Текст книги "Висрамиани"
Автор книги: Саргис Тмогвели
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
29.
МОАБАД ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ПОИСКИ ВИС
Моабад отправился один искать Вис по миру. Из всех своих богатств он взял только меч, сел на коня и пустился в путь. Он один ездил по земле. С болью и любовью в сердце, он непрестанно думал о Вис. Он объехал все земли – пустыни и населенные места, моря и сушу, Индию, Туркистан, Грецию, Чин-Мачин, Ран и Ирак, расспрашивая и разузнавая о Вис. Нигде он не мог ни найти ее, ни узнать о ней что-либо от других. То, как тур, бродил он по горам, то, как лев, рыскал в камышах и чащах, то, как дикий козел, скитался но равнинам, то, как змей, забирался в ущелья. Не осталось места, где бы он не искал Вис.
Пять месяцев, как, безумный и одержимый злым духом, скитался он в поисках Вис. Порой он страдал от зноя, порой от стужи; иногда ему давали поесть путники, иногда пастухи; что попадалось, тем он и довольствовался. Сон бежал от него. Царю, воспитанному в холе, постелью служила земля, а подушкой – рука. В продолжение пяти месяцев он ездил по земле. Печаль была его товарищем, а путешествие – пиршеством. Он бил себя в грудь камнем и проливал кровавые слезы. Когда он бродил по неведомым дорогам или оставался где-нибудь один, он так много плакал, что можно было выжать его одежду, намокшую от слез. И он сетовал так:
«Что мне делать? Где теперь мои войска и мои несчетные сокровища, где мое золото и другое добро? Поддавшись внушению сердца, я все развеял, все оставил, а ныне у меня нет ни сердца, ни царства; я лишен его и покинут другом. Теперь мне желанна только смерть. Когда в поисках Вис я делаю шаг вперед, мне кажется, что я лишаюсь части тела. Горести мои стали еще тягостнее, так как меня возненавидела моя собственная душа. Железный ветер бьет меня в лицо, и земля – огонь под моими ногами… Когда я вижу красавиц, все они мне кажутся чудовищами. Сердце мое уподобилось туче, а воздух – убийце. Печаль лишила меня силы.
Мне лучше было бы вовсе не влюбляться на старости лет. Такую безумную любовь и столько скорби я не в силах вынести. При стольких горестях постареет даже юноша; как могли бы устоять мои силы старика? Мне на земле достался такой рай, что в нем я воочию увидел ад. Мой характер отличается горестным свойством: едва я вспомню злодеяния Вис, как начинаю еще больше безумствовать от любви; когда я вижу нарцисс, безумная моя любовь увеличивается, как будто я одобрял ее постыдные поступки, как будто мне были приятны ее преступления. Из-за любви к ней глаза мои ослепли и сердце изнемогло. Для меня радости этого преходящего мира – ничто. До этой безумной любви я был силен и разбирался во всех делах, ныне я настолько ослаб и стал таким несмышленым, что даже затрудняюсь определить., что зло и что добро.
Я потерял доброе имя, потерял любовь возлюбленной, приобретенное моим трудом унесено ветром; сердце мое брошено в огонь! Что могут подумать обо мне? Все люди возненавидели меня, я в их глазах стал легкомысленным, меня принимают за безумного, за одержимого злым духом, – и люди правы. Зачем я поверил наветам моих врагов и завистников, когда прелестная Вис еще была в моих руках? Ведь без нее я не могу существовать. Если бог меня помилует и удостоит еще раз увидеть ее, я, как раб, буду исполнять все ее повеления. Свою царскую власть и корону предоставлю ей, до конца моей жизни пусть она будет властительницей. Отныне, познавши силу безумной любви, я буду делать то, что ей приятно».
Бродя по миру в продолжение шести месяцев, Моабад стал жалким и хилым. Он стал опасаться, как бы не умереть от превратностей мира на чужбине в одиночестве и как бы враг в его отсутствие не завладел троном, И он решил вернуться домой и оставить поиски Вис, надеясь, что она потом отыщется. Моабад пустился в обратный путь и прибыл в свой город Морав. Все радовались его возвращению, раздавали подарки сообщившим радостную весть и возносили благодарение богу. Украсили город, и солнцеподобные женщины расселись по крышам. При въезде в юрод его обсыпали таким количеством золота и драгоценных камней, что все нищие его страны разбогатели.
30.
МОАБАД ВОЗВРАЩАЕТСЯ В МОРАВ И ПОЛУЧАЕТ ВЕСТЬ О ВИС
Пока Моабад, покинув дворец, страну и царство, скитался по земле, Рамин тем временем написал письмо матери из города Рей и обрадовал ее, сообщив, что он жив.
Моабад и Рамин были детьми одной матери, Зард же был рожден от другой – индуски.
Скороход, посланный Рамином, тайно прибыл в Морав. С тех пор как Моабад и Рамин исчезли, у матери, опечаленной разлукой, не просыхали глаза от слез. Мать, которую покинули сыновья, подобные Моабаду и Рамину, из-за женщины оставившие родительницу, государство и войска и предпочитавшие скитание по странам, – такая мать не может не горевать.
В письме Рамина к матери вот что было написано:
«Превратный мир заставил меня покинуть друзей и брата, ибо брат мой желал мне смерти. Он безжалостен, подобно острому мечу; он хотел убить меня и Вис. После такого его намеренья один волос Вис стал мне дороже тысячи таких братьев. Вис мне дает одни радости, а он лишь осыпал меня бранью и грозил меня убить. Зачем ему нужна моя смерть? Он мой брат, мы дети одного отца и рождены одной матерью. Я превосхожу его во всем. На ристалищах со мной не могут сравниться я пятьдесят человек, ему подобных. С тех пор как я покинул Морав, я счастлив и весел. Когда же я с ним, я подобен дикому козлу, терзаемому барсом. Разве недостаточно было того горя и бед, которые он навлек на нас? Зачем же нужно было ему еще ввергнуть нас в огонь? Он не бог, чтобы ввергать нас в ад. Ныне не печалься обо мне. Я в Рее, жив, здоров и наслаждаюсь близостью Вис. Это письмо я шлю тайно, чтобы обрадовать тебя вестью о моем здоровье. Не печалься ни о чем, в этом превратном мире горе и веселье непостоянны. И в будущем ты получишь от меня вести. Я буду путешествовать, пока трон Моабада не останется без Моабада; затем бог и моя судьба посадят меня на его место. Ведь не выпил же он воды бессмертия, не привязал душу свою к горам, и если он слишком заживется, клянусь любовью к тебе, – соберу войско, стащу его с трона, а на трон сядем я и Вис. Долго терпеть так я не буду. Запомни мое слово, что скоро свершится это дело. Вис шлет привет и много поклонов».
Когда мать прочла письмо Рамина, она обрадовалась и вознесла благодарение богу. В таком настроении застал свою мать Моабад, когда вернулся в Морав. По случаю своего возвращения он роздал дары. Так сотворен превратный мир: старуха мать из-за своих сыновей то плакала, то радовалась. Не гордись тем, что превратный мир дарит тебя удачей: твоя кичливость может оказаться тщетной; и не жалуйся на этот непостоянный мир, ибо и жалоба твоя будет бесполезна.
Отдохнув неделю, Моабад созвал совет, но вскоре распустил его. И снова стал горевать, словно носил траур.
Однажды ночью мать сказала ему так:
– Почему ты всегда печален и ни минуты не знаешь радости? Что случилось с тобой? Ты властитель Ирака и Тура-на, от Китая до Кируана все земли принадлежат тебе и все подвластно твоему фирману. Не предавайся скорби. Неужели тебе не жаль твоей души, лишенной радости? И ты не жалеешь меня – твою мать-старуху?
Поучение. Каждый человек к старости становится лучше, оставляя глупость юности, ибо старость – учитель, а седые волосы – наставник. Старец уже не совершит дурных дел и не ищет юности в старости.
А ты к старости становишься все хуже. Ты своим поведением уязвляешь мне сердце. Заклинаю тебя, внемли моему совету.
Шахиншах ей ответил так:
– Мать моя, дело в том, что сердце мое – мой же враг. Из-за любви к Вис я не могу успокоиться ни на минуту. Как я ни убеждаю сердце, оно не слушается и не хочет радоваться. В продолжение пяти месяцев оно заставляло меня скитаться по миру, по незнаемым путям, и бог ведает, сколько горя я претерпел. Я страдаю из-за того, что живу без возлюбленной. До тех пор, пока сердце мое в моем теле, мне не хватает сил бороться с другим врагом. Если я узнаю что-нибудь о Вис, горести мои уменьшатся. Даю обет богу, что если я увижу Вис, то всю власть вручу ей и буду подчиняться ее велениям. Я прощу ей все, в чем она провинилась предо мной. Пока я буду жив, не упрекну ее ни в чем. Ничего худого я не сделаю также Рамину. Он – мой брат, и пусть он будет здесь моей надеждой и поддержкой.
Когда мать услышала эти слова, огонь объял ее сердце и она возрадовалась за Рамина. Слезы у нее хлынули таким ручьем, что увлажнили ей лоно, затем она взяла Моабада за руку и сказала следующее:
– Поклянись, что не причинишь никакого зла ни Рамину, ни Вис, что не будешь с ними враждовать и что исполнишь данную мне сейчас клятву, когда они приедут сюда. Если ты не осрамишь меня перед богом и перед людьми, я скажу тебе, где они находятся. Поклянись, и я все открою тебе.
Когда Моабад услыхал от матери эти слова, он возрадовался, обнял ее колени и тысячу раз поцеловал ее лицо и руки. Он сказал матери:
– Я знаю, что ты желаешь мне жизни, и я, как подобает сыну, буду любить тебя и подчиняться твоим повелениям. Выведи меня из пылающего огня, помоги мне и твоей добротой дай мне снова обрести душу. Я не буду прекословить твоим велениям и, чем только тебе угодно, поклянусь тебе.
Затем он поклялся своей матери именем бога-создателя и всеми другими клятвами, что он не причинит Рамину ничего худого, что он не задумает ничего злого против него и очистит сердце свое от затаенной вражды против Рамина, что ничем не опечалит его и не нанесет ему никакого вреда, будет благоволить к нему и обходиться с ним, как подобает любящему брату.
Он поклялся, что так же хорошо будет обращаться с Вис, сделает ее великой царицей и будет ее любить; что он простит ей все прегрешения и забудет обо всем, не будет ни в чем ее упрекать и будет любить ее великой любовью.
Когда шахиншах так поклялся своей матери и уверил ее, что не причинит никакого зла ни Вис, ни Рамину и что он не будет строить им козни, она тотчас же написала письмо Рамину и сообщила все подробно о Моабаде и о его клятве. Она писала так:
«О ты, душа своей матери! Мое слово может открыть тебе рай и ад. Если ты не послушаешься моего слова, бог не даст тебе ничего, кроме скорби и возмездия. Как только прочтешь это письмо, приезжай спешно, может быть, найдешь меня еще в живых. Без тебя я ослепляю плачем глаза свои, и душа моя собирается расстаться с телом. Свеча моей радости погасла, и роза души моей увяла. До твоего приезда я останусь в таком состоянии и буду умолять бога о твоем скором прибытии. Шахиншах тоже плачет о тебе, подобно мне. Он скитался по миру из-за тебя, сколько мог, и никто, кроме бога, не ведает, сколько он претерпел горя, испытал жажды и голода. Ныне он вернулся домой и очень хочет тебя видеть. Ты – лекарство ему от горя. Он поклялся мне чистосердечно, что не причинит тебе никакого зла, что он прощает тебе все грехи, что отныне он любит тебя, как свою душу. Он осыплет тебя большими почестями, чем второго своего брата, и поставит во главе войск, а Вис объявит царицей. Он подтвердит эти клятвы делом и будет выполнять ваши желания. Не удивляйся ничему, не бойся, приезжай, доверься мне. Среди чужих ты не можешь радоваться, если даже будешь иметь золото всего мира. Если ты станешь хозяином Хорасана, на что тебе наемный дом па чужбине? Как бы ты там ни трудился, не сможешь прославиться так, как будешь здесь прославлен без стараний. Если бог дарит самоцвет, зачем трудиться, разыскивая простой камешек?»
Закончив это письмо, она тотчас же его отослала. Когда Рамин увидел несущего письмо, он испугался и стал спрашивать о здоровье матери. Затем, когда он прочел письмо и узнал о клятве Моабада, он очень обрадовался, и Рамин и Вис тотчас же отправились из города Рей в Морав. Вис, сидевшая в паланкине, была подобна драгоценному камню в короне. Хотя занавес закрывал Вис, но ее лицо было так светозарно, что оно просвечивало сквозь ткань, как полная луна. Вис, живя спокойно, так пополнела и похорошела, что никто бы не смог воздать ей должной хвалы. Пять месяцев Рамин наслаждался близостью Вис, и Вис стала во сто крат прелестней.
Когда они прибыли в Морав и Моабад увидел ее, он забыл обо всех своих горестях. Насколько похорошела Вис, настолько возросла любовь Моабада; он совсем забыл о прежнем гневе и был рад даже приезду брата. Мать их. воздала благодарение богу за возвращение Рамина. Пребывая вместе, они радовались и пировали, слушали мутрибов и больше не вспоминали о невзгодах преходящего мира.
31.
РАМИН И ВИС В МОРАВЕ, МОАБАД РАДУЕТСЯ И ПИРУЕТ
Моабад, Вис и Рамин избавились от горя, простив друг другу минувшие проступки и вытравив ржавчину неприязни из сердец. Однажды шахиншах сидел веселый, и рядом с ним – Вис, прелестная, как солнце. В руках у нее был хрустальный кубок, из которого, оба они пили. Моабад позвал Рамина. и все трое сели вместе. Рамин услаждал свой слух звуками арфы, а взор – взглядами Вис. Рамин был столь искусный арфист, что едва он брал арфу и касался струн,-…..слушая его, от восхищения замолкали и птицы. Он начал петь любовные стихи, и лицо Вис стало подобно розе. Ее очаровывали любовные песни Рамина. Вот что он пел:
«Не печалься, раненое сердце, ты не камень и не железо, не гневайся ни на друга, ни на себя. Возьми чашу с вином – веселись и забудь горе, ибо жизнь твоя коротка. Преходящий мир неустойчив и может заменить горе радостью. Планета, которая огорчила тебя, вернется и будет просить у тебя прощения. Наступит такой день, что она развеселит тебя и освободит от всех печалей. Преходящий мир изменил твою жизнь, да изменятся деяния его!»
Когда выпитое шахиншахом вино осилило его разум, он потребовал, чтобы Рамин спел еще более приятную песню. Рамин начал снова петь. Он пел так:
«Я видел женщину со станом кипариса и с ликом луны; она была подобна возделанному саду, в котором росла любовь. Я увидел в нем прекрасную розу, не увядающую ни летом, ни зимой, которая радовала печальных и умножала ликующих. Я отдал нераздельно ей сердце и буду вечно созерцать розу этого сада. Я наслаждаюсь ею день и ночь. Достойного человека не сглазит завистник; бог воздаст каждому то, чего он достоин».
Когда шахиншах прослушал эту песню, от радости он сильнее прежнего воспылал любовью к Вис и захотел выпить вино, преподнесенное ему Вис, чтобы оно стерло следы его горя. Вис подала ему вино и сказала так:
– Царь царей! Живи тысячу лет, как твоей душе угодно. Радуйся каждый день, и да исполнит бог все твои желания. Очень приятен наш сегодняшний пир, и я должна приветствовать тебя от всего сердца. Если ты мне прикажешь, и если это возможно, пусть с нами вместе радуется и кормилица, призови ее, пусть придет и она, ибо она предана тебе и молится за тебя.
Моабад тотчас же велел позвать кормилицу; привели ее и посадили с почетом перед Вис. Затем шахиншах повелел Рамину:
– Будь ты виночерпием, ибо вино более приятно человеку, когда его наливает друг. Тебе подобает с радостью разливать вино и пить его.
Когда Рамин выпил вина, он больше не мог скрывать своих чувств. Он преподнес чашу с вином Вис и при этом тихо сказал ей:
– О ты, вечно любимая, радостно пей вино из моих рук и дай мне насладиться блаженством!
Незаметно для шаха Вис улыбнулась Рамину и дала ему понять, что она одобряет его слова, и тихо ему сказала:
– Да не лишит тебя бог радости: пока мы оба живы, пусть она не исчерпается. Не предпочитай мне никого, ибо ты мне дороже души. Не забывай меня, и я не забуду тебя. Пусть сердце твое будет радостным, а сердце Моабада да сгорит из-за меня.
Моабад все это услышал. Но не подал виду и ничего им не сказал. Он велел кормилице разливать вино и обратился к Рамину:
– Хватит разговоров. Возьми арфу и спой что-нибудь.
Кормилица стала разливать вино. А Моабад и Рамин сгорали от любви к Вис. Рамин запел:
«Лицо мое пожелтело от безумной любви. Я хочу смыть эту желтизну розовым вином, которое смоет и ржавчину с сердца. Когда враг мой увидит меня с веселым лицом, он не разгадает моей тайны, я постараюсь терпеть, доколе в силах, чтобы никто не узнал о моей любви. Днем и ночью я пьян. Лишь опьяняясь вином, я забываю свое юре. И моя возлюбленная знает, что она виновница моих страданий.
И хоть я похищаю душу у львов, душу мою похитила любовь. О господи, сила и прибежище всех слабых! Ты можешь помочь созданным тобой. Как из темной ночи ты выводишь светлый день, так и из этих горестей выведи сердце мое к радости».
Рамин так трогательно пел эту песню, что от жалости смягчились бы даже камни. Хотя он скрывал свою безумную любовь, но она была видна по многим приметам. Ему трудно было скрыть дары сердца. Никто из имеющих плоть, находясь в огне, не сможет скрыть, как он горит. Он сам – сжигаемый подобным огнем, опьяненный безумной любовью юноша, слагающий любовные песни, взирающий на возлюбленную и сидящий возле нее – не мог скрыть любви. Не следует этому удивляться. Вода, наполнившая пруд, где-нибудь найдет дорогу и затопит берег. То же происходит и с любовью, когда она чрезмерно сильна; поучения и мудрые советы не помогут ей.
Моабад, опьянев, вместе с солнцеликой ушел в опочивальню. Рамин же, с болью в сердце, вернулся к себе. Ложе показалось ему сложенным из змей и жаб, а одеяло было словно из шипов и репейника. Пьяный Моабад был недоволен Вис и стал упрекать ее.
Он говорил так:
– Плоха красота, если ее не красит истина. Ты похожа на то дерево, которое прекрасно на вид, но плод которого горек. Свидание и беседа с тобой – как сахар, но нрав и поступки твои похожи на желчь. Я видел многих людей, потерявших стыд от безумной любви, но таких, как вы, я никогда не видел и о таких не слышал. Сидя около меня, вы думаете, что сидите только вдвоем. Судьба влюбленных всегда слепа; все в них на виду, но они думают, что этот никто не видит и об их чувстве никто не знает. Имея сто любовников, женщины мнят себя честными. Безумно влюбленным камешек кажется горой. Вы оба, предаваясь наслаждениям любви, не замечаете вашего позора. О луна моя, не издевайся надо мной, ибо чрезмерная дерзость в отношении друга обращает его во врага. Если даже царь обратится в осла, не пробуй садиться на него. Царь и огонь очень упрямы. Если у тебя будет сила слона и отвага льва, даже тогда не решайся бороться с огнем. Не доверяй спокойствию моря, ибо, если оно забушует, человек не в силах с ним бороться. Не будь дерзка со мной из-за того, что я ничему не удивляюсь, а то, если разъярится сердце мое, ты не устоишь предо мной. Не возводи такой стены, которая может обрушиться на тебя же. Я видел много горестей из-за любви к тебе, я изведал горечь мира из-за разлуки с тобой. Не подобает тебе так бесчестить меня, ибо тебе же повредит твой нехороший поступок. Доколе будешь наказывать меня, так связанного, и заставлять меня, изрубленного мечом вражды, просить бога о смерти? Что тебе стоит развязать меня хоть раз и, оставив вражду, проявить любовь ко мне и пожалеть меня? Я готов отдать тебе все мое царство! Мне же хватит хлеба, которым довольствуется слуга.
Когда Вис услыхала эти слова, сердце ее сжалилось над Моабадом, ибо великий царь был изможден от любовных страданий. Но в сердце ее было лишь сострадание, ибо ничего другого она к нему не чувствовала. И Вис ему сказала:
– О великий царь и почтенный господин мой! Да не будет мне жизни от бога без тебя, и пусть он не разлучает нас ни на минуту. Близость с тобой мне дорога, как зеница ока. Пусть станет для меня несчастьем свидание с другим, кто бы он ни был. Я расстелю душу тебе под ноги, ибо для меня ценнее прах от ног твоих, чем Рамин. Не думай, что Рамин мог бы меня, живую, еще соблазнить. Раз бог мне даровал тебя– солнцеподобного, зачем мне мерцание свечи? Ты море, а другие цари – канавы; ты светящееся солнце, а они – луны; твоя любовь – то же, что моя собственная душа для меня; один волос твой мне дороже глаз. Что я творила раньше, все было от дьявола. Ныне я раскаиваюсь и отныне так привяжусь к тебе, что ты будешь мне благодарен.
Шахиншах поразился словам Вис и возрадовался душой, ибо раньше никогда он не слыхал ничего подобного. В его доверчивое сердце вселилась большая надежда, и он спокойно уснул.
Вис не спалось, ее томила жалость то к Моабаду, то к Рамину. Она думала то об одном, то о другом. Но больше все же она вспоминала Рамина. Вдруг ей послышались шаги над головой. Оказывается, Рамин вышел на кровлю дворца. Ему не спалось от безумной любви, а темнота ночи его не страшила. Была туманная ночь, шел дождь. Небо плакало подобно Рамину, ибо луна скрылась, как Вис от Рамина. Рамин сидел на кровле, надеясь увидеть Вис. И ему, охваченному надеждой, снег казался камфорой, темная ночь – светлым днем, кровля – раем, а грязная дорога – коврами и мехом горностая. Хотя Вис была не с ним, но все же он радовался сердцем. Нет ничего приятней такой любви, когда возлюбленные боятся открыть врагу тайну, избегают предания огласке своей любви, а сердца хранят друг для друга неизменно! Рамин боялся не за себя, он боялся за Вис, – как бы ей не повредило что-либо; себя же он не жалел.
Рамин долго сидел на кровле; на холод он не обращал внимания, ибо в сердце у него горел огонь. Если бы даже каждая капля с неба обратилась в реку, что во сто крат больше Мтквари, то и тогда воды не смогли бы потушить даже искры его огня. Слезы, изливавшиеся из его глаз, напоминали воды ноева потопа. Дождь шел вперемежку со снегом. Объятый нетерпением, он тихо стонал и причитал:
«О возлюбленная! Разве достойно так поступать со мною: ты под кровом, а я мерзну на дворе! Ты укрыта горностаем, а я здесь сижу по колена в грязи! Ты – со своим другим возлюбленным, усыпленная тысячью ласк, и тебе невдомек мое горе, горе твоего возлюбленного, и то, что я жалостно плачу! Тучи, пролейте надо мной огненный дождь; человеку с израненным сердцем все невзгоды приятны. Если я вздохну, то сожгу вас в небе. Ветер, подуй свирепо и разори страну Морав, поколебай ложе Вис! Авось она тогда проснется и пожалеет меня! Дай ей услышать мои жалостные стоны, передай ей, как я страдаю! Сижу в одиночестве, мерзну в снегу, – меня бы пожалели и кровные враги! Когда она узнает о моих злоключениях, она огорчится и заплачет, жалея меня».
Снова услышала Вис шаги на кровле и, догадавшись, что это бродит Рамин, стала искать возможности ему помочь. Она послала к Рамину кормилицу и в ожидании, нетерпеливая, не знала, па что решиться.
Кормилица вскоре вернулась и передала Вис от огорченного Рамина следующее:
«О луна, быстро все забывающая, не сытая моей кровью, зачем ты меня покинула? Почему я тебе гак быстро опротивел? Разве я не остался все тем же, вечно в тебя влюбленным, которого ты знаешь? Зачем же ты забыла меня? Вот уж сколько времени я стыну здесь в снегу, скованный воспоминаниями, а ты лежишь спокойно, укрытая многоцветной парчой и мягкими мехами. Никогда я не отказывался от тебя, а ты отказалась от меня. Ты теперь радостная, а я – печальный, и останусь таким! Может быть, богу так и захотелось, чтобы ты была в неге, а я в горести! Неужели бог даровал тебе все радости, желанные тобой? Меня же он и поныне поражает горем, и он считает это справедливым. Тебе выпало на долю быть беззаботной, а мне – служить тебе и испытывать скорбь. Ты ведь нежна, ты не перенесешь горя. Но знай и то, что я достоин сожаления, днем и ночью вспоминающий тебя! Желая видеть тебя, я стремлюсь к тебе – нетерпеливый, бессонный, убитый горем. Избавь меня от холода, согрей меня на твоей груди, покажи лик твой, дарующий мне жизнь, успокой меня, сжалься надо мной! Обвей мою пожелтевшую, подобно золоту, шею твоими ароматными кудрями. Сердце мое заблудилось, отыскивая тебя, и твоя отдаленность стала для него ямой на пути к тебе, оно может упасть, ибо оно одиноко. Не ухудшай моего положения. Если я лишусь надежды встретиться с тобой, знай, я потеряю терпенье. Не поражай мое сердце скорпионом отчужденности, не губи надежды увидеть тебя. Пока я жив, я буду твоим рабом, связанным твоими руками».
Когда кормилица передала все это Вис, сердце ее запылало ярым огнем без дыма, и она так сказала кормилице:
– Найди способ, как избавить меня от Моабада! Сейчас он спит. Если он проснется и узнает о моем поступке, несдобровать мне, а если я не буду рядом с ним, он непременно проснется. Выход один: ложись около него. Ложись спиной к Моабаду, тело твое похоже на мое, оно мягко, как шелк, и если он дотронется до тебя, то ни в чем не разберется, так как он пьян и беспамятен.
Сказав это, она потушила свечу и уложила кормилицу рядом с Моабадом. Сама же пошла к Рамину и исцелила раны его бальзамом поцелуев. Они устроили ложе и накрылись мехами. Рамин снял с себя влажную рубаху и развеял печаль своего сердца. Нарцисс и зимняя роза соединились. Они украшали друг друга, как луна и муштари[20]20
Муштари – арабское название планеты Юпитер.
[Закрыть], как родовитость и обходительность. Земля покрылась цветами, увидев их лица, воздух наполнился мускусом от их дыхания. Тучи исчезли и высыпали звезды. Двое влюбленных наслаждались. Подушкой служила им то рука Рамина, то рука Вис. Между ними не уместился бы даже волосок. То они говорили друг другу сердечные слова, то шутливые. Так они проводили время.
Когда Моабад проснулся, он протянул руку. Рядом с ним оказалась не луна, а сухой тростник. Как могло походить на тело юной женщины тело старой кормилицы? Чем похож лук на стрелу? Как не ощутить рукой – шипы это или шелк? Когда Моабад разобрался, он вскочил с постели, как тигр, и стал реветь от гнева, подобный туче, разящей молнией. Он крепко схватил кормилицу за руку и стал взывать:
– Как оказался сатана на моем ложе? Разве я женился на ведьме? Кто дал тебе место рядом со мной?
И снова спрашивал:
– Кто ты или что ты?
Кормилица молчала. Моабад стал громко звать домочадцев и кричал, чтобы принесли свечу, но никто не проснулся и не принес огня. Кроме Рамина, никто и не бодрствовал. Рамин боялся рассвета и тихо плакал из-за неминуемой разлуки с Вис. Он сыпал жемчужины слез на ее лицо цвета розы. Вис в тот день пировала во дворце и, проведя бессонную ночь, уставшая, уснула. Рамин с горя запел:
«О дивная ночь! Ты была ночью для всех, а для меня– светлым днем! Когда ты станешь днем для всех, тогда стемнеет для меня. О сердце, знай, время рассвета наступает, и тебя поразит стрела разлуки! Ах, как восхитительна была встреча, но она, увы, обрывается разлукой! О преходящий мир, ты причиняешь мне одно зло. Даришь радость и, дав испить воды бессмертия, подносишь вслед за тем кубок желчи. Злосчастен был первый день моей безумной любви, я тогда же потерял безвозвратно сердце. Едва я вижу Вис, страх разлуки охватывает меня, а разлука – это само нетерпенье. Я не знаю пленника, столь достойного сожаления, как я, и не знаю существа, на чью милость я мог бы рассчитывать».
Так говорил самому себе Рамин, вспоминая минувшее, и стонал. Он боялся рассвета, сердце его сжалось, ожидая разлуки. Вис спала, а слуга ее Рамин вдруг услышал голос Моабада, который громко кричал, чтобы ему принесли свечу. Рамин испугался и разбудил Вис. Он сказал ей так:
– Встань скорей! Постигло нас то, чего мы боялись. Ты здесь беззаботно спишь, а я бодрствую, скорбя о разлуке с тобой и боясь рассвета. Ты избегла одного зла, но тебя постигло худшее. До меня донесся крик Моабада, который вывел меня из терпения. И сердце мне подсказывает: спустись вниз, отруби ему голову и избавь страну от этого ненавистного человека. Кровь такого брата легче пролить, чем кровь кошки.
Вис ему ответила:
– Успокойся, не поступай, как безумец. Если судьба тебе поможет, ты выполнишь свое желание, не проливая крови.
Она тотчас же спустилась с кровли. Шахиншах еще не совсем протрезвился. Вис села возле кормилицы и так сказала Моабаду:
– Моей руке, которую ты так крепко держишь, очень больно, возьми меня за другую, и тогда веди меня, куда хочешь, я не буду противиться.
Моабад, услышав голос Вис, обрадовался. Он не догадался об ее хитрости и выпустил руку кормилицы, которая спаслась из сети. Затем шахиншах сказал Вис:
– О ты, похитительница души моей! Зачем ты молчала до сих пор? Когда я заговорил с гобой, почему ты не ответила, рассердила меня и огорчила?
Между тем кормилица успела исчезнуть. Вис ободрилась и стала кричать:
– Горе мне! Я вечно в плену у кровавого врага, и вот я стала походить на извивающуюся змею. В каждом моем поступке ты видишь ложь. Да не даст бог никому на свете такого мужа, ибо ревнивый муж – сеть несчастий и искатель невзгод. Я лежала рядом с мужем, ни в чем мне не доверяющим, и вот он вдруг вздумал в чем-то винить меня и хочет осрамить!
Моабад, прося прощения, сказал ей:
– О луна моя, не подозревай меня в нелюбви. Я люблю тебя больше души своей, ты радость моя! Я поступил неразумно, но в этом виноват хмель. Зачем я не выпил яда вместо вина! В этом отчасти повинна и ты. Ты заставила меня выпить много вина. Мне приятно было пить в твоем присутствии, и вот я так опьянел, что голова пошла у меня кругом, и я провинился пред тобой. Пусть не даст мне бог ни в чем успеха, если я в чем-нибудь тебя подозревал. Если я провинился пред тобой, то прошу прощенья, и так как я каюсь, то заслуживаю его.
Притча. Пьяный может сильно провиниться, но если попросит прощенья, его следует простить. Вино затемняет разум, а сон смыкает глаза; вина смывается просьбой о прощенье, как водой – пятно с одежды.
Когда шахиншах попросил прощенья, только тогда его простила провинившаяся Вис. Влюбленный всегда попадает впросак. Я видел дикого козла, ставшего львом, и льва, покоренного козлом. И лев, если влюбляется, обретает лисью природу. Я видел достойного, влюбившегося в недостойную, который стал безумствовать и потерял рассудок. Кто знает силу любви, пусть не осуждает плененного любовью за его безумие. Пусть никто не сеет семян любви, а то из тысячи лаже один не сумеет насладиться ее плодами; деяния и законы преходящего мира таковы, что он враждует с ему доверившимися.
Поучение. Кого судьба сначала возвысит, того она потом унизит, кому даст что-либо в руки, у того потом отнимет. К ее сладости примешана горечь, за ее благословением следует проклятие, за днем следует ночь, за пиршеством– горе, за радостью – печаль, за богатством – бедность, за дружбой – вражда. Ее забавы и победы – не длительны. Если не веришь сказанному, прочти повесть о Вис-и Рамине – и узнаешь о превратностях судьбы.
