Текст книги "Тень рыцаря"

Автор книги: Себастьян де Кастелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

– Я бы сказал ей, что вы не сможете прождать целый день или даже полдня. Что у вас в легких жидкость, и осталось лишь приготовиться к концу.

Дама вновь потянулась к моей руке. Я не хотел прикасаться к ней, но чувствовал, что ей это нужно. Это всего лишь рука, сказала бы Алина. И колотые раны не заразны. Я протянул руку – она ее сжала, я пожал в ответ.

– Ты еще немного посидишь со мной? – спросила она.

– Я…

Где-то там разгуливал убийца и, возможно, не один. Он что-то замышлял, а я понятия не имел что. Если это и впрямь дашини убивают герцогов, которые могли бы поддержать наследницу короля, то мы уже проиграли.

– Я посижу еще немного, – выговорил я.

– Даже несмотря на то что я жена твоего врага?

– Даже несмотря на это.

– И ты пообещаешь посидеть со мной еще час, даже если мне придется сказать тебе ужасные, обидные слова?

Я посмотрел на нее с искренним изумлением.

– Миледи?

Она медленно, со свистом вздохнула: казалось, что миг этот занял целую вечность и никогда не закончится.

– Мой супруг подписал очень плохое соглашение. Никто не должен заключать договоры из страха, – сказала она и поглядела мне прямо в глаза. – Я знаю, кто ты, Фалькио валь Монд. Ты – первый кантор плащеносцев и фаворит короля-тирана.

Я заметил, что слишком сильно сжимаю ее руку.

– Миледи, лучше нам не упоминать короля.

– Прости меня, – попросила она. – Я имела в виду… Полагаю, слишком поздно говорить, что я не хотела тебя обидеть. Тем не менее я хотела сказать, что, если верить трубадурам, ты пережил пытки и дрался со множеством убийц и врагов, чтобы спасти жизнь королевской наследнице.

– Они также рассказывают, что я отрубил голову Джилларду, герцогу Рижуйскому, миледи, но, полагаю, скоро вы узнаете, что он вернулся в свой замок и голова его все еще крепко сидит на шее. Трубадуры часто преувеличивают и приукрашивают.

– А то, что ты говорил на Валуне, они тоже приукрасили? Что благодаря тебе рижуйцы восстали? Они в самом деле сами придумали, что ты помешал герцогу продлить Ганат Калилу?

– Полагаю, что я только…

– Пытался спасти девчонку. – Дама покачала головой. – Ты и впрямь такой глупец?

– Миледи?

– Мы с тобой говорили о хрупкости знати, о том, как они укрыты от невзгод и всё же так беззащитны. Фалькио, ты поехал в Рижу и достучался до Валуна! Знаешь ли ты, что после этого бунт продолжался еще десять дней? Знаешь ли ты, что многие отказались отдавать не только повышенную плату за жилье, но и даже установленную законом подать?

Я вспомнил тот день. Когда это было? Наверное, месяца два тому назад? Я уже потерял счет времени, и всё как-то смазалось. Но я помнил толпу и то, как народ кричал: «Никто не сможет разбить Валун!» А я‑то считал, что на следующий день после попойки они успокоятся.

– Потом бунт стал разрастаться, – продолжила Бейтина, прервав мои воспоминания. – В городах достаточно стражи и рыцарей, чтобы подавить восстание, но в селениях и в глуши люди герцога не могли добраться до бунтовщиков. Начали распространяться слухи о твоих подвигах, и народ задумался: а стоит ли нести ярмо, возложенное на простых людей дворянами. Лишь вчера нам рассказали, что в какой-то деревне на окраине убили мытаря.

Карефаль, подумал я. Она говорит о Карефале. Неужели все это произошло из-за меня, из-за речи, которую я произнес, отчаянно ища способ сохранить жизнь Алине?

– Миледи, что вы хотите сказать?

– Я же говорила тебе, Фалькио-плащеносец, что дворяне не настолько защищены, как это кажется. Что должен делать слабый человек с клинком в руках, когда окружающие начинают сомневаться в его силе? Слабый должен убивать быстро и беспощадно, иначе кто-то другой решит отобрать его клинок. Мой супруг заключил сделку, Фалькио, ужасную сделку. Он должен был вернуть власть в свои руки и позволил рыцарю-командору самому решать, как это сделать. Карефаль находится на нашей границе. Если бы жителям этой деревни позволили пренебречь герцогским законом, то и другие последовали бы за ними – в герцогстве бы воцарился хаос. Они имели при себе оружие, стальное оружие. У герцога Росета не оставалось другого выбора, Фалькио. Ты не оставил ему выбора.

– Что вы имеете в виду?

– Рыцарь-командор послал в Карефаль солдат.

И тут словно пелена упала с моих глаз, и я понял, что она хотела сказать.

– Нет…

– Не торопись, – сказала она. – Уже слишком поздно. Наверное, Карефаль уже весь в огне.

Я отпустил ее руку и отошел назад.

Бейтина посмотрела на свою ладонь.

– Что ни говори, а эта старая кошелка варит прекрасные болеутоляющие снадобья. – Она протянула мне руку. – Кажется, ты ее сломал.

Меня охватил ужас и отвращение к тому, что я сделал с ней.

– Зачем? Зачем вы мне это рассказали?

– Прости. Ты казался мне порядочным и был добр ко мне – по крайней мере, до сих пор.

– Тогда зачем?

Бейтина грустно вздохнула.

– Потому что я стала женой герцога и верна ему. Росет разозлился из-за того, что ему пришлось сделать, – он бы хотел, чтобы я все это сказала тебе. Каждое тело, что ты найдешь в деревне, каждая жертва, погибшая по распоряжению герцога, которому пришлось подавить бунт железом и кровью, падет на твою голову, Фалькио валь Монд. Это ты принудил нас к убийству.

Она вновь начала кашлять и хрипеть, и, нарушив свое обещание, я бежал из покоев герцогини.

Глава двадцать третья
Карефаль

Дым и невыносимая вонь, от которых мы стали задыхаться еще на расстоянии полумили от деревни, рассказали печальную историю об уничтожении Карефаля до того, как мы заметили первые трупы. Чем ближе мы подъезжали, тем больше нервничали лошади, отказываясь идти вперед; в конце концов нам пришлось спешиться и пройти последние сто ярдов пешком. Нам нужно было собственными глазами увидеть, что случилось с жителями Карефаля.

– Смотрите в оба, – предупредил Кест девушек. – Те, кто это совершил, могли на всякий случай оставить тут дозорных.

– А кого мы ищем? – спросила Валиана.

– Рыцарей, – ответил я.

– Дети могли остаться в живых, – сердито произнес Брасти неверным голосом, словно спал наяву. – Иногда они уходят в лес собирать ягоды.

Глупость какая. Мы с Кестом и Брасти и сами выросли в селениях не больше Карефаля и прекрасно знали, что сезон сбора ягод закончился уже несколько недель назад. Никакие дети в деревню не вернутся. Но, увидев, как ходят желваки у него на скулах, и услышав дрожащий голос, я промолчал.

У входа в деревню мы столкнулись с первыми свидетельствами того, что здесь произошло. Семь трупов свисали на веревках с веток высокого дерева: обгоревшие тела все еще дымились, хотя языки пламени уже погасли. От легкого ветерка тела медленно покачивались и вращались, словно кто-то невидимый крутил ручку жаровни.

Зачем сжигать тела повешенных, подумал я.

Стоявшая рядом Дариана предвосхитила вопрос.

– Посмотрите на узлы веревки. – Она показала наверх. – Это багажные узлы – они не затягиваются сами собой, нужно специально тянуть. Они повесили людей, подожгли и ждали, пока те не задергаются от жара и дыма.

Я почувствовал сильный рвотный позыв. Пришлось прислониться к дереву, чтобы не рухнуть на колени. Люди погибли от ужаса и боли, подвергнутые ужасающей, медленной пытке.

– Зачем? – спросил Брасти, держа наготове лук и стрелы. – В чем смысл?

Смысл в том, что не одна только Дариана может распознать багажные узлы, подумал я. Смысл в том, что сюда придут другие и увидят, что случилось с жителями деревни; история о Карефале будет передаваться из уст в уста, и все узнают, что за бунт придется заплатить цену, которая страшнее самой смерти. Я понимал все это, но не мог заставить себя сказать вслух.

В самой деревне рыцари убивали менее показательно, но в больших масштабах. На улицах лежали мужчины и женщины, совсем маленькие дети и старики – горы трупов. Некоторые погибли от удара клинком в живот, другим отрубили головы. Нескольких человек затоптали лошадьми. И всех потом сожгли.

Треугольные крыши свалили на землю в проходах между домами и подожгли, а поверх накидали трупы. Плоть сгорала местами: некоторые части тела превратились в угли, другие розовели нетронутой кожей. Перед моим мысленным взором предстали убийцы: они заставили жителей деревни обрушить крыши своих домов, чтобы потом сжечь их на кострах, разведенных собственными руками.

– Сколько человек? – спросил я у Кеста.

– Жителей? – Он оглядел горы трупов. – Думаю, около двухсот.

– Нет, сколько человек совершили это?

Кест посмотрел по сторонам.

– Видны отпечатки подков и следы сапог. Работали методично от улицы к улице, окружив деревню со всех сторон. Так что, наверное, человек тридцать-сорок.

– Это были рыцари? – спросил я.

Хотел бы я, чтобы такое сотворили разбойники: для убитых это ничего бы не изменило, а мне бы стало хоть немного легче.

Кест не разбрасывался словами почем зря, потому не ответил. На земле следы хорошо отпечатались – значит, это совершили люди в тяжелых доспехах. Любой сразу бы понял, что это сделали рыцари. Я проклял герцога Росета, как проклинал его все время, пока мы ехали сюда из дворца. Позади меня послышались всхлипывания, и на мгновение я даже понадеялся, что кто-то остался жив и сможет рассказать нам, что тут случилось, но это плакала Валиана. Слезы беспрерывно текли у нее по щекам, хотя она вытирала их снова и снова. В какой-то миг мне захотелось прикрикнуть, сказав, что от ее слез никакой пользы, но я вовремя понял, что она не отворачивается, а продолжает смотреть на погибших.

– Тебе не обязательно…

– Еще как обязательно, – произнесла Дариана голосом, не терпящим возражений. Она стояла в тени повешенного. Черные глаза горели, как угли. – Теперь мы живем в таком мире.

– Я не верю. Не верю…

– Фалькио, – схватил меня за плечо Кест. – Тебе нужно поговорить с Брасти.

– О чем?

Он показал на Брасти, который отошел в сторону и принялся стаскивать труп на землю. Когда я подошел, Брасти уже стоял на коленях и пытался пальцами разрыть землю в нескольких дюймах от огромной кучи тел.

– Хочешь прокопать поземный ход в Империю Шань? – спросил я как можно ласковей.

– Хочу похоронить их. Много времени не займет: я знаю, что мы не можем оставаться здесь надолго.

В этой куче лежало тридцать, может, сорок тел, их руки и ноги переплелись. Как и у других, кожа покрылась обгоревшей коркой. В деревне было несколько таких куч.

– Брасти, ты не сможешь их всех похоронить. Даже если мы найдем лопаты, нам потребуется несколько дней или даже недель, – мягко сказал я. – Мы не можем тут оставаться.

– Знаю, – ответил он и продолжил копать.

Я встал на колено и положил руку ему на плечо.

– Брасти, ничего не выйдет. Ты не сможешь выкопать могилу голыми руками.

– Смогу, вот увидишь.

Налетел ветер и снова обдал меня тяжелым запахом горелых тел. Что-то зашелестело – я посмотрел наверх, боясь, что на нас сейчас свалится труп. И не смог отвести взгляд. Некоторые мертвецы отвернулись, словно страшились живых, другие же наблюдали за стараниями Брасти в молчаливом ужасе с широко открытыми глазами и ртами. Но больше всего меня удивило лицо одной женщины, искаженное яростью. Я узнал ее. Вера, подумал я. Крестьянка, возглавившая мятеж. В конце концов ее тоже бросили в кучу вместе с остальными.

Я вновь повернулся к Брасти и обратил внимание на его пальцы. Они кровоточили.

– Прекрати, – сказал я.

– Много времени не займет, Фалькио. Просто позволь мне…

– Прекрати. Ты должен остановиться. – Я схватил его за запястья и показал ему руки. Из пальцев текла кровь. – Смотри, что ты делаешь!

Он попытался освободиться.

– Мне не больно, Фалькио. Просто дай мне немного времени, и я всё сделаю сам.

Я решил, что он сходит с ума, но ни на лице, ни в голосе я не заметил признаков истерики – наоборот, казалось, что он действует, всё спокойно обдумав и взвесив.

– Ты повредишь себе пальцы, Брасти.

– Они мне не нужны, – сказал он и вырвался из захвата.

– Ты же лучник, болван. Ты не сможешь натянуть тетиву пальцами, ободранными до костей. – Я постарался говорить спокойно, чтобы при желании он мог мне возразить, сказав, что сможет и пальцами ног ее натянуть. Брасти любил, чтобы за ним оставалось последнее слово.

Но он просто продолжил копать. Затем пробормотал что-то, но я не расслышал.

– Что ты сказал? – спросил я.

– Я сказал, что стрела попадает в цель лишь в том случае, когда ее направляют куда нужно.

– Не понял. Брасти, перестань копать. Остановись, иначе я позову Кеста, и мы свяжем тебя, пока ты не придешь в себя.

Руки его перестали копать – он замер, напоминая вдовца, горюющего на могиле жены. Затем Брасти задышал все чаще и чаще, изо рта его вырывалось шипение и свист. Я испугался, что сейчас он потеряет сознание, и протянул руку к его плечу, но прежде, чем я успел дотронуться до него, он вскочил с колен и повернулся ко мне. Окровавленными руками схватил меня за грудки.

– Какая разница, лучник я или нет? Какая разница, попаду ли я, если я никогда не целюсь туда, куда надо? Кто заметит, если я прямо сейчас отрублю себе обе руки?

– Брасти, успокойся. Давай уедем отсюда и поговорим…

– Поговорим! – крикнул он. – Поговорим! Ты только это и делаешь, Фалькио! Говоришь, говоришь и говоришь, но никогда ничего толком не скажешь. Ты заставляешь нас носиться по стране, чтобы найти ответы на вопросы, которые никого, кроме тебя, не интересуют! Думаешь, кто-нибудь еще хочет знать, кто убил герцога, черт его побери, Исолта? Или кто убил герцога, черт его побери, Росета: те же самые люди или другие? Или хочет ли кто-то развязать войну между дворянами?

– Короля бы интересовали. Он…

Брасти так сильно оттолкнул меня, что я отлетел на кучу трупов; они обхватили обгоревшими конечностями мое лицо и плечи, пытаясь затащить к себе.

– Может, король хотел, чтобы всё именно так и произошло, Фалькио! Ты когда-нибудь думал об этом? Уинноу находилась там, в тронном зале Исолта, а она ненавидела герцогов, Фалькио, и ты это знаешь! Она сама его убила, куда уж проще-то? Но ты… О нет, ты же веришь, что есть какая-то неизвестная причина. И почему это все считают тебя, черт побери, таким умным, когда ты пытаешься подстроить доказательства под собственную систему убеждений?

Я вскочил на ноги, все еще чувствуя прикосновение мертвых рук на коже.

– Да она находилась там не для того, чтобы убить его, – попытался объяснить я. – Найл сказал, что его король послал. Он пошел туда, чтобы…

Брасти истерически захохотал.

– А тебе не приходило в голову, что Найл лжет? Может, король всё так и задумал: сказал им подождать, пока его наследники не объявятся, а затем уничтожить всех герцогов, чтобы расчистить отпрыскам дорогу к престолу? И знаешь еще что? Уверен, он сказал остальным плащеносцам: «Только не говорите об этом Фалькио. Он не поймет. Слишком уж он у нас чувствительный: вы же знаете, что он хочет спасти весь мир».

Меня бросило в жар.

– Полагаю, что я знал короля лучше, чем ты, Брасти…

– Неужели? Ты так полагаешь? Потому что, по-моему, любой человек в этой проклятой стране знал короля лучше, чем ты.

– Хватит, – сказал я. – Ты зол, я понимаю. То, что здесь случилось… Я и сам никогда ничего подобного не видел. Но теперь нам нужно подумать. Разработать план.

Даже мне самому эти слова показались банальными.

Брасти махнул рукой.

– План? К чертям твои планы, Фалькио. У меня теперь свой план. Я собираюсь убить каждого рыцаря, который ходит по этой земле. И мне плевать, кто они – разбойники или благородные дворяне, как твой чертов дружок Шуран.

– Брасти, если мы не станем соблюдать закон, то что…

Он снова повернулся ко мне.

– Хочешь законов? Так вот тебе закон: никто не имеет права носить доспехи. Никогда. Человек надевает их лишь в одном случае, Фалькио, – когда собирается избить, изнасиловать и убить того, кто слишком беден, чтобы позволить себе купить доспехи. – Он ткнул пальцем в трупы, лежащие на земле. – Посмотри на этих бедных ублюдков! У некоторых даже клинки имелись, и какую пользу они им принесли без доспехов, которые носят рыцари? Ты не сможешь воевать с ними, не взяв специальных уроков. Но знаешь что, я нашел средство от этого. У меня есть Невоздержанность, которая способна пробивать стрелами из железного дерева даже толстые стальные пластины. Я могу наделать столько стрел, сколько понадобится, и буду делать их до тех пор, пока останется в живых хоть один мужик с яйцами, который не побоится надеть на себя доспехи. – Брасти плюнул мне под ноги. – Тебе нужны законы? Вот тебе закон Брасти.

Я пытался найти слова, чтобы одновременно и воззвать к его логике, и утихомирить гнев, но не мог, потому что по-своему он был прав. Я посмотрел на тела. Кожа на ладонях тех, кто сжимал клинки, запузырилась и покрылась волдырями от раскалившейся стали.

Кест подошел к нам, за его спиной держались Дари с Валианой. Он пробормотал:

– Дай Брасти время. Сейчас… он с этим не справится.

Так и есть. Брасти ценил в жизни простые вещи, особенно те, что находил в общении с другими людьми. Кестом же двигала потребность в совершенстве овладеть клинком. А я? Мною руководило что-то другое. По сути, Брасти лишь желал находиться в окружении людей, а меня это отчего-то злило. Мне тоже хотелось быть с некоторыми людьми, но большинство из них уже умерли. Осталась лишь пара человек, да и тех я, пожалуй, не увижу, потому что нита вскоре прикончит меня. Так что к дьяволу Брасти с его яростью.

Тяжелый трупный запах подавлял волю. Будьте вы все прокляты, подумал я. Зачем простолюдины выступили против рыцарей в доспехах, не имея никакого боевого опыта? Я снова посмотрел на тела.

Святой Денеф, Обманувший богов! «Зачем» – это неверный вопрос. Нужно спрашивать не «зачем», а «как».

– Что такое? – спросила Валиана.

– Клинки, – ответил я. – Мы же забрали у них клинки, помните? Шуран заплатил за них и отвез во дворец Исолта, чтобы убедиться, что крестьяне не поднимут их против рыцарей.

– Думаешь, они купили себе новые? – спросил Кест. – На те деньги, что дал им Шуран?

– Нет, помнишь, что сказал Шуран? Это оружие стоило бы ему в два раза больше, если бы он покупал новое. Как они могли позволить себе такую роскошь? На самом деле, даже если бы они те прежние мечи покупали, они бы знали настоящую цену кованого оружия.

– Значит, кто-то снабжал крестьян клинками, – догадалась Дариана. – Но почему? Из благих побуждений?

– Нет, – задумчиво произнесла Валиана. – Нет, так могла бы поступить Патриана: вооружить крестьян своего врага и подтолкнуть их к бунту, чтобы войско герцога зря тратило на них свои силы. Чтобы сохранить мир, солдат требуется в три раза больше, чем бунтовщиков, – таким образом, враг ослабляется изнутри, и его проще победить на поле боя.

– Но герцоги в этот раз даже не пытаются сохранить мир, – заметил я.

– Они не могут… Эта женщина, супруга герцога Росета, была права, Фалькио. Рыцари должны нагонять страх, чтобы другим неповадно было бунтовать против своего господина, иначе как герцоги смогут противостоять армии Трин, когда она сюда заявится?

В голове эхом зазвучали слова Бейтины: «Что должен делать слабый человек с клинком в руках, когда окружающие начинают сомневаться в его силе?» Я повернулся и увидел, как Брасти медленно побрел в сторону, оглядывая каждый труп, словно художник, который хочет написать портрет каждого селянина.

– Кест, иди за ним и приведи обратно.

На лице у него заиграло сомнение.

– Фалькио, я не уверен, что он…

– Сейчас же, – сказал я. – Брасти может потерять рассудок потом, а сейчас он нужен мне со своим луком и яростью. Хочет убивать рыцарей? У меня есть для него целая дюжина.

Кест припустил по дороге.

Валиана преклонила колено рядом с мальчишкой не старше двенадцати, который от одного удара лишился лица. В руках он все еще сжимал стальной клинок, который был слишком тяжел для него – вряд ли он мог его даже поднять. Валиана аккуратно разжала его пальцы и взяла клинок, затем вытащила свое оружие и вложила в руку погибшего.

– Он гораздо тяжелее, чем твой, – заметила Дариана.

– Я теперь сильнее, и если мне придется драться с рыцарями в доспехах, как раз пригодится клинок потяжелее.

– Что ж, – хмыкнула Дари. – Рада, что ты наконец-то обрела добродетель отмщения.

– Дело не в отмщении, – ответила она. – Если южные герцоги хотят сделать так, чтобы крестьяне даже не помышляли о бунте, то, уничтожив одну деревню, они не остановятся.

– А зачем им останавливаться? – спросил подошедший Брасти; он опирался на Кеста, словно ноги не держали его. – Зачем им всем останавливаться? Они убили короля, а мы ничего не сделали. Они прибрали к рукам страну, и мы ничего не сделали. – Он стряхнул с себя руку Кеста. Встал на колени рядом с убитым мальчиком, с которым Валиана обменялась клинками, и неумело пригладил его волосы. – А теперь… Теперь они сотворили такое. Зачем им останавливаться, если им не приходится расплачиваться за свои деяния?

Я посмотрел на Кеста, рассчитывая в основном на его поддержку, но он даже не взглянул на меня.

– Их слишком много, Фалькио. Трин, герцоги, рыцари и дашини… Мы даже не знаем всех своих врагов. Просто их… Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Они стояли и смотрели на меня, и лица их были так же неподвижны, как у мертвецов из Карефаля. Как я могу теперь их о чем-то просить? Валиана не получила должного обучения, но взяла клинок, который слишком тяжел для нее. Дариана ожесточенно дралась с нашими врагами, но доверять ей можно было не больше, чем им. Кест, святой клинков, мог в любой момент перестать контролировать себя. Брасти, жизнерадостный негодяй, терял рассудок, его разум разлетался на тысячу осколков от вида обгорелых останков жителей деревни. А мне, умирающему болвану, осталось лишь несколько последних боев с врагом, которого я не видел и уж тем более не надеялся победить. Пятеро сломленных человек, пытающихся сохранить разваливающуюся на части страну. Остались только мы.

– Вы правы, – сказал я. – Их слишком много, а нас слишком мало. Они затевают заговоры внутри заговоров, и на нас со всех сторон нападают наемники, но знаете что? Мне уже все равно. Вы говорите, что не знаете, кто теперь наши враги. А я скажу, что они не знают, кто мы такие. Может, наш бой безнадежен. – Я поглядел на Кеста с Брасти: у них были мрачные лица, однако я улыбнулся. – Но ведь безнадежные драки – это наш конек.

Воцарилась тишина, и долгое время я не слышал ничего, кроме ветра, раздувавшего тлеющие угли сожженных домов.

Первым заговорил Брасти.

– С чего начнем? – спросил он цинично и безапелляционно, но от искорки надежды в его словах я впервые за долгое время ощутил тепло.

– Мы станем на них охотиться, – ответил я.

– На кого? – спросила Валиана. – На рыцарей?

– Рыцарей. Трин. Дашини. Будем охотиться на всех.

Дариана фыркнула.

– И когда найдем их всех, что дальше?

Я улыбнулся – возможно, просто ради того, чтобы позлить ее, или потому, что любил этих людей, несмотря на их разрушенные жизни, а может, потому что, если тебе ничего другого не осталось, ты улыбаешься смерти в лицо.

– Проще простого, – ответил я. – Мы научим их первому правилу клинка.