Текст книги "Пленники судьбы"

Автор книги: Санта Монтефиоре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Глава 28

– Итак, Люк, – сказал Карадок, встряхивая кусочки льда в стакане с виски, – как твоя вдова?

Они сидели на террасе. Был вечер. Серые ночные бабочки и мошкара кружили над стеклянными масляными фонариками, а из подлеска доносилось шумное стрекотание сверчков. Вентура убрала со стола после ужина. Ромина и Билл отправились спать, обессиленные днем, проведенным за фотографированием замка. Ма пошла внутрь – послушать, как Нэнни играет на пианино. Это было удивительно, но он играл не хуже, чем профессиональный пианист, непринужденно скользя по клавишам своими длинными пальцами. Денис и Стефания с большой неохотой укатили на его блестящем «мазерати» сразу же после чаепития, пообещав обязательно вернуться следующим летом. Ромина с сожалением наблюдала, как они отъезжают. А ведь Стефания могла бы составить Люку отличную партию, даже несмотря на свою молодость. Хотя как вариант оставалась еще Фрейя.

– Она не вдова, – пояснил Люк. – Да и вообще никогда не выходила замуж.

– А, так она темная лошадка… Бросила вызов всем условностям и родила внебрачного ребенка.

– Я очарован ею…

– Это хорошо. Миртл тоже меня очаровала. Вся проблема в том, что после нее это так никому и не удалось сделать.

– Даже Розе?

– Моей девочке? Она прелестна. Роза… – Он отпил маленький глоток виски. – Мужчина способен оценить красивую женщину, и возраст этому не помеха. Однако мое сердце навсегда отравлено поцелуями Миртл. В этой жизни я уже получил то, что хотел. И я с нетерпением жду встречи с Миртл.

– Вы верите, что это произойдет?

– Я знаю, что так и будет. – Профессор положил руку на сердце. – Я чувствую это вот здесь.

Люк подался вперед, уперевшись руками в колени, охваченный желанием поведать Карадоку кое-что по секрету.

– Вы помните маленького мальчика, которого я видел в церкви?

– На празднике в честь святого Бенедикта? Да, помню. Я думал, что лучше об этом не вспоминать.

– Вы настоящий друг, Карадок.

– Так ты видел его снова?

– И много раз. Это покойный сын Козимы. Я думаю, что он застрял здесь из-за ее горя. Как по-вашему, мы можем удерживать духов на земле лишь одним усилием воли?

– Не вижу причины, почему бы и нет. Мы все представляем собой сгусток энергии, ведь так? Мы все друг с другом связаны. Но возможно, он застрял здесь по собственному желанию.

– Вы хотите сказать, что он прочно привязан узами любви к своей матери?

– Он все, что у нее есть. Может, он просто не хочет оставлять ее наедине с горем.

– Но Козима не должна быть одинокой. Вы мне говорили, что любовь приходит тогда, когда человек думает, что не нуждается в ней. И что однажды, встретив настоящую любовь, ему трудно даже вообразить себе, как можно было жить без нее. Так вот, теперь я понимаю, что вы имели в виду. Я влюбился по-настоящему. И вы были абсолютно правы.

– Единственное преимущество старости – это мудрость.

– Некоторые люди стареют, но так и не приобретают мудрости в конце пути.

– Мне искренне жаль этих бедолаг. А Козима отвечает тебе взаимностью?

– Думаю, она постепенно начинает ко мне привязываться. Проблема в ее постоянном ощущении вины.

– Ну да, это вполне естественно. Тебе просто нужно дать ей время. А судя по тому, что у тебя нет каких-либо планов на ближайшее будущее, уж чего-чего, а времени у тебя предостаточно.

– Я рассказал ей о Франческо, о том, что видел его в виде духа.

– И она верит тебе?

– Она очень хочет верить. Но сомневается… Жаль, что он не дает мне возможности доказать ей, что он на самом деле существует.

– Очень трудно поверить в то, что нельзя увидеть собственными глазами или потрогать.

– Я не хочу, чтобы Козима думала, будто я мошенник, который, используя память о ее умершем сыне, пытается поиграть с ней.

– Уверен, она не настолько плохо к тебе относится, чтобы предположить такое.

– Козима – та самая единственная и неповторимая, Карадок. Я знаю, что она женщина моей мечты.

Профессор снисходительно улыбнулся.

– Тогда скажи ей об этом, мой мальчик.

– До тех пор пока она не отпустит Франческо, не думаю, что она сможет полностью принадлежать мне.

– Ты хочешь на ней жениться?

– Думаю, что да.

– И увезти ее в Лондон?

– Я не представляю ее в Лондоне. Увезти Козиму из Инкантеларии – то же самое, что вырвать прекрасную пантеру из джунглей и поместить ее в зоопарк.

– Ты думаешь, она не сможет прижиться в клетке?

Люк вспомнил, как она о чем-то полушепотом разговаривала со священником.

– Думаю, я уже знаю ответ.

– Тогда почему бы тебе не остаться здесь?

– И чем, скажите на милость, мне здесь заниматься?

– Жизнь всегда подскажет правильное решение.

– Может, присоединиться к их семейному бизнесу? – Люк засмеялся. – Но я не думаю, что варить целый день кофе – это мое призвание.

– А ты смотри глубже, в самый корень проблемы. Если ты любишь Козиму, то как-нибудь решишь эту задачу.

– Я действительно люблю ее, поэтому обязательно что-нибудь придумаю.

Карадок взглянул на него с отеческим участием.

– Но есть одна вещь, которую ты должен сделать в первую очередь, – серьезно произнес он.

– И какая же, профессор?

– Ты должен определить для себя, кто ты. Что ты хочешь получить от жизни? Тебе следует понять, что приносит тебе наибольшую радость, и тогда ты узнаешь свое жизненное назначение. Думаю, ответ удивит тебя.

– А вы все о себе знаете? – Люк явно был удивлен.

– Будь это так, я принес бы намного больше пользы. Но ты знаешь, что делать. Загляни в себя и жди, пока не придет ответ.

Альба сидела за письменным столом Панфило и внимательно рассматривала снимки. Их было всего пятнадцать. Пятнадцать окон в прошлое. Ей потребовалось время на просмотр каждого изображения, она досконально изучала мельчайшие детали, напрягая память, дабы вспомнить, как выглядело это место, когда она последний раз была там с Фитцем. Альба не могла не восхищаться Роминой за то, что та воссоздала замок с таким отменным вкусом, привнеся в него совершенно особый стиль. Он действительно был красив, словно заново ожил с помощью света и любви. Альба громко засмеялась над этим самообманом. Та зловещая картина, которую она рисовала в своей голове почти три десятилетия, подпитанная ее страхами и дурацкими фантазиями, перестала существовать. Ромина изгнала призраков, распахнув ставни и впуская солнечный свет. То, что было зловещим логовом безнравственности, стало теперь безупречным семейным домом. Альбе хотелось бы, чтобы у нее хватило мужества увидеть замок воочию, но гордость не позволяла ей этого сделать. Ей было невыносимо признать, что она ошибалась.

Наконец Альба взглянула на фотографии флигеля. Он сохранился в точности таким, каким был и тридцать лет назад. Ни одна деталь интерьера не изменила своего положения. Кровать стояла все та же, с выцветшим балдахином и шелковым покрывалом. Маленький туалетный столик был красиво уставлен баночками с кремом и стеклянными пузырьками с духами.

Зеркало времен королевы Анны, в которое мать Альбы, должно быть, неоднократно смотрелась, было все так же наклонено под углом. А вот стул, на котором она, вероятно, сидела, пока маркиз ожидал ее, лежа на кровати. Прелестный маленький письменный столик тоже стоял на прежнем месте. Однако самым удивительным был свет. В нем чувствовалось что-то потустороннее, словно он исходил не снаружи, а изнутри.

Возвратившись в спальню, Альба обнаружила, что Панфило сидит в кровати, поглощенный чтением книги. Он взглянул на жену поверх очков, сразу же догадавшись, что она все-таки просмотрела снимки. У Альбы же не было желания признаваться в том, что она сунула свой нос в чужие дела. Раздевшись, она легла в постель, не проронив ни слова. Спустя какое-то время Панфило выключил свет и привлек ее к себе, прижавшись к ее спине и обвив рукой ее талию. Альба чувствовала, как он внимательно смотрит на нее в темноте, и понимала, что с его уст вот-вот сорвутся невнятные слова.

– Даже не начинай, – предупредила она.

– Не начинать что?

– Ты знаешь что.

– И что же это?

– Ну ладно, я их видела.

– Да неужели? – Панфило сделал вид, что удивлен.

– И все равно у меня по-прежнему нет никакого желания туда идти.

– Ну конечно же нет. – Он поцеловал ее в шею.

– Я просто не смогла сдержаться и не посмотреть на них. Они лежали на виду, на твоем письменном столе. Ты ведь намеренно положил их туда.

– Но это же мой письменный стол!

– Они лежали на самом видном месте.

– На моем столе.

– Я не желала их видеть, но не смогла устоять.

– Ты являешься пленником своих собственных убеждений, Альба. Мне совершенно безразлично, видела ты их или нет.

Она повернулась, дав себя обнять.

– Это единственное место на земле, где я ощущаю себя в полной безопасности, – прошептала Альба. – Вот здесь, когда ты прижимаешь меня к себе.

– Мы ведь принадлежим друг другу, какой бы безрассудной ты порой ни была.

– Ты считаешь, что я безрассудна?

– Тебе очень нравится все драматизировать.

– Нет же!

– Ну капельку.

– Насчет этого ты абсолютно не прав, – настаивала она.

– Но ты все равно неотразима.

– Я рада, что у меня нашлась хотя бы одна привлекательная черта.

– У тебя их много. А сейчас прекращай-ка болтать и позволь мне тебя поцеловать. – Панфило прильнул к ее губам, чувствуя, что она тихонько улыбнулась.

Находясь во власти охватившего его чувства, Люк поехал на машине в Неаполь покупать Козиме кольцо. Карадок был прав: любовь накрыла его в тот момент, когда он менее всего этого ждал, и теперь просто невозможно было представить, как он будет жить без нее. Козима наполнила его душу теплом и сладостью, проникнув в самые дальние уголки. Люку нравился тот человек, каким он был, когда находился с ней. Козима понятия не имела, насколько он богат, просто любила его таким, какой он есть. Он готов был купить ей целый мир, если бы она ему позволила. Жаль только, что даже всех его денег не хватило бы, чтобы вернуть с того света ее сына.

Потребовалось не много времени, чтобы найти то кольцо, которое, как Люк чувствовал, обязательно подошло бы ей. Оно должно быть с бриллиантом, но без излишеств. Кольцо выделялось на фоне остальных украшений так же, как Козима на фоне других женщин, которых Люк когда-либо встречал. На кольце сверкал огромный солитер – такой же большой, как леденец.

Люк вспомнил, как покупал обручальное кольцо Клер. Он даже не сам выбирал его, а отправил свою невесту набросать эскиз изделия у любого ювелира, который придется ей по душе. Люк просто оплатил счет, сумма на котором на удивление оказалась меньше, чем он ожидал. Тогда Клер еще не была так избалована деньгами. Однако за десять лет их совместной жизни она приобрела сноровку фокусировать внимание на самых дорогостоящих товарах, имевшихся в продаже, и со временем ходить по магазинам стало ее любимейшим занятием, приносящим ей неописуемое удовольствие. Обходя бутики, расположенные в престижнейших торговых центрах на Родео-драйв, Виа делла Спига и Бонд-стрит, Клер вошла во вкус и никогда не надевала вечернее платье дважды. Козима же была из простой семьи, и у нее были весьма скромные запросы. В отличие от своей кузины, Козима, похоже, была вполне довольна тем, что имела. Вероятно, смерть сына научила ее не придавать значения благосостоянию. Единственное, что действительно представляло для нее ценность, – это люди, которых она искренне любила. Люк вдруг вспомнил выражение ее лица в тот момент, когда преподносил ей серьги, и как ее нескрываемое удовольствие наполнило его душу радостью. Сейчас ему хотелось купить для нее все, что имелось в ювелирном магазине.

Когда Люк ехал назад по дороге, тянувшейся вдоль побережья, он решил, что настало время приехать в Италию на собственной машине. Если уж он собрался здесь осесть, ему нужно пустить корни, обзавестись домом, подумать о каких-то конструктивных шагах. Люк представил, как будет заниматься с Козимой любовью, как проведет с ней остаток жизни. Он с нетерпением ждал момента, когда сделает ей предложение. Однако на этой неделе прибывала Фрейя вместе со своей матерью и отчимом, поэтому придется отложить объяснение до тех пор, пока они не уедут. А потом он на закате дня отведет Козиму на берег и опустится перед ней на одно колено. Зачем в его-то возрасте терять время?

Возвратившись в замок, Люк тотчас столкнулся с Роминой, которая буквально набросилась на него.

– Вчера, показывая Панфило флигель, я распахнула ставни и, к своему ужасу, обнаружила под окном целую кучу сигаретных окурков. Только представь себе! Эта женщина может устроить здесь пожар. Ты должен найти ее, Люк, и сделать это следует как можно скорее. Хватит заниматься романтическими похождениями. Пора бы переоценить свою жизнь после того, как по твоей вине дети прошли через все ужасы бракоразводного процесса, а не бросаться в объятия малоподходящих тебе женщин.

Люк готов был вспылить и наговорить матери много неприятных слов. Но затем вдруг почувствовал обручальное кольцо в своем кармане, и от его гнева не осталось и следа.

– Послушай, мама, – спокойно произнес он. – Я знаю, кто эта таинственная незнакомка.

Ромина ахнула.

– И как долго ты знаешь?

– Ну не очень давно…

– И кто же она?

– Этого я пока не могу тебе сказать. Прежде я должен поговорить с ней. Однако можешь не волноваться, она не представляет никакой угрозы для твоей безопасности.

– Какое облегчение!

Люк сурово посмотрел на мать.

– И еще. Мои романтические похождения, как ты выразилась, совершенно тебя не касаются. Я достаточно взрослый для того, чтобы самостоятельно выбрать женщину и не спрашивать твоих советов, подходит она мне или нет…

– Но, мой дорогой, у тебя ведь так мало опыта в этом вопросе.

– Думаю, я все же чему-то научился на собственных ошибках.

– Ты так и будешь бросаться из одной крайности в другую? Козима простая девушка из провинциального городка. Она недостаточно изысканна для тебя. Тебе нужна женщина, которая повидала мир, а не какая-то провинциалка.

– Не думаю, что ты знаешь, что мне на самом деле нужно, – ответил Люк, с трудом сдерживая все нарастающее раздражение.

– Я ведь твоя мать! Мне ли этого не знать!

Он мог бы только ухмыльнуться.

– Ты никогда не изменишься!

– Ты уйдешь от Козимы, а затем найдешь кого-нибудь, кто больше тебе подходит. Например, кого-то, похожего на Фрейю. Не притворяйся, что ты к ней равнодушен. Ты весь позеленел от ревности, узнав, что она выходит за Майлза. Она тоже сделала ошибку. А теперь вы оба можете оставить свои прежние ошибки позади и начать жизнь заново. Замок достаточно просторен для шестерых детей.

– Это никому не нужные иллюзии.

– Что же, вполне естественно, что я хочу больше внуков. Если бы Билл не возражал, у меня была бы целая дюжина собственных детей.

– Фрейя мне не нужна, мама.

– Она всегда была для тебя идеальной партией. Порой тот, кого ты любишь, находится…

– Прямо перед твоим носом, – сказал Люк, закончив за нее расхожую фразу.

– Совершенно верно. Теперь, когда ее муж сбился с пути, у нее появилась возможность исправить ситуацию.

– Фрейя любит Майлза. Разве ты не думаешь, что ей следует попытаться снова завоевать его ради благополучия собственных детей?

– Все зависит от того, как глубоко проникла гниль. Возможно, здание не подлежит ремонту. – Ромина зло улыбнулась. – А увидев тебя, Фрейя уже не захочет отвоевывать Майлза!

– Я люблю Козиму, – твердо заявил Люк.

– Ты только думаешь, что любишь ее.

– Нет, мама. Я знаю, что люблю Козиму. – Ромина открыла рот, чтобы что-то добавить, но он опередил ее: – И даже не вздумай рассказывать мне, кого я должен любить.

Она закатила глаза.

– Тогда хотя бы не делай поспешных шагов. Сперва отвези ее в Лондон, и посмотрим, подойдет ли ей этот город. Думаю, что там она моментально почувствует себя не в своей тарелке.

Однако у Люка больше не было желания обсуждать свои личные дела. Он уже принял решение.

Глава 29

Фрейя, Розмари и Фитц приехали в Инкантеларию прекрасным солнечным днем. Ромина организовала все так, чтобы они приплыли на лодке и смогли насладиться видом средневекового городка, открывавшегося с моря, таким, каким, по замыслу его строителей, он и должен был распахиваться взору. Фитц сидел как на иголках. Он не был здесь уже долгих тридцать лет. Он даже не знал, живет ли здесь Альба. Возможно, они продали семейную тратторию и уехали прочь. Тридцать лет – долгий срок. Он весь съежился при мысли о том, что на месте траттории Фиорелли окажется какой-нибудь другой ресторан. В душе Фитц желал, чтобы все сохранилось таким, как было, даже Альба.

Он не мог поделиться своими переживаниями с Розмари. Ведь она всегда с пренебрежением относилась к Инкантеларии, с тех самых пор, как он рассказал ей об Альбе и о том, что она побуждала его последовать за ней в Италию. Именно Розмари окончательно отговорила его от этого шага, и в течение последующих месяцев они сблизились. Единственная причина, по которой она приехала сейчас, – ей не хотелось, чтобы муж встретился со своей старой любовью без нее. Поэтому Фитц и помалкивал о своем нетерпении. Он мог только держаться за поручни и ждать. Готовясь к худшему, он представлял себе ночные клубы и бутики, дорогие отели и пляж, наводненный шикарно одетыми, обвешанными драгоценностями европейцами.

Фрейя не рассказала своей матери об измене Майлза – просто не хотела лишний раз ее беспокоить. Но она сделала все в точности так, как посоветовал ей Люк, загнав мужа в угол. Конечно же, сначала Майлз все отрицал, обвиняя ее в том, что у нее паранойя и что она ему не доверяет. Однако Фрейя была уверена в его предательстве. Все улики говорили против него. Телефонные звонки, текстовые сообщения, которые она читала украдкой, вечера, проведенные за игрой в бридж. Она даже знала имя соперницы – Фелисити Кренли. Она была одним из его постоянных карточных партнеров, и ее нельзя было назвать даже симпатичной. Имея на руках билет до Неаполя, Фрейя предъявила супругу ультиматум, не оставляющий ему ни единого шанса. В следующий раз она просто возьмет детей с собой и не вернется. Майлз, ошеломленный, замолчал и замкнулся в себе.

Находясь сейчас в лодке без детей и мужа, Фрейя ощущала удивительную свободу. Ветер колыхал ее волосы, в воздухе витал запах соли и чабреца, а от предвкушения встречи со старой любовью, Люком, жгло в груди. Она чувствовала, как ее охватывает все большее волнение, и посмотрела на отчима, который был так же бледен, как корешок сельдерея. Предположив, что у него, должно быть, морская болезнь, Фрейя сочувственно улыбнулась. Розмари, тоже заметив это, погладила мужа по спине. Как мог Фитц объяснить этим двум женщинам, что спустя тридцать лет его недомогание было вызвано совсем иными причинами…

Когда лодка обогнула утесы и вошла в бухту Инкантеларии, пассажиры безмолвно устремили взоры на открывшийся им великолепный вид. Фитц попытался отыскать глазами тратторию Фиорелли, хотя лодка была все еще очень далеко от берега. Однако его несколько приободрил тот факт, что, похоже, здесь мало что изменилось. Синие лодки вытащили на берег, и они так же, как когда-то, стояли на каменистой поверхности. Здания казались знакомыми, а над ними возвышался мозаичный купол церкви Святого Паскуаля. Воспоминания нахлынули на Фитца, как рассыпавшиеся страницы дневника, подхваченные ветром. Отрывочные фрагменты его визита с того момента, как он увидел Альбу на причале, до того, как они покидали это место вместе, всплывали в голове откуда-то из глубин подсознания. Фитц пытался уцепиться за них, однако лодка уже причаливала, и не Альба, а Ромина махала им с пристани.

Когда они сошли на берег под восторженные возгласы Ромины, Фитц поднял глаза на то место, где когда-то была траттория Фиорелли. Она по-прежнему стояла там.

– Ты выглядишь лучше, – сказала Розмари. – Бедный Фитц так страдал от морской болезни, – пояснила она.

– О боже! Неужели так сильно качало?

– Немного, – сказала Розмари. – А сейчас тебе лучше, дорогой?

– Гораздо лучше, – ответил Фитц, чувствуя, что силы возвращаются к нему.

– Люк ждет тебя в замке, – сказала Ромина Фрейе. – Он будет рад тебя видеть.

– Я очень волнуюсь, предвкушая нашу встречу, – произнесла Фрейя. – Я ужасно хочу увидеть ваш замок.

– Ты не разочаруешься. Кстати, наш замок сфотографировали специально для «Санди таймз». Снимки сделал сам Панфило Паллавичини.

– Какая прелесть! – выпалила Розмари, не желая выказывать свое невежество, ведь это имя ни о чем ей не говорило.

– Я заказала два такси. Моя машина слишком мала, чтобы вместить всех нас, к тому же я не знала, как много багажа вы с собой везете. – Ромина опустила глаза на выстроившиеся в ряд чемоданы. Розмари явно не любила путешествовать налегке. – И правильно сделала, – добавила Ромина.

– Я не люблю, когда под рукой не оказывается необходимой одежды, – пояснила Розмари. – Кстати, я чуть было не прихватила с собой в подарок кухонную раковину, но потом подумала, что она у вас наверняка уже имеется.

Ромина рассмеялась.

– Вообще-то, у нас их несколько.

Фитц задержался взглядом на траттории, думая об Альбе, которую он запомнил на этом месте тридцать лет тому назад – со смешной короткой стрижкой и в простеньком платье с цветочками. Она так резко изменилась после приезда в Италию и так быстро стала не похожа на тех стильных девушек Лондона, к которым принадлежала сама – в мини-юбке от Мэри Куант и модных синих замшевых ботинках. От ее некогда вызывающего поведения тогда не осталось и следа, оно быстро сменилось безмятежным состоянием души и полнейшим ощущением счастья и умиротворения, о которых он сам так мечтал. Сейчас ему было очень интересно: а какой она стала столько лет спустя? Удалось ли ей сохранить то внутреннее умиротворение или же она все-таки вернулась в Лондон, и ее некогда былой столичный задор и авантюризм проявились в ее характере вновь и взяли верх. Фитц почти надеялся, что Альба с распростертыми объятиями вот-вот выбежит ему навстречу из ресторана. Однако на террасе он видел лишь незнакомых людей.

– Это семейный ресторан Фиорелли, – сказала Ромина. – Люк проводит здесь все свое время, попивая кофе. Если хотите, можем как-нибудь туда сходить, кухня там очень хорошая. Его владелица замужем за Панфило, фотографом. – Фитцу было интересно узнать, о ком она говорит, неужели об Альбе? Он хотел спросить об этом, но слух у Розмари был таким же острым, как у фокстерьера. Фитц не хотел ее расстраивать.

– Ну, здесь очень красиво, – признала Розмари, когда они сели в машину. – Причудливое маленькое местечко, но очень очаровательное.

– У него своя история.

– Неужели? Сложно представить, чтобы здесь что-то вообще могло произойти. Этот городок выглядит каким-то сонным.

– Я расскажу вам за ленчем. Это удивительная история, и мы, живущие в замке, имеем к ней самое непосредственное отношение.

Фитц помнил город на удивление хорошо. Инкантелария была намного оживленнее, чем тридцать лет тому назад, а уж спутниковых тарелок тогда здесь не было и в помине, но в целом он практически не изменился. Когда они стали подниматься вверх по склону, Фитц почувствовал, как по его телу пробежала нервная дрожь. Последний раз он видел замок вместе с Альбой, когда они исследовали оставшиеся после него руины. Если она чего-то хотела, ничто не могло ее удержать.

Они подъехали к тем же воротам, на которые Фитц и Альба когда-то взбирались, и помчались под кипарисами. Теперь в этом месте не осталось ничего зловещего. Оно было заново построено и выкрашено, заросли сада приручили. Фитц подумал, что замок выглядел во многом так же, как тогда, когда был построен. Ромина и Билл восстановили его так умно, что он не выглядел как новый.

Фрейя была очарована Инкантеларией и замком. Она понимала, почему Люк не хотел возвращаться в Лондон. Окруженная такой гармонией, она чувствовала бы себя так же. Как бы ей хотелось привезти с собой детей! Они полюбили бы этот сказочный замок и прелестный городок.

Услышав, как подъезжают машины по покрытой гравием дороге, Люк выбежал через парадный вход встречать гостей.

– Люк! – Фрейя вышла из машины и бросилась к нему навстречу, широко распахнув объятия. Ромина улыбнулась, подумав, что сын явно допустил ошибку, остановив свой выбор не на той женщине. – Ты прекрасно выглядишь! – выпалила Фрейя. – Ты загорел и набрался сил! Отдых явно пошел тебе на пользу.

– Он и тебе пойдет на пользу. Немного солнечных ванн около бассейна, пешие прогулки вдоль берега, масса времени для размышлений. – Сейчас у него не было желания омрачать ее приезд рассказами о своей любви к Козиме. Он найдет подходящий момент. Люк был уверен, что Фрейя порадуется за него.

– Я так счастлива, что ты пригласил меня сюда, – сказала она, беря его под руку. – Майлз не мог поверить в это. Думаю, он до сих пор не оправился от изумления.

– Он заслуживает большего наказания, чем просто изумление.

– Мне нужно всего несколько дней, и я снова буду в седле. В последнее время мне действительно пришлось нелегко.

– Давай что-нибудь выпьем. Я хочу представить тебя своим двум очень хорошим друзьям.

– О? – Взглянув на него, Фрейя напрочь позабыла и о детях, и о своем непутевом волоките-муже, растаяв от тепла оказанных знаков внимания.

– А затем я сам тебе все здесь покажу.

На террасе сидели, непринужденно болтая, Ма, Нэнни и Карадок. Порчи спал тут же, на покрытом плиткой полу, выставив навстречу солнцу свое брюшко, которое было странно кругленьким несмотря на то, что последнее время у него совершенно не было аппетита. Мужчины вежливо встали при появлении Фрейи, а Ма продолжала неподвижно сидеть на своем месте. Она была слишком сонной и толстой, чтобы лишний раз пошевелиться.

– Это сливки Инкантеларии, – сказал Люк, широко улыбаясь. – Мой дядя Нэнни, эксцентричный человек, которому взбрело в голову преподнести моей матери свинью, профессор Карадок Макослэнд – самый мудрый из живущих христиан и, наконец, Ма Хемпл, вероятно, самая сварливая женщина по эту сторону Неаполя.

Ма протянула руку.

– Он сильно ошибается насчет меня. Я как раз самый добродушный здесь человек. Люк просто не понимает моего чувства юмора. Сказываются долгие годы работы в банке.

Фрейя захихикала.

– Держу пари, это действительно так, Ма.

– Приятно встретить еще одну красивую девушку, – произнес Карадок.

– У профессора наметан глаз на женщин, – пояснил Люк.

– В траттории есть прелестная девушка. Ее зовут Роза, и она прекрасна, как весенний цветок.

– Да она проститутка, – поправила Ма. – Просто Карадок этого не замечает.

– В нашем возрасте на это уже можно закрыть глаза, – сказал Нэнни, вспоминая белоснежную плоть Фийоны и ее вызывающе яркие рыжие волосы. – Нужно брать то, что нам дают.

– Посмотри, кто к нам пожаловал! – крикнула Ромина своему мужу.

– Какое здесь чудесное место, Билл, – сказала Розмари, шагнув вперед, чтобы его поцеловать.

– Мы сделали все, что смогли.

– Я бы даже сказал, что вы превзошли себя, – произнес Фитц, помня, на что был похож замок, когда он лежал в руинах. Большинство балюстрад тогда обрушилось, а плитка настолько обросла мхом и сорняками, что ее было практически не видно. Воздух был отравлен гнилостным зловонием. А сейчас Фитц чувствовал, что сад придает ему сил. Пахло свежескошенной травой, соснами и гардениями. Он глубоко вдохнул, выставив грудь, как петух, получая удовольствие оттого, что снова попал в прошлое.

Вентура и дворецкий принесли вина и кростини, и гости сели, ведя непринужденную беседу. Ма с первого взгляда невзлюбила Розмари, и в этом не было ничего удивительного, – она не выносила неискренности, а Розмари чувствовала себя не в своей тарелке, испытывая комплекс неполноценности. Ей было гораздо комфортнее на родной земле, среди таких же, как она. От присутствия иностранцев, которые сейчас чувствовали себя такими счастливыми, ей становилось не по себе. За тридцать лет Фитц почти не вспоминал об Инкантеларии и не повел и бровью, когда Билл и Ромина пригласили их к себе погостить, однако что-то таинственное было в его молчании, словно он прятался за ним. Розмари не ревновала мужа к Альбе, ведь в конце концов именно она стала его женой, однако Инкантелария была частью его прошлого, на которое она не могла претендовать, поэтому автоматически относилась к этому месту с предубеждением. Фитц очень хотел увидеть, что Ромина и Билл сделали со своим домом, и Розмари не могла отпустить его одного, позволив бесконтрольно окунуться в пучину воспоминаний.

Ма сразу же прониклась к Фитцу симпатией. И не столько потому, что он был красив, а скорее оттого, что казался таким искренним. В нем не было фальши. Он взял Порчи на колени и приласкал его. Маленький поросенок похрюкивал от удовольствия, выставив кверху брюшко, которое Фитц усердно чесал. Фитца все приводило в восторг, даже чувство юмора Ма, что было несколько необычно, поскольку людям, недавно с ней познакомившимся, требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к ее непростому характеру. Сама же она отвечала Фитцу симпатией, вовсе не возражая против его остроумных насмешек… Скорее, ей это даже нравилось…

Что касается Фрейи, то Ма внимательно наблюдала за ней и за Люком. Ромина поведала ей о том, что они были очень давними друзьями и что Фрейя подозревает мужа в измене. Ма не могла понять, почему люди женятся. В природе мужчины не заложено оставаться верным одной-единственной женщине. А то, что Фрейя была влюблена в Люка, было видно невооруженным глазом. Люку, похоже, она тоже явно нравилась. Но любовь ли это? Будь Ромина собакой, можно было бы сказать, что она взяла ложный след. Объект страсти Люка находился в совершенно другом лесу. Ма откинулась на спинку стула, прокручивая ленту событий прожитых лет. И воспоминания о любви были лучшими эпизодами ее жизненного сериала.

Во время ленча Ромина ознакомила гостей с кровавой историей этого замка. На Фитца словно надели маску, он ничем себя не выдал. Розмари и Фрейя слушали, поеживаясь, жадно ловя каждое слово.

– И только подумайте, семья Валентины по-прежнему живет здесь, в Инкантеларии, – сказала Ромина, заканчивая рассказ. На какое-то мгновение Фитц сбросил непроницаемую маску и покрылся румянцем. – Дочь Валентины держит тратторию, которая по-прежнему принадлежит ее семье.

Розмари стиснула зубы, стараясь сохранять самообладание. Она-то надеялась, что бывшая большая любовь Фитца куда-нибудь переехала или умерла.

– Альба, вероятно, замужем, – сказала она.

– Да, за Панфило! – напомнила Ромина.

– А, это фотограф, – произнесла Розмари. Фрейя вспомнила, как ее отчим стал очень тихим, когда они с Люком упомянули об Инкантеларии.

– Вы были здесь раньше, не так ли, Фитц? – спросила Ромина.

– Много лет назад.

– Вы приходили сюда, в замок?

– Он лежал в руинах.

Ромина с ликующим выражением лица потерла руки.