Текст книги "Отравленный трон"
Автор книги: Селин Кирнан
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)
Рази
С тыльной стороны дворца была дверца, которая выходила на широкие каменные ступени, круто спускавшиеся к засыпанной гравием дорожке. Извилистая тропинка вела вдаль, сквозь рощицу площадью не больше акра, через охраняемый мост над крепостным рвом и дальше, в густой лес за стенами замка. Король пользовался этим путем, когда был в настроении провести день за охотой или рыбалкой, без особых формальностей. Он называл его «черный ход» и говорил, бывало: «Мне надоел дворец, пойдемте-ка через черный ход, будем развлекаться весь день на природе, как дети».
Винтер часто видела, как король с ее отцом направлялись по этой тропинке, с удочками или луками на плечах, сопровождаемые немногочисленными спутниками. Она стояла сейчас, глядя на дорогу, и вспоминала, как они с Рази и Альбероном сидели на лестнице, провожая взглядом уходивших мужчин, и расстраивались оттого, что нельзя пойти с ними. К тому времени, когда начались Великие Перемены, Рази уже исполнилось четырнадцать, так что Винтер с Альбероном часто наблюдали, как он исчезает вдали, уходя с охотниками. Это было одним из самых ярких воспоминаний: Рази оглядывается на них с ласковой улыбкой, призванной хоть как-то поддержать друзей, раз он оставляет их.
– Я принесу вам кролика! – кричал он.
И всегда приносил – то кролика, то фазана, то гнездо с перепелиными яйцами. Каждый раз – маленький гостинец, словно извинение за то, что ему приходилось уходить и покидать их, а особенно Альберона, который как тень ходил по пятам за Рази и остро переживал его отсутствие.
– Когда вам будет по одиннадцать лет, – говорили им, – вы сможете ходить на охоту.
Но когда им исполнилось одиннадцать, все изменилось. Рази отослали в Марокко вместе с матерью. Альберон стал узником трона, всегда обязанным быть рядом с королем. А Винтер с отцом отправились на Север, в холод и сырость, которые постепенно подточили здоровье Лоркана.
Высокий переливчатый вопль ворвался в ее мысли, заставив Винтер подпрыгнуть от неожиданности, а затем рассмеяться, когда она поняла, что это такое. Она не слышала эти звуки несколько лет, но понадобилась всего секунда, чтобы узнать их. Мальчики-мусульмане опустились на колени в тени деревьев, возвышая голоса в молитвах своему Богу. Винтер встала на цыпочки, ища в их колышущихся рядах Рази, но его там не было. Может, он вообще не вернулся домой? Эта мысль отозвалась такой острой болью, что девочка тут же ее отбросила. Рази никогда не был склонен к молитвам, напомнила она себе. Он конечно же где-то здесь, просто в другой части замка.
Внезапно до нее долетел запах жареной баранины – живот предательски заурчал. Боже правый, до чего ж она голодна! Винтер прервала размышления и отвернулась: желание немедленно попасть на кухню заставило позабыть все остальное.
Статуя Ледяной Госпожи перед кухонной лестницей задумчиво смотрела на лесную тропинку. Несмотря на жару, ее каменное лицо было в инее, а с изящных пальцев свисали маленькие сосульки. Проходя, Винтер глянула на нее с восхищением, как обычно.
Служанки и молочники расставили кувшины с молоком и напитками, горшочки масла и крынки сметаны по всему постаменту, вдоль края платья Ледяной Госпожи. Винтер это напомнило жертвы, которые жители срединных земель приносят своей Деве. Проходя, девочка почуяла острый запах чеддера, и от голода у нее слюнки потекли. Винтер бегом спустилась по темной лестнице в ароматный сумрак кухни, а мусульманская молитва взмывала к солнцу за ее спиной.
Понадобилось время, чтобы глаза привыкли к полутьме. Мальчик-прислужник протиснулся мимо с корзиной лука, но больше никто не обратил на нее особого внимания, так что можно было понаблюдать за этим организованным хаосом с возвышения у лестницы.
О да! Здесь было то, о чем Винтер так скучала. Истинное сердце дома и дух королевства, куда она страстно стремилась.
Все разнообразие рас и религий, составляющих государство короля Джонатона, казалось, воплотилось на дворцовой кухне. Люди с коричневой, белой, кремовой и желтой кожей – все потеют, кричат и носятся туда-сюда. Непрекращающаяся многоязыковая какофония говоров и наречий, жесты и пантомима, соединяющие людей в деятельное, пусть и беспорядочное, единое целое. И в его наполненном паром эпицентре – Марни, громадная, как медведь, с толстыми руками и большими покрасневшими ладонями, ее простодушное лицо, напоминающее по форме луковицу, возвышается над всеми. Она была неизменным центром этого циклона, его вечным двигателем, богиней кухни.
Винтер заглянула за ломившийся от фруктов и овощей стол, поискала взглядом поваренка-вертельщика. Увидела, улыбнулась – и на сердце стало тепло и спокойно.
Вертельщик дичи – самый мелкий из незаметных работников дворцовой кухни. Это паренек, чья работа – поворачивать вертела с цыплятами и дичью, тогда как старшие ребята крутят более тяжелые туши. Винтер видела поварят лет шести-семи, голых из-за жары, в жире и саже, на которых орут, если они отскакивают, когда горячий жир от мяса обжигает им руки. Она вспомнила, как с ужасом наблюдала в одном из центральных замков за поваром, лупившим малыша деревянным черпаком. Кошмарным было то, что мальчик не переставал в это время крутить вертел. Выпучив глаза, он вцепился в ручку и работал, опасаясь, что если мясо подгорит, то наказание будет еще страшнее.
Для Винтер поваренок-вертельщик был основным показателем духа каждого дворца; большинство из них были грязными, избитыми беднягами с ввалившимися глазами.
Поваренок на кухне Марни улыбался, крутя вертел. На руках у него были перчатки, а большой металлический диск на рукоятке вертела защищал от обжигающих брызг. Перемазанная сажей кожа лоснилась от пота и жира, но он был упитанным и веселым, одетым в поварскую форму.
Он слегка наклонился вперед, разговаривая с кем-то – невидимый Винтер собеседник, похоже, сидел на корточках на полу. Мальчик взял у него кусок мела и, не прекращая привычно вертеть мясо одной рукой, написал что-то на каменных плитах. Винтер подалась в сторону и пригляделась. Человек, присевший рядом с мальчиком, склонил темноволосую голову, рассматривая знаки на полу. Он был одет в голубую мантию врача. Хотя Винтер не расслышала его голоса, она увидела, как от его слов на перемазанном жиром личике ребенка засияла улыбка гордости.
Подошедшая девочка поставила рядом с поваренком стакан молока и тарелку с хлебом и сыром. Малыш потянулся было за едой, но доктор остановил его, перехватив ручку ребенка своей смуглой ладонью. Он повернул голову к служанке, и сердце Винтер подпрыгнуло – она узнала этот профиль. Рази!
– Ты вскипятила молоко, как я просил, Сара?
Девочка кивнула.
– Именно вскипятила, не просто подогрела? Дождалась пузырьков, сняла пенку, так что все вредные соки исчезли?
Девочка снова кивнула, потом неловко присела в поклоне, словно прекратив этим дальнейшие вопросы. Рази, все еще спиной к Винтер, не вставая с корточек, отпустил руку поваренка и смотрел, как тот принялся набивать рот едой. Даже за едой малыш не прекращал вращать вертел с такой скоростью, чтобы мясо равномерно прожаривалось, не пригорая. Для него это движение было так же естественно, как дыхание.
Когда ее друг встал и повернулся, Винтер поняла, что выросла не только она. Казалось, что она вернется домой – пятнадцатилетняя, с непривычно длинными ногами и изменившейся фигурой – и будет смотреться ровней тому мальчику, которого оставила в прошлом, своему партнеру по играм, скачкам и плаванию.
Но Рази тоже изменился – перед ней стоял девятнадцатилетний мужчина, отряхивающий мел со смуглых рук. Он сильно вытянулся. Черты лица стали резче, особенно скулы и нос, а вот большие темные глаза остались прежними, разве что раскрыты были не так широко. Рази был гладко выбрит, а вот смоляные кудри явно нуждались в стрижке: он с нетерпеливым вздохом убирал их со лба снова и снова. Ему очень шла голубая мантия, и Винтер почувствовала прилив гордости: он закончил-таки учебу, получил степень, несмотря на тяжелые времена, которые им пришлось пережить.
«Альберон, наверное, так гордится им!» – подумала она.
Рази запустил пальцы в волосы, рассеянно осматриваясь, словно вспоминая, что же планировалось дальше. Его взгляд скользнул по Винтер, мимо – но мгновенно вернулся, пристально-внимательный. Она изогнула бровь, вызывающе улыбнувшись: «Спорим, ты меня не узнаешь, Рази Кингссон! Ручаюсь, даже не узнаешь меня в лицо».
– ВИНТЕР! – Его вопль застал ее врасплох, и вся кухня замерла на минуту в ошеломленном молчании: люди инстинктивно пригнулись, словно над ними выстрелила пушка.
– Винтер! – снова крикнул он, разведя руками, словно не веря собственным глазам.
Ей было так приятно слышать, как Рази произносит ее имя, что Винтер громко засмеялась сквозь внезапно нахлынувшие слезы.
Она успела положить инструменты до того, как он пробился сквозь толпу и подхватил ее с нижней ступеньки. Рази завертел ее на месте так, что у Винтер перехватило дух, а кухонная братия, смеясь, подхватывала плошки, чтобы их не смело развевающимися краями его мантии.
«Боже мой, до чего же он сильный!» – удивилась она, взлетая вверх. Он был так обманчиво изящен, этот новый Рази, но обладал скрытой мощью. Его мускулы так прилегают к костям, что тело кажется худощавым. «Стало быть, ты много ездишь верхом!» – Винтер узнала тип жилистой стати, которую развивают подобные упражнения.
Он остановился, держа ее на вытянутых руках. Девочка беспомощно висела, не доставая до земли ногами и смеясь от души. Рази посмотрел ей в лицо, а потом окинул взглядом фигуру, словно любуясь. Он был так близко, что Винтер видела золотистые крапинки в темных глазах. И тоненькие морщинки в уголках глаз и у рта. Жестокое африканское солнце и пять лет неуверенности в завтрашнем дне нарисовали их на молодом лице. Девушка вдруг почувствовала ком в горле. Рази. Это действительно он. Рази! Здесь и сейчас. Живой.
– Привет, старший братец! – Голос ее сбивается, он притягивает ее к себе со сдавленным смехом. Его объятия так сильны, что Винтер колотит Рази по спине, чтобы получить хоть глоточек воздуха.
Они чуть отстранились, задыхаясь и смеясь, с сияющими глазами, но Рази держит руку на ее плече, чтобы не дать Винтер исчезнуть или улететь.
– А ну прочь с моей дороги, бездельники! – рокочет за их спиной сиплый голос Марни, и они оглядываются, улыбаясь, на ее наивное лицо, окруженное облаком курчавых рыжих волос. Кухарка попыталась было нахмуриться, но не выдержала и лучезарно улыбнулась щербатым ртом, хлопнув ребят по спинам своими здоровенными ручищами так, что они, хихикая, стукнулись друг о друга, как кегли.
– Твой отец все еще намерен вырастить из тебя мальчишку, как я погляжу, – проворчала Марни, осмотрев наряд Винтер. – А впрочем, это, поди, лучше, чем выдать тебя за какого-нибудь захудалого лорда, черт побери! – Она явно одобряла те оригинальные способы, которыми Лоркан воспитывал дочь.
Марни чуть ли не вынесла их, ухватив в охапку, подальше с дороги, в тихий угол. Она накрыла стол – хлеб, сыр, холодная курица, плошка с солью, еще одна с горчицей, ножи, вилки, пара стаканов с молоком. Встретив вопросительный взгляд Рази, кухарка страдальчески закатила глаза:
– Да кипело оно, кипело! Боже упаси, никаких соков там нет! – И неуклюже удалилась, вытирая руки о фартук и грозно зыркнув на одного из помощников, который что-то там нарезал слишком тонко. Рази усмехнулся про себя и примерился к куску курицы, тогда как Винтер уже накладывала себе на тарелку хлеб, мясо и сыр.
Рази нащипал мясо тонкими полосочками, потом начал пальцем уминать его в кучку. При виде того, сколько набрала еды Винтер, он не мог не улыбнуться, и в темных глазах плясал едва сдерживаемый смех. Ее же рот был слишком набит, чтобы вести разговоры, но их взгляды встречались, особенно когда она потянулась за добавкой. Прямо как в старые добрые дни, когда они просто взглядами могли довести друг друга до смеха.
– Перестань, я же подавлюсь! – предупредила Винтер, роняя крошки изо рта.
Рази усмехнулся еще шире, а потом придал невинное выражение лицу, что только ухудшило дело. Эта его улыбочка, утоление голода, кухонная работа вокруг – все было таким правильным, что Винтер могла бы разреветься, не будь она осторожна. Сделав вдох поглубже, увидела на лице Рази отблеск тех же эмоций – и они, не сговариваясь, отвернулись друг от друга, с необычайным интересом разглядывая загадочные процессы кухонного священнодействия. Марни посмотрела на них с неприкрытой нежностью, а потом отвела взгляд, привычно бранясь на очередного беднягу, не исчезнувшего вовремя с ее пути.
– А где Альберон, Рази? – спросила Винтер. Она говорила тихо и лишь мельком посмотрела на собеседника. Они не встречались последние пять лет, до этой минуты даже не были уверены, живы ли друзья. Так что вопросы, если уж и задавать их, нужно мягко, окольными путями, из-за страха затронуть старые раны или тайны, которым лучше оставаться закрытыми.
Рази прочистил горло и покачал головой:
– Я не знаю, где Альби, сестренка. Его здесь нет. Отец говорит… Он сказал, что послал его на побережье, инспектировать флот. – Их взгляды встретились, Винтер отвела глаза.
На лице Рази читалось, что он сам-то не верит в сказанное королем, поэтому девочка внутренне сжалась от страха, а в ее голове всплыли тысячи вопросов.
Зачем Альберона, законного сына и единственного наследника трона, отсылать так далеко от дома, особенно после долгого и опасного периода нестабильности в стране? С другой стороны, зачем бы королю лгать Рази, своему старшему сыну, бастарду, которого, тем не менее, он никогда не обделял любовью и доверием? У Винтер не было ответов на эти вопросы, только страх – невысказанный страх, поселившийся в сердце, словно тайный недуг.
Она вновь посмотрела на кухню, трудящихся там людей, привычную домашнюю сцену – и ощутила зловещие интриги политики, скрытые под этим всем. Безбрежный, темный, стремительный поток, готовый смести каждого. «Нужно быть осторожнее всем нам», – подумала она.
Она столь многое хотела спросить, но в дворцовой жизни есть то, о чем нельзя спрашивать вслух в переполненной кухне, даже у старого друга.
Рази был напряжен, как лошадь на старте, взгляд темных глаз блуждал по кухне, его волнение было почти ощутимо. Он то и дело потирал кончики пальцев, так что Винтер пришлось прижать его руку, чтобы он не выдавал себя так явно.
За спиной у Рази на подоконнике остывал поднос горячих пирожков с повидлом. Винтер увидела, что Голодный Призрак взял парочку – пирожки исчезали в воздухе, по кусочку, благодаря укусам невидимого рта. Девочка тихо подтолкнула Рази локтем, улыбнулась и украдкой взглянула на Марни, ожидая ее обычной бурной реакции на проделки надоедливого духа. Сейчас полетят кастрюли и тарелки, загремят проклятия! Марни постоянно враждовала с Голодным Призраком, и ее реакция была хорошим поводом повеселиться.
Рази оглянулся, чтобы понять, куда указывает Винтер, и его смуглое лицо слегка побледнело. Винтер отметила это, когда Марни наконец-то увидела очередные пирожки, плывущие вверх, чтобы исчезнуть, и дождь крошек, падающий из пустоты. Лицо кухарки помрачнело от ярости, как грозовая туча, и его выражение мгновенно остудило радость девушки. Это была не ее обычная преувеличенно эмоциональная реакция, а что-то другое – глубинное, поднимающееся на поверхность, какое-то кипящее течение, выплеснувшееся напоказ, словно голова Марни раскололась, обнажив все секреты.
Винтер заметила, как рука поварихи сжалась на поварешке, громадное тело затряслось от ярости. А потом Марни отвернула искаженное злобой лицо, притворившись, что не видела, как невидимый призрак уничтожил целый поднос ее пирожков.
Винтер с расширенными от удивления глазами повернулась к Рази. Он вздохнул с видимым облегчением, провожая взглядом удаляющуюся Марни.
– По дороге сюда я встретила Рори, – сказала Винтер так тихо, чтобы никто не услышал, кроме ее друга. И снова реакция Рази была удивительной для нее. Он рывком развернулся к ней, сжав кулаки, – и Винтер отстранилась, испугавшись гнева в его глазах.
– Он говорил с тобой? – прошипел Рази.
Она помотала головой:
– Нет. Он не осмелился. Я…
И весь гнев мгновенно исчез с лица Рази, сменившись тем же странным облегчением, с которым он наблюдал за Марни. Он тяжело опустился за стол, подперев лоб рукой. Из него словно вышибли дух, когда он пробормотал: «Молодец Рори, ничего не скажешь. Парень что надо». Винтер поняла, что его гнев был направлен не на нее, а на Рори Шеринга и тот факт, что он мог заговорить с ней.
– Что происходит, Рази?
Он еще раз внимательно осмотрел кухню.
– Рази?!
Когда он подпер ладонью щеку, до Винтер дошло, что таким образом Рази прикрывает рот рукой, заслоняясь от остальных.
– Винтер! Больше нет никаких призраков… – Глаза в глаза, медленно, словно сообщая что-то очень важное. – Отец издал такой указ. И поэтому так и должно быть!
Девочка рассмеялась, не веря, оглядела украдкой комнату и придвинулась ближе, всматриваясь внимательно в его лицо:
– Что?..
– Слушай меня. Я сказал, слушай! Призраков нет, Вин. Поняла? Любой, кто говорит иное, любой, кто болтает про это… Их вешают, Винтер.
Это заставило ее отодвинуться, фыркнув от отвращения:
– Рази, это не смешно! Не могу поверить, что ты придумаешь такое, это не смешно…
Он сжал ее руку, притягивая ближе:
– Я не шучу.
Винтер освободила ее, потирая запястье:
– Это сплетни, не больше. Рази, ну подумай здраво! Это враги твоего отца распускают слухи. Король бы никогда…
– По какой дороге ты ехала домой? Через горы, да? Через лес? Ничего и никого, только деревушки, лесорубы и дикие кабаны, правда?
Она кивнула осторожно, все еще растирая саднящее запястье.
– А я вернулся по Портовой дороге, Вин. Проехал через все главные города. Там виселицы на каждом перекрестке. И клетки, Винтер. Отец снова ввел клетки, а люди, похоже, охотно их используют.
О боже! Виселицы? Клетки и виселицы? Здесь, где они были запрещены с того дня, как Джонатон взошел на престол? Нет! Нет, нет, нет.
После путешествия на Север Винтер был знаком отвратительный запах гниющей плоти, когда, завернув за угол, внезапно сталкиваешься с трупом в лохмотьях, закованным в железо и тихонько вращающимся от ветра. Но она никогда не могла представить, что это будет здесь. Только не здесь!
Даже в начале мятежей, когда Круг Лордов давил на короля, вынуждая ввести пытки, Джонатон не уступил искушению.
«Самый легкий способ вызвать ненависть у народа – это мучениями склонить его к покорности, – говорил он. – Счастливые люди спокойны. Справедливостью можно склонить на свою сторону больше сердец, нежели плетью».
– Ох, Рази, – прошептала Винтер. – Что же здесь произошло?
Кое-что еще пришло ей на ум, и Рази дернулся, словно предчувствуя вопрос. Сглотнув внезапно пересохшим горлом, она спросила, пристально глядя на него:
– Где мои кошки, Рази? Я встретила странного котенка на мосту, и он даже не ответил на приветствие.
Сердце провалилось куда-то в пятки: он не смотрел не нее, а отвернулся в сторону кухни, словно собираясь с силами, чтобы сообщить дурные вести.
– Никто больше не говорит с кошками, сестренка. Пожалуйста, прошу, не упоминай об этом больше! – Он все-таки поднял глаза. – Пожалуйста!
– Но почему? – прошептала, а потом сразу же вскинула руку, чтобы помешать ему ответить. Она не хотела знать. Королевство Джонатона было последним в Европе, где кошки еще общались с людьми. Повсюду за его пределами страх и предрассудки оказались сильнее, так что, кроме основного сосуществования, всякое другое общение прекратилось. Винтер на Севере скучала по многим, и не последними в ее списке были кошки с их особенными, нечеловеческими беседами. Она уставилась на стол, сжав губы, а Рази терпеливо ждал, пока она спросит:
– Что случилось?
Он взял ее за руку – очень нежно на этот раз.
– Не знаю всего хода событий, Вин. Если по правде, вообще мало знаю. Но отец вбил себе в голову, что дворцовые кошки… Ну, что они знают тайны. Что они владеют какими-то особыми секретами, которые он не хотел раскрывать. Думаю, он боялся, что они будут сплетничать и проболтаются.
При мысли о кошачьих сплетнях Винтер скептически хмыкнула. Но Рази выглядел очень грустным и сдавил ей руку. «Ну, Рази, просто скажи это!»
– Их отравили, Винтер. Всех.
Она ахнула, высокий скорбный крик заставил Марни обернуться и пытливо глянуть в их сторону. Винтер пыталась вытащить руку из мощного захвата Рази, но он, изловчившись, схватил и вторую ее руку, притянул к себе, заставив девочку смотреть ему в глаза. – Шшшш… Успокойся, шшш… – сказал он очень твердо и тихо. Его вид словно говорил: «Помни, где ты находишься. И помни, кто ты такая!»
Преисполненная горя, она вырывалась из его объятий, из глаз, слепо уставившихся в потолок, ручьем текли слезы. Одна мысль: «О нет! Нет, только не это!»
– Мне так жаль.
– И Серую Матушку? – Он кивнул. – И Масляный Язычок погиб? И Симон Дымок? И Кориоланус?
Рази отвечал кивком на каждое имя, а потом просто трагически склонил голову, полный сочувствия. Страшный список продолжался, а он продолжал сжимать руки, словно держа ее в плену.