Текст книги "Отравленный трон"

Автор книги: Селин Кирнан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

Наглый волокита

– Хватит уже, девочка! А ты, парень, отпусти ее руки, а то вцепился, словно арестовать ее хочешь.

Резкий голос Марни был негромким, но властным. Она встала, укрывая ребят собой от любопытных взглядов. Рази и Винтер не посмели ей перечить. Он выпустил ее запястья, словно обжегшись, а она всхлипнула и вытерла слезы. Марни дала Винтер влажное полотенце, все так же закрывая ее от чужих взглядов. Девочка была благодарна за уединение и возможность прижать к пылающему лицу прохладную ткань.

Марни переводила взгляд с одного на другую, помрачнев, как туча. Они провели детство под ее присмотром, путаясь под ее ногами, как бездомные щенки. Мать Рази интересовалась сыном лишь потому, что он приблизил ее к трону. А Винтер и Альберон стали сиротами в первые же минуты жизни, так что вообще не знали материнской любви. Марни вырастила всех троих, ее тяжелая медвежья поступь сопровождала детишек в юные годы. Именно она была им утешением и опорой, но без мягкости и нежности, как можно было бы ожидать от матери. Марни любила неласково, как любят звери своих детенышей, защищая их. Они были ее выводком, а детенышам, чтобы выжить, приходится учиться выносливости.

– О Марни! Мои кошки… И призраки…

– Есть вещи куда хуже, чем мертвые коты и замолчавшие призраки, детка. Помни, кто ты такая. И соберись!

Кухонная суета не ослабевала за ее широкой спиной, но Марни говорила так тихо, чтобы было слышно только им. Она со звонким стуком поставила на стол два кубка.

– Выпей это до дна, – приказала она шепотом, потом ткнула пальцем в Рази. – И ты тоже, мальчик! Твой мусульманский Бог не накажет тебя из-за глотка вина в этой пряной настойке.

Вопрос в ее глазах читался безошибочно: «Ну как, мы снова держим себя в руках?» И они кивнули в ответ: «Да, Марни, конечно». Она фыркнула, как бык, и тяжело потопала назад к своим занятиям.

«Если ты в гневе или печали, спиртного следует избегать, – так учил Винтер отец. – Вино – для удовольствия, не для тоски». Но Винтер осушила кубок несколькими глотками, потому что горло, казалось, горело от слез, а настойка была прохладной и сладко-терпкой. Рази отхлебывал понемногу из своего кубка, сидя неподвижно рядом. Вся кухня делала вид, что ничего не происходило.

Во время последовавшего долгого молчания Винтер ощутила, что выпитое вино коварно ударило в голову, и пожалела, что осушила бокал так быстро. Слава богу, что она перед этим поела, потому что вина, похоже, было больше, чем надо.

Спиртное, тепло кухни, присутствие Рази, неприятные новости – все это наложилось на долгое путешествие и навалилось на девочку почти непереносимой усталостью. Если бы можно было склонить голову на усыпанный крошками стол и задремать, не опозорившись перед прислугой, Винтер бы так и сделала.

– Рази, – пришлось прилагать усилия, чтобы внятно произносить слова, – пойдем наружу, к реке. Давай поплаваем, а?

О да, они могли бы найти место в тени, под ивами, скинуть надоевшую обувь. Она разделась бы до исподнего и уснула без задних ног, а Рази сторожил бы ее покои, как бывало в детстве.

Он пожал плечами, сказал с искренним сожалением, которое, тем не менее, вызвало неожиданный прилив жгучей ревности:

– Не могу, сестренка. Я кое-кого жду.

– Кого же? – требовательно спросила Винтер, но в этот момент рычание Марни отвлекло их, заставив вздрогнуть от неожиданности, поэтому вопрос даже не был услышан.

– Где тебя черти носили?

Все примолкли и обернулись на свирепый возглас поварихи, пытаясь рассмотреть объект ее гнева.

Молодая пухленькая служанка, застигнутая на ступеньках, покраснела, виновато опустив пылающее лицо. Суетливо ринувшись к столу, она проскользнула мимо Марни, которая занесла кулак в притворной угрозе. Девушка протиснулась на свое место, потеснив соседок, схватила полотенце, бутылку с прованским маслом и принялась смазывать деревянные блюда к вечернему пиру. Конечно, тут же завязалось шушуканье, перемежаемое смешками, между ней и другими служанками.

Винтер собиралась повернуться к Рази, чтобы повторить вопрос, но заметила человека, спускающегося по задней лестнице. Она подумала, что король нанял труппу комедиантов и один из них идет попросить еды.

Он скользил по ступеням, обутый в кожаные сапожки, легко и грациозно, как кот. «Сапожки акробата», – мелькнула мысль. В нем была та наглая уверенность, которую дает принадлежность к клану: дерзкий вид человека, которого поддерживают братья по оружию. Такой или очарует, или перережет горло – причем сделает и то и другое без объяснения причин. Винтер бы поручилась, что его нелегко обезоружить – так много острых ножей таится за мягкой улыбкой.

Она представила, как ценят его товарищи по труппе, но здесь подобные таланты не пригодятся. В отличие от других замков, здесь свободно кормили и поили бродячих торговцев, путешественников и подобный им народ. Интересно было бы взглянуть, однако, как он столкнется с непреодолимыми силами природы в лице Марни.

Винтер устало подперла тяжелую голову и зевнула, наблюдая за парнем сонным взглядом. Он остановился, заправил за ухо прядь длинных волос и окинул кухню оценивающим взглядом со своей удобной позиции на лестнице, так что Винтер смогла получше рассмотреть его.

Он был молод – лет восемнадцать-девятнадцать. Худой, с кошачьей грацией. Примерно на голову ниже Рази. Молочно-бледная кожа, узкое лицо, обрамленное длинными прядями прямых черных волос. Он оглядывался вокруг внимательно и беззастенчиво, без малейшего намека на почтительность.

«Наглый и опасный, – подумала Винтер. – Очень опасный для себя и окружающих, потому что не знает, где его место».

Она увидела, что взгляд комедианта нашел Марни. О, та живо разделается с ним за такое выражение лица! Винтер ждала, что вот-вот льстиво-подобострастная придворная маска скользнет на лицо, но он, на удивление, не обратил внимания на Марни, а уставился на краснощекую служанку, которая пришла перед ним.

Понимание обожгло Винтер, как струйка ледяной воды по спине, пока подружки девушки тихонько подталкивали друг друга локтями. Когда она быстро взглянула на молодого человека, тот улыбнулся, и служанке пришлось снова склонить лицо, пылающее румянцем. Сдержанный шепот сплетниц сменился хихиканьем. Все поняли, почему задержалась девушка и кто именно был причиной ее опоздания на работу.

Винтер медленно выпрямилась: неприязнь переросла в жгучий гнев, когда молодой развратник игриво подмигнул служанкам и подал грубый и полный непристойных намеков знак – показал кончик языка между зубов.

«Так ты нарываешься на взбучку! – зло подумала она. – Наверное, ты привык к другому, но здесь, в этом доме, не позволяют использовать женщин, как игрушки!»

Винтер сжала кулаки и хотела что-то сказать Рази, когда молодой человек увидел их двоих и, приветственно кивнув, направился в их сторону.

«Наверное, он увидел мантию врача и хочет спросить совета. Кто-нибудь заболел или подхватил лихорадку в труппе. Что ж, я ему так посоветую…»

Она сжала кулаки, готовая сорвать злость по полной. Но, к ее удивлению, Рази поднял палец в приветственном жесте и насмешливо пробормотал:

– Вот ты где был, чертов бабник! Если не будешь вести себя осторожнее, тебя ославят, вымазав смолой!

Не услышав предостережения, юноша бочком пробирался сквозь кухонную сутолоку и, улыбнувшись, подошел к столу. «Боже мой! – дошло до Винтер. – Так это его ждал Рази? Этого развратника? Мир сошел с ума?»

Когда парень добрался-таки до них, изумленной Винтер пришлось приложить сознательное усилие, чтобы закрыть рот, пока он пристраивался на скамейке.

– Рази! – произнес он так, что его приветствие прозвучало вкрадчиво и очень лично.

Это не мешало ему в то же время осмотреть Винтер с головы до ног с неподдельным интересом. Девушка уже встречала такие взгляды с тех пор, как ее тело расцвело, приобретя разнообразные изгибы и округлости. Его внимание она проигнорировала даже с большим пренебрежением, чем обычно.

– Кристофер! – радостно прошептал Рази, и Винтер поразилась, увидев, что ему приятно.

«Кристофер, да? Видала я таких, как ты, Кристофер!» Она внутренне выделила это имя, как и Рази, но без той явной привязанности, которую испытывал ее друг. Она смотрела на молодого проходимца, даже не скрывая злости. «Такие, как ты, мне уже попадались!»

Людей, которые присасываются и используют других в своих интересах, можно встретить при любом дворе. Они обычно находят кого-то, приближенного к трону, втираются в доверие, ловко оттесняя человека от его настоящих друзей, – и выпивают до последней капли крови. Нет, Рази не идиот. Но Винтер неоднократно видела, как страх, одиночество и тяготы делают из первейших мудрецов последних идиотов. «Я за тобой наблюдаю, – думала она в ответ на адресованную ей улыбку Кристофера. – Я тебя оценила».

Она собиралась сказать что-нибудь едкое по поводу служанки, но ее перебил Рази. Он улыбался юноше своей особенной, неторопливой, заразительной и щедрой улыбкой. Спокойный тон и радостное выражение его лица внезапно вызвали у Винтер такую детскую ревность, что ей пришлось до боли закусить нижнюю губу, чтобы сдержать беспричинные слезы. Девушке стало понятно, что она действительно пьяна.

«Осади назад, не торопись, – скомандовала она себе, выпрямляясь и глубоко дыша, чтобы прояснить сознание. – Не болтай лишнего, чтобы, протрезвев, не пожалеть!» О чем она только думала, выпив залпом целый бокал, когда была настолько уставшей! Винтер заставила себя сосредоточиться на разговоре и попытаться устоять перед желанием сбить с ног этого Кристофера и согнать пинками с лестницы.

«Перестань так смотреть на моего друга! Он не твой», – думала она.

Рази что-то говорил вполголоса, глядя в лицо Кристофера. У того оказались миндалевидные серые глаза с такими густыми черными ресницами, что казались насурьмленными. Он наклонился, чтобы лучше слышать, – руки за спиной, снисходительная ухмылка.

«Если одна из служанок будет ждать от тебя ребенка, Марни лично притащит тебя к алтарю, а я помогу ей загнать тебя на брачное ложе, чертов развратник!»

Винтер ожидала, что юноша притворится невинным, разведет руками или, наоборот, сыграет этакого светского человека, умудренного опытом, но он, похоже, был неподдельно задет:

– Ты же не думаешь, что я попорчу девушку, правда, Рази?

Рази улыбнулся и тряхнул головой: «нет», а юноша приосанился, на лицо вернулась ухмылка наглого бабника.

– В любом случае, я только даю то, что от меня требуют… – он скосил глаза в сторону служанок, – так сказать, не иду, куда меня не просят. А кому, как не тебе, знать, что от такого рода проблем есть разные средства и лекарства, ты же доктор… – Его взгляд скользил по фигурам девушек у стола. – В этом мире и так полно незаконнорожденных ублюдков, чтобы и дальше пополнять их ничтожные ряды!

Рази только усмехнулся, но Винтер восприняла колкость на его счет, поэтому ринулась в штыки.

– Многие из этих незаконнорожденных ублюдков гораздо достойнее тебя! – сказала она едко, удивляясь, почему Кристофер запылал от ее взгляда.

Кристофер глянул на нее с легкой улыбкой:

– Я не хотел никого обидеть, приятель. Здесь ты видишь только незаконнорожденных! – Он согнулся в легком поклоне.

Ох! Он подумал, что она обиделась за себя, и поэтому признал, что сам – плод незаконного союза. Слепое негодование нарастало, Винтер собралась крикнуть: «Мои-то родители были венчаны, спасибо!» Ответ замер на губах, потому что она вовремя осознала, что неуместная гордыня этих слов только ударит больно по Рази да раскроет всем ее незаметные раньше предрассудки.

«Осторожно, – подумала, собираясь с мыслями, – вино изрядно вскружило тебе голову».

– Твой маленький приятель выглядит уставшим, Рази. – Мелодичный голос Кристофера пробился сквозь туман в голове. – Может, отпустишь его поспать?

– Ох, ну бога ради! – воскликнула Винтер, хлопнув по столу ладонью и прижав вторую к колотящемуся виску. – Ты прекрасно знаешь, что я не мальчик! Прекрати вести себя как шут, тебе недостает остроумия!

Она скорее почувствовала, чем увидела, как юноша напрягся. «Ага, вот оно. Ты страдаешь от гордыни, опасный хвастун! Гордость управляет тобой».

– Я всего лишь не хотел раскрывать твой маскарад, проказница, – его голос был холоден, – но и тебе бы не помешало потрудиться над нарядом. Ты никогда не сойдешь за парня со всеми своими выпуклостями и изгибами!

Она изобразила, как надеялась, уничижительную усмешку:

– Я не маскируюсь, я – то, что ты видишь!

– Мальчик, который безжалостно рубит деревья, чтобы заработать на жизнь? – Каждое слово сочилось сарказмом, и Винтер взглянула ему в глаза:

– Подмастерье четвертого года, одобренный гильдией, с «зелеными» привилегиями.

Ни одно слово для Кристофера ничего не значило! Она видела, что он пытается понять смысл сказанного, но тщетно. «Откуда ты такой взялся, – внезапно подумала она, – что ничего не смыслишь в рангах гильдии такого распространенного дела, как плотницкое?»

Даже последний уборщик навоза из какого-нибудь мелкого княжества знает их ранги и задачи наизусть. Для придворного быть настолько несведущим в символах профессиональных рангов равносильно тому, чтобы быть слепым, глухим и немым.

Она выпрямилась и посмотрела на него по-новому. Значит, он совсем новичок, чуждый дворцовой жизни. Это делает его опаснейшим из идиотов: честолюбивым, но невежественным. Она видела такой тип людей, прорубающих кровавые просеки сквозь дворцовую челядь. Намеренно или нет, они становятся ядом, от которого тело государства чернеет, сеют смерть и разложение вокруг.

Он заметил неприязнь в ее взгляде, а она увидела в его глазах холодную сталь.

Рази встал, но Винтер не посмотрела на него, ее глаза по-прежнему были прикованы к Кристоферу. Юноша неожиданно улыбнулся, так, что на щеках показались ямочки. Его глаза зло блеснули, и Винтер вдруг поняла, что попала в ловушку. Между ними началась глупая игра в гляделки, когда никто не хочет первый отвести взгляд.

«Как же так получилось? – В ней росло отчаяние и паника. – Как я позволила этому болвану загнать себя в угол?»

Он был, по сути, еще одной назойливой мухой, летающей над навозной кучей. Ей следовало отогнать его от Рази, даже не сбившись с шага. А она вместо этого занята детским соревнованием, кипя негодованием и будучи слишком гордой, чтобы отвести взгляд.

Рази кашлянул.

– Дети, дети! – пожурил насмешливо, но на этот раз мягкий голос звучал предостерегающе.

– Когда твоя труппа уезжает? – холодно спросила Винтер, не отводя глаз.

На лице Кристофера отразилось непонимание, он покачал головой и прищурился:

– Что ты имеешь в виду?

Она помахала рукой вверх-вниз, указывая на его одежду. Бессознательно ее глаза отвлеклись на жест. Проклятие! Но Кристофер, похоже, не заметил.

– Ты же актер, не так ли? Акробат, циркач или музыкант?

Рази присвистнул, а Кристофера охватило странное, холодное спокойствие.

– Кристофер Гаррон – ветеринар, ухаживающий за моими лошадьми… – Голос Рази был твердым, но звучал странно. – За те три с половиной года, что я его знаю, он научил меня гораздо большему, чем я мог узнать, про лошадей и уход за ними.

Три с половиной года? Они так давно знают друг друга? И судя по телу Рази, лошади стали его страстью, так что он и Кристофер, наверное, проводят много времени вдвоем каждый день. Больше трех лет вместе занимаются тем, что любят. «Все это время, которое я гнила на промозглом Севере». Она подавила эту мысль так скоро и жестко, как могла, – это было бы нечестно по отношению к Рази. Разве она запретила бы ему иметь друзей все эти годы? Не хотелось ли ей самой быть рядом с верным другом? «Нет. Мне хотелось быть дома. Дома, рядом с Рази и Альбероном, ни с кем другим. И в любом случае, я бы выбрала лучше… кого-нибудь получше этого… этого опасного сибарита».

Даже думая про Кристофера столь нелицеприятно, Винтер уже понимала болезненно ясно, что главная причина неприятия – его дружба с Рази. Она так ревновала, что готова была пронзить его ножом в самое сердце!

Кристофер снова заговорил – с певучим северным акцентом. Глаза холодные, выражение лица отчужденное, ямочки исчезли.

– Ты права. Очень наблюдательна, я – музыкант. Я ухаживаю за лошадями Рази, потому что люблю и умею это делать, но не это страсть моего сердца. Я – лучший музыкант Северных Земель и прославился в Хадре, откуда я родом, своей игрой на гитаре и на скрипке.

Позже, лежа в постели и пытаясь заснуть, Винтер будет вспоминать, как он это сказал, сверля ее взглядом: «Я – музыкант!» Не «был музыкантом», а именно «Я – музыкант!». Словно музыка горит и бьется внутри него, как живое существо, запертое в клетке и рвущееся на волю, желая выбраться и сбежать.

– Я не притворяюсь, несмотря на твои подозрения. Я не выдаю себя за кого-то другого, чтобы завоевать внимание, – желчным тоном сказал Кристофер, взглянув на ее плотницкий костюм. – И хотя знаю некоторых, кого забавляют подобные игры, но не верю, что наш маленький дружок из их числа.

Рази сделал короткий вздох.

– Кристофер! – предупредил он мягко.

Винтер протянула руки ладонями вверх, выставив все бугорки, шрамы и мозоли:

– Не одежда делает меня той, кто я есть. И не моя близость к трону обеспечивает насущный хлеб. Я иду своим путем. Это руки мастерового, они говорят сами за себя! – Она сунула растопыренные ладони ему в лицо, и этот жест тоже будет преследовать ее во снах. Почему именно растопыренными пальцами она решила подтвердить свое достоинство?

Кристофер стоял, просто глядя на нее, с непроницаемым выражением лица.

– Ты думаешь, что я извлекаю выгоду из расположения нашего общего друга, – холодно сказал он. – Уверяю, это не так. Может, весь этот расфуфыренный балаган дворцовой жизни тебе и нравится, но я хочу здесь быть, как кот – танцевать…

– О боже! Хватит! – Рази, по-прежнему не повышая голоса, хлопнул ладонью по столу, и Винтер с Кристофером подпрыгнули, пораженные его внезапной резкостью. – Почему бы мне не встать, а вы поделите меня, как собаки, метящие территорию! Винтер, тебе достанется левая нога. Кристофер, тебе остается правая. Теперь мы знаем, где – чье, и этот проклятый дележ добычи наконец-то закончится!

Рази был раздражен, но его слова затрагивали, попадали точно в цель, пристыдив обоих: спорщики выпустили пар, как сдутый свиной пузырь.

– Я лишь хочу, чтобы вы были друзьями, – тихо сказал Рази, – чтобы вы понравились друг другу. Разве нельзя приложить хотя бы немного усилий для этого?

Винтер взглянула на Кристофера. В его серых глазах читались неуверенность и боль, она сама все еще была полна горькой ревности и вполне объяснимого страха по поводу его возможного пагубного влияния. Черт побери, его влияние точно было разрушительным. Но ради Рази девушка привстала, протянув ладонь для рукопожатия.

Когда ее оппонент мгновение промедлил, Винтер разозлилась и убрала руку. Кристофер расстроенно вздохнул, зачем-то оглянулся по сторонам, а затем подчинился – вытянул руки, но не для пожатия, а чтобы она увидела. Винтер ахнула и непроизвольно отшатнулась.

Она видела немало ран и шрамов, которыми война и тяжелый труд отмечали тела мужчин, но руки Кристофера все равно показались ей ужасными. Они так не подходили к его легкости и самоуверенной грации. С невольным уважением она поняла, что он непринужденно прятал их с тех пор, как зашел на кухню.

«Он – вор!» – ошеломленно подумала девушка.

– Я – не преступник, – проговорил юноша, словно читая мысли: Винтер поняла, что он привык к такой реакции людей. Вполне, надо сказать, обоснованной – так и наказывали обычно воров на Севере. Но ей никогда не доводилось видеть, чтобы наказание было исполнено так зло и мучительно, со страшными шрамами, причем на обеих руках. Винтер смотрела на ужасные раны, будто они могли заговорить или волшебным образом преобразиться.

У него были красивые и сильные белые руки, с тонкими, гибкими пальцами. «Да, – без злорадства подумала Винтер, – он – настоящий музыкант, и это заметно, помоги ему, Боже».

Но среднего пальца на каждой руке не было. На правой это, очевидно, была относительно чистая ампутация, когда палец аккуратно вырубают из сустава, но неровная сетка шрамов и борозд на тыльной стороне ладони свидетельствовала о том, как бешено Кристофер вырывался и сопротивлялся. Долбя сустав, нож соскальзывал, калеча ладонь и соседние пальцы. Раны на левой руке были кошмарны, поскольку говорили об изощренной жестокости. От пальца остался небольшой обрубок, сильно искривленный, словно палач пытался выкрутить и вырвать палец. Длинный, широкий, бледный рубец на тыльной стороне ладони прятался под манжетой. Он был чистый, явно от хирургического вмешательства, очистившего страшный нарыв от инфекции и воспаления.

Винтер не могла ничего поделать. Она подумала: «У него теперь есть передо мной преимущество – все, что я теперь скажу, выставит меня безжалостной тварью». В голове промелькнула жестокая мысль: «У тебя, похоже, талант досаждать людям, Кристофер Гаррон. Тот, кто сделал это с тобой, явно хотел, чтобы ты страдал».

Она глянула в его лицо, ожидая увидеть триумф и желание выжать все сполна из полученного преимущества, ведь у него теперь было оружие, чтобы выставить Винтер перед Рази маленькой неловкой дурочкой. Но в смущенной улыбке Кристофера было только извинение, и сердце девушки заколотилось внезапной барабанной дробью: «Боже мой, ты действительно не умеешь играть в эти игры, правда?»

Перед Винтер стоял худощавый бледный юноша с красивыми черными волосами и миндалевидными серыми глазами, даже не подозревающий о ее неприязненных мыслях. Наверное, она долго смотрела на его неловко вытянутые ладони, потому что он спросил:

– Ну как, ты все еще хочешь пожать мне руку?

«О Кристофер! – подумала она с внезапной симпатией. – Эта жизнь сожрет тебя. Она, может, даже подавится, но ты-то точно не выживешь. – Следующая мысль была наполнена холодной решимостью: – Я не позволю тебе утащить за собой и Рази!»

Улыбаясь, Винтер взяла его за руку. Он воспринял пожатие уже без неловкого смущения, улыбнулся, так что на щеках снова заиграли ямочки.

– Я – Винтер, – сказала девушка. – Рада познакомиться, Кристофер Гаррон! Да благословит тебя Бог.

Рази довольно улыбнулся.