Текст книги "Возмездие"

Автор книги: Семен Цвигун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

    – Здравствуйте, фрау Эльза…

    – Я знала, что вы вернетесь, – сказала Эльза, вытирая глаза.

    За ее спиной Бютцов увидел Шумского, спокойно ждавшего в прихожей.

    – У меня к вам маленькая просьба, Эльза. Покажите шоферу, куда поставить машину, и накормите его. Только учтите: он русский.

    – Что-о? – Глаза старой служанки сразу стали сухими и круглыми.

    – Не бойтесь, он не кусается.

    Надменно вскинув подбородок, Эльза вышла, прикрыв за собой дверь.

    …Вечером сидели у камина в гостиной, пили кофе. В кресле, укрытый пледом, – старый фон Бютцов, жена подполковника Инга – молодая красивая женщина, их сын Иоганн – двенадцатилетний мальчишка, нарядившийся по случаю приезда отца в полную форму «Гитлерюгенда» с пряжкой на поясе и кинжалом.

    Подполковник подбросил пару брикетов в затухающий было камин. Выпил рюмочку ликера и откинулся в кресле. Было тихо и мирно, и ничто не напоминало о войне, кроме, пожалуй, карты Европы, на которой красным шнуром была отмечена линия фронта. Вошла Эльза и, встретившись с подполковником взглядом, спросила:

    – Простите, этот… русский… ночевать будет в доме?

    – Есть свободные комнаты? – спросил подполковник.

    – Есть, – сказал старый Бютцов. – Комната садовника и шофера, комната истопника в подвале. В доме теперь полно пустых комнат.

    – Пусть ночует в подвале, – сказала Инга.

    – Папа, ты много убил русских? – спросил Иоганн.

    Подполковник, едва не поперхнувшись, растерянно посмотрел на сына. Выручил старый Бютцов:

    – У тебя примитивные представления о войне, Иоганн.

    – Сегодня ночью, – торжественно сказал Иоганн, сжав рукоять кинжала, – я убью одного русского!

    – О господи, – вздохнула Инга.

    Старый Бютцов поднялся. Погасил аккуратно сигарету.

    – Пошли спать, вундеркинд. Я расскажу тебе кое-что о войне… Спокойной ночи, мой мальчик. Спокойной ночи, Инга. – И, поцеловав сына и невестку, старик уводит Иоганна из гостиной, продолжая с ним разговор: – Па войне у каждого свои обязанности, твоя обязанность– хорошо учиться…

    Иоганн обернулся в дверях и, щелкнув каблуками, вскинул руку.

    – Хайль Гитлер!

    – Спокойной ночи, – сказал подполковник.

    Наконец они остались одни.

    – Я ужасно соскучился, – сказал подполковник, накрыв своей крупной ладонью изящную руку жены.

    – Почему ты не писал так долго? Ты даже не предупредил, что приедешь.

    – Не мог. Меня внезапно вызвали в Берлин. Я думаю, за новым назначением…

    – Боже мой! Неужели на фронт?

    – Вряд ли.

    – Иногда мне бывает так страшно, что жить не хочется, – сказала Инга.

    Подполковник промолчал, прислушиваясь к тишине в доме, потянулся к шнуру торшера и выключил свет.

    Шумский не спал. Запрокинув руки за голову, он смотрел на зарешеченное оконце под потолком, за которым начинался рассвет…

    Серый «Хорьх» стоял на том же самом месте, где недавно Карасев-Деннерт оставлял свою машину, – рядом с кафе в дальнем пригороде Берлина.

    В окнах кафе дважды промелькнула Гелена.

    Вышел Бютцов. Шумский выскочил из машины, открыл ему дверцу. Бютцов сам сел за руль.

    – Все в порядке, – сказал он. – К десяти я должен быть в строительном управлении войск СС.

    Обычные фанерные шкафы, столики, аккуратно застеленные бумагой, занавесочки на окнах. Даже герань на подоконниках. А за занавесочками – решетки. Это кабинет начальника концлагеря.

    За одним столом сидел немецкий офицер, за другим, с пишущей машинкой, – писарь из заключенных, с лоснящейся физиономией.

    Подполковник Бютцов стоял в ожидании у дверей.

    Офицер сказал писарю по-русски:

    – Займись им, Николаев. – И по-немецки – Бютцову: – Что он натворил?

    – На шоссе вдоль Потсдамерзее машину обстреляли какие-то люди. Шофер повел себя подозрительно. По-моему, он нарочно снизил скорость…

    – Около озера? Правильно, где-то там скрываются бежавшие из лагеря поляки. Ну что же, вы поступили разумно, господин подполковник, что привезли его к нам.

    – Иди сюда, – подозвал Шумского писарь. – Стань здесь. Опусти руки. Смотри на меня. Отвечай. Картуз сними, сволочь! Фамилия?

    – Лунин.

    – Имя?

    – Иван.

    – Тебя что, за язык тянуть?

    – Федорович…

    – Я могу уехать? – спросил подполковник у офицера.

    – Конечно, – сказал тот. – Распишитесь вот здесь, пожалуйста.

    Фон Бютцов расписался и вышел из кабинета, лишь мельком взглянув на Шумского.

    – Нашел его карточку? – спросил офицер у писаря.

    – Нет, господин лейтенант!

    – Болван! Найти! А пока заведи новую. И – в шестой ревир.

    – Слушаюсь…

    Писарь вел Шумского через плац, освещенный мощными прожекторами с вышек. Узкие, как бойницы, окошки бараков были темны и безжизненны. Слышен был хруст шагов и лай собак.

    – Ну ты и фраер голубой, – усмехнулся писарь. – Быть на воле – и вернуться обратно… Знаешь, что такое шестой ревир? Оттуда одна дорога – в печку.

    – Вы этого не допустите, Каминский.

    – Что?! – Писарь остановился. – Откуда знаешь мою фамилию?

    – Идем-идем.

    – Откуда знаешь мою фамилию, сволочь?

    – Оттуда…

    – На пушку берешь?

    – О суде над предателями и изменниками родины в Харькове – родной ведь ваш город? – могу рассказать с подробностями…

    – Что тебе нужно?

    – Это вам нужно, чтобы я выбрался из шестого ревира и при случае мог рассказать где надо, что бывший баталер одесского полуэкипажа и мелкий жулик Роман Каминский сделал одно доброе дело.

    – Кто ты такой?

    – Подумайте.

    – Здравствуйте, подполковник. – Невысокий, рано полысевший господин с холеным лицом вышел из-за стола навстречу Бютцову, прибывшему в особый лагерь

    «Дора». – Семья?.. Надеюсь, все живы и старший фон Бютцов по-прежнему полон здравого скептицизма. Уважаю независимые умы стариков. Отличный был архитектор ваш отец…

    – Благодарю. Слава богу, в семье все по-прежнему.

    – Прекрасно. А теперь перейдем к делу. Согласно распоряжению фюрера увеличивается объем работ по строительству новых объектов в особом лагере «Дора», и потому мы очень нуждаемся в толковых инженерах.

    У меня о вас довольно лестные отзывы, есть надежные рекомендации. Но специфика нашей работы требует особого внимания к людям… Прошу. – Он указал подполковнику на стул и раскрыл папку с документами. – До декабря сорок третьего года вы служили в штабе гене-рал-инспектора инженерных войск… В конце декабря ненадолго исчезли…

    – Я был тяжело контужен при нападении партизан на поезд, доставлен в госпиталь без сознания…

    – Да-да, ваши документы и вещи нашлись потом… в чемодане. Как долго вы пролежали в госпитале?

    – До марта.

    – Это соответствует выписке из истории болезни.

    К сожалению, полевой армейский госпиталь № 118 в 4 июле в полном составе попал в окружение в Белоруссии, и мы не имеем возможности запросить архивные данные.

    – Если вы не доверяете мне… – Бютцов встал.

    – Ну-ну, обиделись, как ребенок. Горе с вами, интеллигентами. Отбросьте амбицию, подполковник. У вас будут слишком широкие полномочия в «Доре», чтобы мы не сделали хотя бы формальной проверки.

    Млынский стоит на горе. Идет мокрый снег. В долине под ним раскинулся маленький немецкий городок Корцен. Лицо полковника сурово и неподвижно, словно высеченное из камня.

    Чуть в стороне стоят Канин и Хват, командиры партизанских отрядов Гонуляк и Нечипоренко. Здесь же – Ерофеев, Бейсамбаев, Озеров…

    Мимо проходят, спускаясь к городку, отряды партизан, роты красноармейцев.

    Млынский раскрывает планшет.

    – Операция начнется ровно в шесть тридцать. К этому времени ваши люди в Корцене, Гонуляк, уже должны блокировать комендатуру и контору завода. Ваш отряд, Нечипоренко, перекрывает и контролирует дороги. Отходить будете последними по сигналу зеленой ракеты.

    – Ясно.

    – Капитан Бейсамбаев прикрывает минеров Озерова.

    – Есть!

    В город ворвались с двух сторон. Бойцы Бондаренко и партизаны Гонуляка забросали гранатами комендатуру. Группа Бейсамбаева, прикрывая минеров, проникла к стенам завода.

    Гранатами взорвали ворота… Ворвались в казармы охранного батальона. Дрались врукопашную, штыком и прикладом…

    Мгеладзе бил из пулемета по контратакующим эсэсовцам. Млынский молча отстранил его и сам приник прикладу «Дегтярева»…

    Бойцы прорвались на завод, в цехи…

    к складам готовой продукции, где лежали серебристые корпуса ракет…

    к железнодорожной станции…

    Минеров Озерова вели по цехам рабочие из подпольной группы Сопротивления.

    Быстро закладывали взрывчатку под станки, под ящики с готовой продукцией, под турбины электростанции, в склады с корпусами ракет…

    Млынский сидел у ворот завода на каком-то бетонном обломке, перевязывал пораненную руку, стягивая бинт зубами. Подошли Хват и Озеров.

    – К взрыву все готово, товарищ полковник.

    – Выводите людей из города.

    – Есть!

    – Ну, капитан, – Млынский повернулся к Озерову, – покажи мне свое хозяйство.

    Они вошли в цехи, где для отвода глаз делали какую-то мебель. Потом спустились в бетонные подвалы с конвейерными линиями для производства корпусов ракет…

    На окраине города, в каменном сарае, минеры Озерова устанавливали взрывные машинки, тянули провода. Где-то в отдалении хлопнул выстрел, и в небо взвилась зеленая ракета.

    – Отошли, – сказал Ерофеев.

    – Разрешите взрывать, товарищ полковник? – спросил старшина-сапер.

    – Я сам…

    Старшина-сапер отдал честь и отошел в сторону. Млынский крутанул ручку взрывной машинки – и раздался грохот. Над заводом взметнулось пламя, замелькали обломки, повалил черный дым.

    Млынский снова крутанул ручку – и взлетела на воздух электростанция…

    Млынский скрипнул зубами, покачал головой.

    – Нет… не проходит… нет… – Он посмотрел на Озерова, вздохнул. – Продолжайте, капитан…

    В результате смелых, дерзких действий отряда и партизан Корцен был взят, завод, электростанция и гарнизон противника уничтожены. На небольшой площади городка собрались работавшие на военных объектах узники – русские, украинцы, белорусы, чехи, словаки, поляки…

    К ним обратился комиссар отряда подполковник Канин:

    – Дорогие соотечественники и наши братья, угнанные в фашистское рабство! В Корцене гитлеровские главари, несмотря на очевидность неизбежного своего поражения, организовали производство нового смертоносного оружия. Мы положили этому конец. Дни фашистской империи сочтены. Героическая Красная Армия одерживает победы на всех фронтах. Ломая яростное сопротивление врага, она стремительно приближается к логову фашистской Германии – Берлину. Проводят успешные военные операции и союзники по антигитлеровской коалиции.

    В этих условиях долг каждого из вас, а также каждого честного немца – приблизить день освобождения народов от фашистской тирании, которая принесла им неисчислимые лишения и страдания.

    Мы призываем вас к активной борьбе за полное освобождение народов Европы от коричневой чумы. Вступайте в партизанские отряды, подпольные группы! Днем и ночью наносите удары по врагу! Час нашей великой победы близок! – закончил Канин под бурные аплодисменты.

    Узники восхищались бесстрашными действиями отряда и партизан, радовались успехам Красной Армии, просили принять их в отряд.

    Вольф вошел в свой кабинет. Не снимая кожаного пальто, только скинув фуражку и стянув перчатки, направился к столу. Крюгер остался у дверей.

    – Я слышал, заводы в Корцене сильно пострадали…

    – Дело дрянь! – сказал Вольф. – Сплошные кучи развалин. Принесите мне кофе… Документы из Кракова прибыли?

    – Они у вас на столе, группенфюрер, – ответил Крюгер, включая радиолу.

    Вольф нашел нужную папку. Листая ее, добрался наконец до фотокопий удостоверений всех, кто посещал за последнее время зону «Величка». Вольф открыл ящик стола, достал личное дело Кюнля. В тщательном сравнении фотографий не было необходимости… Вольф стукнул по столу кулаком.

    – Кюнля ко мне! Немедленно!

    – Инженер Кюнль находится в данное время в командировке в Пенемюнде, – сказал Крюгер.

    – Доставить его сюда! Поезжайте сами! Привезите его, Крюгер! Подождите! Прикажите увеличить и размножить эту фотографию. – Вольф вырвал из папки копию удостоверения Кюнля с фотографией Шумского. – Объявите имперский розыск!.. Шляпа! Старая грязная шляпа этот Занге! Я ему припомню и полигон, и ловушку, и заводы в Корцене!

    Бютцов и господин из строительного управления в сопровождении оберштурмфюрера осматривают штольни горы Конштайн. За ними следует армейский инженер-капитан с равнодушным и сонным лицом.

    Здесь работают заключенные: рубят камень ломами и кирками, вывозят на тачках. Все это – под присмотром капо из заключенных-уголовников и эсэсовцев. В руках у надсмотрщиков – дубинки.

    – Римские катакомбы, – ворчит Бютцов. – Все как до рождества Христова…

    Рядом надсмотрщики избивают заключенного, который, обессилев, опрокинул тачку.

    – Эти скоты работают только из-под палки, – сказал эсэсовец.

    – Уложиться в такие сроки с такими средствами и работниками… Ну и втянули же вы меня в авантюру! Нужны квалифицированные рабочие.

    – Где же я их возьму, господин инженер?

    – Раз вы не можете найти мне людей, я буду сам отбирать их в лагерях, тюрьмах, строительных батальонах.

    – Вы получите все полномочия, подполковник, только, пожалуйста, закончите строительство в срок.

    Кюнль стоял посреди кабинета Вольфа, вытянув руки по швам, и глаза его заволокло туманом от отчаяния и страха. Похоже, он давно не понимал слов, которые выкрикивал ему в лицо группенфюрер.

    – Кто ты?! Кто?! Если ты – Зигфрид Кюнль, то это кто? – Вольф швырнул на стол копню удостоверения Кюнля. – Как попала эта фотография на твое удостоверение, мерзавец? Кто был вместо тебя в зоне «Величка»? Отвечай, ублюдок! Где этот человек? Где ты с ним познакомился? Когда? Когда ты стал предателем?

    Наконец Вольф понял, что Кюнль просто не слышит его и вот-вот грохнется в обморок. Он подошел к радиоле, поставил пластинку. Сладкие звуки Глюка наполнили кабинет.

    – Сядь, – сказал Вольф.

    Кюнль как подкошенный опустился на стул.

    – Как зовут этого человека? – уже спокойнее спросил Вольф, показав фотографию Шумского.

    – Не знаю…

    – Где ты с ним познакомился?

    – В отеле «Монополь»… В Кракове…

    – Крюгер!

    Крюгер тотчас же вошел, будто стоял за дверью. – Стенографируйте! – приказал Вольф.

    Бютцов и толстый майор идут вдоль строя заключенных. В руках у майора – списки. Почти не глядя на заключенных, он тычет в каждого пальцем:

    – Слесарь… фрезеровщик… инженер… учитель…

    – Не надо, – говорит за спиной Бютцова эсэсовец, и заключенного выталкивают из строя.

    Бютцов замечает Шумского. У того на полосатой робе – черный треугольник уголовника.

    – Сварщик… токарь… архитектор…

    – Фамилия? – спросил Бютцов у Шумского.

    – Мильх. Эдгар. Номер сорок одна тысяча двести тридцать четыре. – Шумский сдернул полосатый колпак, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Бютцов проглотил комок, сидевший в горле, и прошел мимо.

    – Электрик, – ткнул в Шумского пальцем толстый майор.

    Ранним утром отряд Млынского был вынужден ввязаться в бой с карателями.

    Млынский из укрытия под скалой наблюдает за ходом боя, грея руки о жестяную кружку с чаем. Рядом – Хват, замполит Канин, Ерофеев и незнакомый нам человек с белыми как снег волосами. Из-под накинутой на его плечи солдатской серой шинели виднеется ворот мундира немецкого офицера.

    Чуть подальше – телефонисты и Катя Ярцева с рацией.

    Сверху хорошо видны фигурки карателей в белых маскировочных костюмах, с яростным упорством пробирающихся через снег и пулеметный огонь.

    – Это они пытаются рассчитаться с вами за Корцен, – говорит седой.

    – И за подземный завод в Тропау, и за склады Тухеля… – усмехается Хват. – Долго им придется рассчитываться…

    Взрывом на них швырнуло комья земли и снега.

    Млынский выплеснул из кружки остатки чая, перемешанного с землей.

    – Хват, передай Бейсамбаеву, пусть накроет эти чертовы минометы.

    – Есть!

    – Главное – заманить карателей поглубже в ущелье, – говорит полковник седому.

    Катя Ярцева вырвала из блокнота листок с только что принятой радиограммой.

    – Шифровка от Фрибе.

    Млынский прочел, передал листок Канину.

    – Шумский и Бютцов – на месте.

    – Лихие ребята, – сказал Ерофеев.

    – Да, – покачал головой Хват. – Я бы не смог, как Шумский. Он же видел в «Величке», в каких условиях заключенные работают на этих заводах. И добровольно пошел на это.

    – Характер стальной. Вот майор Воробьев. – Млынский кивнул на седого. – Разве скажешь, что он второй год ходит по лезвию бритвы?

    – Ну уж по лезвию… – улыбнулся Воробьев.

    – Необходимо передать Шумскому в «Дору» взрывчатку и детонаторы, – сказал ему полковник.

    – Взрывчатку можно достать у немцев, – ответил тот. – Я, пожалуй, теперь лучше их интендантов знаю, что где у них лежит. Только вот проклятые компоненты для уранового оружия куда-то запрятали…

    – Найдем, – сказал уверенно Млынский. – Операция по передаче взрывчатки очень рискованна. Нужны надежные люди для сопровождения, перемаркированная тара, подлинные накладные…

    – Мы с Карасевым сделаем это с немецкой педантичностью, товарищ полковник, – сказал майор Воробьев.

    – Я уверен.

    Огонь минометов ослаб.

    – Молодец Бейсамбаев! – сказал полковник.

    – Я пойду к Бондаренко, Иван Петрович, – поднялся Канин. – Им туговато приходится.

    – Иди, – кивает Млынский. – Скажи, пусть продержатся еще немного. Скоро мы ударим со всех сторон, да так, что отобьем у них охоту бегать за нами.

    В штольнях особого лагеря «Дора» шел спешный монтаж оборудования.

    Шумский, в черном комбинезоне, каске, с голубой повязкой на рукаве, на которой по-немецки и по-русски написано: «Бригадир электриков», наблюдал за укладкой кабелей на крюках вдоль стен. К нему подошел один из заключенных.

    – Ты, бригадир, тут прохлаждаешься, а в нашем ре-вире третьи сутки электричества нет. Это тебя не касается?

    Шумский заметил, что за ними наблюдает заключенный из-за станка, и заорал на подошедшего:

    – Я тебе сейчас на морде таких фонарей навешаю, что никакого электричества не нужно будет!

    За спиной у него расхохотался рыжий шарфюрер.

    – Молодец, Мильх! Из тебя со временем выйдет толк. – Он угостил Шумского сигаретой. Тот отошел, а рыжий шарфюрер вдруг нахмурился. – Постой! Раньше я мог тебя где-то видеть?

    – Все может быть, шарфюрер, – пожал Шумский плечами.

    Глухая штольня забита нарами в три этажа. Темно. На нарах копошатся люди-скелеты. По стенам сочится вода. Слышны стоны, кашель, глухие проклятия… У самого выхода, забранного железной решеткой, копается в электрическом распределительном щите Шумский, ему подсвечивает самодельной коптилкой заключенный Кунц.

    – Господин бригадир, – спросил Кунц, – вы получаете посылки с воли?

    – Да, иногда, от двоюродного брата.

    – А я – от невесты. Два раза в месяц.

    – Здравствуйте, товарищ Кунц. – Шумский пожал ему руку.

    – Здравствуйте, мы давно вас ждем.

    – Рыжего шарфюрера надо убрать…

    – Постараемся. Осторожный, гадина… – Кунц помолчал и добавил с усмешкой – А про посылки вранье, к сожалению.

    Узким и низким тоннелем Шумский и Кунц выбрались в довольно просторное помещение, вырубленное в скале.

    Шахтерские лампы едва освещали заполненную людьми пещеру. Кунц представил собравшихся:

    – Капитан Еловой – руководитель советской группы Сопротивления. Доктор Ян Чишпива возглавляет чехословацкий комитет. Ян Побуренный, Збышек Дубинский и Винсент Хейн – представители польского комитета Сопротивления. Поль Басси – от французской секции интернационального комитета. Эдгар Мильх, – представил Кунц собравшимся Шумского, – советский коммунист. Слово товарищу Мильху.

    – Дорогие товарищи! Братья! – начал Шумский – Красная Армия громит фашистов от Дуная до Вислы. Но мы не можем ждать, пока фашизм рухнет сам. Гитлеровцы отчаянно сопротивляются, прилагают огромные усилия по наращиванию производства «оружия возмездия». Мы с вами должны сделать все, чтобы помешать этому!

    – Правильно!

    – Товарищи! Надо не только продолжать саботаж на производстве. Мы должны организовать крупную акцию, чтобы сорвать планы по расширению производства ракет…

    Офицер гестапо докладывает группенфюреру Вольфу, демонстрируя на небольшом экране документы и фотографии:

    – Личность человека, выдававшего себя при посещении «Велички» за инженера Кюнля, установлена. Это Шумский, автомеханик. После посещения зоны исчез, имперский розыск пока не дал результатов…

    – И вряд ли что-нибудь даст, – сказал Вольф. – Он давно в Москве, где-нибудь на Лубянке, и с удовольствием вспоминает, как они с полковником Млынским в очередной раз обвели штурмбанфюрера Занге… – Вольф взглянул на Занге, который сидел у окна виновато понурив голову. – Продолжайте…

    – А это Гелена Цильке, певичка из ресторана «Монополь», пособница Шумского. Отец якобы немец, мать– полька. Двадцать пять лет. Также исчезла. Розыск не дал пока результатов…

    – Такая не только Кюнлю голову заморочит, – заметил Вольф.

    – Деннерт Эрнст. Капитан ВВС. Числился прикомандированным к краковской метеостанции от штаба авиасоединений. Фотография и особые приметы не полностью совпадают с данными из Кракова. Часто посещал ресторан «Монополь». Пользуясь запросами метеослужбы, практически мог контролировать все воздушные связи Кракова и близлежащих аэродромов…

    Вольф снова взглянул на Занге. Тот нервно выкрикнул:

    – Полигон «Близна» и объект «Хайделагер» имели свою метеостанцию!

    – Правильно, имели станцию, – согласился с убийственным спокойствием Вольф. – Только ее эвакуировали вместе с полигоном еще в июле. Лучше не выводи меня из терпения, Занге… Ну, Деннерт тоже исчез, и розыск пока не дал результатов, верно?

    – Так точно, группенфюрер. К условленному месту встречи с Кюнлем Деннерт больше не выходил. Мы проверили все места, где Кюнль бывал перед отъездом в Краков: ресторан «Медведь», ничего подозрительного не замечено, фрейлейн Гертруда Клурфельд, невеста Кюнля, активный член Союза немецких девушек, частная зубоврачебная клиника доктора Фрибе… – При этом имени Вольф невольно потрогал щеку. – Ну, у этого дантиста такая солидная клиентура…

    – Копайте, гауптштурмфюрер, копайте как следует, – сказал Вольф и снова потрогал щеку.

    В штольне по узкоколейке каждые тридцать минут движутся тяжело груженные составы с корпусами, приборами, оборудованием ракет. В обратном направлении везут укрытые чехлами собранные ракеты Фау-2. Повсюду эсэсовцы с автоматами.

    За глыбами камня встретились Бютцов и Шумский.

    – Взрывчатка получена, – сказал Бютцов. – Вам огромный привет от Млынского. Спрашивает, как вы тут.

    – И что вы ответили? – усмехнулся Шумский.

    – Что я мог ответить? Как в раю. Или как в аду?

    – В общем, как на том свете…

    – Я не представляю, как мы переправим на объект такое количество взрывчатки, – сказал Бютцов.

    – Это товарищи из комитета возьмут на себя. Беспокоит другое: ну, взорвем перемычку, спустим в штольни подземное озеро… Станки и оборудование почти не пострадают, а воду откачают довольно быстро. Надо найти другое решение. Я изучил структуры почв: здесь возможны карстовые пещеры, пустоты… Если бы все тут провалилось в тартарары, было бы дело…

    – Хорошо. Я подумаю и представлю расчеты, – кивнул Бютцов.

    – И надо сделать так, чтобы наши люди не пострадали, – сказал напоследок Шумский.

    Серое утро. Метель. Отряд Млынского, растянувшись цепочкой, уходит по горным тропам от преследования карателей.

    Плащ-палатки и одеяла, накинутые поверх шинелей, не спасают от лютого холода. Некоторые падают от изнеможения и усталости. Товарищи помогают им подняться…

    К Млынскому и Канину подходит Катя, протягивает шифровку.

    – Прочти, – говорит Млынский.

    – «Поздравляем с уничтожением заводов в Корцене, – читает Катя, – отличившихся представить к награде. Активизируйте поиски складов с компонентами уранового оружия. Согласие на операцию в «Доре» подтверждаем. Антонов».

    – Добре. Когда у нас следующий сеанс связи с Фрибе?

    – В двадцать два часа пять минут.

    Млынский кивает.

    Вечер. Прием пациентов в кабинете доктора Фрибе окончен. Сняв халат, Фрибе подходит к окну, осторожно выглядывает из-за шторы на улицу. Улица пустынна, только на углу стоит черный «Оппель». Людей в машине не видно, но присутствие их угадывается по огонькам сигарет.

    В рентгенкабинете фрейлейн Анна достает из тайника маленькие наушники, разматывает шнуры, втыкает штекеры в замаскированные гнезда, из которых предварительно вынимает фальшивые болты.

    Входит Фрибе. Взглянув на часы, вопросительно смотрит на Анну.

    – Есть, – кивает она. – Но очень сильные помехи. Жду повторения… – И пододвигает к себе бумагу и карандаш, начинает быстро заполнять листок колонками цифр.

    Звучит голос Млынского:

    – «Прошу организовать прием от Шумского документов чрезвычайной важности. Время и место передачи Бютцов должен согласовать с Карасевым. Наши люди будут ждать его в районе Бадэльстра. Передайте Бютцову для Шумского: Москва согласна прикрыть операцию по взрыву новых штолен объекта «Дора» массированной бомбардировкой в ночь на воскресенье двадцать седьмого. Однако просит начать операцию на час раньше. Млынский».

    Передав шифровку Фрибе, Анна сняла наушники.

    – Я пойду к Гелене, – сказала она.

    – Не спеши, – сказал доктор Фрибе. – Завтра передашь через тайник. После ареста Кюнля за нами, по-моему, начали слежку…

    По тоннелю движутся платформы с ящиками. Груз сопровождает охрана во главе с рыжим шарфюрером. Поезд замедляет ход около штольни № 3.

    Здесь уже ожидают его прибытия подполковник Бютцов, немецкие инженеры, Шумский и заключенные, среди которых – несколько человек, принимавших участие в совещании в пещере.

    – Наконец-то, – говорит Бютцов, облегченно вздохнув. – Мильх! Ставьте людей под разгрузку и предупредите: в ящиках ценное и хрупкое оборудование. За каждый поврежденный или разбитый ящик ответите головой!

    – Слушаюсь, господин инженер!

    – Осторожней! В штольне сильная загазованность! – Бютцов выразительно посмотрел на Шумского. Во взгляде Бютцова подтверждение: да, это то, чего мы ждали…

    Люди осторожно снимают с платформы тяжелые ящики и, взвалив на плечи, несут в глубину штольни. Изнуренные голодом, они шатаются под тяжестью ноши. Один из заключенных, споткнувшись, едва не роняет ящик. Другие вовремя поддерживают товарища, и капитан Еловой тут же заменяет его.

    Чем дальше уходят люди в штольню, тем труднее становится дышать. Рыжий шарфюрер, жадно хватая ртом воздух, таращит глаза…

    Во тьме за выступом скалы его ждут двое – Кунц и Поль Басси. В руках у них – ломики. Но шарфюрер неожиданно останавливается.

    – Мильх! Ты там посмотри, чтобы они аккуратно… Проклятый газ! Дальше не пойду.

    – Будьте спокойны, доставим в полной сохранности, – заверяет Шумский.

    В глухом забое вскрывают один из ящиков, в нем – динамитные шашки, упакованные в оранжевую бумагу.

    – Десятикилограммовые, – говорит Еловой. – В каждом ящике – восемьдесят килограммов взрывчатки.

    – Ну, теперь они убедятся, что мы им не жук на палочке, – улыбается Шумский.

    В той самой пещере, где проходило совещание подпольного комитета Сопротивления, Кунц передает Шуйскому документы, вынимая их из самодельного несгораемого ящика.

    – На этих пленках – фотокопии чертежей всех важнейших узлов, схемы систем наведения ракет. Вот описания технологических процессов.

    Он снимает резинку, туго стягивающую рулончик бумаги, который едва не разлетается – так легки листочки, густо исписанные почти микроскопическим почерком.

    – Папиросная, – говорит Кунц. – Потрошили сигареты… Другой бумаги не было. Тут все на разных языках: русском, польском, немецком, норвежском, сербском, французском и даже венгерском… Бесценные сокровища.

    – Спасибо, товарищи. – Шумский ласково поглаживает ящик.

    – Ты только выберись с ними отсюда, – говорит Еловой, положив руку на рычаг взрывной машинки, от которой тянулись электрические провода.

    – Постараюсь, – улыбается Шумский.

    Под прикрытием групп самообороны заключенные уходили от обреченных на гибель штолен наверх, в более безопасные горизонты. Шли молча, поддерживая ослабевших и раненых. Люди с красными повязками указывали дорогу.

    В пещеру вошел Ян Чишпива.

    – Наверху воздушная тревога…

    – У вас есть часы? – спросил Шумский,

    – Ровно два, – сказал Чишпива.

    И в это время потолок и стены дрогнули, посыпался щебень, до пещеры докатился отдаленный гул.

    – На всякий случай попрощаемся, – сказал Еловой. – Может, не скоро увидимся…

    Шумский и Еловой пожали друг другу руки и обнялись. Потом Шумский обнял Кунца и направился к выходу из пещеры. Обернулся. Кунц на прощание поднял сжатый кулак.

    Шумский с несгораемым ящиком и Чишпива вышли.

    – Давай, товарищ! Время… – сказал Еловому Кунц.

    Тот вдавил и повернул рычаг взрывной машинки…

    В ту же секунду к отдаленному гулу прибавился новый, более мощный…

    В штольнях рвались заряды, рушились своды, обломки породы засыпали станки, поточные линии, склады оборудования…

    Откуда-то хлынули мощные потоки воды и смели все, что уцелело после взрыва: платформы, электровозы, конвейерные линии…

    В пещере все завалило обломками породы. Кунц слабо стонал. Еловой – тоже раненный – вытаскивал его из-под обломков.

    Мимо, по штреку, бежали люди. Вода хлюпала у них под ногами. Доносились выстрелы…

    Чишпива и Шумский с трудом шли по штреку навстречу потоку, то по колено, то по пояс в воде. Шумский, ослабев, прислонился к стене.

    Чишпива подошел, чтобы помочь, и вдруг увидел рыжего шарфюрера, который спокойно смотрел на него и Шумского. В руке у шарфюрера был пистолет.

    – Что это у вас? – пальцем показал шарфюрер на железный ящичек. – Ну-ка, дайте сюда!

    – Бегите, Ян! – Шумский бросил ящичек чеху и кинулся на рыжего шарфюрера. Раздался выстрел.

    Бютцов свернул за поворот штрека и едва не столкнулся с рыжим шарфюрером, который тащил связанного Шумского.

    – Господин подполковник, – сказал шарфюрер. – Я узнал этого типа. Это не Мильх, это Кюнль. Он приезжал в «Величку». Его обязательно надо доставить в гестапо.

    Как нам отсюда выбраться? – спросил Бютцов.