Текст книги "Когти Тьмы (СИ)"

Автор книги: Семен Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Глава 7. Лицо со шрамом

В рутине повседневной

Зажата наша мысль,

Но с мукою душевной

Приходит новый смысл.

Идущий пружинистым быстрым шагом человек в красном, видимом за версту, облачении мага огня, казалось, совершенно уверен в том, куда направляется. Едва ли кто-то мог глядя на него догадаться, что этот уверенно идущий к цели человек полон сомнений и тревог. Он не знал, как именно выполнит предначертанное, и даже кем и что было ему предначертано. Просто он был уверен, что не может поступить иначе. Лагерь наёмников уже остался далеко позади, и ни одно живое существо не встало на пути чародея. Все были слишком заняты своими делами и охвачены предвкушением новой вольной жизни. С магами воды Мильтен не простился, лишь оставил записку, в которой сообщил, что доберётся до монастыря самостоятельно.

Было ли стремление узнать судьбу болотного братства продиктовано долгом перед орденом или им попросту двигал страх ступить на земли за пределами колонии, на которых он не был уже добрый десяток лет? Со стороны этот срок может показаться не очень большим, но для бывшего каторжника он был целой эпохой перемен и внутренних изменений, настоящего становления. Становления как чего-то большего, чем простой обыватель, видящий не дальше своего носа. Да, он боялся. Но не земли и травы, не диких зверей, и даже не бандитов на дороге. Он боялся себе подобных – магов. Только до прибытия в распоряжение верховного совета монастыря Хориниса, юный одарённый был по-настоящему свободен. Дальше ему предстояло не только доказать своё право носить мантию, не только выдержать проверки и объяснить, как самый молодой адепт выжил в произошедшей резне, но и после этого на деле подтвердить готовность быть одним из служителей Инноса, а значит и готовность исполнить любую волю ордена, какой бы она ни была, и какую бы участь ни готовила. Другими словами, о свободе можно было забыть навсегда. Свобода мага была лишь приправлена лучше свободы рядового, которого забьют розгами до полусмерти или вовсе повесят, если он вздумает ослушаться приказа офицера. Поэтому, возможно, этот поход был продиктован желанием последний раз вздохнуть полной грудью, вновь почувствовать себя вольным охотником, выслеживающим добычу по своему разумению, а не псом, идущим по следу по указке хозяина.

Мильтен вышел ещё затемно, до того, как войска генерала Ли покинули лагерь. То, что опытный полководец не будет терять ни минуты и выйдет с рассветом, было очевидно. Сейчас наступало время гонки – кто будет быстрее, каторжники, бегущие из колонии, или же королевские войска, которые, несомненно, будут посланы, чтобы восстановить порядок в рудниках. Конечно, за эти годы наёмники стали организованным войском, силой, готовой потягаться даже с регулярной армией. Однако всё же преимущество не было на их стороне, и слишком много неизвестных оставалось в этой игре. Без сомнения, генерал попытается всеми силами сохранить порядок в своём разношёрстном отряде, по крайней мере, до тех пор, пока не выведет всех на безопасные позиции за пределами рудниковой долины, а лучше, и вовсе острова. На Хоринисе был небольшой гарнизон, который не мог противостоять организованным каторжникам, однако мог легко охотиться за небольшими шайками, решившими попробовать свою удачу самостоятельно. Не было и речи о том, чтобы взять контроль над городом, который был окружен каменными стенами и имел неограниченный приток ресурсов с моря. В душе Мильтен симпатизировал генералу Ли, однако понимал, что с этого момента они оказываются по разные стороны баррикад. Ли был мятежником, а он магом огня – законопослушным подданным короля. Все обвинения с новопосвящённого были сняты с того момента, как он надел красную мантию. Корристо об этом позаботился, уведомив магов за барьером о новом адепте ордена. Сейчас это было весьма кстати и чувство признательности покойному учителю за подобную предусмотрительность посетило Мильтена, несмотря на сохранившуюся на наставника обиду. Всё упиралось лишь в доказательство своей личности. Никаких документов в Миртане не водилось, кроме верительных грамот для чиновников, а из магов вне барьера никто по понятным причинам не мог знать, как выглядит новый член ордена.

Путь к болотам лежал через Старый лагерь, и когда его башни показались из-за холма, было уже совсем светло. Путник не планировал сворачивать туда, однако кое-что всё же заставило его передумать. От южных ворот лагеря тянулась целая вереница людей, несущих сотни ящиков с припасами и магической рудой. Шли они в сторону леса, за которым располагалась злосчастная кишащая скелетами башня, в прошлом служившая маяком для прибывающих в ближайшую к замку бухту. Дорога туда давно уже заросла настолько, что от неё осталась лишь узкая тропка, однако это не смущало тянущуюся процессию. Когда последние из грузчиков и охранявших колонну стражников скрылись из виду, Мильтен всё же не выдержал, и решил испытать судьбу. Оставшаяся поднятой решётка словно манила зайти. Что могло грозить владевшему боевой магией человеку в покинутом лагере? Не было сомнений, что если рудный барон Гомез или кто-то из его соратников выжил, то они решили убраться отсюда, не теряя ни минуты. Это было единственным разумным решением, с учётом того, что самое большее через неделю, здесь будет огромный отряд королевских войск, посланный взять под контроль поставки руды. А авангард этой армии, если мэр города Хоринис совсем не дурак, выдвинется ещё раньше, до прибытия основных сил, чтобы взять под контроль узкое ущелье, являющееся единственным удобным проходом в долину. Но удивляло то, что их путь лежал не к площади обмена, через которую шёл основной проход в оставшуюся цивилизованную часть острова, а к восточному побережью. Насколько было известно члену ордена Инноса, там не было судоходных рейсов с тех самых пор, как орки завладели большей частью Восточного архипелага. Не сдавшиеся острова, даже если такие были, находились в практически полной морской блокаде, и даже из самого мощного и богатого города – Архолоса, который дольше всех организованно сопротивлялся орочьей напасти, уже давно не было вестей. Конечно, о ходе войны томившиеся за барьером знали довольно мало, но кое-какая информация из внешнего мира доходила и сюда, особенно вместе с каторжниками, которые были родом из тех краёв королевства.

Внимательно поглядывая на стены, чтобы не получить арбалетный болт в грудь, маг подошёл к вратам и, немного поколебавшись, зашёл в лагерь. Шахтёрский городок выглядел так, будто подвергся недавно вторжению орков, с тем лишь исключением, что трупов было гораздо меньше. Следы грабежа, а кое-где и пожара, разрушенные стены хижин, из которых вырывали доски и столбы для сооружения ящиков и носилок, затоптанные кострища и всюду отпечатки ног, как будто бы тысячи людей носились взад-вперед, соревнуясь в беге. Лагерь было не узнать, но молодому чародею было не до того, чтобы рассматривать окружающий статичный пейзаж, так как отовсюду он ждал возможного нападения, и будто охотящийся мракорис, высматривал любые признаки хоть малейшего движения. Пару раз он заметил какое-то шевеление в хижинах, где прятались напуганные рудокопы. Как только они видели красную мантию, то вжимались в пол, старясь притвориться мёртвыми. Один парень не выдержал, и при приближении чародея дал стрекоча. Даже если бы маг захотел поразить его огненной стрелой, то едва ли бы смог, столь поразительный темп удалось развить напуганному бедолаге. К его несчастью, он нёсся с такой скоростью, что и сам не успевал смотреть под ноги. В результате, он оступился и свалился с откоса на крыши нижестоящих хижин. Наспех сколоченный из гнилых досок кров не выдержал такого вторжения и с треском провалился. Снизу донёсся лишь предсмертный хрип – судя по всему, несчастного проткнуло какой-то надломленной палкой.

Невольно Мильтену вспомнились лекции наставника. Как учил Корристо, человека убивает не опасность, а его собственный страх и невозможность в результате с этой опасностью совладать. Учение Инноса говорило о том, что с божественной помощью можно преодолеть любую опасность, любое препятствие. Человек должен придерживаться своего пути и предназначения, и пока он не свернёт с него, ничто не способно повредить ему. Времени осмыслить и заново обдумать эти положения доктрины у Мильтена было достаточно, пока он восстанавливался в лаборатории Риордана после обморожения. С учётом расправы над всеми магами местного круга огня, напрашивался вывод, что все они, кроме выжившего молодого адепта, пошли против воли Инноса и поплатились за это. А ведь незадолго до этого он, действительно, вступил в прямую конфронтацию с наставником. Остальные маги круга поддержали своего лидера, несмотря на приведённые учеником аргументы. Мильтен старался отгонять эту мысль, потому что она слишком сильно подпитывала гордыню, заставляла думать о себе лучше, чем о других. Это противоречило другой заповеди магов огня, которая призывала жить в смирении и отвергнуть мирские грехи и эгоистические помыслы. Возможно, его час просто ещё не пробил, и у судьбы были другие планы. Кто знает какие? Может, когда придёт его время, то смерть покажется молодому магу избавлением?

С такими тяжёлыми мыслями служитель Инноса зашёл в ворота внутреннего, уже каменного замка, которые также были открыты. Ни стражей, ни мародёров – никого. Крепость будто бы спала глубоким сном, напоминая древнюю покинутую твердыню. Воистину, только люди делают поселения живыми – без них уже за один день даже самый крупный и современный город превратится в некрополис. К счастью, нежити пока тоже не наблюдалось, хотя окружающий пейзаж свидетельствовал в пользу возможного скорого её появления. Облачённый в красное путник осторожно шёл к обители магов, оглядываясь во все стороны. Земля во дворе замка была измазана кровью и как будто бы маскировала мага огня. Около некоторых стен лежали трупы, которые кто-то в спешке туда оттащил. Мильтен уже был рядом с входом в бывшую обитель магов, когда услышал хриплый голос:

– Маг… Подойди…

Голос был со стороны груды трупов, и на мгновение почудилось, что сам Белиар вложил эти слова в уста мертвеца. Однако же всё оказалось проще – один из них был ещё жив. Он потянулся к магу слабой рукой, пытаясь жестом подозвать к себе. Лицо его было бледным, а через всю левую половину тянулся старый уродливый шрам. На нём не было сапог, видимо, кто-то уже присвоил их себе, однако украшенный мехом панцирный доспех всё ещё был надет. Вне всяких сомнений это был один из телохранителей Гомеза по прозвищу Шрам. От него можно было ожидать любой подлости, но чутьё подсказало адепту Инноса, что на этот раз бояться нечего. Он не раз пересекался со Шрамом, но сейчас в привычно холодных глазах этого зачерствевшего воина было что-то иное, будто бы искра человечности озарила их накануне смерти. На всякий случай, взяв в руку руну огненной стрелы – самую быструю в его арсенале, Мильтен подошёл к этой ужасной свалке из мертвецов. От неё уже начинал исходить трупный запах, но всё ещё преобладал железный запах спёкшейся крови. Мурашки невольно поползли по спине молодого мага при виде такого количества убитых. Что же случилось в замке накануне или сразу после падения барьера?

– Не обращай внимание на моих друзей, – сипло прошептал Шрам, попытавшись даже указать рукой на кучу тел, из которой сам едва вылез, – мы тут прилегли отдохнуть, если не возражаешь.

Губы одного из сильнейших людей старого лагеря пересохли, и он явно потерял много крови. Слова ему давались с большим трудом и чтобы расслышать, пришлось подойти ещё ближе. Ещё пару дней назад этот несчастный был одним из рудных баронов. Хотя главой лагеря все признавали Гомеза, но его ближайшие сподвижники пользовались лишь немного меньшим уважением, и потому при разговоре с ними каторжники использовали привычную и понятную всем систему званий. На графа и герцога даже Гомезу не хватило наглости претендовать – это был бы слишком явный фарс, так что все они были баронами. Можно сказать, самозваными баронами-разбойниками. В общем, всё в лучших традициях человеческого социума.

– Презираешь, да? – продолжил барон, – Мильтен, верно? Не смотри на меня так. Лучше просто убей. Или же выслушай.

– Неужели решил исповедаться в своих грехах? Боюсь, у тебя не хватит оставшегося времени жизни на их перечисление, – саркастично ответил маг вместо приветствия. Но даже эти режущие слова дались ему с трудом. Мысль, что рудные бароны убили всех магов круга огня, роилась у него в голове и буквально кричала о том, что он должен немедленно испепелить чудом выжившего.

– И не подумаю. Я ни в чём не повинен. Да, я убивал, но только при необходимости.

– Необходимость – весьма творческое понятие, – скептически ответил Мильтен, пытаясь сохранять надменное спокойствие, но всё же как-то нервно сглотнув. Кое-что в прошлом не позволяло ему быть судьёй. Он знал и что такое злой случай, и что такое убийство по необходимости, и даже из мести. Сам того не зная, Шрам смог задеть за нужную струну. На языке повисла фраза, что в колонию просто так не попадают и такого высокого положения не занимают, но собственный пример опять же говорил об ином. После небольшой паузы, Мильтен добавил:

– Так что ты хотел сказать?

Вместо ответа, Шрам едва слушающейся рукой стал стаскивать с пальца весьма непримечательное кольцо. После нескольких неудачных попыток, он протянул руку магу и прохрипел:

– Помоги…

– Сперва скажи, зачем, – недовольно вздохнув, ответил чародей.

– Пожалуйста, – на мгновение он замолк, переводя дух, каждое следующее слово давалось ему всё тяжелее. Не ясно было вообще, как он столько протянул. Скорее всего, до этого его придавливало чьим-то телом и рана меньше кровоточила. Выбравшись из под трупов, он по иронии судьбы подписал себе приговор. Лужица крови, растекающаяся рядом, с ним подтверждала опасения, что скоро он окончательно потеряет сознание, – передай… другу… воды… ри…дану, – Шрам сощурился от боли, и слова получились не разборчивы.

– Ты бредишь?

– Передай кольцо… – он закашлял, – воды… магу Риордану. И привет… от Марвина. Пообещай, – из последних сил чётко произнёс бывший телохранитель и прикрыл глаза. Всё уже кружилось в его голове, и он с огромным трудом удерживался в сознании. Лишь годами тренируемая воля, крепкое здоровье и врождённое упорство не давали ему уйти в иной мир.

Мильтен сел на корточки рядом с умирающим и снял с его пальца то самое кольцо. В нём не было большой ценности, но вблизи оно оказалось более занятным, чем показалось издали. Оно было сделано из бронзы, и основной интерес представлял не металл, а очень аккуратно выгравированный витиеватый орнамент с растительным мотивом. Не сразу также бросалось в глаза, что в кольце имеется маленький камешек, который почти не выпирал наружу и выглядел так, будто бы капля воды застыла навечно в сделанном для неё мастером углублении. Вероятно, это был аквамарин, но Мильтен слабо разбирался в драгоценных камнях. Никогда не приходилось ни покупать их, ни продавать, ни даже ими владеть.

– Ты хочешь, чтобы я передал это кольцо алхимику магов воды Риордану? – переспросил служитель Инноса.

– Да. Пообещай.

– Сначала ответь на мои вопросы. Ты участвовал в убийстве магов?

– Нет. Быстрее…

– Кто их убил?

– Ворон… один…лично, – Шрам, хотя и полулежал, облокотившись на гору трупов, приподнимал голову, и это ему давалось всё тяжелее.

Мильтен задумался на мгновение. Неужели его видение было достоверным? Невероятно, но Ворон, действительно, в одиночку убил всех магов. Шраму не было смысла врать перед лицом смерти. Но если это видение о гибели магов было правдиво, то можно ли доверять другим подобным грёзам, которые преследовали молодого мага в последнее время? Кто посылал ему эти образы прошлого? Ни в одной книге ему не доводилось встречать упоминаний о такой способности. Хотя, было известно, что можно получить информацию от духов и фантомов, связанных с определёнными местами или событиями. Быть может, в этом и было дело. Эти видения походили на галлюцинации Юбериона, бывшего лидера секты демонопоклонников. Было о чём поразмыслить. А ещё нарастающая головная боль, будто демон пытается выгрызть защиту сознания и поработить… Что-то нужно было немедленно сделать с этим, и Мильтен укрепился в решении продолжить путь на болота и проверить, что случилось с выжившими адептами Спящего. Но сначала нужно было закончить дела в замке.

– Где Гомез, Ворон и остальные?

– Мертвы все… кроме Ворона, хотя… я видел его смерть…

– Что значит видел? Кто вообще устроил эту бойню?

– Новый гонец магов… парень из шахты… истинный гнев Инноса. Неуязвим… Даже сильнее, чем был я… на Архолосе…

– Хочешь сказать, что это он сотворил? – Мильтен указал рукой на гору трупов.

– Да. Пора… обещай… – он прикрыл глаза и будто бы отключился.

– Раз ты не причастен к убийству магов, я помогу, но не уверен, что встречусь ещё с Риорданом.

Приоткрыв глаза и пристально, насколько был способен в таком состоянии, посмотрев на Мильтена, Шрам произнёс:

– Мы не так уж и отличаемся.

Улыбка, чем-то напоминающая оскал, возникла на искажённом рубцом лице воина, после чего он обмяк, и голова его легла на верхний из трупов в той куче, на которую он сидел опершись. Взгляд его был устремлён в небо, а Мильтен, поражённый последними словами, не сразу понял, что низвергнутый рудный барон больше не дышит.

Глава 8. Хватка тьмы

Как в небесах болид

Застыть навек не сможет,

Так мрак, что в нас укрыт,

Огонь не изничтожит.

Всё поменялось внезапно, буквально в миг. Десятилетие относительно спокойной жизни, можно сказать почти беззаботной по меркам предыдущих, подошло к концу. «Идущий» уже начал привыкать к этой сельской размеренности и баронским привилегиям. Все сливки снимал он, и при этом даже не приходилось беспокоиться о всякой ерунде, толкать какие-то заумные речи, вдохновлять стражу или успокаивать гарем. Для всей этой глупости был Гомез. Рудный барон был главным, а они лишь его «пятернёй». Арто, Шрам, Бартолло, давно уже покойный Дранко, и, конечно же, он, Райвен. Однако все знали, кто по-настоящему управляет замком и всеми делами. Стражники бодро и отработанно кричали «За Гомеза!», но, начиная от самых младших рангов, «призраков», и заканчивая тяжеловооружёнными рыцарями, доспехам которых позавидовали бы даже некоторые гвардейцы, бегали перед Вороном, вытянувшись по струнке, и были не то что готовы, а неподдельно счастливы выполнить любое его поручение, даже если он прикажет им лично вычистить выгребную яму. Работать на Ворона – большая удача, и даже не важно, на каких поручениях. Нет, бывали, конечно, и уникумы, которые считали иначе, но для них неподалёку за внешним кольцом лагеря была просторная пещера с уже отъевшимися на человечине кротокрысами. Рудокопы даже не помышляли о том, чтобы заговорить с Райвеном без разрешения, и лишь иногда некоторые выскочки рисковали докучать своими вопросами. Впрочем, таких обычно он сам быстро учил уму-разуму. А некоторые бывали даже забавными. Меч Райвена носил говорящее название «Суд», а приговор у него был лишь один. Все знали об этом, и обнажать меч по делу ему не слишком часто приходилось. Без достойного противника можно и потерять хватку. Но он не забывал тренироваться, и не потерял. Даже самые могущественные маги, совладать с которыми, как полагали, не может никто в Минентале, пали от его руки, как жертвенные ягнята. Он был на вершине своей силы. Точнее, так он думал до недавнего времени, пока не столкнулся со смертью лицом к лицу. В этот миг пришло осознание, что его время наступило. Белиар больше не собирается ждать. И если бы не проклятье связывающего его договора, то сейчас он гнил бы вместе с остальными в той куче во дворе замка, куда в спешке оттащили трупы, чтобы они не мешали опустошать склады. А может быть тот Белиаров меч и вовсе поглотил бы его душу, как знать… Один из когтей тьмы… Ворон почувствовал его касание всем своим нутром, и совсем не в переносном смысле.

То ли по иронии, то ли по велению провидения, жизнь Ворона делилась на принципиально отличающиеся друг от друга периоды лет по десять-пятнадцать. Детство, отрочество, юность… Нет, у него не было практически ничего из этого. Уныние и зависть, гнев и чревоугодие, гордыня и похоть… Скорее можно было сказать так. Другой, на его месте, мог не заметить странностей, но он любил уделять внимание мелочам, без этого он бы просто не выжил. Смена каждого этапа происходила стремительно и беспощадно, не оставляя ему выбора и просто ставя перед фактом. Несмотря на роль пешки в этой игре, Райвен не жаловался на судьбу и даже вполне отдавал себе отчёт в том, насколько ему везло. Вот и сейчас, встретившись со смертью – а как ещё можно было назвать этого беспощадного палача – он каким-то образом всё ещё жил и дышал, оставаясь притом существом из плоти и крови. Он помнил то ощущение беспомощности, когда его проверенный годами меч просто отскочил, будто даже не зацепив доспеха, выкованного из самородков чистой магической руды. Его невозможно было пробить, просто невозможно. Даже если бы на его носителя обрушили все камни замка, то, скорее всего, он, будто черепаха, остался бы жив и, может быть, даже вылез из-под завалов. В таком снаряжении можно было выйти на бой даже против легиона орков и самое большее, что они смогли бы сделать – это оттолкать рыцаря в море и утопить. Был бы это другой доспех, например, как используют паладины, то против него, конечно, нашлись бы средства. В конце концов, паладина можно забить двухпудовыми дубинами или орочьими двуручными топорами, смять доспех тараном или выстрелом из корабельного орудия… Но для той брони, когда забрало опущено, способа пробить её обычным оружием просто не существует. К обычной броне добавлялось отклоняющее поле, создаваемое нанесёнными защитными рунами и подпитываемое энергией руды и души самого владельца. Отец рассказывал ему про эту мифическую броню, но, никто по-настоящему не верил в её существование. Почти наверняка, даже огненные шары и молнии отклонялись или поглощались. Гомез не смог даже коснуться мечом мстителя, хотя от его удара пошатнулся бы даже горный тролль. Этот же рыцарь просто поднял забрало и стоял, мерзко ухмыляясь, прежде чем нанести короткий смертельный удар своим чудовищным мечом, который вызывал ужас одним своим видом даже у человека, который считал, что познал все грани тьмы и безумия. Будто бы мстителю доставляла какое-то особое удовольствие беспомощность того, кто ещё недавно был владыкой. Гомез умер первым, и Ворон ещё помнил, как голова его недавнего сюзерена покатилась по каменному полу, пока тело всё ещё в недоумении стояло, а пальцы до белизны впивались в рукоять меча, силясь его не выронить…

У Ворона был лишь один вопрос – как живой человек мог обладать такой силой и сразу двумя легендарными артефактами, мощь лишь одного из которых была достаточной, чтобы свести с ума любого смертного. Из этого следовал логичный вывод, что нет смысла противостоять богу. Если сам Иннос принял решение отомстить за своих убитых последователей, то разумным решением было лишь бежать. Но в тот момент не было времени думать, и Ворон зачем-то напал, пока убийца был отвлечён Шрамом. Это было глупо, но инстинкты воина и ненависть к Инносу оказались сильнее. Он метил в сочленение доспеха и попал, но это не помогло. Магическая сталь даже в этом месте была не пробиваема. Ответный же удар был такой силы, что разрубил выставленный в блоке меч и броню Ворона, а затем и мягкую, как масло, плоть. Огромный, бурлящий магией двуручный меч врезался в тело в районе ключицы и без сомнения не мог оставить в живых. Райвен не помнил момента удара, только уже позже, разглядывая разрубленный панцирь, осознал, что ни при каких обстоятельствах не мог выжить без вмешательства другой божественной силы – Белиара. Связывавшие их узы не давали о себе знать много лет, с тех самых пор, как над колонией воздвигли магический барьер. Но после того как он отобрал у выжившего мага ту странную чёрную книгу и, воспользовавшись описанным там ритуалом, воззвал к богу Тьмы, всё изменилось. Он вновь почувствовал присутствие владыки. И как же вовремя это произошло! Они заключили новый договор как раз перед тем, как пришла смерть. Точнее, внесли ясность в старый. Раньше Ворон был просто должником. Теперь же он, спустя почти дюжину лет, наконец, знал, как выплатить долг. И посредник, которого Белиар послал для проверки выполнения договора, пришёлся как нельзя кстати. Возможно, он бы и не смог воскресить Ворона, но вокруг было столько жертв, столько боли и крови, что только совсем никудышный демон мог не справиться с настолько простой и необременительной задачей, как подлатать пару порезов. Пусть даже таких порезов, после которых обычно людей хоронят в закрытом гробу, чтобы не пугать женщин и детей. К счастью, он забрал руну высшего исцеления с тела Корристо. Ту самую руну, которую когда-то давно, будто в прошлой жизни, так жаждал получить его отец. С помощью этой руны и силы демона, которую подпитывали души умирающих под неумолимыми ударами чёрного меча стражников, всё было возможно. Да, мёртвые обычно не используют магию, но что значит столь мелкое воскрешение для Избранника Белиара? Это практически обыденность. Рутина. Не стоит впредь даже придавать этому значения. Нужно лишь убедиться, что в случае нового прихода смерти вокруг будет довольно умирающих, а он сам всё ещё будет нужен богу Тьмы. Незаменимых всё же нет, и Ворон это знал. Ворон не был идиотом. Поэтому он и стал тем, кем было суждено. А чтобы умирающие всегда были рядом, а Белиар был благосклонен, Ворон уж позаботится. Много лет он был будто бы слепой личинкой себя самого, блуждал во тьме без маяка. Теперь же он вновь узрел путь. Пора было выполнить предназначение – стать карающей дланью Белиара. А чтобы длань соответствовала Владыке, её должны венчать когти. И он найдет коготь, достойный самого Белиара. Почувствовав на себе мощь одного из таких древних когтей, Ворон понял, что это не было случайностью. Это был знак. И если один коготь уже осквернён Инносом и никогда не сможет служить идущему истинным путём, то значит, он найдёт другой. Его друг и спаситель, Кхардимон, эмиссар Белиара, рассказал ему всё. Рассказал о том, как он сам когда-то ошибся, не осознавая гениальный план Владыки, и как теперь вместе, спустя тысячелетие, они исправят досадную ошибку.

Железный авторитет в замке и в Старом Лагере в целом, который он нарабатывал много лет, пригодился как нельзя кстати. Несколько верных людей из стражи пережили резню, хотя многих и не досчитались. Ворон собрал выживших почти сразу после того, как мститель Инноса покинул лагерь. Один из этих остолопов даже видел, как Ворон «воскрес». Впрочем, разрубленный почти напополам стальной нагрудник и так говорил сам за себя. Конечно, он распорядился сразу найти новый доспех и внести в него некоторые коррективы. Больше никаких утаек – все должны видеть его истинную сущность. Сколько бы лет не прошло, а с тех пор, как он покинул тело Ворона, он каждую ночь во сне вновь и вновь возвращался к тем временам. Он был Вороном не только по имени, но и душой. Конечно, перьев Ворона нигде не нашли, но перья гарпии подошли даже лучше. Новая броня, нагрудник от которой раньше носил Гомез, будет чернена и украшена оперением вместо дурацкого меха. Новый лидер должен вызывать уважение уже одним своим видом. А также указывать на грядущие перемены. Так сказал ему его друг Кхардимон. Перья – это признак элиты, признак военачальника. А слово Кхрадимона, посланника Белиара, было почти словом самого Владыки. А ещё ему нужен был новый меч вместо сломанного. Но достойный длани коготь был далеко, а пока меч Шрама вполне подошёл. Жалкая игрушка, которой так кичился этот выскочка. За какие-то заслуги его отправили в колонию прямо с этим мечом, будто какого-то лорда, хотя он таковым никогда не был. Каторжник, конечно, даже до возведения магического барьера, не мог обладать оружием, и клинок был оставлен на сохранение. А точнее, достался главному надсмотрщику. Впрочем, хвастался им этот остолоп тоже не долго. Помнится, Шрам вернул своё в тот же день, как над долиной засиял магический барьер. Как давно это было? Вечность тому назад. Подумать только, в той, уже теперь прошлой жизни, Ворон боялся напрямую схлестнуться с этим фехтовальщиком. Из-за него он вынужден был мириться с второй ролью, не мог подступиться к Гомезу достаточно близко, чтобы окончательно от него избавиться. Даже несмотря на доказательства связи Шрама с магами воды, Гомез всё равно почему-то доверял ему. Что ж, где теперь все бароны? Были бароны, а стали жертвенные бараны. Остался один, по-настоящему сильный и достойный. Тот, которому хватило терпения ждать и ума, чтобы служить истинному Господину, для которого даже гнев Инноса не опаснее пламени свечи.

Силы не сразу вернулись, и после сращивания разрезанной плоти Ворон оставался без сознания. Его пробудило падение барьера. Выброс такой силы ощутили даже те, кто не имел отношения к тайным искусствам, а человек, деливший одно тело на двоих с демоном, не мог не отреагировать. Энергетический выброс привёл его в чувства и дал сил. Когда казавшийся мёртвым и лежащий в луже крови Ворон внезапно встал и начал давать указания нескольким мародёрствовавшим в тронном зале стражникам, они сперва не поверили своим глазам. Один пытался что-то то ли спросить, то ли возразить… Эта чепуха не волновала нового повелителя. Холопы должны подчиняться, или же они не нужны. Идиот умер быстро – Райвен сломал ему шею одним невероятно сильным ударом в голову, после которого голова стражника запрокинулась, будто у соломенного чучела для тренировок. Лёгкость, с которой это удалось и то удовлетворение, которое получил выживший барон, глядя в угасающие глаза своей жертвы, сперва удивили, но затем стали новой реальностью. Реальностью, в которой магическая тюрьма больше не блокировала его связь с Белиаром.

Спаситель пояснил, что чем больше жертв, тем больше сила и благосклонность Владыки. Жаль, нельзя было убить сразу всех – они были полезнее, чтобы приводить новых жертв. Да и нужны были грузчики, чтобы вывезти остатки руды и ценностей из замка. Руда – это квинтэссенция магии, а магия могла пригодится в будущем, чтобы добраться до когтя. Путь был ясен, как никогда. Почему раньше он этого не ощущал? Потеряв тело символизирующей тьму птицы, он был слаб, потерял связь с Владыкой. Да и проклятый барьер сдерживал, похоже, не только физически – за долгое время под ним он уже почти успел забыть, что он избранный. Воистину, это было испытание терпения не меньшее, чем пережитое в чужом теле. Но и награда была велика – целых пять магов огня, включая магистра, возвращение фамильной реликвии, и, главное, наконец, вновь услышать волю Белиара. Теперь, когда этот ненавистный купол пал, то Владыка смог почувствовать своё выросшее дитя, направить на верный путь. Теперь Идущий во тьме окончательно встал на верную тропу. Если раньше он блуждал во мраке неведения, был ищущим путь, то теперь он ступал уверенно, чувствуя, что каждый шаг приближает его к цели. Все жертвы были не напрасны, все муки стоили того, вся жизнь вела к этому триумфу. Ничто не могло больше остановить его. Никто не мог помешать.