Текст книги "Приключения-78"

Автор книги: Сборник Сборник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 35 страниц)

ПОРУЧЕНИЕ ШЕФА

В связи с ухудшением международного положения Германии и положения гитлеровских войск на Восточном фронте фашистское правительство Германии в начале 1944 года решило вновь направить Янке в Швейцарию для переговоров с Куи Юн-чинем о заключении военного союза между фашистской Германией и гоминдановским Китаем, рассчитывая теперь вовлечь последний в войну против СССР.

В марте 1944 года Янке был вызван к Герингу. Теряясь в догадках, Янке вошел в приемную рейхсмаршала в его дворце. Ждать пришлось недолго. Из-за массивных дверей вышел какой-то генерал, и адъютант пригласил Янке войти. Геринг указал Янке на кресло, разрешая ему сесть, попросил кратко изложить результаты встреч с «особоуполномоченным» Чан Кай-ши.

Внимательно выслушав Янке, Геринг сказал:

– Господин Янке, вам следует в ближайшее время выехать в Берн. Нужно встретиться с этим Куи. Будете встречаться с ним столько, сколько найдете нужным. Не скупитесь изливать свои чувства и чувства немецкого народа к Китаю. Необходимо выяснить позицию в настоящее время китайского правительства и лично Чан Кай-ши в отношении Германии и Японии, особенно в отношении заключения мирного договора с Японией.

Геринг тяжело поднялся, подошел к стоящему в углу глобусу, повращал его и продолжал:

– Главное, фюрер хочет знать, не согласится ли Чан Кай-ши при каких-либо условиях направить часть своих войск против России. Это очень важно, господин Янке, и конфиденциально. Вас, надеюсь, учить не надо, что эти вопросы нужно ставить не в лоб. Жду вашего доклада мне лично.

Янке поднялся и, сделав поклон головой, вышел.

Через несколько дней генерал Куи Юн-чинь принимал Янке в своей вилле «Мезон Рогаль». Генерал был, как всегда, очень любезен со своим берлинским коллегой. Он охотно поделился имевшейся у него информацией и немедленно запросил Чан Кай-ши по всем интересовавшим Янке вопросам. Ответ пришел не сразу. Наконец на одной из встреч генерал Куи извиняющимся голосом начал убеждать Янке, что китайский генералиссимус и его народ питают искренние чувства дружбы к Германии, но теперь обстановка в Китае и во всей Азии настолько сложная, что не позволяет осуществить любезные предложения господина Янке.

Шеф «Бюро» покинул гостеприимного генерала Куи ни с чем. У правителей фашистской Германии рушились последние надежды использовать симпатии к ним Чан Кай-ши и его людские ресурсы в войне против СССР.

Гиммлер все-таки добился, чтобы генерал Куи Юн-чинь посылал одному из его ведомств секретную информацию, но полностью внедрить Янке в разведывательную службу Китая не удалось. Мечте Янке о поездке в Китай с тем, чтобы там возглавить разведку против стран антигитлеровской коалиции и прежде всего против СССР, тоже не суждено было сбыться.

После этой поездки Янке в Берн интерес Геринга и Гитлера к Чан Кай-ши значительно ослаб. Фюреру было уже не до Чан Кай-ши. Да и сам генералиссимус Китая начал, видимо, понимать, что дальнейшее заигрывание с главарями «третьего рейха» опасно.

В июле Янке направил в Швейцарию своего адъютанта Маркуса. Тот несколько раз встречался с Куи и Линем, получил некоторую информацию, но не мог не заметить, что отношения китайцев становятся еще более прохладными, чем были прежде. Куи передал для Янке письмо личного характера и сказал, что он получил назначение на должность военного атташе при китайском посольстве в Англии.

ПОСЛЕ ВЫЗОВА К ШЕЛЕНБЕРГУ

Проезжая мимо Тиргартена, Янке приказал шоферу остановиться: ему вдруг захотелось пройтись, успокоиться и привести мысли в порядок. Он вышел из машины и медленно пошел вдоль длинной пустынной аллеи. Взволновало его, конечно, не само по себе посещение шефа. У Шеленберга он бывал и раньше, да и шефов повидал на своем веку предостаточно. Шеленберга он не уважал, считал счастливчиком и дилетантом в делах разведки. Но разговор с Шеленбергом убедил его окончательно, что дело идет к развязке, надеяться больше не на что, надо решать... Никогда ему не приходилось так задумываться над своей судьбой, хотя прожил он уже порядочно, давно разменял шестой десяток. Жизнь, казалось, сложилась совсем неплохо. Совсем недавно трудно было предположить, что его судьба может круто измениться. Сколько было побед, какие надежды! И все рушится, все идет к черту! Надо же было ввязываться в эту проклятую войну с Россией! Что будет?

Прав оказался Канарис, черт бы его побрал, когда говорил, что вначале у нас будут победы, может быть, много побед, но потом весь мир поднимется против нас, и Германию раздавят. Да, русские уже в Восточной Пруссии и Померании. При таких темпах через месяц они будут в Берлине. Тогда конец. Никакая сила не сможет их остановить. Фашистский режим в Германии погибнет...

Он не замечал, что стоит у знаменитой статуи, символизирующей победу немецкой армии, смотрит на нее и ничего не видит. Не замечал, что идет мокрый снег, небо забито тучами.

Ощутив падающий за воротник снег, Янке как бы очнулся, удивленно посмотрел по сторонам и, подняв воротник, пошел, еле передвигая ноги, обратно к ожидавшей его вдали машине. Под ногами чавкала снежная кашица, и за ним в следу от ботинок проступала талая вода. Шофер открыл дверцу, и Янке, не отряхнув облепивший пальто и шляпу снег и не опустив воротника, плюхнулся на заднее сиденье, велев ехать в Любрассен.

Шеленберг позвонил ему вчера поздно вечером, попросил к 11 часам утра быть у него. В назначенное время Янке вошел в кабинет начальника шестого (иностранного) управления Главного управления имперской безопасности. Бригаденфюрер Шеленберг, который давно знал Янке и не раз приезжал к нему в Любрассен поохотиться и поговорить о делах, встретил его приветливо, но был явно угнетен. Янке успел заметить, что у шефа разведки СД на длинном лице подергивается правая щека и гладко зачесанные назад белесые волосы заметно покрылись сединой.

Беседа подходила к концу, когда Шеленберг спросил, как смотрит коллега Янке на то, чтобы остаться на занятой советскими войсками территории для выполнения ответственного задания в интересах Германии. Просто остаться и жить, может быть, год, может быть, десять, до получения указаний.

Янке, конечно, понимал, о чем идет речь. В эти дни многие работники гестапо и абвера получали задание остаться в Берлине и других городах Германии на случай, если туда придут войска Советской Армии. Формировались группы «вервольфов» (оборотней) для террористических и диверсионных акций. Янке подумал немного для приличия и ответил, что его заветной мечтой является посвятить остаток своей жизни борьбе с русскими, но он в свое время специализировался в основном по англо-американским странам и предпочел бы оставаться на территории, занятой войсками этих стран.

На прощание, тряся руку Янке, Шеленберг улыбнулся и заметил:

– Я думал, коллега Янке не пожелает оставить такое прекрасное место, как свое имение Любрассен.

Янке, прищелкнув по-военному каблуками, ответил:

– Господин бригаденфюрер знает, что Янке за Германию и фюрера готов отдать не только имение, но и жизнь.

Возвратившись в Любрассен, Янке в тот же день начал готовиться к бегству на запад.

На сборы ушла целая неделя. С тяжелым сердцем Янке покидал имение. Всю ночь перед отъездом не спал, шагал по кабинету, выходил во двор. Это его Любрассен, его имение, завещанное отцом, а обстоятельства, против которых он был бессилен, вынуждали бросить имение. Жизнь сложилась так, что он до войны здесь почти не жил. Бывал наездами, приезжал на охоту, посмотреть, как управляющий ведет хозяйство. А хозяйство большое: 255 гектаров земли, из них половина – пахотная, остальное – лес и озера. Был трактор, десяток лошадей, несколько десятков коров, сотня овец. Все обрабатывали, за всем ухаживали батраки. Во время войны в имении работали десять военнопленных и пятнадцать угнанных поляков. Кроме имения, Янке владел домами в Кольберге и Берлине. В апреле 1943 года дом в Штеглице бомбежками был разрушен, и Янке переехал в Любрассен. «Дальше надеяться на то, что русских остановят у границ Померании, по меньшей мере наивно», – рассуждал он вслух.

За последние дни он осунулся, очень постарел и сейчас чем-то напоминал облезлого, старого, но еще крепкого волка. Даже хорошо знакомые не могли бы сразу узнать в этом опустившемся господине с покрасневшими глазами, вислым носом и оттопыренной нижней губой прежнего, безукоризненно одетого, напыщенного Янке.

Но Янке был себе на уме. Волк не склонен был сдаваться.

В кабинете стояли упакованные чемоданы. Янке отобрал только самые важные, по его мнению, необходимые документы, которые уложил в объемистый кожаный чемодан. Туда вошла и картотека. В другой чемодан положил кое-что из драгоценностей, две пары белья, костюм и туалетные принадлежности.

Остальные бумаги, а их было много, были отправлены в печку, которая топилась бумагами все это время.

Поздно вечером, после ужина, Янке позвал к себе в кабинет управляющего имением Тецке и, дав ему необходимые распоряжения по ведению хозяйства, сказал, что уезжает в Берлин, возможно надолго, и надеется, что в его отсутствие в имении все будет идти своим чередом.

В свои планы он, конечно, никого не посвящал. Жена остается в имении. Маркус едет с ним в Берлин, оттуда – на фронт.

В Берлине необходимо будет подготовить несколько вариантов документов для себя, кое с кем встретиться и обговорить некоторые весьма важные для своего будущего вопросы. После этого – на запад. Там найти общий язык с американцами. А у него есть чем заинтересовать их. Они поймут его. Только в союзе с ними... Только с ними против Советов... Этому он посвятит остаток своей жизни. Он еще покажет себя.

КАК ПОСТУПИТЬ МАРКУСУ?

Не сомкнул глаз в эту ночь и Эрвин Маркус. Не спал он не потому, что ему было жаль расставаться с имением Любрассен или что его волновала судьба фашистского рейха, и не потому, что заботили его мысли о том, как и с чем переметнуться к новым хозяевам. На фронте умирать за гитлеровскую империю и ее фюрера он тем более не собирался. Он, конечно, сказал Янке, что уйдет на фронт, но – так от него требовалось.

Маркус-Усов последнее время не имел связи с Центром. В декабре к нему никто не пришел на явку, никто не пришел и позже. Все попытки Усова связаться с Москвой не увенчались успехом. Это его волновало и беспокоило, и не только потому, что человек, который должен был с ним встретиться, мог попасть в руки гестаповцев, а гестаповцы могли нащупать его след. Это, конечно, тревожило. Но беспокоило Усова другое. Война близилась к своему концу, участь гитлеровской Германии была решена. Советская Армия освободила Польшу, вступила в Померанию, завершала разгром восточно-прусской группировки фашистских войск. Ну, месяц еще, от силы два, – и  П о б е д а. Конец войне. Конец его длительной, очень затянувшейся командировке. Маркус-Усов неплохо поработал. Но дело нужно довести до конца. У него скопилось немало ценной информации, и не только ценной, но и срочной. Сам Янке, его материалы, картотека представляли немалый интерес. Маркус-Усов последнее время был у него помощником, так сказать, правой рукой. Янке ему почти все доверял. Почти все, но не все. Янке имел документы, к которым никого не допускал, он знал больше, чем Маркус. Информация устареет и станет никому не нужной. Документы и картотека могут погибнуть или исчезнуть. Сам Янке тоже сбежит. Вероятнее всего, он постарается удрать на запад.

В начале марта связь неожиданно, как иногда случается, была восстановлена. Встреча состоялась в Бернау, на запасной явке. С Усовым через одного из участников Сопротивления, местных патриотов, встретился человек, который всего три дня тому назад был в Москве. Человек, назвавший себя Виктором, оказался командиром разведгруппы, которая была выброшена в район Нейруппина командованием Второго Белорусского фронта. Группа имела рацию, и срочные сведения Маркуса-Усова были переданы командованию.

Это была только часть дела, которое Усов стремился осуществить. Как быть с документами и самим Янке? Как быть?! Захватить Янке с его багажом, переправить на базу группы, вызвать самолет и отправить на Большую землю! Хорошо бы! Но это нереально. Там, где находилась разведгруппа, не было условий ни для базы, ни для приема самолета. Лес небольшой, кругом населенные пункты, дороги, войска. В группе пять человек вместе с командиром, из них девушка-радист, разведчик с вывихнутой ногой, два разведчика находились в другом районе, километров за тридцать. Вот и все наличные силы. Со знанием языка в группе было слабо. Командир группы знал немецкий, но знал так, что любой немец после нескольких произнесенных им слов мог сказать, что он иностранец. Могла объясняться и радистка, но только объясняться, а не сойти за немку. Поэтому проводить операцию по захвату Янке, доставке его в район Нейруппина и прочее нечего было и думать.

Усов все-таки думал. Он советовался с Виктором, просил его радировать об этом командованию. Договорились встретиться через две недели. Раньше никак не получалось. У Виктора свое задание сложное и большое, да и обстановка непростая. Везде военные патрули, контрольные пункты, разумеется, действует контрразведка, везде проверка документов, при малейшем подозрении хватают. Гитлеровцы чуют свою погибель и неистовствуют.

Янке никому, даже Маркусу не говорил о своей поездке к Шеленбергу. По приезде в Любрассен на следующий день начал готовиться к отъезду. Сегодня вызвал Маркуса в кабинет. Начал издалека. Поинтересовался самочувствием, делами, полученной информацией, новостями. Сделал небольшой экскурс в прошлое. Затем без перехода сказал:

– Мне очень жаль, коллега Маркус, но нам, по-видимому, придется расстаться. – Усов сделал удивленное лицо. – Да, да, вы не ослышались.

– Что случилось? Шеф, вы мною недовольны?

– Ну что вы! Я вами доволен, даже очень, но обстоятельства складываются так, что я вынужден буду надолго уехать в Берлин, ближе к начальству.

– Не понимаю. Мы работали с вами и в Берлине.

– Я поступаю в распоряжение «большого шефа» для выполнения особого задания. – Под «большим шефом» Янке имел в виду Гиммлера, это Усов знал. Янке затянулся папиросой и помолчал. – Я должен буду работать над одной проблемой, один, без помощников.

– Насколько я понял, шеф, я свободен поступать в дальнейшем по своему усмотрению?

– Разумеется.

– В таком случае я уеду на фронт.

Янке согласился взять Маркуса с собой в Берлин. Там они должны расстаться. Маркус может поступить, как он найдет нужным. В его услугах Янке больше не нуждался. Он попросту сматывал удочки, и этого не мог не понимать Усов. Хитер! Боится, чтоб не опоздать. Быстрее, нежели мог предполагать Усов. Завтра только пятница, а встреча с Виктором – во вторник. На помощь Виктора рассчитывать не приходится. Что делать? Как поступить? Усов не спал всю ночь.

...Многое вспомнилось ему в эту ночь. Вспомнилась Москва, хотя о Москве он думал всегда и везде. Думал как о столице своей страны и как о городе, где родился и вырос, где живут его мать и сестренка Люба. Как они там? Он рос и воспитывался без отца. Отец погиб в начале революционных событий в бою с юнкерами у Никитских ворот. Остались они одни: Люба совсем маленькая – годик с небольшим, он был второклассником. Мать работала на текстильной фабрике в Хамовниках. Сколько сил и здоровья стоило ей поднять на ноги малолетних детей! Работал инженером на заводе. Потом партия направила его для работы в органы госбезопасности. Люба окончила медтехникум, работает медсестрой в Боткинской.

Усов встречался до этого с комиссаром раза два или три. Был у него в кабинете в самом начале, когда перешел на работу в это учреждение, затем, когда проходил подготовку. Комиссар приезжал к ним в школу. Встретив Усова в коридоре и поздоровавшись с ним за руку, спросил, как идет учеба и не скучает ли по заводу.

Комиссар был известным человеком в чекистской среде. Он пришел в органы ВЧК в восемнадцатом, работал под руководством Петерса. Его лично знал Феликс Эдмундович Дзержинский. Человеком он был простым и доступным, но строгим и требовательным. Излагал мысли без выкрутасов, говорил всегда то, что думал. Никогда не кривил душой ни перед начальством, ни перед подчиненными. Это знали все. Усов знал также и то, что, если комиссар не будет уверен в человеке, то в командировку не пошлет, и никто не поможет – ни кадровики, никто другой. Поэтому, когда его вызвали к комиссару перед поездкой за границу, он волновался. В конце разговора комиссар вдруг сказал:

– Есть у тебя, Усов, один недостаток. Извини меня, что обращаюсь на «ты», мы с тобой выходцы из простого люду, из рабочих.

Усов вздрогнул и насторожился. Никаких «грехов» он за собой не замечал, да и другие ни о чем таком ему до сих пор не говорили.

– Да ты, пожалуй, и сам об этом знаешь. – Комиссар остановился и, улыбнувшись глазами, спросил: – Знаешь, какой недостаток?

– Нет, не знаю, товарищ комиссар, – честно признался Усов.

– Иногда нахальства недостает. Да, да, нахальства или, деликатно выражаясь, смелости. У вас, у интеллигентных людей, в хорошем, конечно, смысле слова, есть это. А разведчику, случается, необходимо проявить в различных пределах и нахальство.

Усов не знал, что и думать. Все кончено. Если разведчику не хватает смелости, то куда же его посылать?

– А так ты парень во всех отношениях неплох, – продолжал комиссар как ни в чем не бывало. – Думаю, дело у тебя дойдет. Все в идеальном виде бывает только в плохом фильме. Там разведчик и красив, и умен, и ловок, и силен, и смел, и находчив. В жизни все несколько сложнее. Ну, если обстановка потребует приобрести и то качество, которого у тебя, по-моему, не хватает, ты, надеюсь, приобретешь его для пользы дела.

– Постараюсь, – облегченно вздохнул Усов. Он заметил, что у комиссара совсем седые волосы, землистого цвета лицо и добрые усталые глаза. На прощание комиссар, провожая его до двери, сказал:

– На советскую разведку возложена почетная и очень ответственная задача. Вести активную борьбу за безопасность первого в мире социалистического государства, за мир и делать все возможное и порой невозможное, чтобы вскрывать замыслы поджигателей войны, вскрывать их планы, разоблачать их махинации.

Усов раньше бывал за границей, но поездки были кратковременные и несложные. Сейчас другое дело.

Поступило указание включиться в работу. В один из августовских дней ему предстояло встретиться с человеком и продолжить с ним работу. Тех, кто работал с этим человеком раньше, Усов не знал, да и знать ему было не положено. О самом человеке Усову сообщили минимум необходимого, из которого он понял, что коллега в его будущей работе человек солидный, давно работает в этой области и в Москве его ценят. И еще Усов понял, что на него ложится немалая ответственность.

Встретились они под вечер после условного знака Усова на службу. Усов, конечно, знал основные приметы этого человека, знал, что он является членом СС и иногда надевает форму, но, когда на берегу озера, где они должны были встретиться, к нему направился высокий пожилой мужчина в эсэсовской форме, ему стало не по себе. После обмена паролями и нескольких обычных при знакомстве фраз Усов хотел было завладеть инициативой разговора. Он в данной ситуации был старшим по отношению к этому эсэсовцу. Но не успел Усов открыть рта, как тот развязно сказал:

– Ну что ж, рад с вами познакомиться, герр Маркус. Готов продолжить с вами вместе наше довольно опасное, скажу вам, предприятие.

Усову было известно, что его будущий коллега по характеру человек грубый, в отношениях с людьми ведет себя фамильярно, порой покровительственно, но сразу, при первом знакомстве, такого обращения он, естественно, не ожидал.

Новым знакомым Усова был Гельмут Альдингер. Работал Альдингер за деньги, человеком был надежным, проверенным на деле, и ему верили. Имел немалый круг знакомств, быстро сходился с людьми и умел использовать свои знакомства в интересах дела. Но главный интерес заключался в том, что он работал в министерстве иностранных дел и передавал документы всякие, какие только попадали ему в руки.

МАРКУС-УСОВ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

На следующее утро машина уже ждала у подъезда. Тецке вынес чемоданы, уложил их в багажник и услужливо открыл перед хозяином дверцу. Маркус нажал на стартер. Янке подошел к машине, нагнулся, чтобы сесть, но выпрямился, еще раз посмотрел на дом, где на втором этаже в окне его кабинета горел свет, дотронулся до плеча управляющего в тихо проговорил:

– Даст бог все обойдется благополучно, Тецке. Все будет хорошо. До свидания.

Тецке только заморгал слезящимися глазами и ничего не успел ответить. Хлопнула дверца, и машина тут же тронулась с места.

Янке торопился и, когда машина свернула на автостраду Кенигсберг – Берлин, попросил Маркуса ехать быстрее. На автостраде, несмотря на ранний час, движение было оживленным. Навстречу шло много автомашин с солдатами и военными грузами, к некоторым автомашинам сзади были прицеплены артиллерийские орудия, двигались, лязгая гусеницами, танки. К Берлину спешили автомашины с ранеными, на обочинах много было беженцев, которые тащили свои пожитки на повозках, велосипедах и просто в рюкзаках. В том и другом направлениях сновали легковые автомобили. Все это задерживало, мешало ехать быстро, и Янке заметно нервничал. Ему очень не хотелось задерживаться и ехать в дневное время. Было начало марта. Советские войска стремительно продвигались на запад, не сегодня-завтра они могли появиться здесь, на Одере. Самолеты с красными звездами господствовали в воздухе, и днем на автострадах можно было угодить под бомбежку. Только когда свернули в сторону от автострады, Янке успокоился. За эти дни он совсем выбился из сил. В машине плавно покачивало. Клонило ко сну. Начал мысленно восстанавливать все, что произошло в последние дни, особенно после ночного звонка Шеленберга. Все было правильно. День-два в Берлине для более близкого ознакомления с общей обстановкой, минимум самых необходимых встреч, а затем на запад...

Совсем рассвело, когда въезжали в Берлин. Город лежал, окутанный утренним туманом, ощетинившийся множеством заграждений, зениток, укреплений. По обе стороны улицы были заметны развалины – следы бомбежек. На каждом шагу патрули, контрольно-пропускные пункты, проверки. Маркус обратился к Янке:

– Шеф, если вы не возражаете, заедем на Фонтанненштрассе, я когда-то жил на этой улице, и думаю остановиться пока здесь.

Янке молчал, хотя Маркус видел в зеркало, что тот не спал. Только, когда машина круто свернула влево, на Фонтанненштрассе, Янке что-то буркнул в знак согласия.

Был ли это лучший или, как теперь говорят, оптимальный, вариант, Маркус сам не знал. Но он не видел другого выхода. Более того, в данном случае Маркус шел на определенный риск. Дело в том, что на Фонтанненштрассе он никогда не жил. Это мог знать Янке, который в свое время довольно долго проверял его. На этой улице жил Курт Оттер. Старый добрый друг Курт, которого Маркус знал давно и которому полностью доверял. Курт, несмотря на свой преклонный возраст и плохое здоровье, активно участвовал в сопротивлении фашизму. До войны за участие в гамбургских событиях познал, что такое гитлеровские тюрьмы и концентрационные лагеря. Воевал против фашизма в Испании, а когда возвратился в Германию, жил на нелегальном положении.

Небольшой домик Курта Оттера на дальней окраине Берлина стоял особняком, за высоким, потемневшим от времени забором, вдали от других домов. Хозяйкой дома фактически была старшая сестра Курта – Урсула, до войны она пускала квартирантов и на эти средства жила. Теперь квартирантов не было, Урсула обитала в доме одна. Изредка в доме появлялся Курт. «Только бы Курт был дома», – подумал Маркус, въезжая во двор Оттеров. Достав свой чемодан из багажника и поставив его у входа, Маркус возвратился к машине.

– Чашечку кофе, шеф, зайдемте в дом на минуту, – Маркус нагнулся к сидевшему в прежней позе на заднем сиденье Янке. Тот пошевелился и, вылезая из машины, недовольно ответил:

– Благодарю. У меня совершенно нет времени.

Он взялся рукой за ручку передней дверцы. Маркус шагнул вплотную к Янке и, приставив ему к боку «вальтер», тихо сказал:

– Спокойно, шеф... Следуйте в дом...

– В чем дело, черт побери? Что за шутки? – дернулся Янке.

– Спокойно, Янке. Предупреждать не буду. – Янке, увидев в руках Маркуса пистолет, открыл от удивления рот. Но затем до него, по-видимому, дошло, он сразу сник и, тяжело ступая, направился к дому. Маркус шел рядом, держа в прежнем положении оружие. Когда они подошли к двери, Маркус постучал раз, затем другой. «Что делать, если Курта нет?» Этот вопрос встал перед Маркусом вплотную. Послышались в доме шаги, щелкнул замок, и на пороге появился Курт.

– О, Маркус! Что случилось? – произнес он.

– Курт, пропусти, пожалуйста, нас в дом, – попросил Маркус.

– Да, да. Прошу, проходите, – сказал Курт и отступил в сторону.

Янке шагнул в открытую дверь и в то же мгновение дернул к выходу Курта. Тот, не ожидая такой выходки от незнакомого человека, потерял равновесие и буквально повис на Маркусе, едва не сбив его с ног. Но Маркус, отстранив от себя Курта, выскочил за Янке в переднюю. Грохнул выстрел, и Маркус, падая, успел только увидеть, как Янке бросился дальше в гостиную...

...О том, что было дальше, Усов узнал позже, когда пришел в сознание и врач разрешил Курту и его другу Хорсту поговорить с ним. Увидев Курта, он сразу же спросил:

– Как Янке? Ушел?

– Какой Янке? – в один голос переспросили Курт и Хорст.

– Как какой? Который ехал со мной?

– А-а, – протянул Курт, – лежи спокойно, все в порядке.

Курт и Хорст были не только друзьями, но и товарищами по борьбе с фашизмом. Усов случайно застал их в доме Оттеров. Они зашли, чтобы взять белье и продуктов. Поскольку встреча с гестапо им была крайне нежелательна, стук в дверь их, конечно, встревожил. Но Курт, посмотрев в окно и увидев Усова, сказал: «Все в порядке» – и пошел открывать. Хорст ушел в другую комнату. Когда послышался шум и крик Курта: «Хорст, на помощь!», а затем и выстрел, Хорст бросился в гостиную. Он еще подумал, что стреляли в Курта, и увидел незнакомого мужчину на подоконнике. Хорст выхватил свой пистолет и дважды выстрелил в незнакомца в тот момент, когда он собирался выпрыгнуть в окно.

Перевязав Усова, они устроили его в надежном месте, нашли врача, который оказал раненому первую помощь и лечил его до прихода в Берлин советских войск. Когда в Берлине закончились бои, Усов улетел долечиваться в Москву. Вместе с ним был отправлен в Москву и объемистый кожаный чемодан Янке с документами и картотекой...