Текст книги "Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" (СИ)"

Автор книги: Сарина Шиннок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Какие сны снятся отцу террора? Кэно часто снится, что он сидит на спине черного дракона, парящего над облаками в ночной тишине. Он жадно дышит ночной прохладой, проводит рукой по холодным кожистым крыльям дракона. Чешуя рептилии захватывающе сверкает в лунном свете. Дракон летит то медленно и неспешно, ровно парит над густыми хвойными лесами и вересковыми пустошами, то набирает высоту, демонстрируя всю свою энергию и мощь – и сердце террориста замирает в груди, то камнем падает вниз, заставляя Кэно затаить дыхание и ждать падения, но у самой земли расправляет огромные острые крылья.

Свежий ветер пронизывает все тело анархиста, развивает его расстегнутую черную рубашку и черный шнурок, на которой он носит нательный крест.

– Свобода! – во весь голос выкрикивает он, и крик его души будто отражается от серебристой луны и эхом возвращается к нему.

Кэно осторожно отпускает руки и встает на спине дракона. Он разводит руки в сторону, пока не выбирает такую стойку, чтобы риск упасть был наименьшим. Тогда он запрокидывает голову назад, расправляет плечи, желая вздохнуть полной грудью, ощутить всю мощь свободы… Внезапно дракон делает резкий разворот. Кэно оступается на скользкой чешуе и срывается вниз. Лунный свет озаряет ожидающую его темную непроглядную пропасть…

… И он просыпается. Злой, нервный, весь в холодном поту. И боль от безнадеги вновь и вновь приходится топить в стакане портвейна.

19. Tears of the Dragon[22]22
  Слезы дракона (англ.)


[Закрыть]

– Жесть… – прошептал Кобра, выслушав этот захватывающий и пугающий рассказ. Его глаза сверкали. – Столько крови! Столько войны! Поверить не могу…

– Что удивительного? – бросил Кэно пьяным голосом. – Кира знает меня. Ведь знаешь? Замечала? Мое правое плечо твердое, как гранит. Столько лет оно чувствовало приклад и отдачу от выстрелов! Мое тело сроднилось с оружием. Мозоли на ладонях никогда не пройдут, да. Пистолеты, ножи – каждый выстрел, каждый удар отдается по руке и по всему телу. Клинки это уже продолжение меня.

– Выходит, ты чувствуешь оружие? – заинтересовался парень. – Оно… как живое, да?

– Примерно так, – промямлил главарь. – Нож, пистолет, автомат… Он должен быть одушевленным предметом в твоих руках.

Кобра, сияя глазами, заулыбался:

– Круто. Быстрее бы мне так научиться…

– Спешка нужна при ловле паразитов! – буркнул пьяный анархист. – Но не в обучении.

Кэно встал и поплелся в свою комнату. Его шатало так, будто он шел по подвесному мосту над пропастью. Не вписавшись в дверной проем и врезавшись головой в лутку, он выругался благим матом и упал на кровать, не снимая ни одежды, ни обуви. Анархисты, сидевшие на улице, серьезно призадумались, когда внезапно Кира вскочила и побежала в комнату вожака. Он уже начал дремать, когда она разбудила его:

– Кэно.

– Чего? – ответил он спросонья, уже с трудом ворочая языком.

– Может, – Кира запнулась в нерешительности, – может, все-таки скажешь свое настоящее имя?

– Э-э нет, детка, – погрозил ей указательным пальцем Кэно. – Вы и так теперь знаете слишком много. Это проклятое имя я унесу с собой в могилу.

Он допил водку, бутылку которой оставил у кровати, и, что называется, вырубился.

Утром следующего дня Кэно нехотя проснулся. Проснулся, не помня очередного ночного кошмара, хотя и в этот раз навязчивый сон не оставил его. Он чувствовал болезненную тяжесть во всем теле, тошноту и головную боль. Сфокусировав, наконец, размытое зрение, Кэно огляделся. У кровати стояла банка пива. Кэно взглянул на нее, как на пруд посреди пустыни. Он выпил, почувствовал себя немного лучше, смог встать на ноги. С усилием припомнив, где находится ванная, анархист побрел туда. Он открыл холодную воду, выкручивая вентиль до упора, и опустил голову под ледяную струю. Тело несколько раз ударила судорога, казалось, от этого у него даже встали дыбом волосы на руках и на груди. Однако сознание несколько прояснилось, Кэно поднял голову и вздохнул поглубже. Тут он увидел свое отражение в зеркале – это был уже не он. Левый глаз перестал быть человеческим – его радужка стала желтого цвета, зрачок вытянулся в тонкую щель, как у змеи.

– Что за черт? – проронил террорист и ощутил, что с зубами что-то не так. Он оскалился – зубы стали острыми, клыки удлинились и выступили вперед.

Что еще изменилось в нем? Со страхом Кэно сбросил косуху и рубашку. Его руки безнадежно опустились – плечи и предплечья местами лишились кожи, на ее месте появилась мягкая, еще уязвимая красная чешуя, только в середине затвердевшая и приобретшая черный цвет.

– Значит, преобразование идет… – осознал он. – Будь ты проклят, Мавадо!

С яростью Кэно ударил в зеркало кулаком. Тут же он принялся перематывать изрезанную осколками руку полотенцем, выцарапывая пальцами из ран кусочки стекла.

До вечера он не выходил из своей комнаты – он не знал, что делать. Несколько раз Кэно пытался прилечь и поспать, но мысли упорно не давали ему уснуть. «Может, все не так плохо – я стану сильнее. Сильнее!» Он распахнул окно и под покровом ночи вырвался на волю.

Кэно за считанные минуты пересек свалку металлолома недалеко от дома Кобры и пустырь за ней. За пустырем была заброшенная стройка. Анархист удивился, с какой легкостью он перемахнул через забор – даже в молодости он не был на такое способен. Внутри все сгорало от азарта и единственного желания – испытать новые возможности собственного тела.

Кэно разбежался и мгновенно взобрался по стене до уровня седьмого этажа. Даже будто не взобрался – взлетел. Словно неистовый порыв ветра вскинул его на эту высоту, хотя в округе не было ни малейшего движения воздуха, даже подобия легкого ветерка. Кэно присел в оконном проеме, поставив ноги на подоконник и прислонившись спиной к откосу. Он глядел на луну. Ее свет устремился в него тонкими серебряными стрелами, но эти стрелы, вонзаясь в тело, не причиняли боли. Только по коже бежала приятная легкая прохлада.

Какая сила чувствовалась в теле, какая энергия! Это был новый уровень свободы, когда ты не органичен собственным бренным телом. Ушла нахлынувшая с годами слабость, ушла столько лет регулярно глодавшая его боль. Да, боль. Ее больше нет! Ничто не мешало теперь наслаждаться свежими запахами ночи, игрой серебристых бликов от лунного света на каждом изъяне серого кирпича в этом недостроенном здании.

Кэно шагнул из оконного проема и дальше полез вверх по стене, цепляясь только пальцами рук за щели между кирпичами. Он добрался до угла здания и прыжком оказался на пожарной лестнице.

Он не карабкался по лестнице, как человек. Он был словно ягуар, взбирающийся на дерево, – проворными резкими прыжками перемахивал через три-четыре ступени за один раз. Яростным прыжком, каким волк кидается на добычу, Кэно бросился на крышу. Он встал во весь рост и расправил плечи.

Его чувства обострились до предела, недостижимого человеку. Зрение различало даже самые мелкие звезды на небесном своде, полупрозрачную светящуюся дымку Млечного Пути, метеоры, входящие в атмосферу, чтобы за миг сгореть, но оставить за собой огненный след.

– Как люди, – подумал Кэно, – сгорают за секунду. Только в нашей жизни след не за всеми остается…

Ему казалось, что он может всматриваться в высокое ночное небо вечно, постоянно замечая в нем что-то новое. Единственный зрячий глаз – левый – никогда не видел так хорошо и ясно.

– Use your might, Kano![23]23
  Используй свою силу, Кано!


[Закрыть] – сказал он сам себе.

Анархист бросился бежать. У края крыши он присел и резко выпрями ноги, бросая тело вперед. Поочередно напрягавшиеся группы мышц играли в лунном свете. Находясь в воздухе, он плавно раскинул руки, будто орел расправил мощные сильные крылья. Кэно перепрыгнул с крыши на крышу, как тигр, выгнув спину и напрягая все мышцы. Приятная дрожь пробрала с ног до головы. Ни капли усталости, ни капли боли. И кровь лилась по жилам совершенно спокойно, кровь была холодна, сердце стучало ровно. Это было похоже на реинкарнацию, его перерождение, переселение души воина-бунтаря в тело огромного, сильного, хищного зверя.

Кэно побежал по стене вниз, петляя, как ящерица на скале, как паук, который легко, плавно, но молниеносно передвигается по своей ловчей сети. Вскоре эта беготня наскучила ему – Кэно спрыгнул на землю и замер. Он решил отдохнуть и насладиться этой глубокой ночью.

Ощущения были тонки и остры. Террорист решил, что видит самые далекие небесные светила, ощущает незаметную дрожь в воздухе, встревоженном крыльями пролетевшей птицы, слышит, как пробивают землю паростки травы, как ударяется о мягкую землю палый лист… Будто мир стал другим – тонким, чутким и хрупким.

Послышались шаги человека. Кровь Кэно вскипела. Он чуял тепло, излучаемое чужим телом, чуял в воздухе гадкий запах врага.

– Увидит! Узнает! Сдаст!

Секунда – и нож был в руке «черного дракона», еще секунда – и он перед врагом. Человек не успел даже крикнуть – клинок прошел сквозь сердце, как по маслу. Кэно вогнал нож в его тело еще раз, потом еще, еще… Только через несколько минут он наконец-то оставил в покое исполосованный донельзя труп. Это был далеко не первый раз, когда его нож пролил кровь, но…

– Этот парень… Он ничего не сделал! Шел мимо. Он бы даже не заметил… А если бы заметил? Сдал бы!.. Бред… Я действительно становлюсь психопатом-головорезом, который убивает без разбору… Бред! Ничего бы этот тип не заметил!

Это было ненужное убийство. Сработал инстинкт самосохранения. Напрасно пролитая кровь. Теперь то, что говорят о нем, перестает быть клеветой. Кровь… Но как завораживает ее запах…

– У крови… действительно есть запах. До костей пробирает… Проклятье! Что это со мной?!

Кэно мчался к дому Кобры, как испуганный зверь от охотников, чувствуя за спиной ружья самой судьбы. Снова прыжок через забор – на пороге Кира ждала его. Их глаза встретились. Кира уронила банку пива, взглянув на кровь на его одежде.

– Что с тобой? Где ты был? Ты весь в крови!

– Не моя кровь… Я убил…

Кира схватила его руку, погладила предплечье и вздрогнула – ладонь ощутила холодную гладкую чешую.

– Это из-за опытов?

– А из-за чего же еще? – гневно швырнул Кэно.

Анархист не видел испуга женщины. Он не смотрел в ее глаза. Впервые он чувствовал запах ее тела – этот запах заставлял его сердце биться чаще, взгляд жадно изучал ее формы, он из последних сил сдерживал свои инстинкты, чувствуя растущее напряжение в паху.

Джарек обнял Киру. Она дрожала всем телом и пыталась сдержать слезы. Джарек поглаживал ее плечо, пытаясь успокоить, хотя и сам не мог прийти в себя.

– Красавица, все будет хорошо. Ничего страшного не случилось…

Кэно не сводил глаз с товарища, фиксируя каждое его движение: объятья, поглаживания…

– Не-ет… Моя… Моя… – шептал он, глядя на Киру.

Его сексуальное напряжение сменилось неконтролируемой агрессией – он так врезал товарищу кулаком в челюсть, что Джарек отлетел от Киры на метр и ударился затылком о стену дома.

– Отойди! – прошипел Кэно, тщетно пытаясь разжать оскаленные зубы.

– Ты чего?! Оборзел, психопат! – отплевываясь, опешил Джарек.

– Как будто я не знаю, что у тебя одно на уме… – прорычал Кэно, тяжело дыша.

– Да иди ты в зад! – выругался Джарек. – Это у тебя одно на уме!

Он взял Киру за руку и отвел ошеломленную женщину в дом. Она обернулась и взглянула на Кэно с грустью, испугом и сочувствием, в глазах ее читался вопрос: «И кто же ты теперь? Кто?»

– И правда, во что я превращаюсь? – задумался он, стоя у стены. – Что за тварь внутри меня? На что способен зверь во мне?

Зверь. Он живет инстинктами. Как любое животное – инстинкт самосохранения и инстинкт размножения. И чем дальше, тем сильнее они будут затмевать искру разума. На что способен зверь?

Кэно бросился в дом, к двери своей комнаты и запер замок. Взгляд метнулся на окно. Он запрыгнул на письменный стол, с него на подоконник и закрыл окно. Запер решетку на окне и выбросил в форточку ключ. Потом задернул шторы. Его дыхание, срываясь, рычало, перенапряженные мышцы дрожали.

– Я не выйду отсюда! Не выйду!

Кэно схватился за край стола и резко придвинул его к двери.

– Нет! Это ничто! Это меня не удержит!

Он отодвинул стол, отпер дверь и нырнул на чердак. Там он нашел запыленные инструменты, взял перфоратор, «болгарку» и анкерные болты. Вернувшись в кабинет, анархист полностью продумал план своих действий.

– Только быстрее! Пока соображаю…

Кэно провел ладонью по столу. К чему письменный стол зверю? Он распилил столешницу на доски, этими досками и перекрыл дверной проем, вогнав в стену анкерные болты.

– Я не выйду отсюда! – с бесконечной тоской, но и с долей гордости проговорил Кэно. – Не выйду.

Свобода… Он вырвался из унизительного плена на свободу. Как же он распорядился ею? Стал пленником. Узником в тюрьме, которую построил сам.

– Так надо, – убеждал Кэно сам себя. – Так надо… Я не хочу причинять им боль.

Он лег на кровать и закрыл единственный глаз. Он не желал зла своим людям. Ни за что. Лучше жертвовать собой, своей свободой. Он так сам решил.

За дверью по коридору разносился звук шагов. Кэно мог различить, кто идет, даже с закрытой дверью. Он легко узнавал отчеканенный шаркающий шаг Джарека, который при ходьбе имел привычку задирать носки вверх – стандартный строевой шаг, армейские ботинки отбивают марш. Или развязную поступь Кобры, шуршащее трение о паркет его фирменных кроссовок, неуверенный, сбивающийся ритм его шагов – только этот парень от волнения спотыкался на ровном месте. Кто проходил мимо двери в этот раз? Кэно вслушивался. На человеке боевые ботинки, но они не сотрясают пол – облегченные. Ритм ходьбы быстрый, ровный – уверенные, мелкие, но частые шаги. Идущий переступает резко, будто намеренно ударяет ногой в пол со всей силы – он в нервном напряжении. Шаги стихли. Сердце человека за дверью колотится встревожено, разгоряченное тело излучает тепло, которое Кэно чует даже сквозь стену. И запах. Знакомый, завораживающий, возбуждающий. Как только этот запах тронул его носовую полость, пульс анархиста будто взбесился, горячая кровь наполнила сосуды мышц, все тело напряглось. Кира! Она пришла к нему! Для чего же?

– Кэно. Ты запер дверь? Открой.

Все тело Кэно нервно вздрогнуло, он резко мотнул головой, как встревоженный зверь.

– Нет!

– Что случилось? – голос Киры вздрагивал, в нем слышались нотки волнения и гнева. – Не молчи! Кэно! Говори, как есть!

– Я не выйду отсюда… – шепотом еще раз повторил Кэно.

– Что-что?

Он понимал: она делает вид, что не расслышала слов, не хочет верить его решению.

– Я запер себя здесь. Так вам будет лучше.

Кира молчала. Тонкий слух Кэно улавливал ее тихое, но очень тяжелое дыхание. Он даже слышал, как трепещет сердце в ее груди. Сердце… Сердце этой женщины стучит в унисон с его собственным.

– Что я могу сделать для тебя? – произнесла она, Кэно послышалось, что она плачет.

– Под моим окном в траве ключ от решетки валяется. Возьми его. Сможешь приносить мне еду и оставлять на подоконнике. Более ничем ты мне не поможешь. Я мяса хочу. Много мяса. Непрожаренного, с кровью.

Кира глубоко вздохнула, но так ничего и не ответила. Она ушла. Ее поступь уже не была уверенной и четкой – скорее, напоминала тревожную походку Кобры, спотыкавшегося на ровном месте, только шаг более тяжелый, с силой ударяющий в пол нелегкой подошвой боевых ботинок. Она ушла, но Кэно казалось, что его не оставляет ее запах, тревожный и дурманящий.

Когда запах, наконец, развеялся в воздухе, сердце Кэно успокоилось, дыхание выровнялось. Террорист чувствовал, что его начинало клонить в сон. Так он и остался в состоянии между сном и бодрствованием, потому что полноценный сон перебивали назойливые звуки окружающего мира, хотя и слышал он их будто издалека. Сознание наполнялось беспорядочными образами, среди которых он мог различить то манящий силуэт Киры, то кровь на клинке ножа, крики и безумные глаза убитого им человека, запах крови, бьющий в голову, подобно алкоголю, и такой же дикий, затмевающий разум, сладостный запах тела Киры. Впечатлений было слишком много – Кэно решил, что спать сегодня ему не придется.

Жалобно скрипнула оконная рама. Кэно медленно встал с постели и лениво потянулся. Окно захлопнулось, за окном трава глухо зашуршала под ногами уходящего человека. Кэно медленно повернул голову – на подоконнике стояла тарелка с жареным мясом и бутылка темного пива. Он метнулся к окну. Воздух снова наполнился запахом Киры, но на сей раз Кэно не испытывал возбуждения – запах еды, пробуждающий и без того сильное чувство голода, перекрывал его. Аромат жареного мяса даже заставил желудок сжаться, анархист судорожно глотал неконтролируемо выделяющуюся слюну. Сплюнув несколько раз, Кэно схватил кусок мяса и жадно принялся терзать его зубами, как хищник, рыча от удовольствия. Он проглатывал сочное непрожаренное мясо, почти не пережевывая его, запивая крупными глотками холодного горького пива. Насытившись, «черный дракон» с довольным видом растянулся на кровати. Он полагал, что утоление голода и алкоголь помогут ему, наконец, заснуть, но ошибался.

Алкоголь окончательно окутал туманом разум и позволил инстинктам вырваться на свободу. Кэно судорожно осмотрелся. Его начала бить крупная дрожь, в душу ворвалась безумная тревога.

– Пойман! В тюрьме! Узник!

Кэно набросился на оконную решетку, со всей силы схватившись за нее, будто пытался сорвать ее с окна. Через несколько минут в его голове мелькнула мысль, что усилия напрасны. Он прислонился лбом к холодной решетке, расслабившись и закрыв глаза. Внезапно слух уловил тревожный шорох. «Черный дракон» отпрыгнул от окна, как от пламени, которое обожгло руку.

– Ищут! Найдут! Миру смерть моя нужна…

Кэно припал спиной к стене. Так было легче, когда спина под защитой. Но ненамного. Все его тело обливалось холодным потом, дрожь не унималась, каждая мышца вздрагивала от перенапряжения. Сердце трепетало, как крылья летящей колибри, а кровь бурлила, как лава в жерле вулкана. Ему казалось, что темнота ночи оборачивается вокруг него, вцепляется в него тысячами когтистых лап, разрывая горячую плоть. Весь мир ополчился против него, тьма выставляла вперед копья ненависти тех, кто должен был скрываться в этой тьме, – врагов. Кругом враги, за стенами враги, весь мир наполняют враги. Из тьмы начали выделяться отдельные клубящиеся образы. Кэно вгляделся в эту тьму – пауки. Старая галлюцинация вернулась куда более реалистичней. Тьма наступала, атаковала, окружала полчищем гигантских пауков. Кэно стоял в углу комнаты, бежать было некуда – он сам заколотил дверь. И ключей от решетки у него не было. Ветка мертвого тополя за окном напомнила о древесном монстре с обложки альбома «Fear of the Dark» группы «Iron Maiden». Тем не менее, Кэно снова бросился к окну по одной простой причине – там, на улице, свет фонаря разгонял ядовитую тьму. Он в ярости просунул через прутья кулак, разбил стекло. Так он и застыл, тяжело дыша и глядя, как по разбитому стеклу медленно ползут потоку крови. Древесный монстр за окном рассмеялся – это тревожно скрипел, будто плакал, старый мертвый тополь. Тьма исчезла, чувства сконцентрировались на ином – на боли. Кэно взревел и резко рванул руку от стекла. Он упал на пол, стащив с себя здоровой рукой жилетку и отдирая красную подкладку. Он корчился от боли на полу, перематывая подкладкой раненую руку и выдирая дрожащими пальцами из ран осколки стекла. Так он мучился до тех пор, пока боль и галлюцинации не доконали его, и он потерял сознание.

* * *

Кира не спала этой ночью. Она сидела на кухне, задумчиво глядя на силуэты деревьев и свалки металлолома за окном.

– Чай? Не похоже на тебя, – с иронией подметил вошедший на кухню Кобра.

– Я сейчас в таком состоянии, что если притронусь к алкоголю – три к одному, что напьюсь.

Парень подавленно замолчал и начал делать себе бутерброд.

– Чего не спится тебе? – недовольно спросила Кира.

– А тебе? – вопросом на вопрос ответил Кобра.

Женщина опустила рыжую голову, чтобы он не видел ее лица. Взгляд жгучих глаз ее потускнел, переполнился слезной грустью.

– Я не знаю, что теперь будет, – проговорила она.

– Ты за Кэно переживаешь?

Кира бросила на него взгляд полный гнева и обиды:

– Сам-то как думаешь?

Кобра решил, что лучше замолчать. Закончив приготовление своей сухомятки, он присел за стол, но тут же понял, что ему кусок не лезет в горло. В душе таилось волнение, ему хотелось успокоить Киру, но совершенно не знал, как.

– Джарек хотел с Вайнером поговорить… – как бы случайно проронил он. – Только велика вероятность, что Кэно не согласится…

– Не согласится на что?

– На обследования. Может, Генрих нашел бы способ остановить это превращение.

Женщина молча допила чай и ушла. Кобра прикусил губы, будто чувствовал вину. Впрочем, на самом деле его вины не было в тревоге Киры, только ему очень хотелось успокоить ее. Объективно было бы сказать, что это было не в его силах.

 
Еще раз ночь
Без любви, без тепла
В тумане призрачных грез.
Еще раз ночь,
Словно мост, ты сожгла,
И жизнь летит
под откос…
 

– Заткнись, а? – крикнула на него Кира, обернувшись, и скрылась в темном коридоре.

Кобра остался один. И уже в тоскливом одиночестве он допел песню, ужасно коверкая слова своим акцентом:

 
Я хотел тебе помочь —
От беды спасти.
Я хотел тебе помочь…
Опоздал…
Прощай.
Прости…
 

Успокоить решил. Ха! Думать надо было раньше, Вайнеру звонить, знали же, чем это кончится! Да и кем он себя возомнил? Он что, психоаналитик, что ли? Нет. Он только ученик Кэно. Салага… Практически пустое место… Тогда почему Киру так задевают его слова?

Так кто же он, Кобра, в этом клане? Пустое место?

Не совсем. Он предоставил «Черным драконам» жилье. Они поселились в его доме. Так что, выходит, он – арендодатель?

Был бы им, если бы брал плату за пользование жилплощадью. А так… Наивный малый, отдавший дом в их распоряжение.

А что бы анархисты делали, если бы он не открыл двери своего дома?

Нашли бы другой выход! Очередной самообман. Никакой его заслуги.

Стоп! Он сам собрал их здесь! Это он спас Киру, а потом и Джарека…

А может все решили обстоятельства? Просто повезло? Почему бы и нет…

Только вот Киру он на руках с базы выносил! Это он собрал всех, кто остался в живых вместе. Кроме Кэно, разумеется…

Да вот только что было бы, если бы Кэно сюда не вернулся? Да ничего не было бы! Еще Джарек говорил: «Без Кэно мы никто». Выходит, все же он, Кобра, – пустое место…

Этого не может быть! Не может! Ведь если бы он был пустым местом, если бы всем было на него наплевать, стал бы тот же Кэно так злиться на него за каждое поражение? Отчитывал бы за каждый промах? Да он бы давно плюнул на все это! Что же тогда?

Что же тогда? Кто ему Кэно? Да просто человек, который в чем-то оказался сильнее других, а Кобра за это завидует ему… Да-да, завидует. Уже давно.

Это была белая зависть. Конечно, белая зависть. Он так хотел стать лучше. И, надо признать, кое-что у него получалось. Он уже много чего освоил, получил немалый опыт…

Тогда зачем унижать его и звать «салагой»?

Многого он хочет. Сравнил бы свой опыт и свои навыки с таковыми у Кэно. И что, хотел, чтобы его как-то иначе звали?

Хотел. Хотел именно этого. Можно было бы признать, что он – всего-навсего преданный ученик. Вечный ученик.

Кобра перебывал в растерянности и отчаянии. Что же делать? Бежать за Кирой, пытаться все объяснить? Пустая затея, она только окончательно озлобится на него. Пойти к Джареку, поторопить его связаться с Генрихом Вайнером? Да что, Джарек сам не сообразит, что делать?! Что, он, Кобра, ему советчик?! Нет, уж лучше сидеть здесь, тише воды ниже травы, не соваться туда, где он ничем не поможет. Да, так лучше. Плыть по течению.

Кобра взял из холодильника пиво и обреченно припал сухими губами к холодной банке.

* * *

Кэно пришел в себя на утро следующего дня. Он лежал на полу, покрытом размазанной засохшей кровью, окровавленными кусками стекла и обрывками ткани. Рука ужасно болела, душу не оставлял страх. Кэно не мог сам понять, что это за страх, как бы ни вглядывался в свою душу. Страх смерти? Навряд ли. Столько лет ходил по краю, и что, после этого он смерти боится? Его бросило в гнев такое собственное предположение, с яростным оскалом, рыча, как дикое животное, он бросился на заколоченную дверь, царапая доски.

– Чтоб я боялся смерти?! Да никогда! Никогда! Я не боюсь ее! Я презираю! Не боюсь! Не боюсь…

Вдруг анархист запнулся, ошеломленно осматривая доски – на дереве остались глубокие свежие царапины, в луче света танцевала опилочная пыль.

Снова скрипнула оконная рама, за ней послышался металлический звон и скрежет – кто-то открывал оконную решетку. Изящные женские руки с тонкими пальцами ловко справлялись с замком.

– Кира! Нет! Не иди сюда! – вскричал Кэно и вдруг понял, как изменился его голос – он стал еще более низким, хриплым, грубым, как глухой сиплый рев раненого хищника. Запах тела Киры мгновенно заставил всплыть ее образ в его еще размытом и мутном сознании.

Сняв замок и распахнув решетку, Кира зацепилась руками за подоконник и, подтянувшись, запрыгнула в окно. За спиной у нее был маленький кожаный рюкзак.

– Зачем ты пришла? – будто с мольбой осведомился Кэно, сложив руки за спиной. – Уходи. Я за себя не ручаюсь.

Кира стала к окну вполоборота и указала рукой на разбитое окно:

– Стекло выбито, на стекле кровь. Понятно мое беспокойство?

Кэно отвернул голову, стараясь переключить внимание с образа Киры на что-нибудь иное, пусть даже на растущее чувство голода, от которого начинал побаливать желудок.

– Что ты прячешь за спиной? – строго спросила Кира.

– Ничего, – недовольно буркнул в ответ Кэно.

– Ты врешь, я чувствую! – прикрикнула женщина с упреком. – Что ты прячешь за спиной?

Кэно нервно ухмыльнулся, на секунду обнажив заострившиеся зубы, и нехотя выставил руки вперед. Старая чешуя уже окончательно уплотнилась, стала твердой, как броня, и почернела, помимо нее появилась новая, еще мягкая, ярко-красного цвета. Его пальцы удлинились, последнюю фалангу каждого из них покрывал острый прочный коготь. Когти, в которые превратились ногти человека, были светлые, но у их основания и под ними запеклась кровь. Кэно дернул головой, указывая Кире на царапины, оставшиеся на досках. Женщина взглянула на него без страха и отвращения, вопреки ожиданиям самого анархиста, а наоборот: с сочувствием и жалостью. Кира взяла правую руку Кэно и осмотрела порезы.

– Здесь есть мелкие осколки, их нужно вытащить, – заключила она, сбрасывая с плеч рюкзак. – Сядь на кровать.

– Плохая идея, – не глядя на нее, прошептал Кэно. – Я не ручаюсь за себя.

Но женщина не хотела ничего слушать. В рюкзаке оказались медикаменты. Она извлекла осколки из ран, промыла порезы и перевязала его руку. Руки Киры ни разу не дрогнули – она четко и уверенно осуществляла каждое действие. Только лицо выражало небывалое напряжение – она несколько раз отбрасывала назад падавшие на лицо волосы, незаметно смахивая при этом пот.

– Все, – проговорила она, поглаживая его руку. – Так, правда, легче?

Кэно схватил ее за плечи и, обхватив ее губы своими, проник языком в ее рот. Кира почувствовала, что ее зубы соприкасаются с его удлинившимися клыками, а язык его холодный, будто занемевший, и гладкий, как змея извивается у нее во рту. Он целовал ее взасос и не мог насытиться, но вдруг она отодвинула его от себя, закрывая покрасневшие губы ладонью.

– Не сейчас, – попросила она.

Кэно облизнулся. Он взял Киру за руки и прильнул к ней всем телом, чувствуя ее тепло, легкую дрожь и запах. Он упивался эти запахом, начал ласкать ее, проводя холодными грубыми ладонями между ее лопаток, по плечам, по низу живота, по упругой налитой груди. Провел рукой по ее спине, опуская ладонь ниже поясницы, и резко сжал сильные пальцы. Кира вскрикнула. Кэно похотливо лязгнул зубами и с довольной ухмылкой снова усилил хватку. Кира схватила и убрала его руку со своей пятой точки, недовольно подергивая бровью.

– Не сейчас, – твердо повторила она.

Кэно не слышал ее слов. Ее запах, казалось, стал еще слаще, он дурманил его сильнее самого крепкого напитка, самого сильного наркотика. В таком опьянении он почти ничего не ощущал, кроме растущего приятного напряжения внизу живота и в паху. Взгляд изучал ее точеные формы, он заворожено смотрел, как по ее телу скатываются капли выступившего от волнения пота. Он вцепился руками в ее кожаный топ и разорвал молнию, сволакивая одежду с ее тела. Женщина начала сопротивляться, ее рука случайно задела его штаны, она встревожилась, ощутив под своей ладонью горячую твердую плоть.

Кэно ничего не слышал. Он сбросил с кровати медицинские инструменты, антисептики и бинт, затем повалил женщину на постель. Ее руки упирались в его грудь, она отталкивала его от себя, только слушая хриплое рычание:

– Моя… Моя…

«Черный дракон» схватил ее за плечи так, что она застонала от боли, почувствовала, как в кожу вошли когти. Кира чувствовала горячее дыхание на своем лице и шее – Кэно ненасытно вдыхал ее запах. Он провел языком по ее шее там, где бился пульс. Его щетина привычно приятно щекотала ее шею и лицо, он поцеловал ее в ухо, но тут же острые когти рассекли спину. Кэно жадно вздохнул полной грудью – воздух пах чарующе: сладостью и кровью. Он осатанел. Сорвал ремень с брюк женщины, стащил с нее одежду, затем сбросил собственную. Ее пальцы погрузились в поросль на его груди, она все еще пыталась отодвинуть его от себя, но Кэно не замечал ее усилий. Его руки сжали ее груди, губы снова соприкоснулись с губами Киры. И дальше анархист уже не обращал ни на что внимания – просто было хорошо, упоительно хорошо, сладостно.

Кира молча терпела боль, ощущая все новые царапины на своем теле. Он держал ее, не рассчитывая силы, его грубые действия причиняли ей немыслимые страдания. Когда это мучительное совокупление, наконец, закончилось, ей не хотелось ничего, кроме как пойти в душ и хорошенько помыться, смыть с себя эту грязную звериную похоть. К сожалению, ссадины, царапины и синяки с тела не смыть водой, а уж тем более не смыть боли с души.

– Ты и раньше был грубым и дерзким, но я не предполагала, что ты способен на такое! Зверье!

Ее крик заставил Кэно немного опомниться. Он встал с постели и оставил женщину в покое. Он не понимал ее слов.

– А я верила, верила, что ты остался человеком! Ты животное! Ты не осознаешь, что сделал мне больно! Ты не понимаешь…

Кэно отскочил к стене. Разум, наконец, прояснился. Он будто резко протрезвел от внезапного нервного потрясения, чувства померкли, только зрение небывало обострилось. Он смотрел ошеломленными глазами на свою любимую, на кровоподтеки и царапины на ее теле, на то, как она сдерживала слезы боли, лежа на изодранных окровавленных простынях. Кэно почувствовал такую дрожь во всем теле, будто по всем нервам раз за разом проходил разряд электрического тока. Его дыхание сорвалось, он сделал несколько глубоких резких судорожных выдохов, после напрасно пытался отдышаться и успокоить разбушевавшееся сердце. Оно не просто билось с небывалой частотой и силой, его сжала тупая боль, расползавшаяся по всей грудной клетке, бившая даже в левую лопатку и левое плечо, а потом с каждым ударом отдавалась во всей левой руке, ударяя в ладонь и пронзая пальцы. Сначала анархиста бросило в жар, потом в холод. Страх сдавливал сердце – страх самого себя, отсутствия возможности предугадать собственные действия. В голове эхом отдавались выкрики Киры: