отшутиться. – Вы меня не так поняли.

– Нет, Илья Спиридонович, я понял вас правильно. Именно поэтому я буду сопровождать ваши ящики… – Маркиз так язвительно произнес слово “ваши”, что Тараканов даже вздрогнул, – непосредственно до встречи с князем.

– У вас нет оснований подозревать меня! – взвизгнул Тараканов. – Я не давал повода!

– Давали, давали… – спокойно ответил Маркиз. – И вообще разрешите вам заметить, драгоценный Илья Спиридонович, что вы ведете со мной бесчестную игру.

– Я не понимаю вас, Шиловский!

– Сейчас поймете. Я хотел бы знать, зачем вы, Илья Спиридонович, выменяли у несчастного Тамарина на пшено и коровье масло его великолепную копию “Мальчика в голубом”?

Тараканов побледнел.

– Не удивляйтесь, господин Тараканов, Боря Тамарин когда-то был моим товарищем, мы вместе учились в Академии художеств.

– Извольте, я объясню вам… если на то пошло, – засуетился Тараканов. – Люди, которые помогают нам с вами, хотели иметь гарантию…

– Они хотели иметь гарантию… а вы – деньги?

– Какие там деньги… Гроши.

– Гроши за “Мальчика в голубом”? Это не похоже на вас, Илья Спиридонович. Вы ведь, конечно, догадались умолчать о том, что это копия? Или вернее – подделка?

В глазах Тараканова, скрытых за темными очками, промелькнуло что-то недоброе.

– Не волнуйтесь, Шиловский, вы получите свое.

– А я и не волнуюсь. Я только наперед предупреждаю вас, Илья Спиридонович, чтобы вы не вздумали обманывать меня! Нечестной игры я не потерплю!

…На рассвете “Повелитель бурь”, выбрасывая из трубы черные облачка дыма, стоял у пристани рядом со знакомой баржей.

Небольшая пристань на берегу Ладожского озера носила чисто служебное название “3-й участок Гортопа”.

Макар, стоявший поодаль с капитаном буксира, внимательно наблюдал за баржей.

Когда из трюма появились грузчики с ящиками, Макар решительно направился к ним.

– Ну-ка, товарищи, стойте, – приказал он. Грузчики опустили ящик.

– А ты кто такой? – лениво спросил один из грузчиков.

– Не видишь, что ли… генерал от инфантерии! – засмеялся другой.

– Генералов нынче всех в Черном море потопили, а я такой же, как вы, беспорточный, – засмеялся Макар.

Засмеялись и грузчики.

– Я из угрозыска, – сказал Макар. – Ищу покражу.

– Коли с розыску – смотри.

Один из грузчиков взял ломик и вскрыл ящик. В ящике были топоры.

– А в этом что? – Макар показал на другой ящик.

– Пилы.

Макар обернулся к капитану буксира:

– Где ящики брали?

– Ящики-то? – по-вологодски окая, переспросил капитан. – С базы Гортопа. Из Питеру.

– По дороге нигде не останавливались?

– Как – не останавливались! Останавливались. Ночью в Михайловку заходили, двоих высадили. С грузом. К поезду, надо думать.

– Что за люди? Какой груз? – спросил Макар.

– Люди-то? Люди как люди. На барже зимовали. А груз-то? Ящики… Вона… вроде этих.

Макар и капитан буксира подошли к носу баржи, на которой стоял номер 999.

– Кто перекрасил номер? – спросил Макар.

– Как так… перекрасил? – удивился капитан.

– Когда эта баржа стояла на Фонтанке, у нее был другой номер.

– Чертовщина какая-то… – почесал затылок капитан. – Сейчас проверим. У нас в журнале-то все прописано. Ванька! – крикнул он. – Погляди-ка в книге, какой там номер был у баржи-то?

Веснушчатый увалень, выглядывавший из капитанской рубки, заглянул в журнал и ответил:

– Три семерки.

– Три семерки? – удивился капитан.

– То-то и оно, – сказал Макар, – были три семерки, а стали… три девятки. Вот какая история.

Макар и капитан буксира поднялись по трапу на баржу и спустились в трюм. В трюме было пусто, и только в каюте, где жил Маркиз, на столе стояла клетка с попугаем. Увидев людей, попугай лениво взмахнул крыльями и отвернулся. Макар подошел к нему.

– Ну что испугался? Говори, не бойся.

Попугай, отвернувшись, молчал.

– Говори! Тебе говорят-говори! – прикрикнул на него Макар.

Попугай, нахохлившись, посмотрел на Макара.

– Тар-р-раканову ур-р-р-ра! – сказал он и снова отвернулся.

…В Михайловке Макар сразу же отправился в просторный станционный пакгауз. Старичок весовщик в форменной железнодорожной фуражке раскрыл перед Макаром нужную страницу в толстом бухгалтерском фолианте.

– Я плохо разбираю ваш почерк, – сказал Макар.

– Вот вы из Питера, вы бы там сказали – писать нечем. О чернилах я и не мечтаю, хотя бы карандаши чернильные дали. Пишу огрызками, какая уж тут каллиграфия.

Макар проглядывал запись.

– “Поезд 569-бис…” – читал Макар. – А тут что написано, не разберу…

Старичок неторопливо надел свои плохонькие очки с дужками, обмотанными суровыми нитками.

– Это к вам не касается. Это разгрузка. А погрузка ниже. Вот видите, ящики… Вот вы из Питера, вы бы там сказали… бумага газетная, ничего не видать.

– Вы лучше скажите мне, что это такое?

– Где? Здесь? – Он протер очки краем засаленной клеенки и, внимательно посмотрев, сказал: – Что-то сам не разбираю…

– Вот здесь ящики. Станция назначения – Изгорск?

Старичок вдруг рассердился:

– Сами все прекрасно разбираете, зачем же морочите голову старику? Ящики. Общий вес двадцать один пуд.

– А это что? – указывая на другую запись, спросил Макар.

– Тоже ящики. Тут ясно написано: ящики, общий вес тридцать пять пудов. Станция назначения – Кандалакша.

– А это ящики? Станция назначения Гдов?

– Ящики. В эту ночь, можно сказать, как нарочно, чуть не весь груз – ящики. А на той неделе день был – в пятницу или в четверг, не помню, – не поверите, одни бочки грузили. Вот вы из Питера, вы бы там сказали…

Макар, не слушая весовщика, старательно переписывал сведения из книги в свою помятую тетрадку.

Старенький телеграфный аппарат “Морзе”, постукивая, выталкивал длинную ленту с точками и тире. За спиною телеграфиста стоял Макар и, глядя на таинственные знаки, слушал глуховатый голос дежурного:

– “Осмотр грузов Кандалакше никаких результатов не дал. Проверка, проведенная Коганом Гдове, также результатов не дала. Продолжение розыска вам лично разрешаю. Немедленно выезжайте Изгорск”. Подписано – “Петроугрозыск. Витоль”.

Он оборвал ленту и протянул ее Макару. Макар сунул ленту в карман и, хлопнув телеграфиста по плечу, сказал:

– Спасибо, товарищ. Для меня эта депеша вроде как якорь спасения. Она мне, можно сказать, жизнь вернула.

Макар толкнул створки окна и выпрыгнул на перрон. Телеграфист покачал головой и снова склонился к своему аппарату.

*

В полутемном вагоне, освещенном коптящей керосиновой лампой, все спали. Спали сидящие на нижних лавках, спали счастливчики, растянувшиеся на полках рядом с тюками и баулами, спали и те, кто в проходе пристроился на мешках. Дремал в тамбуре проводник, не выпускавший из рук фонаря. Безмятежно спал и Макар, притулившись возле окошка. Размеренно постукивали колеса, убаюкивая пассажиров…

Под вагоном в угольном ящике ехало трое мальчишек. Здесь стук колес был оглушающим. Верзила, Булочка и Кешка не спали. В лохмотьях, перепачканные углем, они занимались весьма мудреным делом. Кешка и Булочка крепко держали высунувшегося из ящика Верзилу, который на ходу поезда пытался зацепить крюк, привязанный к веревке, за раму открытого окна. Наконец крючок зацепился. Верзила подергал веревку и, убедившись, что цель достигнута, залез обратно в ящик.

– Лезь, Булочка, – сказал он.

– Почему я? – испугался Булочка.

– Ты самый легкий, – сказал Верзила.

– У меня руки слабые, – захныкал Булочка.

Мальчишкам приходилось кричать, чтоб услышать друг друга.

– Я бы сам слазил, да меня веревка не выдержит! – крикнул Верзила.

– Жеребь тянуть, – предложил Кешка.

Верзила, придерживая веревку, поломал какую-то палочку на три части и, упрятав их в кулаке, протянул мальчишкам. Жребий вытянул Булочка.

– Не полезу, боюсь! – У Булочки затряслись губы.

Кешка увидел испуганные глаза Булочки и сказал:

– Ладно. Я полезу.

Он поменялся местом с Верзилой, схватился за веревку и, выглянув наружу, испуганно огляделся. Внизу мелькали шпалы, у Кешки зарябило в глазах, и он влез обратно.

– Не дрейфь, Монах! – подбодрил его Верзила.

И Кешка осторожно полез вверх по веревке Добравшись до окна, он ухватился руками за раму. Ноги соскользнули с веревки, и он беспомощно повис… Паровоз дал длинный гудок, и вагон с висящим мальчишкой пронесся мимо пустынной платформы с одиноким дежурным, лениво помахивавшим фонарем.

Кешка нащупал ногами веревку и, подтянувшись на руках, влез в полураскрытое окно.

Макар открыл глаза и увидел чьи-то ноги. На столике стоял мальчишка. Он деловито обшаривал верхнюю полку, осторожно вытащил из-под головы спящего пассажира буханку хлеба, положил ее в холщовый мешок и снова стал шарить…

Макар взял Кешку за ногу.

– Пусти! – испугался Кешка. – Пусти, дяденька!

– Ты что тут делаешь, мазурик? – негромко сказал Макар.

– Пусти, я больше не буду, – захныкал Кешка, стараясь разжалобить Макара. – С голодухи… неделю маковой росинки во рту не было… Пусти, дяденька.

– Ты откуда взялся?

– Оттуда. – Кешка мотнул головой в сторону окна. – С улицы.

Макар увидел крюк на раме, снял его и вытащил веревку.

– Ловко! Ты один?

– Один, – соврал Кешка.

– Врешь?

Макар привязал холщовый мешок к крючку и спустил его вниз. Верзила ухватился за мешок и дернул его. Веревка вырвалась из рук Макара.

А внизу, в угольном ящике, Верзила вытащил хлеб из мешка, и оба они вместе с Булочкой накинулись на хлеб, которого уже давно не ели. Они отламывали его круглыми кусками и давились, не успевая прожевывать черный липкий хлеб.

Макар раскрыл свой брезентовый саквояж, вынул оттуда кусок белого хлеба, отрезал сала и, усадив Кешку на колени, сказал:

– Жуй.

Кешка жадно набросился на еду.

– Куда пробираешься?

Кешка широко улыбнулся:

– В Крым.

– Зачем?

– Там тепло. Там яблоки…

Макар пристально посмотрел на Кешку.

– А ты из Питера? Из детдома Парижской коммуны?!

Кешка удивленно вытаращил глаза:

– А вы откуда знаете?

– Я тебя давно подкарауливаю, – усмехнулся Макар.

– Обратно в Питер повезете? – с оттенком обреченности спросил Кешка.

Макар засмеялся и уже серьезно спросил:

– Отец с маткой где? Живые?

Кешка отрицательно покачал головой.

– Убили?

– Отца на германской убили, а мамка от сыпняка померла…

Макар снова открыл саквояж, достал кусок колотого сахара и протянул Кешке.

– Рафинад… – удивленно прошептал Кешка.

*

Господин Вандерберг, один из крупнейших голландских коллекционеров, принимал ванну. Огромная ванная комната со множеством зеркал была ярко освещена. Ванна, в которой лежал Вандерберг, была утоплена в кафельном полу и доверху наполнена мыльной пеной, из которой виднелась только лысая голова Вандерберга.

Перед ним стоял ливрейный лакей в полном облачении.

– Приехал этот господин – из России, – негромко сказал лакей.

– Зови! Зови, зови его! Скорей!

Лакей удалился, а Вандерберг высунул из воды ногу и нетерпеливо пошевелил пальцами.

В ванную комнату вошел Артур и церемонно поклонился Вандербергу.

– Ну, что же вы молчите, Артур? Я сгораю от нетерпения. Как наши дела? – Вандерберг прикрутил кран, чтобы не шумела вода. – Ну, рассказывайте, Артур!

– Еще полторы, ну, максимум две недели, господин Вандерберг, и коллекция Тихвинского будет здесь.

Вандерберг восторженно шлепнул рукой по воде, обдав Артура мыльной пеной.

– Ха-ха! – раскатисто захохотал он. – Вы молодец, Артур. Золото, а не человек. Вы дьявольская проныра!

Артур поморщился.

– Не сердитесь, Артур. Я шутя. Вы знаете, как я ценю вас. И не только ценю, – Вандерберг снова рассмеялся, – но и щедро оплачиваю ваши услуги. Кстати, что этот негодяй требует за свои немыслимые богатства?

– Господин Тараканов, по моим наблюдениям, опытный деловой человек, к тому же весьма осторожный. Он настаивает, чтобы оценку производили компетентные эксперты.

– Ну что же, пусть будет так.

Вандерберг поднялся, включил сильный душ и, отчаянно фыркая, стал смывать мыло. Потом он накинул на себя ворсистую простыню и, усевшись в низкое кресло, сказал:

– Теперь о главном. Я бы хотел знать, на что именно я могу рассчитывать. Что вы отдаете Свенсону и что получу я?

– Видите ли, господин Вандерберг… Это вопрос деликатный, – замялся Артур. – Я бы хотел быть с вами вполне откровенным.

– Разумеется, мой друг. Мы с вами деловые люди. Выкладывайте все.

– Господин Свенсон настаивает на единоличном владении всей коллекцией.

Ваидерберг откупорил бутылку с пивом.

– Что за чушь! У него нет таких денег, можете мне поверить.

– Возможно, что и так. Но он хочет оставить себе живопись. Все остальное он собирается уступить вам с таким расчетом, чтобы оправдать почти все свои расходы.

– Всю живопись я ему не отдам! Слышите, не отдам!

Артур подсел к столику, и Вандерберг разлил по стаканам пиво.

– Артур, я предлагаю вам честную игру. Как только коллекция окажется у вас, мы с вашим патроном устроим маленький аукцион. – Вандерберг снова раскатисто засмеялся. – Вы меня понимаете – аукцион! Кто больше даст! Выручка пойдет в вашу пользу.

– Господин Свенсон на это не пойдет. Больше того: в последнем разговоре он намекнул, что, если вы не пойдете на его условия, он оставляет всю коллекцию за собой.

– Не понимаю, к чему вы клоните, Артур.

– Я обещал господину Свенсону живопись. Мы отдадим ему живопись. Но я вовсе не обещал ему всю живопись. – Артур многозначительно выделил слово “всю”. – Мои разговоры с патроном носили, я бы сказал, предварительный характер… А теперь я располагаю документом, представляющим определенную ценность.

Артур вытащил из бокового кармана тоненькую книжицу и положил ее перед Вандербергом.

– Я не читаю по-русски, – сказал Вандерберг. – Переведите, пожалуйста.

– С удовольствием, – улыбнулся Артур и, раскрыв книжицу, стал называть имена: – Веласкес, Веронезе, Ван Дейк, Рубенс…

– Стоп, стоп, стоп! – замахал руками Вандерберг. – Давайте сразу отметим, что будет принадлежать мне!

*

У станции Изгорск поезд, в котором ехал Макар, остановился перед закрытым семафором. И вдруг в сонной тишине вагона послышался чей-то испуганный голос:

– Ой, што это? Кажись, горим?!

– Горим, братцы, горим! – истошно завопил тот же голос, и все пассажиры спросонья бросились к окнам. Макар тоже высунулся из окна и увидел, что станционные пакгаузы охвачены огнем.

Расталкивая пассажиров, перебираясь через мешки и корзины, Макар выскочил из вагона. У пакгауза стояли какие-то люди, безучастно наблюдая за тем, как двое пожарников качали ручную помпу, а третий направлял тонкую струю воды на деревянную стену багажного сарая. Вслед за Макаром от поезда к пакгаузу бежали пассажиры, на ходу рассуждая о причинах пожара.

– Молния, что ли, вдарила?

– Да грозы-то не было, от сухости, надо думать, возгорелось.

– Будет болтать! – сказал кто-то. – Бандиты подожгли, лагутинцы.

У горящего пакгауза собралась большая толпа.

Макар подбежал к растерянному человеку в фуражке с красным околышем:

– Что вы стоите?! Ведра, багры, кастрюли, баки – все, что есть, тащите!

И, обращаясь к пассажирам и стоявшим возле пожарников зевакам, крикнул:

– Товарищи, граждане! Что же вы стоите глазеете, когда на ваших глазах гибнет достояние Республики?!

И, не дожидаясь ответа, Макар выхватил у одного из пожарников топорик и устремился в горящий пакгауз.

Верзила, Булочка и Кешка с валенками под мышкой бежали к пакгаузу.

– Пацаны, куда вы?! – кричал Верзила. – Смываться надо! Самое время смываться!

Но Кешка, а за ним Булочка бросились к месту пожара.

А здесь уже от маленького пруда к горящему зданию бежали с ведрами и кастрюлями первые добровольцы.

Макар с остервенением, заслонясь рукавом от огня, в дымном сарае взламывал ящик за ящиком. С треском отлетела доска, и Макар увидел еще не выделанные овечьи шкуры. Задыхаясь от дыма, он выскочил из дверей и, подбежав к начальнику станции, суетившемуся возле пожарных, схватил его за плечо: