Текст книги "Замок и ключ"

Автор книги: Сара Дессен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Она повернулась ко мне, скрестив на груди руки.

– Надеюсь. Именно в этом-то и суть, верно? Семья не может быть статичной, она постоянно меняется. Люди женятся, разводятся, рождаются, умирают. Возьми тот семейный снимок – на нем запечатлена семья Хантеров в какой-то определенный момент. На следующий день что-то, возможно, изменилось.

Из гостиной донесся взрыв смеха.

– Хорошее определение, – сказала я.

– Да?

Я кивнула.

– Пока самое лучшее.

Позже, когда в кухню то и дело заходили люди, чтобы посмотреть, нет ли еще вина, а дети с криками гонялись за Роско, я следила за Корой и думала, что наши с ней понятия о семье не совпадают, хотя логично было бы предположить обратное. Это как с цветом – все примерно одинаково представляют, скажем, голубой цвет, но, если попросить дать более точное описание, каждый придумает свое сравнение: океан, лазурит, небо, чьи-то глаза. Мы разные, значит, и определения должны отличаться друг от друга.

Я заглянула в гостиную, где в одиночестве сидела мама Джеми; рекламное объявление лежало перед ней на столе. Увидев, что я хочу присесть рядом, Элинор подвинулась, и через пару секунд мы уже разглядывали фотографию вместе.

– Должно быть, странно осознавать, что вскоре весь мир увидит этот снимок, – заметила я.

– Немного, – улыбнулась Элинор. Они с Джеми были очень похожи. – Хотя вряд ли меня кто-нибудь узнает. Столько лет прошло!

Я вновь взглянула на снимок и отыскала посредине Элинор в длинном белом платье.

– Кто это? – спросила я, показывая на двух пожилых женщин по бокам.

Она чуть наклонилась к снимку.

– Мои двоюродные бабушки. Слева стоит Кэрол, рядом с ней – Жаннетта. С другой стороны – Алиса.

– Фотографировали у вас дома?

– В доме у моих родителей, на полуострове Кейп-Код, – ответила Элинор. – Так странно – гляжу на детей в переднем ряду, а они уже сами стали родителями. И бабушки давно умерли. Но все такие знакомые и близкие, словно это было только вчера.

– У вас большая семья, – заметила я.

– Что верно, то верно, – согласилась Элинор. – Хотя иногда хочется, чтобы она была поменьше: ведь чем больше у тебя родственников, тем больше вероятность, что кто-то с кем-то не поладит. Всегда есть повод для ссоры.

– В маленьких семьях тоже ссорятся.

– Несомненно, – сказала она, взглянув на меня.

– Неужели вы знаете, кто все эти люди? – спросила я.

– Конечно.

Мы немного помолчали, разглядывая лица многочисленных Хантеров, затем Элинор спросила:

– Хочешь проверить?

Я кивнула.

Она улыбнулась и пододвинула к себе снимок. Я подумала, что, может, стоит спросить, как она понимает слово «семья», – еще одно определение для школьного проекта. Элинор медленно водила пальцем по лицам, называла каждого родственника, и мне вдруг пришло в голову, что это и есть ее ответ. Все имена, нанизанные на одну нить, как бусы в ожерелье. Они сближаются, отдаляются друг от друга, но всегда составляют целое – семью.

Вопреки опасениям Коры, единственная заминка во время обеда произошла не по ее вине, а по моей.

– Слушай, где пироги? – спросил Джеми, когда мы убрали со стола, предварительно велев Коре не путаться под ногами и просто отдохнуть.

– Ой! – выдохнула я.

Я совсем забыла, что оставила пироги в духовке на кухне у Кроссов.

– Ой, – повторил Джеми. – Другими словами, пироги съел пес?

– Нет, я не принесла их от соседей.

– Черт! – Прикусив губу, Джеми заглянул в столовую. – Ладно, у нас есть печенье и торт. Может, Кора не…

– Обязательно заметит, – возразила я на незаданный вопрос. – Я сейчас за ними схожу.

Устав от шума и кутерьмы, я искренне обрадовалась возможности окунуться в спокойствие соседского дома, которое нарушало только негромкое урчание отопительной системы. Было так тихо, что я слышала собственные шаги.

К счастью, пироги не сгорели – сработал таймер, наоборот, уже успели остыть. Я решила их подогреть и начала перекладывать обратно на противни, как вдруг за стеной раздался глухой удар, словно упало что-то тяжелое.

От неожиданности я выронила пирог, он шумно шлепнулся на конфорку. Из-за стены донесся грохот, затем – приглушенные голоса. В гараже кто-то был.

Я поставила пироги, вышла в коридор и прислушалась – голоса не стихали. Тогда я подошла к двери, ведущей в гараж, приоткрыла ее, осторожно потянув за ручку, и сразу увидела Нейта.

Он сидел на корточках у стеллажа, который, судя по всему, недавно стоял у стены. Правда, теперь он лежал на бетонном полу, а рядом валялось его содержимое: несколько банок с краской, принадлежности для ухода за машиной и стеклянная ваза, вернее, осколки. Я хотела было войти и предложить помощь, но вдруг поняла – Нейт в гараже не один.

– …особенно после того, как я велел перед отъездом проверить, не забыл ли ты ключи, – говорил мистер Кросс. Вначале я услышала только голос, потом заметила и его самого: он прижимал к уху телефон, прикрыв рукой трубку. – Один-единственный раз я попросил тебя все проверить, и что?! Ты хоть представляешь, во сколько мне обойдется твоя ошибка! Чамбеллы – наши лучшие клиенты!

– Прости, – пробормотал Нейт. Опустив голову, он собирал и складывал банки. – Я сейчас поеду прямо к ним.

– Поздно! – бросил мистер Кросс, захлопнув телефон. – Ты опять напортачил! Опять!Теперь я должен лично этим заняться, мы отстанем от графика еще больше!

– Не надо, я сам с ними поговорю, – сказал Нейт. – Объясню, что это моя ошибка…

Мистер Кросс покачал головой.

– Нет! – процедил он сквозь зубы. – Достаточно того, что ты ничего не можешь сделать правильно, и будь я проклят, если разрешу тебе признавать свою некомпетентность перед клиентами с таким видом, словно ты этим гордишься!

– Я не горжусь, – выдавил Нейт.

– Ты – что? – требовательно спросил мистер Кросс, шагнув ближе и пнув бутылку с жидкостью для мытья стекол, которая отлетела к газонокосилке. – Отвечай!

Я, затаив дыхание, смотрела, как Нейт собирает разбросанные банки и бутылки. Мне было ужасно его жаль, а еще я чувствовала себя виноватой за то, что подглядываю. Когда Нейт заговорил, его голос звучал совсем тихо.

– Я не горжусь.

Секунду мистер Кросс просто смотрел на Нейта, затем покачал головой и произнес:

– Знаешь, ты мне отвратителен. Глаза мои на тебя не смотрели бы!

Он повернулся и пошел к двери. Я торопливо отступила назад и шмыгнула в ванную. Там, в темноте, я прислонилась к раковине, сердце громко бухало у меня в груди. Отец Нейта ходил по кухне, выдвигал и задвигал ящики, хлопал дверцами шкафов. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышала, как от дома отъезжает машина. Подождав для верности пару минут, я вышла из ванной. Меня всю трясло.

На кухне ничего не изменилось, мои пироги лежали там, где я их бросила. За террасой и забором виднелся дом Коры, залитый светом, такой же, как раньше. Я знала, что меня ждут с пирогами, и на миг мне захотелось вернуться к гостям и присоединиться к всеобщему веселью, уйти из этого дома, забыв обо всем, что здесь произошло. Еще совсем недавно я бы так и поступила, но сейчас распахнула дверь в гараж и отправилась на поиски Нейта.

Он сидел на полу: собирал осколки стекла и кидал в мусорное ведро, и какое-то время я просто стояла и смотрела. Затем отпустила дверь, и она негромко хлопнула. Нейт поднял голову.

– Привет, – сказал он весело.

«Просто я умею скрывать», – прозвучал у меня в ушах его голос.

– А что с обедом? Ты решила не зачитывать благодарственный список и ушла в самоволку?

– Нет, я забыла про пироги, пришлось вернуться. Я не знала, что вы дома.

Лицо Нейта дрогнуло: он понял, что мне все известно.

– А, ясно, – произнес Нейт бесцветным тоном.

Я подошла ближе, присела рядом и тоже стала подбирать осколки. Воздух вокруг нас буквально искрился напряжением, словно перед грозой или после нее, когда все ионы в атмосфере перемещаются. Мне было знакомо это ощущение. Я его давно не испытывала, но хорошо знала.

– Так что здесь произошло? – осторожно спросила я.

– Ничего. – Он бросил на меня взгляд и сразу же отвел глаза. – Все нормально.

– Не похоже.

– Просто отец выпускает пар. Ничего страшного – основной удар принял на себя стеллаж.

Я сглотнула, перевела дыхание. Через открытые ворота гаража было видно, как по улице идет, держась за руки, пожилая пара в ветровках.

– И часто твой отец так?

– Роняет стеллажи? – уточнил Нейт, отряхивая руки над мусорным ведром.

– Разговаривает с тобой таким тоном.

– Нет.

Он встал и откинул волосы с лица.

– Знаешь, – медленно произнесла я, – мать иногда нас била, когда мы были помладше. Обычно Коре доставалось сильнее, но и мне порой перепадало.

– Да? – Он не смотрел в мою сторону.

– Она могла ударить в любую минуту. Это было ужасно!

Нейт помолчал, а затем сказал:

– Отец… в общем, у него вспыльчивый характер. Он всегда был таким. Взрывается, швыряет вещи, но потом быстро отходит.

– Он поднимал на тебя руку?

Нейт пожал плечами.

– Ну, может, пару раз, когда очень сильно сердился. Редко.

Он нагнулся, поднял стеллаж и придвинул к стене.

– Все равно, отец обращается с тобой слишком жестоко. Как он говорил, что ты ему отвратителен…

– Да ладно, это еще мелочи, – сказал Нейт, складывая банки на нижнюю полку. – Слышала бы ты его на соревнованиях по плаванию! Он был единственным родителем, которому запретили подходить к бассейну. Но разве отца остановишь? Он кричал из-за забора.

Я вспомнила парня, который подозвал Нейта на парковке.

– И поэтому ты ушел из команды?

– Не только. – Он поднял бутылку со стеклоочистителем. – Послушай, это мелочи. У меня все нормально.

Нормально. Когда-то я тоже так считала.

– А твоя мама знает?

– Она в курсе, что отец – сторонник строгой дисциплины. – Последние слова Нейт произнес с особым выражением, было ясно, что он слышал их не один раз. – Мама избирательна в обработке информации. Отправляя меня к отцу, она искренне полагала, что делает это для моего же блага.

– Какое же тут благо? – спросила я.

– Наверное, ты права, но что вышло, то вышло.

Он направился на кухню. Я молча следовала за ним, глядя, как он подходит к столу и берет ключ, который я вертела в руках раньше. В памяти промелькнуло ощущение тяжести на ладони, жест, которым Нейт забрал ключ и положил на стол, и я вдруг почувствовала себя частью происходящего.

– Ты должен кому-нибудь рассказать, – заявила я, когда Нейт сунул ключ в карман. – Даже если он не часто распускает руки, это все равно неправильно.

– И попасть под опеку социальных служб? Или отправиться к матери, которая и слышать обо мне не хочет? Нет, спасибо.

– Значит, ты уже думал об этом.

– Не я, Хизер, – сказал Нейт, вытерев лицо. – Страшно возмущалась, только не могла понять одного: мать избавилась от меня, а отец, по крайней мере, взял к себе. Так что мне и выбирать-то особенно не из чего.

Я подумала о Хизер, о том, как встретила ее в магазине, где мы покупали рыбок для пруда. «Я рада, что вы с Нейтом друзья», – сказала она.

– Она беспокоилась за тебя.

– У меня все нормально.

Я невольно отмечала эти слова всякий раз, когда он их повторял.

– До окончания школы осталось полгода, а потом буду работать в лагере, тренером по плаванию. После поступлю куда-нибудь учиться, и все.

– И все, – повторила я.

– Да, в колледж или куда-нибудь еще. Только бы уехать отсюда.

– И быть свободным как птица.

– Совершенно верно.

Нейт посмотрел на меня, и я вспомнила, как мы стояли здесь раньше, как он забрал у меня ключ. Впервые за много дней я испытала ощущение близости и удивилась: ни когда я жила одна в желтом коттедже, ни в самом начале моего пребывания у Коры мне не приходило в голову, что я подпущу кого-нибудь так близко.

– Я хочу сказать, – продолжил Нейт, – ты же терпела, пока жила с матерью, хотя тебе доставалось. Просто ждала, когда сможешь уехать. Ты меня понимаешь, да?

Да, так оно и было. Я мечтала стать свободной и до недавнего времени охотно бы согласилась с Нейтом. Но если бы я по-прежнему рвалась на свободу, сейчас бы меня здесь не было – сбежала бы раньше при первом удобном случае.

Но я осталась. Осталась потому, что больше не была той девчонкой, которая перелезала через забор ночью, думая лишь о том, чтобы поскорее смыться. Что-то изменилось.

Конечно, я могла бы рассказать Нейту об этом. О том, как я рада, что Хоникатты выдали меня, иначе я не оказалась бы у Коры с Джеми и не получила все, за что теперь благодарна, включая самого Нейта. И о том, как можно ошибиться, думая, что у тебя нет выбора и ты никому не нужен. Но после его признания это все прозвучало бы глупо, да я и не хотела ничего говорить. Шесть месяцев – недолгий срок, а меня и так часто бросали.

«Ты меня понимаешь, да?» – спросил Нейт. Ответ был только один.

– Конечно, – сказала я.

Глава 12

– Наконец-то! Слава богу!

В пятницу, после Дня благодарения, торговый центр открывался в шесть утра – сезон распродаж. Тем не менее Харриет потребовала, чтобы я пришла к половине шестого. Рановато, но я сумела в темноте подняться, прошлепать в душ и налить кружку кофе, который и прихлебывала, пока шагала по скверу, держа в другой руке фонарик. У входа в ожидании уже толпились люди в куртках с капюшонами.

Внутри торгового центра кипела бурная деятельность: продавцы, возбужденно переговариваясь, раскладывали товар – все готовились к наплыву покупателей. Добравшись до своего магазина, я поняла, что Харриет уже давно там: на прилавке стояли две пустые чашки из-под кофе, а третью она не выпускала из рук. Нужно ли говорить, что Харриет была вне себя от волнения?

– Скорее! Скорее! – воскликнула она, энергично размахивая руками, словно желая усилием воли немедленно переместить меня за прилавок. – У нас мало времени!

Я бросила встревоженный взгляд на Реджи, который с чашкой чая сидел у своего киоска. Реджи помахал мне и сонно отхлебнул чай.

– А ты зачем пришел так рано? – спросила я, подумав, что вряд ли кому-то захочется получить хрящ акулы в подарок на Рождество.

Реджи пожал плечами.

– Мне нравится суета.

Он улыбнулся и посмотрел на Харриет, которая торопливо зажигала ароматические палочки. «Ага, суета, как же!» – мелькнуло у меня в мозгу.

– Хорошо, – сказала Харриет, подтаскивая меня к витрине и отпивая еще кофе. – Давай проверим все еще раз. Дешевый товар лежит внизу, более дорогой – наверху. На прилавке – кольца для спонтанных покупателей, ароматические палочки – в ящике под прилавком. Помнишь, что надо делать в чрезвычайной ситуации?

– Взять ящик с наличными и самые ценные изделия, пересчитать и идти к выходу в ресторанном дворике.

– Отлично, – коротко кивнула Харриет. – Вряд ли это понадобится, но кто знает, в такой-то день!

Я вновь посмотрела на Реджи, который подавил зевок и покачал головой.

– Слушай, – продолжила Харриет, внимательно изучая витрину. – Может, поменяем местами серьги и браслеты? По-моему, они плохо смотрятся. Вообще-то…

– Харриет, все замечательно! Мы готовы, – сказала я.

Она тяжело вздохнула.

– Не знаю, у меня такое ощущение, что мы о чем-то забыли.

– Может, об истинном значении праздников? – предположил Реджи. – О том, что в эти дни нужно думать о благоволении и покое во всем мире, а не стремиться к наживе?

– Нет, – ответила Харриет. Вдруг она щелкнула пальцами и воскликнула прямо у меня над ухом: – Постой! Надо же, чуть не забыла!

Она вытащила из-под прилавка пластиковый контейнер, в котором хранила весь товар, и стала перебирать прозрачные пакетики, пока не нашла тот, что искала. Я бросила взгляд на часы – без девяти минут шесть. Я перевела взгляд на Харриет и увидела, что она стоит спиной ко мне, застегивая на шее какое-то украшение.

– Вот сделала пару недель назад, когда было нечем заняться. А теперь думаю, может, их тоже выставить?

Она повернулась, и первое, что я увидела, был ключ. Серебряный и изящный, с красными камешками, он висел на плетеной серебряной цепочке. Я сразу вспомнила свой ключ – гораздо тяжелее и не такой красивый. Тем не менее я вдруг поняла, почему все обращали на него внимание. В одиноком ключе была какая-то тайна – вопрос, ждущий ответа, или что-то целое, потерявшее половину. Бесполезный сам по себе, он требовал чего-то еще.

Харриет подняла брови.

– Ну?

– Это…

– Тебе не нравится, да? – сказала она, не дав мне закончить. – Пошло и банально?

– Нет, – торопливо ответила я, – очень красиво! Просто потрясающе!

– Думаешь? – Харриет повернулась к зеркалу, погладила ключ. – Очень необычно, правда? Интересно, их будут покупать?

– Ты сделала несколько?

Харриет кивнула, вновь полезла в коробку и стала выкладывать на прилавок пакетики с ключами. Я насчитала штук двадцать: маленьких и побольше, совсем простых и украшенных драгоценными камнями.

– На меня что-то нашло, работала как одержимая, – сообщила Харриет, пока я рассматривала ключи.

– Обязательно выстави их, прямо сейчас, – велела я.

В считанные минуты мы налепили ценники и разложили кулоны на витрине. Я укладывала последний, когда часы пробили шесть и двери торгового центра открылись. Вначале гул толпы слышался где-то вдалеке, потом стал громче, людская волна заполнила проходы между магазинами.

– Началось, – сказала Харриет.

Первое ожерелье с ключом-кулоном мы продали через двадцать минут, второе – еще через полчаса. Никогда бы не поверила, если бы не видела собственными глазами: все покупатели, заходившие в магазин, останавливались, чтобы взглянуть на новые украшения. Некоторые уходили без покупки, но было ясно – ключи привлекают внимание.

Весь день прошел как в тумане – куча народу, гвалт и обрывки рождественской музыки из динамиков, которая доносилась сверху, когда шум немного стихал. Харриет периодически подкреплялась кофе, ожерелья с ключами расходились влет, ноги у меня ныли от усталости, а голос охрип от постоянных разговоров. Цинковые пастилки, которые Реджи предложил после полудня, немного помогли, но ненадолго.

Тем не менее я радовалась суматохе – она отвлекала меня от мыслей о том, что накануне случилось с Нейтом. Весь вечер я только об этом и думала – и когда смотрела на гостей, весело поедающих пироги, и позже, когда помогала Коре загрузить посудомоечную машину, мечтая скорее лечь спать. На душе у меня кошки скребли, и не столько из-за того, что я увидела и услышала, сколько из-за собственного поведения.

Я никогда не считала себя человеком, готовым в любую минуту прийти на помощь ближнему, как Нейт, – это качество раздражало меня в нем. Так почему же я почувствовала разочарование, когда в решающий момент – «Ты меня понимаешь, да?» – будучи другом Нейта, не поддержала его? Теперь мне было за себя стыдно.

К трем часам дня поток людей не уменьшился, и я потеряла голос, даже пастилки уже не спасали.

– Иди домой, – предложила Харриет, отпив из неизвестно какой по счету чашки кофе. – Ты и так сделала больше чем достаточно.

– Правда?

– Конечно.

Она улыбнулась молодой женщине в длинном красном пальто, которая купила один их последних ключей-кулонов. Харриет вручила ей пакет и провожала взглядом, пока та не скрылась в толпе.

– Мы продали пятнадцать штук, представляешь? – сказала она, покачав головой. – Придется не спать всю ночь, делать еще. Не подумай, что я жалуюсь.

– А я говорила, – сказала я. – Они красивые.

– Хочу тебя поблагодарить – ведь это твой кулон меня вдохновил. – Она достала ключик, украшенный зелеными камешками. – Вот, возьми.

– Не надо, спасибо.

Харриет посмотрела на витрину.

– Если хочешь, я могу сделать ключ специально для тебя.

Я бросила взгляд на украшения, потом – на свою цепочку.

– Может, позже. Пока меня все устраивает.

Воздух снаружи был свежим и холодным. По дороге к скверу я провела рукой по своему ожерелью. Если честно, я подумывала о том, чтобы его снять: смешно ходить с ключом от дома, где я больше не живу, да и вернуться туда не смогу. Пару раз я уже было собиралась расстегнуть застежку, но что-то меня останавливало.

В ночь нашего знакомства Нейт спросил про мой ключ: «От чего он?», а я ничего не ответила. По правде говоря, этот ключ не просто отпирал замок в желтом коттедже. Он был от меня, от моей прежней жизни. За последние несколько недель я стала о ней забывать, может, поэтому мне стало проще представить себя без ключа. Но после вчерашнего я решила его не снимать – пусть остается там, где был.

После того, что случилось на День благодарения, я была уверена, что буду чувствовать себя неловко по дороге в школу. Так оно и вышло, но неловкость возникла совсем по другой причине.

– Привет! – сказал Нейт, когда я забралась на переднее сиденье. – Как дела?

Он улыбался и выглядел вполне обычно, как будто бы ничего особенного вчера не произошло. Впрочем, он, наверное, уже привык.

– Прекрасно! – ответила я, пристегивая ремень. – А у тебя?

– Ужасно! – весело объявил он. – К сегодняшнему дню мне нужно было закончить две письменные работы и презентацию. Не спал до двух часов ночи!

– Неужели? – деланно удивилась я, хотя сама легла примерно в то же время и видела, что свет его окон – двух квадратиков с правой стороны дома – прорезает темноту между нашими домами. – А у меня сегодня будет контрольная по математике, которую я наверняка завалю.

Я была больше чем уверена, что Жервез не преминет вмешаться в разговор и обязательно меня подденет, зная мое уязвимое место. Но Жервез сидел на заднем сиденье, тихий и незаметный, впрочем, он вел себя так последние две недели. Видимо, чтобы компенсировать свое молчание, он все чаще попадался мне на глаза в школе. По крайней мере раз в неделю я ловила на себе его взгляды во время обеда, и когда бы я ни прошла мимо, он пялился мне вслед.

– Чего тебе? – буркнул Жервез, и до меня дошло, что я смотрю на него в упор.

– Ничего, – ответила я и отвернулась.

Нейт включил радио, и мы выехали на шоссе. Казалось, все идет как прежде, ничего не изменилось, и я подумала, что, видимо, ошиблась, ожидая худшего. В конце концов, я узнала то, чего не знала еще неделю назад, и мы с Нейтом друзья – ну, по крайней мере, еще на шесть месяцев. И вовсе не обязательно совать нос в его отношения с отцом; вряд ли бы мне самой понравилось, если бы кто-нибудь влез в мои семейные проблемы. Сейчас мы с Нейтом близки, но не слишком – вот пусть так все и остается, золотая середина.

За квартал до школы Нейт заехал на «Квик-Зип» заправиться. Он вышел из машины, а я положила на колени учебник по математическому анализу. Мне удалось прочитать с полстраницы, когда с заднего сиденья донесся странный шум.

К тому времени я уже неплохо изучила разнообразные звуки, издаваемые Жервезом, но этот был незнакомым. Он походил на вдох – как будто кто-то громко втягивает воздух. Я не обратила внимания на первые два, но, услышав, как Жервез шумно вздохнул в третий раз, повернулась к нему – подумала, что ему плохо.

– Что с тобой? – спросила я.

– Ничего, – ответил он обороняющимся тоном и вновь с шумом втянул воздух. – Дело в том…

Его прервал Нейт, который открыл дверь машины и сел за руль.

– Вот почему всегда так: когда я спешу, мне достается самая медленная колонка? – спросил он.

Я бросила взгляд на Жервеза, который торопливо опустил голову и погрузился в книгу.

– А не по этой ли причине ты стоишь у всех светофоров, когда опаздываешь?

– И еще теряю ключи, – добавил Нейт, заводя мотор.

– Может, это вселенский заговор?

– Да, последнее время мне что-то не везет, – согласился Нейт.

– Неужели?

Он покосился на меня.

– Ну, может, не во всем.

Я сразу вспомнила, как мы стояли на кухне и он коснулся моей ладони, забирая ключ. Нейт выехал с заправки на дорогу, а мне вдруг стало неловко. Кстати, о невезении – я подумала, что легко уже не отделаюсь.

Весь декабрь я вкалывала. Работала у Харриет, готовилась к вступительным экзаменам, сражалась с математическим анализом, а в свободное время помогала Нейту.

Умом я понимала, что придерживаться золотой середины в отношениях с Нейтом смогу, только если отдалюсь от него, но на деле это оказалось гораздо сложнее. Вначале ты осторожничаешь и избегаешь серьезных отношений, а потом проходит какое-то время, и ты уже покупаешь миндальные пирожные.

– Бельгийские миндальные пирожные, – уточнил Нейт, доставая с полки две коробки. – В этом-то и суть.

– Почему?

– Просто миндальные пирожные можно купить везде, – ответил Нейт. – А бельгийские продаются только здесь, в «Спайс-энд-Тайм», значит, они изысканные и дорогие и вполне подходят для корпоративных подарков.

Я посмотрела на коробку.

– Двенадцать долларов. Не дороговато ли за десять пирожных? – удивилась я. Нейт поднял брови. – За десять бельгийскихминдальных пирожных.

– Только не для «Скотч дизайн инкорпорейтед», – сказал Нейт, укладывая коробки в тележку для покупок. – Вообще-то это самые дешевые из их праздничных покупок. Вот когда перейдем к башенкам из орехов и сыра, ты поймешь, что такое дорого.

Я бросила взгляд на часы.

– Наверное, я туда не попаду. У меня перерыв всего лишь полчаса, и если опоздаю хотя бы на минуту, Харриет будет волноваться.

– Купи ей бельгийских пирожных, – предложил он, добавив к покупкам последнюю коробку. – Может, они ее исцелят, за двенадцать-то долларов.

– Сомневаюсь, что это будет так легко. Или недорого.

Нейт повернул тележку и, миновав полки с шоколадом, направился в отдел жевательного мармелада. «Спайс-энд-Тайм» был из тех огромных магазинов деликатесов, которые проектируют так, чтобы они выглядели маленькими и уютными: узкие проходы, приглушенное освещение и, куда ни повернись, полки, забитые товаром. Лично я испытывала в нем приступы клаустрофобии, особенно в рождественские праздники, когда там толпилось вдвое больше народу, чем в обычные дни. Нейт, похоже, чувствовал себя прекрасно: лихо повернув тележку, он объехал группку пожилых людей, рассматривающих конфеты, и остановился в уголке, где громоздились полки с коробками песочного печенья.

– Даже не знаю, – заметил он, взглянув на список покупок, и начал складывать в тележку жестянки, украшенные изображением крепкого шотландца с волынкой. – Полагаю, что потребности Харриет гораздо проще, чем она думает.

– Например, полная организация домашнего хозяйства, любезно предоставленная бюро «Будьте спокойны»?

– Нет. Реджи.

– Ага, ты тоже заметил, – сказала я, глядя, как мимо нас протискиваются те же старички и старушки.

– Я тебя умоляю! – Нейт закатил глаза. – Это же очевидно! С чего бы ему дарить ей гинкго?

– Вот-вот, и я о том же! Но когда я сказала об этом Харриет, она была потрясена. Просто в ужасе.

– Неужели? Похоже, она в худшем душевном состоянии, чем мы думали, – произнес Нейт, двигая тележку дальше. – Хотя, честно говоря, это невозможно.

Мы резко остановились, едва избежав столкновения с двумя женщинами, которые везли тележку, доверху заполненную вином. После нескольких злобных взглядов в нашу сторону и громкого звяканья они потребовали, чтобы мы уступили им дорогу, и гордо укатили прочь.

– Она считает, что у нее нет времени на отношения, – сообщила я.

– А у кого оно есть?

– Согласна. Видимо, она просто боится.

Нейт удивленно посмотрел на меня.

– Боится? Реджи? Или она думает, что он силой заставит ее отказаться от кофе в пользу нормальной жизни?

– Нет.

– А чего же тогда? – спросил Нейт.

Я немного помолчала, внезапно осознав, что тема слишком скользкая.

– Боится, что ей причинят боль, если она откроется, подпустит кого-нибудь слишком близко.

– Ну да, – сказал он, добавляя в тележку сырные палочки. – Отношения всегда связаны с риском. Иногда что-то получается, иногда – нет.

Я взяла коробку с сырными палочками и стала разглядывать.

– Да, но дело не только в случае.

– Ты о чем? – спросил он, забирая у меня коробку и укладывая на остальные.

– Ну, если заранее знаешь, что есть какое-то обстоятельство, из-за которого любые отношения обречены, – скажем, как Харриет, которая чересчур независима и помешана на контроле, – то, может, лучше признать это и не тратить зря свое время? И чужое тоже.

Я покосилась на Нейта, который не сводил с меня глаз.

– Значит, независимость обрекает взаимоотношения? С каких это пор?

– Просто пример. Может быть что угодно.

Нейт посмотрел на меня со странным выражением лица, довольно обидным, если учесть, что он сам начал разговор. И вообще, неужели он ждет, что я вот так вот возьму и скажу: у нас ничего не выйдет, не хочу ни в кого влюбляться, тем более в человека, за которого буду беспокоиться? Пора было возвращаться к абстрактным рассуждениям, и как можно скорее.

– Я говорю, что Харриет не доверяет мне даже ящик с наличными. А уж просить ее доверить свою жизнь постороннему человеку…

– Вряд ли Реджи нужна ее жизнь, – ответил Нейт, толкая тележку. – Всего лишь свидание.

– Тем не менее лиха беда начало. И вообще, может, она не хочет рисковать.

Я почувствовала его взгляд, но демонстративно посмотрела на часы. Пора было возвращаться на работу.

– Да, может, и так, – сказал он.

Десятью минутами позже – и опоздав на одну минуту – я влетела в магазин, где меня ждала Харриет.

– Уф, вот и ты! – воскликнула она. – А я уже начала волноваться. Похоже, у нас сегодня будет наплыв посетителей. Я чувствую.

Я посмотрела на центральные магазинчики и киоски – покупателей хватало, но народ не толпился. В ресторанном дворике людей тоже было немного.

– Я уже здесь, не переживай, – сказала я, запихивая сумочку под прилавок, и вдруг вспомнила, что у меня есть подарок для Харриет.

– Держи, это тебе!

– Правда? – Она поймала коробку и посмотрела на этикетку. – Миндальные пирожные! Обожаю!

– Бельгийские, – сообщила я.

– Отлично, еще лучше! – ответила она, разрывая упаковку.

– Давай, Лейни! Ускорь шаг!

Я посмотрела на Оливию, затем – в том направлении, куда она кричала, – на дальний конец парковки при торговом центре. Там никого не было, только несколько машин да пакет из закусочной «Двойной гамбургер», мечущийся под порывами ветра.

На удивление теплым воскресным утром Оливия сидела на бордюре неподалеку от касс кинотеатра, держа на коленях открытую книгу.

Оглянувшись, я увидела Лейни: одетая в бордовый спортивный костюм, она медленной рысцой огибала дальний угол универмага Мейера, направляясь в нашу сторону.

– Наконец-то! – воскликнула Оливия, вытаскивая из-под книги кухонный таймер и поднимаясь на ноги. – Беги быстрее, если хочешь, чтобы я торчала здесь еще один круг! – прокричала она, сложив рупором ладони. – Ясно тебе?

Лейни ничего не ответила, может, не расслышала; она бежала, уставившись прямо перед собой: топ-топ-топ. На ее раскрасневшемся лице застыло серьезное выражение, но, пробегая мимо, она кивнула.

Оливия посмотрела на таймер.

– Восемь минут! – крикнула она вслед Лейни, которая, пыхтя, направилась к противоположному концу торгового центра. – Ты должна пробежать целую милю за шестнадцать! И это еще медленно!

– Она все еще тренируется для пятикилометрового забега? – поинтересовалась я.