Текст книги "Тень рыцаря"

Автор книги: Себастьян де Кастелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 35 страниц)

Глава девятнадцатая
Барды

Впятером мы дрались, как слаженный смертоносный отряд: во-первых, в этом была необходимость, во-вторых, нам здорово повезло. Для человека постороннего бой показался бы хаосом во плоти, особенно потому, что стальной клинок Кеста отражал красное сияние его кожи, обагренной кровью врагов. Брасти дрался так же яростно: тетива его лука пела, и стрела попадала прямо в цель. Лицо его кривилось такой же злобой и бешенством, что и лицо Кеста, и это напомнило мне, что, несмотря на свое чувство юмора, Брасти больше всего на свете ненавидел рыцарей.

Дариана дралась как колибри, нанося удары исподтишка, а затем быстро перепархивала на другое место, чтобы враги не смогли ее достать.

Но больше всех меня напугала Валиана. Она отточила навыки боя, держалась наравне с воинами с многолетним опытом за плечами. И главный секрет ее мастерства был в том, что она бесстрашно бросалась в атаку. Клянусь, я видел: она так побежала на клинок противника, что тот от неожиданности отвел оружие в сторону. Когда все закончилось, на лице ее блуждала мрачная довольная улыбка.

– Оставь ее, – тихо сказала Дариана. – Ты ей не поможешь, поэтому хотя бы не навреди.

– Она дерется так, словно хочет, чтобы ее убили, – пробормотал я.

– Конечно. Она дерется как ты.

– Что? Ты с ума сошла? Я не…

Не успел я закончить фразу, как она просто ушла, словно меня и не существовало. Я огляделся, чтобы убедиться, что никто из мертвых или умирающих не пытается напоследок встать и напасть. Послышался скрип – я посмотрел на дверь в комнаты для постояльцев, которая слегка приоткрылась.

– Святые угодники! – простонал Тайн, затем увидел мое лицо и тут же закрыл дверь.

– Намотай себе на ус, платить за постой мы не будем, – прокричал Брасти и повернулся ко мне. – А ты даже не начинай нести всю эту чушь про то, что плащеносцы не воруют. Если бы он хотел получить с нас деньги, то не запер бы с семнадцатью солдатами, надеясь, что нас убьют.

– Прекрасно, – сказал я и еще раз осмотрел зал, чтобы понять, не прячется ли кто из посетителей и нет ли раненых.

Похоже, все, кто мог, сбежали и наверняка сидели по домам. И тут я понял, что кое-кого я так и не нашел.

– Чертова святая Олария, Несущая облака, – ругнулся я.

– Что такое? – тихо спросил Кест, счищая кровь с клинка. Выглядел он уже нормально и был спокоен, как озерная вода.

– Трубадуры… Я хотел поговорить с ними.

– Они выбрались, когда все подходило к концу, – сказал Брасти. – Кажется, побежали к амбару. Почему в Тристии на постоялых дворах есть амбары?

– Раньше здесь были семейные фермы, – объяснил Кест. – Согласно третьей переписи населения, король Агрид…

– Пошли, – перебил я. – Хочу поговорить с этим сочинителем.

Все остальные последовали за мной в ночь.

– А куда торопиться? – спросил Брасти, когда мы пересекли мощенный камнем внутренний двор. – Я даже не успел взять кувшина с элем. Ты все еще злишься на них за то, что они твое имя переврали?

– Мне на это наплевать, – ответил я. – Но перед тем, как началась заварушка, он снова показал эту чертову монету. Я хочу узнать, откуда он ее взял.

В те времена, когда люди считались с плащеносцами, воровство монеты у присяжного было серьезным преступлением. Взяв монету, присяжный обещал исполнить приговор; она являлась символом чести, но более всего платой тому человеку, который рисковал жизнью и мог погибнуть, оставив своих родных без средств к существованию. Одна золотая монета могла целый год кормить семью, и мне не нравилось, что ее забрали у того, кому плащеносец ее вручил.

Когда мы подходили к амбару, кто-то нас позвал – я посмотрел вверх и увидел трубадура, который выглядывал из окна на втором этаже, держа в руках заряженный лук.

– Если вы пришли со злом, то предупреждаю вас: я такой же хороший лучник, как и ваш товарищ. Я могу всех пятерых застрелить быстрее, чем у первого кровь просочится сквозь одежду. Когда вы встретитесь с богами, ваши кишки будут извиваться, как змеи, ползущие с горящего корабля.

– Хорошее сравнение, – оценил Брасти.

– Неплохое, – ответил Кест. – Но если подумать, не так уж это и впечатляет: застрелить человека из лука, прежде чем он вбежит в амбар и поднимется по лестнице.

– Дело не в том, как это происходит в действительности, а в лиричности фразы. Он же трубадур, помнишь? Он должен уметь описывать всё поэтически.

– Вы закончили? – спросил трубадур.

– Лучше тебе сойти вниз и поговорить с нами, – сказал я.

– Приведи мне три причины, и если первые две мне не понравятся, то у вас останется лишь один шанс спастись.

– Видал? – сказал Брасти. – Он настоящий поэт.

– Отлично, – согласился я. – Во-первых, на твоем луке трещина, и он вот-вот сломается. Скорее всего, ты нашел его на стене, а это значит, что только святым известно, как долго он провисел под дождем и снегом. Кроме того, ты так держишь лук, что у тебя есть лишь один шанс попасть стрелой в стенку амбара – если ты ее случайно выронишь.

– Умно, – одобрил Брасти.

– Возможно, Фалькио тоже смог бы стать поэтом, – предположил Кест.

– Бьюсь об заклад, что лук продержится достаточно долго, чтобы вогнать стрелу в твою грудь, – сказал трубадур.

– Скорее всего, нет. Потому что если тебе и удастся выстрелить, и лук не сломается, и даже если стрелу подхватит ветер и выровняет твой плохой прицел, то все равно наши плащи очень сложно пробить.

– Тебе понадобится лук побольше, – посоветовал Брасти. – С длинным, может, и получится. А лучше всего шестифутовый. Бери тисовый, не прогадаешь.

Я посмотрел на Брасти.

– А что? – спросил он. – Если человек хочет научиться стрельбе из лука, то я не стану его отговаривать.

– Ты меня не убедил, – сказал трубадур. – Любой может заказать себе такой плащ, если у него водятся деньги.

– Не очень-то умно так тратить средства, – возразил Кест. – Потому что у человека в таком плаще меньше шансов дожить до старости.

– А я и не говорил, что вы умны. Приведи мне третью причину, а если ее нет, то лучше бегите, спасайте свои жизни.

– Отлично, – сказал я. – Третья причина в том, что меня зовут Фалькио валь Монд. Именно так, Фаль-ки-о. А не Фаль-си-о. «Валь» на древнепертинском означает «сын», а частицы «даль» в этом языке вообще нет. Дальше переводить не буду, лишь скажу, что я – первый кантор плащеносцев, а у тебя есть монета присяжного. И если мне не понравится твое объяснение, откуда она взялась, я поднимусь, отделаю тебя до полусмерти той палкой, которую ты держишь в руках, а потом суну ее тебе в задницу. Как тебе такая причина? – Я обнажил рапиру. – И пока ты обо всем этом думаешь, скажи своей подруге, которая прячется в кустах за амбаром, что если ей нужны пальцы, чтобы и дальше играть на гитаре, то пусть лучше бросит кинжал на землю.

Трубадур был окончательно сбит с толку.

– Я… Этот аргумент меня убедил. Погоди… Ты в самом деле Фальсио из легенд?

– Ну всё, – сказал я, направляясь к амбару. – Сейчас я его убью.

Брасти схватил меня за плечо.

– Да, это он. Великий Фальсио баль Джонд. Спускайся сюда и расскажи, где взял монету, и мирно разбежимся по служанкам… В смысле, по своим делам.

Из кустов вышла женщина, держа перед собой кинжал.

– Я просто отошла помочиться, – сказала она таким тоном, словно бросала вызов и ждала, что я начну спорить.

Минутой позже спустился и сочинитель: в руке он все еще держал лук, но выглядел испуганным и присмиревшим.

– Это правда ты?

Я кивнул.

– Думал… что ты будешь выше.

– Ох уж эти барды, – хмыкнул Кест.

– Это скорее творческое переосмысление, – объяснил тот, но я заметил, что женщина недовольно прищурилась.

– Видите, – сказал Брасти. – Я же говорил, что он поэт.

– Как тебя зовут, сочинитель?

– Колвин, – представился он, протягивая руку. – А эта милая дама – леди Нера.

– Просто Нера.

Я пожал им руки, несмотря на все сомнения. Я так до сих пор и не понял, в каких они отношениях, но решил вернуться к изначальному вопросу.

– Что ж, Колвин, давай на нее поглядим.

– На кого?

– Монету, черт подери.

– А-а! – Он сунул руку в карман штанов и отдал ее мне. – Можешь забрать, если хочешь. За причиненные неудобства.

– И ты вот так просто отдаешь золотую монету плащеносца? – удивился Кест.

– Нет, это медный грош с воробышком. Херворский. Если оставить монету на ночь в соке желтоники, то она на вид становится как золотая. Попробуй ее потереть. Видишь? Если особо не приглядываться, то кажется, что на ней корона и клинок.

Трубадур сунул руку в карман.

– А хотите, я каждому из вас дам такую? Я их могу делать по десять штук за раз. Только нужно найти еще медных «воробышков».

– А зачем тебе так много? – спросил Кест.

Колвин покатал монетку в руке и улыбнулся.

– Из-за девок, понимаешь? Уложишь ее в постель, обещаешь обязательно вернуться. А пока просишь сохранить монету плащеносца. Они тогда чувствуют себя особенными.

Брасти взял одну, посмотрел на нее, показал мне и Кесту.

– Представляете, что бы я мог сделать с ними? – Он повернулся к трубадуру и по-братски обнял его. – Ты – истинный бард!

– А что насчет истории? И меня? – спросил я. – Почему ты ее изменил?

– A-а, насчет этого. Прошу прощения, если я тебя обидел. Понимаешь, старые легенды все такие героические, а эта смешная. А больше смеха – больше и монет. Может, лучше скажешь, в чем я ошибаюсь? Трудно точно передать все факты, а правда всегда звучит… Ну ты же знаешь…

– Правдивее? – спросил Кест.

– Точно.

– Где ты услышал эту историю? – спросил я. – Про то, что случилось в Рижу. Если тебя там не было, то откуда ты это узнал?

– «Историю о Фальсио на Валуне»?

– Фалькио, – поправил я. – Фаль-ки-о.

– Точно, прошу прощения. Слухи об этом ходят уже несколько недель. Теперь нечасто услышишь хороший рассказ о плащеносцах. А деревенщина, ты же знаешь, любит подобные басни – просто приходится немного осторожничать, чтобы не услышали те, кому не надо. Рыцари, слуги герцогов и прочие. – Он хлопнул меня по плечу. – Можешь гордиться! Тем, что там произошло, – или, вернее сказать, тем, что ты там совершил. Слухи носятся быстрее, чем вор на добром коне. Скоро станешь на весь мир знаменитым!

– Скорее Фальсио станет, – хмыкнул Брасти.

– А в чем смысл истории? – спросил я.

– Что ты имеешь в виду? Это просто хорошая история, и всё, – растерялся Колвин.

– Да, но в чем… Что выносят из нее слушатели?

– A-а, зависит от толпы, полагаю. Но думаю, что большинство считают, что ты когда-нибудь появишься и будешь драться за справедливость – ты же знаешь, убьешь там всех злых герцогов и всякое такое.

– Убью герцогов?

– Ну ты же убил герцога Рижуйского. Отрубил ему голову палашом.

– Рапирой, – уточнил Кест. – Фалькио дерется на рапирах.

Трубадур смутился.

– Непонятно, как можно отрубить человеку голову рапирой. Она же легкая.

Я схватил его за плечи.

– То есть ты мотаешься по городам и рассказываешь людям, что я убил Джилларда, герцога Рижуйского?

– И не я один. Сейчас все трубадуры рассказывают эту историю. И не только в городах, но и во всех селениях. Деревенщине нравится.

– Но Джиллард жив! – воскликнул я.

– И что с того? Когда, по-твоему, живой герцог Рижуйский заезжал в деревню в глуши Арамора? Тысяча чертей, сюда сам герцог Исолт-то много лет уже не приезжал. Я убил множество лордов и герцогов. И даже раз или два убил самого короля, когда-то в прошлом. Простому народу нравится слушать про то, как убивают дворян и всякое такое.

– Дворянам не понравится, – заметил я.

– Не обращай внимания на Фальсио, – сказал Брасти, давясь смехом. – Пошли лучше найдем кувшин отличного эля, и ты расскажешь мне о девках, которые так любят монеты плащеносцев.

Колвин улыбнулся ему в ответ, и на миг мне вдруг показалось, что наконец-то встретились два брата, разлученные когда-то в детстве. Они двинулись обратно на постоялый двор.

– Я за ним пригляжу, – сказал Кест и пошел следом, отставая лишь на пару шагов.

Дариана зевнула.

– Тысяча чертей. Три дня без отдыха, но думаю, что нам лучше не оставаться на постоялом дворе. Пошли, пташка, соберем вещички и запряжем лошадей.

Они тоже вернулись на постоялый двор, и я остался наедине с женщиной по имени Нера.

– Ты болван, Фалькио валь Монд. Ты это знаешь?

– Знаю, – сказал я. – Только сейчас-то за что меня так называть? Мы должны были позволить этим людям убить нас?

– Не поэтому, – ответила она. – А из-за Карефаля. Как же глупо было проворачивать грязные делишки Исолта.

– Знаешь, я начинаю понимать, почему на ваших выступлениях говорит Колвин, а не ты.

– Колвин тоже болван, – отрезала она. – Но, в отличие от тебя, не опасный. Он не станет развязывать гражданскую войну.

– Вообще-то я пытался ее остановить.

Она фыркнула.

– Тогда ты…

– Хватит уже называть меня болваном – лучше говори мне то, ради чего осталась. Святые угодники! Я думал, что барды рассказывают людям истории, а не бросаются оскорблениями.

Она подняла брови.

– Ты проявил невежество во второй раз. Давай еще разок, ибо боги любят троицу.

– Хорошо. Вижу я барда, который скитается по городам и весям с не самым лучшим трубадуром-сказителем, и начинаю думать: а не ходит ли этот человек за мной по пятам, не шпионит ли?

– Гм-м. Не складывается – похоже, остроумие твое окончательно иссякло.

– Почему это?

– Барды рассказывают истории, да, а ты как-то слишком легко сбрасываешь это со счетов. Потому что именно истории вдохновляют людей и ведут к изменениям. Истории заставляют их поверить, что жизнь может стать лучше. А еще мы собираем истории. Наше дело заключается в том, чтобы путешествовать по стране и описывать великие изменения в мире, сохраняя их, подобно тому как вы, шкурники, храните законы.

– Не называй нас шкурниками, – предупредил я.

– Надо же. Даже вы, плащеносцы, не знаете своей истории. Шкурники – это не оскорбление, а древнее название величайшего ордена. Такое же, как барды и рейнджеры или…

– «Шкурник» означает «драная шкура».

– Ну да, а «бард» переводится как «горлодер» или «сорванное горло». Это наш знак чести. Мы так много странствуем и поем с такой страстью, что наши голоса срываются от напряжения.

А плащеносцы сражаются за закон, пока их собственные шкуры не раздерутся. Я никогда раньше не слышал подобного объяснения, но оно показалось мне вполне правдоподобным.

– Значит, ты осталась тут, чтобы преподать мне урок истории? Она покачала головой.

– Нет, предупредить тебя. Тебя обманули, использовали, чтобы ты погасил восстание.

– Я и так это знаю.

– Знаешь, Колвин не просто так стал менять свой рассказ. Слухи быстро распространяются, и вскоре люди заговорят о том, как Фалькио валь Монд перешел на сторону герцогов и рыцарей, а не остался с простым народом – и не беспокойся, в этот раз они запомнят, что тебя зовут Фаль-ки-о.

Я задумался. Наверное, она права, но это ничего не меняло.

– Весь этот простой народ отвернулся от нас, когда погиб король. Они почти не поддерживали нас, когда он был жив. Так какая разница?

Нера засмеялась.

– Ах, ну вот и обещанное третье доказательство твоей глупости. Людям надо во что-то верить, Фалькио. Король мертв, герцоги – жалкие тираны, а плащеносцы – может, последнее, во что они верили, – оказались бесполезными. Как ты думаешь, сколько пройдет времени, пока народ не начнет требовать, чтобы хоть кто-то взял власть в свои руки? Пусть хоть Трин. Или еще кто похуже.

– Хуже Трин никого нет и быть не может, – отрезал я.

Нера покачала головой.

– Вот в чем твоя проблема, шкурник. Ты не знаешь истории. Всегда найдется тот, кто хуже, Фалькио, и обычно это человек, которого ты меньше всего подозреваешь.

Глава двадцатая
Герцог Лутский

– Лучше бы ты его не убивал, ваше величество, – сказал я дрожащему королю Пэлису.

Мы смотрели на убитого, который лежал на полу в фиолетовом с серебряной бахромой табарде королевской охраны. Примерно моего возраста. Кровавый нимб растекался вокруг белокурой головы.

Это была первая попытка покушения на короля – вообще-то вторая, если считать меня, – к тому времени он занимал престол всего лишь несколько месяцев.

– А ты бы хотел, чтобы он меня убил? – Пэлис все еще сжимал в руке обеденный нож, которым заколол в горло напавшего.

– Лучше бы он был ранен, но жив: тогда мы смогли бы допросить его.

– Пытать?

– Расспросить с пристрастием, – сказал я; мне никогда не нравилась мысль о пытках, да и Пэлис их запретил.

Когда вставал этот вопрос, он доставал одну книгу, в которой очень убедительно доказывалось, что человек под пытками признается в чем угодно, лишь бы не подвергаться мучениям, – в чем угодно, кроме правды.

– Нам ведь нужно узнать, кто подослал его, ваше величество.

Король бросил нож на пол.

– Кто подослал его? Да какая разница. Герцог Джиллард, герцог Перо или герцогиня Патриана. Добрая богиня Любви не станет возражать, каким бы образом я ни появился у ее дверей.

К его легкомыслию я отнесся с недоверием.

– Думаешь, это неважно?

– Конечно, важно, Фалькио, но скоро мы узнаем.

Я подумал о расследовании, которое мне нужно начать, чтобы узнать, кто подослал наемного убийцу. Понять, с кем он разговаривал, откуда приехал, на какой лошади; узнав все эти детали, я пойму, кто его нанял, и тогда… Это займет много месяцев.

– Ха! – рассмеялся король, заметив выражение на моем лице. – Ты бы поглядел на себя, Фалькио. Думаешь, что, кроме плащеносцев, некому больше выполнять мои поручения? Кто бы мог подумать, что ты настолько самовлюбленный?

– Если не мы, то кто же?

Он подошел к окну.

– Лазутчики, – ответил он. – Скоро я получу рапорт о том, какой герцог, лорд или маркграф подослал убийцу.

Я опешил.

– Для подобной работы понадобится слишком много лазутчиков.

Он обернулся и хлопнул меня по плечу.

– Фалькио, да у меня в пять раз больше шпионов, чем плащеносцев, – в каждом дворце герцога, в каждой усадьбе лорда. У меня лазутчики повсюду!

– А герцоги? – спросил я. – У них тоже есть свои лазутчики.

– Конечно. Из Пулмана, Домариса, Орисона, даже из твоего родного Пертина. Все здесь. Клянусь, это самая развитая сфера деятельности королевства.

– Отлично. Давай тогда найдем того, кто это сделал, и тогда сможем…

– Что ты сможешь? – Король отвернулся от окна и посмотрел на меня.

– Мы с Кестом пойдем и убьем этого ублюдка.

Король покачал головой.

– Нет, вы этого не сделаете.

– Ты серьезно? Ты нам не позволишь наказать герцога или лорда, который послал убийцу?

– Герцога. Это наверняка сделал один из них. Большинство лордов тоже меня не любят, но и своих герцогов они ненавидят не меньше.

Я почувствовал, что начинаю злиться.

– То есть герцоги у нас выше закона?

– Конечно, Фалькио, герцоги выше закона, и я тоже. Думаешь, ты бы мог арестовать меня?

– Если бы ты совершил убийство, грабеж или насилие, то да, черт побери, я бы тебя арестовал.

Он раскинул руки.

– И если бы кто-то из герцогов совершил убийство, грабеж или насилие, ты бы мог поехать и свершить над ними правосудие. Но ты не можешь арестовать их за действия, совершенные в полном согласии с их положением.

– Это бессмыслица какая-то.

– Нет, все это имеет смысл. Если ты узнаешь, что герцог или герцогиня замышляли убить меня из личных низких побуждений, то можешь арестовать их. Однако если они, являясь представителями герцогской власти, считали это убийство необходимым для защиты и сохранения своего герцогства, то ты не имеешь права ничего делать.

Я окончательно потерялся. Зачем мы тогда говорили о воссоздании ордена плащеносцев, странствующих магистратов, несущих справедливость городам и весям Тристии, если не можем вершить правосудие в отношении самих герцогов?

Почувствовав мое разочарование, король сказал:

– Правосудие, Фалькио, должно быть рекой, которая всегда течет и постепенно размывает камни, стоящие на ее пути, а не клинком, который ломается, когда ты им ударяешь о камень.

– Тогда, может, стоит вооружить плащеносцев лодками вместо клинков?

Король пропустил мои слова мимо ушей, что странно: обычно он всегда парировал, потому что любил остроумные шутки, особенно свои собственные.

– Ты боишься герцогов, – сказал я, немного помолчав.

– Боюсь? Нет, Фалькио. Я не боюсь, я в ужасе от них. Дворяне, которыми, даже смешно сказать, я должен править, слабы, деспотичны и безжалостны.

– Ты боишься, что мы потерпим поражение? Думаешь, мы не сможем справиться с герцогом, который подослал убийцу? Поэтому и не хочешь бросать им вызов?

Король взглянул на меня и рассмеялся.

– Неужели ты думаешь, что я не смог бы убить кого-то из них, если бы захотел? – Он подошел ко мне и положил руку на плечо. – Фалькио, я бы мог убрать любого из них за неделю – тысяча чертей, да я в любое время мог бы приказать убить каждого в его же тронном зале. Я бы мог уничтожить их, Фалькио, и не только каждого герцога, лорда и маркграфа, но и всех их жен и детей, весь род смести с лица земли. Всё, что мне нужно сделать, – лишь приказать.

И вдруг Пэлис перестал быть королем, с которым я подружился, человеком, с которым мы мечтали о другом будущем для нашей страны. Тощим, испуганным мальчишкой, таким сердитым, что и не описать. За месяцы нашего знакомства я восхитился его умом, попал под чары его чувства юмора и разделил его идеалы. Но никогда прежде я не боялся короля Пэлиса. До того самого момента.

Странно, когда день и ночь меняются местами. Мы скакали с самой полночи, решив, что лучше уехать от места боя как можно дальше. В темноте мы могли позволить себе часто останавливаться, чтобы скрыть следы, но вскоре нас начала одолевать усталость, которая охватывает все тело после битвы. Вскоре после рассвета мы въехали в лесок, росший вдоль южной стороны одной из неприметных дорог. Мы собирались проспать большую часть дня, а затем, как стемнеет, отправиться в столицу герцогства Лут.

В течение всего утра мы все то и дело просыпались. Я слышал, как остальные встают, чтобы сменить дозорного или пойти облегчиться. Кажется, я слышал, как Брасти с Дарианой занялись любовью, хотя я бы предпочел, чтобы это был ночной кошмар. К полудню я окончательно проснулся, но не смог пошевелиться. В первые несколько минут я сохранял спокойствие, но, когда паралич так и не прошел, я запаниковал. Старался как мог открыть глаза, издать звук, но у меня лишь участилось дыхание и началась истерика. Ко мне бы запросто мог подобраться убийца, чтобы перерезать горло, или, еще хуже, люди Трин могли окружить наш лагерь. Когда мы съехали с дороги, Валиана умирала от усталости. Она не привыкла к подобной жизни.

Будь ты проклят, Брасти. Чтоб ты в аду сгорел, если клевал носом во время дозора. Будь проклята Дариана со всеми ее играми и тайнами. Будь проклят я со своей слабостью. Проклятье! Тревога переросла в панику, паника – в безумие, которое грозило поглотить меня целиком. Не знаю, что бы случилось, если бы я не ощутил на своей груди теплое прикосновение руки и не услышал голос Кеста:

– Ты в безопасности. Я здесь.

Дрожь еще возвращалась ко мне какое-то время, но постепенно мягкая тяжесть его руки успокоила меня.

– Ты провел в таком состоянии около двух часов, если тебе интересно. Не думаю, что это еще долго продлится.

Два часа. В прошлый раз, когда он за мной присматривал, это заняло лишь час. Сколько дней прошло с тех пор? Какой срок отмерила мне Швея? «Если уедешь прямо сейчас, еще успеешь насладиться закатом над Южными островами». Я снова ощутил нарастающую панику, но Кест, умнейший тактик, принялся говорить со мной обо всем и ни о чем. Он описывал деревья в лесу, объяснял, почему здесь они выглядят более серыми, чем в герцогстве Пулнам, хотя климат там суше из-за близости к пустыне. Он рассказал мне обо всех насекомых и животных, которых заметил в лесу.

– И, кстати, я почти уверен, что Брасти с Дарианой занимались любовью, когда он должен был нести дозор, – хотя, с другой стороны, может, она просто не давала ему заснуть.

Я услышал сдавленный смешок и узнал свой голос – вернее, так бы звучал мой голос, если бы я состарился, хотя вряд ли этому суждено случиться. Мигнул свет, серо-зеленые листья деревьев замелькали в поле зрения.

– Ты приходишь в себя, – заметил Кест. – Не пытайся пока шевелиться.

Я заплакал, кое-как поднял затекшую руку и коснулся его. Хотел выразить ему свою благодарность, сказать, как много значит для меня его дружба, – но пока я пытался привести в движение мыщцы, а Кест пригнулся ко мне, чтобы расслышать, тяжесть всего мира навалилась на меня.

– Я хочу уничтожить их, Кест. Хочу уничтожить каждого ублюдка, который пытался убить Алину.

– Таких немало, – ласково сказал он.

– Тогда я начну с чертового герцога Лутского, и посмотрим, куда меня это приведет.

Кест осторожно подхватил меня за плечи и, приподняв, усадил спиной к стволу дерева. Стряхнул с меня пыль и опавшую листву.

– А король бы этого хотел? – спросил он.

– Уже не знаю, – ответил я. – И, кажется, мне уже все равно. Кест поднялся.

– Принесу тебе что-нибудь поесть, – сказал он. – Вечер еще не наступил, до темноты далеко. А мы в паре часов езды от дворца Росета. Скоро тебе придется решать, кем нам быть.

Слова Кеста меня встревожили и заставили задуматься о Росете, герцоге Лутском. Неужели он в самом деле дал разрешение своим людям помочь убийцам, которых послала Трин? Возможно, Швея права и мир неумолимо катится к тому, что обезумевшая женщина займет престол, а в страну придет разруха?

Пусть будет, как будет, сказал я себе, прислонившись затылком к грубой коре дерева. Неважно, приказал герцог Росет своим людям поддержать Трин, или он настолько слаб, что они сделали это по собственному желанию, но рыцари Лута попытались убить дочь моего короля. Вскоре мы прибудем в герцогский дворец, и ублюдку придется нам все объяснить. Я даже не сомневался, что он заговорит. Я умирал, и страна моя тоже умирала; девочка, которую я поклялся защищать, рассыпалась на тысячу осколков, и последние остатки моего понимания, что хорошо, а что плохо, расползались, как нити изношенной тряпки, которую слишком сильно потянули в разные стороны. С тех пор как мы оставили герцогский дворец в Араморе, я сотни раз задавал себе вопрос: возможно ли, чтобы Уинноу, плащеносец, встала на путь предумышленного убийства. Но теперь я перестал себя спрашивать.

Спустя шесть часов мы начали взбираться по наклонной южной стене дворца герцога Лутского. Хотя я и не лекарь, но уверен, что любой из них посоветовал бы человеку в моем состоянии не заниматься подобными упражнениями.

– Не упади, – прошептал Брасти, поджидая меня. Он сидел на каменном выступе, болтая ногами в ночном воздухе. – Но поторопись. У нас же не целая ночь впереди.

Святая Марта, Сотрясающая льва, даруй мне достаточно силы, чтобы я мог проползти еще несколько дюймов, схватить Брасти за ногу и утащить его за собой в пропасть. Я же прошу у тебя не слишком многого?

Я добрался до дыры между камнями с помощью шипастых хваталок (одного из самых полезных изобретений короля), которыми был оснащен плащ: они превращали самоубийственный подъем по стене просто в рискованное и безрассудное занятие. Во тьме я мог разглядеть лишь тени своих товарищей, поднимающихся вверх. Кест двигался медленно, но грациозно и без усилий – на его фоне я казался невероятно неуклюжим.

Я ожидал, что Кест опередит меня, но выше всех поднялась Дариана. Она лезла вверх с удивительной легкостью, перепрыгивала с одной точки опоры на другую, цепляясь за выступы и сколы в камнях, раскачивалась на одной руке, чтобы ухватиться за следующую зацепку: в сравнении с ней даже Кест казался новичком. Я бы и дальше продолжал восхищаться ее умениями, но мои пальцы начинали неметь, и я побоялся, что соскользну вниз.

– Нет, погоди! – прошипел Кест.

Я поглядел наверх и увидел, что Валиана попыталась повторить прыжок Дарианы, но из-за безрассудного маневра не смогла удержаться. Святые угодники, она сейчас упадет! Девушка начала соскальзывать по наклонной стене ко мне, ее шипастые хваталки царапали камень – я изо всех сил сжал свои, надеясь, что у меня будет достаточно сил, чтобы удержать девушку, когда ее ноги коснутся моих плеч. Кест умудрился вовремя передвинуться вбок и схватить Валиану левой рукой за шиворот, чтобы она остановилась и смогла снова закрепиться на каменной стене. Спустя пару секунд она кивнула и продолжила лезть вверх.

Вот же глупая! Я молча злился, хотя опасность уже прошла. Хватит уже повторять за этой чертовой Дарианой!

Из-за страха и усталости я дышал прерывисто, а еще пытался сосредоточиться: мне нужно было добраться до верха, и точка. Медленно, камень за камнем я наконец пробрался к зубчатым бойницам и увидел, что все остальные уже там.

– Ты собираешься присоединиться к нам в ближайшем будущем? – шепотом спросила Дариана.

– Просто наслаждаюсь ночным воздухом, – ответил я, пытаясь схватиться за стену совершенно онемевшей рукой. Глядя на мои безуспешные попытки, Кест наклонился и схватил меня за запястье – с его помощью мне удалось подтянуться и втащить свое тело наверх.

– Что-то не так, – сказал он.

– Я в порядке. Хватит уже…

– Нет, я не об этом. Мы слишком медленно лезли наверх.

Я огляделся вокруг, ожидая увидеть дюжину охранников, бегущих на нас, но никого не заметил. Брасти фыркнул:

– Святой клинков расстроен, что на нас еще не напала дюжина охранников?

Кест покачал головой.

– Дело не в этом. Мы слишком долго поднимались – сторожа уже должны были вернуться.

Он прав. Нам потребовалось почти полчаса, чтобы забраться наверх; из наблюдений мы знали, что охрана обходит стену каждые двадцать минут. Так где же они?

– Можешь потом пожаловаться их командованию, – сказал Брасти. – Хватит уже ворчать каждый раз, когда нам удается избежать кровопролития и смерти.

– Брасти прав, – откликнулся я.

Пусть герцог Лутский беспокоится о том, что охранники запаздывают, а мы порадуемся лишним десяти минутам.

– Идемте, сделаем то, ради чего пришли.

Мы пошли по парапету. Дом герцога Лутского походил не столько на обычный дворец, сколько на укрепленный замок, а это означало, что он не только претендует на военное господство, но и опасается за собственную жизнь. Что ж, не могу вас винить, ваша светлость, так как мы пришли как раз затем, чтобы поставить под угрозу вашу личную безопасность.

Мы уже собирались спуститься по лестнице, ведущей на верхний этаж дворца, когда Валиана схватила меня за руку. Я оглянулся – она смущенно посмотрела на меня.

– Прости, Фалькио. Нас могли поймать из-за меня.

С одной стороны, я хотел отругать ее, чтобы она не забывала о том, что еще неопытна и безрассудна, но с другой – кое-что меня глубоко поразило.

– Ты не кричала, – сказал я.

– Я… не понимаю.

– Ты молчала, даже когда начала соскальзывать: большинство людей, независимо от опыта, вскрикнули бы хоть раз, когда поняли, что падают. А ты не кричала.