Текст книги "Возмездие"

Автор книги: Семен Цвигун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

    Ночью транспортный самолет на большой высоте пересек линию фронта с востока на запад. В салоне, заваленном грузами, на скамье вдоль борта сидели парашютисты. Звание и возраст трудно было определить из-за шлемов и комбинезонов, в которые они были одеты. У самой кабины пилота сидела Зина. Она немного нервничала, но улыбалась.

    Моторы самолета сбавили обороты. Вспыхнула надпись: «Приготовиться!»

    Внизу под самолетом засветились тремя веселыми точками условные костры партизан.

    В ночном небе над лесом повисли купола парашютов. У костра ждал приземления людей и грузов Горшков со своими бойцами. К первым тюкам, упавшим неподалеку, успели добежать как раз в тот момент, когда Зина «свалилась» с неба. И, еще не освободившись от парашютных лямок, она кинулась на шею Горшкову.

    – Леня, Ленчик! Дай я тебя расцелую!..

    – Зина?! – Горшков обрадовался и смутился.

    – А кто еще здесь? Иван Петрович здоров? Без меня никого тут не ранило? – забросала его Зина вопросами.

    К Горшкову подбежал Сашка Полищук.

    – Товарищ лейтенант, там один приземлился неудачно… Тю! Это ж Зина! – узнал Сашка. – Ты очень кстати. Идем!

    Один из парашютистов опустился на корни старого пня, вывороченного из земли давнишним взрывом бомбы или снаряда. Уже освобожденный от парашюта, он лежал на боку и, прикусив губу, смотрел туда, где ноги его застряли между корнями. Несколько фонариков освещали его.

    Горшков присел рядом, сокрушенно покачал головой.

    – Как же это тебя угораздило, парень?

    – Я вам не парень, лейтенант, – сказал сквозь стиснутые зубы раненый парашютист. – Я – подполковник Федоров.

    – Извиняюсь… – Горшков поднялся, крикнул во тьму: – Носилки! Живо!

    Зина и Полищук осторожно высвободили подполковника из цепких корней. Десантным ножом распоров штанину комбинезона, Зина сказала:

    – Перелом у вас, товарищ подполковник. А вы еще брать меня не хотели…

    Сашка Полищук крутил патефон, Алеша держал пластинки. Песня в исполнении Утесова «Парень я молодой, а хожу-то с бородой» вызывала бурный восторг у бойцов, набившихся до отказа в землянку. Особенно тесно было вокруг стола. На нем кроме патефона был еще мешок со всякой всячиной, которую Зина привезла с Большой земли для товарищей.

    – Это вам от рабочих Урала, ребята, – говорила Зина, пытаясь отобрать у Алеши пластинки. – Лешка, разобьешь!

    – Ну дай подержать… – молил Алеша.

    Кто-то из бойцов спросил:

    – Как ты сама не разбила их с такой высоты?

    – Ты спроси, как сама не разбилась, – смеясь, ответила Зина и, достав из мешка целлулоидный подворотничок, протянула его бойцу. – Вот тебе, любознательный, вечный подворотничок. Носи сто лет…

    – Спасибо!

    – А это, – Зина вынула толстую пачку писем, перевязанную резинкой, – батыру Бейсамбаеву.

    – Здесь! – выглянул из-за спин бойцов Бейсамбаев и потянулся к письмам. Но пачку перехватили, и чья-то рука высоко подняла ее над головами.

    – Сколько писем!

    – Вот это девушка любит!

    – Да это от всего аула небось…

    – Пляши, командир!

    Бейсамбаев сказал:

    – Дай, пожалуйста, я почитаю, потом спляшу.

    – Морозов! – Вязаный шарфик Зина протянула бойцу, протиснувшемуся вперед. – Вам от дочки…

    Морозов, Немолодой уже человек, шмыгнул носом, вытер кончиком шарфа набежавшие слезы и, смутившись, поспешил укрыться за спины товарищей.

    А у Зины в руках был уже кисет.

    – Возьми, Сокнрко. – Она отдала кисет молодому бойцу. – Девчата с патронной фабрики просили передать самому храброму или самому красивому. А ты ведь у нас и то и другое, а? Ну что покраснел? Адрес девушек там, внутри, между прочим… Юрченко! – Зина подняла маленький сверток.

    В землянке стало тихо…

    Зина встревоженно оглядела бойцов.

    – Нету Юрченко, – глухо сказал Сашка. – Убит.

    Тяжело вздохнув, Зина отложила сверточек.

    – От жены…

    В землянку вошел Ерофеев.

    – Лешка! – позвал он.

    – Ерофеич! – воскликнула Зина обрадованно и стала торопливо рыться в мешке.

    – Да не надо мне ничего, – сказал Ерофеев, хмурясь по своей всегдашней привычке.

    Но Зина уже развернула перед ним толстые шерстяные носки.

    – Вот.

    Ерофеев был не в силах от них отказаться.

    – Ну спасибо.

    – А то у тебя ноги мерзнут, потому ты и злой.

    – Ничего у меня не мерзнет, – ответил Ерофеев, не понимая юмора Зины. – Лешка, иди к командиру. Не хватало мне тебя еще бегать искать…

    Алеша с сожалением оторвался от патефона и медленно стал пробираться к дверям.

    – Обожди! – окликнула Зина. – Мишутка тебе передал. – Она отдала Алеше финку с наборной ручкой.

    – Ох ты!

    – Ну вот и все, – сказала Зина.

    Рядом обиженно сопел Полищук, делая вид, что ничего, кроме патефона, его не интересует. Зина улыбнулась лукаво и достала настоящую матросскую тельняшку.

    – Чуть не забыла совсем… Возьми от меня, матрос, – передала она тельняшку онемевшему от восторга Полищуку.

    Он зарылся в нее лицом.

    – Тельник!.. Морем пахнет, братва…

    Зина тем временем выбралась из землянки.

    Зина шла по лесу, жадно вдыхая весенний воздух и улыбаясь чему-то.

    Около землянки, неподалеку от сторожки, в которой был штаб отряда, Зина увидела девушку, стиравшую что-то в тазике.

    – Эй! – окликнула Зина. – Здравствуй! А Наташка дежурит, что ли?

    – Спит она.

    – Вечно спит! Сколько можно? А ну вставай, поднимайся, рабочий народ! – И прежде чем девушка успела что-то сказать, Зина решительно спустилась к дверям землянки и толчком распахнула ее. – Ох, извини, ради бога!..

    Наташа была не одна. Испуганно глядя на Зину, она сидела на нарах, подтянув к подбородку одеяло, из-под которого сбоку выглядывала стриженая голова Бондаренко.

    – Зиночка, я сейчас… – пробормотала смущенно Наташа.

    – Прости, подружка. Вот тебе с мужем на счастье! – Зина бросила на одеяло сверток и быстро вышла из землянки.

    Пока Наташа разворачивала сверток, Бондаренко влюбленно смотрел на нее. Из свертка выпал маленький детский чепчик и распашонка.

    – Ой, Сенечка… – Наташа счастливо рассмеялась.

    – Откуда ж она узнала? – недоуменно спросил Бондаренко, гладя Наташины волосы.

    В комнате для тяжелораненых лежал подполковник Федоров, поглаживая ногу, которая покоилась на лотке из дощечек. Напротив, на свободной конке, сидел майор Млынский. За перегородкой звякали инструменты, и доносились оттуда приглушенные женские голоса.

    Подполковник нервно курил и ругался сквозь зубы:

    – Какая нелепость!.. У меня девятьсот прыжков. На лес, на воду, на скалы!..

    – Что же поделаешь? – посочувствовал Млынский.

    – Заварил эту кашу, а мне приказали расхлебывать. Чего это вдруг ты стал сомневаться? Ведь что получается? Я же смотрел материалы: Хорн, несомненно, полезет в центре. Ясно как божий день. Так нет же: давай, давай! Вот тебе и давай…

    – Значит, кто-то пойдет вместо вас.

    – Кто? – Подполковник придвинулся к краю койки, поближе к Млынскому, и понизил голос. – У меня документы подполковника Бютцова…

    – Фридриха фон Бютцова?

    – Да. Инспекционная поездка, только что из Берлина… Человека для этого надо готовить не меньше двухтрех недель… Да и где его взять, этого человека? Черт! – Подполковник в сердцах ударил по дощечкам лотка и застонал от боли.

    – А ваши люди?

    – Они со мной. Мой шофер, мой денщик… Все документы подлинные, отметки проставлены самые последние, тут нашармака не проскочишь, ты знаешь…

    – И все же попробуем…

    – Только сами не вздумайте пробовать. Засыпетесь – чихнуть не успеете, и ребят моих под монастырь подведете…

    Дверь приоткрыла Зина.

    – У нас все готово к операции. Извините, товарищ майор!

    Млынский поднялся, посмотрел на часы.

    – Я сейчас информирую Центр о случившемся…

    Охрим Шмиль сидел в легковой машине рядом с шофером, а на заднем сиденье ехал Занге.

    Колонна грузовиков с солдатами, в центре которой была легковая машина, на рассвете подходила к деревне… Половина солдат была в форме СС, другая – в крепких полушубках и меховых шапках. На рукавах полушубков белели повязки…

    Деревня, в которую въезжали грузовики, знакома нам по недавним событиям – Селищи.

    Легковая машина свернула к дому Павлушкина, стоявшему на отшибе. Ворота, сбитые из толстых жердин, были распахнуты, и на лай рассвирепевшего пса из дома никто не вышел.

    Занге и Охрим вылезли из машины.

    Отсюда, с пригорка, деревня была как на ладони. Колонна грузовиков вытянулась во всю длину улицы и остановилась.

    Четко повинуясь приказам своих командиров, солдаты, выпрыгнув из машин, сразу же направились группами к каждому дому… Загрохотали приклады по дверям.

    Солдаты вломились в дом к той женщине, которую недавно выбрали председателем сельсовета. Она едва успела накинуть платок на плечи. Ее и двух ее ребятишек вытолкнули на улицу…

    Учительница спала, когда ворвались в дом. Сбросили одеяло. Девушка пронзительно закричала, забилась в угол, к ней потянулись руки, порвали рубашку…

    На карателей накинулись трое мальчишек лет по двенадцати. Они дрались с солдатами, как волчата, зубами и ногтями защищая свою учительницу. Одного мальчишку выбросили в окно – раздался звон разбитого стекла и треск выбитой рамы. Остальных, избитых, и учительницу выволокли во двор…

    Из окон полетели книги, классная доска, сшитые из обоев тетради и глобус, тут же расколовшийся пополам…

    Разгромили все в доме женщины, помогавшей Ирине Петровне при родах…

    И у Анны Лосенковой хозяйничали оккупанты. Ничего не позволив взять, кроме грудного ребенка из люльки, ее и девочек, полуодетых, вышвырнули из дома.

    Заливались отчаянным лаем собаки. Грохнул выстрел– и лай сменился пронзительным визгом. Панически кудахтали редкие куры…

    Людей – а это были женщины, старики и дети – прикладами гнали по улице к полуразрушенной церкви.

    На дальнем краю деревни загорелись дома…

    Занге, наблюдавший за разгоравшимся пожаром, обернулся к Охриму и по-русски спросил:

    – В таком освещении узнаешь майора Млынского?

    – Узнаю, – кивнул Охрим.

    В тот же день в Тарасевичах, в доме Маши, которая когда-то спрятала у себя раненого Алика, командир отряда «За Родину» Высокий сидел не снимая кожаной куртки, со стаканом давно остывшего свекольного чая.

    Поставив стакан, Высокий проговорил, обращаясь к Косте и Алику:

    – Спасибо за помощь. Без связей с подпольем нам туго пришлось бы… Вы молодцы!

    Костя смущенно улыбнулся и ответил:

    – Алик смелый парень…

    – Ну хорошо, друзья, – сказал Высокий и обратился к Маше, которая все это время влюбленно смотрела на Алика, а теперь собралась было уйти. – Останься, Машенька, у нас от тебя секретов нет. Дело, ребята, серьезное, и время не терпит: каратели зверствуют. Напали на ту деревню, в которой недавно был Млынский. Грабят, жгут дома, людей согнали и заперли в церкви…

    – Ужас какой! – с болью сказала Маша.

    Костя сжал зубы.

    – Отомстим…

    – Само собой, отомстим, – подтвердил Высокий. – Но людей еще можно спасти.

    – Вы думаете? – посмотрел на Высокого Алик.

    – Я уверен. Если внезапно ударить сейчас по деревне, можно спасти людей. Вот только сил у нас маловато…

    У Кости глаза горели от возбуждения.

    – Млынский поможет. Я к самому Семиренко пойду!

    – Тут, ребята, некогда формализм разводить, – жестко произнес Высокий. – Надо действовать немедленно!

    – Тогда мы сразу отправимся к Млынскому! – сказал Костя.

    – Это другое дело. – Высокий поднялся.

    – А мне с вами можно? – робко спросила Маша.

    Алик посмотрел на Высокого. И тот подтвердил:

    – Конечно. Чем представительнее, тем лучше… И передайте майору – на рассвете мы выступаем и ждем его помощи…

    – Ты не имеешь права идти! – говорил сквозь зубы Федоров. Нога его, забинтованная и вытянутая, с подвешенной гирей, после операции нестерпимо болела.

    Млынский стоял напротив в шинели, с оружием, готовый к походу.

    – Там люди сгорят…

    – Ты командир Особого отряда, а не начальник пожарной команды, – жестко сказал подполковник. – Думай лучше, как проникнуть в закрытую зону квадрата 27. Расстрелять нас мало, если не сделаем этого…

    – Я никогда не прощу себе, если в этой деревне погибнут женщины, старики и дети. Я обязан спасти этих людей…

    – Вся наша война за людей, майор, – сказал Федоров, – за кого же еще мы воюем? Пошли две роты, а сам не ходи. Как старший по званию, я запрещаю, все! – И подполковник устало откинулся на подушку.

    Роты Бондаренко и Бейсамбаева выстроились на краю поляны. С левого фланга стояли Костя и Алик с винтовками. Из землянки вышел майор. Командиры сразу подобрались, повернулись к нему.

    – Командуйте, Хват! – сказал отрывисто Млынский.

    – Есть! По местам, товарищи командиры!

    – Горшков! – обратился к лейтенанту Млынский. – Ты должен остаться.

    – Слушаюсь, – нехотя подчинился Горшков. Млынский повернулся к Зине.

    – Так и не успели поговорить…

    – Еще наговоримся, Иван Петрович, – улыбнулась Зина. – Счастливо оставаться!

    Зина бегом заняла свое место в строю.

    Хват уже дал команду:

    – Равняйсь! Смирно! Напра-аво! Шагом марш!

    Алик на ходу обернулся и увидел смотревших им вслед Горшкова и Млынского.

    – Млынский остался!

    – Эй! Разговорчики! – прикрикнул Хват. – Шире шаг!

    Грохотал ресторанный оркестр. Музыканты были в поту от духоты и усердия. В чадной атмосфере царило какое-то исступление. На тесном «пятачке» больше толкались, чем танцевали.

    Райснер с трудом пробрался к столику, за которым сидел подполковник, начальник его отдела.

    – Куда ты пропал? – громко спросил подполковник. Он вынужден был из-за шума кричать.

    – Я вообще не хотел идти. Здесь нечем дышать… Надоело!..

    – Брось хандрить…

    – Все надоело! Я хочу проветриться, Вальтер.

    – Хочешь на фронт?

    – Здесь фронт везде… Завтра идет машина с подарками к пасхе для офицеров дивизии «Викинг»… Разреши мне поехать.

    – Кельнер! Два коньяка! Ты отличный товарищ, Георг, для тебя я готов на все.

    – Ну спасибо…

    На стук к дверям подошел Алеша. Приоткрыл и, увидев немецкого офицера, сразу попытался захлопнуть. Райснер успел подставить ногу…

    – Матвей Егорович дома? – спросил он.

    Алеша, услышав русскую речь, растерялся. Дед Матвей ему крикнул, приподнявшись с постели:

    – Впусти, Алешка!

    Алеша отступил от двери, и Райснер, отстранив его, прошел прямо в комнату, к постели Матвея Егоровича.

    – Дед, что с тобой? Почему не пришел?

    – Плохо, старость… Не вовремя. Новости вот из леса принес. – Дед Матвей кивнул на Алешу.

    – Велено вам передать на словах, – сказал Алеша. – Федорову нужна замена.

    – Так, – кивнул Георг Райснер, глядя, как Алеша прячет за голенище сапога Мишуткин подарок. – А ну дай сюда!

    – Зачем?

    – Дай сюда! – резко повторил Райснер. – Тебе Иван Петрович разрешил его взять?

    – Это мое оружие…

    – Это оружием было в лесу, а здесь это пропуск в рай… – Отобрав финку, Райснер улыбнулся. – Отправляйся немедленно назад и передай Ивану Петровичу: буду в срок в условленном месте. А это, – он подкинул финку на ладони, – при случайном обыске заберут, и все дело завалишь. На, спрячь, дед. – Увидев, что Алеша расстроился, он добавил: – Тоже мне, предводитель коман-чей…

    Дед спрятал нож под подушку.

    – Матвей Егорович, – продолжал Райснер, – если к тебе кто-нибудь подойдет и спросит, где ты купил овес в прошлую пятницу, скажи, что взял его в долг, и доверяй этому человеку, как мне.

    – Понятно…

    – Поправляйся, нужен вот так!

    Перед рассветом роты вышли к опушке леса и залегли против деревни Селищи.

    Хват, наблюдавший в бинокль за деревней, от которой тянуло гарью, обернулся.

    – Где этот хлопец? – И сразу увидел Алика, бывшего неподалеку. – Где твой отряд? Связь, быстро!

    – Есть! – Алик, подхватив карабин, сказал Косте, который было двинулся следом: – Я сам.

    Почти тотчас же со стороны деревни появились фигуры людей – это вернулись из разведки Полищук и его товарищи.

    – Люди в церкви, товарищ старший лейтенант, – сказал еще не отдышавшийся Полищук. – Левую сторону – над рекой – выжгли дочиста…

    – Охрана церкви?

    – Двое.

    – Пулеметы?

    – Есть. На бронетранспортерах. И вот там, в обгоревшем сарайчике, у мельницы и у дороги. Шесть грузовиков и легковая машина в деревне.

    – Так. – Хват задумался на секунду. – Зина! Организуешь приемку людей в лесу.

    – Хорошо.

    – Возьми человек двенадцать у Бондаренко… И давайте, хлопчики, действуйте! А мы подстрахуем. Все.

    Зина, Полищук и часть людей, которых взял с собой Бондаренко, скрылись бесшумно в сумерках.

    Бойцы Бондаренко ползли огородами в сторону церкви.

    Пулеметный расчет карателей настороженно прислушивался к тишине.

    В отряд Алик вернулся с Высоким и его помощником, молчаливым человеком с угрюмым лицом.

    – Высокий, командир отряда «За Родину», – отрекомендовался Высокий.

    – Капитан Хват. Ваши люди готовы?

    – Что же это, товарищ Хват? Видно, Млынский посчитал это дело не очень важным?.. – недовольным тоном сказал Высокий.

    – Вы пришли сюда воевать? – оборвал его Хват.

    – Воевать, – хмуро ответил Высокий. – Здесь же две роты карателей…

    – Ну, у страха глаза велики…

    – А у вас всего шестьдесят активных штыков…

    – И отлично, – смягчился Хват. – Нужно вдвое больше грузовиков, чем в деревне, чтобы привезти две роты карателей. Ясно?.. Я дам тебе еще взвод… Бейсамбаев, с ними пойдешь!

    В доме Павлушкина Занге не спал. Света не было. Занге сидел на скамье у окна и вглядывался в сумрак за ним. В углу, под иконами, привалившись к стене, дремал Охрим.

    Жена Павлушкина осторожно встала с кровати и без шума, боком вдоль стены постаралась пробраться к двери.

    – Стой! Ты куда? – остановил ее Занге.

    – Я? – растерялась она. – На минутку…

    – На место!

    В это время, едва постучавшись, ввалился унтер-офицер с человеком в черном полушубке, с белой повязкой на рукаве.

    – От гауптштурмфюрера Кляйна!

    – Наконец-то! – Занге поднялся навстречу.

    Пользуясь секундной заминкой, жена Павлушкина выскользнула из комнаты…

    Бойцы во главе с Бондаренко продолжали ползти, медленно продвигаясь к церкви. На фоне предрассветного неба хорошо была видна церковь и силуэты часовых, которые шли навстречу друг другу.

    Полищук шепнул лежавшему рядом товарищу:

    – Когда сойдутся!..

    Солдаты сошлись, и тотчас мелькнули тени. Два удара– и снова тихо.

    Двое метнулись к широким дверям. Полищук просунул дуло автомата в петли. Казалось, скрип разнесся по всей деревне… Двери церкви наконец поддались и раскрылись. За ними был темный и, казалось, пустой подвал.

    Бондаренко негромко позвал:

    – Товарищи! Живы?

    Сначала было тихо, только слышался какой-то невнятный шорох.

    – Не бойтесь! Мы за вами от Ивана Петровича Млынского.

    Из темноты появилась фигурка девушки. Катя, в разорванной рубашке и накинутом чужом платке, босая, подошла к Бондаренко, внимательно взглянула ему в лицо, обернувшись, сказала шепотом:

    – Наши… – прижалась к груди Бондаренко и заплакала.

    Из церкви сразу же повалила толпа.

    – Тихо, женщины, тихо! – говорил им Сашка Полищук.

    На крыльце стояли Занге, Охрим, унтершарфюрер и связной от Кляйна. Занге сказал:

    – Передайте Кляйну строжайший приказ – драться до конца, несмотря ни на что!

    – Слушаюсь! – ответил связной и исчез.

    Занге повернулся к Охриму.

    – Наша встреча с Млынским сегодня не состоится, Шмиль…

    В это время вспыхнуло пламя, осветив подожженный угол дома и жену Павлушкина, которая поднималась с колен. Занге вскинул парабеллум – и жена Павлушкина упала, так и не выпрямившись.

    – Неблагодарные свиньи! – процедил сквозь зубы Занге.

    Пулеметчик, заметив людей у церкви, стал стрелять.

    – Полундра! – крикнул Полищук и гранатой заставил пулемет на время замолчать.

    Люди бежали к лесу, падая, поднимаясь, помогая друг другу. Бойцы несли ребятишек на руках. Навстречу им кинулись Зина и ее товарищи, подхватывая тех, кто обессилел… А кое-кто так и остался лежать на пашне…

    Хват поднял в атаку бойцов, залегших под самой деревней.

    По атакующим ударил огонь автоматов и пулеметов, но внезапным броском наши бойцы успели добежать до еще не сожженных домов деревни. В короткой рукопашной схватке выбили из них карателей и закрепились.

    Одна из пуль, залетевших во двор, разбила стекло над головой Охрима.

    – Здесь можно глупо погибнуть, – усмехнулся Занге. – Пора уходить.

    Атакующие отвлекли огонь и внимание на себя, тем самым дав возможность жителям деревни уйти и укрыться в лесу. Здесь Зина и бойцы оказали первую помощь обожженным и раненым. Зина дала Кате бинт, чтобы она перевязала ногу мальчику, протянула флягу Анне Лосенковой, которая, прижимая к себе ребенка, никак не могла отдышаться. Анна жадно прильнула к горлышку фляги. Вернув ее Зине, расстегнула кофточку и стала кормить ребенка…

    Пламя разгоралось, и стала видна колонна машин, которая под прикрытием бронетранспортеров с пулеметами отходила из деревни мимо горевшей мельницы.

    – Уходят, гады… Вперед! – Хват выпрыгнул в окно из дома на улицу. Вынув ракетницу, выстрелил.

    Его обогнали бойцы, среди них был Костя.

    Высокий смотрел на ракету, взлетевшую над деревней. Алик был рядом с ним. Люди Высокого лежали за пригорком по ту сторону дороги, что была ближе к лесу. С другой стороны, у кустов, ждали приближения колонны бойцы Бейсамбаева.

    Бронетранспортер впереди колонны прощупывал дорогу огнем пулемета.

    Высокий нервно кусал былинку.

    – Огонь! – крикнул он.

    Загремели выстрелы. Но пулеметы карателей прижали людей Высокого к земле, они не могли вести прицельный огонь.

    – Эх! Зачем торопиться? – сказал Бейсамбаев с досадой. – Ближе надо… Огонь!

    Каратели под плотной завесой автоматно-пулеметного огня продолжали отходить. Их прикрывали бронетранспортеры.

    Вспыхнула одна из машин. Солдаты, выпрыгнув из нее, пошли на прорыв, поддерживая головной бронетранспортер.

    Огонь со стороны Высокого стал ослабевать.

    Это было недалеко от леса, в котором укрылись беженцы из деревни.

    Полищук поднялся, подхватив автомат.

    – Поможем нашим кочегарам!..

    Зина сказала женщине, которую избрали председателем сельсовета:

    – Уводите дальше людей, мы скоро вернемся! – и побежала догонять бойцов.

    Они подоспели вовремя: отряд Высокого, не выдержав натиска, отступал.

    – Чего попятились? Ну, вперед, братва! – крикнул Полищук.

    Бойцы побежали вперед сквозь ряды отступающих.

    – Стыдно, соколики! – крикнул Высокий.

    Люди его повернули и побежали следом за бойцами. Угрюмый детина, который пришел с Высоким в отряд, был ранен в бедро. Он лежал на боку и тихо стонал. Подбежала Зина, вынула из сумки пакет. Попыталась его повернуть немного, чтобы удобнее было перевязывать. Раненый, заскрипев зубами, выругался неожиданно по-немецки. Зина удивленно взглянула на него и увидела злые, колючие глаза, смотревшие с нескрываемой ненавистью.

    – Что случилось? – раздался голос над ними.

    Зина подняла голову и увидела Высокого.

    – Он что-то говорит по-немецки, товарищ командир, – сказала с недоумением Зина.

    Неподалеку пробегал кто-то из бойцов.

    – Предатель! – Высокий поднял пистолет и выстрелил.

    – Зачем же вы так? Надо было разобраться… – Зина склонилась к убитому.

    Высокий огляделся: поблизости уже не было никого. Отступив на шаг, он выстрелил девушке в спину…

    Основные силы карателей прорвались и ушли, оставив догорать на дороге два грузовика и бронетранспортер.

    На пригорке, у дороги, где недавно шел бой, стояли командиры: Хват, Бейсамбаев, Бондаренко, Высокий… Молча и жадно курили. Было уже светло. Внизу догорала деревня…

    – Люди у меня, конечно, неопытные… – оправдывался Высокий.

    – Ничего, бывает… – успокоил его Хват. – Как-никак, а мы их побили.

    – Могли не выпустить, – сказал Бейсамбаев.

    Бондаренко напряженно смотрел куда-то в сторону.

    Все обернулись и увидели Полищука, который нес на руках убитую Зину… Полищук осторожно положил свою ношу на землю и опустился рядом на колени. Отовсюду подходили бойцы. Полищук поднял голову, сказал коротко:

    – В спину!.. Сволочи!..

    Тяжелый грузовик типа «Бюссинг» с кузовом, крытым брезентом, шел по разбитому грейдеру. У заднего борта сидели два солдата-нестроевика с карабинами, за ними были видны аккуратно уложенные небольшие коробки.

    В кабине рядом с шофером ехал капитан Георг Райснер.

    Машина въехала в лес. Дорога в лесу была поровней и посуше. Райснер всматривался вперед. Мимо прошла небольшая колонна машин. Когда на дороге стало снова пустынно, Райснер сказал водителю:

    – Помедленнее, ефрейтор… Не гони, здесь опасно.

    Водитель сбавил скорость. Райснер вглядывался вперед с напряженным вниманием.

    Из-за поворота навстречу выскочил мотоцикл с коляской, на котором ехало трое в немецкой форме. Промчавшись мимо, мотоцикл развернулся. Райснер видел в зеркальце, что их догоняют, но не сказал ничего шоферу, который вопросительно взглянул на него. Обогнав грузовик, мотоцикл некоторое время ехал впереди, потом свернул на обочину. Офицер из мотоцикла жестом приказал водителю машины остановиться. Тот снова вопросительно посмотрел на Райснера.

    – Стой! – сказал капитан.

    Машина остановилась. Трое мотоциклистов с автоматами наизготовку подходили к кабине.

    – Выходи!

    Вылез шофер, Райснер тоже спрыгнул на землю и направился к заднему борту машины. Испуганные солдаты судорожно сжимали в руках карабины. Увидев своего капитана, они успокоились. Райснер сказал:

    – Слезайте. Оставьте карабины, надо помочь…

    Солдаты беспрекословно подчинились.

    Как только они оказались без оружия, из придорожных кюветов появились разведчики Млынского в маскхалатах. Без шума они сгребли совсем растерявшихся нестроевиков и оттащили к обочине. Туда, к пулемету, которым подстраховывали операцию, уже отвели шофера.

    Млынский, вышедший на шоссе тотчас же следом за разведчиками, передал Афанасьеву-Райснеру карту и документы.

    – Будем ждать тебя здесь. – Майор показал на карте.

    – Хорошо…

    – И на всякий случай вышлем людей по всем дорогам, на юг.

    – Я уверен, все будет отлично, – ответил Райснер.

    Они обнялись на прощание.

    Райснер повернулся к автоматчикам, одетым в немецкую форму. Эти офицер и два солдата оказались Горшковым и парашютистами подполковника Федорова. Райснер улыбнулся, сказал по-немецки:

    – Поехали?

    – Мы готовы, – ответил по-немецки Горшков.

    Райснер и один из парашютистов сели в кабину, а Горшков со вторым забрались в кузов грузовика.

    – Ни пуха ни пера! – крикнул Млынский.

    – К черту! – отозвался Горшков.

    Машина быстро набирала скорость, и на дороге стало пустынно, как будто здесь ничего и не произошло…

    Навстречу «Бюссингу» шла колонна грузовиков под охраной нескольких бронетранспортеров.

    – Вовремя… – покачал головой водитель.

    – Как вас зовут? – спросил по-немецки Райснер.

    – Сергей.

    – А по легенде?

    – По легенде – ефрейтор Калль. Из Бранденбурга…

    – Я капитан Георг Райснер. До конца поездки забудем русский язык и ваше настоящее имя, Сережа. Хорошо?

    – Так точно, господин капитан, – ответил шофер по-немецки.

    Занге и Высокий стояли навытяжку перед Вольфом. Разговор происходил у него в кабинете. Вольф был зол и ходил вокруг подчиненных, неслышно, как кошка, ступая по мягкому ковру. Остановился перед Высоким и посмотрел на него в упор.

    – Я выполнял приказ штурмбанфюрера… – сказал Высокий.

    – С кем? – перебил его Вольф. – Партизан можно было уничтожить внезапным ударом одной только вашей зондеркоманды, гауптштурмфюрер Кляйн!

    Кляйн-Высокий молчал.

    – Так что же произошло?! – взорвался Вольф. – Вместо того чтобы взять пресловутого Млынского и разгромить отряд, триста отборных солдат дивизии СС «Бранденбург» дерутся между собой! Позор…

    – Как говорится у русских, нет худа без добра: после того боя Млынский должен полностью доверять командиру «партизанского» отряда гауптштурмфюреру Кляйну, – сказал Занге и добавил: – Конечно, при условии, что о ловушке в деревне его не предупредили заранее…

    У контрольно-пропускного пункта, который ощетинился рогатками из колючей проволоки и амбразурами железобетонных дзотов, стояли очереди машин с той и другой стороны.

    Документы проверял шарфюрер СД в черном прорезиненном плаще. Пока машина медленно подъезжала к нему, Райснер присматривался к обстановке на пункте: бронетранспортер, два мотоцикла с пулеметами на колясках и заграждение на дороге не давали возможности машине пройти напрямую. Райснер через окно передал документы шарфюреру.

    Солдаты у мотоциклов внимательно следили за всем, что происходило на КПП.

    – В документах не указаны фамилии солдат вашей охраны… – придрался шарфюрер.

    – Из комендантской роты их присылают, – ответил Райснер. – Потребуйте у фельдфебеля.

    Шарфюрер отошел от кабины к заднему борту, встретился взглядом с Горшковым.

    – Ваши документы, фельдфебель! – Взяв бумаги и посмотрев на коробки в кузове и на номер машины, он вернулся к кабине. – По накладным, вы везете подарки… Черт возьми, начальство впервые расщедрилось для второго эшелона.

    – Вы хотите взглянуть?

    – Что же, пожалуй…

    Райснер вылез из кабины и прошел с шарфюрером к заднему борту.

    – Фельдфебель! – приказал он Горшкову. – Дайте-ка нам коробку!

    – Слушаюсь! – Горшков взял одну из коробок, но шарфюрер остановил его.

    – Вон ту, с краю!

    Горшков посмотрел на Райснера и протянул шарфюреру коробку, которую тот просил.

    – Откройте! – сказал шарфюрер, не прикасаясь к коробке.

    Горшков опять посмотрел на Райснера, тот кивнул.

    – Открывайте, фельдфебель!

    Горшков сорвал бумажную ленту, которой коробка была оклеена, и показал содержимое: колбаса, галеты, шоколад, консервы, бутылка водки.

    Шарфюрер невольно сглотнул слюну.

    – Дайте сюда, – отобрал у Горшкова коробку Райснер и протянул шарфюреру. – Возьмите на память. Все равно нам не довезти в целости…

    – Благодарю, не нужно, – сухо ответил шарфюрер. – Проезжайте. – Он вернул Райснеру документы и направился к следующей машине.

    Капитан, весело переглянувшись с Горшковым, бросил ему коробку и почти бегом вернулся в кабину. Машина прошла через КПП. Большой белый щит у дороги предупреждал: «Вы въезжаете в закрытую зону. Все указания офицеров СД в зоне должны выполняться немедленно и беспрекословно». А дальше что-то еще мелким шрифтом.