Текст книги "Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" (СИ)"

Автор книги: Сарина Шиннок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Так он разговаривал сам с собой, сидя у стойки в баре и допивая очередной бокал не самого лучшего коньяка.

– Бармен, плесни еще, – попросил Кэно, поставив пустой бокал.

На нем была военная форма: тяжелые боевые ботинки, камуфляжные штаны, подпоясанные армейским ремнем, и куртка защитного цвета с закатанными рукавами, одетая на голое тело. Рядом со стойкой он поставил трость, подаренную командиром.

– Кэно. Почему-то я знал, где смогу найти тебя, – окликнул его кто-то за спиной.

Кэно обернулся. Перед ним стоял, радостно улыбаясь, Джарек. Он был одет практически точно так же, шел уверенной развязной походкой.

– Брат! – обрадовался встречи Кэно. – Вот так новость!

Он осторожно встал из-за стойки и дружески обнял бывшего напарника. Товарищи присели рядом и заказали еще выпивки.

– Ну что, чем живешь? – спросил Кэно.

– А ты? В клан-то вернулся?

– Нет. Не знаю, стоит ли… – задумчиво ответил Кэно.

Джарек улыбнулся:

– Стоит! Уж ты мне поверь! Борьба за свободу – это дело чести. Вы – единственные в современном мире правые анархисты.

– Мне кажется, здесь есть еще кое-кто из наших, – заметил Кэно. За столиком неподалеку сидел Бес.

– Эй, разведчик! Своих не засек, что ли? – крикнул Джарек.

– Не-е, слежу за вами, – лукаво прошептал Бес. – Анархисты, значит? Что ж, вас разыскивают…

– И что, сдать нас хочешь? – вызывающе спросил Кэно. – Я же и прирезать могу.

– Да что вас сдавать? – горестно усмехнулся Бес. – Я сам к вам собирался. Там я нужнее. Более никому не нужен.

– Случилось чего? – спросил Джарек, видя боль в глазах разведчика.

– Жена ушла, двоих сыновей моих забрала, а я чуть руки на себя не наложил… – нехотя исповедался Бес.

Все замолчали. За соседним столиком громко переговаривались какие-то иностранцы.

– Хотите анекдот про тупых американских военных? – спросил человек с русским акцентом своих товарищей.

Кэно подошел к их столу и ударил по нему своим огромным кулаком.

– Значит так, смотри сюда, сопляк! – зарычал он сквозь зубы, гневно уставившись на парня, обронившего эту фразу. – Это Бес, заслуженный разведчик. Это Козырь, «зеленый берет», капитан. Я майор спецназа, награжден тремя орденами «Пурпурное сердце», Серебряной Звездой и Крестом Выдающейся Службы. Мы втроем пять лет по горячим точкам парились. Ну что, все еще хочешь рассказать свой анекдот?

– Нет, – ответил парень, – не хочу три раза повторять.

Кэно со всего размаху врезал русскому кулаком по лицу. Парень упал со стула и, останавливая рукой кровотечение из сломанного носа, что-то закричал на русском. Кэно, разобрав отдельные слова, понял, что тот позвал земляков.

– За анархию! – взревел он. – «Черный дракон», наших бьют!

Началась драка. Многие, совершенно непричастные к разборкам люди, поспешили заступиться за приезжих, но они не подозревали, с кем столкнулись. Несколько людей, одетых в черную кожу, выбежали на улицу и прокричали:

– За анархию! «Черный дракон»!

На зов пришла огромная толпа народа с ножами и кастетами, они обступили и повалили на пол непокорных туристов, кидаясь в драку с криками: «Черный дракон!», «Анархия!».

– Кэно? – окликнул анархиста за спиной мужчина в очках. – Я-то думал, что ты умер!

– Потом обрадуешься моему возвращению, Страйдер! – крикнул Кэно, добивая какого-то крепкого мужика.

Анархистов становилось все больше. Они просто раздвигали толпу своих, чтобы нанести удар кому-нибудь. Когда хозяин бара вызвал полицию, они ушли в темноту ближайших переулков и растворились в ночной мгле, оставив лишь избитых до полусмерти и напуганных, но проученных на всю жизнь иностранцев, разломанную мебель и битую посуду.

– Кэно, ты вернулся! – радовались соратники, обнимая анархиста. – Ты выжил!

Кэно оглядел толпу, пытаясь найти знакомые лица, но почему-то безуспешно.

– Страйдер! Безумно рад тебя видеть! – узнал он, наконец, одного из своих учителей, окликнувшего его еще в баре.

– Увы, из всех, кого ты знал, остались только я да Морихей, – угрюмо уведомил Страйдер Кэно, протер очки краем рубашки, одел их снова и продолжил: – Это от нас остальной клан узнал о тебе – много наших с тех пор, как ты ушел, погибло. Скарлетт разбилась на мотоцикле. Черного Ангела зарезали в переулки наемники «Красного дракона». Демон получил пулю в затылок, Эд взорвал сотню «Красных драконов», но вместе с собой, про Нейта вообще ничего не было слышно, а две недели назад… расчлененку нашли.

Кэно слушал эти траурные вести с каменным лицом – такая жестокость окружающего мира давно перестала удивлять его.

– Сразу видно – с войны пришел, – отметил мужчина по имени Биннак, – лицо суровое, железный взгляд… Сколько лет-то тебе?

– А сколько дашь? – поинтересовался Кэно.

Биннак задумался:

– Скорее всего, за тридцать…

Анархист грустно ухмыльнулся, приглаживая густую черную бороду:

– Мне двадцать три года.

Биннак взглянул в его глаза, в самую глубину и с горестью прошептал:

– Ты устал. Жизнь измотала тебя… Слушай, парень, а поезжай со мной в Канаду! Я с удовольствием тебя в команду возьму!

– Ах, да, старина. Ты же пират, – вспомнил Кэно. – Хочешь, чтоб я на твоем судне морским разбоем занимался, помогал тебе суда крупных компаний на дно пускать, заложников брать, контрабанду возить?..

Биннак, капитан канадских пиратов, положил грубую ладонь на крепкое плечо Кэно:

– Ты не знаешь, какой жизнью мы живем! Поверь, ты отдохнешь, развеешься! Соглашайся!

– А вы-то куда пойдете? – спросил Кэно Джарека и Беса.

– Я в клан вступлю, – ответил разведчик.

– А ты, Джарек?

Джарек чуть заметно подмигнул глазом:

– Брат, ты же знаешь, я хоть в ад брошусь за тобой. К тому же, я тоже не против отдохнуть.

– Вот и славно! – обрадовался Биннак. – Вы не пожалеете!

К пиратской жизни Кэно и Джареку было не привыкать. Они еще в армии занимались приличным разбоем, если уж говорить начистоту: разоряли арабские деревни, насиловали женщин, грабили жителей, забирая еду и деньги. Тогда это был способ выжить и не сойти с ума окончательно.

Биннак был сыном капитана канадских пиратов, унаследовавшим от отца и «профессию», и корабль. Какими аферами папаша Биннака достал и присвоил себе его – черт знает, а может, не знает и черт. Это было небольшое грузовое судно с пьяными без перебоя матерящимися матросами, за борт которого постоянно летели пустые бутылки из-под выпивки, а на борт в каждой пристани поднимались проститутки. Удивительно, как этой команде праздных беспечных пьяных мерзавцев удавалось отправлять ко дну корабли крупных судовладельческих компаний, брать заложников и получать немалые отступные.

Первое, что почувствовали анархисты, ступив на палубу, – едкий запах влажного воздуха. На этом корабле все до нутра провонялось соленой рыбой, дымом и пивом. К их счастью, им не довелось побывать на камбузе – тамошние запахи не пощадили ни одну носовую полость. Вечером единогласно решили скоротать время под пиво и гитару. Пиво команде разносила длинноногая белокурая девица спортивного телосложения в высоких кожаных сапогах, кожаных брюках, элегантно облегающих ее стройные ноги, белом топе и бандане, на которой что-то было написано белой малярной краской.

– «Iron Maiden»! Хорошая группа, – сказал Кэно, прочитав надпись. – Не хочешь послушать их песни под гитару, детка?

Девица ничего не ответила, а только с улыбкой вылила пиво из кружки на свой топ. Мокрая ткань мгновенно стала почти прозрачной и прилипла к телу, обрисовывая контуры соблазнительной груди.

– Я так понимаю, – Кэно резво ударил по струнам, взяв какой-то тяжелый аккорд, и похотливо лязгнул зубами, – хочешь! Да, детка?

– Джола, – представилась девица. – Пива хочешь?

Похотливо усмехаясь и скаля зубы, Кэно одобрительно кивнул. Джола, не сводя с мужчины глаз, поднесла кружку пива к своим губам и отхлебнула приличный глоток. Она поставила ногу на стул, на котором сидел Кэно, склонилась над анархистом, взяв его за воротник, их губы соприкоснулись. Он почувствовал у себя во рту ее язык и все еще прохладное пиво.

– А ты смела, детка, – заметил Кэно, облизывая смоченные пивом губы.

– То ли еще будет! – улыбаясь, заявила Джола и тут же ее голова оказалась под столом, на коленях анархиста.

Послышался звук расстегивающейся молнии, затем стонущее от наслаждения дыхание Джолы и довольное рычание Кэно.

– Я так понимаю, до «Iron Maiden» дело не дошло, – заключил сидящий рядом Джарек.

– Да ну и черт с ними! – бросил Кэно, погладив ладонью ровные светлые волосы Джолы. – Держи, – он отдал товарищу гитару, – оружие массового поражения – действует быстро и безотказно.

– Да я всего три аккорда знаю, – пробормотал Джарек, взяв инструмент.

– Поверь, этого достаточно, – заверил его Кэно.

Джарек присмотрел достаточно хорошенькую девицу, сыграл всего одну песню, как она уж стаскивала с него одежду, горячо целуя взасос.

Такими были они – прошедшие сквозь века пиратские нравы. Гуляния с песнями под гитару, огромным количеством выпивки и секса длились больше недели. Потом подвернулась работенка, как сообщили Кэно двое матросов: парень с русыми зачесанными наверх волосами, одетый в кожу, и молодой мужчина с трехдневной щетиной и торчащими во все стороны волосами.

– Заложников будем сегодня брать, – сообщил парень. – Отец просил помочь.

– А ты собственно кто? – недовольно спросил Кэно.

– Я Кибрал, сын Биннака, – представился парень. – А это Гарри, погоняло Сельдяной Король.

Заложников они взяли успешно, и отступные получили, что сразу нужно было отметить. После третьей бутылки вермута анархисту приспичило орать хард-рок под гитару. Джола с улыбкой наблюдала за пьяными выходками команды, но глазами искала Кэно.

– Детка, еще вермута! – попросил он, когда она подошла к его столу.

Джола собралась идти к стойке, и в этот момент он ущипнул ее за задницу. Девица глянула на него полными гнева глазами.

– Не сейчас, – попросил Кибрал, кладя руку на плечо Кэно, но мужчина ударил парня по руке и зло спросил:

– Ей-то, шлюхе, не один хрен?

– Не один, – ответил Кибрал. – Ты мертвецки пьян. А круто ты окрутил мою сестру…

Кэно был так поражен этим фактом, что не смог ничего ответить. Джола – дочь Биннака! Кто бы подумал!

«Правду говорят: у мужчины две головы, но думает он ими по очереди», – пронеслось в его голове.

– Ей неприятно, что ты так пьян, – продолжал объяснять Кибрал.

– А мне насрать, что ей неприятно!

Утром Кэно не смог вспомнить, что было после третьей бутылки. Только проснулся уже в своей каюте, с Джолой. Девица сказала, что он грубо сносил ее, но ей понравилось. Он молча закурил. Он не знал, как теперь смотреть Биннаку в глаза.

Биннак молчал, скорее всего, давно зная это.

Время стало с тех пор тянуться мучительно медленно – прошедший месяц сошел за три. Джола была смелой и отчаянной, весьма опытной, анархист тонул в наслаждении и ласке, но совершенно ничего не пробудило в нем каких-то чувств, даже намека на чувства. Может, если бы что-то дрогнуло в душе, общество этой девицы не казалось бы таким навязчивым и утомительным. Секс – это, конечно, было хорошо, но Джола хотела большего, да еще и пыталась навязывать свое мнение, за что Кэно не раз срывался на нее по полной. Доходило до того, что он распускал руки. К несчастью, Биннак закрывал на это глаза.

Еще мучительнее стал второй-третий месяц пребывания анархистов на судне Биннака. Кэно коротал вечера в одиночестве, сидя в каюте и покуривая сигары, пытаясь не думать ни о чем. Эта жизнь начинала надоедать ему – слишком уж все просто было у этих ребят, стремления у них приземленные, ограниченные физиологическими и материальными потребностями. Кэно уже не первый раз заявлял Биннаку, что планирует вернуться в клан.

– Мне бы только денег на операцию, чтобы снова лучшим воином клана стать.

Капитан смотрел на него с какой-то отеческой тоской.

– Уехать бы тебе на родину – в Австралию, – говаривал он, – и жить там спокойно. На что тебе еще одна война?

– Это за свободу война, старина, за свободу.

– И помрешь за свободу? – спрашивал Биннак, хотя ответ давно знал.

– Поживем – увидим… – устало отвечал Кэно.

– «Поживем»? Только ты говоришь о том, чтобы сдохнуть за свободу.

– Ну, сдохну, тебе-то какое дело?

– Ты жизни не видел! – тревожно восклицал капитан. – Не видел!

Кэно с презрением смотрел ему в глаза:

– А что ты видел, всю жизнь просидев на этом суденышке, а?

Биннак, удрученно молча, ушел. Кэно не знал, что думать. Не первый раз его отговаривали от возвращения к анархистам. Но он-то чувствовал себя частью этого клана, чувствовал кровную связь с этими людьми, долг перед теми, кто дал ему новую жизнь – жизнь, в которой он кому-то нужен. Теперь сомнений не возникало – его место там. Он в глубине души боялся быть не нужным никому. Потому мысли были заняты тем, где достать деньги, чтобы подлечиться и снова стать в ряды воинов свободы.

Приятный аромат сигары помогал Кэно расслабиться и успокоить нервы. Неожиданно Джола вошла в его каюту и бесцеремонно села ему на колено.

– Детка, отвали, у меня депресняк, – пробурчал он. Рука Джолы легла на его плечи – ей было откровенно наплевать на его слова.

– А ты знаешь, что капитан может поженить влюбленных на палубе корабля в любой момент? – не без намека шепнула она анархисту на ухо.

– Поживем – увидим, – отмахнулся Кэно.

Джола взяла сигару из его пальцев.

– Может, бросишь курить для начала? – повелительным тоном заявила она.

– Брошу, – согласился Кэно, – только за это будешь лизать мне задницу до конца моих дней.

Девица опешила:

– Ты что имеешь ввиду?

Кэно не стал утруждать себя ответом – только показал ей средний палец. Джола изменилась в лице, глаза наполнились злостью, она ответила на жест грубой пощечиной. Кэно не остался в долгу и ударил девицу по лицу в ответ. Джола упала, подвернув ногу, из носа пошла кровь.

– Ну, пока ты валяешься – подумай вот о чем, – строго монотонно заговорил анархист, не вставая со стула, – приказывать мне мог один человек – генерал-лейтенант Дес Баррес. Переделывать меня и что-то мне указывать никто не имеет права, а уж тем более такая шалава, как ты. Если тебе что-то не нравится – ищи себе другого, без вредных привычек. Так что подрывайся и вали отсюда.

После этого инцидента Кэно со спокойной душой оставил поприще пирата. Оставил с горьким осадком на душе в виде подозрения, что понапрасну, совершенно безрезультатно убил три месяца жизни.

– Куда теперь? – раздумывал он горестно, сидя с Джареком в баре за кружкой пива. – Грабануть бы кого, да тут план нужен. И риск сильно велик…

– Что, деньги и впрямь так сильно нужны? – с сожалением уточнял товарищ.

Кэно потер ладонью колено больной ноги:

– А как иначе? Я клану не нужен в таком состоянии, как сейчас… Эх, Уехиба! Японский гаденыш! Хотел лучшим «черным драконом» меня сделать – перестарался, сукин сын!

– Но навыки-то у тебя есть?

– И что ты предлагаешь?

Джарек жестом подозвал его ближе, мужчины склонились над столом, Джарек еле слышно шепнул:

– В наемники податься.

– Чего? – замер от неожиданности Кэно.

– Столько мы нигде не заработаем. А навыки, как я говорил, у нас есть. У меня связи в Детройте остались. Там матерый бандюга Корсар меня давно на это поприще вербовать пытался: где чего украсть, из кого деньги выбить, кого пришить… Так идет?

Кэно принял идею без особого энтузиазма, но легко вжился в новую роль – наемный убийца, грабитель, вымогатель. Он быстро стал известной и уважаемой фигурой в криминальном мире, Джарек тоже преуспевал, иногда поигрывая в казино и подделывая произведения изобразительного искусства. Была, конечно, в этой новой жизни масса недостатков – нелегкая жизнь вне закона, потребность постоянно скрываться, и, в конце концов, бессонница, порожденная чувством небезопасности мира. Работа все же нравилась Кэно – он снова почувствовал себя в родной стихии, когда приклад снайперской винтовки уперся в затвердевшее за годы сильное плечо. Запах рыбы наконец-то выветрился из одежды – его сменил запах бензина, копоти, сигар и портвейна. Анархист решил, что родился для войны. Даже больная нога стала беспокоить его настырной тупой болью гораздо меньше.

Мужчин знали под их старыми армейскими прозвищами – Скиталец и Козырь. Под началом бывалого киллера Корсара они воевали под знаменами тех, кто платит, до 1984 года. И осенью этого года один день вновь заставил Кэно задумываться о том, куда же ему стоит идти. Жизнь словно сама заставляла выбрать свою дорогу. Раз и навсегда.

Джарек заканчивал делать копию полотна какого-то известного импрессиониста, то ли Гогена, то ли Моне. Химический запах масляных красок уже не вызывал головной боли и тошноты. Маслом были перепачканы старые брюки, клетчатая рубашка и руки Джарека. Тюбики краски, грунтовка для холста, грязные тряпки и кисти различной формы и ширины валялись вдоль холста на мольберте, на полу, на запятнанном маслом старом деревянном стуле, несколько кистей Джарек держал в зубах. Облезлая входная дверь распахнулась, ударив о стену так, что ржавая ручка оставила вмятину на штукатурке. От неожиданности рука Джарека дернулась и он положил жутко кривой мазок.

– Кэно, СВД тебе в зад! Предупреждать надо! – бранился живописец, убирая тряпкой неровно легшее масло.

– Заткнись, – недовольно буркнул Кэно себе под нос, снял кожаный плащ и кинул его на пыльный пол.

На полу стоял ящик пива, принесенный Корсаром в знак благодарности – Скиталец и Козырь помогли ему уйти от преследования. Такая взаимопомощь у них, наемников-головорезов, была обычным делом.

– Сука, теплое! – прорычал Кэно, взяв одну бутылку.

Он открыл пиво зубами, и по черной бороде на шею и густую поросль на груди потекла с чуть слышным шипением пена. Кэно начал пить крупными глотками, проливая часть пива – его капли оказались даже на кожаных брюках с бахромой вдоль боковых швов и на сверкающей пряжке ремня, украшенной изображением дракона. Джарек швырнул кисти и палитру на стул и с тревогой посмотрел в глаза товарищу:

– Что случилось-то, брат?

– Взяли меня, – неуверенно изрек Кэно, вытирая рукой мокрую бороду. – Спецназ…

– Спецназ? – Джарек удивленно поднял брови и начал нервно хрустеть пальцами. – Так что, вычислили?

Кэно мотнул головой:

– Хуже. Я Дес Барреса видел, – и, не замечая, как, открыв рот, замер в шоке Джарек, добавил: – И говорил с ним. Да, он, мягко говоря, в ауте был. Уставился на меня, как на змею орел-змееяд: «Скиталец? Тревор Гаррет?»

– А ты что?

– А я на все это клал – так и сказал: «Зовите меня Кэно. Другого имени мне не надо».

– Ты был в допросной? Как же ты ушел?

– Дес Баррес позволил мне уйти.

Зачем это было нужно бывалому вояке, генерал-лейтенанту, у которого вся грудь в наградах, как в бронежилете? Зачем давать фору бывшему подчиненному, а ныне убийце, наемнику, грабителю, вымогателю? Как тщательно он все продумал! Создал иллюзию побега, отыграл импровизированное действо перед федеральными агентами! А Кэно все же услышал его фразу, брошенную ему вслед, будто самому себе: «Славный был боец Скиталец! Не загубил бы себя…» К чему это сказал? Вспомнил, что Кэно – все-таки герой? Вряд ли.

И тут вспомнилась речь капитана пиратов Биннака: «Зачем тебе эта война?» Дьявол, неужели все эти люди полагают, что он не смог обрести себя? Ему хочется войны, хочется свободы, хочется быть с «Черными драконами». Так уж судьба сложила его взгляд на мир: клан – братья, союзники, которым он жизнью обязан, а что остальной мир? Клал он на этот мир! Мир объявил его врагом народа, ненавидит его, желает уничтожить! Кэно не верил в то, что в таком мире возможна свобода, а именно она нужна была ему, как воздух. «Это Морихей натравил на это тебя!» – говорил все тот же старина Биннак. Неужели? Морихей лишь приоткрыл дверь – Кэно сам вошел. И сколько раз ему давали шанс вернуться, как сейчас, – он остался. Так велело сердце. Сердце бунтаря.

– Пора кончать с этим криминалом! – решил анархист для себя. – Не могу больше за деньги становиться под чужие знамена! Такова она – судьба наемника – не лучше участи солдата. Быть оружием в чужих руках. Лишь оружием. А мне нужна свобода. И зовите меня Кэно. Другого имени мне не надо. Это имя мне дали братья – «Черные драконы». Отныне другого у меня нет.

Денег тогда у него было достаточно, и Корсар посоветовал хорошего врача из Германии – Генриха Вайнера. «А ты уверен, что этот знахарь будет хранить молчание?» – опасался Кэно, на что Корсар заверил его: «Этот фриц самого Мефистофеля спасет, если только выдать ему нужную сумму. Очень до денег жадный». Вайнер не ударил в грязь лицом – после операции ноге вернулась подвижность. С грузом на сердце, созерцая свой портрет на каждом столбе с надписью: «Kano. Especially dangerous criminal. Wanted dead or alive», Кэно вернулся к «Черным драконам».

– Я никогда не прощу тебе того, что ты сделал, япоша! – заявил он вместо приветствия лидеру клана.

– Я помог тебе понять, чего ты хочешь! – Уехиба был шокирован.

– Ты изувечил мою душу! Даже раны на теле не проходят бесследно – от них остаются шрамы. Представь, что творится с душой!

– Так нельзя, – покачал головой Морихей. – Надо уметь прощать своих.

– Усеки раз и навсегда, – продиктовал ему Кэно, – я не верю в такие надуманные понятия, как прощение, справедливость, любовь… Я не говорю о том, что это неприменимо ко мне. Я хочу сказать, что в мире вообще не может существовать такого!

Среди новобранцев клана была одна хорошенькая азиатская девчонка с утонченными чертами доброго и милого лица. Быстрые черные глаза ее казались наивными, но это было обманчивое впечатление – эта воительница орудовала катанами, как заправский повар ножами. Неверное слово – и чья-то голова, брызжа кровью, катилась по полу. Парни предпочитали не шутить с красавицей, но Кэно был не робкого десятка. «Детка, может по пивку, послушаешь песни под гитару?» – предложил он, и девчонка выпала в осадок. «Тасия, – застенчиво представилась она. – С удовольствием, я сама играю на гитаре – меня отец научил…». После того вечера по округе с наступлением сумерек разносились все те же аккорды и голос Тасии, призывавший:

 
Use your might! Kano, fight.
The world is at your feet.
Fight! Use your might.
I’m on your side.
You are wanted, and you’re haunted.
You’re the Bad Guy, but I feel for you.
You’re the danger, a fallen angel.
But I like you; you’re the strongest of the all!
 

Тасия была жестокой и воинственной только в драке. В жизни для всех она была роковой и загадочной, но Кэно знал ее истинное лицо. Она была романтиком, ужасно простодушной, легко ранимой натурой, отказывалась иметь собственное мнение, а если оно все же было, редко отстаивала его. Кэно понимал, что с ним она не сможет быть долго, он совершенно другой человек, жесткий и принципиальный, с окаменевшим сердцем и взглядом. Он знал, что невольно повелевает ею, а хотел видеть с собой рядом друга, равного себе. Тасия идеализировала, а он называл себя конченым человеком, пропащей, навеки проклятой, чуждой всему миру душой.

Тем не менее, они долго были вместе. Тасия была счастлива, но Кэно было не по себе. Когда он подарил ей мотоцикл, она набралась решительности и сделала намек, вроде: «Скоро ты подаришь мне кольцо?». В ответ Кэно только засмеялся, как безумец. Короткого, ни к чему не обязывающего романа не получилось и в этот раз. Что же он ответил? Да то, что думал все это время:

– Детка, я тебя предупреждал изначально – нечего на что-то рассчитывать. Да уж, ты безнадежный романтик. Спустись на землю – я не собираюсь бегать за тобой! Это ты, детка, должна за мной бегать. Тебе ведь от меня нужно гораздо больше – на всю жизнь, чем мне от тебя – на одну ночь. Я в любовь не верю, пойми. Не существует ее. Это люди сами себе чего-то напридумывали, и носятся, как дурень с писаной торбой, с этим высоким, мля, словом – «любовь».

Так расстался с еще одной. И уже приобрел уверенность в том, что так будет всю жизнь, но в душе надеялся отыскать спутницу жизни – достойную, гордую, равную по духу.

После Тасии у него была тьма коротких – на одну ночь – отношений без какой-либо цели, только ради секса. Похоже, анархист снова не знал, чего хочет, либо просто не мог это найти. Да, ему нужна была гордая спутница, с чувством собственного достоинства. Джола была гордой, но это перешло в гордыню, наглость и откровенное нахальство, чего не допустит человек, у которого есть чувство собственного достоинства. Тасия держала себя в узде, не имела вредных привычек, но была лишена собственного мнения. Снова не то. Ему нужна была та, которая кинется с ним в бой, но не впереди него и не за его спиной. Та, которая идет на сотрудничество, имеет собственные взгляды, не стремится отстаивать их с пеной у рта, но и не умалчивает о них. Ему нужен был человек свободный, независимый, но понимающий. Равный.

И дерзкое сердце бунтаря так и осталось бы, наверное, одиноким, если бы не тот рейд в Афганистан. Теперь Кэно считал, что Кира во многом служит ему поддержкой, и сейчас эта отчаянная, бесстрашная женщина придает смысл его темной и мрачной жизни.

В 1986 году он стал одним из тех, кто во главе с Морихеем Уехибой захватил крупное здание в центре Нью-Йорка. Террористы держали осаду несколько дней, требуя деньги, и уже начинали расстреливать заложников, когда спецназ перешел в наступление. «Черные драконы» находились в окружении, но кто-то вызвал подмогу. Много людей из клана было ранено и убито, но тем, кто выжил, удалось скрыться. В той перестрелке оборвалась жизнь основателя и лидера клана. Кэно был свидетелем смерти наставника, и в его сознании еще долго звучали последние слова Морихея:

– Кэно, прости меня, если сможешь. Это из-за меня, точнее, по моей инициативе ты шесть лет по горячим точкам метался… потому что… – японец начал задыхаться и кашлять кровью, – потому что… я хотел показать тебе настоящую войну… Я преемника готовил, пойми… Клык, друг твой, отговаривал меня, и… я его убил. Убил человека, который многим здесь помогал, и мне тоже. Повздорили мы с ним в баре по пьяни, он с ножом на меня пошел… И я выстрелил. А что мне оставалось делать? Заколол бы меня… Вот и все. А более никто мне не перечил. А где бы еще тебе дали навыки? Я хотел тебя лучшим из лучших сделать, научить тебя выживать в самом кошмарном аду, пойми! Признаю, не рассчитал всего, что случиться может. Прости меня!

«Повздорили по пьяни»? Страйдер потом доложил Кэно, что Уехиба врал. Эти двое сидели в баре за выпивкой, как старые друзья, когда Морихей начал этот разговор:

– Я его в армию пошлю. Знаешь, в спецназ. Пусть посмотрит на реальную войну…

– А если не вернется с войны? – резко перебил его Клык, сверкая глазами.

– Ты же ручался, что научил его выживать.

Рейнджер понуро покачал головой:

– Не пойму: чего ты добиваешься, Морихей?

– Я готовлю преемника, – шепотом ответил японец, склонившись над столом. – Это он должен стать лидером после меня, понимаешь. Он вернется с непререкаемым авторитетом.

– Ты считаешь, что и авторитет можно создать? – Клык иронично усмехнулся. – Да нет, япоша, его зарабатывают.

Морихей ударил кулаком по столу, демонстрируя, как твердо он верил в свои слова:

– Он заработает! Я об этом позабочусь. Я и так передал ему свой опыт, а это что-то да значит. Как там говаривали философы? «Алмаз точит алмаз». Так что он заработает.

– Заработает… – ухмыляясь, кивнул Клык. – Это так. Только поверь – не с твоей легкой руки. В нем я не сомневаюсь, – тут Рейнджер снова изменился в лице – его глаза кровожадно вспыхнули, взгляд пронзил собеседника, как стрела. – Я сомневаюсь в тебе.

– Не понял… – вздрогнув всем телом, проронил Уехиба.

– Опять сравниваешь людей с камнями, – укорил его Клык. – Люди для тебя – расходный материал. А это не так! У людей, в отличие от камня, душа есть. А ты плевал на эту душу, япоша!

Морихей идиотски рассмеялся:

– Ты посмотри в глаза этого Кэно! Ужасные глаза, дьявольские, да? Ему доставляет наслаждение убивать. Неужели ты всерьез полагаешь, что у таких головорезов есть душа?

– Тогда ее нет ни у меня, ни у тебя, – заметил Клык. И тут он достал нож. Морихей подпрыгнул на стуле от неожиданности.

– Анархизм – свобода и авторитет, – заговорил он, разглядывая острейшее лезвие, – а ты уже не в авторитете. Потому что люди для тебя – ресурс, расходный материал. Ты их ни во что не ставишь. Когда лидер перестает быть авторитетом, что делают анархисты? Они скидывают его, япоша. И такой лидер, как ты, нам не нужен.

Пальцы впились в рукоять ножа так, что побелели на суставах. У Морихея задрожали руки и колени. Он сам не почувствовал, как выхватил пистолет и спустил курок. Разрывная пуля оставила маленькое отверстие между глаз Рейнджера, но когда ковбойская шляпа упала на пол, кровь в жилах японца застыла – затылка не было. Уехиба метнулся в туалет, чувствуя, как накатывает приступ медвежьей болезни, но никак не угрызений совести.

– Если веришь в какого-нибудь бога, молись ему: может быть, он тебя простит, а я не прощу! – крикнул Кэно.

– Постой! – прохрипел умирающий Уехиба, захлебываясь собственной кровью. – Запомни раз и навсегда то, что я скажу! Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, помни: падать с вершины будет очень больно…

И его не стало. Кэно протянул руку вперед, чтобы ладонью опустить ему веки. В этот момент раздался выстрел. Пуля, пущенная из дробовика, пробила его бронежилет и застряла в правом легком. К счастью, «Черные драконы» успели доставить Кэно на базу. Ранение было серьезным, участок легкого пришлось удалить, и свое тридцатилетие ему пришлось отметить на операционном столе. Тем не менее, Кэно на удивление быстро оправился, и вскоре занял пост лидера «Черных драконов».

Его мысли об анархии были единственным видимым отражением того, что творилось в его измученной душе. Этот человек не привык плакаться кому-нибудь в жилетку, он не выдавал своих эмоций и переживаний. «Show them no fear, show them no pain…» – как пела все та же группа «Iron Maiden». Он отдал себя клану, принес в жертву свою душу, зная, что не сможет жить иначе, потому что это его мир, его участь, в этом он сам.

Кэно никогда не был таким, как все, никогда не подстраивался под этот мир. Увы, жизнь оставила от всей его неординарности лишь желание противоречить, идти против ветра, ломать стереотипы, разрушить подчистую этот мир и построить его заново.

Таких, как он – прямолинейных, независимых и непокорных, – либо уважают, либо ненавидят. Но такие люди не остаются незамеченными, хотя при этом не имеют ни широкого круга друзей, ни своей семьи. Нет, такие, как Кэно, кажется, одиноки с рождения, они самодостаточны, общаются лишь с себе подобными, но они никогда не бывают по-настоящему счастливы.

И при всей своей озлобленности на весь мир, при всей своей жестокости Кэно смог остаться честным человеком. «Честный бой – один на один, мужик на мужика, кулак на кулак!» – это было его единственное кредо. Кэно не стремился к какому-то благородству, но он никогда не бросал своих, никогда не отступал, никогда не стрелял в спину. Самым тяжелым пороком он называл предательство. В глубине души он хорошо осознавал, что эта честность и верность своим принципам погубит его.