Текст книги "Гордячка"
Автор книги: Саша Лорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
Глава 24
Маталия, спокойная и усталая, расшнуровала и сняла грязное платье, оставив его на полу. Подол нижних юбок тоже оказался перепачканным. Она наклонилась, чтобы попытаться отчистить пятна, и нахмурилась, когда ей это не удалось. Наконец она откинула с лица черные локоны и со вздохом выпустила из рук подол. Заметив Брогана, подошла к нему и повернулась спиной. Муж повиновался ее молчаливой просьбе, улучив возможность прикоснуться к шелковистой шее жены.
– Надеюсь, ты не переутомилась? – спросил он, умело развязав шнурки.
– Нет, – с улыбкой ответила она. – Но я удивлена тому, что эти комнаты так неприлично запущены.
– Хочешь сказать, что Керколди необходима хозяйка?
Маталия высвободилась, повернулась к мужу лицом и задумчиво на него посмотрела.
– Именно, – мягко ответила она. – Только я не уверена, что гожусь для этой роли.
– Разумеется, годишься! – В голосе Брогана послышались еле заметные нотки гнева. – Тем более теперь, когда я так нуждаюсь в твоей поддержке.
Маталия удалилась за ширму, чтобы снять белье.
– Просто я подумала, что, выбери ты Клариссу, она бы справилась с этим гораздо лучше меня.
– Я ее и выбрал, – резко ответил Броган, все еще раздраженный ее предыдущим замечанием.
Ничего не услышав в ответ, Броган запустил пальцы в волосы. Он посмотрел на тень за ширмой, тень беременной жены, и ощутил, как что-то кольнуло в сердце.
– Ты меня тоже не выбирала, – произнес он, стиснув зубы, стараясь, чтобы это прозвучало как можно менее болезненно.
Опять тишина. Он увидел только край меховой накидки, в которую Маталия молча закуталась. Наконец она появилась из-за ширмы и глянула на него в упор:
– Это не так. Не совсем так. Я тебя выбрала, и тебе это прекрасно известно.
– Но не в качестве мужа. Я был тебе нужен только для удовольствия.
– Ты хочешь сказать, это что-то меняет?
– Разумеется, меняет! – ответил он, повышая голос. – Тебе нужен был не пастух, а племенной баран.
Маталия нахмурилась, пытаясь понять, чего от нее хочет муж.
– Броган, я тебя выбрала. Моя мать знала, что это не случайность, а судьба.
Он резко отвернулся, как бы стараясь отгородиться от звуков этого мелодичного, неясного голоса, произнесшего столь сладостные слова. Он смотрел в окно, в темноту, освещаемую лишь пушистым снегом, слабо мерцающим в лунном свете. Уныло-серый пейзаж. Холодно и пустынно. В точности как у него на сердце.
– Что ты ко мне испытываешь? – спросил Броган, не поворачиваясь. И затаил дыхание, боясь услышать ответ.
Маталия смотрела на его могучую спину, видя, как у него подрагивают от напряжения плечи. Она поплотнее закуталась в накидку, в ужасе от этого вопроса и от того, что может дать неправильный ответ. Ребенок у нее внутри пошевелился и сильно пнул ее, так что она даже охнула. Броган, по счастью, так и не обернулся и не слышал, как тихонько вскрикнула жена.
– Я не понимаю вопроса, – ответила она наконец дрожащим голосом.
– Для женщины это не такой уж сложный вопрос. Что ты ко мне испытываешь? Прошло девять месяцев с того дня, как нас насильно поженили. Что ты ко мне испытываешь?
– Ты мой муж, – ответила Маталия, все еще надеясь избежать ответа, который, возможно, вызовет его гнев.
Он резко обернулся и посмотрел на нее в упор с яростью, мгновенно напомнившей Маталии про его невероятную физическую силу и несокрушимую властность.
– Отвечай! – закричал он, едва удерживаясь от желания схватить ее за плечи и потрясти.
– Я не могу! – крикнула в ответ побледневшая Маталия. – Ты требуешь того, что тебе на самом деле не нужно!
– Я требую ответа!
– Тогда вот тебе ответ, и будь ты проклят за то, что ты его требуешь! Я люблю тебя, люблю с того самого дня, как ты взял меня на привале у костра. Я не могу прожить ни дня, чтобы не увидеть тебя, не прикоснуться к тебе, не быть возле тебя, даже если ты смотришь на меня как на пустое место. Я так люблю тебя, что приняла твой клан, как свой, и сделала все возможное, чтобы они разглядели в тебе все лучшее. Я достаточно люблю тебя, чтобы выносить общество твоей недостойной семьи и состязание в ненависти, которое ты устроил со своим родным братом. Я люблю тебя – вот что я к тебе испытываю! – Маталия смотрела на Брогана, дрожа всем телом, дожидаясь, что он ответит.
Его напряжение заметно поутихло. Он подошел к ней и взял пальцами за подбородок, приподняв голову.
– А ты? – прошептала она. – Что ты ко мне испытываешь?
– Ты прекрасна, – прошептал он в ответ и склонился над ее лицом, намереваясь ее поцеловать.
Маталия решительно отстранилась.
– Ты не ответил, – мягко сказала она, пытаясь заглянуть ему в лицо.
– Ответил... только что, – смущенно пробормотал Броган.
– Нет, – Маталия высвободилась из его объятий, – ты сказал, что я прекрасна.
– Но это правда. – Он вновь приблизился к ней.
– Это не ответ! – резко возразила она.
Лицо Брогана посуровело, и он опустил руки.
– Больше я ничего не скажу, – холодно обронил он.
– Но меня ты вынудил открыться! – Маталия чувствовала, что вот-вот расплачется, но была уже не в силах скрыть свои слезы. – Как ты можешь быть таким жестоким?
– А что, ты думала, я тебе скажу? Неужели и вправду решила, что я сейчас упаду на колени и объяснюсь в такой же сильной любви к тебе? Неужели решила, что я дам тебе такую власть над собой?
Маталия смотрела на него, и горькие слезы, которые она уже не пыталась сдерживать, ручьем текли по ее лицу. Она в исступлении взмахнула руками, будто разгоняя злых духов, потом перевела дыхание и вытерла слезы.
– Ты – глупец, Броган О’Бэннон! Жалкий, презренный глупец! Ты провел свою жизнь в погоне за удачей и в упор не видишь, что сам только что упустил ее из-под своего высокомерного носа. – Она фыркнула, вытерла лицо и, наконец-то успокоившись, посмотрела на него взором умудренной женщины.
Броган уставился на нее, потрясенный словами жены, как неким грозным предзнаменованием. Внутри у него что-то оборвалось, а мышцы ног окаменели, будто он полдня бегал по камням. Он хотел пожать плечами, что-то ответить, но не мог пошевелить ни единым мускулом. С минуту постояв, Маталия с царственным видом отвернулась и позвонила в колокольчик.
В комнату вошла Пейджи с другими служанками, которые принесли медную ванну и чайники с горячей водой, и Броган скрылся в тени опочивальни. После их ухода Маталия сбросила накидку и шагнула в ванну, невероятно загадочная и эротичная, несмотря на большой живот. Она целиком погрузилась в воду, наслаждаясь теплом и блаженно прикрыв глаза. Броган тоже закрыл глаза: ему было больно оттого, что она так демонстративно от него отстранилась.
Ксантье смотрел на жену, которая подковыляла к стулу, с большим трудом водрузив на него свое тело и скорчив раздраженную мину, когда муж даже не потрудился ей помочь.
– Почему бы тебе не взять пример с Брогана и не помочь мне? Он всегда так ухаживает за своей женой.
– Если бы я брал пример со своего брата, то ни за что бы на тебе не женился, – ответил он с сардонической ухмылкой.
Изадора злобно уставилась на мужа и закряхтела, пытаясь устроиться поудобнее.
– Без меня тебе не стать графом, так что лучше относись ко мне повнимательнее. – Она произнесла это таким противным голосом, что Ксантье перекосило от злости. А Изадора хитро улыбнулась: – Нужно напомнить Сутбери про ужасное оскорбление, которое Броган нанес его дочери. У меня ушло несколько месяцев на то, чтобы убедить его объявить войну твоему братцу, и я не допущу, чтобы голубоглазая ведьма околдовала его и его дочь и они отступились. Эту девку с побережья необходимо... убрать с дороги.
– Она тебе никогда не нравилась, не так ли?
– Разумеется. Она же враг.
– Почему бы тебе не излить свою злость на Брогана? Я же с ним воюю.
– Мне не нравится, как ты на нее смотришь... Как на сладкий фрукт, защищенный шипами, которые тебе не терпится изрубить, чтобы отведать его вкус.
– Ты говоришь загадками, женщина, как всегда.
– Я всего лишь говорю то, в чем ты никогда не признаешься. Я еще никогда в жизни не встречала такого слабака, как ты. Ты просто тряпка, и я счастлива, что рано понесла, потому что долее не могла бы выдерживать твоих объятий.
Эти обидные слова ничуть не задели Ксантье. Он сам говорил жене такое не раз, так что ее оскорбления молено было сравнить разве что с объедками, которые оставляют собакам. Мужчина лишь пожал плечами, и его губы дрогнули в еле заметной улыбке. Он приблизился к жене с грацией дикой кошки, выслеживающей в разгар зимы беспечного кролика. Изадора вжалась в спинку стула и положила ладонь на живот.
– Если ты меня ударишь, я могу потерять ребенка, – прошептала она.
Ксантье склонился над сидящей женой, подняв руку. Надменно перевернув ладонь, он уставился на еще незажившую рану и другой рукой сорвал корочку, отчего из раны немедленно засочилась кровь. Медленно, будто не осознавая, что делает, он погладил Изадору по бледной щеке, оставив на ней кровавый отпечаток.
– С ребенком все будет в порядке, Изадора, ибо я не намерен рисковать наследством исключительно ради удовольствия увидеть твои слезы. Но знай, что, если ты не сумеешь родить раньше Маталии, я очень-очень рассержусь на тебя. – Он заметил ее реакцию, и его губы раздвинулись в еще более леденящей улыбке. – Но не переживай. С леди Маталией я разберусь.
Маталия медленно спустилась по ступеням башни и глубоко вздохнула, кутаясь в шерстяную мантию. Она боялась и нервничала, но ей отчаянно хотелось побыть со своими волками, чтобы обрести уверенность. Она была подавлена и чувствовала, как холод, воцарившийся в ее сердце, проникает в пальцы рук и ног, подобно яду, который можно нейтрализовать лишь любовью. Нежелание Брогана признаться в любви нанесло ей тяжелый удар, потому что она была не из тех, кто легко раскрывается, но раз уж она это сделала, теперь ей необходимо убедиться, что ее тоже любят.
Она прокралась по циновкам, обойдя людей Сутбери, которые спали в большом зале на полу, и вошла в кухню. Мальчик, поддерживавший огонь, спал, рассчитывая на то, что, если огонь погаснет, он проснется от холода. Маталия улыбнулась при виде его умиротворенного личика, ощутив внезапный прилив материнской нежности.
Она медленно стала заплетать волосы в тугую косу, спускавшуюся до бедер. Ей вечно твердили, что у нее прекрасные, необыкновенные, роскошные волосы. И внезапно Маталия возненавидела их. Ей хотелось, чтобы Броган видел в ней не красавицу, а заботливую, любящую женщину, которая может многое ему дать. И она дернула себя за косу, наслаждаясь причиненной болью.
Значит, Брогану нужна только ее красота, думала она. Ни единого слова любви не слетело с его губ. Единственное, что он сказал, – он находит ее очень красивой. Она не может изменить цвет глаз и форму лба, зато с относительной легкостью может избавиться от этого символа своей красоты. Стянув косу маленькой ленточкой, Маталия Выхватила из ножен кинжал, с которым никогда не расставалась, покидая замок.
Сделав глубокий вдох, она стала пилить косу у самого основания шеи. Через несколько секунд вместо роскошных локонов остались спутанные короткие кудряшки. Маталия бросила .тяжелую косу на пол, сунула кинжал в ножны и снова взглянула на спящего мальчика. Голове было легко, гораздо легче, чем сердцу, и она вздохнула с грустной улыбкой. Через минуту она проскользнула в боковую дверь, покинув надежное укрытие замка.
Из высоких окон южной башни Ксантье видел, как Маталия вышла из замка, с удивительной грацией неся свой огромный живот. Ее лицо скрывал капюшон, и длинная мантия стелилась по снегу, надежно заметая следы. Откуда ни возьмись немедленно появились трое волков – серый, черный и рыжий – и уткнулись носами ей в юбки, принюхиваясь. Черный вскинул голову и посмотрел на окно, из которого за ними наблюдал Ксантье. Шерсть на загривке волка угрожающе поднялась дыбом, хвост ощетинился. Ксантье улыбнулся в темноту и кивнул в знак приветствия.
Холод сковывал ноги Маталии, и она дрожала. Эта ночь принесла с собой новые ощущения: она почувствовала тяжесть плода, который опустился и давил на низ живота. Молодая женщина прошла еще несколько футов и остановилась возле дерева, к которому были прислонены сани. Она толкнула их на землю и обтерла снег краем мантии. Потом окоченевшими, неловкими руками повозилась с веревками, пока не распутала их. После этого запрягла в самодельную упряжку серого волка. Он подскочил, нечаянно сбив хозяйку с ног, и закружил на месте, пока она с трудом поднималась. Веревки перепутались, и Маталия резко осадила разыгравшегося зверя, велев ему успокоиться. Волк перестал кружиться, но все равно привстал на задние лапы, дрожа от нетерпения.
Наконец женщина прикрутила упряжку к саням, держась за веревки так, чтобы передние лапы волка не касались снега. Она приказала ему стоять, хотя сомневалась, что он подчинится, и встала возле кожаного сиденья, подвешенного меж двух жердей, образующих края саней. Опустившись на сиденье, она одновременно отпустила волка, и небольшой зверь рванул вперед, потащив сани по твердому снежному насту.
Серый сразу пустился галопом. Маталия слегка переместилась, чтобы усесться поудобнее, и волк замедлил шаг, перейдя на рысь и высунув от удовольствия язык. Двое других волков бежали рядом, подгоняя товарища.
Маталия не стала править, предоставив серому самому выбирать направление, и склонила голову под напором морозного ветра. Обычно, доехав до края луга, она останавливала сани, боясь ехать по каменистому, усеянному черными дырами пещер холму, который неприветливо возвышался за замком, но сегодня ей было все равно. Она опустила голову, и из глаз полились тонкие ручейки слез, стывшие на ветру.
Она действительно любила Брогана, и, с одной стороны, ей было даже приятно, что ее принудили в этом признаться. Теперь, когда у нее вырвали эту тайну, она ощущала себя свободней. Однако боль, вызванная ответом мужа, была очень острой.
Маталия охнула, почувствовав вдруг боль в животе. Она согнулась пополам, стараясь– дышать медленнее и отвлечься от своих мыслей, и боль постепенно утихла. С мрачной улыбкой она погрозила кулаком неведомым силам, которые послали ей мужа с искалеченной душой.
Как пережить его нелюбовь? Единственное, чего ей хотелось сейчас, – это убежать подальше от ненавистных стен, чтобы излечиться на природе. Она подняла голову, почувствовав, что серый замедлил бег, когда они стали взбираться по холму, и беспокойство охватило ее. Со всех сторон ее окружали зияющие входы в пещеры.
Вскоре вслед за Маталией в кухню вошел Ксантье. От порыва ледяного ветра мальчик проснулся и сел, сонно моргая. Ксантье, ни секунды не колеблясь, ударил его кулаком в висок, и ребенок тут же потерял сознание.
Ксантье бесстрастно взглянул на него, едва осознавая, что чуть не убил ребенка. Потом наклонился и подобрал черную косу, мгновенно поняв, кому она принадлежала. Он нахмурился, раздумывая, что бы это могло значить, сунул косу в карман и, отворив кухонную дверь, выскользнул на холод. Глядя в лунном свете, как Маталия отъезжает, он потирал руки и прикидывал, как сейчас лучше всего поступить. Затем перевел взгляд на луну, звезды и тучи. Потом снова вошел в замок и направился к покоям Сутбери.
Услышав стук Ксантье, седовласый лорд позволил войти. Ксантье поклонился в галантной манере Брогана и с почтительным видом кивнул. Лицо Сутбери прояснилось, и он кивнул в ответ.
– Броган О’Бэннон? – спросил он.
– Милорд, – поприветствовал его Ксантье, и его губы дрогнули в улыбке.
Сутбери отступил назад и знаком предложил ему войти.
– Проходите. Что привело вас в этот час?
– У меня важные новости, лорд Сутбери, сведения, касающиеся вашей декларации, которые я, однако, не решился озвучить перед всеми. – И Ксантье улыбнулся, радуясь, что старик принял его за Брогана.
– Вот как?
– Умоляю, поймите, я сделал лишь то, что сделал бы на моем месте любой честный человек, окажись он в такой ситуации. За мной перед вами долг, и, будь у меня выбор, я бы с радостью оставил свои обязательства и поспешил к своей невесте, к вашей дочери Клариссе.
– Какая же это ситуация? Вы обманули мое любимое дитя, и я это так не оставлю.
– Может, леди Клариссе тоже стоит это выслушать? Ведь, если мое объяснение удовлетворит и смягчит ее, то выбор за ней.
Седобородый исполин задумчиво кивнул и предложил Ксатье подождать в комнате, пока он поднимет с постели свою дочь. Едва он вышел, Ксантье вытащил из кармана тяжелую косу и сунул ее под подушку Сутбери, пригвоздив ее самую толстую часть к матрасу небольшим кинжалом. Затем положил подушку на место, неспешно вернулся туда, где стоял перед этим, и заложил руки за спину.
Через несколько секунд в комнату вошли Кларисса с отцом. На девушке была простая белая полотняная ночная рубашка, а сверху такая же простая накидка из коричневой ткани. Волосы у нее были перепутаны, медово-карие глаза смотрели мягко и сонно. Кларисса потерла глаза, взглянула на гостя, и Ксантье ощутил нервную дрожь, будто эта девушка могла видеть его насквозь. Он затаил дыхание, дожидаясь, что сейчас она его разоблачит, но Кларисса только почтительно присела и спряталась в тени своего огромного отца. Сутбери покровительственно обнял ее одной рукой.
– Так что же такого важного вы хотели нам сказать, что пришлось разбудить мою дочь в такой глухой час?
Ксантье запустил пальцы в волосы и огляделся по сторонам, будто на него внезапно напали смущение и неловкость.
– Пожалуйста, – начал он, – пожалуйста, поймите, что только крайние обстоятельства принуждают меня рассказать вам об этом.
– Мы уже поняли, – прорычал Сутбери.
Ксантье умоляюще взглянул на Клариссу.
– Я молю Бога, чтобы вы поняли, почему произошла эта свадьба, после того, как услышите...
– Рассказывайте же, Броган, – перебил его Сутбери.
– Все дело в Маталии. Она очень больна.
– Больна? – выдохнула Кларисса, а Сутбери удивленно приподнял брови.
– Очень больна. Я познакомился с ней по пути домой, когда попросил ночлега в замке Роузнит. – Ксантье сделал эффектную паузу и изобразил на лице печаль. – Ей совсем немного осталось, мы не знаем даже, доживет ли она до родов. Об этом она мне и поведала той ночью, и я проникся сочувствием к ее мольбе. Она просила, нет, умоляла, чтобы я подарил ей ночь наслаждения, прежде чем она умрет одинокой девственницей.
– Ради бога! – Сутбери грозно нахмурился: такие вульгарности не для ушей невинной Клариссы.
– Простите меня за прямоту, но вы оба должны понять, что мне не оставалось ничего другого. Ее просьба причинила мне немыслимые муки, я ведь был помолвлен с вами, Кларисса, но она сказала, что это ее последнее желание, и я не мог его не удовлетворить. Вы ведь должны понимать, как человек чести, что я не мог отклонить подобную просьбу? – И он повернулся к Сутбери. Тот медленно кивнул, и Ксантье поплел дальше: – Но я сказал, что не могу обесчестить добродетельную деву и ее достойную семью, поэтому должен жениться. Вот мы и обвенчались.
– Обвенчались... – ошеломленно повторил Сутбери.
– Но послушайте, милорд, Маталия скоро умрет, и я обещаю вам, что после ее смерти готов вернуться за Клариссой. – И Ксантье метнул страстный взор в сторону смущенной девушки. Та задрожала и еще теснее прижалась к отцу.
– Кларисса? – спросил Сутбери.
– Я хочу уехать, – прошептала она. – Я ничего этого не хочу. Если Маталия и вправду больна, то пусть насладится жизнью, прежде чем уйдет. Я не знала про ее болезнь. Она кажется такой... крепкой.
– Да, – продолжал Ксантье. – Румянец, пылающий на ее щеках, – печать лихорадки, а искры в глазах – от невыплаканных слез. Вы заметили, как мерцает ее бледная кожа? Она сделалась такой прозрачной. Болезнь стремительно пожирает ее. Маталия уже слегла, не вынеся вашего присутствия.
– Ох! – в ужасе воскликнула Кларисса. – Отец, давай немедленно уедем! Уедем, пока не взошло солнце!
Сутбери задумчиво смотрел на Ксантье, обнимая плечи дочери.
– Отлично. Вижу, вам действительно не оставалось другого выхода, кроме как жениться на ней. Я готов отказаться от войны и заключить перемирие.
– Я... как лучший сын графа, не нарушу это перемирие, – поклялся Ксантье, и оба коснулись левого плеча правой рукой. Ксантье широко улыбался, вслушиваясь в тайный смысл этих слов, и уже повернулся лицом к выходу, когда услышал голос Сутбери:
– Вам придется засвидетельствовать перемирие.
Старик извлек из сундука свиток, достал из ящика стола перо с чернилами и кивнул. Ксантье замешкался. Все сжалось у него внутри, когда он встретился с ясным взглядом Клариссы. Затем взглянул на перо с чернилами, нервно сглотнул и перевел взгляд на свиток. Неверным шагом он приблизился к бумаге, уже ощущая всю тяжесть того поступка, который собирался совершить, и в глубине души колебался. На мгновение он вернулся в прошлое, когда они с братом были друзьями. В его мозгу вспыхнуло воспоминание о двух счастливых отроках, зеркальных отражениях друг друга, которые ныряли в озеро за домиком, в саду которого возилась их красавица мать. Но это воспоминание тут лее померкло, и он увидел перед собой врага, свое вечное альтер-эго. Ксантье смело взял перо и подписался именем Брогана.
