Текст книги "Опаленные крылья любви"
Автор книги: Самсон Агаджанян
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)
– Нам там квартиру дадут?
– Вам не просто квартиру дадут, а целые хоромы выделят, – весело ответил Умар.
– А с Вовочкой как?
– За него не переживайте. Я отдам сына в садик.
На следующий день Умар с группой офицеров выехали в пятую дивизию для приема и передачи ее новому командиру. Спустя сутки Умар вернулся в Ташкент и первым делом занялся устройством сына в садик, который находился в пяти минутах ходьбы от дома. Когда об этом узнала Мария Петровна, то запротестовала. Сказала, что за ребенком будет ухаживать сама. Умару пришлось долго убеждать ее, что с ним ей будет трудно, Она отступила, но с условием, что в его отсутствие будет забирать ребенка из садика.
Оказалось, что в садике Вова среди сверстников ростом был на голову выше всех. Не отставал он и по умственному развитию. Когда в первый день Умар пришел за сыном, воспитательница с восторгом стала рассказывать про него. Умар, выслушав ее, спросил:
– Он не обижает детей?
– Да вы что? Он у вас такой добрый…
Ему стало неловко, что она так усердно хвалила сына и, чтобы закончить дальнейший разговор, преподнес ей огромную коробку конфет. Та настолько растерялась, что покраснела до корней волос и запротестовала:
– Спасибо, но это лишнее…
Умар, добродушно улыбаясь, сказал:
– Я от всего сердца. Берите и не стесняйтесь. Вы сейчас для моего сына – мать.
Приближался отпуск, который был намечен на май. Умар пристально следил за событиями, происходящими в Грозном. Как у военного человека у него стало складываться впечатление, что эта война – копия афганской, когда огромная 40-я армия Советского Союза топталась на месте.
Теперь такая же участь постигла и части регулярной российской армии. Складывалось впечатление, что Кремль умышленно избегает полного разгрома дудаевцев, кому-то была выгодна такая затяжная война.
Однажды Умар проводил оперативное совещание, когда раздался телефонный звонок.
– Умар Анварович, из контрразведки полковник Самохин. Вы телевизор смотрите?
– Нет. У меня совещание.
– Советую посмотреть. Русские ракетой Дудаева накрыли.
Умар похолодел.
– Кто-нибудь с ним погиб? – хрипло спросил он.
– Несколько телохранителей.
– Фамилии их знаешь?
– Нет. Вы включите телевизор. Об этом сейчас говорят.
Умар быстро встал, включил телевизор. Полковник Максимов замолчал. Все офицеры заметили, как у генерала побелело лицо. На экране журналист вел репортаж из Грозного. Позади него были видны руины многоэтажных домов. Репортер рассказывал, как точечным ударом ракеты был убит Дудаев и несколько человек из его охраны. Умар с напряжением вслушивался в каждое слово репортера, ждал, когда тот произнесет фамилии погибших из охраны Дудаева. Но тот словно про них забыл.
Присутствующие знали негативное отношение Умара к Дудаеву и были удивлены, что тот так близко принял к сердцу его гибель.
– Все, теперь Чечне конец! – произнес полковник Сатарбаев.
– Наоборот, – отозвался Максимов. – Гибель Дудаева теперь сплотит всех чеченцев, и для Москвы будет труднее покорить Чечню.
Когда совещание закончилось, Умар позвонил начальнику контрразведки полковнику Лукину.
– Александр Филимонович, ты в курсе, что произошло в Чечне?
– Да. Дудаева накрыли.
– А фамилии тех, кто погиб из его охраны, не говорили?
– Нет.
– Александр Филимонович, мой сын возглавлял охрану Дудаева. Я прошу тебя: выясни фамилии погибших.
– Для этого мне понадобится время. Надо выйти на Москву.
– Я буду у себя в кабинете. Звони в любое время.
– Хорошо. Ждите звонка.
Умар положил трубку, некоторое время молча смотрел перед собой, перед его взором появилось окровавленное лицо сына. Тот смотрел на него и звал к себе. Встряхнув головой, отгоняя видение, он встал, подошел к окну. «Аслан, Аслан», – шептали его губы. Он почувствовал, что задыхается, словно кто-то набросил на его шею удавку. Расслабив галстук, он подошел к столу, прямо из графина стал пить воду.
До позднего вечера он сидел у себя в кабинете и ждал звонка от Лукина, но телефон молчал. Шли томительные минуты и часы. Голова от напряжения разболелась. Он лег на диван и неподвижно уставился в потолок. Только под утро раздался телефонный звонок. Умар вздрогнул и со страхом посмотрел на аппарат. Телефон упорно звонил. Переборов страх, Умар поднял трубку. Это был Лукин.
– Он жив? – сразу же спросил Умар.
– Мне очень жаль… Ваш сын погиб вместе с Дудаевым.
Что-то больно кольнуло в сердце. Умар неподвижно уставился в окно.
– Умар Анварович, вы меня слышите?
Он его не слышал, весь мир словно исчез куда-то…
Вечерним рейсом Умар полетел в Минводы. Оттуда на частной машине доехал до отцовского дома.
Войдя во двор, он увидел отца в окружении родственников, в руках у многих было оружие. На веранде с черной. повязкой на голове стояла мать. Та, первая увидев сына, громко крикнула:
– Сынок!
Все разом повернулись к нему, Анвар подошел к сыну, обнял. По его лицу потекли слезы. Впервые в жизни Умар видел, как плачет отец.
– Где он?
– Он у матери.
– Почему не у нас?
– Я его хотел забрать, но нам его не отдали и с позором выставили за дверь.
Умар молча направился к калитке. Позади раздался голос отца:
– Остановись, сынок, если пойдешь, крови не миновать. Аслана уже не вернешь. Пусть сами похоронят.
Он повернулся к отцу.
– Отец, еще ни разу в жизни не было случая, чтобы я ослушался тебя, но сейчас я вынужден поступить по-другому. Аслан носил нашу фамилию, и тело его мы должны вынести с нашего двора.
Анвар понял, что сына не удержать.
– Я пойду с тобой.
– Мы тоже! – раздались голоса.
– Не надо этого делать. Я пойду один.
Но за ним пошли все. Подходя к дому Любы, Умар еще издали увидел множество людей, стоящих на улице. Они молча отступали перед ним. Возле калитки ему преградил дорогу седобородый старик.
– Остановись, сынок. Дай спокойно похоронить его.
Умар молча отстранил старика, открыл калитку. Во дворе плотной стеной стояли родственники Любы. Посреди двора, на носилках, покрытых знаменем Ичкерии, лежал Аслан. Возле него стояла Люба. Увидев Умара, она подняла душераздирающий крик.
– Будь ты проклят! Уходи!
Все разом повернулись к Умару. Его появление было настолько неожиданным, что все застыли в оцепенении. Люба, сверкая обезумевшими глазами, кинулась на него, но ее схватили две женщины.
Умар направился к телу сына. Дорогу ему преградил старший брат Любы, Ахмед. Резко передернув затвор автомата, направил его на Умара и, бешено вращая хлазами, зло прохрипел:
– Уходи. Или как собаку пристрелю…
Умар хладнокровно посмотрел ему в глаза и молча пошел на него. Анвар резко вышел вперед сына, встал перед Ахмедом. Ствол автомата уперся ему в грудь. Анвар сказал:
– В сорок первом году я твоего отца с поля боя раненого вынес. Тогда я спас ему жизнь. Ты сейчас можешь за это отблагодарить меня и убить. Стреляй, другого выхода у тебя нет. Я пришел за внуком.
Умар увидел блеск в глазах Ахмеда и понял, что тот с трудом контролирует себя. Во дворе стояла гробовая тишина. Все ждали выстрела. Анвар продолжал спокойно смотреть Ахмеду в глаза. Было видно, как у Ахмеда дрожал палец на спусковом крючке, а на лбу выступили капельки пота. Умар, бегло окинув взглядом людей, не увидел отца Ахмеда, который мог бы остановить обезумевшего сына.
Тишину разорвал истеричный крик Любы:
– Убей его!
К Ахмеду подбежал мулла. Он встал между ними.
– Сын мой! Во имя аллаха милостивого, милосердного, остановись! Хватит в этом доме одной смерти!
Ахмед свободной рукой отстранил его от себя и вновь направил автомат на Анвара.
– Ахмед, не смей! – раздался с веранды повелительный голос.
Все повернули головы туда. С трудом передвигаясь, с веранды спустился Азнаур, отец Любы и Ахмеда. Он подошел к сыну, рукой отвел дуло автомата в сторону.
– Не мешай. Пусть заберут.
– Отец!
Но тот, не слушая его, повернулся к Анвару.
– Забери его.
– Не-е-ет! – душераздирающе крикнула Люба. Она попыталась вырваться из рук женщин, но те удержали ее.
Умар с отцом подняли носилки с телом Аслана и направились к калитке. Все выжидательно смотрели на Азнаура. Тот, прихрамывая, последовал за Кархмазовыми. За ним потянулись и другие мужчины. Только Ахмед опустился на землю, обхватил голову руками и в бессильной ярости заскрежетал зубами.
Словно во сне Умар похоронил сына. Не раз приходилось ему глядеть смерти в глаза и при этом никогда не терять рассудок, но смерть сына так на него подействовала, что он слег.
Несколько дней он пролежал в постели. Не ел и не пил. Мать и отец днем и ночью не отходили от него. Неподвижными глазами он молча смотрел в потолок. Мать, обеспокоенная состоянием сына, боясь, что тот потеряет разум, потребовала от мужа, чтобы он поднял его с постели. Анвар хмуро окинул взглядом жену.
– Оставь его в покое. Сам встанет.
Постепенно к Умару стали возвращаться силы. Анвар, увидев осмысленный взгляд сына, тихо попросил:
– Вставай, сынок, мать извелась.
На следующий день, рано утром, Умар пошел к могиле сына. Поднимаясь по тропинке в гору, где на поляне, окруженной деревьями, расположилось кладбище, он издали увидел возле могилы Аслана Любу. Он замедлил шаг. Встречаться с ней не хотелось. Люба тоже увидела его и решила уйти. На краю обрыва они встретились, остановились, их взгляды скрестились. В одних глазах стояла неприкрытая ненависть, в других – боль. Люба прошипела:
– Будь ты проклят! Придет время – и ты кровавыми слезами будешь плакать!
Умар терпеливо ждал, когда она замолчит, но та расходилась все больше и больше. На нее страшно было смотреть. Он схватил ее за руку, сильно придавил. Она замолчала.
– Почему в смерти сына ты обвиняешь только меня? Когда Аслан закончил школу, я просил тебя, чтобы ты разрешила мне увезти его с собой, но ты не послушалась. Ты сама подтолкнула его к тому, чтобы он бросил университет и пошел служить к Дудаеву. И ты этим гордилась.
Она вырвала свою руку и, с ненавистью глядя ему в глаза, крикнула:
– Он, как настоящий мужчина, пошел свою Родину защищать! А ты, как трусливый шакал, спрятался в Узбекистане.
Покачивая головой, он с сожалением посмотрел на нее.
– Тебя даже смерть сына ничему не научила. Твоя Родина, о которой ты так печешься, вот и преподнесла тебе подарок, Был бы он со мной, ничего бы с ним не случилось.
– Лучше ему лежать в могиле, чем жить с тобой!
Он до боли сжал огромные кулаки и, с трудом удерживая себя от того, чтобы не сбросить ее с обрыва, угрожающе произнес:
– Уйди с дороги!
Она увидела свирепое его лицо, испугалась и, оттолкнув его в сторону, стремительно побежала по тропинке вниз. Он молча посмотрел ей вслед, повернулся и стал подниматься по тропинке вверх к поляне, где находилось кладбище. Пройдя немного, позади себя услышал вой. Оглянувшись, увидел Любу: она сидела на земле, обхватив голову руками, и раскачивалась из стороны в сторону. В какой-то момент у него дрогнуло сердце, возникло желание вернуться к ней, утешить, но вспомнились ее слова: «Лучше ему лежать в могиле, чем жить с тобой», – и охладили его порыв.
Возле могилы сына Умар опустился на землю, рукой провел по свежему холмику, тихо произнес:
– Доброе утро, сынок…
Из-за гор медленно выходило багрово-красное солнце. Его лучи золотистым светом скользили по склонам гор. Высоко в небе величаво парил орел. Стояла необыкновенная тишина. Умар с тоской поднял голову к голубой бездне Вселенной и, словно обращаясь к таинственной силе, произнес: «Ответь мне, в чем я провинился перед тобой?» Вселенная молчала. Орел по-прежнему гордо парил над землей. Умар сидел и мучительно размышлял над смыслом пройденной жизни. Искал для себя ответ, но его не было.
Просидел он до самых сумерек и лишь с наступлением темноты поднялся, в последний раз окинул взглядом могилу сына.
– Прости, сынок, что не смог уберечь тебя от смерти.
Спускаясь но тропинке, при свете луны впереди он увидел одинокую фигуру. Возникла мысль, что это брат Любы и, не сбавляя шаг, стал подходить к нему. На тропинке, опираясь на палку, безмолвно стоял отец. Некоторое время они шли молча. Первым заговорил отец.
– Ты когда собираешься уезжать?
– Завтра.
– Может, побудешь с нами еще пару дней? Мать неважно себя чувствует.
– Хорошо, отец. Поеду в субботу.
Они опять шли молча. Умар мучительно размышлял, сказать отцу, что у него есть сын или лучше об этом написать… Неожиданно, словно кто-то его дернул за язык, произнес:
– Отец, у меня в Ташкенте сын растет. Ему уже больше года.
Тот резко остановился:
– Повтори, что ты сказал?
Стараясь не смотреть на отца, он рассказал, как родился сын, как умерла Наташа. Когда он замолчал, Анвар недовольно спросил:
– Почему ты нам об этом не писал?
Склонив голову перед отцом, Умар молчал.
– Когда мы его увидим?
– Через месяц у меня отпуск и я его привезу.
– Не спеши. Надо повременить. Если Люба узнает, что у тебя есть сын, она подтолкнет братьев, чтобы тебя убили.
С приходом к власти Дудаева они стали хозяевами здесь. Настоящие головорезы, таких еще белый свет не видел. Всех держат в страхе.
– Я их не боюсь.
– Я знаю, что ты их не боишься, но не забывай, что у тебя растет маленький сын. Одного ты уже похоронил, хочешь и этого лишиться? К осени мы сами приедем к тебе. А Наташу жалко. Хорошая женщина была…
В субботу утром, попрощавшись с родителями, Умар уехал в Минводы. В аэропорту он купил билет до Ташкента. Самолет улетал вечером и, чтобы скоротать время, Умар поднялся на второй этаж, в зале ожидания нашел свободное место. Он сидел и без всякого интереса смотрел на пассажиров, которые беспрерывно передвигались по залу. Время проходило томительно медленно. До отлета оставалось больше пяти часов, и он решил подышать свежим воздухом. Выходя из здания аэропорта, возле стеклянных дверей лицом к лицу столкнулся с мужчиной, который с трудом нес огромный чемодан. Умар молча уступил ему дорогу. Тот мельком взглянул на него и уже прошел мимо, но неожиданно остановился и громко произнес.
– Умар?
Умар повернулся и узнал Бирюкова, с которым учился в военном училище.
– Валера? – не веря своим глазам, спросил он.
Они крепко обнялись.
– Ты куда летишь? – спросил Умар.
– Провожаю сына в Москву на учебу. А ты в Ташкент?
Умар удивленно посмотрел на него.
– Откуда узнал, что в Ташкент лечу?
– Про тебя, дружище, я все знаю. Героев Советского Союза с нашего курса не так уж много. Я рад за тебя… Умар, через тридцать минут улетает самолет. Провожу сына, и мы с тобой посидим в ресторане, поговорим. Не возражаешь?
К ним подошел сухощавый стройный парень, скромно остановился в стороне и стал ждать, когда отец обратит на него внимание. Бирюков увидел сына, подозвал его.
– Знакомься, сынок. С этим генералом мы учились в военном училище и притом в одном отделении. Он был моим командиром.
Паренек улыбнулся.
– Мне о вас отец много рассказывал.
По радио объявили, что заканчивается регистрация билетов на Москву. Бирюков поднял сумку и вместе с сыном побежал к стойке, где проходила регистрация. Умар, глядя Бирюкову в спину, почувствовал щемящую тоску. Память оживила далекие безмятежные курсантские годы…
Минут через десять к нему подошел Бирюков.
– Все. Теперь я свободен. Пошли в ресторан.
Официантка окинула взглядом суровое лицо генерала и посадила их за удобный столик.
– Что будем заказывать?
Бирюков взял меню и стал рассматривать.
– Две бутылки французского коньяка…
Официантка быстро записала заказ, молча кивнула головой, ушла. Бирюков посмотрел на Умара.
– Плачу я.
– Видно, солидную пенсию получаешь? – усмехнулся Умар.
– На мою пенсию только один раз можно сходить в приличный ресторан, и то в одиночку, – смеясь, ответил Бирюков.
Минуты через две официантка принесла холодную закуску и спиртное, налила его в рюмки, пожелав приятного аппетита, ушла. Бирюков поднял рюмку, с улыбкой посмотрел на Умара.
– Если бы ты знал, как я чертовски рад нашей встрече! Давай выпьем за это.
Они выпили и некоторое время молча ели салат. Немного погодя Бирюков спросил:
– Умар, а ты кого-нибудь из ребят нашего взвода видел?
– Троих, не считая тебя.
– А ты первый, кого я увидел. Интересно, где сейчас наш замкомвзвода Русин? Наверно, давно уже в генеральских лампасах ходит.
– Он погиб.
Бирюков, пораженный услышанным, не донеся вилку ко рту, замер. Для него это был настоящий удар.
– Когда?
– Под конец войны, в Афганистане.
– Жаль! Какой мировой парень был. Даже не верится, что его нет в живых. Это уже третий, кто погиб, из нашего взвода.
Умар вопросительно посмотрел на него.
– Кто еще?
– Помнишь Захарова?
– Мишутку?
– Да. Говорят, прыгнул с парашютом, приземлился прямо в болото и утонул. Глупая и бессмысленная смерть.
– А кто еще?
– Храмаев Андрей. Он в Афганистане погиб. Давай помянем ребят.
Они встали и молча выпили. Официантка принесла им горячее. Валерий пристально посмотрел на совершенно седую голову Умара.
– Видно, генеральские лампасы тебе нелегко дались?
Тот неопределенно пожал плечами.
– Ты лучше расскажи о себе. Как у тебя служба сложилась?
– Она у меня не сложилась. Помнишь, как в училище я мечтал стать генералом? Так вот, моя заветная мечта навсегда осталась мечтой. После училища меня направили служить в Забайкальский военный округ. Прослужил там ровно шесть лет. Служба сложилась удачно: к сроку получил старлея, а через два года досрочно присвоили капитана и поставили на должность начальника штаба батальона. Через год я написал рапорт для поступления в академию Фрунзе. Ты не забыл, что у меня красный диплом?
– Нет, не забыл, – отозвался Умар.
– За месяц до поступления в академию неожиданно тяжело заболел сын. Врачи порекомендовали нам переехать на Северный Кавказ. С большим трудом я добился перевода в Северо-Кавказский военный округ. А вот здесь служба у меня не сложилась…
Бирюков замолчал, налил коньяк в рюмки и молча выпил. Умар ждал, когда он вновь заговорит, но тот молчал. Не дождавшись, спросил:
– Почему у тебя не сложилась служба?
– Это долгая история. Наверно, потому, что забыл пословицу: «Всякая кривая вокруг начальства короче всякой прямой». Здесь каждый офицер всеми силами цепляется за свое место. Покидать теплые края никому не хочется. Из армии меня уволили по сокращению, в звании майора. Двое сыновей. Младшего ты уже видел. Старший – арендатор. Жена – учитель.
– Ты работаешь?
– Да. Заведующим столовой в одном закрытом учреждении.
– Если не секрет, что это за учреждение?
Бирюков улыбнулся.
– Военная тайна.
– Догадываюсь, что за военная тайна. А живешь где?
– В Двубратском.
– Это где?
– Возле Усть-Лабинска. Это на Кубани.
– Понял, – кивнул Умар. – Жизнью доволен?
– А кто сейчас ею доволен? Сейчас время хапуг, ворюг и рвачей. Вот они и довольны этой жизнью…
– Я так не думаю.
Бирюков усмехнулся.
– Конечно. Ты ведь в генеральских погонах и со Звездой Героя, тебе трудно понять это, потому как пока еще пользуешься льготами. А когда уйдешь на пенсию, вот тогда на своей шкуре испытаешь всю прелесть нашей рыночной жизни… Знаешь, о чем я сожалею? Двадцать два года и ровно три месяца я во все горло, как очумелый, орал: «Служу Советскому Союзу!» – и ни разу не додумался, что надо кричать: «Служу самому себе!» Когда меня за отличное подразделение командир дивизии наградил грамотой, я от гордости чуть с ума не сошел.
Он замолчал. Его взгляд был задумчиво устремлен вдаль. Умар понял, что тот мысленно вернулся в прошлое. Немного погодя, придя в себя, он с сожалением продолжил:
– Вот только кому сейчас нужны мои грамоты и погремушки?
Умар хмуро посмотрел на него. Слово «погремушки» больно врезалось в ухо.
– Никогда не смей свои награды называть «погремушками»! Надеюсь, ты еще не опустился настолько, чтобы так считать! Твои награды нужны не только тебе самому, но и твоим детям, внукам.
– Моим детям нужны деньги, чтобы нормально жить – резко произнес Бирюков.
– Валера, честно говоря, я тебя просто не узнаю. Неужели деньги стали выше честного служения отечеству?
Тот с сожалением посмотрел на Умара.
– Каким ты был в училище идейным, таким и остался. Хотя тебе, генералу, может, по рангу и не положено иначе мыслить. Да и далек ты от настоящей гражданской жизни.
Тебе на своей шкуре надо испытать, чтобы понять время, в котором мы сейчас живем. Долг, честь, совесть – все ушло в прошлое. Нет уже той Великой Родины, которой я свою молодость отдал. Помнишь слова штабс-капитана из фильма «Белое солнце пустыни»? Ему было «за державу обидно». А мне «на державу обидно».
– Валера, я с тобой не согласен. Правители пришли и ушли, а родина для нас была и останется навечно. Сейчас для нее наступили трудные времена, но это пройдет, и жизнь станет намного лучше и интереснее той, которой мы с тобой жили.
– Ты в этом уверен?
– Да, уверен. По-другому быть не может. Россия – великая держава, она не такое переносила.
– Лично я что-то в светлом будущем сомневаюсь.
– А ты не сомневайся. Прогресс жизни никому не остановить. Многие жалуются на жизнь, вздыхают по прошлому, но на самом деле стали намного лучше жить. Посмотри, какие хоромы стали строить люди. По дорогам мчатся одни иномарки, в домах импортные телевизоры, холодильники. Все курорты за границей заполнены нашими соотечественниками.
– Таких, которые хорошо живут, процентов десять, не больше.
– А ты к этим процентам себя не относишь?
– Нет.
– У тебя машина есть?
– Не одна, а три. Две легковые и грузовая.
– Ну вот, а ты жалуешься на жизнь. Тебя, дорогой мой друг, пора раскулачивать.
– За что меня раскулачивать? За то, что мы всей семьей от зари до зари вкалываем?
– А ты и должен вкалывать. Вот за свой труд и пьешь французский коньяк. Или хочешь, как у Гоголя, чтобы вареники сами тебе в рот залетали? Так не выйдет. Сейчас наступило время трудяг. Помнишь, какой был девиз при советской власти? «От каждого по способности, каждому по труду». А в реальности как было? По способности драли с тех, кто вкалывал в поте лица, а платить им за этот труд постоянно забывали. И знаешь почему? Потому что надо было прокормить армию бездельников, которые жили за счет этих работяг. Раньше бы коммунисты с тебя шкуру содрали за эти твои три машины, а сейчас покупай, что душа пожелает, хоть самолет, хоть вертолет. Лишь бы были деньги.
– А где их взять?
– Зарабатывай. Хочешь красиво и богато жить – шевели мозгами и вкалывай от зари до зари.
Бирюков хмуро посмотрел на него.
– Ты живешь в Узбекистане и ни черта не знаешь нашу жизнь. Нами правит мафия, ты можешь понять? Ма-фи-я!
– Это слишком громко сказано. Раньше валили на коммунистов, что они виноваты, а сейчас на мафию.
– Я говорю так, как есть на самом деле, потому что ты далек от нашей жизни. Да, сейчас я живу намного лучше, чем при коммунистах, но при них я чувствовал себя намного спокойнее и увереннее. Я был уверен в завтрашнем дне и знал, что в любое время мое государство меня защитит, а сейчас я никому не нужен. Все куплено и перекуплено. Вот, к примеру, взять моего сына. Он фермер. Ему постоянно приходится ловчить, обманывать, перекупать и подкупать чиновников всех рангов, чтобы удержаться на ногах, а если он честно будет вести свое хозяйство, за несколько дней разорится и очутится в долговой яме. В прошлом году, во время уборки пшеницы, прямо на поле подожгли наш комбайн. Мы сами установили, чьих это рук дело, обратились в милицию, но без толку. Местная мафия всех подмяла под себя. Полнейшее беззаконие. Так что коммунистов не трогай.
– Простых коммунистов я не трогаю, мы сами были коммунистами и, наверное, ими и остались. Спрос надо сделать с руководства партии, которое постоянно держало народ в узде и довело страну до такого состояния. Кто сейчас правит государством? Те же коммунисты. Надо дорогу дать…
– Твоим гнилым демократам? – оборвав его, с сарказмом спросил Бирюков.
– Почему гнилым? Будущее России за ними.
– Да ты открой глаза! Ты что, с луны свалился или в своем Узбекистане телевизор не смотришь? Ты посмотри, во что эти Гайдары и Чубайсы страну превратили!..
Бирюков так разошелся, что не заметил, как стал разговаривать на повышенных тонах. Из-за соседних столиков на них с любопытством смотрели люди.
– Потише, на нас люди смотрят, – урезонил его Умар.
Бирюков окинул взором зал, замолчал, а немного погодя произнес:
– Все! Про политику больше ни слова! Лучше расскажи о себе. Про твои военные подвиги я давно наслышан. Как сложилась личная жизнь?
Умар какое-то время молча смотрел на пустой бокал, потом налил коньяк и залпом выпил.
– У тебя не сложилась военная служба, а у меня личная жизнь. С похорон сына еду.
Бирюков сочувственно посмотрел на него. Неожиданно Умар произнес:
– Валера, если бы ты знал, как хочется вернуться к тем беззаботным годам нашей курсантской жизни! Я никогда не думал, что жизнь будет такая тяжелая. Порой от такой жизни по-волчьи хочется выть.
Он вновь налил себе коньяку и выпил. Бирюков увидел, как повлажнели его глаза.
– Что-то нервы расшатались, – тихо сказал Умар.
Они долго сидели молча. Первым заговорил Бирюков.
– Умар, поехали ко мне? Отдохнешь с недельку, потом улетишь в свой Ташкент. На рыбалку будем ездить. Знаешь, какая у нас рыбалка? Леска лопается… Поехали, не пожалеешь!
– Спасибо, Валера, но мне срочно надо вернуться в Ташкент.
Они замолчали. К ним подошла официантка.
– Принесите нам еще бутылку, – попросил Бирюков.
– Может, хватит? – произнес Умар.
– Столько лет мы не виделись, кто знает, увидимся ли еще? За это надо выпить, и не просто выпить, а… – он замолчал и повернулся к официантке. – Неси пару бутылок!
В ресторане сидели до тех пор, пока не объявили регистрацию на Ташкент. На прощание Бирюков, крепко обнимая Умара, дрогнувшим голосом произнес:
– Прощай! Кто знает, встретимся ли когда-нибудь снова… А про свои награды – это я просто так болтнул языком. Они мне очень дороги. Честь и совесть перед Родиной я не потерял. Если в трудную минуту она позовет меня, вновь встану в строй. В этом можешь не сомневаться!
* * *
Люба, отбежав от Умара на значительное расстояние, остановилась и посмотрела наверх. Умар медленно поднимался по тропинке. «Будь ты проклят!» – вслух произнесла она и стала спускаться вниз. Она шла, а сама задыхалась от ненависти. Вспомнила счастливое лицо Наташи… От этого ей стало так плохо, что дальше не могла идти. Она опустилась на землю и громко завыла. То был плач одинокой женщины, лишившейся не только мужа, но и единственного сына.
Плакала она долго. Не было конца и края ее слезам. Ей было больно и обидно за жизнь, которая ей досталась. Во всем она обвиняла только Умара.
Люба с трудом поднялась и, покачиваясь из стороны в сторону, платком зажав рот, побрела домой. С новой силой ее охватило желание отомстить ему и Наташе. Днем и ночью она думала об этом и горела только одним желанием – поскорее поехать в Ташкент и привести в исполнение месть, без которой уже не мыслила свою дальнейшую жизнь.
Прошло два месяца, Люба больше не в силах была откладывать задуманную месть. Она пошла к старшему брату Ахмеду и рассказала, что задумала. Тот, выслушав ее, произнес:
– Мне надо было еще тогда прикончить Умара, когда он вошел в мой дом. В Ташкент одна не поедешь. С тобой поедет Акбар. Вдвоем вам легче будет.
– Нет, Ахмед, поеду одна. Если брат поедет со мной, на нас сразу обратят внимание. Не переживай, я уже однажды была там. Если можешь, помоги мне деньгами.
Ахмед выдвинул ящик стола, вытащил пачки рублей и долларов, положил перед ней.
– Сколько надо, столько и бери.
Несколько пачек она положила в сумку.
– Когда его гаденыша привезу, где будем его прятать?
– В горах есть надежное место. Там и будем его держать.
– Нет. Я хочу, чтобы он был рядом. У Тарусиных дом пустой. Ключи у меня. Вот там и буду его держать.
– А на кой черт он тебе нужен? Задуши его там. Ты же все равно его в живых не оставишь.
– Я хочу получить удовольствие от его медленной смерти.
– А если Умар узнает, что это дело твоих рук?
– Не узнает. А если узнает, я заставлю его ползать у моих ног.
– Ты, наверное, забыла характер своего мужа.
– Не называй его моим мужем!
– Хорошо, пусть будет по-твоему. И все-таки будь осторожна. Когда собираешься ехать?
– Завтра.
– Деньги понадежнее спрячь. Русские шакалы у женщин даже в нижнем белье роются.
– Пусть роются. Я не гранаты везу, чтобы их бояться.
– Люба, а почему бы тебе в дороге не воспользоваться его именем? Жена Героя Советского Союза, замминистра обороны Узбекистана – это же надежный пропуск!
Некоторое время она молча смотрела на Ахмеда, раздумывая, потом отрицательно покачала головой.
– Когда увезу его гаденыша, он кинется искать, Я не хочу, чтобы он догадался, что это дело моих рук. Хочу, чтобы подольше в поисках помучился.
– А если он узнает, кровной мести нам не избежать.
– Ты что, боишься его?
На лице Ахмеда появилась усмешка.
– Я никогда и никого в жизни не боялся, тем более сейчас. Родители знают, что ты собираешься ехать к нему?
– Нет. Я им скажу, что поеду в Майкоп, к подруге погостить. Ты тоже об этом молчи.
Она уже собралась уходить, но он остановил ее.
– Погоди.
Люба вопросительно посмотрела на брата.
– В Ташкенте ты где будешь останавливаться?
– Как где? В гостинице.
– Я так и знал. Не успеешь украсть ребенка, как тебя менты вычислят. Тебе нужен другой паспорт. Фотография есть? Нет? Тогда сходи сфотографируйся, принесешь фотку, и я тебе сделаю паспорт на другую фамилию.
– Это много займет времени?
– Нет. Завтра будет готово.
Люба пошла в центр, сфотографировалась. Через полчаса фотографии были готовы. На следующий день Ахмед принес ей паспорт. Она открыла его, возмущенно посмотрела на брата.
– Здесь написано, что я русская! Ты в своем уме?
– На нас, чеченцев, сейчас везде пристально смотрят. Чтобы не привлекать к себе внимания, надо временно изменить и национальность, да и ментов ввести в заблуждение. Дошло? За паспорт не переживай. Он настоящий.
На следующий день, рано утром, на попутной машине Люба поехала в Минводы. По дороге машину несколько раз проверяли русские патрули. Беспрепятственно она приехала в аэропорт. Билет на Ташкент взяла без проблем и после обеда уже сидела в самолете.
Прилетев в Ташкент, Люба устроилась в гостинице и на следующий день поехала к дому, где жил Умар. Как и два года назад, она села в углу беседки и стала наблюдать за подъездом в надежде увидеть Умара или Наташу. Но никого из них не увидела ни в этот день, ни завтра, ни послезавтра. Она заметила, что вечерами в окне ни разу не зажегся свет. «Может, они здесь уже не живут?» – задала она себе вопрос и решила узнать об этом у детей, которые играли на детской площадке. Она направилась к ним, но, не доходя до них, повернула назад. В ее сторону шла старушка с ребенком. Люба вернулась в беседку и стала ждать, когда уйдет старушка. Та подошла к детям, отпустила ребенка, а сама села на скамейку и стала читать журнал. Люба невольно залюбовалась малышом. Тот был на редкость красивым и ухоженным. Она с интересом наблюдала, как он играл с другими детьми. Старушка, закончив читать журнал, повернулась к детям.