Текст книги "Висрамиани"
Автор книги: Саргис Тмогвели
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
35.
МОАБАД УЗНАЕТ О ВСТРЕЧЕ РАМИНА С ВИС
Когда победоносный и довольный шах Моабад завершил поход, устроив все, как ему хотелось, – он направился в Хорасан и прибыл в город Морав. Шахиншах покорил страны Ран и Сомхити, взял дань и заложников у греческого кесаря, победил всех царей и покорил всех врагов.
Слава его и торжество достигали небес, тесен был простор земли для его многочисленных войск. Добыча, сложенная вместе, образовала груду сокровищ превыше гор. Ты бы сказал, что вершина ее упирается в небеса. Судьба его осчастливила: отбив мяч у всех царей, он довел его до намеченной черты, превзойдя владык всех земель. Были при дворе его и воины всех стран и заложники. Стал он царем всех царей, и не было подобного ему на– земле.
Когда столь победоносный шах Моабад прибыл в город Морав, ликование его сменилось тревогой: он узнал от Зарнагес о появлении Рамина. Сердце его наполнилось кровью, а мозг кипел от ярости. Долго сидел он, пораженный этой вестью. Затем, пожелтевший от злости, он вскочил и дал приказ созвать войско. Забили в барабаны. Завыла труба во дворце Моабада, словно жалуясь: «О царь, ни у кого не хватит сил снова идти в поход!» Так же застонал барабан, предрекая разлуку Вис и Рамина: «Увы, влюбленным придется расстаться». Казалось, что Рамин почувствовал в сердце своем надвигающееся несчастье и предугадал, что столь приятное его пребывание с Вис закончится горем.
Шахиншах выступил поспешно, желая как можно скорее захватить Рамина. Воины его были недовольны: половина их только что вернулась с войны, другие же, отбывшие годовую повинность и не успевшие еще, как говорится, распустить пояса и снять шлемы, должны были снова отправиться в трудный поход. Одни говорили: «Разве не достаточно было с нас отбытой повинности? Чего ради нас снова заставляют сражаться?» Другие говорили: «Если нас заставят воевать до тех пор, пока Вис будет нуждаться в защите от Рамина, нам придется долго воевать». Были и такие, которые говорили: «Легче было бы Моабаду сразиться с тысячью греческих царей, чем с Рамином». Говорили и многое другое.
Моабад двинулся со своим войском, поспешая, как ветер. Пыль на их пути подымалась до туч. Стража замка, увидев ее, доложила Зарду: «Видна пыль, которая поднялась до небес; наверное, движется шахиншах с войском, иначе пыль не поднялась бы так высоко». Зазвучали тревожные сигналы, и в замке все были на ногах и заметались, как ивы от ветра. Зард не успел еще выехать навстречу Моабаду, как Моабад уже был у ворот крепости. Сердце его было переполнено враждой и желчью. Он гневно окликнул Зарда и сказал ему так:
– О горе мне горькое! Да спасет меня бог-создатель от вас, двух братьев! Собака лучше вас, людей: она хоть вспомнит хлеб, которым ее кормил человек, а вы и на это не способны. Не знаю, под какой планетой родились вы? Один из вас в колдовстве может соперничать с дьяволом, а другой глуп, как вол или осел. Ты должен быть в стаде, ибо ты подобен скоту. Как ты стерег Вис? Я заслужил всяческий позор, ибо начальником над крепостью поставил такого вола. Ты сидишь сложа руки, замкнул входную дверь и думаешь, что много потрудился на службе у меня. Ты сидишь и мычишь по глупости, как вол. И тебе в голову не приходит, что там, за дверью, смеются над тобой; Рамин наслаждается, как его душе угодно. И это известно всему миру. Ты недостоин занимать твое место!
Зард ответил так:
– О счастливый царь! Ты говоришь красноречиво. Ты вернулся победителем, и да сопутствует тебе в будущем такая же удача. Не печалься ни о чем. Не открывай сердце дьявольскому наваждению. Ты могущественный властитель и можешь молвить хорошее и плохое. Если будешь говорить правду, никто не посмеет с тобой спорить, а если скажешь тысячу раз неправду, и тогда никто не заметит тебе, что это не так. Ты меня винишь в том, что мне и в голову не приходило. Ты взял Рамина с собой. Как я могу знать, куда он делся? Он же не сокол, чтобы прилететь сюда из Греции, и не стрела, чтобы перелететь стену крепости. Как он мог проникнуть сюда? Посмотри, двери, запечатанные твоей печатью, заперты; годичная пыль лежит на ней. Разве мог бы Рамин проникнуть в крепость, двери и ограда которой из меди? У всех входов и выходов мною поставлена ночная и дневная стража. Так я охранял крепость. Будь Рамин чародеем и знай он тысячу колдовских уловок, все-таки он не смог бы сюда проникнуть. Если он вошел через эти двери, как же твоя печать осталась целой? Не верь, государь, злостному наговору. Не печалься и не убивай нас. Не говори ничего такого, что не понравится мудрым и от чего разум не приобретет даже одного ячменного зерна.
Шахиншах ему ответил:
– Зард, зачем ты говоришь несуразности? Доколе ты будешь ссылаться на прочность дверей и целость печати? Они не сослужили мне службы. Ты не оберегал Вис как следует. Бдительная стража у ворот крепости была бы надежнее замков и печатей. Бог расположил небо очень высоко, но все же стражей приставил к нему звезды. Мне печать не поможет, если шаровары не поддерживает кушак. На что тебе кушак, если ты без шаровар? Из-за того, что я поручил охрану Вис такому глупцу, как ты, слава, которую я приобрел за год мечом, ныне омрачена. Дворец мой, ослепительно блиставший славой, ты омрачил и опозорил.
Когда гнев шахиншаха остыл, он вынул ключ из-за сафьянового голенища, бросил Зарду и сказал:
– Открой двери, хотя ключ мне теперь так же не нужен, как мост за большой рекой.
Звук отпираемого замка донесся до кормилицы. Она стала прислушиваться и услышала голоса Моабада и Зарда. Кормилица задрожала от страха и, подойдя к Вис и Рамину, сказала им:
– С востока взошло солнце нашего несчастья: явился шахиншах, как черная туча; разразится гроза, и потекут для нас губительные потоки. Нас охватит сжигающий огонь, дым его затемнит светлый день, и нам не спастись.
Все трое содрогнулись от страха и не знали, что делать. Ничего другого они не могли придумать, как спустить Рамина туда же, откуда ого подняли. Хотя ему лучше было умереть, чем расстаться с Вис, но он, со смущенным сердцем и обесславленный, спустился по скале, оплакивая разлуку с возлюбленной и сетуя на то, что ему ничего не остается, кроме терпенья. Он боялся за Вис и за себя и не знал, что предпринять. Он говорил своему сердцу:
«Как поступаешь ты со мной, сердце, что чинишь? Ты готовишь мне всегда то, что для меня губительно. Не борись с моей судьбой: ты мечом своим то проливаешь мою кровь, то разлучаешь с душой, то омрачаешь мне жизнь.
Притча. Преходящий мир подобен лучнику, а мишень– моя душа. Как пущенная стрела, меня настигает разлука. На меня обрушилось юре, как на потерпевший бедствие караван, а душа моя подобна разоренному городу.
Недавно я был царем, а ныне я тур, скитающийся в горах. Глаза мои уподобились тучам, что шлют тысячи бед на мое сердце. Мне остается лишь рыдать, чтобы скалы отзывались эхом, и проливать кровавые слезы, чтобы камни стали алыми. Мой стон не похож на гром, ибо гром рождается от туч гонимых, а мои стон – от огненных мук. Глаза мои не похожи на тучи, ибо из туч идет скудный дождь, а глаза мои проливают потоки. Что мне предпринять, на что решиться? Недавно и сердце было мне послушно, и все его желания исполнялись, а ныне я лишен и сердца, и пет со мной его похитительницы. Я был небом и вдруг стал землей. Моя радость была недолговечна, как весенний цветок».
Бродя среди скал, Рамин вспоминал Вис, оплакивал разлуку с ней и горевал о своей судьбе Исчерпав наконец свои слезы и отмыв сердце от ржавчины скорби, он уподобился земле после дождя. От слез его остались глубокие русла. Рамин так жалостно причитал, что его пожалели бы и враги. Вот что он говорил:
«Ты не ведаешь, о похитительница моего сердца, как опротивела мне жизнь без тебя! Меня пожалеет даже куропатка, попавшая в силок, видя меня, угнетенного скорбью из-за разлуки с тобой. Если ты в унынье, – ободрись, тебе подобает радоваться и веселиться. Я достоин жалости, ибо не лишил себя жизни. Но, клянусь твоим солнцем, я поступил так ради тебя. Пусть не дарует мне бог жизни ни на одну минуту без тебя. Я начертал твое имя на моем сердце. Если я захочу перечислить все твои достоинства, то на это не хватит мне жизни. Если мои глаза плачут, то имеют на это право, ибо никогда не узреть им красавицы, подобной тебе. Несчетными мольбами умоляю бога не лишать меня жизни, пока я снова не увижу тебя. Но боюсь, что без тебя я не переживу и сегодняшний день».
Когда пленительница сердец Вис рассталась с Рамином, она чувствовала себя как в пасти дракона и совсем забыла о грозившей ей опасности. Она, страдая за Рамина, кружилась по комнате, как безумная, и не понимала, что говорила и делала. Хрустальными руками она била себя по несравненному лику; то царапала ланиты, то рвала на себе волосы; земля наполнилась ароматом мускуса ее волос, а воздух – пламенем ее вздохов. Когда она вздыхала и рвала на себе волосы, то казалось, что в замке сжигают мускус и алоэ. Лицо и грудь ее покрылись синяками от ударов, а из очей изливался горячий Евфрат. Сердце ее было похоже на раскаленное железо, и когда она ударяла себя в грудь, сверкали искры. Она сорвала с себя и разбросала все украшения. Земля от этих украшений стала похожа на небо: драгоценные камни и жемчуг сверкали, как звезды. Вис сорвала с себя златотканые одежды и надела черные, подобно скорбящим. Сердце ее было исполнено страданий, а лицо затемнил прах. Она не испытывала страха ни перед Моабадом, ни перед Зардом, она страдала из-за Рамина и думала лишь о том, как она против своей воли нежданно рассталась с ним.
Когда шах Моабад вошел в зал, он увидел, в каком состоянии находится Вис. Тут же лежали связанные узлами сорок кусков броката и аксамита. Вис и кормилица еще не успели развязать и половины узлов. Кормилица из страха перед Моабадом спряталась, чувствуя себя виновницей всего случившегося. А Моабад, увидев Вис в разодранной одежде, с искусанными руками, с поредевшими волосами цвета мускуса, лившей потоки слез, так ей молвил:
– Вис, исчадье дьявола, достойная всех проклятий! Душа твоя лишена разума, глаза твои не знают стыда, ты воплощение лжи, и поступки твои бесчестны. Ты стала безбожной и осрамила себя и мое царствование. Не скажешь ли мне, какое наказание следует тебе понести за твои преступления? Чего ты достойна другого, кроме смерти? Ты такая искусная чародейка, что для тебя неприступный– замок– то же, что открытая равнина, и никого бы не поразило, если бы ты с неба свела звезды. Тебе нипочем удары, ты не внемлешь наставлениям, ты не исполняешь клятв. Я недавно испытал твою совесть и радостью и горем, но при твоем своенравии все оказалось бесполезным. То, что мне приятно, тебя не радует, и гнев мой тебе не страшен.
Притча. Неужели ты волчица, вредящая всем? Неужели ты див, презирающий добро? Красотой ты похожа на драгоценный камень, а твоя плоть и поступки не стоят большего, чем осколок кувшина. Ты привлекательна, желанна и любима, но изменчива и непостоянна, как превратный мир. У тебя красивое и влекущее лицо, но – увы! – оно осквернено следами дурного нрава и бесстыдством.
Не раз я убеждал тебя, не раз я умолял наедине, говоря: «Вис, не поступай недостойно, не огорчай меня незаслуженно, ибо твоим преступным поведением ты навлечешь на себя смерть». Ты своим пренебрежением сеяла семена преступления против меня; ныне настало время собрать посеянное тобой. Не буду больше искать твоей любви и терпеть столько! Я не железо и не камень.
Притча. Ждать от тебя человеческих поступков – все равно что писать разноцветными красками по воде.
Если слушаться тебя, я должен сеять на солончаке. Так как ты никогда не радовала меня, а причиняла лишь огорчения, я подвергну тебя немилости. Я причиню тебе столько горестей, что ты никогда не вспомнишь имени Рамина, и Рамин не будет больше обрадован тобой, и твое сердце не будет помнить Рамина. Ни он не будет играть перед тобой на ордзали или на арфе, ни ты не сядешь рядом с ним, хмелея от любви! Я подвергну вас такому наказанию, что даже скалистые горы его не вынесут. Пока вы будете любить друг друга, мне нечего искать врага вне моего дома. Когда вы вместе, вы только и думаете о моей смерти. Ныне я причиню вам то, что вы готовили мне, и уничтожу вас как моих кровных врагов.
Притча. Если у меня сердце и разум мудреца, зачем я держу за пазухой двух врагов. Лучше спать на львиной дороге, чем иметь врагов дома; ожидать врага и сидеть на ковре из змей – одно и то же.
Затем Моабад схватил нежную Вис за волосы цвета мускуса и стал волочить ее по земле, как вора. Он связал ей руки за спиной и стал немилосердно бить плетью по голове и по телу, рассекая кожу. Вис обагрилась кровью. Хрустальное ее тело рождало кровь, как гора – рубины. Местами оно стало лилового цвета, и бело-розовый цвет сменился цветом шафрана, индиго и мака.
Затем Моабад нанес кормилице в сто раз больше ударов плетью по голове и по лицу… Он хотел или убить ее, или же заставить раскрыть тайну колдовства и чар; но она обеспамятела от побоев. Вис и кормилица словно облачились в пурпур, так они были обагрены кровью. Никто не думал, что они останутся в живых. Затем шахиншах приказал ввергнуть их в темницу, и когда убедился, что они живы, закрыл накрепко дверь и запечатал. Все, кто узнал о постигшей их беде, печалились. Моабад отстранил Зарда от должности начальника крепости и поставил на его место другого. Сам он поспешно вернулся и через семь дней приехал в город Морав. Но тут он стал сожалеть о происшедшем и досадовал на себя за то, что избил Вис. Он говорил своему сердцу так:
«Что за нрав у меня, каким дымом задымилась душа моя. что мне опротивели превратный мир и жизнь! Зачем проявил я такой гнев и невоздержанность в отношении той, что мне дороже души? Хоть я и шахиншах, но от любви я так испепелился, что и врагам стало неприятно. Зачем я обрушиваю гнев на возлюбленную, из-за которой безумствую? По моему безрассудству я борюсь со своей же душой. По глупости ты не размышляешь о своих поступках: сегодня ты делаешь такое дело, о котором завтра будешь сожалеть. Да не противится никто из влюбленных сердцу, ибо сопротивление зажжет огнем его же сердце. Зачем тебе, о влюбленный, быть жестоким к той, с которой не можешь расстаться ни на минуту!»
36.
ШАХРО ОПЛАКИВАЕТ ВИС
Когда Моабад возвратился из крепости, с ним не было солнцеликой. Шахро, узнав об этом, с плачем кинулась к нему; царапая щеки и ударяя себя по голове, она восклицала:
«О душа матери, обращающая всякое горе своего ребенка в радость! Зачем не привез тебя Моабад? Что сделал этот безбожный див с тобой? Какое горе постигло тебя по милости твоей судьбы?»
Затем она обратилась к Моабаду:
– Скажи, по какой причине ты не привез моей Вис? Что ты сделал с моим солнцем? Зачем ты отнял луну у неба? Я обращу твой дворец в развалины, рай станет тебе адом, если ты сейчас же, без промедления, не вернешь мне мою дочь! Я буду так стенать, что разжалоблю даже скалы, и они, мне сострадая, станут взывать! Я заставлю все живое мне сочувствовать! Я стану лить потоки кровавых слез до тех пор, пока ты не покажешь мне моей Вис! Я заставлю тебя сожалеть о твоем царствовании, да и бог не даст тебе победы из-за крови невинной Вис, и сами глаза твои станут твоими врагами!
Когда она, рыдая, начала так причитать и жаловаться, сам Моабад заплакал и сказал ей:
– Станешь ли ты проливать слезы или смеяться, будешь ли ты меня проклинать или благословлять, ничего мне не поможет. Я сделал то, что сделал. Лучше было бы так не поступать и не гневить бога. Я развеял по ветру свою радость и честь! Ты не увидишь больше лика Вис, гак как он не украшает больше землю. Ты увидишь поверженный кипарис, оплакивающий свою юность, свои прелести; ты увидишь ее светлый лик потемневшим от запекшейся крови и волосы поредевшими.
Услышав эти слова от Моабада, Шахро упала на землю и начала бить себя по лицу и по голове. Дворец наполнился ароматом ее тела, и от кровавых слез ее образовалось озеро. Стрела страдания пронзила ее сердце, и она стала причитать:
«О судьба-изменница! Ты похитила мой драгоценный камень! Неужели и ты так любила этот камень, что украла и зарыла его в землю, как корыстолюбец – золото? Неужели ты из зависти отняла у меня кипарисоподобную и пересадила ее в вечный виноградник? Зачем ты вырастила ее, о судьба, столь прекрасной, а если вырастила, то зачем так неожиданно ее сразила? Когда же вырастет из-под земли благовонная амбра? О земля, до сей поры ты поглощала только людей, а теперь ты поглотила солнце и луну! Зачем ты не насытилась до сих пор! Зачем ты отняла у меня солнце, радовавшее мое сердце? Так как земля чернит даже серебро, я боюсь, чтобы она не повредила и твоему телу. День стал темным для меня и свет померк. Да не принесет плодов земля, которая дерзнула покрыть ее! Отныне луна лишилась яркого света, ибо моя луна скрылась в темнице! Позаботьтесь же о ней. о небо и земля! Ведь для того собрались вы, о звезды, чтобы оплакивать ее!
О свет матери, о стройный кипарис, о солнцеликая, о яхонтоланитая, о амброволосая, ты рассеивала мое горе, ты была моей гордостью и радостью! Ныне тебя нет больше у меня! С кем мне веселиться, кому мне радоваться? Кому мне жаловаться на обиды, у кого искать суда? Тот, кто убил тебя, тот пролил кровь всех людей, но меня он убил более жестоко, чем всех других. Я соберу мудрецов из Греции и Индии, может быть, кто-нибудь будет знать, как мне помочь. О моя прекрасная, ты была одинока в этом мире, и потому тебе было горько жить без взаимности. Может быть, в раю ты найдешь подобного себе, здесь же нет никого. О душа моя, с тех пор, как я услыхала о твоей смерти, моя жизнь умерла вместе с тобой! Кому же теперь достанутся твои украшения? Кто наденет твои одежды? Где найти такую прекрасноликую? Кто осмелится известить твоего брата Виро? Кто отважится сказать, что Шахро оплакивает смерть Вис? Ушло солнце красавиц, я же осталась, чтобы обрести тело Вис и поминать ее! Пусть разрушится крепость этой безбожной свиньи, где ты была заточена, и та гора, ибо там ослепли глаза моего счастья, там погасла моя луна. Не показали мне даже ее тела! Ныне возрадуются дьяволы и бесы, они знают, какое бедствие вызовет ее кровь и сколько царей и вельмож погибнет. В отмщенье за кровь Вис я заставлю течь кровь ее врагов столь обильно, как воды Джеона. Но если даже пролью столько их крови, сколько воды в тысяче Джеонов, и, еще добавлю кровь Моабада, все это не заменит и одной капли крови Вис! Что мне делать? Ничем не отомстить за кровь Вис! О город Морав, глава Хорасана, не думай, что тебе легко простится такая несправедливость! В нынешнем году бедствия, которые на тебя обрушатся, будут обильнее твоих родников. Копья и мечи воинов окажутся многочисленнее листьев на деревьях. Не отдохнет на земле твоей шахиншах, я залью ее потоком крови. Мстители за Вис уже надевают доспехи. От Хорава до Бахотара соберутся всадники, и они потопчут стогны Хорасана копытами своих коней! Страна Моабада погибнет из-за моей любимой дочери! Сахар уже не сладок, ибо исчезли алые яхонты Вис. Не растет больше кедр, ибо повержено мое бальзамовое дерево! Мускус и амбра не источают аромата, ибо незримы стали ее волосы. И роза перестала быть алой, ибо поблек цвет ее ланит. Зачем заключили мое солнце в крепость, которая была обиталищем дивов и бесов? Увы, о моя Вис, царица Рана! Увы, о моя Вис, повелительница Туркистана! Увы, о моя Вис, солнце Хорасана! Увы, о моя Вис, луна Хойстана! Увы, о моя Вис, надежда царей! Увы, о моя Вис, похитительница красоты красавиц! Увы, о моя Вис, светоч воинов! Увы, о моя Вис, надежда матери! Зачем я родила тебя на старости лет?! Зачем я, несчастная, породнилась с безбожным дивом, зачем было растить тебя, если моя дочь досталась безжалостному диву? Теперь я буду рыдать с сожженным сердцем до самой смерти! Я брошусь со стены Ашкуптидевана, и смерть покажется мне радостью! Не обрести мне без Вис отрады сердцу, а как же мне жить безотрадной? Но как бы ни казалась мне смерть желанной, я не наложу на себя руки, пока не отомщу шахиншаху и пока он не умрет раньше меня! Я не могу примириться с тем, что моя Вис лежит в земле, а шахиншах сидит в саду и пирует. Не быть тому, чтобы моя Вис стала прахом, а шахиншах жил счастливым супругом. Накличу смертную беду на Моабада и поведаю миру скрытую от него тайну. Пойду и скажу ветру: «Разве ты не тот ветер, который украдкой похищал у Вис ее аромат и разносил по всему свету? Теперь я заклинаю тебя любовью к ней, помоги мне отомстить ее врагу!» Обращусь к луне и скажу ей: «Разве ты не та луна, которая завидовала красоте моей Вис? Заклинаю тебя тем, чему ты научилась у нее, ибо, кроме тебя, никто не был ей подобен, – помоги мне отомстить за ее кровь!» Пойду и скажу облакам: «Не вы ли уподоблялись волосам моей Вис? Теперь помогите мне: чтобы отомстить за ее кровь, пошлите на ее врага горе, гром, молнию, грозу и град, а страну ее доброжелателя оросите тихим дождем!» Обращусь к солнцу и скажу ему: «Разве был кто-нибудь, кроме нее, подобен тебе? Отблагодари же себе подобную: не восходи над страной ее врага и прибавь света стране тех, кто ее любил!» Пойду я к богу-творцу, склоню лицо свое к земле и буду умолять его: «Боже милосердный, всемогущий, пошли на голову Моабада огненный дождь твоего гнева! Зачем ты возвеличил этого беззаконного человека, который день ото дня становится все жесточе к твоим созданьям? Он не щадит твоих рабов и заливает кровью землю, созданную тобою. Удел его – разить, подобно мечу, а обычай – похищать, подобно волку. Господи, взыщи с него за мою кровь, порази Моабада, разрушь дворец и повергни трон его! Как он, беззаконник, огнем опалил мое сердце, так и ты испепели душу и сердце его пламенем гнева твоего!»
Услышав плач и причитания Шахро, шахиншах покраснел от стыда. Вместе с тем он убоялся и Виро. Вот что он ей ответил:
– О ты, что мне дороже глаз, огорченная моим поступком! Ты – моя любимая сестра, Виро – мой брат, а Вис– моя царица и похитительница сердца моего, свет моих глаз, моя желанная, которая мне дороже души и всего царства.
Я ведь люблю Вис, ненавидящую меня, она мне дороже жизни. Если бы она не была своевольной и не поступала бы со мной несправедливо и не срамила бы меня, что хуже смерти, то она была бы осыпана щедротами. Я тебе не открыл тайны: как я мог убить женщину, душу которой предпочитаю своей душе? Хотя я ее пленник, но она не жалеет меня, и мне лучше умереть раньше нее. Сейчас же я пошлю в крепость человека, чтобы он привез Вис. Я не могу жить без нее ни одной минуты, я ошибся. Я хорошо знаю, что она еще навлечет на меня беды. Я претерплю еще много горя, испытаю еще больше неприятностей и затруднений. Пока Вис – царица в моем дворце, я не жду покоя, опасаясь ее козней. И так как ни один день не радует моего сердца и Вис не сулит мне никакой утехи, то не удивительно, что жизнь стала мне в тягость.
Затем он приказал Зарду:
– Поезжай быстрее ветра с двумястами всадниками в крепость, захвати с собой двух коней и привези Вис!
Зард поехал с двумястами всадниками в крепость и привез Вис к шаху Моабаду и Шахро.
Затем приехал Рамин к Зарду и в продолжение месяца скрывался в его доме. Зард стал умолять шахиншаха помиловать Рамина, и Моабад еще раз простил его. Судьба снова стала благоприятствовать Рамину: скрылся див вражды, и зацвел сад радости. В зале царя царей засиял лик луны лун – Вис. Жизнь Моабада стала радостной, ибо он веселился, пировал и взирал на солнцеликую Вис. Хрустальные руки Вис алели от красного вина. Счастливый Моабад осыпал наградами воинов. Долго все так веселились. Разнесся слух по всему миру о всех этих происшествиях и о правосудии Моабада, и прежние горести были забыты.
Поучение. От превратного мира не останется ни радости, ни горя; в конце концов он сведет к одному и горе и радости. Человек должен окрылять сердце свое весельем, чтобы не сократить себе жизнь, ибо не удается ему веселиться до конца его дней; бесполезно тщетное унынье.
Вскоре Моабад на несколько дней уехал в Гурган. Оттуда он вернулся в Морав и стал радоваться радостью Вис. Затем он приказал заделать все окна и входы своего дворца индийской сталью, чтобы даже ветер не мог туда проникнуть. Он велел замкнуть все двери греческими замками и опечатал их своей печатью. Ключи же шахиншах передал кормилице, сказав при этом:
– О искусная кудесница! Я натерпелся от твоих козней, но сейчас умоляю тебя именем бога: охраняй все входы и двери, чтобы Рамин не мог сюда проникнуть.
Я поеду в Заул на охоту, потом займусь государственными делами и задержусь там месяц. Охраняй дворец и двери, запечатанные мною, так, чтобы они остались в неприкосновенности. Еще раз повторяю: умоляю именем бога, ты сама знаешь, что непристойно не оправдать доверие, когда доверяют. Ты не раз убеждалась, что тебе лучше быть мне верной слугой. Если ты мне не изменишь, я исполню желания твоего сердца. Знаю, конечно, что множу свое горе, испытывая уже испытанную, но я потому поручил тебе это дело, что, как я слыхал от мудрецов, если человек поручит свое добро вору, – он сохранит его лучше честного.
Он долго наставлял кормилицу и вручил ей ключи от дверей дворца. Сам он выехал в один прекрасный день в хорошей настроении и велел разбить лагерь неподалеку от городских ворот. Пробыл он там всего день, вспоминал Вис, тосковал в разлуке с ней и сожалел о том, что обременен царскими обязанностями. Рамин, как подобало, сопровождал его на охоту. Вечером Рамин вернулся в город. Когда Моабад велел позвать Рамина к ужину, то ему доложили: «Он уехал в Морав». Моабад догадался, зачем он туда отправился.
Когда Рамин убедился, что двери дворца заперты, он отправился в сад. Там он блуждал, как безумный, сердце его трепетало, он искал Вис и так взывал к ней:
«О возлюбленная, с тех пор как я лишен возможности тебя лицезреть, враги мои радуются. Покажись хоть раз на крыше, чтобы я мог тебя увидеть. Рука печали – на моей голове, а сердце мое стиснуто другой рукой. Этой темной ночью я словно тону в бездонном море. Хотя я и блуждаю по винограднику, но я проливаю здесь столь обильные слезы, что мне кажется, что я плыву по морю. Я полил лозы слезами и землю напитал своею кровью. Но что мне от плача и стенаний, если ты не ведаешь об этом! Если дыханье вырвется из глубины опаленного сердца, я сожгу этот дворец и расплавлю замки на дверях, но как предать огню дворец, где пребывает похитительница моего сердца? Если огонь коснется подола твоего платья, у меня испепелится сердце. Я желаю, чтобы твои глаза всегда похищали у меня сердце, я хочу, чтобы из лука твоих бровей стрелы ресниц пронзили мне сердце. Хотя судьба разлучила нас, но образ твой не исчезает из моих глаз, то он лишает меня сна, то заставляет проливать кровавые слезы. Как мне спать вдали от тебя, как мне жить, не видя тебя?»
Он долго плакал и, устав от слез, уснул среди роз и цветов, хотя и не спал по-настоящему, ибо сердце его было полно горя, а глаза слез. А сад казался ему адом. Он был около Вис, но не мог к ней приблизиться. Когда Вис узнала, что Рамин в саду, но не может проникнуть во дворец, она заметалась, как безумная, царапая лицо и проливая кровавые слезы. Зная, что Рамин здесь рядом в винограднике, она испытывала такую боль, словно ей прижигали сердце раскаленным железом. Она взывала к кормилице о помощи, сгибая при этом палец в знак покорности.
– Бога ради, вспомни, что я воспитана тобой, вспомни, как я люблю тебя, и найди мне средство освободить от уз сердце мое, распечатай двери дворца и яви мне в эту темную ночь луноподобный лик Рамина! Ему предстоит далекая дорога. Рамин – моя единственная надежда, с которой я не могу расстаться. Эта ночь темна, как моя судьба, и я вспоминаю похитителя сердца моего с мрачного моего пути. Он близко от меня, но я не могу его видеть, так как двери накрепко замкнуты и запечатаны. Лучше бы он был на расстоянии ста дней пути, если мне не суждено его видеть. О кормилица, пожалей меня, я родилась несчастной, сердце мое было поражено горестями, и бог запер в нем двери радости тысячью замков. Хватит мне унынья и любовного горя, а тут еще закрытые двери лишают меня радостей! Когда меня заточили во дворце с запертыми дверями, снова раскрылись раны души моей и моего тела и я лишилась надежды на жизнь. С тех пор как возлюбленный перебирал мои кудри, он овладел моим сердцем. Но с тех пор как я его не лицезрею, мои глаза пронзили стрелы с алмазными наконечниками, и я не в силах жить. Пожалей мою безотрадную юность и открой мне на минуту двери, чтобы повидаться с Рамином!
Кормилица так ответила ей:
– Я не могу быть закоренелой злодейкой и безбожницей. Ведь шахиншах лишь вчера ночью покинул наше обиталище и мне доверил охранять его. Он увещевал и молил меня именам бога выполнить это поручение, как его завещание. Как же мне уже на вторую ночь нарушить клятву, ему данную? Как я посмею раскрыть запечатанные им двери и как смогу противостоять его гневу? Если бы я распоряжалась даже тысячами воинов, и тогда бы я была бессильна! Он рассчитывает на мою преданность, как же я могу не оправдать его доверия или стать клятвопреступницей? Не надейся, что я изменю шахиншаху. К тому же, он раскинул лагерь невдалеке от городских ворот, нас разделяет расстояние меньше, чем один день пути. Может быть, бог ведает, он даже не останется там ночевать и прибудет сюда. Не подобает мне взять на себя столь тяжкую вину. Боюсь, что за содеянное зло нам воздадут злом. Сказано неким мудрецом, что злодея неожиданно настигает зло.
Этими словами кормилица лишила Вис всякой надежды. Потом, погодя, она добавила:
– О лунноликая, иди к своему ложу. Не греши перед шахиншахом. Потерпи эту ночь, чтобы потом обрести долгую радость. Клянусь твоим солнцем, я боюсь, что Моабад неожиданно нагрянет ночью, и что тогда с тобой будет? Послушайся меня и ослепи этой ночью глаза дьяволу.
Кормилица ушла. Вис охватило отчаянье. Она металась по дворцу, била себя в грудь и искала возможности встретиться с Рамином. Но она не могла использовать окна, так как они были закрыты, а на крышу не было выхода. Стало ей тягостно от влюбленности и от невыносимой разлуки, и закипела любовь в ее сердце. Вдруг она заметила, что конец веревки, на которой держался теневой занавес зала, был прикреплен к скале. Босая, она прошла по этой веревке, подобно акробату, с опасностью для жизни. «Когда человек охвачен любовью, он на все способен. Он не щадит себя, как храбрец во время сражения». По шнуру она проскользнула, как птица, и вышла на крышу. Ветер сорвал с нее повязку и шарф. Венец же она забыла в зале. А серьги, которые украшали ее уши, она не то потеряла, не то изломала. Вис очутилась на крыше, неодетая и необутая. Она стала искать способа спуститься в сад. Она привязала покрывало к суку стоявшего вблизи дерева и по покрывалу спустилась вниз. Но до этого она зацепилась одеждой за гвоздь и разорвала ее. Очутившись на земле, она поспешила в виноградник. Хотя земля в этом месте была мягкая, все же Вис сильно ушибла ноги и разорвала исподнее платье. Она оказалась обнаженной, ушибленной и окровавленной. До полуночи Вис разыскивала в винограднике возлюбленного, источая из глаз слезы, а с ног ее текла кровь.
