Текст книги "Когти Тьмы (СИ)"

Автор книги: Семен Нестеров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

Заклятье вырвалось наружу замка и сконцентрировалось на таране, разорвав его в клочья. Пылающие остатки не позволяли новым нападающим продолжить штурм в этом месте. Но защитникам не дали перевести дух. На пытавшихся наскоро залатать брешь какими-то ящиками оруженосцев, понукаемых рыцарем, пикируя с пронзительным визгом, обрушился дракон. Его пасть распахнулась, и из глотки повалила сгущающаяся, раскалённая плазма, готовая вырваться всеуничтожающим потоком.

И снова сработал инстинкт. Вдохновлённый испытаниями магистров, которые ему устроили в монастыре, Мильтен, почти не осознавая, что он будет делать, протянул вперёд руку. Он не пытался создать щит. Он возглавлял огонь, даже тот, что исторгал дракон. Он перехватывал контроль, но не над своим заклинанием, а над чужим, он управлял самой идеей огня. Руна, сжимаемая в руке, была ориентиром, проводником, подсказывающим управляющий контур конструкции. Огненный шторм мог черпать силу из любого источника. Чем дыхание дракона хуже?

И ему удалось. Пламя, готовое извергнуться из драконьей пасти, разошлось в стороны, будто встретило невидимую преграду. Оно не погасло, но рассеялось, как вода, ударившаяся о скалу, опалив башни и песок во дворе, но не тронув замерших в ужасе солдат. Однако Мильтен не остановился на достигнутом, развернув огонь назад, в глотку зверя. В последнее мгновение перед тем, как темнота заполнила его превысившее все доступные пределы сознание, Мильтен успел увидеть – огромная, змеиная голова дракона резко дёрнулась вверх. Один его глаз, мерцающий, как расплавленное золото, на миг встретился с его взглядом. В нём читался не просто звериный гнев, но холодная, осмысленная злоба и… удивление.

А потом силы окончательно оставили чародея. Мильтен рухнул на камни двора, погружаясь в пустоту, а над ним, озаряя его побледневшее лицо алым заревом, продолжал бушевать огненный ад.

Глава 22. Фигуры

Кто ищет, тот всегда найдёт.

Хоть может он искал не это.

Кто ж не искал, не обретёт

Ни тьмы, ни сумрака, ни света.

Новая башня Ксардаса вонзалась в хмурое небо Хориниса подобно гигантскому, окаменевшему когтю тёмного бога. Её остов, черный и неровный, больше напоминал магматическую породу, внезапно выросшую из-под земли, нежели творение рук человеческих. Так оно и было – башню возвел огненный голем, слепой и бездушный исполнитель воли некроманта. Подобно стеклодуву, ваяющему форму из раскалённой массы, голем выплавлял блоки из скальной породы соседнего утёса, спекая их магическим пламенем в единое, угрожающее целое. Устрашающий вид был необходим – он отлично отгонял любопытных путников и суеверных селян.

Неслыханная скорость постройки – всего пара дней – могла бы считаться чудом. Со стороны действительно могло показаться, что мрачное сооружение возникло за ночь. Именно так и думал Лестер – спрятавшийся в долине между скал бывший послушник братства Спящего. Каркас, монолитный и прочный, был возведён за считанные часы неустанной работой голема. Остальное время заняла кропотливая работа по переносу самого ценного: древних фолиантов, свитков, алхимических инструментов и минимального набора мебели из старой башни. В этом Ксардасу помогали его верные, безмолвные слуги – оживлённые магией нежити и юркие, похожие на искажённых карликов, гомункулы, чьими кукловодами были низшие демоны. Но этого не знал Лестер, он знал лишь, что вчера, когда он спустился в долину, башни не было, а теперь она появилась, и стояла практически на обратном пути. Другого же выхода из горной лощины не было, и теперь, загнанный в угол послушник не знал, стоит ли ему покидать это место, рискуя встретиться с владельцем таинственной башни, или же лучше остаться здесь навсегда.

В этом месте головные боли Лестера слегка ослабли, будто бы окружающие горы защищали его от вредного воздействия. Но даже так они были на грани его выносливости. Даже насчёт этой башни он не был до конца уверен, не является ли она его галлюцинацией, признаком ухудшения его состояния. К счастью, Лестер хорошо разбирался в травах и мог даже приготовить на костре простенький лечебный и обезболивающий отвар из местной флоры. Без этого, наверное, он бы даже не зашёл так далеко. То, что он преодолел путь от старого форта на самом юге долины рудников почти до самого города Хориниса, в нескольких часах пути до которого и была расположена эта забытая богами лощина, поистине было чудом. Он блуждал, будто в тумане, интуитивно двигаясь в ту сторону, где головная боль ослабевала. Боль была его компасом. А то, что он добрался до обитаемых мест сильно позже других каторжников, сыграло ему даже на руку. Он не попался патрулям паладинов, и в то же время, разошёлся с готовыми поживиться чем угодно бывшими уголовниками. Но он даже не вполне осознавал своё везение, не прекращающаяся мигрень затмевала всё. Он даже не знал, на сколько дней ещё хватит его воли. Быть может, если бы его друг Мильтен тогда не провёл какой-то странный ритуал, существенно ослабивший боль, то он уже давно умер бы от кровоизлияния в мозг или от того, что не смог бы даже найти пропитание. А быть может, даже сам бы покончил собой. А теперь ещё эта башня. Пожалуй, если станет совсем невыносимо, то он поднимется к ней и выяснит, кто же там поселился. Но не сегодня. Сегодня он наловит мясных жуков и сделает из них рагу. Благо, он разжился небольшим котелком ещё в начале пути.

Владельцу же башни не было дела до какого-то случайного свидетеля его могущества. Несмотря на то, что стройку остова башни вел голем, каждое новое строительство неизмеримо истощало некроманта, отнимая не столько физические, сколько ментальные силы. Ведь помимо каменной кладки нужно было обустроить башню и внутренним убранством. Перенести готовую мебель, или заставить других слуг сделать новую. А нежить, плохо соображает самостоятельно, да и в магазин её не отправишь. В общем, приходилось искать иные пути. Его силы позволяли использовать демонов и даже приказывать разумным, чья воля не слишком крепка, но любые подобные манипуляции требовали прорву энергии. А этот ресурс был очень ценен, так что обстановка в башне оставалась весьма аскетичной. Сейчас бывший великий магистра ордена Инноса, а ныне ренегат и некромант, сидел в своём высоком кресле, вырезанном из дуба, в только что достроенном кабинете. Его пальцы медленно барабанили по подлокотнику. Период необходимого отвлечения и восстановления подходил к концу. Приближалась пора вновь погрузиться в пучину действий.

Ксардас подошёл к массивному окну своей новой башни, взглянув магическим зрением на потемневший от туч лес. Но свет ока Инноса его мало беспокоил. Его тип зрения сильно отличался от привычного. Он видел потоки энергии – магической силы и тепла, которые как бы накладывались друг на друга, позволяя оценивать и размеры, и форму, и внутреннее содержание. Живые существа сияли в магическом зрении светом, который был тем сильнее, чем могущественнее был организм. Кролик, кабан или пожилой крестьянин имели рыхлую структуру магических каналов, а вот могучие звери, вроде мракориса, уже могли посоперничать с опытным магом. Именно из-за этого, эти звери даже после смерти иногда восставали в качестве нежити – их энергетическая мощь порой превалировала над физической.

Пальцы ренегата, тонкие и бледные, медленно ощупывали холодный камень подоконника. А внутри него кипела невидимая работа, расчеты и планы складывались в единую, грандиозную картину.

Находясь в башне, он мог узнавать всё необходимое, при этом гораздо быстрее восстанавливая силы. Его дополнительные магические «глаза» – подчинённые им с помощью вселённых демонов вороны – уже доложили обстановку. Паладины, эти сверкающие жуки в своих латных панцирях, наконец-то свернули бесполезные поиски в окрестностях и двинулись в сторону рудниковой долины. Именно это и послужило последним толчком к немедленному переезду из рудниковой долины, которая стала очень недружелюбным местом. Зато старая, давно забытая дорога, ведущая к заваленному в результате оползня много лет назад перевалу, словно сама привела его к этому месту. Она была одновременно и указателем, и ширмой – база была идеально спрятана от любопытных глаз. Высокие, древние сосны густым частоколом прикрывали её со всех сторон, а с дороги виднелась лишь верхушка, которую издали и вовсе можно было принять за странный скальный выступ.

Но главным была не скрытность и красивый вид, а то, что таилось глубоко внизу. В толще скал, подобно артериям мёртвого исполина, тянулись рудные жилы, берущие своё начало в самой долине рудников. Они были слишком глубоки, чтобы их разрабатывать, но их магическая энергия, пульсирующая в самом сердце мира, была идеальным проводником и источником силы для великих заклинаний. На этом месте вполне можно было построить круг Инноса – один из древних способов аккумуляции энергии. Такой кстати, был неподалёку, но ближе к побережью, почти у самого города. Он стоял на тех же жилах, но они выходили там ближе к поверхности.

Ксардас видел все ходы противников, оставаясь в тени. Белиар, всегда прямой и грубый, сделал свою ставку – драконы и орки, грубая сила, призванная смести всё на своём пути. А паладины, эти сверкающие «жуки», брошенные Инносом, уже маршировали по долине, неся с собой свой порядок, свой закон, своё пламя. Предсказуемо. Аданос, как всегда, уравновешивал – его тихая работа ощущалась в каждом дуновении ветра, в каждой неудаче обеих сторон. Бывшие наёмники магов воды, теперь предоставленные сами себе, станут идеальным противовесом рвению паладинов. Они усложнят им логистику, перережут пути снабжения, не дадут установить полный контроль над островом. Хаос будет работать на Аданоса. А тем временем, маги воды займутся поиском чего-то гораздо более ценного. Но не они одни, есть ещё одна личность, которую выпестовал сам Ксардас, принёс на блюдечке в руки Белиара, заставив поверить, в то, что эта фигура принадлежит ему.

Райвен. Мысль о бывшем бароне вызвала лёгкую усмешку. Ещё одна пешка, мнящая себя ферзём. Он найдёт утерянный Коготь. Жажда мести и власти ослепят его. Но доверять ему нельзя. Как и Кхардимону. Этот старый слуга, столетиями бывший безропотным инструментом, теперь, почуяв настоящую силу, неизбежно захочет предать. Коготь Белиара искушает всех. Он сломал волю даже потомков самого Кхар-Аданоса, носителей божественной крови, что уж говорить о таком ничтожестве.

Пусть попробует – холодная решимость заструилась по магическим каналам древнего мага, будто даже делая его моложе и сильнее. Если он выйдет из-под контроля, маги воды будут уже готовы. Их силы достаточно велики, чтобы удерживать его ровно столько, сколько потребуется, пока не прибудет его собственный, уже настоящий ферзь.

Главная фигура – Вершитель. Тот, кто должен вскоре вернуть себе силу. Ослабленный, как и требовал Аданос, и даже лишённый возможности стать истинным аватаром Инноса. Эту возможность навсегда пресечёт для него один из магов огня – Мильтен. В этом была красивая ирония – обыгрывать противников их собственными ресурсами. Впрочем, этот мальчишка не мог считаться полноценным слугой Инноса. Как и Райвен, он был подготовлен заранее, внедрён, как двойной агент. Интересно, как бы он отреагировал, узнай правду о своем происхождении и причинах, по которым Ксардас не убил дерзкого охотника, вздумавшего следить за ним? Нет, пожалуй, некоторые тайны должны оставаться таковыми навсегда, иначе из соратника он вполне может превратиться в обозлённого и обиженного врага. Конечно, он не доставит много хлопот, пока не тот уровень силы, но зачем портить то, что сейчас хорошо работает?

Талисман, Глаз Инноса… Мысль Ксардаса коснулась этого артефакта. Он сослужит свою службу. Но не в своём нынешнем виде. Его нужно было трансформировать, переплавить, как переплавляют старый сломанный меч в новый. Ошибка прошлого, однобокий взгляд избранников Инноса, больше не должна повториться. Та диктатура света, что чуть не погубила мир, не должна возродиться.

Грядёт время истинного баланса – виделась чародею картина будущего. Мир, где будет место и оркам, и людям. Даже другим низшим расам, таким как гоблины, огры и рептилоиды, если они сами не выберут путь самоуничтожения. Его взгляд, обращённый внутрь себя, увидел драконов. Даже у них будет шанс. Обновлённый амулет… он позволит им говорить, ослабит подавляющую печать Белиара. Даст на время возможность вещать не рёвом и пламенем, а словами. Какой выбор они сделают – будет зависеть только от них. Белиар не давал им выбора, а Аданос даст.

Ксардас, глядя вдаль думал и о многих других вещах. Но это уже были детали. Роли всех основных участников постепенно прояснялись, нити их судеб переплетались. Для некоторых из них, таких как Мильтен, даже найдётся место в том новом, дивном мире, который он видел. В мире… где не останется богов. Лишь равновесие.

Он развернулся от окна. «Пришло время, – пронеслось в его сознании, холодное и ясное понимание, какое появлялось, когда к нему обращался сам Аданос. – Последняя фигура должна занять своё место на доске».

Его тёмная мантия при движении беззвучно скользила вдоль каменного пола. В центре комнаты, на свободном от свитков и книг пространстве слепой отшельник начал чертить. Кончик его посоха, источающий красное сияние, выжигал на камне сложную, идеально выверенную пентаграмму. Каждая линия, каждый символ были частью грандиозного уравнения, целью которого было одно – пронзить пространство и время, чтобы вернуть то, что было утрачено. Вершителя, томящегося в каменной ловушке под руинами тюрьмы Спящего, которая стала для него незапланированной могилой. Для него незапланированной, но не для тех, кто играл эту партию.

Столько лет Иннос прятал от него этого потомка своей древней крови, так искусно держал его на удалении от всех, на самых рубежах Миртаны, на каком-то мелком островке. Столько сил пришлось приложить, чтобы выманить его, а затем, приручить. Теперь, стоило сделать поводок ещё короче. Этот человек, чьи магические каналы не уступают таковым у самого Ксардаса, позволяя стать истинным аватаром бога, должен знать, кому обязан всем. Он должен знать, что ни шагу не смог бы ступить без помощи наставника, что не смог бы сохранить даже саму жизнь. И сейчас все обстоятельства складывались именно так, как и задумывалось. Когда в будущем он освободится, то сам будет искать его, потому что клинок ничто без руки, которая его держит.

Тишину в башне нарушало лишь шипение магической энергии, исходящей от растущего на полу рисунка. Ксардас погрузился в работу, его сознание уже скользило по невидимым нитям магии, протянутым к далёкому якорю, оставленному в подземелье. Пришло время воскресить не просто тело, но ценный инструмент.

Глава 23. Люди гибнут за металл

Пусть в тиглях тревоги и боли сгорят,

Не время для тихой беседы.

Когда мир войною и дымом объят,

Без жертв не добиться победы.

Воздух в лаборатории замка в долине рудников был густым и едким, пахнущим дымом, кипящими травами и горькой пылью распылённых алхимических компонентов. Мильтен стирал со лба пот, оставляя грязный размазанный след. Его глаза горели от недосыпа и испарений различных органических кислот, а пальцы, исцарапанные и местами обожжённые, с трудом повиновались ему. Последние дни слились в один бесконечный, изматывающий кошмар. Даже правила техники безопасности на этом фоне отступали на второй план. Он уже нарушил практически все писаные и неписаные правила, начиная с того, что нельзя работать при таком сильном утомлении. Иногда его глаза попросту закрывались, и он отключался на несколько секунд, а может, даже минут, стоя облокотившись на стол.

Лорд Гаронд требовал невозможного. Бодрящие настойки для часовых, чтобы те не засыпали на постах. Зелья, ускоряющие реакцию – одна капля такого может быть ценою в жизнь в ближней схватке. Отвары, затягивающие быстрее раны, и густые, обжигающие припарки для ожогов от оркских зажигательных снарядов. И ничего, абсолютно ничего не удавалось запасти впрок. Проклятые волосатые варвары, этот бич Миртаны, не давали передышки ни на день. Постоянные наскоки, ночные попытки штурма, обстрелы огненными шарами их шаманов. Несколько отрядов разведчиков смогли вернуться, добыв ещё немного требуемых ингредиентов. К счастью, Мильтен знал места произрастания основных используемых в алхимии растений в Миннентале. Но далеко не все из них сейчас были доступны, а запасы, взятые с собой, и найденные в сохранившихся складах мастера Дамарока, подходили к концу. Скоро работа в лаборатории прекратится сама собой из-за отсутствия нужных компонент зелий. Но не сегодня.

Но работа без отдыха и в условиях дефицита, когда даже спирт приходилось делать самому, смастерив ещё один перегонный аппарат – ведь тот, что был, нужно было приберечь для более чистой работы, для финальных стадий перегонки, когда работа идёт уже с более качественным сырьём, не загрязнённым сивушными маслами. Это всё были небольшие сложности, которые он смог преодолеть. А самым страшным испытанием была попытка орков собрать метательную машину.

Орки даже не скрывали своих намерений, под прикрытием шаманов и арбалетчиков организовав на пределе полёта стрел осадный лагерь, в котором начали из привезённых частей собирать что-то вроде требушета. И это привело к тому, что до сих пор не давало покоя молодому, и никогда не участвовавшему до того в крупных сражениях магу. Картины той ночной вылазки, в которой ему пришлось стать центральным звеном, до сих пор стояли перед глазами Мильтена. Яркие и болезненные напоминания об ужасе войны, затмили даже ужас атаки драконов. При первом штурме всё произошло слишком быстро, не осталось времени на страх, он просто действовал, а затем, потеряв сознание, и вовсе забыл остроту случившегося – воспоминания сгладились, пережитое казалось дурным сном. Перед вылазкой же было время на подготовку. Время на то, чтобы осознать всё безумие их затеи, чтобы взглянуть со всем пониманием в лицо смерти. Юный чародей не был солдатом, не привык к такому. Уходя на охоту, он мог стать добычей зверя, живя в окружении каторжников он рисковал получить нож в спину, но это… это было совсем иным опытом. Ждать неминуемой битвы с превосходящим во всем противником, понимать, что собирающиеся рядом товарищи по оружию, в большинстве, скорее всего не вернутся, и что такая же участь вероятна и для тебя – это не то, с чем можно спокойно смириться. Но все добровольцы понимали, что выбора у них нет. Если бы гигантская катапульта была достроена, каменные ядра и зажигательные снаряды рано или поздно сравняли бы стены и здания внутри замка с землёй, а участь защитников была бы предрешена. Они могли пережить осаду, но не бомбёжку.

Драконы тоже могли бы поджарить защитников, но, по какой-то причине, после первой атаки они предпочли затаиться. Паладины думали, что они испугались или им нужно восстановить силы, но у Мильтена было совсем другое мнение на этот счёт. В одной из лекций о былых временах Корристо рассказывал своему ученику, что согласно сохранившимся древним свиткам драконы могли откладывать яйца. Из оплодотворённых и поддерживаемых при нужной температуре яиц могли родиться новые драконы, среди которых, как правило, выживал только один, самый сильный, сожравший конкурентов. Говорят, что для полноценного потомства драконам ещё нужно было золото, хотя точных причин, и как именно они его используют, никто не знал. Когда-то давно по этому поводу наверняка спорили до хрипоты, но со временем, когда драконы пропали из поля зрения людей, и, как думали, вовсе вымерли, интерес к этой теме угас, как и пропала возможность экспериментальной проверки смелых гипотез о высоком содержании золота в скорлупе, или золотом «радиаторе», отводящем избыток тепла от драконьей кладки или наоборот, подводящем. Среди основных версий как раз было то, что для появления дракона нужна очень высокая, или, наоборот, очень низкая температура. Бытовала однако также версия о том, что у драконов большинство представителей самки, но есть и самцы, которые не сидят на одном месте, а всегда мигрируют, и которых самки приманивают наиболее блестящим гнездом, для чего и сгребают в него все виды драгоценностей. Однако Корристо упоминал о ней с усмешкой, считая, что нельзя напрямую сравнивать драконов с примитивными птицами. По его мнению, их логика не может быть столь простой, а у действий должна быть более глубокая логика, продиктованная необходимостью. Драконы без сомнения, обладали разумом, и по легенде, обладавший глазом Инноса Вершитель, избранник бога Огня и Света, мог с ними говорить, понимая их язык благодаря божественной помощи. К сожалению, он не додумался спросить у драконов о способе их размножения, чем поставил всех последующих учёных в очень неприятное положение, при котором они вынуждены были строить непроверяемые гипотезы.

В любом случае, все учёные мужи древности, заставшие драконов или хотя бы живых свидетелей борьбы с ними, сходились во мнении, что из большинства яиц драконов, то ли неоплодотворённых, то ли хранящихся при неподходящей температуре, рождались совсем не драконы, а иные существа – похожие по габаритам и телосложению на орков, но покрытые плотной чешуёй гуманоидные ящеры. В отличие от новых драконов, их могло появляться на свет гораздо больше, росли они очень быстро, питаясь сырым мясом или падалью, и выполняли функции защитников гнезда дракона, этаких прислужников для примитивных поручений и подготовки выбранного драконом логова к появлению уже настоящего потомства. И, как опасался Мильтен, именно откладкой яиц и «штамповкой» людоящеров могли быть сейчас заняты наевшиеся драконы. Одному Белиару было известно, к чему это могло привести, если никто не уничтожит или не изгонит этих огнедышащих тварей раньше. С каждым днём добраться до их гнезда будет всё сложнее и сложнее.

Так или иначе, но не драконы оказались экзистенциальной угрозой для защитников замка, хоть их возвращения и ждали с ужасом. Но готовящийся орками требушет был прямо под стенами замка и мог смять оборону, как только будет запущен. Даже если орки смогут запускать всего один многопудовый валун или горящий снаряд в час, и даже если первые из них пролетят мимо, то очень скоро они пристреляются и неспешно уничтожат защитников за считанные дни. Именно поэтому капитан Гаронд начал собирать добровольцев ещё до того, как орудие было достроено. План был простой и прямолинейный, так как выбора особо не было. Сначала думали, что Мильтен сможет просто уничтожить катапульту, но шаманы орков ловко отклоняли все огненные шары – даже магистр огня вряд ли справился бы с их сопротивлением. Поэтому оставалась только вылазка. Спуститься планировали в темноте по остаткам таранной башни, торчавшим из стены после первого штурма. Поначалу лорд Гаронд хотел приказать разрубить бревно топорами и заделать брешь, но затем решил отложить эту идею. Не только потому, что первых же каторжников, из числа оставленных в замке для грязной работы, проткнуло орочьими стрелами, чуть не пригвоздив к камням стены, но и потому что это бревно оказалось удобным и для незаметного спуска защитников в ночи и, главное – затем быстрого возвращения. Поднимать ворота незаметно было нельзя, уж больно они скрипели, спускаться со стен было можно, но тяжело быстро подниматься назад – в случае погони отряд был бы обречён. Поэтому использовать бревно решили как чёрный ход. Возле него всегда дежурили арбалетчики, не позволявшие оркам приближаться слишком близко. Штурмовать по нему замок было бы откровенным безумием, на которое не решились бы даже орки. Первый раз на их стороне был эффект неожиданности, а теперь шансов на успех такой лобовой атаки не было никаких. Несколько молодых орков попробовали, но их тела остались под стенами.

Лагерь с катапультой был как раз с той стороны, так что бревно стало ключевой частью плана ночной вылазки. Мильтен должен был идти вместе с добровольцами. Только он мог быстро и эффективно уничтожить осадную машину с помощью огненного шторма. Когда маг понял тщетность попыток уничтожить её издалека, он сам предложил Гаронду отправиться наружу. Тот лишь пожал плечами, изучающе посмотрел несколько мгновений и кивнул, не сказав ни слова. Каждое слово нужно было экономить, защитники учились понимать друг друга по возможности молча. Конечно, основной причиной такого странного поведения была накопившаяся усталость. Лишь чуть позже Мильтен узнал, что готовится вылазка, когда его позвали на брифинг.

Среди добровольцев были лучшие арбалетчики, в глаза которых Мильтен закапал самодельное зелье, улучшающее ночное зрение. Рецепт он подсмотрел в книге Дамарока – ночные чтения не прошли даром. Воспроизвести нужный состав без всех указанных ингредиентов было той ещё задачей, поэтому эффект вышел нестабильным и кратковременным. Выжившие на следующий день не смогли бы смотреть на дневной свет, а возможно, даже частично ослепли на несколько дней. Мильтен не был уверен во всех побочных эффектах до конца, но результаты эксперимента обнадёживали. В качестве подопытного Гаронд приказал использовать Горна – мол, пусть отрабатывает харчи. Руки Мильтена немного тряслись, когда он капал другу в глаза свою модификацию капель ночного зрения, но, Горн лишь улыбнулся, сказав, что вполне доверяет другу, а если прикинется потом слепым, то его точно не отправят на принудительные работы. К огромному облегчению Мильтена здоровяк наёмник не ослеп, и даже смог прочесть книгу в своей тёмной камере, когда погасили факел. Времени на более подробный тест не было, но последствия были второстепенны на тот момент. Главное, что с этим средством арбалетчики были способны в темноте увидеть и пристрелить оркских часовых, большинство из которых не использовали факелы, чтобы не быть лёгкой мишенью и при этом хорошо видеть возможных диверсантов. Но в ту ночь это им не помогло. Штурмовой отряд людей вошёл в сонный лагерь орков, как нож в масло – мягко, тихо, и режа всё на своём пути.

Пока орки пытались понять, что происходит и начали орать тревогу, Мильтен десятком огненных стрел быстро зажёг палатки, внеся ещё большую сумятицу в действия врага и отвлекая шаманов на борьбу с этим огнём. Основная задача была лишь одна – сжечь катапульту. Именно потому лорд Гаронд отправил его с этой штурмовой группой самоубийц, осознавая, что может потерять один из ценнейших инструментов, способствовавших выживанию в осаде, сдерживающий возможность пожаров, помогающий раненым. Но, ничего другого не оставалось, ведь никаких запасов зажигательной смеси у них не было, да и самогонного спирта было бы явно недостаточно, его попросту не из чего было бы произвести, да и не успеть в нужном количестве… Гарнизон и так уже сидел на урезанном на треть пайке.

Именно момент, когда началась суета, и запечатлелся сильнее всего в памяти Мильтена. Крики. Вопли умирающих. Яростные гортанные возгласы орков и тяжёлые взмахи их топоров. Паладины, зажатые со всех сторон напирающими орками, практически закрывавшие волшебника собой и своими зазубренными щитами, пока он, стоя почти вплотную к громадным деревянным конструкциям, творил самый сильный огненный шторм, на какой был способен. Вокруг был хаос, а от него требовалась высочайшая концентрация – то состояние, когда время будто замедляется и каждая мельчайшая деталь становится более отчётливой. Он видел танец жизни и смерти. Люди, то успешно уклоняющиеся от атак, то заживо сваренные прямо в доспехах, или с обожжённой, вздувающейся волдырями и облезающей кожей – результатами ответных чар шаманов, их огненными шарами или даже перехваченными потоками пламени, контроль над которыми терял Мильтен. Вот, двое ополченцев бросаются вперёд на офицера орков – его топор чёрен, доспехи украшены какими-то узорами. Один из ополченцев блокирует палашом удар и не удержавшись от мощи орка падает наземь. Второй с выставленным вперёд клинком прыгает на орка и меч, чудом найдя брешь в довольно неплохой броне, втыкается в плечо врага. Кажется, что победа близка, но через мгновение мощный удар кулака чуть ли не вбивает удачливого человека в землю – когти на металлических перчатках орка обагряются кровью, пронзая лицо и шею наглеца. Второй ополченец уже почти поднялся, но тут же верхняя его половина повалилась вновь, пока ноги ещё делали последний шаг вперёд. Перекошенное ужасом и предсмертной агонией лицо молодого воина с удивлением ударилось в грязь… И всё это в каких-то паре метров от творящего заклинание мага. Не лучшее место для концентрации. Но другого быть не могло. Это была не тренировка – это была настоящая война. Та, на которой маги огня бывали в первых рядах крайне редко.

Паладины держались лучше. Броня выдерживала даже прямые удары, острые стальные мечи порой разрубали толстые древки грубых орочьих секир и палиц. Но даже этим тяжёлым орудиям войны не было просто. На одного наскочили сразу несколько полуголых орков. Казалось бы – ерунда, но его просто завалили. Пока товарищи спешили на помощь, его били шлемом о камень. Когда подмога подоспела от головы бедняги остались одни воспоминания… и вытекающая из шлема кровавая жижа. Особенно чародею запомнилось лицо молодого оруженосца. Ещё практически мальчишка, его лицо было перекошено ужасом и нестерпимой болью, униформа дымилась, кожа слезала с живого мяса. Он рухнул перед ногами Мильтена, его глаза, полные слёз и недоумения, смотрели на мага, словно спрашивая: «Почему?» Мильтен уже ничем не мог ему помочь. Лишь прошептать сквозь стиснутые зубы молитву за его душу, пока вокруг бушевала бойня. И вдруг стало легче, будто бы Иннос услышал своего служителя.

На смену хаосу пришёл всепоглощающий жар. Огненный шторм, рождённый и усиленный больше не сдерживаемым гневом, наконец, обрёл полную силу, превратившись из небольшого вихря в настоящий ураган. Он разметал уже и так горящий остов требушета в щепки, и раскидал бревна и доски, будто спички, которые разлетевшись по окрестностям поджигали всё вокруг. Вот, всё ещё сопротивляющегося под натиском паладинов офицера орков пробило насквозь горящей жердью. Вот, удивлённого такой мощью шамана орков откинуло куда-то в овраг пролетающим полыхающим бревном. Вот мощный взрыв сотряс обтянутую шкурами палатку, будто бы в ней был пороховой склад. Но сила не даётся даром. Мильтен закачался, пытаясь нащупать в кармане спасительный эликсир, который приведёт его в хотя бы некоторое подобие нормы, после такого выброса энергии. Туман адского пламени и хаоса, впрочем, почти не затронул группу диверсантов, бывших будто в глазе бури – тихой части, где нет ветра. Выжившие добровольцы схватили под руки Мильтена и потащили прочь. Всё шло согласно плану. Опытные воины, которых было среди выживших большинство, были не впервые в подобной мясорубке и не теряли самообладания. Маг бессильно перебирал ногами, спотыкался, и его буквально несли, пока сознание его плавало где-то между болью, истощением и шоком, и пока он заливал в себя с трудом откупоренную бутылку, проливая жгучую жидкость себе на лицо, вместо открытого рта.