Текст книги "Тень рыцаря"

Автор книги: Себастьян де Кастелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Себастьян де Кастелл
Тень рыцаря

Моему отцу, Густаву де Кастеллу, которого я знал больше по рассказам, чем в жизни, но как прекрасны были эти рассказы…

Пролог

Если однажды зимним вечером вы после долгого пути в поисках ночлега доберетесь до одного из трактиров, которыми усыпаны торговые пути Тристии, и, попивая разбавленный эль у камина, постараетесь держаться подальше от местных громил, то, возможно, увидите, как туда забредет плащеносец. Вы узнаете его по длинному форменному кожаному плащу, ставшему от непогоды темно-коричневым, а местами темно-красным, зеленоватым или даже синим.

Он постарается смешаться с толпой. Обычно это им хорошо удается: если вы поглядите налево, то в затемненном углу увидите второго плащеносца, скучающего в одиночестве. Тот, что только что вошел, скорее всего, направится прямо к нему и сядет рядом.

Передвиньтесь чуть левее (только осторожно) и прислушайтесь к их разговору: вы уловите обрывки рассказа о судебных делах, которые им довелось разбирать в городах и селениях. Плащеносцы примутся обсуждать герцогов или лордов, притесняющих свой народ. Вы узнаете о вынесенных вердиктах и о том, пришлось ли плащеносцам участвовать в поединке, чтобы настоять на их исполнении.

Понаблюдайте за этими двумя, и вы поймете, что время от времени они оглядывают трактир. Присматриваются к постоянным посетителям, чтобы не случилось никакой беды. А теперь обратите внимание на их плащи: вы заметите неброский узор – это костяные пластинки, вшитые в кожу; они способны защитить от стрелы и клинка, при этом плащ весит не больше обычного и не препятствует движениям.

Если вам когда-нибудь удастся рассмотреть его изнутри, то вы обнаружите сотню потайных карманов, где хранятся различные хитроумные приспособления, ловушки и снадобья, которые дают плащеносцам преимущество в драке с любым противником и даже целой толпой. И пусть клинки, скрытые под плащом, ничем не отличаются от обычных, они всегда смазаны, наточены, остры и готовы к любому делу.

В легендах говорится, что вначале плащеносцы были поединщиками и наемными убийцами, пока некий великодушный король – а может, и королева – не собрал их под свое крыло, чтобы убедиться, что древние законы соблюдаются во всех девяти герцогствах Тристии. Герцоги – понятно, не слишком довольные подобным вторжением – замыслили в ответ самые ужасные пытки и смерть для всех плащеносцев, которых побеждали в бою их рыцари. Но когда погибал один плащеносец, на его место вставал другой: он надевал плащ, чтобы продолжить важное дело, и отправлялся в дальний путь, к неудовольствию дворян, обеспечивая исполнение закона, который приносил знатным людям столько неудобств. Так продолжалось до тех пор, пока чуть более ста лет назад наиболее богатые и полные решимости герцоги не наняли дашини – членов тайного ордена убийц, которые порождали порок даже в такой развращенной стране, как Тристия. Тем самым они надеялись повергнуть плащеносцев в уныние и посеять между ними распри. И назвали сей заговор Плачем плащеносцев.

Я не стану утомлять вас деталями, добрый путник, ибо так не следует поступать в беседе с воспитанным человеком. Скажу лишь, что после того, как дашини сокрушили последнего плащеносца, которого смогли захватить, никто больше не осмелился надеть плащ… в течение целого века. Продолжалось это до тех пор, пока юный король-идеалист по имени Пэлис и безрассудно отважный простолюдин по имени Фалькио не решили повернуть реку истории вспять и не воссоздали орден плащеносцев.

Но и с этим уже покончено. Король Пэлис погиб, плащеносцев распустили пять лет назад. И те двое, за которыми вы наблюдаете, рискуют головой каждый раз, когда пытаются исполнять возложенные на них обязанности. Поэтому они просто допьют вино, расплатятся и растворятся в ночи. Возможно, вы даже заметите улыбку на их лицах и услышите, как они уверяют друг друга, что Плач плащеносцев – не более чем легенда, о которой рассказывают странники в холодную ночь у пылающего камина. А если оно даже и произошло, то никто из ныне живущих не сможет вновь навлечь эту беду на плащеносцев. Но они ошибаются, да и вы вместе с ними. Ибо мне известно из достоверных источников, что Плач плащеносцев реален. Что он намного ужаснее, чем об этом говорится в легендах. Я бы мог рассказать вам больше, но, к несчастью, тот самый «достоверный источник», о котором я говорил, – я сам и есть.

Меня зовут Фалькио валь Монд, я – один из последних плащеносцев короля, и если вы хорошенько прислушаетесь, то, возможно, услышите мою печаль.

Глава первая
Игра в ожидание

Можно пересчитать по пальцам, сколько раз за всю свою взрослую жизнь я просыпался спокойным и счастливым, не боясь неминуемой смерти и не желая кого-нибудь немедленно убить. И то утро, спустя четыре недели после того, как Патриана, герцогиня Херворская, меня отравила, к ним не относилось.

– Он умер.

Несмотря на туман в голове, заглушавший звуки, я узнал голос Брасти.

– Нет, не умер, – ответил ему другой, более глубокий голос. Он принадлежал Кесту.

Шаги Брасти, топающего по деревянному полу дома, стали громче.

– Обычно он к этому времени приходит в себя. Говорю тебе, на этот раз точно умер. Смотри, почти не дышит.

Меня ткнули пальцем в грудь, затем в щеку и в глаз.

Вам, наверное, любопытно, почему я просто не заколол Брасти и не уснул снова. Во-первых, рапира моя лежала далеко, на скамье у двери дома, в котором мы втроем обитали, а во-вторых, я не мог шевельнуться.

– Прекрати в него тыкать, – возмутился Кест. – Раз он все-таки дышит, значит, еще живой.

– Что странно, – отозвался Брасти, – ведь нита – смертельный яд.

Я представил, как он грозит мне пальцем.

– Мы, конечно, счастливы, Фалькио, что ты выжил, но хватит уже каждое утро вот так лежать бревном: это очень неудобно. Я бы даже сказал – эгоистично.

Несмотря на все предпринятые попытки, мои руки отказывались хватать за горло и душить Брасти.

В первую неделю после отравления я заметил странную слабость во всех конечностях и двигался намного медленнее обычного. Когда я пытался шевельнуть рукой, она повиновалась не сразу, а лишь через пару мгновений. Лучше мне не становилось – наоборот, состояние постепенно ухудшалось, и каждое утро после пробуждения я оставался запертым в своем теле все дольше и дольше.

Рука довольно сильно надавила мне на грудь: это Брасти оперся на меня.

– Кест, ты же со мной согласишься, что Фалькио скорее мертв, чем жив?

Повисло молчание: я понял, что Кест обдумывает вопрос. Проблема Брасти в том, что он идиот. Красивый, обаятельный, самый меткий лучник и при этом идиот. С первого взгляда этого, конечно, не заметишь: он прекрасно поддерживает разговор и использует всякие умные слова. Только он употребляет их не в том контексте. А иногда и не в том порядке.

Проблема же Кеста заключается в том, что он хоть и чрезвычайно умный, но считает, что для «большего глубокомыслия» необходимо раздумывать над любыми идеями, даже если в них нет совершенно никакого смысла, – например, над теми, что высказывает упомянутый выше идиот.

– Полагаю, что так, – наконец выдавил из себя Кест и немного искупил свои слова, добавив: – Но, наверное, правильнее будет сказать, что он скорее жив, чем мертв.

Снова повисло молчание. Я уже упоминал, что эти два болвана – мои лучшие друзья и соратники по ордену плащеносцев? Что именно на их защиту мне остается надеяться, если леди Трин решит натравить на нас своих рыцарей именно в этот момент?

Полагаю, что теперь ее следует называть герцогиня Трин. В конце концов, это я убил Патриану, ее мать (да-да, ту самую, что отравила меня), – в защиту свою скажу, что лишь пытался спасти наследницу короля. Подозреваю, что более всего Трин обижается на меня именно за то, что появилась настоящая претендентка на престол, которая нарушила ее планы стать королевой.

– Он так и не двигается, – заявил Брасти. – Думаю, что на этот раз он умер.

Я почувствовал, как его рука скользнула по потаенным местам моего тела, и понял, что он обыскивает карманы в поисках денег. Да уж, принять бывшего браконьера в ряды странствующих магистратов – не самая блестящая мысль короля, и вот тому подтверждение.

– Кстати, у нас провизия закончилась, – добавил Брасти. – Я думал, эти проклятые крестьяне обязаны снабжать нас всем необходимым.

– Будь благодарен хотя бы за то, что они позволили нам укрыться здесь, – благодушно ответил Кест. – Такой маленькой деревушке нелегко прокормить сотню плащеносцев. Кроме того, они только что принесли еду из зимних хранилищ в горах. Швея, должно быть, сейчас делит ее между всеми.

– Тогда почему не слышно воплей сорванцов, которые обычно бегают, кричат и надоедают нам своими просьбами дать им для игры клинки или, что еще хуже, мой лук?

– Наверное, они услышали, как ты жаловался на них. Сегодня утром жители деревни решили не брать с собой детей и оставили их в горах.

– Ну наконец-то!

Я почувствовал, как Брасти пытается поднять мое правое веко, – яркий свет ослепил меня. Затем его пальцы оставили меня в покое, вместе с ними исчез и свет.

– Когда уже Фалькио оживет и перестанет быть совершенно бесполезным? Я имею в виду, что будет, если рыцари Трин прознают о нем? Или дашини? Или кто-нибудь еще? – По мере того как Брасти говорил, голос его становился все более беспокойным. – Назови любых мерзавцев, знающих множество жутких способов убийства, и я больше чем уверен, что Фалькио и среди них завел себе врагов. Любой из них может…

Я почувствовал, как сердце мое начало колотиться все быстрее и быстрее, и попытался заставить себя дышать медленнее, но вскоре меня охватила паника.

– Замолчи, Брасти! От твоих разговоров ему становится хуже.

– Они придут за ним, Кест, ты же знаешь. Может, прямо сейчас уже идут. И что, ты убьешь всех и каждого?

– Если потребуется. – Когда Кест говорил так, голос его становился ледяным.

– Хоть ты и святой клинков, но все равно в одиночку с армией сражаться не сможешь. А что будет, если состояние Фалькио ухудшится и он даже дышать перестанет? Что случится, если нас здесь не будет, а…

Я услышал какое-то пыхтение, постель моя затряслась, словно кого-то прижали к стенке.

– Убери от меня свои проклятые руки, Кест! Святой ты или нет, я…

– Я тоже за него боюсь, Брасти, – ответил Кест. – Все мы боимся.

– Он… После всего, что мы пережили, он же должен быть самым сообразительным. Почему, во имя левого сосца святой Лайны, Фалькио допустил, чтобы его снова отравили?

– Чтобы спасти ее, – ответил Кест. – Спасти Алину.

Несколько минут они молчали – из-за этого впервые за все утро я не мог представить, что происходит. Я даже испугался, что слух у меня тоже пропал. Но, к счастью, Брасти никогда надолго не замолкал.

– И вот еще что, – сказал он. – Если он такой смышленый, то зачем рисковал своей жизнью ради девчонки, с которой никогда раньше не встречался? Просто потому, что ее назвали так же, как и его покойную женушку?

– Она наследница короля, Брасти, а если еще раз упомянешь жену Фалькио, то узнаешь, что бывают вещи похуже паралича.

– Я бы рискнул, если б ему это помогло, – откликнулся Брасти. – Проклятье, Кест! Он же самый умный из нас. У Трин есть наемные убийцы и войско, и все чертовы герцоги на ее стороне, а у нас ничего нет. Как мы сможем посадить на престол тринадцатилетнюю девчонку, когда Фалькио в таком состоянии?

Я почувствовал, что веки мои затрепетали, серая пустота сменилась ярким светом, потом он погас и снова замелькал. Довольно неприятное ощущение.

– Полагаю, что теперь нам с тобой придется стать умнее, – ответил Кест.

– И что ты предлагаешь?

– А как это делал Фалькио?

Снова повисла долгая пауза, затем Брасти сказал:

– Он… ну он как-то всё просчитывает. Ты же знаешь, одновременно происходят шесть разных событий, и все они кажутся не слишком важными, а затем он вдруг вскидывается и говорит, что к нам подбираются убийцы, или что лорд-предводитель подкупил городского констебля, или еще что-нибудь подобное.

– Значит, и нам так придется, – заметил Кест. – Нам нужно просчитать, прежде чем все это произойдет.

– Каким образом?

– Что, например, происходит прямо сейчас?

Брасти фыркнул.

– Трин собрала пять тысяч воинов, и за ее спиной стоят по крайней мере два могущественных герцогства. А у нас лишь сотня плащеносцев и кое-какая поддержка дряхлого герцога Пулнамского. И, кстати, она сейчас небось подкрепляется и придумывает, как бы ей занять престол, а мы голодаем, прячемся в вонючей деревушке и наблюдаем за тем, как Фалькио превращается в живой труп. И вообще, я умираю с голоду.

Они снова замолчали. Я попытался пошевелить пальцами. Не думаю, что вышло, но, по крайней мере, я уже чувствовал под рукой жесткое шерстяное одеяло. Хороший знак.

– Тебе хотя бы не приходится слушать вопли мальчишек, – утешил Кест.

– Да уж!

Я услышал, что Кест подошел ко мне, и почувствовал его руку на плече.

– И что, по-твоему, обо всем этом думал бы Фалькио? Что это все означает?

– Это означает… – Брасти надолго задумался. – А ничего не означает. Просто разрозненные события, никак не связанные между собой. Думаешь, Фалькио просто делал вид, что он такой умный, и никто не смог его на этом подловить?

У Брасти был такой разочарованный голос, что мне захотелось смеяться, и я почувствовал, как у меня слегка дернулись мышцы в уголках рта. О боги, я выхожу из паралича! Давай двигайся, сказал я себе. Вставай с постели и помоги Швее победить войско Трин.

Посади Алину на престол, а затем оставь всю эту политику и войны кому-нибудь другому и отправляйся в путь: будешь разбирать дела о коровах, наложивших лепешек на соседском поле, и время от времени ловить рыцарей-преступников.

Почувствовав, как все скрутилось в животе, я понял, что тоже голоден и не один Брасти мечтает о сытном завтраке. Значит, надо поесть, подумал я, а потом уже решать, как спасать мир. Я был рад тому, что мне не придется слушать крики деревенских мальчишек, которые хотят поиграть с нами в плащеносцев и выклянчивают клинки, действуя всем на нервы.

А вообще-то это странно. Почему это крестьяне не привели сегодня своих детей? В деревушке было спокойно: Швея поставила дозорных по всей округе, но они не сообщали о серьезных угрозах, пару раз лишь видели нескольких воинов Трин. Если задуматься, где находится ее остальное войско? Может, его куда-нибудь отправили, но наверняка подтянут, если хоть кто-то узнает, что мы здесь. А дети…

– К оружию! – воскликнул я.

«Воскликнул» – это, конечно, чересчур оптимистично сказано, учитывая, что язык мой прилип к глотке и я едва мог пошевелить губами. Хоть глаза окончательно открылись, и то хорошо.

Брасти подбежал ко мне.

– Курва Рижу? О ком это ты?

– Может, он имеет в виду ту женщину, что спасла ему жизнь?

– Наверное, ты прав. – Брасти неумело погладил меня по голове. – Не волнуйся, Фалькио, мы найдем тебе другую курву, как только ты…

– К оружию, болваны, – пробормотал я. – К оружию!

– Ну-ка, подними его, – сказал Брасти. – Кажется, он хочет сказать «окружают». Может, на нас вот-вот нападут?

Кест обнял меня за плечи, помог мне подняться и поставил на трясущиеся ноги. Проклятье, я дрожал, как старик!

Брасти взял рапиры со скамьи и протянул мне.

– Держи. Думаю, клинки тебе пригодятся, раз уж нам придется драться.

Я бы убил их обоих, если бы не был так уверен, что совсем скоро за меня это сделает кто-то другой.

Глава вторая
Ночная мгла

Спотыкаясь, я вышел из дома, кое-как сжимая в руках клинки. Солнечный свет раздражал глаза, глиняные кирпичи, из которых были сложены стены, подернулись красновато-коричневой кровавой дымкой.

– Что происходит, Фалькио? – спросил Кест.

– Дети, – почти уже внятно произнес я.

– Их тут нет, ты разве не слышал? – возразил Брасти.

– В этом и дело. Крестьяне оставили детей в горах. Зачем? Может, они знают, что случится? На нас скоро нападут.

Я споткнулся о камень и потерял равновесие, но руки Кеста удержали меня от падения.

– Тебе лучше вернуться в дом, Фалькио, позволь нам с Брасти…

Слева от нас в огороде копошились крестьяне.

– Где Швея? – спросил я.

Мой рот все еще плохо двигался, скованный параличом, и, наверное, со стороны казалось, что я говорю как полоумный дурачок.

Мужички испуганно смотрели на меня, не понимая, чего я хочу, пока Кест не пояснил:

– Он спрашивает, где Швея.

Тогда один крестьянин поднялся и ткнул пальцем в дом, стоявший неподалеку; рука его слегка дрожала.

– Она там. Провела в этом доме весь вчерашний день и ночь с девчонкой и двумя другими плащеносцами.

– Собери людей, – приказал я, – и приведи их сюда.

– Шли бы вы отсюда, – ответил он с возмущением и беспокойством в голосе, и я бы заметил их, если бы нашел время поразмыслить. – Не годится нам прятать плащеносцев.

– Где ваши дети?

– В надежном месте.

Я оттолкнул его и побежал к дому. Смог сделать три шага, прежде чем упал. Кест и Брасти склонились, чтобы помочь мне, но я закричал:

– Тысяча чертей, бросьте меня и ступайте к Алине!

Они поняли мои слова буквально: бросили меня на землю и потопали по дороге к дому. Я кое-как поднялся на ноги и огляделся, ожидая увидеть врагов, бегущих отовсюду, но вокруг стояли лишь те же крестьяне, а еще несколько плащеносцев Швеи. Может, враги прячутся среди них? Крестьяне мирно возились на огородах, как обычно, когда спускались в деревню с гор.

Я поковылял следом за друзьями и подошел как раз вовремя: Швея вихрем вылетела из дома, ее седые волосы развевались на ветру, а на морщинистом лице отразился весь ее скверный характер. Она совсем не походила на матушку короля – видимо, именно так ей и удалось сохранить эту тайну даже после смерти Пэлиса.

– Во имя святой Биргиды, Наплакавшей реку, что втемяшилось тебе в башку, Фалькио? Мы пытаемся продумать стратегию битвы.

Меня задело, что она не пригласила меня на столь важный совет, но я постарался не замечать этого.

– Дети, – выдохнул я. – Крестьяне не привели своих детей…

– И что? Может, им надоело, что Брасти учит их новым ругательствам.

– Ваши дозорные, – продолжил я, показав на двух плащеносцев, стоящих неподалеку. – Вы сказали, что на пятьдесят миль вокруг они не обнаружили ни одного бойца из войска Трин.

Швея мерзко ухмыльнулась.

– Эта мелкая сучка мнит себя волчицей, но она знает, что не стоит нападать на нас здесь. Мы ее уже не раз кусали за пятки. Они не нападут, если не захотят увидеть горы трупов со своей стороны.

– Святые угодники! Неужели вы не понимаете? В этом и дело. Жители деревни нас предали!

Швея скисла.

– Следи за языком, сынок. Я знаю жителей Фана уже двадцать лет. Они на нашей стороне.

– И все эти годы они оставляли детей в горах, когда никакой опасности не было?

Гнев на лице Швеи сменился подозрительностью – она оглянулась, а затем крикнула одному из мужчин, копавшихся в огороде:

– Эй ты, Крагтен! Чем занимаешься?

Мужчина средних лет с лысиной, обрамленной пушком пегих волос, и короткой бородкой проворчал:

– Чем-чем, вердену окучиваю.

Швея подошла к нему, доставая из-за пазухи кинжал.

– Чего это ты вдруг копаешься в земле, Крагтен, когда скоро нужно снимать урожай?

Мужчина поднялся, глаза его забегали, остальные крестьяне принялись нас окружать.

– Вы не собирались тут надолго задерживаться. Это наша деревня, черт побери, а не ваша. Нам нужно думать о своих семьях. Герцогиня Трин…

Левой рукой Швея схватила Крагтена за грудки.

– Каких глупостей ты натворил, Крагтен? Боишься Трин, эту восемнадцатилетнюю шлюху, которая легла в постель со своим дядей ради того, чтобы получить его войско и стать королевой? Попробуй предать меня, и я тебе покажу, кого нужно бояться!

Казалось, что Крагтен присмирел, но потом он вырвался из руки Швеи и заорал:

– У нас дети, черт вас побери! – повернулся и побежал на окраину деревни.

– Остановите его! – скомандовала Швея.

Потребовалось лишь пара мгновений, чтобы плащеносцы поймали Крагтена. Они притащили его назад – крестьянин упирался и испуганно кричал:

– Отпустите меня! Пожалуйста, пожалуйста, не надо! Если они увидят, что я говорю с вами, они убьют ее!

Швея наклонилась, чтобы посмотреть, что закапывал Крагтен на грядке. Я тоже подошел поближе.

– Тысяча чертей, – прорычала она, разглядывая смесь чернозема и желто-зеленого порошка.

– Что это?

– «Ночная мгла». Этот проклятый болван закапывал «ночную мглу»!

Я посмотрел на остальных крестьян – одни копались на огороде, а другие тащили от насоса полные ведра, вода переливалась через край.

– Только не вода! – закричал я, но, как только крестьяне увидели, что к ним бегут плащеносцы, они вылили содержимое ведер на свежевскопанные грядки.

– Слишком поздно, – вздохнула Швея, увидев, как от земли начал подниматься серо-черный дым, густой, как болотная вода.

Всего горсть этой смеси серы с желтохлопьями и одним лишь святым известно чем еще может создать такую густую дымовую завесу на сто ярдов вокруг, что вы не увидите собственную руку. А крестьяне закопали на огороде несколько ведер этой дряни.

Я повернулся к Швее.

– Где Алина?

– Пошла погулять, чтобы повидаться со своей чертовой лошадью, – ответила та, показывая, в каком направлении скрылась девочка. – Не стой уже, беги!

Кест с Брасти обогнали меня, я бросился следом, уже слыша тяжелую поступь марширующих отрядов и лязг металла о металл.

Если бы мы всего на несколько минут раньше догадались, что происходит, то успели бы подготовиться – но вместо этого я валялся, прикованный к постели, как дряхлый старик. Враги собирались напасть на нас лишь с одной целью – убить дочь моего короля.

Клубящаяся черная мгла настигла меня, когда я не успел сделать и десяти шагов по тропе. Солнце все еще сияло надо мной, и небо было чистым и голубым, но земля превратилась в мир призрачных теней.

Я выставил вперед рапиры, шевеля ими, словно муравей усиками, тихо чертил острием короткие дуги вверх и вниз: нужно было найти противников прежде, чем они отыщут меня и Алину. Я хотел позвать девочку, но боялся обнаружить ее и тем самым помочь людям Трин.

На деревню опустился хаос, как в страшном сне; на миг мгла рассеялась, и я увидел вдали фигуры, которые дрались и убивали друг друга. В следующее мгновение туман поглотил меня, и я мог разглядеть лишь искры: они отражались на скрещенных клинках и были похожи на светлячков, порхающих в ночном воздухе.

Ненавижу магию.

– Фалькио! – позвал Брасти.

Голос его звучал издалека, но я пробежал несколько футов и увидел, что он дерется с двумя бойцами в темных одеждах и с масками на лицах. На миг я замер, вспомнив о дашини. Трин натравила на нас дашини! Я сразу же представил себе сотни убийц, орудующих в паре, которые перебьют нас всех поодиночке. Мне едва удалось выжить в Рижу, когда я их встретил, и если Трин смогла…

– Не подсобишь? – крикнул Брасти, разрушая наваждение.

Я подскочил к нему как раз вовремя: один из противников, яростно махнув палашом, описал дугу и отсек бы Брасти голову, если бы я не успел отразить удар, скрестив рапиры над головой друга. Ватные колени задрожали, ощутив всю силу удара. Брасти поднырнул и кувыркнулся в сторону – опасный трюк, когда у тебя в руках кинжал, – при этом он пнул каблуком врага в колено и свалил на землю.

Второй боец повернулся ко мне и издевательски помахал клинком.

– Давай, шкурник, – сказал он. Мгла сделала его голос зычным и глубоким. – Покажешь мне пару трюков плащеносцев, прежде чем я разделаюсь с тобой, а еще лучше проводи меня к тому, кто называет себя святым клинков. Я с радостью отберу у него этот титул.

Дашини никогда не мололи языком во время драки. «Ты устал… – внушали они. – Твои глаза закрываются… да пребудет с тобой мир». И все такое прочее. И опять-таки палаш. Нет, дашини дерутся длинными кинжалами с тонким клинком, они не используют боевого оружия. Значит, это не дашини, а кто-то другой.

Я сделал выпад, ткнув рапирой ему в лицо, – он не парировал удар, а отбросил клинок предплечьем. Я услышал лязг металла. Ага, металлические наручи. Значит, под темно-серыми одеждами у тебя доспехи.

– Может, вам стоит представиться, сэр рыцарь? – спросил я.

Он махнул палашом. Двигался я все еще медленно и едва успел уклониться от удара, увидев, как мимо проносится клинок; попытался поразить врага в правую подмышку и промахнулся примерно на дюйм – рапира ударилась о стальную пластину. Я все еще не мог стряхнуть с себя скованность временного паралича. Будь здесь Кест, он бы напомнил мне, как хороший фехтовальщик приводит в порядок мыщцы.

Драться с рыцарями сложно: они носят на себе огромное количество металла, а это означает, что приходится либо забивать их до смерти дубиной, которая намного тяжелее рапиры, либо пытаться заколоть противников сквозь зазоры в доспехах. Темно-серые одежды, надетые поверх доспехов, мешали мне обнаружить эти зазоры, а «ночная мгла» усложняла задачу еще больше. Брасти и его противник уже скрылись из виду.

– Нечестно, – заметил я, кружась вокруг рыцаря по ходу часовой стрелки в надежде, что доспехи помещают ему двигаться быстро. – Разве рыцари не обязаны все время носить табарды цвета своего герцогства?

– Будешь говорить мне о чести, шкурник? – спросил рыцарь, передразнивая меня. Вдобавок к оскорблениям он попытался вонзить палаш мне в живот.

Я повернулся на каблуках, и клинок прошел слева от меня; гардой я ударил противника по плоской стороне клинка, заставив опустить оружие. Рыцарь тут же отступил, чтобы не дать мне воспользоваться преимуществом.

– Так не я привык хвастаться своей честью, – ответил я. – Не говоря уж о том, что не я решил напасть под покровом «мглы», чтобы убить тринадцатилетнюю девочку. Во тьме. Как убийца. И трус.

Я думал его разозлить. Обычно мне удается возбудить в рыцарях желание тут же меня убить. Но он лишь рассмеялся.

– Именно поэтому вам, плащеносцам, никогда не стать рыцарями.

– Потому что мы не убиваем детей? – Я снова ткнул в него клинком, но рыцарь отбил его рукой.

– Потому что вы считаете, что честь проистекает из действий. Это все равно что думать, будто конь, бьющий копытом три раза, когда ему показывают три яблока, является ученым мужем.

Он провел быструю серию коротких яростных ударов и с каждым разом бил все сильнее и сильнее – я уворачивался как мог, пытаясь избежать нападения. Отступая назад, я молился святой Верте, Бегущей по волнам, прося ее не дать мне споткнуться о камень или корень дерева и упасть. Я давно распрощался с надеждой дожить до преклонных лет, но все еще уповал на то, что мне удастся погибнуть более достойной смертью, а не просто рухнуть обезглавленным трупом в грязь.

– Честь даруется богами и лордом, – важно произнес рыцарь, продолжая атаковать. – Ее невозможно заслужить, заучив наизусть именослов или детские стишки. Что для тебя грех, шкурник, то для меня – добродетель.

Он обрушил на меня клинок под таким странным углом, что мне пришлось парировать его сразу двумя рапирами. Удар оказался настолько сильным, что едва не выбил клинки у меня из рук.

– Даже самое добродетельное деяние твоей короткой никчемной жизни не принесет ничего хорошего, – продолжил он. – Но боги изольют на меня свои благословения, когда я выбью весь дух из этой маленькой сучки… этой… су…

Он замолчал – наверное, потому, что острие моей рапиры наконец-то нашло зазор под маской, прикрывавшей лицо. Я всаживал клинок ему в рот до тех пор, пока он не вышел с обратной стороны черепа и не уперся в шлем. Рыцарь рухнул на колени, его тело билось в конвульсиях: он еще не умер, но собирался покинуть наш мир.

Иногда Кест надо мной смеется за то, что я слишком много говорю во время драки, но, в отличие от некоторых, я достаточно тренировался, чтобы не ослаблять внимания, когда делаю это.

Я вынул клинок и отдышался, когда мой противник упал на землю. Только тристианский рыцарь мог сказать, что для соблюдения чести не обязательно поступать честно и убийство ребенка может быть оправдано, если этого требует господин, которому он служит. Ну вот и получил. Это моя страна: в ней я родился и провел большую часть своей жизни, пытаясь защитить ее от подобных людей. Если для этого требуется убить несколько рыцарей, что ж – так тому и быть, подумал я и глубоко вздохнул, пытаясь успокоить сердце.

– Брасти! – позвал я.

Никто не ответил, и я испугался, подумав, что он погиб. Брасти имел при себе клинок, но управлялся с ним не слишком хорошо, особенно в близком бою. Мне нужно было найти его и Кеста, чтобы защитить Алину. Я слишком долго провозился с рыцарем.

Тысяча чертей! Нам не следовало так долго оставаться в деревне. Они, несомненно, надеялись, что мне станет лучше, но этого не произошло. Не нужно быть великим стратегом, чтобы понимать, что если тебе приходится сражаться с силами, превосходящими тебя в пятьдесят раз, то нельзя подолгу оставаться на одном и том же месте.

Я бежал сквозь мглу, исполненный ярости и чувства безысходности, и запнулся о чье-то тело, лежащее на земле. Поднявшись на ноги, я нагнулся над ним и сквозь дым разглядел тело девочки в голубом платье, истекающее кровью; руками ребенок закрывал лицо, словно пытался защититься от смертельного удара.