Текст книги "Мир приключений. 1973 г. выпуск 2"

Автор книги: Сергей Абрамов

Соавторы: Дмитрий Биленкин,Анатолий Безуглов,Сергей Жемайтис,Николай Коротеев,Владимир Шитик,Альберт Валентинов,Кирилл Домбровский,И. Скорин,Виктор Болдырев,Исай Кузнецов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 60 страниц)

– Нет… А задержал я его потому, что он – единственный, кто может сообщить нам о происшедшем около Лысой сопки. Ведь там рядом с настороженным самострелом найден его нож.

– Что ж, резонно. Пройдем в кабинет Самсона Ивановича, там с Телегиным и потолкуем.

В комнате участкового инспектора, как всегда хорошо прибранной, у стола сидел Телегин.

Кузьма лишь теперь смог по-настоящему разглядеть метеоролога – не старого, лет тридцати, длинноногого, сутулого, на вид усталого человека.

После первых вопросов, которые задавал Андронов, метеоролог странно выпрямился на стуле.

“Неестественная, нарочитая поза…” – отметил Свечин.

– Скажите, каким образом ваш нож оказался около самострела?

– Не знаю. Понятия не имею. Я очень уважаю Самсона Ивановича.

– Не отдавали ли вы свой нож?

“Да это просто подсказка!” – Свечин удивился неудачному, как ему показалось, вопросу Андронова.

– Отдал, – кивнул Телегин.

– Реликвию… Единственную память об отце? Кому вы отдали нож?

– Ангирчи.

– Ангирчи? – переспросил Андропов. Телегин кивнул.

– Когда?

– Весной. Нет, в конце июня.

– И тогда вы шли мимо Радужного? Открывали банку консервов?

Телегин оторопело посмотрел на инспектора:

– Точно…

– А три недели назад?

– Я не был у Радужного. Ведь табор Ангирчи на левом берегу.

– Значит, вторую банку…

– Я завтракал у Радужного на обратном пути от Ангирчи. Летом в июне. Открыл ее простым охотничьим ножом. Вот этим. – И Телегин положил на стол нож, какой можно купить в любом магазине.

– Вы продали нож? Или подарили?..

– М-м… Можно сказать, продал.

– Продали или обменяли? – настойчиво спросил Андронов.

– Обменял.

– На что?

– На корень. На женьшень.

– Большой?

Телегин замешкался несколько, угловато повернулся на стуле, ударился коленями об стол. Потом, словно догадавшись о чем-то, показал на средний палец андроновской руки:

– Вот такой.

– Вы знаете, сколько стоит подобный корень?

– Дорого…

– Вы ведь обманули Ангирчи. Корень стоит намного дороже ножа.

– Ангирчи сказал: “Бери, дарю”. Подаркам-то совсем не обязательно быть равноценными… – несколько обиделся Телегин.

– Куда вы пошли потом, после встречи с Ангирчи? Ведь на метеостанцию вы вернулись позавчера, через три недели после встречи со стариком.

– Ходил к ботаничкам, – ответил Телегин.

– Ходили к ботаничкам? – Свечин не сдержал недоуменного восклицания.

– Минуточку, минуточку! – прервал его Андронов. – Где вы виделись с Ангирчи? Когда?

Телегин ответил, что спустился к Ангирчи от метеостанции, и точно назвал день.

Свечин быстро достал блокнот.

“Получается, – прикинул Кузьма, – что он вышел за два дня до того, как у Радужного был убит и, видимо, ограблен Дзюба. Если Телегин не спешил, он не мог, никак не мог дойти до Радужного, а потом, совершив преступление, добраться пешком до Ангирчи. Да и зачем? Для алиби?.. Берега вдоль уреза воды непроходимы. Сам видел. Остается один путь – по сопкам. Ангирчи видел Дзюбу пятнадцатого…”

Вопрос, который задал Андронов, был как бы продолжением мыслей Свечина:

– От кого вы узнали о месте лагеря ботаников?

– Ангирчи сказал. Они за два дня до меня поднимались выше по реке. Останавливались у Ангирчи. Чаевали.

“Так, – продолжал рассуждать Свечин. – Ангирчи видел Дзюбу пятнадцатого. Девятнадцатого к удэгейцу пришел Телегин, а за два дня до этого – ботанички. Значит, семнадцатого…

Но Ангирчи ничего не рассказывал! Хотя… Разве не мог он перекинуться несколькими фразами с Самсоном Ивановичем, пока они шли к костру, а я удил рыбу? К тому же о том, что ботанички и Телегин были у Радужного, мы знали. Просто не знали дня!”

– И еще, – продолжил Андронов, – зачем вы ходили к ботаничкам? Ведь путь неблизкий – десять дней. Может быть, хотели проверить, настоящий корень дал вам Ангирчи или обманул?

– Нет! – запротестовал Телегин. – Ангирчи не обманет! Я не сомневался, что корень настоящий. А нож… Ангирчи при последней встрече сказал, что хотел вернуть его. И отдал Дзюбе для передачи мне, но я не встретил Петра Тарасовича.

– Минуточку, минуточку! Дзюба останавливался у Ангирчи?

– Да, когда шел на корневку. Он-то и рассказал Ангирчи о том, что это за нож. То есть почему он мне дорог. И Ангирчи решил его вернуть через Дзюбу.

– Никак не вяжется. Ведь вы должны были встретиться с Ангирчи?

– Да, – согласно кивнул Телегин. – Но Дзюба обещал передать мне нож раньше. Он предполагал корневать неподалеку от метеостанции. А корень мне Ангирчи и так обещал дать. В подарок.

Андронов почесал правую бровь, совсем разлохматив ее.

– Обещал занести, а вместо того… Что вместо?.. Оставил у настороженного самострела? Черт знает что… – скорее не проговорил, а подумал вслух Виктор Федорович.

– Подождите, товарищи! – вдруг воскликнул Свечин. – Так Дзюба… – и замолчал, с трудом пересилив себя: “Телегин и мог рассчитывать, что своими ответами вызовет именно такое впечатление. Ведь на сопке и около нее было трое: Дзюба, Телегин и Ангирчи! Только трое! Важно понять, кто и на кого мог насторожить самострел… Самострел, как утверждал Самсон Иванович, принадлежит Ангирчи. Нож – Телегину… Но телегинский нож находился в то время у Дзюбы. Так утверждает метеоролог. Не верится, что Ангирчи, оставив лодку в распадке у реки, пошел настораживать самострел. Однако почему он после разговора с нами вдруг отправляется в Черемшаный? Чем объяснить это “вдруг”?”

– Минуточку, минуточку… А вы, товарищ Телегин, на обратном пути от ботаников виделись с Ангирчи? Ведь вы проходили там… пять дней назад.

– Сам удивлен. Не встретил. Он мне тропку кратчайшую показал. Говорил, что будет ждать охоты на реву. Пришел я на его стоянку, а там пусто. В хибарке – шаром покати.

– Хм… – неопределенно заметил Андронов. – Как вы думаете, что же могло случиться с таким обязательным человеком?

– Понятия не имею. – Телегин пожал сутулыми плечами.

– И все-таки зачем вы ходили к ботаничкам?

– Как – зачем? Об элеутерококке узнать. Есть такой куст в тайге. Его еще нетронником, чертовым кустом зовут. И даже диким перцем. Этот вот нетронник исследовали ученые и считают, что он действует на организм человека так же, как женьшень. Наталья Самсоновна, дочь Протопопова, сказала: помогает организму бороться со всякими болезнями. А в тайге этого нетронника – пруд пруди, – радостно закончил Телегин.

*

С самого раннего утра летали они над тайгой вдоль реки, пытаясь найти Ангирчи. Но старик удэгеец, который одиноко жил на берегу, как сквозь землю провалился. Он – и только он – мог ответить почти на все вопросы, возникшие в ходе расследования.

Вернувшись в село, они собрались в кабинете Протопопова. Андронов, хмуря густые брови, сидел на лавке у открытого окна, а Свечин, чтобы скрыть заплаты на своей еще недавно новехонькой форме, поместился поближе к столу следователя районной прокуратуры.

– Ну вот, – не поднимаясь со стула, начал Твердоступ, – теперь можно подвести некоторые итоги… Начнем с вас, Кузьма Семенович.

– Сегодня мы получили из крайцентра данные экспертизы, – заговорил Свечин. – Нож “шварцмессер”, самострел и стрела чисты, как стеклышко. Очень заботливо протерты. Лубянка для женьшеня-гиганта вырезана “шварцмессером”… И нужно точно установить, у кого был в то время нож…

Его перебил Андронов, посоветовал:

– Кузьма, вы по порядку. С самого начала.

– Сначала мы встретились с Ангирчи. Запись разговора с ним вы слышали. Последняя фраза настораживает: “Надо пойти посмотреть…” Тогда мы не обратили па нее внимания. Считали, что он имеет в виду пас. После разговора со стариком мы отправились к корневщикам. Те напрочь отрицали, что нашли нечто необыкновенное. И вообще считали, что корневка не удалась, а Дзюба покинул лагерь по болезни. Однако они видели дым костра на Лысой сопке и почему-то решили, что там Дзюба. Но мы, когда добрались до ямы от выкопанного корня, точно установили: костра Дзюба не жег. Дзюба…

– Не сбивайтесь, не сбивайтесь, Кузьма Семенович. Излагайте в хронологическом порядке, пожалуйста. И не волнуйтесь, – заметил Твердоступ.

– После встречи с корневщиками мы спустились на их лодке до Черемшаного распадка. По нему двинулись к Лысой сопке. Самсон Иванович шел впереди. И тут из кустов и вылетела стрела, которая ранила участкового. Будь Протопопов чуть пониже ростом, она угодила бы ему в шею или в голову…

По тому, как одобрительно кивнул Твердоступ, Кузьма понял, что ненароком он высказал очень интересную мысль. Из тех, кто побывал на сопке, ниже всех ростом был Ангирчи.

– Нам необходимо найти старика. Без него для нас многое останется неясным. И, конечно, побывать у ботаничек.

Кузьме и поручили отработку версии, что корень-гигант вырыл Дзюба и он же насторожил самострел. Андропову предстояло отыскать Кочетова, того самого продавца из леспромхозовского магазина, который охотился на кордоне Лиственничном, а потом, как говорят, подался к Радужному…

*

К табору ботаников на берегу ручья Тигрового вертолет доставил Свечина и Леонида уже перед заходом солнца. Они запалили костер, поставили варить кашу, подвесили над огнем чайник. Потом нарубили сосновых веток и прилегли у огня.

– И зачем нам нужны эти ботанички? – раздраженно произнес Леонид. – Разгадку, кто моего батю под осыпь загнал, они в своих папках для гербария не принесут. А вот Ангирчи – крепкий орешек. Самострелом охотники уж сколько лет не пользуются. Он только у Ангирчи и сохранился.

– Тебе виднее… – Кузьма пожал плечами.

– С Ангирчи этот Телегин и мог сговориться, – подался к Свечину Леонид.

– Для чего?

– “Для чего, для чего”…

– Смотри – гости! – раздался женский голос. – Я же говорила!

Кузьма поднялся навстречу хозяйкам. В ватниках, одинакового роста, одна в юбке армейского образца, другая в джинсах, ботанички были к тому же и некрасивы. Как бы желая пресечь обычные вежливые вопросы о здравии домочадцев, Леонид сказал:

– Я – проводник. У товарища Свечина к вам дело.

– Дело? – удивилась младшая. – Вот интересно! Вы знаете, с какого времени мы в тайге? Едва не полтора месяца.

– Иди, Наташа, умойся, – негромко проговорила старшая. Она присела на валежину у костра, закурила, глубоко и со вкусом затянулась.

Только сейчас Кузьма, хоть ему и самому себе было стыдно в этом признаться, осознал, что младшая, ботаничка в джинсах, дочь Самсона Ивановича! И ему, Свечину, придется сказать ей о несчастье, которое случилось с ее отцом.

– Наташа, – продолжила старшая, – в зеркало на себя посмотри. Я еще у реки говорила тебе: умойся. А ты: потом, потом.

Выхватив из внутреннего кармана ватника зеркальце, девушка всплеснула руками и, продолжая что-то бормотать, быстро пошла вниз, к воде.

Провожая ее взглядом, Свечин про себя отметил, что Леонид с появлением ботаничек как-то стушевался, а Наташа с самого начала подчеркнуто не замечала молодого Дзюбу.

“А ведь они из одного села…” – подумал Свечин.

– Первое время, – сказала Полина Евгеньевна, – Наташа прямо не могла нарадоваться всему, что встречала в тайге. Стоило нам остановиться, она тут же шла бродить. Думала, сейчас же найдет нечто сверхинтересное. Может, даже увековечит свое имя в науке, обнаружив какой-нибудь если и не вид, то разновидность растения, неизвестного миру. Она хоть и местная, но здесь не бывала. Сюда лишь кондовые таежники добираются.

От палатки к костру направлялась Наташа, и Свечин с тоской подумал, что обе женщины заговорят его до озлобления. Кузьме при словоохотливости ботаничек не хватило бы и километра пленки, а у него осталась всего одна кассета. Подняв глаза на Протопопову, Кузьма не узнал ее. Она оказалась очень красивой: большеглазая, с высоким лбом и волной медных волос.

“Неужели расческа, губная помада и пудра способны сделать такое чудо?” – несколько робко подумал Свечин и сказал:

– Мне нужно поговорить с вами…

Полина Евгеньевна поднялась:

– Леонид, пойдем нарубим еще лапнику, пока светло.

Когда они ушли, Наташа, сразу посерьезневшая, неожиданно спросила:

– Что случилось с отцом?

– С… с Самсоном Ивановичем?

– Говорите прямо.

Не ожидавший такого поворота, Кузьма опустил взгляд:

– Мы с ним вместе шли…

– Что случилось?

– Ранен в руку… Из самострела… Но сейчас ему легче.

– Сердце – вещун… Как вас с Леонидом увидела, так и подумала: что-то стряслось с отцом. Мы с мамой всегда очень беспокоимся, когда он уходит в тайгу. Даже теперь… А ведь прошло пятнадцать лет, как его едва не убили в перестрелке браконьеры… – И встрепенулась: – Вы спрашивайте… спрашивайте. Ведь вы по делу приехали.

Подняв глаза, Кузьма увидел непроницаемое лицо девушки, очень похожей в эту минуту на Самсона Ивановича.

“Никак не мог предполагать, что она так спокойно, совсем по-мужски примет тяжелую весть. Отцовский характер!” – подумал Свечин.

– Спрашивайте.

– Вы не будете возражать, если я запишу наш разговор на магнитофон?

– Пожалуйста.

– В первых числах вы были у Радужного?

– Мы ушли оттуда семнадцатого утром. Находились… Собственно, переночевали.

“Так, – прикинул Свечин, – они пришли, когда Дзюба уже был мертв”, – и спросил:

– По дороге вы никого не встречали?

– Нет. На реке ниже водопада много проток. Можно разминуться.

– А после?

– Тем более. Правда, завернули к Ангирчи. Потом сюда к нам приходил Телегин. Пробыл два дня. Он очень интересовался нашей работой.

– А у самого Радужного вы не приметили ничего необычного?

– Необычное… Нет. А что считать необычным? Для меня– я впервые была там – все необычное. Водопад. Грива белой пены и радуга над ним. Розовые скалы, прекрасные и дряхлые. Удивительные! Согласитесь: все это необычное.

– Да-а… – протянул Кузьма. – Но, может быть, какая-то деталь…

– Нет. Хотя… Когда мы подошли к волоку, то там, в кустах перед водопадом, увидели кепку. Старую? Нет. Дождем прибитую. На нее уже упало несколько листьев.

– Давайте нарисуем план. Где она лежала?

– Пожалуйста.

На то время, пока Наташа рисовала в блокноте схему, Свечин выключил магнитофон. Потом беседа возобновилась.

– Отец действительно выздоравливает?

– Да. Он у вас сильный, смелый… отличный человек.

– А не секрет, что произошло?

– В скалах у Радужного погиб Дзюба.

– Погиб? А когда ранили отца?

– Большего я вам сказать не могу.

– Значит, Леонид поэтому не уехал в город на работу?

– А вы почему задерживаетесь?

– Для нас важен именно сентябрь. Тема такая. Мне разрешили задержаться.

– Вы, Наташа, хорошо знаете Леонида?

– Когда-то дружили… – Поссорились?

– Нет. Компании разные.

– Как это?

– Так… Поехал он в город учиться, а больше лоботрясничал. Вырвался из-под опеки отца и загулял. Потом бросил учебу. “Шоферю”, – говорит.

– Чье-то влияние, видимо.

– Ах, уж это влияние!.. Как все просто – влияние! Слабая душа… Не верю я в слабые души, которые поддаются влиянию. Леонид – не телок. Нужна, по-моему, одинаковая сила воли, чтоб поддаться дурному влиянию или хорошему. “Ах, идти по хорошему пути трудно – будни, одно и то же”. Ведь говорят так? Говорят. А что “будни”, “одно и то же”? Мне, например, интересно узнать новое. И я каждый день узнаю. В науке. Просто в прочитанной книге. Фильме, спектакле, картине. Что может быть разнообразнее? Шалопайство? Гулянки? Вот уже где все абсолютно одно и то же!

– Вы так говорите…

– Как будто видела? Знаю? Да. Мне хватило двух недель. Это произошло два года назад. Деньги у Леонида появились. Говорил, отец дает. И тут же у него дружки завелись. Две недели посмотрела я на эту “разнообразную” жизнь. Так можно жить, если ничего не любишь, даже себя.

– Эгей-гей! – послышался из-за кустов голос Леонида.

Кузьме жаль было прерывать разговор с дочерью Самсона Ивановича, но еще нужно было поговорить с Полиной Евгеньевной.

– Ждем! – крикнул Свечин и добавил, обратившись к Наташе: – О нашем разговоре не надо никому рассказывать. И если что вспомните, то скажете потом.

– Конечно.

Выйдя к свету, Полина Евгеньевна и Леонид бросили у костра лапник. Наташа поднялась и ушла в палатку.

– Теперь я один прогуляюсь, – постарался бодро сказать Леонид.

Запись беседы с Полиной Евгеньевной инспектор начал с вопроса, не заметила ли она у Радужного чего-нибудь необычного, не присущего этому месту.

– Вроде бы нет.

– “Вроде бы”! Или нет?

– Нет. Конечно, нет.

Ничего нового из беседы с Полиной Евгеньевной инспектор не узнал. Но, заканчивая разговор с нею, Кузьма не мог отделаться от ощущения, что она не то чтобы умалчивает о чем-то, а просто еще не решила, действительно ли та деталь, которую она припомнила, заслуживает внимания.

Ночью Кузьма, спавший, как и Леонид, у костра, проснулся оттого, что его теребили за плечо. Спросонья он не сразу понял, что его будит Полина Евгеньевна.

– В чем дело? – Он машинально достал папиросу, закурил.

– Скажите, товарищ Свечин… Дзюба случайно не отравился?

– Что? – Кузьма поперхнулся дымом и надолго закашлялся.

Леонид проснулся, посмотрел на них настороженно.

– Отойдем! – сказал Свечин. Поднялся, прихватил магнитофон.

Они отошли подальше от костра и остановились у ствола какого-то дерева.

– Почему вы так решили, Полина Евгеньевна? Откуда это вам известно? – сипло спросил Кузьма.

– Я до сих пор сомневаюсь: не ошибка ли мое предположение.

Попробовав затянуться, Свечин вновь закашлялся и отбросил папироску:

– Выскажите ваши предположения… Там подумаем, ошибка или нет.

– Я не могу ручаться на все сто процентов. Поэтому отнеситесь к тому, что я скажу, очень осторожно.

– Хорошо, хорошо… Так что вы хотите сказать? – поторопил ее Свечин.

– Там, у Радужного… Когда Наташа пошла за вещами, я осталась одна на пятачке, окруженном скалами. Я люблю смотреть на водопады. Так засматриваюсь, что у меня голова начинает кружиться.

– Хорошо, хорошо, – снова поторопил ее Кузьма.

– Да… Вот я и пошла к водопаду… И тут неподалеку от обрыва увидела бутылку. Вернее, склянку. Знаете, в таких хранят уксусную эссенцию. Ее специально в таких бутылках выпускают – трехгранных, чтоб не спутать… А знаете, как пресное в тайге надоедает? Соль да черемша вместо лука. И то не всегда ее найдешь. А склянка эта наполовину заполнена. Эх, думаю, дурак бросил. Возьму-ка ее на всякий случай…

– Да-да…

– Бутылка была заткнута. Я по привычке на свет поглядела. Жидкость по цвету показалась странной. Открыла я склянку, палец смочила чуть-чуть – и на язык. Не эссенция. Запах петрушки. Ну, в общем, разобралась. В склянке из-под уксусной эссенции – сок веха. Яд.

– Вех? Что за вех?

– Цикута.

– Цикута?

– Да-да, та самая цикута, которой отравили Сократа, приговорив его к смерти. Та самая. Еще вех зовут мутником. У тех, кто его съест, мутится сознание. Или “гориголова” – при отравлении горит голова. А еще водяной бешеницей называют. Пострадавшие становятся очень беспокойными, как бы с ума сходят.

– Что вы сделали с бутылкой? – совсем не громко спросил Кузьма.

– Выбросила. Выбросила в водопад.

– А… Черт возьми! Вот ведь не везет!

– Я предупреждала вас, товарищ Свечин, что могла ошибиться. Все это мне могло просто показаться. У меня и в мыслях не было анализировать содержимое. Решила, что дрянь какая-то в бутылке, и выкинула. То, что это был вех, я окончательно поняла только через час. Голова у меня раскалывалась. А ведь лизнула-то всего чуть-чуть. Наташе я не сказала…

– Плохо, очень плохо… – бормотал Свечин. – Где же можно достать этот вех? Не растет же он на каждом шагу.

– На каждом шагу. Буквально, – заверила Кузьму пожилая ботаничка.

– Вы точно помните, что брошенная в водопад бутылка разбилась? – Вопрос был более чем наивен, и, задав его с ходу, Свечин почувствовал себя неловко.

Остаток ночи он не спал. А когда с первым светом в лагере поднялись, он спросил у начальницы ботанической экспедиции Полины Евгеньевны:

– Вы когда думаете сниматься?

– Через неделю. Примерно.

– Я договорюсь, и за вами придет вертолет.

– Не можем. У нас по смете нет таких расходов.

– Если вы не возражаете, мы возьмем вашу лодку, – сказал Кузьма. – А вы воспользуетесь нашим транспортом.

– Что ж… если так нужно… – Полина Евгеньевна развела руками.

Утро споро набирало силу.

Туман еще не оторвался от воды, когда Кузьма и Леонид распрощались с ботаничками и столкнули лодку в ручей.

По Тигровому шли, держа мотор на весу: ручей был мелковат, с частыми перекатами. Едва выскочили в Солнечную и ходко двинулись на моторе, как время тоже словно ускорило бег: пелена над рекой быстро поредела. Из узких ущелий-распадков и ключей, мимо которых они проезжали, вытягивало скопившийся ночной туман. На речном просторе его быстро растаскивало ветерком с верховьев.

К полудню впереди засветились буруны порога. Кузьма инстинктивно сжался, даже затаил дыхание. Словно догадавшись о его состоянии, Леонид, сидевший на руле, ободряюще похлопал инспектора по плечу.

Лодка будто выскочила на донельзя разбитую дорогу. Ее мотало из стороны в сторону, она бухала днищем, поднимая каскады брызг, вертко съезжала со вспучившихся бурунов, черпала бортами. Плоскодонка наполнилась почти до половины. Кузьма ни за что на свете не смог оторвать своих пальцев от обшивки, чтобы вычерпать воду.

Наконец их вынесло в спокойный плес.

Свечин заставил себя разжать одеревеневшие пальцы и долго растирал их, прежде чем взять черпак.

А впереди виднелись буруны следующего порога.

Кузьма поднялся, чтоб посмотреть, не намок ли его рюкзак. Как и все другие вещи, он был завернут в брезент, но лодка начерпала слишком много воды, а влага, попади она в рацию или магнитофон, могла вывести их из строя.

– Сядь! – закричал Леонид. – Сядь! Сядь!!

И тут Кузьма почувствовал: то ли у него закружилась голова, то ли Дзюба-младший качнул лодку. Он протянул руку, чтоб схватиться за борт, промахнулся и упал в реку. Порог был уже в метрах ста. Кузьму подхватило течением и понесло к порогу, в серединную его часть, где подобно клыкам торчали из воды камни.

Оглянувшись, Кузьма понял, что Леонид не сможет сразу же прийти ему на помощь. Лодку бы разнесло в щепы. Более спокойный боковой проход, куда правил Леонид, находился от Кузьмы в стороне.

Порог стремительно приближался. Вытянув вперед руки, Свечин смягчил удар грудью о камень, выступавший из пенной струи рядом с другим, гладким, похожим на плешивый череп. Через него то и дело перехлестывала вода. Обрадовавшись, что ему удалось выбраться из стремнины, Кузьма прильнул телом к камню и на мгновение забыл даже о холоде воды, о сведенной судорогой ноге. Лишь вздохнув всей грудью, он почувствовал, что ребра как бы сжаты ледяным корсетом. Он осознал, что секундная задержка у клыка – лишь передышка. Не передышка даже – насмешка. Ему подарено еще одно мгновение жизни только для того, чтоб он до глубины своего существа понял, какая именно грозит ему гибель, ужаснулся бы, сдался и прекратил борьбу.

Меж камнем, похожим на гладкий череп, и клыком вода бурлила и ревела. Она низвергалась с оглушительным шипением, и там, внизу, в разъяренных вихрях, из ослепительной пены выскакивали блестящие зубья скальных обломков. Он увидел и осознал это тут же: для такой крохотной доли, наверное, и не существовало меры времени. Ноги его стало затягивать между камнями.

Все живое возмутилось в нем.

Неимоверным, рыбьим изворотом он подтянул ноги, сгруппировался, отпустил клык и, оттолкнувшись, выскочил из воды больше чем по пояс, перевернулся и упал животом на едва омываемый гладкий камень. Он не почувствовал, что ударился лицом, грудью со всего маха. В глаза бросилась сверкающая, витая гладь мчавшейся к нему воды.

– …и-ись! – донеслось откуда-то.

Подняв взгляд, Кузьма с трудом уловил поодаль на искрящейся грани воды размытый блеском силуэт Леонида, стоявшего в лодке.

Он хотел ответить ему, но горло пересохло. Вскочив на колени, Кузьма зачерпнул пригоршнями и выпил, вернее, протолкнул в себя воду, стылую до зубной боли. Затем, основательно освоившись, он встал на ноги и заорал торжествующе:

– Держусь!

Теперь, когда он стоял на камне, окружающее в его видении стало обычным: река, освещенная солнцем, синяя вода в длинной и косой тени яра, желтые березы, пылающие рдяные клены, лиловые черемухи, изумрудная ольха и иссиня-зеленая ель, поднявшаяся над всеми деревьями, и лодка – совсем недалеко, ближе, чем казалось секунду назад. Она шла к солнечному берегу.

– Держи-ись!

Свечин огляделся. Ему хотелось немедленно начать действовать, как-то выбраться из ловушки, в которой он оказался. Кузьма находился посредине реки, у края низвергавшейся, грохочущей лавины. Выбраться отсюда самому нечего было и думать. Однако Свечин не представлял себе другого пути спасения.

“Как Леонид поможет мне?” – подумал он и до боли сжал зубы, чтобы унять неприятное клацание. Озноб колотил его. Мокрая одежда, пронизываемая ветром, не грела. Кузьма увидел, как, выйдя на берег, Леонид принялся рубить ель, ближе других высоких деревьев стоявшую к воде. Леонид махал топором как одержимый. И лишь теперь Кузьма сообразил, в чем состоял план Дзюбы-младшего: срубить дерево, столкнуть в воду и завести так, чтоб образовался “мост” меж камнями и берегом. Но тут же отказался от своего предположения: поток в одно мгновение переломил бы ствол как спичку. И потом Леониду понадобилось бы столько усилий и столько сноровки, что требовать подобного от одного человека просто невозможно.

Лишь когда вершина ели ухнула на середину галечной косы, Свечин понял: Леонид хочет воспользоваться срубленным деревом как якорем. А тот снял мотор и разгрузил лодку. Затем закрепил один конец веревки на ели, а другой – на носу лодки. Все это сооружение находилось прямо против Свечина. Потом Леонид еще раз перехлестнул веревку через ствол и, столкнув лодку в воду, стал стравливать бечеву.

Пустую плоскодонку, конечно, снесло на стрежень. Но, когда она дошла почти до самого порога, Леонид намертво закрепил конец веревки за ель. Теперь плоскодонка была надежно подстрахована. Леонид раз двадцать подводил лодку к порогу, но она оказывалась слишком далеко от Свечина. Только часа два спустя она вплотную подошла к камням, и Кузьма без риска перебрался в нее. Закоченевшие руки и ноги почти не слушались его.

Наконец Леонид выволок лодку на косу и, крикнув, чтоб Кузьма раздевался, бросился в затишье меж береговыми скалами, быстро запалил там огромный костер. Леонид ухаживал за Кузьмой, словно за малым ребенком: растер его шерстяным свитером, спиртом, одел во все сухое, снятое с себя, а одежду повесил сушить, плотно накормил Свечина и уложил спать.

Ощущая приятную теплоту и хмельную радость, Кузьма после пережитых волнений быстро уснул, едва успев с благодарностью подумать о Леониде. Ведь он спас его. Спас!

Открыв глаза, Кузьма встретился с устремленным на него взглядом Леонида.

– Как ты? Не ломает? Оклемался?

– Будто ничего и не было.

– Нормально! – восторженно воскликнул Леонид и вздохнул с облегчением. – Очень я за тебя беспокоился. Не хватало только, чтоб с тобой какая-нибудь ерунда приключилась.

– Обошлось, – поднимаясь, сказал Кузьма.

Настроение было отличное, и все, что он увидел, представилось ему прекрасным. Туман бисером мелкой росы вышил паутину меж веток ближнего куста. На рыжих листьях висели крупные капли. В них крохотными серпиками светилось утро. Седой дым от влажных дров припахивал пожарищем. Шум порога, скрытого пеленой, слышался глухо, утробно.

– Ну, сегодня я дежурный, – продолжил Свечин. – Завтрак такой сварганю…

– Уже готов. Ешь – и поехали. Я лодку приготовлю.

– Ее же волоком надо перетаскивать…

– Уже. – И, встретив удивленный взгляд Кузьмы, Леонид пояснил: – Ты спал двенадцать часов. Спустить лодку под уклон не так уж трудно. Тем более пустую. А вещи я потом перетаскал. Не знал, сможешь ли ты подняться.

Кузьме стало неловко и тревожно. Леонид проделал воловью работу. И все из-за его оплошности. Оплошности ли? Он мог погибнуть, ничего не узнав. Однако он жив, черт возьми! Значит, по-прежнему будет действовать.

А что мог сделать Леонид, пока Свечин спал?

Прослушать магнитофонную запись! Леонид слишком настойчиво интересуется ходом расследования. Но он и виду не подает, что теперь знает и об отравлении своего отца, и о кепке ниже водопада, у волока. Почему?

Какие у него причины молчать? Соучастие в отравлении?

Чушь… Чушь?

С ним надо быть очень осторожным. Очень.

Завтрак, приготовленный Леонидом, оказался действительно вкусным.

После еды Кузьма глянул на часы, приложил к уху:

– Все. Отработали. Сколько времени?

– Восемь…

– Пора выходить на связь.

– Так ты обычно выходил на связь вечером.

– Ты не знаешь расписания связи. Сегодня – утром.

– Твое дело. Чего объяснять?

Миновав берегом порог, Кузьма и Леонид прошли к лодке. Она уже была на плаву.

Взяв рюкзак, Кузьма придирчиво оглядел застежки, узел. Все выглядело вроде бы нетронутым. Но, осматривая магнитофон, он обратил внимание, что единица, показывающая метраж, не дошла до места в смотровом окошечке. А он хорошо помнил: она занимала иное положение. Тогда Кузьма заклеил клавиши управления особой пленкой. Под ней оставались в неприкосновенности следы пальцев Леонида в том случае, если он касался клавиш и не оборачивал палец тряпкой.

Леонид возился в лодке и всем своим видом старался показать, что копания Свечина с рюкзаком его не интересуют. Коробку с прибором ночного видения Леонид, по всей вероятности, не смог открыть. А передатчик почему-то не работал. Сколько Свечин ни ломал голову, выискивая поломку, все было тщетно.

– Мы скоро пойдем? – послышался голос Леонида.

Свечин решил заняться рацией на вечернем привале. На связь ему действительно нужно выйти в двадцать один тридцать, а к берегу можно пристать раньше. На первый взгляд, видимых повреждений в передатчике он не обнаружил. Винить Леонида в поломке не приходилось.

– Ну, Кузьма, теперь дорога гладкая. К мотору садись ты. А я – посплю.

Так и просидел Кузьма весь день на корме у мотора.

Вечерний сеанс связи пришлось пропустить. Поломки Свечин не нашел, передатчик молчал. Оставалось думать одно: сели батареи.

К вечеру следующего дня они прошли мимо яра, где еще неделю назад находился табор корневщиков. У воды белел свежеотесанный кол. Лодки не было. То ли Калиткин и Храбров подались ниже, то ли, заботясь о судьбе корней, доверенных Дзюбе, а главное – корня-гиганта, спустились в Спас.

Все это время Свечин думал о человеке, с которым он плыл в одной лодке, сидел у одного костра. Зачем Леониду понадобилось прослушивать записи?

Пока Кузьма копался в передатчике, Леонид предавался любимому занятию – строгал веточки. Возьмет одну и аккуратненько, будто карандаш, стругает ее, пока не останется огрызок. Затем берет новую веточку, и все повторяется сначала.

“Ну, прослушал он записи, а дальше? Он узнал, что кто-то отравил его отца. Или он ищет другое, интересуется другим – драгоценным корнем? Это деньги, которые не придется делить ни с кем. Но для того чтобы искать, где спрятан гигантский женьшень, надо наперед знать: он непременно существует. Откуда Леониду это известно?