Текст книги "Висрамиани"
Автор книги: Саргис Тмогвели
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
32.
МОАБАД ОТПРАВЛЯЕТСЯ ВОЕВАТЬ С ГРЕКАМИ И ПОРУЧАЕТ ВИС И ЕЕ КОРМИЛИЦУ СВОЕМУ БРАТУ ЗАРДУ
Когда шахиншах простил Вис и Рамина, они продолжали жить приятной и веселой жизнью. Но снова стал между ними дьявол-завистник, потушил свечу радости и вырвал с корнями дерево любви.
Однажды пришли к шаху люди с жалобой на греческого царя, кесаря, и сказали так:
«Мы жалуемся на друга твоего, что попрал дружбу и враждует с тобой. Почувствовав свою силу, он нарушил данную тебе клятву, заковал в цепи многих твоих подданных, других захватил в плен. Из Греции двинулось многочисленное войско и опустошило наполовину страну Ран».
Пришли к шаху в Хорасан и родственники пленных. Они вопили, посыпая пеплом головы, негодовали на воинов греческого царя и жаловались на несправедливости судьбы. Шахиншах очень огорчился. Он тотчас же начал снаряжаться в поход. И стал созывать войска, сообщив об этом вельможам и союзным царям. Собралось столь многочисленное ополчение, что поле не могло его вместить. Как осенний ветер не оставляет на деревьях листьев, так и шахиншах заорал на войну всех, ему подвластных.
Перед отъездом Моабад вспомнил о Вис и Рамине и о том, как они любят друг друга. И он подумал: «Однажды она уже сбежала от меня и скрылась; вспоминая ее, я страшно горевал и, обезумев, скитался по полям. Если она повторит то же самое и уйдет от меня, она обагрит меня моей же кровью. Лучше мне теперь же укрыть ее в надежном месте. В поисках ее я испытал много горя, и теперь не перенесу разлуки. Хватит мне и тогдашней скорби. Если человек осторожен, его не ужалит змея дважды из той же норы».
И он размышлял, как поступить с Вис. Затем он призвал брата своего Зарда и сказал ему:
– О брат мой, душа моя! В жизни твоей видел ли ты столь удивительные дела или слышал ли о подобных тем, какие – натворил Рамин? Жизнь надоела мне из-за Рамина, Вис и ее кормилицы и из-за злобы к ним. Я в плену у этих трех колдунов, и нет лекарства от моего горя. Они не стыдятся людей и не боятся бога, не внимают ничьим советам и не опасаются, что я их закую в кандалы. Чего захочет бесстыдник, от того никак он не отступит и ни перед кем не почувствует страха. Хотя я великий царь, однако нет в мире никого столь бессильного, как я в этом деле. Всем сынам Адама я чиню правый суд, а судьба моя чинит мне тысячу беззаконий. Храбрые рыцари убегают от меня со страху, а меня так угнетает одна женщина! Но всем этим я обязан своему сердцу, ибо я, покоренный любовью, подружился с врагами и захотел отдать весь мир неблагодарной, которая жаждет моей крови.
От стыда мое лицо так почернело, что пятьсот морей не смогут его отмыть. С одной стороны враждует со мной Вис, омрачившая мне солнце, с другой стороны подстерегает меня брат с обнаженным мечом и ждет лишь удобной минуты, чтобы убить меня, как врага. Я не знаю, чем кончится все это и что мне сулит преходящий мир. День и ночь думая о Вис, я уподобляюсь мертвому. Зачем я ищу врага на стороне, когда враг сидит у меня в доме. Разве помогут закрытые двери, если внутрь моего дома вода просочится из земли? На старости лет со мною случилось такое несчастье, что оно заставило меня забыть обо всем мире. Теперь мне надо ехать и оставить Вис здесь. Как ее спрятать? Она осилит медные стены и расторгнет железные оковы, стремясь к Рамину. У меня нет другого выхода, как только взять с собой Рамина, а Вис оставить в крепости Ашкуптидеван[21]21
Ашкуптидеван – название крепости (букв.: грот, пещера дивов).
[Закрыть]. Когда Вис будет в крепости, а Рамин среди воинов, они не смогут встретиться. Тебе я поручаю крепость, и ты должен следить за Вис. Никому, кроме тебя, я не могу довериться, ибо ты во всем отличаешься от других и ты осторожен. Я не буду учить тебя, как поступать. Как найдешь нужным, так и спрячь Вис и ее кормилицу. Следи, чтобы Рамин не пробрался украдкой в эту крепость. Чтобы прославить свое имя и добраться до врага, я должен потратить на путь двести дней, и если тем временем Рамин проберется к Вис, я потеряю свое доброе имя и буду опозорен. Ведь случается, что один злодей разрушает дом, который строили двести человек. У меня дома сидят три кудесника. Каждый из них может одолеть колдовством целую рать дьяволов. Если на них нападет тысяча дивов, это их не смутит. Как тебе известно, меня они так связали, так вытравили радость из моего сердца» что разодрали покров терпенья и осрамили на весь мир. Утопленник не потерпел бы столько бед от бурного моря, сколько я испытал и терплю от них.
Когда Зард услыхал от Моабада эти слова, он ему ответил:
– О великий владыка, что превыше солнца! Не кручинься, печаль повергает человека в болезнь. Нет такого человека на земле, на которого бы ты мог так слезно жаловаться. И стоит ли тебе горевать из-за женщины! Если даже она умеет колдовать, как злой див, – она не уйдет из моих рук. Я ее так запрячу, что и ветер до нее не доберется и солнце с луной ее не увидят. Вис не узрит человеческого лица и не услышит человеческого голоса. До твоего приезда я буду держать ее в той крепости. Если повелишь, я так спрячу твою красавицу, как скупой прячет серебро; я буду с ней так любезен, как с душой, и не пущу ее никуда, как гостеприимный человек – гостя.
Шахиншах тотчас же, в сопровождении семисот избранных воинов, повез царицу Вис в крепость Ашкуптидеван, расположенную на такой высокой горе, что вершина ее достигала неба. Ночью вместо свечей ее освещали звезды, гарнизон крепости был на пиру у луны, вместо огня крепость согревалась солнцем. Когда Моабад заключил Вис в крепость, к небесному солнцу прибавилось другое солнце, и от блеска ее лица крепость уподобилась расцветшему фруктовому саду. Вис и ее кормилицу заключили в крепость, заперли и запечатали пять дверей. Крепость Моабад поручил Зарду, а ключи и печать взял с собой. Оставил им сокровищ, сколько было потребно, а пищу и питье – в количестве, достаточном даже на сто лет. Для развлечения у Вис было все, не хватало ей только Рамина.
Затем Моабад вернулся снова в Морав и стал снаряжаться в поход. Он взял с собой бесчисленное множество воинов, и все это были отборные войска, лучше которых не было в стране Вежан.
Все радовались, кроме Рамина. Его же от бремени любви бросило в жар: он потерял надежду на встречу с Вис, ему надоело жить, днем он изнемогал от страданий, а ночью сон бежал от него. Воля его ослабела, печень наполнилась кровью, и сердце пожирал огонь; он так исхудал, что враги его радовались. У него не было другого утешения, кроме разговора со своим сердцем. Он ему говорил так:
«Кому дано было испытать такую неотступную любовь, которая полностью подчинила бы разум? Пока я горю в огне любви, не быть мне радостным. Ведь не раз меня язвили шипы любви, но теперь я в худшем положении, я пронзен ядовитой стрелой, я не могу терпеть разлуки с Вис ни одной минуты. Почему я не умер при расставании! Я ко всему равнодушен, и свет божий мне не мил! Раз возлюбленной нет со мной, лучше мне остаться без души. Мне жизнь нужна только для того, чтобы быть возле нее, а зрение, чтобы взирать на нее; язык мне нужен только для беседы с ней, а руки, чтобы служить ей. Теперь, когда злосчастная судьба разлучила нас, что может меня радовать?»
Так жаловался и стонал Рамин. Вдруг он запел тихим голосом:
«О сердце, если ты любишь, вздыхай! Знай, что для влюбленного не будет правого суда, что влюбленного никто не жалеет, что никто не болеет сердцем за его горести. Если я стенаю, я прав: ибо ты разлучило меня с радостью и лишило меня солнца. Раны мои посыпали солью и дали мне пить желчь. Очи мои! Изливайте кровавые слезы! Не жалейте души моей. Невыплаканные слезы изнуряют тело, а дождь обогащает страну. От дождей из глаз моих увяло мое лицо, огонь горестей сжег сердце и опалил щеки мои расплавленным золотом. Хотя сказано, что мужчине не подобает плакать, но мне это под стать, ибо я вспоминаю разлуку с несравненной возлюбленной».
Когда Моабад вернулся и Рамин достоверно узнал о заточении Вис, горе его и боль увеличились. Проливая слезы, отмывавшие ржавчину с пожелтевшего лица, он пел такие жалостные стихи:
«Я тот, с израненным сердцем, который лишен всякой помощи и надежды. С тех пор, как мою возлюбленную посадили в крепость, я скован, тысячью цепей. О ветер, передай Вис весть обо мне и скажи ей так: «Без тебя сердце мое сожжено раскаленным железом, в глазах моих запечатлен твой лик, а язык твердит только твое имя. Образ твой лишил меня сна. и, повторяя твое имя. я разлучился с весельем. Будь я даже тверд, как алмаз, я не мог бы перенести столько горестей. Если разделить между людьми всего мира горе, которое я терплю из-за разлуки с тобой, им не хватило бы сил перенести его. Я же, один терпя это горе, стал таким, что, если бы тебе довелось меня видеть, ты бы сказала: нет, это не он! Томимый таким горем, я сойду на нет, и люди перестанут со мной считаться».
С тех пор, как это случилось. Рамин от слез и вздохов так исхудал, что. сделался тонким, как волос, и за одну неделю его стрелоподобный стан согнулся, как лук. Моабад, придя в ужас от такого вида Рамина, велел посадить его в паланкин и отправил в Гурган. Рамин чувствовал себя настолько плохо, что исчезла надежда на то, что он останется в живых. Казалось, будто тысячи отравленных стрел пронзали его сердце. И вот пришли вельможи к Моабаду и доложили об ухудшении здоровья Рамина. Умоляя шаха, они сказали:
– О царь, Рамин брат твой, и нет равного ему. Не теряй его, если хочешь иметь совершенного рыцаря, тем более, что он твой брат.
Поучение. Если ты милостив и не гневаешься на него, то поймешь, что твой брат равен войску, собранному для тебя из целой области. Боясь его, враги не осмеливаются враждовать с тобой, а преданность друзей увеличивается. Он для тебя надежная крепость, могучий слон и гневный лев. Прости ему, если он когда-либо провинился пред тобой. Не возобновляй с ним старой вражды и не режь расцветающей ветви. Он ныне в таком состоянии, что смерть не далека от него. Помилуй его, будь к нему сострадателен и освободи его от участия в походе, оставь его здесь, может быть, он выживет. Путешествие бывает тяжелым и для здоровых, а больному и вовсе не приносит пользы; пусть отдохнет. А когда поправится, то по твоему разрешению пусть поедет в Хорасан, где вода и воздух гораздо лучше. А страна, куда ты его посылаешь, – знойная и нездоровая.
Вняв просьбам вельмож, Моабад оставил Рамина в Гургане, а сам поехал дальше. Рамин остался там и быстро поправился, ибо он в сущности не был болен какой-либо болезнью. Лицо его шафранного цвета стало розовым, и он стал искать способа повидаться с Вис; сердце его было объято пылающим огнем, и терпенье иссякло. Сев на коня, он помчался на поиски Вис. Дорогой он пел соловьиным голосом:
«О Вис, мне горько жить без тебя, нет у меня ни покоя, ни сердечных желаний. Разыскивая тебя, я не ведаю страха Если даже преходящий мир станет моим врагом, если дорога будет кишеть змеями, травы полей обратятся в мечи, песок – в львов и тигров, если тучи будут метать молнии, готовые поразить меня, если даже воины, вооруженные саблями и стрелами, во всех странах будут моими врагами, – клянусь твоим солнцем, никто меня не заставит вернуться. Да не буду я мужчиной, если отступлю! Если мне, чтобы увидеть тебя, доведется пройти через огонь, то не Убоюсь и его; если тебя будут стеречь львы, – они узнают силу моего меча. Расстояние в два месяца пути мне кажется одним шагом в ожидании встречи с тобой. Я не удивлюсь, если путь к тебе будет опасным, ибо молния и гром зарождаются близ луны».
Он пел такие песни, и путь уже не казался ему длинным.
Когда Вис заточили в крепость, а Моабад уехал, Вис решила, что она окончательно разлучена с Рамином и что он ушел на войну. Она потеряла надежду, что когда-либо увидит его, омрачились дни ее, и она лишилась радости. Розовый цвет ее лица сменился цветом шафрана, и глаза ее обильно осыпали жемчужинами яшму ланит.
33.
ВИС ОПЛАКИВАЕТ СВОЮ РАЗЛУКУ С РАМИНОМ
Вис так немилосердно била себя по лицу, что оно стало цвета фиалки. Она надела траурную синюю одежду, оплакивая разлуку с возлюбленным. Вис так исцарапала щеки, что окрасила кровью подол платья; лицо ее стало синим, как ее платье, а платье – алым, как ее лицо. Она кричала, плакала и жаловалась так:
«Что мне делать? Утехи и радости молодости и покой в этом преходящем мире – все это стало мне чуждым; жизнь моя нестерпима. Я отдала свое сердце и свет глаз Рамину и теперь завидую минувшим моим горестям. Я никогда не думала, что когда-либо может настать час разлуки или же что мы не будем радоваться, как захотим. Но божье провидение, которое допустило нас разорвать из-за нашей любви покрывало стыда, ныне неожиданно разлучило нас. Мой возлюбленный Рамин, пока я в разлуке с тобой, ты сам знаешь: радость моя – не радость. Вдали от тебя жизнь моя – не жизнь. Мне неведомо теперь, что значит жить спокойно и наслаждаться. Ты не исчезнешь никогда из моей памяти, и я не могу забыть, что ты подвергаешься невзгодам войны. Тебе тяжело носить кольчугу вместо нарядной одежды, шлем – вместо шапки, тебе сподручнее держать в руке стакан вместо сабли, солнце обожжет тебя, и все это умалит твою красоту. Проливай кровь врага так, как я лью кровавые слезы из-за разлуки. Зачем я стала врагом себе, не вняла твоим словам и не последовала за тобой? Может быть, меня коснулась пыль с твоего пути! Хотя тело мое здесь, но сердце мое с тобой, оно мучается, следуя за тобой и утопая в крови. Не печалься печалью того, кого ты опечалил. Прискорбно, если возлюбленный не владеет возлюбленной, как собственностью. Не поступай со мной так, как не подобает тебе. Не забывай меня, помни, что я еще живу. Но вспоминал ли когда-либо богатый бедного? Ты видел только огонь моей любви, ныне взгляни на дым. Боль от теперешней разлуки заставила меня забыть о минувших горестях. Голова моя уподобилась туче при ноевом потопе. Из глаз моих текут слезы подобно Джеону, сердце полно горя, нет у меня сил вместить его, и оно зримо каждому; я же утопаю в волнах кровавого моря».
Вис плакала, причитая, и от сердечной боли не могла стоять на одном месте. Сочувствуя ей, мучилась и кормилица, уговаривавшая ее терпеть.
Она говорила ей так:
Поучение. Потерпи, не может быть, чтобы бог не исполнил любовного желания терпеливого человека. Человек может вынести всякое горе, и дерево терпения всегда приносит плоды радости, хотя людям с нетерпеливым сердцем легче съесть горький сабур[22]22
Сабур – сок растения алоэ.
[Закрыть], чем терпеть.
– Слушайся моего совета и терпи, авось неожиданно утолишь желания твоего сердца. Кроме бога, никто не может помочь тебе и освободить из этого плена. Успокой сердце и потерпи, молись богу и радуй своих прислужниц. Может быть, надоест богу твое столь великое горе, и он потушит огонь твоего сердца! Мой завет тебе: вооружись терпением.
Вис ответила кормилице так:
– Как может терпеть сердце, сожженное ярым пламенем? Слышала ли ты о том, как один человек поучал другого, а тот ему ответил: «О друг мой, ты лучше не беспокой меня, ибо твои поучения не проникают в мое сердце, как орех не пристает к куполу». Рамин уехал, не повидавшись со мной, как же я могу забыть его? Твое поучение и мост не на реке – одно и то же. Сердце твое не похоже на мое. У тебя горит подол, а у меня сердце. Что тебе, если я буду горевать? Ты говоришь мне, что нет у меня других возможностей, кроме терпенья. Со стороны легко смотреть на сражающихся воинов. Я не виню тебя: ты едешь верхом, и тебе не испытать усталости пешего; ты богата и не знаешь горя неимущего; сытому голодный кажется пьяным. Ты, кормилица, советуешь мне быть терпеливой; ах, если бы ты была так же безнадежно влюблена, я бы посмотрела, как бы ты терпела! Потерявший сердце лишен терпения. Если у борющегося льва нет силы в сердце, его одолеет и трусливая лиса. Не думай, что мне так легко кричать и горевать или же что мне приятно и не жаль проливать из глаз кровавые слезы. Кто, разумный, желает себе горя и несчастья? Это ты вырыла колодец моего несчастья своими деяниями, бросила меня туда, сама села на краю, не зная горя и забот, и говоришь мне: «Потерпи, проси у бога, нет никого, кроме него, кто бы мог помочь тебе и извлечь оттуда». Легко бросить бурку в реку, но труднее достать ее оттуда.
34.
РАМИН ОТПРАВЛЯЕТСЯ ИЗ МОРАВА В АШКУПТИДЕВАН, ЧТОБЫ ВСТРЕТИТЬСЯ С ВИС
Когда Рамин прибыл из Гургана в Морав, он не нашел там Вис. Виноградник своей радости он увидел высохшим, и сад – без цветов. Во дворце он не застал земного солнца – Вис, трон не благоухал ароматом ее волос, и в городе не было прежнего веселья. Ты бы сказал, что дворец и окрестности оплакивали, подобно сердцу Рамина, отсутствие Вис. Светлый дворец показался ему темницей. Обуреваемый скорбью, Рамин уподобился лопнувшему гранату. Он стал горько плакать; по щекам шафранного цвета изливался жемчужный дождь. Опустив голову на ее трон, он, как соловей над розой, горестно вздыхал и жалостно плакал, причитая:
«Ах, дворец, ты был украшен, подобно небу, близостью того солнца, воспоминание о котором лишило меня рассудка! Лицо ее украшало землю, и воздух был наполнен ее ароматом, как ныне сердце мое переполнено желчью. Мутрибы и певицы чудными голосами услаждали слух пирующих. Ах, дворец, ты уж не тот, в котором всего было вдоволь! На твой двор забегали и дикие звери для игр, и кров твой был желанным для всех. Я больше не увижу в твоих покоях той звезды, луны, солнца, разлука с которой затемнила мне очи! Преходящий мир показал свое непостоянство, изменив тебе так же, как и мне, лишив тебя радости, как меня – утехи сердца и терпения. Где то время, когда я здесь веселился, и настанет ли когда-либо еще такой день, когда я, радостный, войду сюда? Один такой день мне желаннее, чем тысячелетнее пребывание в такой горести».
Так причитал и плакал Рамин. Затем в отчаянье он вышел за ворота города, обратил лицо к той крепости, где была заключена Вис, и помчался в ту сторону, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Была очень темная ночь, когда Рамин достиг подножья той горы, на которой стояла крепость. Для Вис и Рамина та темная ночь стала светлее дня. Во мраке часовые не заметили Рамина. Рамин знал, где помешалась Вис. Он воспользовался своим искусством стрелка, и не было на свете подобного ему, и направил меткую стрелу в нужное ему место, сказав:
«Будь счастлив ты, мой гонец: везде ты бываешь гонцом, извещающим об отнятии души, ныне же обрадуй душу Вис встречей со мной!»
Стрела взвилась и через просвет крыши упала на ложе Вис. В тот же миг кормилица подхватила ее, узнала и возрадовалась великой радостью. Она протянула ее Вис и сказала:
– Посмотри на счастливую стрелу, на гонца, присланного Рамином вестником радости: на стреле его имя. Не печалься больше отныне, благодари бога и радуйся.
Вис взглянула на стрелу и прочла на ней имя Рамина. От счастья она не могла даже выразить ту радость, которой было полно ее сердце, она целовала стрелу, ласкала и говорила так:
«О счастливая стрела Рамина, который мне дороже души. Ты ранишь всякого, в кого попадаешь, для меня же ты стала целящим бальзамом. Ты его гонец. Я сделаю тебе наконечник из яхонта, а ствол из чистого золота и спрячу в колчан моего сердца, чтобы обрадовать твоего хозяина. Хотя за время разлуки я была поражена тысячью подобных тебе стрел, но едва я увидела тебя, боль, причиненная их алмазными остриями, превратилась в радость. Другой исцеляющей стрелы, кроме тебя, я не видела, другому посланию, более приятному, я не внимала!»
Метнув стрелу, Рамин впал в раздумье: «Как бы узнать, куда попала моя стрела? Достигла ли она того места, куда я метил, или же она залетела в другое место и попала в чужие руки? Если бы Вис знала, что я здесь, она выискала бы тысячу способов, чтобы дать мне возможность попасть к ней».
И он молвил: «О сердце, жертвуй собой, не бойся никого! Клянусь силами вседержителя-творца, что я не вернусь, пока не исполню желания моего сердца, хотя бы мне грозила смерть. Если даже стены этой крепости будут из раскаленного железа, пылающего, подобно моему сердцу, и вся земля здесь будет пропитана ядом, вершины скал станут змеями-аспида-ми, а охрана будет состоять из дивов, – и тогда я не отступлю. С божьей помощью я доверюсь силе моей руки, постараюсь освободить Вис и снова соединюсь с похитительницей моего сердца. Пока я жив, у меня нет других забот, кроме поисков Вис. Как бы многочисленны ни были мои враги и жестокосердны, как Моабад и Зард, я не уклонюсь от встречи с ними.
Они подобны огню, но мы одного рода, и они легко могут разобраться в моих недостатках и достоинствах».
Рамин впал в раздумье в поисках встречи с Вис, а там Вис запуталась в сетях любви. Язык ее твердил имя Рамина, и сердце с нетерпением искало его. Жалея его, стоявшего на стуже, и жаждая с ним встречи, она выискивала способ с ним свидеться. Разлука обжигала ей сердце раскаленным железом и пронзала копьем.
И вот что ей посоветовала кормилица:
– О любимица матери! Звезда счастья взошла над тобой. И это благоприятное обстоятельство, что на дворе так холодно: часовые и вся охрана укрылись от стужи во внутренних помещениях крепости. Два раза только появились на крыше часовые и, убоявшись мороза, скрылись. Раз нет караульных, мы сможем все легко устроить. Рамин здесь близко, хотя мы его не видим из-за темноты. Он знает, что мы в этом зале. Он часто бывал в этой крепости без Моабада и знает все входы и выходы. Откроем окно и зажжем свечу. Он увидит нас и подойдет ближе. И тогда мы сможем помочь ему.
При этих словах кормилица зажгла свечу и своими чарами обессилила злых духов. Рамин, увидев свет, обрадовался. Он понял, кто его зажег, и ринулся в ту сторону, как сокол. Сказано: «Таково сердце влюбленного: горе для него – не горе, потери – не потери. Добиваясь встречи с возлюбленной, он готов отказаться и от своей веры. Длинная дорога ему кажется короткой, а разъяренного льва он опасается не больше лисицы. Не насыщенному любовью бесплодное поле может показаться виноградником, гора – волоском, а море – канавой. Ничто так не подкупает сердце, как любовь, и поэтому никто не осудит его. Любовь не отличает красоту от уродства, ибо у безумной любви разум ослеплен».
Когда Рамин подошел к стене, Вис увидела его сверху. Она и кормилица взяли сорок кусков греческого броката и другие материи, какие оказались под рукой, связали и сложили вдвое и, скрутив, свесили до земли. Рамин ухватился за конец скрученных тканей и с ловкостью тигра взобрался наверх. Солнце и луна встретились. Рамин и Вис слились в объятьях, как в чаше молоко и вино; соединились золото и жемчуг, мускус и амбра; темная ночь расцвела зарею, и зима стала для них весной. Сердца обоих влюбленных успокоились. Рамин и Вис обнимали друг друга и целовались. Удалившись в опочивальню, они захватили всякую снедь и вино. Влюбленные то рассказывали друг другу о пережитых испытаниях, то расточали друг другу ласки. Ночь была темна и холодна, но для них горели три светоча: радость их встречи, сияние их лиц и пурпур вина. Двое любящих пили и радовались вволю. Двери были заперты, они были веселы, чувствовали себя в безопасности и вовсе не думали о том, что кто-нибудь может узнать об их встрече; любовники вовсе не боялись того, что когда-нибудь настанет день разлуки и радость их сменится горем. Одна такая ночь для них была дороже, чем тысячелетняя жизнь в разлуке. Когда Рамин исполнил желание своего сердца и достиг желанного счастья, он запел мелодичным голосом:
«О сердце, пусть ты претерпело из-за любви невзгоды и лишения! Без горестей не бывает веселья, и без злоключений нам было бы не так приятно здесь делить досуг. Без затруднений не приобретают доброго имени. Хотя в поисках возлюбленной ты переплыло моря, но зато ты обрело драгоценный камень; хотя в разлуке с ней ты испило много желчи, ныне ты вкушаешь плод радости. О сердце, я тебе советовал: терпи, поверь, что конец всякого горя – веселье. Когда человек пребывает в горести много времени, он еще больше благодарит бога за посланное счастье. Ныне я исторгнут из ада и нахожусь в раю. Я посеял любовь и пожал наслажденье, сияющая луна одарила меня любовью. Я сердцем был с нею и не забывал ее ни на минуту. Всем своим существом принадлежал ей, и превратный мир не погубил меня».
Вис встала, наполнила чашу вином, подняла ее и сказала:
«Я пью за здоровье Рамина, моего возлюбленного, который не покинул меня, пью за мои сбывшиеся надежды, что ярче света очей! Я так верю в его чувство и так счастлива, потому что со времен Адама никто не испытывал такой уверенности в своем возлюбленном. До конца дней моих я его рабыня. Ради него я выпью змеиный яд, как воду бессмертия».
Она выпила вино и поцеловала Рамина. Ему приятно было беседовать с Вис, пить вино и гладить волосы возлюбленной – ароматные, как мускус. Рамин взирал на яшму, мускус, хрусталь и цветок граната. Он забыл о черном агате, радуясь яркому яхонту. Каждую ночь до рассвета он лежал на ложе из роз, а изголовье его было из солнечных лучей. По утрам, проснувшись, они пили вино, радовались и пели. Подняв кубок, Рамин запел:
«Красное вино вытравляет ржавчину из сердца. Вино – посол влюбленного, извещающий о его близости! Красное вино обратит желтый цвет моего лица в румянец. Вино – лекарство от любовной горести. Любовь – пыль, а вино – дождь, развеивающий горе и умножающий радость. Сегодня день моего счастья. Мне помогли бог и судьба; похитительница моего сердца здесь, рядом. То я покоюсь на фиалках и розах, то – среди лилий, амбры и мускуса. Уста мои впивают рубин, что слаще сахара. В саду моем цветет красная роза. Я рад, что достиг желанного. Я тот сокол, который, летая высоко в небе, охотится только за солнцем. Моя радость – лев с золотыми когтями, который ловит мою душу. Каждый день я собираю с лица и кудрей возлюбленной розы, гиацинты, мускус и сахар. Ее сияющий лик затмил розовый сад, и меня туда не манит; меня не прельщают никакие игры, ибо место, где я нахожусь, для меня приятнее рая, и я здесь наслаждаюсь всеми удовольствиями, созданными богом. Солнце – мое пиршество, луна – мой виночерпий, потому я так весел».
Затем он обратился к Вис с такими словами:
– Дай мне вино, о вдохновительница моя, дай мне вино розового цвета, вино цвета твоих ланит, что дарует, подобно твоему лику, счастье! Не наступит время приятнее этих часов, не быть весне, подобной лику твоему. Кто может знать, что сулит нам завтрашний день! Поспешим вкусить часть нашей доли радости, ибо завтра мы не сможем вернуть сегодняшнего счастья. Ни ты не желаешь моей смерти, ни я не расстанусь с твоей любовью. Будем веселиться и исполнять желания сердца! Откуда мы знаем, что предопределил бог нам обоим? Ведь и Моабад замуровал тебя в этой крепости, а меня, больного, оставил в Гургане, не ведая о том, что бог еще в небесах предопределил нашу встречу здесь. Кто мог сделать это, кроме всемогущего творца?!
Девять месяцев они жили так, предаваясь во благовременье и в неблаговременье радости и веселью; они не уставали от наслаждений и от хмеля. Пищи и питья было у них достаточно даже на сто лет, им не надо было покидать покоев, где они находились. Посмотри, как долго длилось их счастье! Они удовлетворяли желания своих сердец и очистили их от ржавчины. Рамина не пресыщало такое времяпрепровождение, и Вис не соскучилась от близости с Рамином. Одна душа поселилась в их телах, и у них не было другого удовольствия, как беседовать друг с другом, любить и пылать страстью. Одержав победу над ратоборцами, они поливали вином дерево радости.
Двери крепости были замкнуты, как и двери горести; тайны их не знал никто, кроме Зарнагес, дочери Хакана, жившей в Мораве. Родовитая и прекрасная, ликом она походила на солнце и была старшей кудесницей. Причем столь искусной в делах колдовства, что могла заставить цвести розы на стальной наковальне.
Когда Рамин прибыл в город Морав, он побывал во дворце Моабада и каждого спрашивал о Вис. Узнав, что она заключена в крепости, как я уже рассказал, он, обезумев, излил из глаз Дижлу, омыв лицо слезами. Когда он не смог пи узреть прекрасный лик Вис, ни услышать ее сладкозвучную речь, он, обезумев, рыскал по городу и поспешно направился к крепости, где была заключена Вис. Он был яростен, как тигр, и не страшился трудностей. По скалам он прыгал, как серна, а иногда он взбирался на такую гору, что головой касался облаков, порой же спускался в ущелье, словно в яму Иосифа[23]23
Яма Иосифа – колодец Иосифа. Библийский Иосиф Прекрасный (сын Иакова) завистливыми братьями был опущен в сухой колодец.
[Закрыть].
Это знала кудесница Зарнагес. Она знала, что Рамин устремился к крепости и что не было другого лекарства против горя Рамина, кроме свидания с Вис. Все это берегла в памяти своей дочь Хакана, чтобы рассказать Моабаду.
