Текст книги "Замкнутые на себя"
Автор книги: Саша Суздаль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
«Нужно их догнать», – решительно подумал Хамми, неосторожно наступая на новую плазменную ловушку, которую он не заметил. Его и Рохо тут же втянуло в неё, уплотняя в компактный вид, и она захлопнулась быстрей, чем у Хамми мелькнула мысль: «Попал, как кур во щи».
* * *
После ухода Хамми и Рохо, посидев для приличия некоторое время возле тарелки, Лоори и Русик взмахнули крыльями и взвились в воздух.
– Не залетайте далеко, – скомандовала им Онти, но они вряд ли её услышали, поднимаясь высоко в небо. «Дети, что с них возьмёшь», – по-взрослому подумала Онти, понимая, что если бы у неё были такие крылья, то и она вряд ли осталась здесь, а ширяла бы в воздухе не хуже их. Если бы она захотела, у неё могли быть крылья, жаль, что уменья на это у неё не хватало. Вспомнив опыты с Рохо, она чуть не сгорела от стыда, представляя, как растекалась лужей по полу и ничего не могла сделать.
Она вспомнила своё странное состояние, когда её спас Рохо, и свои ощущения, когда она не чувствовала своего тела. Помнила и то время, когда у неё началась рекомбинация организма, помнила учёбу Маргины, которая бухнула ей в голову её же образ и твёрдо его закрепила. Эта первая установка всегда спасала Онти, потому она и запомнилась, так как относилась к Маргине, её приобретённой матери. «Ах, если бы здесь была Маргина, она бы сразу бы меня научила», – подумала Онти, мечтая о встрече, как путник в пустыне мечтает о глотке воде.
Онти глянула в небо, высматривая Русика и Лоори, но их нигде не было. «Ведь потеряются», – забеспокоилась Онти, понимая, что Русик, в сущности, ещё ребёнок, пусть и вымахал не по годам. Да и Лоори не такая уж взрослая, чтобы ей можно было доверять.
Русик и Лоори в это время были далеко от тарелки, на границе степи, и наперегонки летели к небольшому одинокому озерцу, затерявшемуся среди рощиц. Они приземлились прямо на живописном берегу и Лоори, на ходу развязав набедренную повязку, бросилась в воду, поднимая крыльями тысячи брызг.
– Иди ко мне, – брызгая и улыбаясь, кричала она Русику, который топтался на берегу, снимая свой вязаный костюм. Наконец, выбравшись из него, он неловко погрузился в воду, окунувшись с головой под смех Лоори. Они долго плескались, собирая водяные цветы, будто нарочно рассыпанные по зеркалу воды, пока не устали и выползли на прибрежную траву.
– Какая у тебя нежная кожа, – сказала Лоори, поправляя цветок в волосах и касаясь рукой груди Русика. Её пальцы самопроизвольно массировали вздутые мускулы, беспорядочно перемещаясь по телу.
– У тебя тоже мягкая, – сказал Русик, простодушно притрагиваясь к груди Лоори, покрытой мягким белым пушком. Она покраснела от смущения и прижалась своими губами к его губам.
– Щекотно, – отозвался Русик, и Лоори, застыв от неожиданности, тут же расхохоталась: – Какой же ты маленький.
– Я не маленький, – покраснел Русик, неловко её обнимая. Лоори, хихикая, обняла его, женским чутьём понимая, что ничто так не скоротечно, как первая любовь. Оставим их там, где они есть и не будем мешать нескромными взглядами, потому что разрушить едва осязаемое легко, а намеренно создать нечто подобное не удавалось никому.
Онти не мучилась такими вопросами, и мысли её направлялись в себя, пытаясь сконцентрировать свою волю и обрести победу над своим телом. Но такая сосредоточенная работа мало что давала, так как созданное Онти крыло, не успев даже взмахнуть, опадало белой плотью на землю, всякий раз напоминая владелице, что она безнадёжна.
Она попробовала снова сосредоточиться, не особенно терзая себя мыслями о своих способностях, отключив свои эмоции и, даже, относясь отрешённо к тому, что получиться. Крылья, созданные воображением, раскрылись, и она взмахнула ими в воздухе, ощущая его сопротивление, как что-то тяжёлое навалилось на её ум, медленно отсекая ощущения. Онти не сопротивлялась, но чувствовала, что попытки её подавить, бесполезны, и эта неограниченная уверенность оставляла её спокойной. То, что пыталось, как будто поняло и отхлынуло, освобождая восприятие мира.
– Не шевелись, – раздался голос сзади, и Онти застыла, принимая неизбежное.
Репликация пятая. Барриэт
Барриэт, за отсутствием Ерхадина, представляла собой верховную представительскую власть и принимала все почести, предполагаемые для её венценосного супруга. На самом же дела всеми проблемами власти занимался Варевот, умелый друг и правая рука Ерхадина. Он был не только руками короля, но и его головой, воплощающей замыслы другого с необычайной точностью и целесообразностью. Да, он не родился вождём, но был незаменимым помощником творца – это точно. Ему нравилось преобразовывать неясные для самого Ерхадина намерения и мысли в стройные и логические цепочки, из которых рождались вполне осязаемые материальные вещи.
За долгое отсутствие Ерхадина все нити управления были сосредоточены в руках Варевота, и, вначале тонкие, ручейки налогов потекли прогнозируемой рекой, так что Варевот мог позволить себе начать постройку нового города и, прежде всего, королевской резиденции.
Наполовину каменная, наполовину деревянная, она возвышалась в городе, как знак власти и могущества, как сосредоточение силы, способной преобразовать окружающий мир.
Ерхадин въезжал в Емен и не узнавал его. За его кратковременное отсутствие город преобразился и потерял былую провинциальность, превращаясь заносчивыми формами новых домов в истинную столицу государства. Ему бы радоваться, но Ерхадин ощущал свою непричастность к этим изменением, как будто его мечту кто-то украл и своим прикосновением её осквернил. Настолько сложное и ложное ощущение делало его чужаком в чужом мире.
Наглые горожане, совсем его не узнавая, чуть не теснили его к обочине. Парабас, увидев недовольное лицо Ерхадина, кликнул несколько бойцов и принялся нагайками разгонять перед собой народ, громко выкрикивая:
– Дорогу королю!
Гарик, летящий в небе, услышав призыв, спикировал вниз, пахнув огнём и весь народ, сразу вспомнив короля, ломанулся с дороги прочь. Варевот, неизвестно каким образом узнавший о прибытии Ерхадина, вскочил на коня и бросился по сразу опустевшей дороге навстречу королю.
Встреча своего любимца немного успокоила Ерхадина, и он с удовольствием слушал доклад Варевота, который, скорее, походил на сбывшуюся сказку. Почувствовав свою причастность, Ерхадин с удовольствием и более внимательно стал присматриваться к прошедшим изменениям, находя в них те мысли и чаяния, которые носил в голове сам.
Ещё больше его порадовала Барриэт, сумевшая за столь короткое время собрать свой двор и выстроить его перед дворцом, ожидая мужа. Он сошёл с коня, чувствуя свою значимость перед выстроенной перед ним челядью, и обнял Барриэт, такую знакомую, тёплую и домашнюю.
– У меня есть для тебя новость, – шёпотом сообщила ему Барриэт, добавляя к приятности встречи некую ажурную таинственность. Ерхадин прижал её к груди и ходой хозяина поднялся по каменным ступенькам, рассматривая хоромы и слушая на ходу торопливые и ненужные комментарии Барриэт.
– Хочу праздника, – сообщил Ерхадин, и Варевот, кивнув головой, тут же отстал и исчез, выполняя распоряжения. Барриэт увлекла Ерхадина во внутренние покои, дав распоряжение приготовить баню, а вначале потянула его за накрытый стол, перекусить.
Прибывших с Ерхадином встретили побратимы, и, дав команду разместить новобранцев, забрали старых друзей в соседнюю харчевню, где со смехом делились старыми и новыми новостями, смачивая их крепкой фруктовой настойкой.
К вечеру в большой зале вновь выстроенного здания резиденции собрались крепкие горожане, и те из нужных людей, кого успели предупредить, чтобы достойно отметить приезд короля. Разношёрстная толпа возбуждённо ожидала Ерхадина, тихо переговариваясь и погружая зал в монотонный гомон. Появился Ерхадин, чистый, в новой одежде, приготовленной ему Барриэт, которая отвечала её вкусу и пониманию положения мужа.
Подготовленные Варевотом гости говорили здравницы в честь ратных подвигов Ерхадина, немного перевирая события, но снисходительно и с удовольствием выслушанные Ерхадином. Вечер тихо перешёл в пьянку и Ерхадин, оставив гостей, ушёл в спальню, увлекаемый Барриэт. Когда он распалённый близостью Барриэт, лихорадочно стягивал с неё белье, она тихо засмеялась и прошептала ему на ухо: «Ты не слышал мою новость».
– Какую? – торопливо спросил Ерхадин, обнажая её груди.
– У нас будет ребёнок, – сказала ему Барриэт, прижимая его голову к своей груди. Ерхадин вначале не понял, но осознав сказанное Барриэт, прижался к ней и прохрипел:
– У нас будет не один ребёнок.
* * *
Праздник по поводу возращения из похода и сообщение Барриэт о ребёнке были омрачены утренним сообщением Варевота о том, что Гарик болен. Ерхадин лежал в постели с Барриэт, когда в комнату постучали.
– Входи, – крикнул Ерхадин, ничуть не стесняясь своего помощника. Когда тот доложил, король встал и начал собираться. На попытки Барриэт остановить его, Ерхадин резко её оборвал, и грубо оттолкнул.
– Тебе зверь дороже меня? – вспыхнула Барриэт.
– Я могу повернуться к нему спиной, – загадочно сказал Ерхадин и удалился. Барриэт проплакала до обеда, а потом поднялась, но мужа в доме не было: он, вместе с Варевотом возился около ограждённого загона, где на соломе лежал Гарик. Выросший змей, размером с хорошую лошадь, валялся на своих шести коротеньких лапках, опустив морду на солому, а его крылья безжизненно висели по бокам, как нескладные большие тряпочки.
Беспокоиться было о чём – на туловище Гарика там, где в него входила шея, по бокам появились болезненные нарывы. Гарик мучился, изредка шипел, открывая пасть и вывалив тонкий раздвоенный язык, а из уголков влажных глаз стеками слёзы. Иногда Гарик поднимал глаза на Ерхадина и тихо ему шипел: «Ш-ше-я ва-ва-а». Ерхадин обнимал его за шею, поглаживая голову, и сочувственно бормотал ему какие-то успокоительные слова. Рядом крутился Варевот, поднося змею то воду, то кусок мяса, но Гарик на всё даже не смотрел.
Вечером Ерхадин лежал в загоне на соломе, а Гарик, положив тяжёлую голову ему на грудь, прикрыл глаза и дремал, иногда мелко вздрагивая. Варевот притащил откуда-то какие-то ковры и прикрыл Гарика, но тот никак не реагировал.
Барриэт, решившая простить Ерхадина, подошла к загону и примирительно спросила у Ерхадина:
– Ты когда придёшь спать? – на что получила порцию ругательств и, окончательно обозлённая, шмыгнула в дом, мечтая о большом камне, который бы прихлопнул обоих разом: и мужа, и змея.
Та они и заснули, змей на человеке.
* * *
Элайни не поверила своим глазам:
– Серёжа, это ты?
– Нет, профессор Бартазар Блут, – пошутил Серёжа, склонившись над Элайни и рассматривая её, как будто никогда не видел.
– Твой профессор мне уже сниться, – отшутилась Элайни, – как я рада, что ты жив.
Она обняла его, прижавшись к его груди и замерла, всё ещё не веря.
– Мы тебя искали по всем горам, – подняла глаза Элайни: – Где ты был?
– Меня, вероятно, задержала временная петля.
– А как ты меня нашёл? – сияя глазами, спросила Элайни.
– Я видел, как сюда летели глеи, – ответил Сергей, – а их ни с кем не спутаешь.
Из избы вышла Алида и, приложив руку к глазам, смотрела на Сергея и Элайни.
– Да ты, я вижу, девка не промах, – сказала она, разглядывая Сергея, – такого парня отхватила.
– Знакомьтесь, мой Сергей, – сказала Элайни.
– Ты бы его накормила сначала, – посоветовала ей Алида.
– Ой, и правда, – всплеснула руками Элайни.
– Да я не хочу, – отмахнулся Сергей, но видя удивлённый взгляд Алиды, согласился: – Хорошо, только немного.
Элайни понеслась в дом, собирать завтрак, а Сергей облегчённо вздохнул.
* * *
Ерхадин проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд. Открыв глаза он увидел голову Гарика, которая, внимательно его рассмотрев, спросила у другой головы Гарика:
– Может, нам его съесть?
– Не делайте, коллега, неадекватных поступков, – ответила вторая голова, прицениваясь на Ерхадина: – Боюсь, он не влезет в горло.
– Не трогайте хозяина, дуры недозрелые, – открыла глаза третья голова, лежащая на груди Ерхадина.
– Есть хочется, – простодушно ответила первая, рассматривая третью: – Может, тебя съесть?
– Не превращайте тривиальный процесс пищеварения в чревоугодие, – глубокомысленно изрекла вторая голова.
– Откуда вы взялись на мою голову, – вздохнула третья, и обратилась к Ерхадину: – Хозяин, может нам лишние головы отпилить?
– Милочка, что значит «отпилить», – возмутилась вторая голова, – мы же с вами интеллигентные люди, не нужно хамства.
– А что, он может отпилить? – дурашливо спросила первая голова, внимательно рассматривая Ерхадина.
– Он всё может, – ответила третья, – знакомьтесь, он наш спаситель – Ерхадин.
– Привет, чувак, – поздоровалась первая. – Я Гарик.
– Приятно иметь дело с интеллигентным человеком, – жеманно поздоровалась вторая и опустила глаза: – Извините, но у меня странное имя – Гарик.
– Какие вы Гарики, дуры несусветные, – возмутилась третья голова: – Это я Гарик, а вы так, пристёгнутые. Кто из вас так может?
С этими словами голова выпустила длинную струю огня и подожгла на улице телегу с сеном.
– Курить вредно, – дипломатично сказала вторая голова.
– Я тоже могу, – сказала первая голова и бухнула огнём, да так, что обожгла всю морду.
– Может, я вам помогу, – весело сказал Ерхадин. – Ты будешь Гарик, так как ты появился первый. Ты будешь Горелый, как мы называли Гарика раньше, а ты… – Ерхадин задумался, и полуспросил, полуответил – а ты будешь Горелла!?
– Вы умеете разбираться в людях, хозяин, – полуопустила ресницы вторая голова. Горелый, ревниво глядя на Гореллу, быстро выпалил:
– Да, ты молоток, хозяин. А что бы нам пожрать?
Ерхадин поднялся и расправил плечи: лежание под тяжёлой головой змея не мёд. Он кликнул людей и вскоре к загону притащили невысокую кадку с аккуратными кусками мяса, которую подтащили к змею.
– Не глотайте, дуры, сразу – застрянет всё, – предупредил Гарик.
– Прошу в отношении меня такие слова не употреблять, – жеманно ответила Горелла, аккуратно проглатывая кусочек мяса.
– Мы по очереди, – сказал Горелый и, выбрав самый большой кусок, долго им давился, вытаращив глаза.
Когда они поели, Гарик повернулся к Ерхадину:
– Мы полетаем, хозяин, – и обратился к двум другим головам: – Шевелите задницами, дуры.
Они коллегиально пошевелили задницей, на которой, незаметно для всех, образовалось три хвостика, и тяжело взлетели в воздух. Полыхнув из трёх глоток огнём, змей развернулся в воздухе и полетел к ближайшему лесу на первую совместную охоту.
* * *
Тулин, то ли огорчённый тем, что появился Сергей, то ли все дела кончились, но после обеда собрался и уехал, едва попрощавшись с Алидой. Как раз в это время в небе появились глеи, вернувшиеся после охоты, которые совсем не добавили Тулину желание остаться.
– Кто мне теперь дрова будет колоть? – спрашивала Алида, хитро поглядывая на Сергея. Тот или был тупой, или не показывал вида, так что пришлось Элайни за него ответить.
– Серёжа наколет, – сказала она, заглядывая ему в глаза.
– Наколю, – сказал Сергей, взял топор и пошёл в лес. Элайни и Алида растерянно смотрели друг на друга.
– Я же пошутила, – развела руками Алида.
– Я тоже, – засмеялась Элайни.
Флорик и компания потёрлись немного во дворе, но ввиду его тесноты и не интересности сообщили Элайни:
– Так что? Мы полетели?
– Полетели, – сказала Элайни, – только со мной.
– Вы куда собираетесь лететь? – спросил Сергей, волоча за собой свежесрубленный ствол дерева.
– Я хочу осмотреть всё вокруг, – объяснила Элайни.
– Полетели, – сказал Сергей, забираясь на Флореллу. Бартик ревниво скосил глаза.
Глеи взвились вверх. Чем выше они поднимались, тем шире становилось водное зеркало. «Как озеро Сван», – подумала Элайни, вспоминая свою родину, и тёплая волна прокатилось в душе. Она прикинула, где, по отношению к озеру, находилась столица Страны Фрей и показала Флорику рукой:
– Летим туда.
Вскоре показался берег, а за ним поднимались невысокие горы. Их разрезала небольшая река, впадающая в озеро, по руслу которой глеи летели дальше. За горами на реку нанизывалась цепочка озёр, плавно переходящих из одного в другое. «Как Королевские сады, – вспомнила Элайни, и с удивлением заметила: – Что-то уж очень знакомо?» Но там, где должна была быть столица Фаэлия, располагались заросшие берега, к которым тянулись полосы дремучего леса.
– Сядем здесь, – крикнула она Флорику, и он пошёл на снижение. Флорелла и Бартик летели за ним следом, как единое существо, повторяя его пируэты. Элайни сошла с Флорика, оглянулась вокруг и сказала Сергею:
– Здесь могла бы быть Фаэлия.
Сергей обнял её и спросил:
– Ты тоскуешь по дому?
Элайни ничего ему не ответила, а прижалась к нему и заплакала. Сергей гладил её спину, целовал в лицо, а глеи смущённо отворачивались, пытаясь не обращать на себя внимания.
– У нас будет ребёнок, – сообщила Элайни, а Сергей ещё крепче прижал её к себе.
* * *
Ерхадин, находясь в Емене, чувствовал себя ненужным. Настроенная Варевотом система налогов работала, склады Берла Варшала уже ломились от натуральных налогов, которые обменивали на нужные для бойцов Ерхадина. Карательных экспедиций не предполагалось, разве что подчинить к себе дальние стороны. Потому Ерхадин задыхался в городе, и прежнее удовольствие от управления людьми вызывало в нем чуть ли не отвращения.
Однажды к нему пришёл кузнец Баруля и, развернув тряпочку, высыпал на стол несколько кругляшек жёлтого цвета.
– Вот, – коротко сообщил он.
Ерхадин взял кругляшек и рассмотрел: с одной стороны на нем был выбит выпуклый крылатый змей с одной головой, а на второй анфас человека в маске. Ерхадин взял второй кругляшек, третий – все были как один, точно близнецы. Он долго ими любовался, перебирая руками, как сокровищем, а потом удивлённо спросил:
– Как ты сумел сделать такое чудо?
Кузнец довольно потирал руки и хмыкал. Ерхадин обнял его и велел позвать Варевота. Когда тот зашёл, Ерхадин гордо ему сказал: – Смотри, – и широко махнул рукой, показывая на новые монеты. Варевот долго любовался монетками, а потом сказал:
– Я знаю, как их назвать, – выдержав паузу, он сообщил: – Ерх.
Внимательно присмотревшись, он повернулся к кузнецу: – У змея голова одна.
– Ничего страшного. Ты лучше подбери им меру, – хмыкнул Ерхадин, – сколько за одну можно дать хлеба, фруктов, дичи.
Они, заворожённые монетами, ещё долго их рассматривали, пока Ерхадин не спохватился:
– А сколько ты их сможешь сделать? – спросил он у Барули.
– Их делали ученики, – усмехаясь, сообщил кузнец.
– Не ври, – нахмурился Ерхадин.
– Не вру, – расплылся улыбкой Баруля, – я делал только форму, а чеканили ученики.
Заскочившая Барриэт, увидев на столе монеты, заграбастала их в ладошку и крикнула: – Моё.
Ерхадин собирался её отругать, но Баруля его успокоил:
– Мы наделаем много, сколько хватит металла.
Барриэт тут же удрала, зная крутой нрав мужа. Ерхадин отпустил кузнеца и Варевота, а сам вышел во двор и пошёл в загон Гарика. Три головы что-то возбуждённо обсуждали, да так, что не услышали, как подошёл Ерхадин. Он хотел послушать, но его уже заметили:
– Хозяин, у нас проблема, – стыдливо сказал Гарик.
– Почему вас смущает естественный процесс размножения? – возразила ему Горелла, прикрывая глаза ресницами.
– Короче, залетели мы, хозяин, – подытожил Горелый.
– А в чем загвоздка? – спросил Ерхадин.
– Вот, – сказал Гарик, сдвигая солому. На земле лежали три яйца гусиного размера.
– Это что, ваши? – уточнил Ерхадин, но ответа не услышал, головы от комментариев воздержались, только Горелла презрительно посмотрела на Гарика и Горелого.
– Я их сохраню, – сообщил им Ерхадин, – авось пригодятся.
* * *
Наступила зима, но, как говорит пословица, с милым и в шалаше рай. По устоявшейся привычке Сергей рубил с утра дрова, несмотря на то, что выложенной поленницы хватило бы на деревню, а потом забирался на проснувшегося Флорика, который отвозил его на охоту. Рядом с хлевом для коровы и бычка он пристроил сарай для глеев, из которого, при наличии глеев, валил пар, будто он горел. Элайни часто к ним хаживала, чтобы развеять свою грусть, и, забравшись в тёплую серединку, так и засыпала, заботливо прикрытая крыльями глеев.
Сергея возвращался под вечер, когда уже было темно. Поначалу Элайни казалось странным, что Сергей охотиться так далеко и, по возвращению глея – обычно Флорика, она расспрашивала, куда он его отвозил. Флорик честно признался, что на то место, где они были вместе с Элайни. Она незаметно стала расспрашивать Сергея, но тот отшучивался тем, что ему понравилось пейзаж и там много дичи. Дальнейшие расспросы Флорика её немного успокоили, так как Сергей стал менять места, но оставалась лёгкая тень сомнения: Сергей в любом случае отправлялся на охоту в том направлении.
Он обязательно приносил какую-нибудь дичь, которую готовили сразу, или разделывали, а мясо морозили. Алида ухаживала за коровой, а необычные гости как нельзя лучше её устраивали: и не скучно, и при дровах, и с голоду не умрёшь.
У Элайни было заметно живот, который Алида осматривала каждый день и слушала, прислонив к нему ухо. Однажды, в середине зимы, она, как обычно осмотрев Элайни, задумчиво наморщила свой лоб и принялась снова её выслушивать. Цокала языком, горбилась больше чем всегда, и на все вопросы Элайни отвечала односложно: «Потом, потом».
Когда прилетел Сергей, как обычно, с белой куропаткой в руках, Алида потащила его якобы к корове, отстранив Элайни: «Посиди дома, там холодно».
– Плохо, соколик, – сообщила она Сергею, поглаживая корову, – с плодом что-то не так.
Она рассказала о своих опасениях. Сергей слушал внимательно, а потом сообщил: – Ты завтра утром, как подоишь корову, в дом не входи. Можешь с глеями поваляться, у них тепло.
Алида промолчала, так как давно интуитивно чувствовала его силу. Вечером Сергей был нежен с Элайни, как никогда. Она успокоилась, и, ласкаясь к нему, только бросила мимоходом: – О чем вы шептались с Алидой?
– Корова хромала. Заднее копыто подрезали, – спокойным тоном сообщил Сергей и пошутил: – Может и твои копыта почистить?
Элайни толкнула его в бок и, прижавшись к груди, так и заснула. Утром, когда она ещё спала, а Алида ушла в хлев, Сергей склонился над ней и расплылся, окутывая её коконом. Закрытое одеялом тело лежало неподвижно, и посторонний наблюдатель не могло сказать, что происходит внутри.
Алида, забыв все обещания, выскакивала во двор и, прислоняясь к замёрзшему слюдяному окошку, пыталась что-то рассмотреть. Но её все потуги были напрасны, даже войдя в дом, она ничего бы не увидела, кроме неподвижного тела, укрытого лоскутным одеялом.
Уже вечерело, когда Сергей поднялся из кровати и прикрыл Элайни одеялом. Выйдя на улицу, он зашёл к глеям, которые собирались выбираться на ночную охоту, но там Алиды не было: она доила корову. Зайдя в хлев, Сергей спросил:
– Не замёрзла?
– Не замёрзла, а измаялась, – пожаловалась Алида.
– Все хорошо, – сказал Сергей, принимая у неё ведро.
Они вместе зашли в дом и увидели Элайни, присевшую на кровати.
– Разве уже вечер? – поразилась она: – Я что, весь день проспала?
– Соня моя любимая, – прижал её к груди Сергей.
– А ты что, на охоту не летал? – удивилась Элайни.
– Не одной тебе отдыхать, – парировал Сергей, а Элайни счастливо захихикала и повисла у него на шее.
Возле двери стояла Алида и тоже счастливо улыбалась. Как будто грелась на солнышке.
* * *
Зима оказалась снежная и перекрыла все пути-дороги, так что столица Емен была отрезана от всех провинций. Единственным напоминанием о какой-то власти в стране было появление трёхглавого змея в небе, который, снижаясь над городами и деревнями, имел привычку полыхнуть огнём. Такое странное напоминание о власти оказалось действенным, а приучил змея к такому изъявлению чувств сам король Ерхадин, когда осматривал с высоты свои владения.
Иногда Ерхадин садился на главной площади, наполняя городок переполохом и зажигая жизнь в дремлющей глуши. Тогда его встречали, как короля, угощали, что-то докладывали, и тешили его самолюбие, показывая, что он – Ерхадин, является тем оплотом власти, вокруг которого вертится колесо жизни в королевстве.
Возвращаясь из таких поездок, он был весел, балагурил и шутил со всеми, иногда закатывал пиры, а Барриэт не могла нарадоваться на его улыбающуюся половинку лица. Но чаще его настроение покрывалось мраком, и в такое время Барриэт искренне желала, чтобы он куда-нибудь улетел и не вернулся.
Её отдушиной был Варевот, который улаживал всякие дела легко и непринуждённо, как будто и проблемы не было. К тому же к Барриэт он относился по-братски, так как их объединяло время, когда они были маленькой сплочённой группой противопоставленной всему миру. Была какая-то тонкая черта, которую они не переступали, но находиться возле неё каждому из них было приятно и комфортно.
То ли от скуки, то ли от избытка свободного ума, но однажды Ерхадин, находясь в Емене, взял ровную доску и принялся показывать Барриэт знаки письма. Её так позабавили и заинтересовали загадочные значки, что она не успокоилась, пока не выдавила из него все, что он знал. Ерхадину пришла мысль, что для королевства будет польза от письма, и он принялся учить своих воинов. Но вскоре устал, так как пришлось заколачивать знания плёткой, и уроки превратились в истязания.
Тут снова помог Варевот, который, как и Барриэт, схватывал всё на лету. Он испросил разрешение у Ерхадина набирать способных детей, чтобы учить их с детства волшебству и письму, а когда вырастут – отправлять на службу королю. Ерхадину мысль понравился, и он, порывшись в прошлом, извлёк оттуда название такого обучения – «академия». Так, от скуки Ерхадина, в королевстве появилась Академия Маргов.
У змея по всем шеям и хвостам пошёл роговой гребешок, он явно заматерел, хотя втрое увеличившийся ум не возрос качественно. Его физическое изменение доставляло ему неизменное удовольствие, и он хвастался своими появившимися гребешками перед всеми, кто попадался на пути.
В последнее время король очень мало спал: стоило ему закрыть глаза, как в голове возникала картина Всадника и медной лошади под ним, на которую вскакивал Ерхадин и кричал: «Гони!» – но Всадник поворачивал к нему усатую голову и демонически хохотал, заползая ему внутрь. Ерхадин откидывался назад, чтобы спрыгнуть, и едва успевал отпрянуть от зубастой пасти огромного чудовища, всего покрытого роговыми гребешками, так похожими на украшение Гарика. Чувство неотвратимости и безысходности заполняло всю душу, и он просыпался в холодном поту, а Барриэт долго прижимала его голову к себе, гладила и успокаивала, и в её руках он умиротворённо засыпал.
Емен казался прозрачным и хлипким и Ерхадин почему-то всегда бросал взгляд на север, где мрачной, но надёжной стеной стояли горы, ещё не достигшие той высоты, чтобы их вершины побелели от снега, но достаточной, чтобы остановить любого врага.
Его всегда манило туда, и однажды зимним утром Ерхадин вышел на улицу и позвал с собой Парабаса:
– Полетели?
Они взгромоздились на отяжелевшего Гарика, и он грузно взлетел.
– Куда, – оборачиваясь, спросил Горелый.
– Не твоё дело, – огрызнулся на него Парабас, щурясь на Ерхадина.
– Может тебя съесть? – поделился с ним мыслью Горелый, рассматривая его с гастрономическим уклоном.
– Зачем же, – возразила Горелла, оборачиваясь, – славный мальчик.
– Летим вон туда, – оборвал их спор Ерхадин, мазнув рукой в сторону севера.
Головы змея посмотрели вперёд, и он принялся усиленно махать крыльями, набирая высоту, откуда открылась широкая панорама раскинувшейся внизу земли. Покрытые снегом леса и поля безбрежным одеялом стелились до самой дали, упираясь в зубчатую цепь, обозначающую в воображении Ерхадина край света. Кое-где к небу тянулись утренние столбы дыма из труб, расплывающиеся вверху замысловатыми узлами, и испорченные пересекающими их воздушными течениями.
Внизу проплыл город Саро, но Ерхадин не стал опускаться и тратить время на бесполезную церемонию встречи короля, только Гарик соорудил салют из трёх глоток, дав знать горожанам, что их помнят и любят – по-своему. Вскоре местность накукожилась предгорьями и они полетели вдоль реки Тогны к её верховьям. Миновав её исток, змей летел между гор, оставляя за собой ущелья и долины, а, иногда, попадая в туман, полагался только на свою интуицию.
Наконец, неожиданно, сразу за поворотом раскинулась длинная долина, вдоль которой текла река Лея, полноводная, не замёрзшая, тёмным призрачным зеркалом отражая в себе всякую птицу и небо – серое и лохматое. В этом месте в неё вливалась неизвестная речушка, название которой Ерхадин не помнил, образуя с Леей непрямой угол, весь заросший лесом, из которого торчала верхушка какой-то скалы.
Подлетев ближе, Ерхадин увидел, что он ошибался, и не скала, а верхушка странного здания торчала между деревьев, поражая воображение своей мощью и вычурной геометрией.
– Садись, – крикнул Ерхадин змею, и тот пошёл на снижение, выискивая место для посадки. Вблизи здания поляны не нашлось, и змей устремился вниз, между деревьями, сшибая с веток снег.
– Осторожнее, – запоздало закричал Парабас, сваливаясь со спины змея прямо в сугроб.
Отряхнувшись от снега, Ерхадин отправился к дому, проваливаясь чуть ли не по пояс в сугробы. Парабас обречённо плёлся сзади, а змей, пригревшись в снегу, даже не двинулся:
– Мы тут подождём, – озвучил Горелый решение троицы.
Здание было каменным и снизу казалось неимоверной высоты. Высокие узкие окна были из другого прозрачного материала, но явно не из слюды, используемой повсеместно. Здание имело несколько этажей, только сосчитать их не было никакой возможности: они были насажены друг на друга в виде пирамиды и вблизи перекрывали друг друга. Внушительная громада здания понравилась Ерхадину, и он попытался открыть двери, скорее похожие на ворота.
– Помоги, – Ерхадин позвал Парабаса. Схватившись за большое железное кольцо, они принялись тянуть, но только согрелись, не сдвинув дверь ни на йоту.
– Гарик, – позвал Ерхадин змея. Тот неохотно двинулся вперёд, протаптывая к зданию пешеходную аллею.
– Чего? – отозвался Горелый. Ерхадин молча привязал верёвку к двери и накинул её на змея. Тот дёрнул, и дверь со скрипом отворилась.
– Делов-то для мухи, – хмыкнула наглая голова, и змей ввалился в здание, ничуть не нагибаясь. Зал был просторный. Посредине находился большой камин, а по его бокам две лестницы, ведущий на второй этаж. Потолок был в два этажа, остальные ярусы не прослеживались. Парабас метнулся во двор и притащил пару стволов сухостоя. Змей, как соломинки, их переломил и их тут же бросили в камин. Ерхадин взмахнул рукой и зажёг огонь. Дым немного подкоптил потолок, но потом устремился в широкий дымоход, открывая бойкое пламя.
