Текст книги "Кристиан Фэй-2 (СИ)"

Автор книги: Саша Вайсс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

  Мадам Кочерыж наконец закрыла рот и суетливо поправила платок на голове. Она всегда так делала, когда была смущена и не знала, с чего начать.

  – Мне нужно... на прием,– наконец выдавила она и неожиданно для себя хохотнула. Но девушка понимающе кивнула, ее ладонь скользнула под локоть мадам Кочерыж. Не успела Салли опомниться, как они уже сидели на низком диванчике в залитой полуденным светом приемной.

  – Что вас беспокоит?– осведомилась секретарь и открыла небольшой блокнот.

  – Это долгая история. Мне срочно требуется помощь доктора Невруза, очень срочно.

  Мадам Кочерыж закрутила головой в поисках прославленного психиатра, но, натолкнувшись на деланно-грустное лицо секретаря, упала духом.

  – Сожалею. Сегодня весь день доктора расписан по минутам.

  – А завтра?

  – Завтра праздничный день, и доктора не будет в городе. Будет ли вам удобно придти после праздника?

  Салли ответила не сразу. Она рассматривала фарфорового херувима, трубившего в рог на столике неподалеку. Статуэтки она тоже не любила. Их мертвые глаза словно следили за каждым ее движением.

  – Да, давайте,– протянула она.

  – Сейчас принесу журнал, и мы запишем вас на следующую неделю. Я помню, у доктора было небольшое окно.– Девушка и ее милая улыбка скрылись за дверью, торопливый стук ее каблуков эхом отозвался в коридоре.

  Салли снова взглянула на херувима. Тот продолжал дуть в рог, и его маленькие глазки буравили женщину с ехидной злостью. Мадам Кочерыж с трудом оторвала от него взгляд и подняла голову. Вместе с ней подняли головы четыре Салли Кочерыж, все напряженно уставились ей в глаза, поджав бледные губы.

  Когда девушка вернулась, приемная опустела, а по улице Святых Сладострастников быстро шагала странная женщина, закрывая голову и лицо платком.

  Не доезжая до границ Брюхвальда, Диа натянула поводья и замедлила ход. Далеко внизу, под копытами ее коня шумел темный полог леса, деревья потрескивали в морозном, напоенном сосновым ароматом воздухе. На окраине, в вырубленной каверне ютилась деревенька. Окна ее домов золотились светом, за бревенчатыми стенами играла музыка и раздавался хохот,– селяне отмечали праздник шумно и буйно, как и полагалось в Ночь Зимнего Солнцестояния.

  Диа стащила перчатку, сунула пальцы в рот и пронзительно, по-разбойничьи свистнула. Второй и Третий, ехавшие чуть поодаль по правую и левую руки, вторили ее свисту, и звук разлетелся над деревенькой и темными лапами елей. Свет в окнах домишек тут же погас, откуда-то из-за холма донесся протяжный вой. С древности и люди, и оборотни знали, чем им грозила нечаянная встреча с Всадницей и ее свитой.

  А последние еще и чуяли, что происходило после ее леденящего свиста.

  Несколько мгновений все вокруг замерло и погрузилось в тишину. Затем из-под мохнатых ветвей опасливо выплыла прозрачная серая тень. Постоянно меняясь в размерах, она поднялась выше, к последнему в процессии всаднику, где застыла, колеблясь, словно дым на ветру.

  Еще несколько теней вынырнули из небольшого лесного кладбища и присоединились к Дикой Охоте, смирно выстроившись в конце. Одна, совсем крохотная, показалась из покосившейся пристройки к дому, ее туманное облачко прибилось к самому хвосту. Похоже, за минувший год селение навестила настоящая эпидемия, решила Диа, хлестнув коня поводьями. Это значило много работы, в соседних селениях, а, может, и больших городах. И где носило еще четверых всадников, когда они были так нужны? Девушка скрипнула зубами, и больная нога привычно заныла на ветру.

  Полномочиями проводника Диа наделяли лишь в Ночь Зимнего Солнцестояния, от заката солнца до его первого луча. Впрочем, ей с лихвой хватало и двенадцати часов – уж слишком изматывал нескончаемый поток энергии, льющийся сквозь нее, словно океан через крохотный кран. И пользоваться столь могущественными силами еще хоть раз за год без необходимости она ни за что бы не стала.

  Когда Диа пересекла границу Брюхвальда, ее свита заметно увеличилась. Четверо опоздавших наконец нашлись, и теперь следом скакало двенадцать всадников, оживленно переговариваясь, точно торговки на базаре. За ними тянулись стенающие и шипящие тени недавно умерших. Бесплотные и неприкаянные, они появлялись группами, поднимаясь от кладбищ, поодиночке выныривали из-под темных крон лесов и присоединялись к процессии. Дорога в вечность царства мертвых их ожидала недолгая, всего одна ночь и сотни миль пути. Двенадцать часов пути, и духи уплывали в сияющее ничто, где их ожидал суд гораздо более серьезный.

  Диа ехала молча, сжав губы и всматриваясь в далекие нити дорог внизу. Туманные пряди облаков прочно вплелись в ее волосы, ветер свистел мимо, кружа тучи снега. Но пальцы Мастера все так же крепко держали поводья, а глаза не мигали. Диа дель Боско всегда справлялась со своими обязанностями по высшему уровню, не упуская ни единой мелочи. В мелочах скрывается самая суть, где-то слышала она. Отличная мысль, вот только кроме Диа никто ее не понимал.

  Девушка потерла затекшую шею и вновь уставилась под копыта коню. Леса сменялись полями, поля сменялись горами, а затем снова лесами. Брюхвальд славился просторами, которые становились особенно безлюдными и опасными ближе к окраине страны. Тот парень, Фэй, был родом из Брюхвальда, она прочла это в его досье. Выходец с востока и крестная фея в одном флаконе, ха. Еще ни один Брюхвальдец на ее памяти не отличился добросердием и порядочностью, уж Диа-то знала. В горном Фьордалле всегда только и было разговоров, как южный сосед расплодил нечисть, да какую жесткую политику ведет их отсталый монарх. Который по слухам являлся к тому же вампиром. И как в подобной стране могла вырасти нормальная крестная фея? Кристиан Фэй казался очень странным, не похожим на остальных, и эта его искренняя широкая улыбка... Мотнув головой, Диа вернула свои мысли к цели Охоты.

  Первой жертвой охотников должен был стать некто особенный, кто-то с запятнанной черной душонкой, не заслуживающий помилования...

  Глаз Диа уловил движение, и она склонилась ниже. Через поле внизу кто-то брел, по колено утопая в снегу. Крепко сбитый мужчина с короткой бороденкой, столь популярной на окраинах Брюхвальда; стеганая куртка топорщилась на его плечах, а по спине колотил дорожный мешок. За руку мужчина тащил еле поспевавшего мальчика, изредка хрипло прикрикивая и перетаскивая его через сугробы. Ребенок поспевал за спутником без особого энтузиазма, но и не сопротивлялся. С высоты казалось, что отец вел непослушного сына домой. Или же сын поспевал за пьяницей-папашей.

  Вот только в Ночь Солнцестояния Диа дель Боско видела больше, чем остальные.

  Фицпатрик очень торопился.

  Два дня назад ему наконец удалось заманить девчонку в лес. Когда все было кончено, он оставил ее в сугробе истекать кровью, а сам поспешил в соседнюю деревню, где напился до потери пульса. Местная бормотуха буквально свалила его с ног. Лишь к Ночи Солнцестояния он пришел в себя и отправился в путь, вооружившись револьвером и кухонным ножом.

  Тающий снег хлюпал в сапоге, отчего Фицпатрик еще больше обозлился и дернул сжатую в кулаке ручонку. Мальчишку ему продали местные селяне, с которыми он распивал накануне. Всего десяток монет и обещание обучить засранца мастерству кожевенника – вот и вся цена, что очень обрадовало не только убийцу, но и продавцов. Родители только и ждали, чтобы сбагрить грязнулю с глаз долой куда подальше.

  И теперь Фицпатрик именно туда и направлялся, куда подальше и как можно скорее.

  Однако время для бегства он выбрал крайне неудачное.

  За его спиной, откуда-то с небес донеслось ржание лошадей, заслышав которое, Фицпатрик удивленно остановился.

  Диа ухмыльнулась и спикировала к снежным барханам. Позади нее несся плотоядный рык: демоны чуяли свежего грешника. Путник обернулся, и его красное от мороза лицо исказила гримаса ужаса, а глаза под кустистыми бровями выпучились.

  За эти самые глаза и ухватила его Диа, сунув в них пальцы. Конь набрал высоту, и тело мужчины полетело рядом, подрагивая на вытянутой руке девушки. Постепенно конвульсии прекратились, Диа разжала пальцы, и тело тяжелым мешком полетело на белый наст далеко внизу. Всадники засвистели и закричали, снизу донесся тоненький вскрик, а позади, к хвосту процессии присоединилась черная тень. В горе она воздевала бесплотные руки к небу, разевала пустой рот, но толпа ей подобных уже тянула ее следом.

  Миссия была исполнена по высшему разряду, как и полагалось по инструкциям: жертвой стал опасный преступник, приношение Охоте произошло в безлюдном месте,– последние века Всадникам запрещалось устраивать карательные представления посреди городов, дабы избежать массовой паники, и приходилось ограничиваться деревнями и безлюдными пустырями. Хотя казнь посреди центральной площади Петрополиса несомненно оказала бы больший воспитательный эффект.

  Все прошло согласно предписанию, но Диа никак не могла отправиться дальше.

  Серые глаза мальчика пристально следили за ней. Не двигаясь, он оставался рядом с упавшим искореженным телом, снег поглотил его почти по пояс. Его курточка казалось слишком легкой для Брюхвальдской зимы. Диа могла разглядеть его голубоватые от мороза губы даже с высоты полета своего коня.

  – Что будем делать с мальчонкой, мэм?– донесся за ее спиной бас Второго.

  – Оставим в снегах, это не наша забота,– прошипел похожий на ласку Седьмой, и Второй недовольно хмыкнул.

  Дикая Охота судила жестоко, но справедливо. А невинная душа, замерзшая и разодранная волками,– это было очень несправедливо.

  Наконец приняв решение, Диа дернула поводья, и конь принялся спускаться, описывая вокруг ребенка круги. Оказавшись на земле, девушка спрыгнула на белый наст и скинула шубу с плеч. Мастер Зимнего Солнцестояния все равно не чувствовал холода. А завтра... Завтра она что-нибудь придумает, и будет здорова, как бык.

  – Эй, мальчик! Иди сюда.

  Она старалась сделать голос как можно мягче, но сказанное все равно прозвучало, словно приказ. Улыбка наверняка тоже выглядела натянутой, но Диа уже было плевать. Она чувствовала, что затащит мальчишку на коня даже силком, если потребуется, но не оставит его умирать в глуши.

  Однако ребенок смерил ее недоверчивым взглядом и шагнул навстречу сам. Он обошел покоящееся в снегу тело, приблизился к коню. Знакомая обреченность скользила в его взгляде,– с такой же он следовал за своим покупателем, привыкший подчиняться и принимать удары судьбы молча и с сухими глазами. С помощью Диа он забрался в седло, неуклюже свесив ноги, и закутался в наброшенную на его плечи шубу. Когда Диа села позади и ухватила поводья, бледные пальцы мальчишки тронули ее запястье, оставив морозный след на коже.

  – Держись крепче,– пробормотала девушка и ударила коня пятками. Дикая Охота продолжила путь.

  Скрывшись из дома номер 6 по улице Святых Сладострастников Присциллы и Эдельберта, мадам Кочерыж направила свои стопы, куда глаза глядят. Вернее, почти куда глаза глядят, предусмотрительно избегая черных кошек, кухарок с пустыми ведрами, а также недобро выглядевших ворон, каркавших на верхушках фонарей. Проследовав по набережной, Салли перешла реку и направилась к Рельсовой улице, навстречу грохоту колес и паровозным гудкам.

  Неподалеку от вокзальной площади она нырнула в потрепанную временем арку. Там, в глубине двора темнела неприметная дверь городской библиотеки. Жители Петрополиса не очень-то любили читать, предпочитая иные развлечения, и заставленные томами комнатки обычно довольствовались одним-двумя посетителями в день. Также в библиотеке напрочь отсутствовали зеркальные поверхности, что являлось несомненным плюсом.

  – Приветствую, мадам Кочерыж! Давно вы не заходили.

  Немолодой мужчина приятной наружности улыбнулся и вышел навстречу из-за стойки с наваленными на ней книгами. Его протертый на локтях бархатный пиджак весьма удачно оттенял желтоватые от курения кожу лица и козлиную бородку.

  – Господин Червс, добрый день! – Салли стащила дырявую перчатку и протянула руку для поцелуя. При виде библиотекаря ее настроение заметно улучшилось. Несмотря на то, что за многие годы мадам едва ли перемолвилась с ним и сотней слов, его изборожденное ранними морщинами лицо внушило ей спокойствие. На время неудавшиеся поиски психиатра были забыты, и Салли с радостью отдалась другим поискам.

  – Я ищу что-нибудь неординарное, какой-нибудь новый подход в области психиатрии. И, конечно, что-то такое, чего я у вас еще не брала. Понимаете, о чем я?

  – Недавно появились замечательные переводы научных трудов из Южного Содружества. Хотите взглянуть?

  Мадам Кочерыж с готовностью кивнула.

  Миновав две смежные комнаты, наполненные спертым воздухом и особым, книжным ароматом, она достигла отдела научной литературы. Библиотека давно не расширялась, и теперь потемневшие от времени шкафы громоздились так близко, что протиснуться между ними мог лишь один человек. Отыскав нужный номер, мадам Кочерыж заглянула в сумрачные глубины между шкафами и отпрянула. На какое-то мгновение ей показалось, что в глубине прохода что-то блеснуло, отразив свет.

  – Господин Червс! Господин Червс! – позвала она, но ответом ей была лишь пыльная тишина. Казалось, библиотека опустела, что казалось странным: господин Червс никогда не покидал своего поста надолго.

  Мадам Кочерыж, конечно, могла пройти мимо, оставшись без интересных трудов и вечернего чтива. Особенно ввиду последних странных галлюцинаций.

  Но, немного подождав, Салли все же шагнула в проход, протиснувшись между шкафами и больно ударила локоть о выступавший из общей массы том древнебрюхвальдской мифологии. В городской библиотеке никогда не висело зеркал, успокаивала она себя. Быть может, один из посетителей забыл металлическую безделушку: ключи или ручку?

  Но то была совсем не связка ключей. На полке на уровне глаз стоял толстый том в бардовой, добротной обложке. "Жизнеописание Салли Кочерыж, старой девы" – гласили тисненые нежно-розовые блестящие буквы, и сердце вновь принялось отбивать чечетку.

  Мадам Кочерыж прижала руки к груди и подошла ближе, разглядывая книгу, точно диковинного зверя. Нет, глаза не обманывали, на обложке действительно красовалось ее имя. Может, то была чья-то злая шутка? Господин Червс всегда казался ей слегка не от мира сего. Пару раз он приглашал ее отужинать, а Салли отказалась, сославшись на здоровье. Может, он решил отыграться и подсунул эту гадость?

  – Господин Червс! – на всякий случай повторила мадам Кочерыж. Библиотека оставалась тиха, лишь прерывистое, тяжелое дыхание срывалось с губ.

  Пальцем Салли осторожно подцепила край и раскрыла книгу. Она ожидала чего угодно, но только не этого.

  Под обложкой таилось зеркало. Отполированное и вклеенное в страницу, оно отбросило тусклый свет, сочившийся из окон библиотеки.

  На сей раз отраженная Салли Кочерыж не шевелилась. Глаза на ее распухшем, покрытом синюшными пятнами лице были закрыты, кончик языка торчал меж багровых губ, а шею крепко стягивала черная шелковая лента. Такая хранилась в бельевом шкафу Салли, еще девочкой она повязывала ее на похороны матери.

  Удавленная Салли захрипела, кровь из ее носа пошла пузырями. Заслышав исходивший из зеркала звук, мадам Кочерыж пошатнулась и ухватилась за первую попавшуюся полку. Затем подхватила юбки и бросилась прочь.

  – Куда вы, мадам? – окликнул ее наконец объявившийся библиотекарь, но Салли промчалась мимо, вне себя от ужаса и гнева.

  – Это было не смешно, старый козел!– рявкнула она на бегу и выскочила наружу, не позаботившись закрыть за собой дверь. Даже оказавшись на улице, она не снижала темпа, жадно глотая морозный воздух. Больше никогда, пообещала она, ни единого разу ее нога не переступит порог этого мерзкого заведения.

  Празднество в честь Ночи Зимнего Солнцестояния кипело и плясало. Диа могла расслышать его звуки еще за милю, так лихо и весело гости выпивали за бревенчатыми стенами дома. Узкие окошки запотели, и, даже когда девушка спешилась, а конь заржал, хохот и звон посуды не утих.

  Диа сделала знак, и один из Всадников оглушительно свистнул. Веселье за стенами оборвалось, и округа погрузилась в вязкую тишину.

  Вот это уже больше походило на подобающий прием.

  Подняв юбки, Диа совсем не по-дамски пнула дверь, и та с треском распахнулась. Из раззявленного проема повалил теплый воздух, влажный от паров пота и выпивки. Диа брезгливо сморщилась, но все же переступила порог. Мальчик последовал за ней, вцепившись липкими пальцами в ее ладонь.

  Единственный в комнате стол был накрыт: зеленые бутыли и рюмки, картошка, хлеб, соленья и наполненные тарелки закрывали собой все пространство скатерти. В центре даже золотился румяный поросенок с уже обглоданными боками и задом. Вокруг, зажатые меж столом и стенами хибары, теснились гости: бородатые мужики с разгоряченными спиртным лицами и не менее краснощекие женщины.

  – Похоже, у вашего семейства водятся деньжата,– Диа обвела изумленные лица взглядом.– А по дому и не скажешь.

  Гости продолжали напряженно молчать, рассматривая незваную гостью. Когда же Диа вывела вперед мальчика, в их глазах мелькнуло узнавание.

  – Чей ребенок?

  Одна из женщин выронила рюмку, и ее содержимое разлилось по полу. В комнатушке запахло спиртом.

  – Уот, сынок,– воскликнула сидевшая рядом особа помоложе и вытерла жирные руки о полотенце.– Вот и ты, негодник! Целый день тебя искали! Спасибо, госпожа, что привели его, мы так переживали...

  Еле выбравшись из закутка между столом, брюхатым мужиком и стеной, она склонилась к мальчику и растянула бесформенные губы в улыбке. Но Уот не шелохнулся, взирая на мать. Тучный мужчина в углу залпом проглотил рюмку самогона и с кряхтеньем вытер рот и бороду рукавом. Позади себя Диа слышала удивленный шепот Всадников.

  – Уот, иди ко мне. Что стоишь? – мурлыкала мамаша, искоса поглядывая на Диа. С трудом сдержав себя, девушка сжала ладонь мальчика. Заметив стоявшую в углу прялку, она тихо хмыкнула.

  Брюхатый ковырнул пальцами свиной кусок и потянулся за бутылью. Шепот позади усилился, кони нетерпеливо заржали.

  – Много ли вы напряли пряжи в этом году?– Голос Диа прозвучал слишком резко в стенах хибары, и некоторые из праздновавших инстинктивно дернулись. Лицо женщины вытянулось в недоумении.

  – Какая пряжа?

  – Какая пряжа, мэм? – прошептал Третий за ее спиной, но Диа лишь отмахнулась.

  Брюхатый довольно чавкнул.

  Пальцы Диа разжались, выпустив руку мальчика. Растопыренной пятерней она ткнула в сторону бородача и тот внезапно умолк. На его заросшем щетиной лице отразилось удивление, сам он выпрямился по струнке, не в силах пошевелиться.

  – Пряжа,– повторила Диа. Она снова обратила все свое внимание на женщину у своих ног, отчего та съежилась.– Вы же должны на что-то кормить сына и вот этого нахлебника,– ее рука указала на брюхатого.– Он ведь только и умеет, что пить. Правда, Заблуда?

  Заблуда что-то сдавленно булькнул и попытался дотянуться до соседа, но тот в ужасе шарахнулся прочь. Губы матери Уота растянулись в извиняющейся улыбке, обнажив пару недостающих зубов. Ее глаза беспрестанно косили в сторону захлебывавшегося мужика.

  – О, мадам, готовить пряжу так долго, а стоит она сущие гроши. На что же мы будем жить? В деревне нынче так тяжело, так тяжело... – Ее слова перетекли в неразборчивое причитание, а руки вновь потянулись к сыну.– Правда, сынок? Скажи доброй госпоже, как нам было тяжело все это время.

  Диа могла с легкостью назвать диагноз стоявшей перед ней дряни. И имя ему была лень.

  – Нет пряжи,– Диа склонилась к ее изрытому угрями и алкоголем носу, чувствуя, как ярость клокочет в груди,– нет и жизни бездельникам. Нужно думать о своей родной крови, а не о грязных мужиках и самогоне.

  Ее рука сжалась в кулак, и брюхатый поднялся из-за стола, выпучив глаза и хватая ртом воздух. Его толстые пальцы отчаянно скользили по поросшей щетиной шее, царапали ее, но бесполезно – его ноги отрывались от пола. Со скрежетом сдвинулась скамья, и извивающийся Заблуда поднялся к закопченному потолку.

  – Не ленитесь, и в следующее Солнцестояние будет вам прощение. А если нет,– мужчина завис над столом, нелепо дрыгая ногами. Сапогом он задел зеленую бутыль, и та опрокинулась кому-то на грудь.– Я вытащу ваши кишки и набью животы соломой. Не ждите пощады от Дикой Охоты.

  Побелевшие от напряжения пальцы Диа разжались. Брюхатый с грохотом обрушился на поросенка, разметав тарелки и остатки еды в стороны. Женщины с визгом полезли под стол, кто-то сдавленно ругнулся, кто-то потянулся за ножом. Мать Уота обхватила мальчика руками, похоронив его в своем необъятном теле, и по-коровьи заревела.

  – Это было не по правилам,– заметил Четвертый позже, и его карие глаза сощурились за прорезями маски. Но Диа прошествовала к коню, ничего не ответив. Что они вообще могли знать о правилах?

  Копыта коня трижды примяли снег, прежде чем он и его всадница взмыли в воздух. Следом поднялись остальные Всадники, округу огласил их громкий свист и гиканье. Из-за сумрачной лесной гряды показались новые души, и Диа направилась к ним.

  "Не сдавайся,– шепнула она мальчику на прощание,– я буду приглядывать за тобой".

  Мадам Кочерыж находилась на самой грани нервного истощения. Она боялась спать, боялась есть, выходить на свет божий и вообще приближаться к двери на улицу. Теперь улица превратилась в опасные джунгли, где зеркала появлялись в неожиданных местах, а казавшиеся надежными люди играли с ней злые шутки. Еще этот праздник Солнцестояния, будь он неладен... Вечерело, и за окном принялись взрываться волшебные хлопушки с дальнего запада; искры, которые они рассыпали, виднелись даже через плотные шторы. В газетах писали, что они очень опасны из-за нестабильной начинки, и пара человек с их помощью лишилась рук. Хлопушки и волшебство в списке страшных вещей Салли стояли в первой десятке.

  Также Мадам Кочерыж не любила праздники. Они вносили в ее бытие элемент мистики, грозя перевернуть жизнь на новый, чистый лист. И никто не обещал, что этот чистый лист окажется белым.

  В дверь постучали, и с испуга мадам Кочерыж едва не скатилась с кресла. Стряхнув первое оцепенение, она набросила на плечи халат и приблизилась к двери.

  – Да? – ответила она, на всякий случай придерживая ручку.

  – Это Лоли,– сообщил юный голос, и Салли с другой стороны припала к твердому остову двери. Какое облегчение, то была лишь официантка из кафе, всего лишь... Она внезапно похолодела от посетившей ее мысли. Но откуда Лоли узнала ее адрес? И почему явилась именно сейчас, когда вокруг происходило столько необъяснимых явлений?

  – Прошу прощения, но я не могу сейчас открыть,– дрожащим голосом ответила мадам Кочерыж.– Это что-то срочное?

  – Вас давно не было видно в нашем кафе, и я заволновалась. С вами все в порядке?

  – Все прекрасно, можете не волноваться.

  Однако Лоли не унималась. В ее тоне скользили настойчивые незнакомые нотки, и мадам Кочерыж еще раз проверила цепочку на двери.

  – Вы посещали врача? Если вам нужны лекарства или...

  – Ничего не нужно, спасибо,– перебила ее Салли.– Чувствую я себя отлично, просто не в настроении для прогулок.

   Некоторое время официантка молчала.

  – Хорошо, мадам Кочерыж. Приходите в кафе, я буду рада видеть вас.

  Сердце Салли отбивало крещендо, и она даже закусила губу, чтобы случайно не застонать от страха. Но, спустя некоторое время каблуки девушки процокали по лестнице и затихли внизу. Парадная дверь хлопнула. Мадам Кочерыж вновь оказалась отрезана от окружающего мира толстым пластом тишины.

  В вечернем сумраке тянулись долгие минуты. Наконец оторвав ухо от деревянной поверхности, Салли неспешно прошла обратно в комнату, по пути поправляя картины на стенах. Надо бы протереть пыль, напомнила она себе и вытерла измазанные пальцы о халат.

  Однако, войдя в комнату, она тотчас забыла и про пыль, и даже собственное имя.

  С противоположной стены на нее смотрело большое зеркало. Оно тускло мерцало там, где совсем недавно цвел идиллический пейзаж; за овальную раму был заткнут ярко-розовый клочок бумаги. Но мадам Кочерыж проигнорировала бумажку, не сводя оцепенелого взгляда с серебристой поверхности.

  На сей раз отражение было иным. За деревянными цветами рамы отражалась исчерченная полосами стена, буфет и комод, не хватало лишь самой Салли, застывшей напротив. Комната в зеркале была пуста. Мадам Кочерыж закрыла глаза, сосчитала до десяти и открыла их снова.

  Зеркало никуда не исчезло.

  Салли махнула рукой в надежде раскусить оптический обман. Но зеркало по-прежнему пустовало. Снаружи, за стенами дома снова загрохотали хлопушки, где-то наверху тихо заиграл граммофон.

  Отражение вынырнуло из-за рамы внезапно, когда мадам Кочерыж меньше всего этого ожидала. Одетое в тот же старый халат, с тем же неряшливым пучком, как у Салли, оно выглядело спокойным и уверенным. Таинственно улыбнувшись, оно поманило женщину пальцем, и у той задрожали колени.

  – Это – лишь игра моего воображения,– как можно уверенней произнесла Салли. Она даже сделала шаг вперед, навстречу переливающейся поверхности, затем еще один.

  Отражение ободряюще кивнуло и приложило ладонь к обратной стороне стекла.

  – Всего лишь галлюцинация на почве расстройства,– повторила Салли и, чтобы развеять сомнения, протянула руку.

  Когда из зеркала вынырнули серебристые, холодные пальцы и коснулись ее пальцев, разум покинул мадам Кочерыж.

  Она испустила глубинный крик и бросилась прочь, к двери. Та как назло оказалась закрыта на все замки, и Салли судорожно принялась подбирать ключи. Из комнаты доносился противный скрежет, будто кто-то скреб ногтями по стеклу.

  Наконец дверь поддалась, и она вынырнула в прохладу темневшего пролета лестницы, издав еще один крик. Из гостиной позади ей вторил дребезжащий металлический визг.

  А впереди блестела безжизненная поверхность зеркал.

  Равнины далекого запада впечатляли своей пустотой. Безбрежная снежная пустыня простиралась всюду, куда ни падал глаз, от края до края. Листен и горные цепи остались позади, и впереди расстилались земли бессмертных альв, куда людям путь был заказан. Ветер сдувал снег с вершин искрящихся холмов, отчего те походили на барханы, и сапоги Диа медленно потягивались белым налетом.

   Линия горизонта светлела, тучи рассеялись, и всадники скрылись вместе с ними, сердечно распрощавшись еще на год. Души мертвых растаяли, Мастер Солнцестояния осталась одна, посреди диких безлюдных степей. До восхода солнца оставалось еще несколько минут, и Диа решила использовать это время, чтобы немного отдохнуть. Одиночество всегда приводило мысли в порядок.

  Негромкий "блоп", раздавшийся рядом, заставил ее обернуться.

  Девушка в цветастом переднике присела в неловком книксене, расправив не менее цветастую юбку. Все,– и выражение ее округлого лица с синяками под глазами, и рыжие всклокоченные волосы, и неловкое сплетение пухлых пальцев,– говорило о спешке и беспокойстве, и Диа насторожилась.

  – В Петрополисе произошло еще одно убийство,– сообщила девушка и канула во мрак, где мгновенно растворилась. Диа вновь осталась одна среди молчаливых заснеженных просторов. Между тонкими бровями пролегла складка, а пальцы до синевы впились в хлыст.

  – Хлад! – рявкнула она.

  Мгновение спустя подле нее с небес опустился молочно-белый конь; снежный слой под его копытами чуть примялся. Ухватившись за поводья, Диа запрыгнула в седло и ударила животное каблуками. – В Петрополис!

Тупик

  Зеркальная поверхность стен вытянулась вперед и застыла конусами, отливая серебром в утреннем белесом свете. Словно неведомые руки и лица пытались вырваться изнутри наружу. На стеклянной тверди пальцев можно было даже разглядеть витиеватый рисунок кожи. Парадная превратилась в монолит цвета ртути, каждый лестничный пролет, каждая дверь и ручка сияли, отчего у инспектора Докопайца неистово слезились глаза.

  – Я не знаю, откуда взялись эти чертовы зеркала!– уже который десяток минут распинался владелец дома.– Сначала Салли изводила меня, чтобы я избавился от зеркал и стекол, несмотря на то, что господин Карнизз, известный дизайнер, настойчиво советовал мне использовать их при отделке подъезда и внутренних помещений. Но эта дамочка ничего не хотела слышать. Она даже расколотила пару декоративных вставок на парадной двери, представляете? А теперь я просыпаюсь и что вижу? Что эта сумасшедшая превратила весь дом в одно сплошное зеркало!

  Докопайц вскинул бровь.

  – У вас есть догадки, каким образом она это сделала?

  – Понятия не имею, да и мне не интересно, если честно. Вы знаете, что она страдала психическими расстройствами? Именно такие любят использовать черную магию, что, между прочим, очень опасно и запрещено законом! И таким вы позволяете жить рядом с нормальными людьми бок о бок!

  Домовладелец склонился ближе к инспектору, обдав его лицо сильным запахом лука.

  – Бок о бок,– повторил он.

  – То есть, вы и мадам Кочерыж конфликтовали,– многозначительно произнес инспектор и сделал пометку в блокноте. Гнев домовладельца сменился растерянностью, затем испугом.

  – Я бы не назвал это конфликтом. Скорее у нас были разногласия. Обычные споры, ничего серьезного, уверяю вас,– он натужно улыбнулся и покосился на подножие лестницы, на площадке которой они стояли. Докопайц невольно последовал его примеру и взглянул на распростертое тело. Окруженная лужей крови и тремя констеблями, потерпевшая походила на изломанную пародию бегущего человека: ноги раскинуты и согнуты в коленях, а руки вытянуты вперед, словно в попытке ухватить нечто, ускользающее из пальцев.

  Инспектор хотел было задать еще вопрос, но вдруг умолк и вновь посмотрел вниз. Затем с бешенством сунул блокнот в карман и принялся спускаться.

  Послепраздничное утро Кристиана не задалось с самого начала.

  Сначала его разбудили спозаранку, еще до первых лучей солнца. Фэй отпер дверь как раз вовремя: еще один удар сапога Лиса повредил бы обшивку безвозвратно. Выражение лица напарника было безрадостным, и, поняв все без слов, Кристиан принялся собираться.

  Вынырнув из вечной весны Общества в Петрополис, они попали под лавину снежной массы, мгновенно вывернувшей зонт Кристиана наизнанку. За белым вихрем исчезли даже крыши и могли пропасть и сами феи, если бы остались стоять еще хоть минуту.

  И, наконец, место преступления, которое походило на комнату кривых зеркал в бродячем цирке. Подъезд дома по Рельсовой улице был залит гладкой серебряной массой; даже на лестнице виднелись похожие на ртуть островки, словно расплавленное зеркало капало на мраморные ступени.