Текст книги "Тень рыцаря"

Автор книги: Себастьян де Кастелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 35 страниц)

– Кест, ты лучше меня, и сам это знаешь. Это нечестный поединок!

– Вполне себе честный, – ответил он и в очередной раз сбил мой клинок с прямой, заставив меня отступить.

– К черту, – выругалась Дариана и достала метательный нож. – Он рехнулся, я с ним разберусь.

– Нет! – Я попытался остановить ее, но опоздал.

Дариана метнула нож в горло Кеста. Святой лишь слегка изменил движение клинка, чтобы отбить в воздухе нож.

– Могу сражаться с вами одновременно, если хотите.

Я решил воспользоваться тем, что Кест отвлекся на Дариану, и сделал выпад, пытаясь кольнуть его в ногу, но он без усилий отбил мой клинок.

– Давай, Дариана, – издевательски сказал он, заставляя меня отступить, – кинь еще один нож. Кто знает? Может, на этот раз тебе повезет.

Но она этого не сделала. Кест – лучший фехтовальщик из всех, что я видел с тринадцати лет. А теперь, получив сверхчеловеческие способности, он при желании мог бы отбивать ножи всю ночь и при этом разделать меня в фарш. Ни она, ни я не могли бы застать его врасплох – с другой стороны, я…

Вот оно.

– Второй нож, – крикнул я Дариане. – Вытащи еще один метательный нож!

Кест улыбнулся мне и сделал шаг вперед, прорвав мою оборону и оставив маленькую отметину на другой щеке. Наверняка она была точно такой же длины, что и предыдущая.

Дариана вынула нож и прицелилась в Кеста.

– Нет! – закричал я, отбегая на несколько шагов назад и проклиная самого себя за то, что сейчас будет. – В меня! Ты должна метнуть его в меня.

– Что? Ты с ума сошел?

– Просто делай, что говорят. Давай!

Кест на мгновение замешкался, но почти сразу раскусил мой план – однако даже он не смог бы так быстро преодолеть это расстояние. Краем глаза я увидел, как Дариана размахнулась и бросила нож, и тут до меня дошло, что нужно было чуть конкретней сказать ей, куда целиться.

Кинжал просвистел в воздухе и воткнулся мне в левое плечо, и я закричал от боли очень громко и долго. Оказалось, даже когда знаешь, что сейчас будет больно, легче не становится.

У Кеста округлились глаза.

– Болван! Чертов болван! Да у тебя теперь никаких шансов! – отчаянно прокричал он; казалось, он почти умоляет.

Я рухнул на колени. Проклятье, нож, попавший в плечо, приносил мучительную боль. Я надеялся, что он не повредил мыщцу: если мне каким-то образом удастся пережить следующие несколько минут, то она мне еще пригодится.

– Прости, – сказал я, вынимая нож из плеча и яростно моргая, – но я не в состоянии сейчас драться с тобой честно. – На всякий случай я уронил нож на землю. – Может, если ты готов подождать, то через пару недель я подлечусь и устрою тебе порку, которую ты заслуживаешь.

Кест прорычал что-то невразумительное в ночное небо. Казалось, красное сияние сжигает его изнутри, пожирает его душу. Он бросил свой клинок, и тот пролетел в нескольких дюймах от моего лица и вонзился в ствол дерева, растущего позади. Святой рухнул на колени в нескольких шагах от меня и начал колотить кулаками об землю, снова и снова, пока они не покраснели, но уже не из-за свечения, а от крови.

– Прекрати, – сказал я, поднимаясь на ноги. – Достаточно.

Сначала мне показалось, что он меня не слышит, но, когда я подошел ближе, Кест остановился и стоял на коленях, опустив голову, словно силы покинули его. Он больше не кричал, но вместо этого начал рыдать.

– Что со мной происходит? – стонал святой. – Как это остановить?

Его колотило.

– Я не знаю, – ответил я, встал на колени и обнял его.

Мы постояли так какое-то время – сзади Дариана подбирала ножи. Потом Кест оттолкнул меня.

– Я должен уйти, – сказал он.

– Что? Куда?

– Святая… Биргида… предлагала, чтобы я пошел с ней, но я отказался. Объяснил, что должен остаться с тобой, чтобы охранять тебя. – Он горько рассмеялся.

– Как ты ее найдешь?

– Я… Она рассказала мне об одном месте, что-то вроде храма. Он называется Деос Сават. Здесь, в Араморе. Мы должны были отправиться туда, чтобы я завершил ритуал и обрел контроль над собой. Я отказался. Сказал, что могу сдержаться. Боги, Фалькио. Какой же я болван.

С одной стороны, мне хотелось улыбнуться, потому что Кест всегда тихо, но упорно настаивал на том, что ограничения обычного человека к нему не применимы. С другой стороны, я понимал, что вскоре потеряю лучшего друга.

– На сколько тебе нужно уйти? – спросил я.

– Не знаю. Я ничего об этом не знаю. Я думал… думал, что поражение Кавейла – это моя победа. Думал, что всё будет лучше, но это не так, Фалькио. Я не стал лучшим фехтовальщиком, чем был прежде. Когда я впервые почувствовал… в общем, то, что перешло ко мне от Кавейла, это было как… даже не знаю. Словно я вдребезги пьян и в то же время абсолютно трезв. Но что-то внутри меня сломалось. Раньше я дрался, потому что хотел этого или так было нужно. А теперь… мне приходится.

– Знаю, – тихо сказал я.

Несколько лет я жил, повинуясь безумию, которое не имело ничего общего с отвагой или долгом. Эталия исцелила меня, но вряд ли она могла бы помочь Кесту. Я думал о том, что сделала Швея, о том, что мне предстоит и как сильно я нуждаюсь в поддержке Кеста. От нахлынувших мыслей произнести то, что нужно, оказалось еще тяжелее.

– Тебе нужно идти. Ты должен отправиться в тот храм и найти Биргиду.

Кест поглядел на меня.

– Не знаю, если у меня получится, Фалькио… Не знаю, смогу ли я после этого вернуться. Если я не обуздаю… чем бы «это» ни было, то…

– Ты вернешься, – твердо сказал я и пошел подбирать наши плащи, стараясь не обращать внимания на ножевую рану в плече, хотя от каждого шага все тело пронизывала острая боль. – Ты со всем разберешься, а затем найдешь меня. И мы спасем этот дрянной мир от него самого.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

Я бросил ему плащ.

– Мы плащеносцы, – сказал я. – Только это и умеем.

Он рассмеялся.

– Что смешного?

– Ничего, – ответил он, поднимаясь на ноги. – Просто мне пришло в голову, что, если бы Брасти был с нами, он бы как-нибудь пошутил – правда, не знаю как, – а затем я подумал, что Брасти бы подтрунивал надо мной за то, что я не могу придумать шутку, а потом я начал смеяться. Странно, правда?

Он надел плащ, подошел к дереву, вынул свой клинок, а затем исчез в лесной чаще.

– Ты теряешь много крови, – заметила Дариана.

Я взглянул на плечо и заметил, что кровь пропитала рубаху.

– Меньше, чем мог бы. Ты умудрилась не разорвать мне мыщцу. Отличный бросок.

– Я же не могла допустить, чтобы ты умер у меня на руках.

Я сунул руку во внутренний карман плаща, достал бинт и принялся заматывать плечо.

– Дай-ка мне, – сказала она. – Ты всё неправильно делаешь.

Она отобрала бинт и отложила его в сторону.

– Что ты хочешь?

Дариана достала из кармана пузырек с мазью.

– Нет смысла просто заматывать рану: так ты все равно истечешь кровью, просто чуть медленней.

Она была права. Я совсем забыл об этом. Дариана нанесла тонкий слой мази на края раны, а затем наложила крепкую повязку на плечо. Делала она это медленно и осторожно и тем самым довела меня до бешенства.

– А побыстрее нельзя?

– Не хочу проделывать все это ради того, чтобы ты просто откинул копыта еще до того, как мы начнем.

– Что начнем?

Она закрепила бинт и помогла мне надеть плащ.

– Ну вот, так-то лучше.

Я заглянул ей в глаза – она улыбнулась.

– Итак, ты не погиб, и двенадцать плащеносцев под прикрытием не вернулись вместе с тобой, так что же ты там узнал?

– Мрачную истину, – сказал я, повторив слова старика.

– И что это значит?

– Там нас ждал старик: он сказал то, чего мы все боялись.

Если дашини совершили самоубийство после того, как я уничтожил двух их собратьев в Рижу, то убийцы, раздирающие Тристию, не члены их ордена. Так кто же они? Чем дольше я думал, тем становилось яснее. На самом деле всё очевидно: многие годы по стране ходили слухи. В животе все скрутилось узлом, сердце билось глухо. Кто еще, кроме дашини, мог пробираться в замки, минуя охрану и рыцарей, чтобы убить тех, кто защищает герцогов, и не только герцогов – чтобы, черт побери, убить их всех, а потом выскользнуть непойманным из дворца? Мне было известно лишь еще об одной группе людей, способной на такое.

– И что это? – спросила Дариана.

Истина, от которой нам изменяет отвага и сердце готово сдаться. Те, кого мы больше всего боялись, – это мы сами.

– Убийцы – плащеносцы, – печально сказал я. – Это делают наши.

– Что? Да ты… Ты уверен?

Я не ответил. Чувствовал ли я себя когда-либо более одиноким, чем сейчас? Последние несколько недель я боялся остаться парализованным, заточенным внутри своего тела. И вот без всякого паралича я попал в ловушку полного одиночества.

Я поглядел на Дариану и побоялся, что от этой неизбывной печали могу проговориться о том, что узнал.

– Спасибо за мазь, – поблагодарил я, потом поднял рапиры, но не вложил их в ножны.

– Ждешь беды? – спросила она.

Я попытался поднять рапиры и занять защитную позицию, но от боли в левом плече чуть не потерял сознание, поэтому выронил оружие.

– Ты не испугалась.

– Что ты имеешь в виду?

– Кеста. Он сказал, что займется тобой после меня, но ты не испугалась – даже не очень-то удивилась, когда это произошло.

– Ты рехнулся? Конечно, я испугалась. Но какой смысл убегать в слезах? Вообще-то я спасла тебе жизнь, помнишь?

Она выглядела сбитой с толку и даже сердитой, на лице не появилось даже намека на обман. Но я уже изучил ее.

– Ты лжешь, – сказал я. – Ты знала, что он это сделает. – Я оглядел поляну и красные камни, окружавшие ее. Как я раньше об этом не подумал? – Эти камни – их здесь не было, когда мы проходили в первый раз. Ты принесла их, чтобы горячка святого усилилась, не так ли?

Она не дрогнула лицом, но подняла руку, отведя указательный палец от большого на дюйм.

– Совсем немножко, – ответила она. – Она бы у него и так началась. Но мы не были уверены, что он вскипит, когда нам нужно.

Я подумал: наверное, стоит позвать Кеста, но знал, что он уже слишком далеко. Может, все равно стоило, но меня настораживало еще кое-что. Она не испугалась.

– Скольких ты с собой привела? – спросил я, оглядывая деревья вокруг поляны. – Они хорошо прячутся.

Дариана кивнула, словно мы с ней пришли к соглашению.

– Нас девять, и Кест уже далеко ушел.

Из-за деревьев появились фигуры, один за другим они вышли на поляну и окружили меня, держа клинки наготове. Все были одеты в плащи.

– Лучше так, – сказала Дариана. – Если бы нас было меньше, ты бы попытался подраться с нами, а это не помогло бы ни тебе, ни Швее.

– Думаешь, я позволю просто так убить себя?

– Убить тебя? Нет, первый кантор, это проблему не решит. Ты же хочешь обличить Швею? Наорать на нее? Начать угрожать ей? Вот и замечательно, мы тебя к ней и отведем.

Я посмотрел на людей, окруживших меня.

– Вы понимаете, что она собирается разрушить всю страну? Убить герцогов? Вооружить крестьян и толкнуть их на путь восстания? Начнется гражданская война и хаос на целое десятилетие.

Дариана поглядела на меня так, словно я шутил.

– Одного я в тебе не понимаю, Фалькио.

– Чего?

– Тебе и правда есть до этого дело.

Глава тридцать седьмая
Вина

– Ты снова перевернул всё с ног на голову, Фалькио, – сказала Швея, уставившись на меня.

– Пожалуй, – согласился я, не отводя глаз.

Нас окружали ее так называемые плащеносцы, но мою рапиру они не забрали – значит, совсем меня не боятся. Я попытался сделать вид, что меня это вовсе не задело.

– Всего-то тебе и надо было убраться подальше, – продолжила она. – Ты бы мог уехать со своей шлюшкой и жить счастливо с этой «сестрой милосердия». А вместо этого вынуждаешь меня так поступать с тобой. – Голос ее загустел от гнева и обиды, словно это я унизил ее достоинство, а не она предала меня.

Она протянула мне руку, и на миг выражение ее лица смягчилось.

Я искренне желал, чтобы все случившееся оказалось ужасной ошибкой, недопониманием, возникшим между старыми друзьями, которое можно было бы разрешить словами, а не оружием, но одного мимолетного взгляда на убийц, стоявших рядом с ней и позоривших форменный плащ, который значил для меня так много, было достаточно, чтобы напомнить: мы не примиримся, этого никогда не случится.

– Вы предали моего короля, – сказал я.

Голос мой и сердце были так же холодны, как яд ниты, текущий в жилах. Я обнажил рапиры.

Лжеплащеносцы, все, как один, вынули шпаги из ножен, Швея поглядела на меня так жестко, что, клянусь, зрачки ее показались мне черными самоцветами, вставленными в медные ободки гнева.

– Он был моим сыном, черт побери. Может, Пэлис и твой король, но он – мой сын; еще раз позволишь себе говорить о нем подобным образом, первый кантор, и я тебе глотку перегрызу.

Кто-то из плащеносцев хотел вставить слово, но она его остановила.

– Помалкивай. Я помню, о чем мы договаривались.

Мне не нужно было спрашивать у Кеста, каковы мои шансы на выживание после этой встречи: я и так знал, что их практически нет, но мне было все равно. Отравление нитой подходило к своему логическому завершению: пальцы мои одеревенели, я едва держал в руках рапиры. Каждый удар сердца отзывался по телу так, словно уставший музыкант бил в барабан последний раз, не в силах продолжать. Закрывая глаза, я видел перед собой жертв карефальской резни, которые были брошены в дымящуюся кучу, – открывая же их, я видел предателей последней и самой большой надежды моего короля.

– К черту вас, всех и каждого, – сказал я.

Мне хотелось думать, что я заставлю Швею совершить ошибку, которая позволит мне приставить клинок к ее горлу и взять старуху в заложницы. Только так, при наличии удачи невероятных размеров, я бы смог сбежать. Но истина заключалась в том, что я был слишком зол и убит горем. Может, смерть окажется такой же пустой, как и жизнь, но, по крайней мере, я увижу, как на холодной земле растекается лужа крови нескольких лжеплащеносцев, которых я успею захватить с собой.

– Остановитесь! – раздался тоненький голос.

Из-за деревьев выбежала Алина и, спотыкаясь, встала между мной и Швеей.

– Остановитесь! – вскричала она, переводя дух. – Не делайте этого, Фалькио!

Ее волосы сбились в колтуны, руки и ноги истончились и лицо крайне исхудало. Швея взяла ее за руку и притянула к себе.

– Вы привели ее сюда? – не веря своим глазам, спросил я. – Чтобы она все это увидела?

– Она должна быть со мной, – печально, но без тени оправдания ответила Швея. – Только так я могу убедиться, что она в безопасности.

– В безопасности? Это так-то вы себя оправдываете? – Я повернулся к людям, окружившим меня и державшим клинки наготове. – Знает ли хоть кто-то из вас настоящую причину, почему она приказала убить герцога Исолта? И герцога Росета? Вовсе не потому, что они замышляли недоброе против Алины, уверяю вас. Исолт хотел ее поддержать.

– Болван. Он бы предал нас в ту же секунду, когда Трин подошла бы к его границам.

– Тогда зачем вы послали меня к нему? – с нажимом спросил я. – Зачем заставили меня…

– Потому что мне нужно было послать того, от кого таких убийств больше всего ждали. По всей стране рассказывают легенды о Фальсио Храбром, Фальсио Убийце герцогов. А Фальсио – болван.

– Значит, вы отправили меня на смерть? Или просто хотели подставить меня?

– Нет, тупица… Я подняла восстание среди жителей Карефаля, потому что знала, что Исолт отправит тебя подавить мятеж. И когда он послал тебя…

– Ваши убийцы собирались покончить с Исолтом.

– А ты бы в это время находился рядом с его рыцарями, поэтому никто бы не поверил, что в этом замешаны плащеносцы. Но я не ожидала, что ты окажешься таким болваном и в самом деле уговоришь крестьян сложить оружие.

– Поэтому вы поехали туда и дали им новое, – сказал я. – Вы приговорили их к смерти.

– Не будь таким болваном, черт побери. Думаешь, у меня есть лишнее оружие на случай, если они продадут то, что я им уже дала?

Она говорила вполне искренне, но я все еще помнил тяжелый дух дымившихся трупов, лежавших в куче на главной площади. Многие из них сжимали в руках стальные мечи, которые от жара прилипли к ладоням. Значит, она лжет, но зачем, если я скоро умру? Но если это не она вооружила жителей Карефаля, то кто?

– Отряды Исолта уничтожили бы их, – сказал я.

– А, так это сделали Черные табарды. Думаешь, для мертвых карефальцев есть какая-то разница?

– Тогда, получается, вина лежит на том, кто в самом начале поставил их в такое положение.

Швея издала отрывистый смешок, больше похожий на лай.

– Ну хоть в чем-то мы с тобой согласны, Фалькио. Думаешь, я бы стала поднимать их на восстание, если бы не твое проклятое геройство в Рижу? – Она начала медленно аплодировать. – Поздравляю, Фалькио! Ты и есть причина всего произошедшего с начала и до конца. Все это стало возможным лишь благодаря тебе.

Я пропустил это мимо ушей и обратился к ее плащеносцам:

– Гордитесь собой? Эта безумная старуха превратила вас в убийц.

Некоторые засмеялись, но Швея жестом приказала им замолчать.

– Парень, думаешь, ты такой умный, но ведь ты же так и не догадался, не правда ли?

– Зачем? – спросил я. – Зачем вы все это делаете? Вы же ввергнете страну в гражданскую войну. Каким образом это поможет Алине взойти…

Швея взглянула на девочку, которая прижималась к ее ногам и жалко всхлипывала; старуха погладила ее по спутанным волосам.

– Алина не сможет взойти на престол, разве это не очевидно? Она слишком юна, да и не готова. Страна еще не готова! – Она снова посмотрела на меня. – А чертова Трин уже там, пытается заручиться поддержкой, которая так ей нужна. И когда она ее получит, то захватит престол, и на этом, Фалькио, для нас всё закончится.

– Значит, по-вашему, лучше ввергнуть страну в хаос?

– Почему бы и нет. Тогда у нас будет пять лет. За эти пять лет знать падет, истребляя друг друга и пытаясь вернуть себе власть в восставших городах и селах.

– Пять лет будут гибнуть невинные люди, – сказал я.

– Невинные люди уже погибают, Фалькио. Так всегда было. По крайней мере, теперь они умрут стоя, а не на коленях.

Какая-то часть меня, маленькая и слишком уставшая, чтобы продолжать драться, хотела верить, что в ее словах есть мудрость и что мы можем достичь согласия.

– А что случится потом?

– Затем страна поймет, насколько будет лучше, когда на престоле воссядет законный монарх. Они возжаждут, чтобы ими правил человек милосердный, который сможет воссоединить страну. Через пять лет Алина будет готова возглавить их – они сами будут умолять ее занять престол.

Вполне логичный довод, основанный на естественных политических законах, которые испокон века управляли народом Тристии. Разумный, расчетливый человек немедленно согласился бы. Но существовала лишь одна проблема.

– Король мог бы так поступить, – произнес я, пытаясь не обращать внимания на то, что в глазах всё мутится. – Он мог бы посеять смерть и хаос, чтобы удержать власть, но вместо этого решил пожертвовать собой во имя мира.

Голос Швеи, наполненный яростью и горечью, зазвучал металлом.

– Во имя мира? Неужели ты все еще убеждаешь себя в этом, Фалькио? Он умирал, чертов ты глупый болван!

Слова повисли в воздухе, и прошло немало времени, прежде чем она продолжила:

– Он болел всю свою жизнь и должен был умереть, как и ты сейчас, Фалькио. Именно поэтому он приказал плащеносцам отступить и позволил герцогам схватить его. – Старуха шагнула ко мне, несмотря на рапиры, приблизилась к моему лицу почти вплотную. – Легко быть храбрым и жертвовать собой, когда смерть уже сжимает тебя в своих объятьях. Ты ведь поэтому всегда такой благородный, не так ли? Ты давным-давно умер, когда зарезали твою жену, и с тех пор ходишь по земле и молишься, чтобы хоть кто-нибудь проткнул тебя клинком. И мой сын вел себя так же. – Она больно ударила меня по левой щеке. – Будь ты проклят за то, что пытаешься сделать из него, самого обычного человека, святого.

Я обратился к своему сердцу, ища в нем ту же ярость, что полыхала в Швее, но обнаружил лишь горечь холода и одиночества. Всё, что она сказала, – правда. В моем сердце Пэлис был отважным, бесстрашным и полным жизни, но во всех моих воспоминаниях он, бледный, с немощью в голосе, постоянно кашлял и хрипел. Швея, конечно же, не ошибалась: он был смертельно болен, так что его гибель казалась геройством не более, чем кружение упавшего листа – метким попаданием в землю. Я всегда знал, что король – такой же человек, как и все остальные. Только не мог сжиться с этой истиной.

– Значит, все было зря? – вымолвил я.

– Нет. – Швея схватила меня за подбородок и заглянула в глаза. – Есть ведь девочка. Однажды Алина станет править королевством. Пусть это будет королевским наследством. Пусть она…

– Вы совершали убийства ее именем, – сказал я пустым, усталым голосом. – Как она будет править, когда люди это узнают? Как она…

Я поглядел на Алину, отчаянно желая хоть еще раз увидеть ее лицо, но она на меня не смотрела.

– Фалькио… – умоляюще сказала она.

– Ты знала, – прошептал я. – Швея не обхитрила тебя, она тебе не солгала. Ты знала.

– Я… И что вы хотите, чтобы я сделала, Фалькио? – заплакала Алина. – Я же говорила вам, что боюсь, не знаю, как мне быть. Я не хочу умирать!

– И поэтому ты позволила безумной старухе послать своих псов-убийц, чтобы уничтожить целые семьи. Она тебе говорила, что убьет сыновей и дочерей герцогов? Говорила, что они… – Голос мой сорвался. – Что они дети, Алина, младше тебя самой? Они…

– Я не приказывала убивать детей, – отрезала Швея. – Никогда.

– Почему я должен вам верить? – Голос мой так клокотал яростью, что Алина спряталась за старухой.

– Зачем мне их убивать? Какая мне выгода от того, что они мертвы? Будь они живы, Совет герцогов назначил бы регентов, слабых людишек с мелкими амбициями, которые никогда бы не смогли захватить власть. Мой план свершился бы намного лучше, будь они живы.

– И все же твои псы их убили. Я видел тела детей Исолта своими глазами.

– А я говорю тебе, что не отдавала такого приказа: это были не мои плащеносцы.

– Не называйте их плащеносцами, – сказал я. – Не смейте…

– Хорошо, – согласилась она. – Тогда они будут зваться Клинками королевы. Они делают именно то, чем должны были заниматься вы с Кестом, Брасти и остальными.

– Они – убийцы, – сказал я, глядя на них. – И я сниму с них плащи и закую их в цепи, прежде чем это произойдет.

Она хрипло рассмеялась. Ее чувство юмора начинало меня утомлять.

– Столько ярости – право, это странно, потому что если бы не ты, то они бы здесь не стояли.

Я оглядел их. Юные – младше, чем были мы, когда стали плащеносцами, – но хоть я не видел их в деле, все равно знал, что они опасные бойцы. Швея вряд ли могла бы собрать обычных юношей и девушек и обучить их настолько хорошо за несколько лет, а это значит, что они упражнялись очень давно – вероятно, с самого детства. Но дрались они совсем не так, как рыцари и плащеносцы, по-другому: никто не учился боевому фехтованию на таком уровне. Разве что…

Я почувствовал, как горький комок подкатил к горлу и сердце наполнилось страхом.

– Это дашини, – сказал я.

– В каком-то смысле, – откликнулась Швея.

– Но это же невозможно. Я побывал в монастыре и видел трупы.

– Ты видел Обагренных дашини, тех, которые принесли последние клятвы и убили жертв. А эти, – она обвела рукой стоявших, – Необагренные. Они еще проходят обучение.

– Но почему они не…

– Не мертвы? Потому что Необагренным не позволяется совершать ритуальное самоубийство, пока тела Обагренных не освятят землю. Можешь представить? Они должны сидеть там на протяжении нескольких месяцев, пока тела их наставников не разложатся до конца, и лишь потом им будет позволено убить себя.

– Но вы их убедили этого не делать?

– Я знала, что это случится после того, как ты убил в Рижу тех двоих: полагаю, что мне следовало бы тебя поздравить. Ты единственный живой человек, которому удалось победить дашини. Теперь ты мне веришь? Без тебя всего этого не произошло бы.

– Значит, это правда? Весь орден совершил ритуальное самоубийство, потому что мне повезло убить двоих?

– Дашини лишь тогда дашини, когда они непобедимы, – сказала она. – Я отправилась в монастырь, зная, что найду там Необагренных, оставшихся без наставников и руководства. Я дала им новую возможность. Предложила им стать великими.

– Но какой ценой?

Я и сам знал ответ на этот вопрос. Я заплатил эту цену, стал золотом, за которое Швея купила сотню головорезов. Начатая охота заканчивается лишь кровопролитием. Тень праведного гнева исчезла с лица Швеи, оставив после себя лишь печаль и стыд. Я понял, почему старуха хотела рассказать мне обо всем, почему она считала важным, чтобы я понял ее замысел. Она ждала моего прощения.

Швея подождала немного, надеясь, что я заговорю, но впервые в жизни я не мог найти слов. Наконец она повернулась к плащеносцам.

– Дариана, забери Алину. Уже темнеет, ей надо поужинать.

Алина подошла ко мне и коснулась моей руки, она вся дрожала.

– Мне жаль, – прошептала она, – жаль, что я не смогла быть храбрее.

Я присел и неуклюже обнял ее, хоть и держал в руках рапиры. Она прижалась ко мне прохладной мокрой щекой.

– Все хорошо, – сказал я. – Никто и не ждал от тебя большей храбрости. Иди, милая, и не плачь. Со мной все будет в порядке, я тут разберусь.

Алина отодвинулась и протянула тонкую ручонку. Прикоснулась к моему лицу и снова заплакала. И через мгновение она отвернулась и убежала в тень деревьев. Дариана пошла следом.

– Это было щедро, – сказала Швея.

И снова в ее голосе и на лице я не заметил ни тени цинизма.

– Нельзя винить девочку, – отозвался я. – И ей не следует знать о том, что случится.

Я закрыл глаза и представил свою жену Алину, не такой, какой она была при жизни, а мертвой, какой я нашел ее на полу в трактире. Вызвал в себе последний прилив упрямой ярости, злобы, подогретой тем, что все мои идеалы рухнули, что я превратил свою жизнь в руины. Пробудил в себе все самые темные и жуткие чувства. Ринувшись в атаку на чудовищ, навсегда осквернивших имя плащеносцев, я улыбался.

Если бы я успел убить хотя бы двух ублюдков, то простил бы богам все их несправедливости. Если бы я дотянулся до Швеи, то даже вознес бы им благодарственную молитву. Но их было слишком много, юных, быстрых, отдохнувших, они с легкостью скрутили меня, раненого, отравленного и уставшего от жизни в мире, который зиждется на лжи и предательстве. Я даже не успел коснуться их клинком.

– Прости, Фалькио, – сказала Швея, когда трое Необагренных схватили меня. – Я бы пошла другим путем, если бы таковой существовал. Надеюсь, ты мне веришь. То, что сейчас произойдет… Нельзя сказать, что это к лучшему, но это наш единственный шанс. В том числе и твой.

Мне рассекли губу и столько раз ударили под дых, что я едва мог дышать, не говоря уж о том, чтобы глубоко вздохнуть. Руки и ноги мои немели, и я вдруг понял, как же легко проявлять отвагу и безрассудство, когда у тебя нет никакой надежды выжить.

– Надеюсь, ты поверишь моим словам, что ничего не закончится до тех пор, пока я не прикажу. – Она улыбнулась, мягко и сочувственно, что совершенно не подходило ей. – Вот что мне всегда в тебе нравилось, Фалькио, с того самого дня, когда ты пришел в мой дом в горячке, полуживой от голода, с отрезанной головой герцога Йереда в мешке. Ты никогда не сдавался.

– Будьте в этом уверены, – сказал я.

Кто-то из Необагренных повернулся к Швее.

– А теперь ступайте. Священнодействие не для ваших глаз.

– Я предупреждала тебя, Фалькио. Я же говорила, что ни перед чем не остановлюсь, чтобы посадить эту девочку на престол. И ни перед кем. – И она удалилась.

Когда меня куда-то потащили, я спросил:

– А мы что, тоже уходим? А я‑то надеялся поглядеть: не хотелось бы пропускать священодействия.

Двое, тащивших меня, остановились, третий ухватил меня за подбородок.

– Даже не беспокойся, шкурник. Ты увидишь и услышишь всё, что произойдет.

– Похоже, будет весело, – отозвался я, но от уверенности и ненависти, исходивших от него, у меня всё заледенело внутри.

– О, так и есть. – Он дал знак, и, когда меня снова потащили в чащу, он спросил: – Скажите, первый кантор, а вы когда-нибудь слыхали о Плаче плащеносца?