Текст книги "Замкнутые на себя"
Автор книги: Саша Суздаль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)
– Чего стоите, работайте! – раздался громовой голос и перепуганные спасатели принялись неистово копать, так что через час работы кокон был наверху, уложен на телегу и отправлен в дом управителя нома.
Когда, через несколько дней, прискакал Димузи, Инанна была уже вылечена и спала, дожидаясь своего часа. Проснувшись, она увидела возле своей кровати Энки и мужа, державшего её за руку. Она подняла глаза на Энки и, улыбаясь, сказала:
– Представляешь, мне приснилось, что я перемещалась вместе со станцией репликации и застряла в земле.
Посмотрев на их лица, она удивлённо спросила:
– Я что, правда, застряла в земле? – на что оба, муж и любовник, ответили вместе:
– Да!
* * *
Бонасис нашла свою вырвавшуюся лошадь, а вот кибитка уплыла вместе с грузом: травами и ягодой, собранными в горной местности возле Мессаки. Попрощавшись со всеми, она подошла к Рохо и попросила:
– Если встретите Альмавер, скажите ей, что зла не держу и буду ей рада всегда.
Рохо пообещал, но не сказал Бонасис, что её дочь вряд ли вернётся, пусть у неё будет хоть какая-то надежда. Самусь, покинув Мессаку, отправился в сторону столицы, Арбинара.
– Полетели к Лотту, – сказала Маргина, – в такой ветер король вряд ли начнёт празднества.
Рохо летел впереди, а за ним Русик и Лоори. Замыкали эскадрилью Онти с Доомом и Маргина с Мо. Лотт и Вета были рады гостям, но их удивило их количество.
– Что-то случилось? – спросил Лотт, а Вета внимательно рассматривала грязного Русика и такую же Лоори, не понимая, где они были. Балумут, обрадовавшись возвращению Мо и Блуждающего Нефа, тут же пристал к ним со своими крыльями.
– Хорошо, – согласился Мо, – только ты закрой глаза и сиди, не шевелясь.
Балумут обосновался посредине двора, а Мо и Блуждающий Неф, каждый со своей стороны принялись сооружать ему крылышки. Через некоторое время Балумут принялся хихикать.
– Ты чего? – спросила Маргина.
– Щекотно, – ответил Балумут.
Когда Мо и Блуждающий Неф закончили работу, окружающие тоже хихикали в ладошки. Балумуту сказали открыть глаза и он принялся поворачивать морду, пытаясь увидеть свои крылья.
– Попробуй взлететь, – предложил ему Вава, облетая маленькие белые крылышки медведя. Балумут усиленно замахал, отчего Вава отлетел в сторону.
– Ого, вот это да! – восхищённо воскликнул Вава. – А взлететь можешь?
Балумут попробовал, но не поднялся даже на вершок.
– Балумут, если ты не сядешь на диету, летать ты не сможешь, – сказала ему Маргина, прикрывая рот. Балумут на её слова не обратил внимания, для него важен был факт наличия крыльев, а не их функциональность.
Пока помылись, покушали, на землю опустился вечер. Маргина зажгла шар во дворе, как маленькую, домашнюю звезду и сказала:
– Где же, всё-таки, Сергей?
– Давайте проанализируем всё, что мы знаем, – предложил Блуждающий Неф.
– Так, первыми на Глаурию отправились Елайни и Бартазар Блут, – начала Маргина, но Рохо её перебил:
– Первым на Глаурию, находящуюся пятьдесят два мегапрасека назад, отправился Хамми, желая проверить, что затевает Бартазар Блут. Он вернулся на Деканат, а станцию из Глаурии автоматически отправил на Гренааль.
– Зачем? – не поняла Маргина.
– Пошутил, чтобы сбить с толку Бартазара Блута, – ответил Рохо.
– Хороши шутки, – хмыкнула Маргина. – Пусть, первым был Хамми, а потом на Глаурию отправились Элайни и Бартазар Блут.
– Нет, – сказал Рохо.
– Что ты меня перебиваешь? – возмутилась Маргина.
– Элайни на Глаурию отправилась одна, а за ней станция репликации, – сказал Рохо и добавил: – На планете Деканат пропали три глея, я думаю, что они отправились вместе с Элайни.
– А куда девался Бартазар Блут? – спросила Маргина.
– Бартазар Блут на тарелке прилетел на Контрольную и, вместе со станцией репликации, отправился на Деканат, – сказал Рохо и добавил:
– А Хамми, в это время, с помощью прибора в лаборатории на Деканате прыгнул на планету Контрольная.
– И по моей просьбе забросил Анаписа и Альмавер на планету Деканат, – добавил Блуждающий Неф.
– И им досталось, – улыбнулась Маргина.
– В это время Бартазар Блут из Деканата отправился на Глаурию на пятьдесят два мегапрасека назад, – добавил Рохо.
– А мы с Хамми, Онти и Рохо на тарелке летели на Парники, чтобы перебраться на Гренааль, думая, что Элайни полетела туда, – вставил слово Русик.
– Ага, летели, как пауки в банке, – хихикнула Онти, а потом вспомнила: – На этих Парниках меня чуть не съели.
– Из Парников вы прилетели на Гренааль и узнали, что Элайни там и в помине не было, а были мы с Мо, – констатировала Маргина.
– Мы с Хамми попали в вашу ловушку, – сказал Рохо.
– Которую мы благополучно отправили на Деканат, – засмеялся Мо.
– И из которой мы выбрались на Глаурии, куда попали вместе с Анаписом и Альмавер, – заключил Рохо.
– Всё как будто понятно, только неясно, куда же девался Сергей? – сказала Маргина, обведя всех вопрошающим взглядом.
Все молчали, так как ответ на такой вопрос никто дать не мог. Молчанье неожиданно нарушила лошадь, появившаяся из темноты и сказавшая:
– Всем добрый день.
Все уставились на тёмную лошадь, которая рассматривала сияющий шар наверху.
– У вас романтично, – сказала лошадь, рассматривая всех.
– Вы кто? – спросил Доом.
– Перед вами товарищ Тёмный, Наблюдатель Кольца, – сообщил Блуждающий Неф.
– Мы в чём-то провинились? – спросила Маргина, на что лошадь ответила:
– Есть немного.
– И что нам грозит? – спросила Маргина. Товарищ Тёмный вытащил откуда-то листок бумаги и, присев на зад, развернул её передними копытами.
«Властью, данной мне Кольцом:
1) Мо, назначается Хранителем на планету Парники.
2) Блуждающий Неф, назначается Хранителем на планету Гренааль.
3) Маргина, назначается Хранителем на планету Глаурия.
4) Онти, назначается Хранителем на планету Контрольная.
5) Рохо, назначается Хранителем на планету Деканат.
Приказ обсуждению не подлежит, и вступает в силу с момента оглашения».
Все застыли на месте, ошарашенные известием.
– Я не могу быть Хранителем, – отозвалась Онти, – я ещё маленькая.
– А что будет, если кто-то откажется? – спросила Маргина.
– В ином случае – дезинтеграция, – тихонько сообщил товарищ Тёмный, и добавил: – Я, надеюсь, все знают, что это такое?
Все замолчали, а потом принялись обсуждать, не обращая внимания на товарища Тёмного.
– А куда тогда денется Хаммипапа, если я назначена Хранителем на Глаурию? – удивлённо спросила Маргина.
– Я думаю, что это профессор Бартазар Блут, – ответил товарищ Тёмный, – который тут покуролесил.
Маргина открыла рот и присела на траву. Остальные продолжали обсуждать сообщение Тёмного, пытаясь соотнести свои назначения со своими намерениями.
– Ещё вопросы есть? – спросил товарищ Тёмный.
– Скажи, Тёмный, почему на Земле нет станции репликации? – задала неожиданный вопрос Маргина. – А то, знаешь, так неудобно туда добираться.
– Там слишком умный и озорной народ, – ответил товарищ Тёмный, – того и гляди, революцию в Кольце сделают.
Маргине показалась, что товарищ Тёмный знает об этом не понаслышке, а принимал в революциях на Земле самое непосредственное участие. Только, непонятно, в каком обличье: либо человека, либо лошади. «Может, он был лошадью товарища Будённого?» – предположила она, зная немного историю Земли и подумала: «Как бы он не услышал». Отогнав крамольные мысль, она спросила у Тёмного:
– Товарищ Тёмный, скажите мне, как мне вернуть свою дочь Элайни и где сейчас Сергей?
– На эти вопросы я ответить не могу, – ответила лошадь, – я вам, что – Большая Советская Энциклопедия.
«Всё-таки, услышал», – вздохнула Маргина и погрузилась в мысли о дочери и своём пропавшем зяте.
Репликация одиннадцатая. Сергей
Его больно ударило о какое-то большое странное металлическое кольцо, наполовину скрытое в земле. «Репликатор», – подсказала память, но тут что-то, громко ухнув сзади, снова бросило его на кольцо, вырубив сознание искристой россыпью звёзд.
Он, раскинув рук, плыл в небе, больно встряхиваясь на кочках. «Странно, – подумал он, – на небе кочек быть не должно», – а небо, удаляясь, сменилось грязным и тёмным лицом в зелёной шляпе, которое склонилось над ним.
– Серый…, Ерыгин…, ты меня слышишь? – хрипел, задыхаясь, далёкий голос. – Ты держись, Серёга, мы почти на месте.
– Чего молчишь, птица? – спросил по-русски у ворона, сидящего на камне, бородатый «дух», перезаряжая РПГ[24].
– Иди к русским, там тебе будет пища, – сказал он, поймав на мушку двух солдат, тащивших третьего, и уже положил палец на курок, но выстрела не увидел: его голова взорвалась изнутри, треснув, как спелый арбуз. Граната ушла мимо солдат, подняв столб пыли невдалеке и забросав их комками сухой земли. Ворон блеснул глазом и взлетел, растворяясь в воздухе.
Сергея больно уронили на камни, только боль в теле быстро ушла, а на смену ей зазвенела голова.
– Женя, держи крепче, – хрипел первый голос.
– Тащим, б… я, – отозвался звонкий голос и заглянул ему в лицо, – Серёга не спи!
Они ввалились в душную, перекрытую камнями щель, где его уложили на плащ-палатку у стены.
– «Сокол», «сокол», я «зенит», – повторял звонкий голос, который был Женя, – нас обстреляли из РПГ. Да, у нас один «трёхсотый»[25].
– Миш, сейчас «шмелей»[26] пришлют, – сообщил Женя и наклонился к лежащему, – лежи, Серёга, сейчас погрузимся и в Кандараг.
Над головами пророкотали «двадцать четвёрки» и вскоре затрещали вдали пулемётами. Миша собирал радиостанцию, паковал палатку.
– Вы кто? – не слыша своего голоса, спросил он.
– Здорово тебя, Серёжа, шандарахнуло, – отозвался тот, которого звали Миша. – Я Миша Столярчук, не помнишь?
Серёжа отрицательно помахал головой. Миша показал на второго и спросил:
– А Женю Сковороду что, тоже не помнишь? – Серёжа снова махнул головой, а Миша вздохнул:
– Видать тебя контузило немного. Ну, ничего, в Кандараге немного отлежишься, а там домой.
Он метнулся к разрушенному снарядом кяризу[27] и нацедил во флягу немного воды. Её горлышко холодило губы, а вода приятной прохладой прошлась по горлу, и Сергей облегчённо вздохнул. Загудели винты, и один из возвращающихся шмелей опустился, а пара зависла в воздухе. К ним тут же подбежали с носилками, на которые сразу уложили Сергея. Миша тащил на себе радиостанцию наведения «Багульник»[28], а Женя две «триста девяносто вторые»[29]. Быстро погрузились на борт, и вертушка взлетела. Привычно трясло, но вибрация успокаивала знакомыми ощущениями, и Сергей незаметно для себя уснул.
* * *
«Стройная блондинка хватала за руки мужчину с усами и кричала: „Не смейте, профессор“, – и Сергей провалился в искрящуюся темноту, а ему вдогонку летело переходящее в бас: „Не-е-е-е-т!“ Он летел в невесомости, втягиваемый с невероятной силой в сужающийся к лучу туннель, растворяясь светом и рассыпаясь на искры. Он закричал: „Н-е-е-е-ет“ и его голос неестественно запищал детским тенором, переходящим в комариный писк».
Он проснулся в поту, выпученными глазами глядя вокруг, не понимая, откуда рокот и тряска. «Лежи, лежи!», – прокричал ему немолодой санитар, а Сергей зыркнул взглядом по сторонам, но, увидев знакомые лица Миши и Жени, успокоился: пусть он их не помнил раньше, но у них уже было маленькое совместное прошлое, которое их объединяло.
– Лежи, Серёжа, уже Кандараг, – спокойно сказал Миша, смочил платочек и положил ему на голову. Сергей взял у него флягу, припал к ней и всё выпил, запоздало вспомнив, что нужно было оставить другим.
– Не беспокойся, – понял Миша, – мы уже на земле.
Сергея сразу же отнесли в санбат, и Миша отправился с ним. Женя ушёл сдавать радиостанции и выверять документы. Молодой доктор в очках, из свежего набора, осматривая Сергея, уже привычно спросил:
– Что с ним? – как будто сам не видел.
– «Духи»[30] из «зелёнки»[31] гранатой цапнули, – объяснил Миша. Доктор послушал, потыкал ладонью в разных местах: «Здесь не болит? А здесь?» – посмотрел Сергею в глаза, оттягивая веки и, вытянув шприц, вколол ему глюкозы. Запустив руку в коробку с кучей таблеток, вытащил оттуда пару упаковок и сунул Сергею со словами: – По одной таблетке три раза в день и полежишь у меня недельку, я посмотрю.
– Лейтенант, нас вывозят на днях, – забеспокоился Миша.
– Пусть здесь полежит до отъезда, – бросил доктор и, поправив золотые очки, объяснил: – У него коммоционно-контузионный синдром, видимых повреждений нет, но мало ли что – голова инструмент нежный.
Миша смотался на кухню и принёс два котелка: с гречневой кашей и компотом из местных фруктов. Сунул ложку Сергею, приглашая:
– Кушай.
– Я не хочу, – отмахнулся Сергей. У него, правда, никакого аппетита не было. Миша настоял и, чтобы не спорить, Сергей ковырнул ложкой в котелке. И только глотнув, почувствовал, как он проголодался. Но пару съеденных ложек успокоили желудок, и стало немного мутить. Сергей выдавил три таблетки и запил их компотом из кураги.
– Тебе ж сказали по одной, – погрозил пальцем Миша. Он собрал ложки и, бросив их в пустой котелок, сказал: – Компот я оставляю, захочешь – попьёшь.
– Ты иди Миша, я посплю, – сказал Сергей и прикрыл глаза.
* * *
Вывозили их только через полторы недели. Доктор предлагал уезжать вместе с раненными солдатами, но Сергей упросил его отпустить с Мишей и Женей. Ему совсем не улыбалось ехать с чужими людьми неизвестно куда и зачем. Миша и Женя были спасительным мостиком с внешним миром, о котором Сергей не помнил ничего, несмотря на то, что все бытовые привычки у него сохранились.
– Ты не беспокойся, – успокаивал его доктор, – со временем память должна вернуться. Ты, главное, не напрягайся и по приезду покажись доктору. Понял?
Сергей кивнул головой и вместе с Мишей и Женей отправились на борт Ил 76-го. Только успели забраться на первую палубу, как десяток БТРов подвезли ещё улетающих.
– Мужики, вы кто? – спросил Женя.
– Сто семьдесят третий отряд, – ответил дядька с волосатой грудью и перевязанной головой, придавливая плечом Женю и улыбаясь: – Домой?
– Домой, – ответил за всех Миша.
– А ты чего хмурый? – спросил у Сергея разговорчивый дядька.
– Ему тоже, как и тебе, по ушам дали, – хмыкнул Женя.
– До свадьбы заживёт, – мудро ответил дядька, и попросил: – Вы меня до Москвы не будите, отосплюсь за все годы.
Долго стояли с открытой грузовой кабиной. Тройка «шмелей» покружила вокруг аэродрома, высматривая «духов» по кяризам и «зелёнке». Потом взлетели два «грача»[32] сопровождения, подняли грузовую рампу и, после короткого разбега, самолёт тяжело взлетел.
Москва ошарашила непривычной вольностью, как будто попали в другую страну. Попрощались на Казанском вокзале: Миша и Сергей ехали в Барнаул, а Женя в Киев, на родину. Выпили, по обнимались, и Женя ушёл, помахав на прощанье рукой.
О том, что Миша едет с ним, Сергей узнал только в Москве. Миша, за суматохой отъезда, забыл, что Сергей ничего не помнит. Пришлось ему рассказать, что у Миши сестра Люда в Барнауле, и что дружба у них с Сергеем возникла как раз с этого повода. Миша у сестры не был ни разу и часто просил Сергея рассказать о городе. Сестра работала на меланжевом комбинате, а её муж, Гена, водителем.
Сели в поезд до Новосибирска и все три дня Миша рассказывал Сергею о его жизни то, что едва знал сам. Оказалось, что у Сергея есть дом в Барнауле, родители умерли, а сам он, до службы в армии, работал на станкостроительном заводе. У Сергея было ощущение, что он узнает чужую жизнь, так как то, что рассказывал Миша, с собой никак связать не мог. Он благодарил бога, что с ним едет Миша, так как самому ему пришлось бы туго. Подумав немного, Сергей решил, что в таком положении вещей есть определённый плюс – он может начать жизнь сначала.
Из Новосибирска в Барнаул ехали электричками с пересадкой в Черепаново. Барнаул, несмотря на то, что он в нем жил, для Сергея был чужим, и он с интересом разглядывал старые, раскрашенные, каменные дома, которые приятно радовали глаза. От вокзала они сели на автобус и долго тряслись до посёлка Власиха, где жила сестра Миши.
После первых объятий и радостных слов им сразу же приготовили баню, где они попарились, а тут уже и вечер, и стол, и соседи подошли. Гена Сёминов, муж Люды, поднял рюмку:
– Давайте выпьем за ребят, досталось им в армии. Миша и Серёжа, за вас!
Пару дней гуляли, а на третий Гена на «Волге» всё-таки отвёз Серёжу на родное подворье. Деревянный дом, пятистенок, покрашенный зелёной краской, с остеклённой верандой и шиферной крышей был также одинок, как и Сергей, и наводил в его душе не радость, а тоску. Они поковырялись с Мишей, поправляя забор, выпили в доме захваченную с собой бутылку, а на вечер, подобранные Геной, возвратились к Мишиной сестре.
По истечению недели Мишу посадили на поезд и отправили домой, на Украину в Канев, а Сергею пришлось обосноваться в своём доме. На станкостроительном заводе его приняли в родную службу по обслуживанию станков с ЧПУ[33], благо, навыки работы с электроникой у него не пропали, а вот людей он никого не помнил.
Его жалели, пытались помочь, чем могли, но такое отношение больше обижало, больно напоминая ему о его травме. Наступила зима с морозами и глубоким снегом. По старенькому телевизору передавали об окончательном выводе советских войск, и Сергей с болью всматривался в мелькающие кадры, пытаясь увидеть знакомые лица.
Женя писал из Киева гневные письма, настойчиво приглашая его к себе, так как у него к Сергею есть «дело». В один из весенних выходных дней Сергей, сидя в своём доме, так и остающимся ему чужим, подумал, что его с этим городом ничего не связывает, и отнёс в местную газету объявление о продаже дома. Покупатели нашлись, Сергей продал дом, сел на поезд и укатил в Киев.
* * *
Женя Сковорода принял его, как родного брата. Жил он на Золотоворотской улице 15, в угловой квартире на втором этаже, выходящей на Золотые ворота. Одну комнату занимала его старшая сестра, Нина, а вторую Женя разделил с Сергеем. Вечером, за рюмкой водки, Женя, оседлав свой конёк, делился своими коммерческими планами. Сергей слушал его, улыбался, ничего не понимая, и поддакивал.
Когда Женя посетовал на недостаток средств для раскрутки, Сергей тут же вытащил из кармана деньги за дом и положил на стол. Женя, выпучив глаза и перебирая купюры, только и смог выдавить из себя: «Ну, ты…! Ну, ты…!», – а потом долго обнимался и пьяно плакал, уверяя, что деньги не пропадут и отныне они компаньоны навек. Сергей улыбался, радуясь тому, что эти деньги, которых ему было совсем не жаль, помогут Жене, а может быть и ему, в новой, так быстро изменяющейся жизни.
Потом понеслись будни, наполненные поездками: то в Москву, то в Польщу, непременные баулы то с вещами, то с электроникой, то из шмотками или ещё каким-либо «дефицитом» учуянным Женей. Иногда приходилось поработать кулаками, прикрывая друг другу спины. В определённых кругах их зауважали и старались к ним не лезть, называя их не иначе, как «бешеные».
Как-то, в Кракове, продавая товары на стадионе, Женя подошёл к Сергею и заговорщицки улыбаясь, спросил:
– Я всё время думаю, как это так – товары у нас одинаковые, а паненки почему-то всё покупают у тебя, а не у меня.
– Потому что я красивый, – скромно сказал Сергей.
– Не-е-т, – возразил Женя, – тебе ворон их завораживает, который за тобой наблюдает.
Он кивнул на ворона, сидящего на металлическом заборе.
– Может он мне невесту ищет, – поднял нос Сергей.
– А может стырить что хочет? – предположил Женя. Если бы он мог читать мысли ворона, то понял бы, как они оба близки от истины.
Собираясь породниться с Сергеем совсем, Женя попытался свести его с сестрой, но пару свиданий закончились ничем: Нина поводила будущего жениха по своим злачным местам и выдала Жене диагноз: «Не мой размер», – на что Женя ответил вздохом, и оставил свои матримониальные намерения.
– Она не для тебя, – сообщил он Сергею, который был с ним совершенно согласен.
Деньги Женя делил на три части: себе, Сергею и, самую большую кучку, «на развитие». Фактически деньги были в двух кучках, так как полагающуюся ему сумму Сергей не брал, а отдавал Жене, который распределял средства на еду, одежду, покупаемую, как братьям-близнецам, и редкие случаи отдыха, называемые «оттянуться». Тогда Женя денег не жалел, закатывая пир в ресторане, приглашал девочек, которых, впрочем, домой не водили. «Дом – это святое», – говорил Женя и, даже, сестре не позволял приводить ухажёров.
Как-то позвонил Миша из Канева, бранил их за то, что забыли его, и под конец сообщил:
– Кстати, приезжайте в эту пятницу, я женюсь.
Сергей с Женей по очереди проорали ему поздравления и обещали непременно быть. Но, как всегда бывает, позвонил московский поставщик и нужно было ехать за грузом.
– Да ладно, – махнул Сергей, – приедем из Москвы и закатим к Мише на неделю.
– Нет, Серёж, свадьба – это святое.
Когда Женя говорит «святое», тогда ничто другое не в счёт. Подумав немного, он сказал:
– Вот что, Серёжа, в Москву поеду я, там без меня никак нельзя, а ты езжай к Мише.
– Жень, как же… – начал Сергей, но Женя его прервал.
– Я знаю Мишу, он будет тебе бесконечно рад, – сказал он. Потом вдруг захихикал и упал на диван.
– Ты чего? – не понял Сергей.
– Он меня к тебе ревнует… – хихикал Женя, – что я тебя заграбастал.
В среду Сергей отвёз Женю на вокзал, а в четверг с утра сотый Ауди, загруженный продуктами и подарками, по Обуховской трассе двигался в сторону Канева. Радио передавало декларацию о независимости, и Сергей переключил его на музыку, чтобы не загружать дурным мозги. Было жарко, и он снял галстук и пиджак. Ауди легко вписалась в поворот, и тут на обочине Сергей увидел очаровательную блондинку в красной шляпке, которая махала ему рукой. Собираясь останавливаться, он начал притормаживать, как прямо перед машиной выскочил рыжий кот. Сергей резко тормознул и стукнулся в стекло.
Что-то назойливо стучало в голове. Тук-тук-тук, тук-тук-тук. Сергей открыл глаза и увидел, как в боковое стекло стучит женщина в красной шляпе. Он открыл окно.
– С вами всё в порядке? – встревожено спросила она. Сергей кивнул головой.
– Это мой кот, Хэппи, выпрыгнул из корзинки прямо на асфальт, – объясняла блондинка, – вы уж простите нас, пожалуйста.
– Ничего, – махнул Сергей, подозревая, что шишка будет ещё та, и спросил: – А вам куда?
– Да, я в Канев, к маме, – объяснила блондинка.
– Садитесь, я как раз в Канев, к другу еду, – объяснил Сергей.
– Спасибо вам, вот здорово, – обрадовалась блондинка. На отбойнике поворота сидел ворон и внимательно смотрел на кота. Кот недовольно мяукнул, вырываясь из рук девушки.
– Ничего, если я кота назад посажу? – спросила блондинка, и, на кивок Сергея, отправила шипящего мышелова назад.
– Сергей, – представился Серёжа.
– А меня зовут Элайни, – улыбнулась блондинка.
– Элайни? – переспросил Сергей: – У вас красивое и редкое имя.
– Да нет, – засмеялась девушка, – я сказала Лана, сокращённое от Светлана.
Они вместе рассмеялись, глядя друг на друга. Дорогу до Канева одолели легко и непринуждённо: им было весело и приятно друг с другом.
– Я живу здесь возле больницы, – сказала Лана на спуске, и Сергей остановил машину.
– Вы не пошли бы со мной на свадьбу? – спросил Сергей, радостно предполагая ответ.
– Пойду, – просто ответила Лана: – А когда?
– Завтра с утра, – сообщил Сергей и добавил, – я за вами заеду.
* * *
Переспросив пару раз, Сергей доехал до автовокзала и, свернув налево, подъехал к Мишиному дому. Не дождавшись лифта, отправился на третий этаж пешком, держа в руках часть подарков. На звонок в дверь голос внутри крикнул: «Открыто». Сергей зашёл и очутился в большой однокомнатной квартире, где толкалось множество народа. Миша его не сразу и заметил.
– Серёга, ты? – удивился он, остановив на нем взгляд. Зажав в свои лапы, он приподнял Сергея от пола и довольно потряс: – Ну, молодцы, а где Женя?
– Женя в Москве, дела, – объяснил Сергей, – меня одного командировал.
– Свадьба – это святое, – сказал Миша, повторяя слова Жени, и оба расхохотались, вспоминая о нём.
– Знакомься – это Галя, – сказал Миша, подводя невысокую в кудряшках девушку.
– Очень приятно, – сказал Сергей и пошутил, как в новогоднем фильме: – А где Надя из Ленинграда?
Девушка подняла на Сергея большие глаза, посмотрела на Мишу и напряжённо спросила: – Міша, про яку Надю він каже?
– Он говорит о моей двоюродной сестре, – сказал Миша, посмотрел на Сергея, и незаметно покрутил пальцем у виска, а затем увёл Галю на кухню. Через несколько минут он вернулся и насел на Сергея:
– Ты что? Запомни навсегда – шуток на эту тему Галя не понимает.
– Хорошо, не буду травмировать твою Галю, – согласился Сергей, – между прочим, на свадьбе я буду не один.
– Да, ну!
– Не нукай, пойдём машину разгружать, – хмыкнул Сергей и они пошли на улицу.
* * *
Следующее утро Сергей не успевал ездить по городу, привозя то одно, то другое, и только перед самым загсом успел проскочить вверх, к дому Ланы. Она уже ждала и с улыбкой встретила его.
– Привет, – сказала Лана, целуя его в щёчку. Он усадил её в машину и помчался к загсу – исполнять роль свидетеля. На свадьбе он сидел возле жениха, а Лана недалеко от входа, и за весь день они едва могли перекинуться парой слов. Вечерело, когда Лана, собираясь уходить, поднялась и, прощаясь, помахала ему рукой.
Добраться до выхода было проблематично: однокомнатная квартира сплошь заставлена столами и стульями. Сергей, сидевший у балкона, выглянул на него и увидел другой балкон, с дверью на кухню. Положив между ними доску, лежавшую на балконе, собирался уже перебираться, когда его остановил Миша:
– Ты куда?
– Я Лану провожу, – сказал Сергей и поставил ногу на доску, краем глаза замечая ворона на дереве. «Что он смотрит?» – успел он подумать, когда услышал треск дерева и полетел вниз.
* * *
– Ты что, специально сломал ногу, чтобы ей понравиться, – спросил, улыбаясь, Женя.
– Отвянь, – смеялся Сергей, глядя на Лану.
– Ухожу, оставляю голубков одних, – дипломатично сказал Женя, выходя из комнаты.
Возвратившись из Москвы, Женя приехал в Канев и застал картину: «не ждали». Миша, в качестве пасечника, создавал медовый месяц для Гали, а Серёжа, со сломанной ногой, лежал у Ланы дома, опекаемый ею не хуже больничных сестричек. В Киев они уехали вместе и сразу сняли квартиру на Толстого 23, где, без всяких свадеб и загсов, начали свою семейную жизнь.
Лана устроилась в какую-то крутую, заграничную фирму, которые появлялись в Киеве, как грибы, а Сергей продолжал работать с Женей, больше находясь в разъездах, чем дома. Прошла зима, весна, и как-то летом, проходя возле пассажа на Крещатике, Лана, увидев вывеску, сказала:
– Смотри – гадалка. Давай зайдём.
– Я не верю никаким гадалкам, – отшутился Сергей.
– Ну, Серёж? – упрашивала его Лана, и Сергей согласился.
Они позвонили в дверь, и им открыла молодая девушка, цыганской наружности, которая показала на кожаный диван и попросила подождать. Лана рассматривала прихожую, наполненную антуражем: череп на полке, там же старинные книги в кожаных переплётах, которые, вероятно, никто никогда не читал, так как их сплошь покрывала пыль.
Возле стены горел электрифицированный камин, а над ним, на каминной полке лежали всякие безделушки: странный кувшин, открытые карманные часы вместе с цепочкой, пентаграмма из чёрного металла и гусиное перо, воткнутое в клубок шерстяных ниток. Возле камина, который не грел, лежал чёрный кот и безразлично зевал, явно показывая, что он никаких гостей не ждал.
– Пройдите, – откуда-то из-за занавески вынырнула девушка, сверкнув большими глазами. Они вошли в комнату, которая, не в пример прихожей, выглядела, как обычная офисная комната. Из антуража был только большой стеклянный шар на столе, за которым сидела цыганка в современной одежде.
– Садитесь, – сказала она, не глядя на них, и принялась швырять на стол карты. Раскинула один раз, убрала, раскинула снова и, посмотрев на Лану, грудным голосом изрекла:
– Тебя ждёт богатый жених и сладкая жизнь.
Лана ущипнула Сергея за ногу, а цыганка внимательно на него посмотрела и разложила карты. Что-то ей не понравилось, и она раскинула вновь. Удивлённо посмотрев на Сергея, гадалка сказала:
– Тебя ждёт дальняя дорога, где ты встретишь свою любовь. Звать её Элайни.
– Лана, – возразила Светлана, но цыганка настойчиво повторила: – Элайни.
Она собрала карты и, не глядя на них, кинула: – Заплатите секретарю.
Выйдя от гадалки, Лана громко возмущалась, на что Сергей ей отвечал: «Я же тебя предупреждал», – но потом развеселилась и сказала: – Радуйся, ты будешь богатым.
Девушке, секретарю гадалки, почему-то захотелось сходить в магазин за продуктами, и, как только она вышла, в подъезд завернул высокий парень в чёрном костюме, который спокойно проник в прихожую, перепугав кота, выскочившего в форточку. Остановившись перед онемевшей цыганкой, он произнёс:
– Разве ты не видела метки? Кто просил тебя говорить?
То, что увидела гадалка последним, было таким ужасным, что даже смерть не разгладила её лицо.
* * *
Славный город Шуруппак, славны его сады и арыки, славен люд городской и всё, что озаряет взор правой руки бога Энки, славного нынешнего правителя Убар-туту, да будет век его долгим, а речи мудры. Настолько мудры, что бог Энки прислушивается к его словам и чтит его своим другом.
Солнце садиться за далёкие песчаные холмы на том берегу Евфрата, словно устыдившись яркого огня, освещающего палаты бога Энки на самой вершине великого зиккурата. Бог Энки ночами не спит и всякий, кто бросил взор среди ночи на его божественное жилище, увидит его в заботах о завтрашнем дне, чтобы никогда не кончалось зерно в закромах города, чтобы поля не были пусты, а загоны полны скота. Пусть славен будет бог Энки и никогда не покинет границ города. Как было в Эриду и Бад-Тибира, как было в Лараке и Сиппаре.
В палатах бога Энки склонились головы над папирусом: сам Энки и Зиусурда, сын Убар-туту и спорят между собой. Как может осмелиться спорить с богом его прах, но Энки спор нравиться, как и горячность Зиусурда, и он с улыбкой, спокойно отвечает молодому и сильному мужчине. Понимая свою ошибку, Зиусурда хватается за голову и падает на колени перед богом, а тот заслуженно отщёлкивает ему щелбаны. Потом и бог, и его ученик принимались хохотать, тревожа сон жителей славного города Шуруппак.
Когда звезда указывает на половину ночи, бог Энки отправляет своего визави спать и тот, с сожалением, уходит, а Энки смотрит на звезду и дразнит свои симпоты ненужными вопросами. Путь к Элайни оказался таким долгим, что Энки заподозрил Фатенот, которая, вероятно, над ним пошутила, испытывая его терпение и нерушимость его любви.
Испытывая станцию репликации и каждый раз её ремонтируя, Энки решил, что будет проще и практичнее, если он изготовит несколько образцов репликатора, чтобы опробовать новшества на них. Первый образец улетел далеко на восток в дикую страну горных пастухов и земледельцев в долинах. Селение называлось Мундигак, а застрявший в земле репликатор Энки откапывать не захотел – слишком далеко он был от Бадтибира, столицы в то время.