Текст книги "Опаленные крылья любви"

Автор книги: Самсон Агаджанян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 28 страниц)

– А ты вспомни! Вспомни 1968 год. Ты пришел поздравить меня с днем рождения. Тогда мы с Владимиром сидели на кухне и ужинали. Ты принес мне огромный букет роз и бутылку шампанского. Вспомнил?

На его лице появилась улыбка, и, утвердительно кивнув, он сказал:

– Да, было такое.

– Вот тогда, в честь дня моего рождения, ты запел эту

песню и пустился в пляс. Ты так азартно танцевал, что мы с Володей не удержались и сами начали плясать. Потом ты стал меня учить, как петь эту песню по-чеченски.

– И ты до сих пор не забыла ее?

– Как видишь, нет. Спой мне эту песню.

– Сейчас не могу, как-нибудь в другой раз.

Она поняла, что бесполезно его уговаривать и, грустно глядя ему в глаза, запела сама:

Я акация,

Я над кручею расцвела на краю села.

Только тронь меня,

Я колючая, хоть пахуча я и бела…

Песня шла из глубины души. Умар увидел, как повлажнели глаза Наташи.

Улыбнусь тебе, больно смелому,

Хороша ли я, посмотри.

Хороши ли мои грозди белые,

Светом солнца их озари.

По ее щеке медленно побежала крупная слезинка, словно утренняя роса, стекающая с листьев березы.

Я акация. Всех ли лучше я?

Это тайна весенних дней.

Уколю разок, да помучу я,

Вот и стану я всех милей…

Она прижалась к нему и, больше не в силах сдерживать себя, горько плача, произнесла:

– Ответь мне, почему мне досталась такая доля? В чем и перед кем я так провинилась?

Молча поглаживая ее волосы, он не знал, как ее утешить. Сквозь слезы она с горечью произнесла:

– Вот умру я, как вы будете без меня?

Отстраняя ее от себя, он недовольно спросил:

– Ничего умнее не могла придумать?

– Это правда. Врач сказал, что при родах кто-то из нас должен умереть. Выбор за мной. Следовательно, умереть должна я.

– Я не хочу тебя слушать!

Но она продолжала:

– Я хотела вызвать маму, но она так постарела, что с трудом сама передвигается. Первое время за сыном будет ухаживать Мария Петровна, я с ней уже договорилась…

– Прекрати нести чепуху!

– Вначале тебе будет трудно, но когда он начнет ходить, будет легче…

– Может, всё-таки замолчишь?

– Я уже заканчиваю. Похоронишь меня рядом с моими.

Умар, сверкнув на нее глазами, встал и вышел. Наташа грустно посмотрела ему вслед. На душе стояла невыносимая тоска. Немного погодя она пошла к нему. Он лежал в постели. Наташа села рядом и рукой провела по его широкой груди.

– Умарчик…

Но он не отзывался.

– Ты что, обиделся?

– От твоих глупых слов не только обидишься, – буркнул он.

Она наклонилась к нему и глядя ему прямо в глаза, сказала:

– Дай мне слово, что после моей смерти ты никогда не прикоснешься к женщинам.

– Наташа, что с тобой? Ты думаешь, что говоришь?

– Думаю, любимый. Ты не ответил.

– Если бы что-нибудь умное сказала, может, и ответил бы.

Она прижалась к нему и тихо заплакала.

– Наташа…

Но она плакала все громче и громче. Обняв ее, он успокаивающе произнес:

– Поверь мне, а не какому-то врачу. У тебя все будет хорошо.

Мысль о своей смерти при родах целиком овладела Наташей. «А что, если я действительно умру?» – спрашивала она себя и при мысли, что ее сын останется без материнской ласки, ей становилось не по себе. Она представила, как Мария Петровна из бутылочки кормит сына, и ей стало плохо.

Чтобы отогнать прочь неприятное наваждение, Наташа оделась и вышла подышать свежим воздухом. На улице стояла необыкновенно теплая осенняя погода. Наташа посмотрела на безоблачное небо и не спеша пошла по тротуару. Но неприятные мысли по-прежнему не оставляли ее. Черный ворон упорно кружился над ее головой… «Пока не поздно, надо срочно ехать в Москву и все оформить на Умара. И заодно узнать ответ от Президента, – подумала она и стала искать повод для Умара, чтобы вновь поехать в Москву. – Скажу, что поеду проведать мать, а от нее в Москву».

Вечером после ужина, когда Умар сел смотреть телевизор, Наташа подошла к нему.

– Умарчик, ты не возражаешь, если я на несколько дней уеду к маме?

– Я не возражаю, лишь бы тебе в дороге плохо не стало.

– Не волнуйся. Все будет хорошо.

– Откровенно говоря, мне не хочется тебя одну отпускать.

– Ничего со мной не случится. В самолете я чувствую себя хорошо. Проведаю маму и быстро вернусь.

На следующий день Умар посадил ее в самолет и она полетела в Волгоград. Прилетев в Волгоград, сразу же в аэропорту купила билет на Москву и поехала к матери. На звонок мать долго не отзывалась. Наташу охватило волнение и она забарабанила по двери.

– Одну минуточку! – раздался голос матери.

Людмила Петровна открыла дверь и, опираясь на палочку, некоторое время молча смотрела на дочь. Та, увидев сильно постаревшее лицо матери, обняла ее и горько заплакала.

– Хорошо, что ты приехала! Я думала, что помру и не увижу тебя, – сказала мать.

Когда дочь сняла осеннее пальто, мать, увидев ее вздутый живот, изумленно спросила:

– Ты где нагуляла?

– Мама, как ты могла так плохо обо мне подумать? Я замуж вышла.

– Ну вышла, а зачем тебе такая обуза на старости лет?

– Мама, я хочу иметь ребенка.

– Ты забыла, как рожала Андрея? Тебя же врачи с того света вернули.

– Мама, не волнуйся. Все будет хорошо. Я действительно хочу иметь ребенка.

– В молодости надо было рожать, все боялась фигуру испортить. И давно ты замужем?

– Скоро год.

– Кто он?

– Умар.

– Это тот чеченец?

– Да, мама.

– Ты в своем уме? Я вижу, ты не только Потеряла разум, а окончательно…

– Мама, он очень хороший. Я тебе в прошлом году про него рассказывала, он был самым преданным другом Володи.

– Меня не волнует, друг он или недруг, главное, что он чеченец,

– Ты опять за свое?

– Ты помнишь Татьяны Владимировны дочь, Веру, она с гобой в школе училась?

– Конечно, помню. Правда, я ее лет тридцать не видела. А что с ней?

– На днях она приехала из Грозного. Такое рассказывает про этих чеченцев, что волосы дыбом встают.

– Мама, успокойся. В Чечню мы не поедем и не надо бояться чеченцев. Среди них много хороших людей.

– Да где ты видела, чтобы чеченец был хорошим человеком? Ты бы послушала, что про них Вера рассказывает!

– Я не знаю, что она тебе про них наговорила, но не надо всех чеченцев одной меркой мерить.

– Твои чеченцы головорезы, даже хуже!

– Лично тебе они что-нибудь плохое сделали?

– Я не о себе.

– Тогда помолчи. Пусть другие за себя говорят. Ты лучше скажи, как у тебя со здоровьем?

– От твоего живота у меня здоровье стало намного хуже, чем было. И зачем ты приехала? Теперь я только и буду думать, как ты родишь своего чечененка.

Наташа, улыбаясь, прижала ее к себе.

– Тогда поехали ко мне в Ташкент, поживешь у нас. Рожу сына, понянчишь.

– Спасибо, ты одним внуком так меня осчастливила, что до сих пор не могу успокоиться. Да и никуда я из дома не поеду. Здесь мне и помирать.

– Мама, тебе еще жить и жить! А может, все-таки поедешь? Тебе же одной скучно.

– А я не одна. Со мной живет студентка. После обеда она из института придет. Очень скромная, ухаживает за мной.

– А ты с нее деньги берешь?

Она с укором посмотрела на дочь.

– Нет. Я ей самой иногда их даю, но она такая упрямая, не хочет брать. Ты надолго приехала?

– Завтра улетаю в Москву.

– Ты же недавно мне оттуда звонила!

– Мне в Москве надо квартирные вопросы уладить.

– Хорошо, что ты напомнила про квартиру, В случае моей смерти завещание вот здесь лежит. Смотри, – она отодвинула ящик, показала ей пакет.

– Мама, ради Бога, перестань о смерти говорить, Я раньше тебя умру.

Людмила Петровна, нахмурив брови, тихо произнесла:

– Самая страшная Божья кара, когда он отнимает детей у живых родителей. Дай мне спокойно умереть, а после поступай, как хочешь.

Она отодвинула от себя дочь, пошла на кухню. Наташа последовала за ней. Обняв ее сзади, нежно прижавшись к ее щеке, она прошептала:

– Мамочка, милая, если бы ты знала, какая я счастливая!

Мать, повернув голову, недовольно посмотрела на дочь, хотела резко ей ответить, но сдержалась, чтобы не испортить той настроение.

– Отпусти, я кофе заварю.

Наташа села за стол, посмотрела на мать. У той по щекам текли слезы.

– Мама, ты что?

– Я боюсь за тебя, – тихо сказала мать. – Ты же роды не выдержишь!

– Мамочка, вот увидишь, все будет хорошо. Врачи сказали, что у меня будет сын.

– Сын или дочь, лишь бы ты нормально родила.

– Никуда он не денется, рожу… Мама, можно я сейчас позвоню в Ташкент?

– Иди, звони своему чеченцу. Только не вздумай от меня передавать привет.

– Почему?

– Я его боюсь.

Наташа весело засмеялась.

– А почему ты его боишься?

– А кто сейчас чеченцев не боится?

– Лично я не боюсь.

– Ты у меня всегда была храбрая, вот и не боишься.

– Мамуля, видно, Вера своими рассказами здорово тебя напугала.

– Я и без ее рассказов по телевизору вижу, что твои чеченцы вытворяют. Людям головы отрезают, воруют…

– Мама, успокойся, пожалуйста, – и, чтобы закончить неприятный разговор, Наташа пошла звонить в Ташкент, Умару на работу.

– Наташенька!.. – радостно воскликнул он. – А я только что зашел в кабинет. Как ты долетела? Как мама?.

– Долетела хорошо. Мама жива и здорова. Большой привет передает и горит желанием увидеть дорогого зятя. Как ты себя чувствуешь?

– Скучаю по тебе. Мне кажется, что я тебя уже вечность не видел.

Она засмеялась.

– Я тоже скучаю.

– Ты когда прилетишь?

– Постараюсь в понедельник быть дома.

– Почему так долго?

– Пять дней – разве это долго?

– Для меня один день без тебя как целый месяц.

– Правда?

– Что правда?

– То, что ты сейчас сказал.

– Мне не нравится, когда ты сомневаешься в моих словах.

– Умарчик, ты не обижайся, но мне это хочется слышать каждый день!

– Тогда побыстрее возвращайся.

Под конец разговора она сказала Умару, что у мамы телефон неисправен и что звонит она от соседей. Про себя подумала: «Для пользы дела иногда полезно и соврать. И чтобы зря не звонил сюда эти пять дней, когда я буду в Москве».

Мать неодобрительно посмотрела на дочь.

– Зачем ты ему неправду сказала про телефон?

– Не хочу, чтобы он знал, что лечу в Москву.

– Что-то я тебя не пойму, объясни.

– Когда я была в Москве, написала письмо Ельцину, чтобы он дал разрешение на перевод Умара в российскую армию.

– И ты надеешься, что он тебе ответит?

– Я была на приеме у его помощника и тот пообещал, что Ельцин обязательно ответит.

– Ничего из этого не выйдет. Твой Умар чеченец, был бы он русский, другое дело. Садись, кофе попьем.

Некоторое время они сидели молча, каждая думала о своем. Первой заговорила Людмила Петровна. Она неожиданно спросила:

– Ты его сильно любишь?

– Не знаю, мама. Порою я по нему с ума схожу, но когда вспоминаю про Володю, мне становится не по себе.

– Ты же к Володе с прохладцей относилась!

– Да, мама, ты права. Любовь к Володе пришла только за год до его смерти. После его смерти даже не хотелось жить. Однажды я наглоталась таблеток. Врачи спасли.

– Ты действительно не в своем уме. А за Умара зачем замуж вышла?

– Я люблю его.

– Если любишь, то нечего корить себя. Володи уже нет. Прошлое не вернешь, а жить надо. Тем более сейчас, когда ты в таком положении.

В прихожей раздался звонок.

– Открой, студентка пришла.

Наташа открыла дверь и, увидев небольшого росточка девушку, вздрогнула. Перед ней стояла… Олеся. Та самая Олеся, которую любил ее сын Андрей. Девушка поняла, что приехала дочь хозяйки и, приветливо улыбаясь, сказала:

– Здравствуйте, Наталья Дмитриевна.

Потом, заметив на себе пристальный взгляд Наташи, растерялась.

– Можно, я войду? – тихо спросила девушка.

Наташа, придя в себя, молча уступила ей дорогу.

Из кухни выглянула Людмила Петровна.

– Познакомились?

Наташа молчала. Мать, заметив побледневшее лицо дочери, которая неотрывно смотрела на студентку, удивленно спросила:

– Что с тобой?

Наташа, не отвечая на ее вопрос, обратилась к девушке:

– Как тебя зовут?

– Зоя.

Наташа немного успокоилась.

– Интересное у тебя имя. Такие имена носят только в деревнях. Ты, наверно, оттуда?

– Да, – тихо ответила Зоя и, неслышно ступая, пошла в свою комнату.

А у Наташи перед глазами еще долго стояли Андрей и Олеся. Живой Андрей…

Людмила Петровна спросила:

– Она тебе не понравилась?

– Когда я увидела ее, мне показалось, что это Олеся.

– Какая Олеся?

– У Андрея была девушка и он собирался на ней жениться. Боже мой, как она похожа на нее!

С трудом сдерживая себя, чтобы не заплакать, Наташа пошла на кухню, но не выдержала. Слезы сами потекли из ее глаз. В кухню заглянула мать.

– Что без толку слезы лить? Надо было раньше думать, когда сына отправляла в военное училище. Сама виновата…

Через час Наташа приготовила ужин. За столом она невольно поглядывала на Зою. Та, чувствуя ее взгляды, краснела и смущалась, но потом обстановка стала непринужденной, особенно после того, как Зоя рассказала о том, как сдавала зачет профессору по биологии. Слушая ее, Наташа залилась смехом. Она давно на помнила, когда так смеялась…

На следующий день, рано утром, Наташа собралась в дорогу. Мать и Зоя еще спали. Наташа заглянула в комнату к девушке и тихо позвала:

– Зоя…

Та открыла глаза.

– Зоя, мне надо с тобой поговорить… Нет-нет, не вставай! Поговорим так. Дело в том, что мама в плохом состоянии, я боюсь, она долго не протянет…

– Наталья Дмитриевна, вы не переживайте, я за ней буду ухаживать.

– Я в этом не сомневаюсь. Я о другом. Если при родах я умру, дай слово, что никогда не оставишь маму одну.

– Как умрете? – испуганно спросила девушка.

Наташа молча смотрела на нее и вновь, как в первый раз, словно наяву, увидела Андрея и Олесю. Придя в себя, она тихо сказала:

– Все, что здесь есть, мама завещала мне. Если при родах я умру, она завещание оформит на тебя.

– Наталья Дмитриевна, мне ничего не надо…

Наташа грустно посмотрела на девушку, наклонилась к ней, поцеловала в щеку. В спальне матери она присела к ней на кровать. Мать сразу же открыла глаза,

– Уезжаешь?

– Да, мама. Мне пора, – она наклонилась к ней, поцеловала и неожиданно заплакала.

– Слезы, доченька, перед дорогой не к добру. Ты только не забывай меня. Иногда позванивай.

– Хорошо, мамочка, я буду звонить. Ты только не болей… Мама, если будет звонить межгород, трубку не поднимай. Хорошо?

Та молча кивнула.

– И еще у меня просьба к тебе, только, пожалуйста, не волнуйся, а молча выслушай. Я действительно боюсь родов. Мне кажется, что я умру.

– Ты опять за свое? – привстав с кровати, возмущенно произнесла мать.

– Мама, прошу тебя, не перебивай.

– Я не хочу тебя слушать!

– Мама, пожалуйста, выслушай до конца. Если я действительно умру, завещание перепиши на Зою. Она такая же, как Олеся: добрая, хорошая. Она будет за тобой ухаживать. До свидания, мама, и прости, что я оставляю тебя одну.

С трудом сдерживая слезы, она встала и не оглядываясь, пошла.

– Наташа…

Она резко повернулась. Людмила Петровна с трудом поднялась, подошла к дочери, прижав к себе, заплакала. Они долго стояли так и, наверно, каждая понимала, что это последняя их встреча. Наташа, глухо рыдая, с трудом вырвалась из объятий матери.

Еще не было двенадцати часов, когда Наташа прилетела в Москву. Дома в почтовом ящике ее ждал пакет. Она сразу поняла, откуда он, и долго не решалась ею вскрыть. Может быть, потому, что предчувствовала, каким будет ответ. И не ошиблась.

Уважаемая Наталья Дмитриевна!

Совместно с министерством обороны Российской Федерации мы внимательно рассмотрели Вашу просьбу о переводе Вашего мужа из Вооруженных Сил Узбекистана в Вооруженные Силы Российской Федерации. К сожалению, мы не можем удовлетворить Вашу просьбу. В настоящее время в наших Вооруженных Силах идет сокращение личного состава, в том числе высшего офицерского состава.

С наилучшими пожеланиями Помощник Президента Российской Федерации

А. Миронов.

Некоторое время она молча смотрела на хрустящий листок с президентской гербовой печатью. Потом разорвала его на мелкие кусочки, пошла в туалет и спустила в унитаз…

Наташа думала, что юридическое оформление завещания на Умара займет немного времени, максимум день-два, но когда пошла к нотариусу и узнала, какие необходимо представить документы, пришла в ужас. Она пошла по кабинетам чиновничьего мира и, увидев многочисленные очереди, пришла к выводу, что «суровые российские законы» можно одолеть только деньгами. Благо их было у нее в достаточном количестве, чтобы без проблем купить и перекупить чиновников. Она в течение двух дней оформила завещание и собралась в Ташкент. Перед вылетом позвонила туда, но Умара не было ни на работе, ни дома. Она взяла дорожную сумку и пошла к выходу, но остановилась. Какая-то странная неведомая сила удерживала ее здесь. Вернулась в зал, подошла к портрету Володи и Андрея. Словно живые, они смотрели на нее. Она почувствовала головокружение, села на диван и, глухо рыдая, произнесла:

– Родненькие вы мои! Простите…

Плакала долго. На какое-то время она потеряла всякий интерес к жизни. Словно наяву, увидела окровавленные тела мужа и сына… Она прилегла на диван и тихо заскулила.

Неожиданно Наташа почувствовала сильный толчок в животе. Малыш словно бинтовал против такого ее состояния. Ладонью вытирая слезы, она сказала ему:

– Прости, сынок, я больше не буду.

Неожиданно у Наташи возникла мысль написать предсмертное письмо Умару. Она достала из письменного стола бумагу, села и стала писать. Писала долго. Закончив, положила письмо в пакет, в котором лежало завещание. Немного поразмыслив, она набрала телефонный номер.

– Здравствуй, Женя Чеботарев.

– Наташа, ты?

– Мне приятно, что ты узнаешь мой голос.

– Ты где пропадаешь? На днях мы с Леной приезжали к тебе домой, а тебя опять нет. Постоянно звоним, но…

Наташа, слушая его, улыбалась. Когда он замолчал, она сказала:

– Женечка, я хочу сказать тебе то, что должна была сказать еще в прошлый раз. Сейчас я живу в Ташкенте. Вышла замуж за Умара. Скоро должна рожать.

– Вот это новость, что же ты молчала? – пораженный услышанным, спросил Чеботарев.

– До рождения ребенка не хотела об этом говорить. Роды у меня будут тяжелые, и я боюсь, что не выдержу. Я оформила завещание, оно у меня на столе. Прошу тебя…

– Наташа, это что, так серьезно?

– Думаю, да.

– Ты откуда звонишь?

– Из дома.

– Вечером мы с Леной приедем к тебе!

– Женечка, я сейчас улетаю. До свидания. Запомни, что я тебе сказала.

Вечерним рейсом Наташа улетела в Ташкент и к утру подъезжала к дому. На телевизоре лежала записка.

«Наташенька, любимая моя! Я знаю, ты огорчена, что я не встретил тебя в аэропорту. Прости. Я уезжаю в командировку на десять дней. Не скучай. Скоро мы увидимся. Нежно целую, всегда любящий тебя, твой Умар».

Она грустно улыбнулась, пошла в спальню и, не раздеваясь, легла на кровать. Как только голова коснулась подушки, Наташа моментально уснула.

Проснулась она глубокой ночью. Какое-то время молча прислушивалась к удивительной тишине. Потом встала, посмотрела на часы и включила телевизор. Диктор говорил о подбитых танках, о боях, которые шли на улицах. «Опять где-то на Западе воюют», – подумала она, выключила телевизор и пошла на кухню. Но, не дойдя до нее, резко остановилась, побежала назад и вновь включила телевизор. На экране показали танкиста, лицо его было залито кровью. И как только услышала, что бои идут на улицах Грозного, невольно произнесла:

– О Господи! Да как же Ты мог такое допустить?

Она беспомощно села на диван, подумала об Умаре, и вдруг ее охватил страх, что он уедет в Чечню… Телеэкран показывал трех российских офицеров, захваченных чеченцами в плен.

Прошло десять дней, а Умара не было. «А вдруг он уже в Чечне?» – со страхом подумала Наташа и тут же позвонила в приемную министра обороны.

– Здравствуйте, вас беспокоит жена Кархмазова. Вы не подскажете, когда муж вернется из командировки?

– Здравствуйте, Наталья Дмитриевна. Генерал Кархмазов в данную минуту находится у министра обороны.

Ей стало обидно, что Умар вернулся и даже не позвонил домой.

– А давно он вернулся из командировки?

– Нет. Он только что приехал.

Она положила трубку и стала ждать звонка. В томительном ожидании проходили минуты за минутами. «Что они так долго совещаются?» – нетерпеливо поглядывая в сторону телефона, думала она. Звонок раздался лишь через два часа. Она схватила трубку.

– Наташенька, здравствуй!

– Ты почему так долго молчал? – не отвечая на его приветствие, с обидой спросила она.

– Соскучилась?

– Я – да, а ты?

– Я еще больше?

– Что-то трудно в это поверить.

– А ты что, сомневаешься?

– Ты когда дома будешь?

– Наверно, через два дня.

– Опять уезжаешь?!

– Да.

– Если не секрет, куда?

– Никакого секрета. Через минуту еду в Джизак.

– У меня такое впечатление, что ты работаешь не в министерстве обороны, а в министерстве иностранных дел. Вечно в командировках…

– Такая у меня должность, милая. Ты лучше скажи, как ты себя чувствуешь?

– Если я тебя не вижу по нескольку недель, как ты думаешь, хорошо я себя чувствую?

– Наташенька, не сердись на меня. Я безумно люблю тебя. Ты слышишь? Безумно люблю и безумно скучаю… Все, Наташенька, я поехал! Вечером позвоню.

– Погоди… Ты слышал, что в Чечне творится?

– Слышал и видел по телевизору.

– И как ты к этому относишься?

– Как и раньше.

– Знаешь, что я подумала?

– Догадываюсь. Ты подумала, что я улетел в Чечню.

– Ты читаешь мои мысли.

– А вот то, что ты так подумала, меня удивило и, откровенно говоря, даже обидно стало.

– Почему?

– Думаю, ты сама догадаешься. До свидания.

Она прислушалась к коротким гудкам, улыбнулась. Поняла, почему он обиделся. На сердце стало немного легче.

Вечером раздался звонок. Она подняла трубку и, словно продолжая дневной разговор, спросила:

– Умарчик, а ты на меня случайно не обиделся?

– Еще как обиделся.

Она засмеялась.

– Тебе весело? А вот мне нет.

– Хочешь, подниму твое настроение?

– После того разгона, который ты учинила днем, думаю, это тебе не под силу.

– Умарчик, ты меня сильно любишь?

– А что, любовь бывает сильная и слабая?

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Ты прекрасно знаешь, как я тебя люблю.

– Твои слова признания в любви ушли в прошлое, я хочу именно сейчас услышать живое твое слово и не по телефону, а наяву.

В трубке раздался смех.

– К сожалению, я не волшебник и под рукой у меня нет лампы Аладдина.

– Без лампы Аладдина можно обойтись. Сколько часов езды до Ташкента?

– Три.

– У тебя под рукой твоя служебная машина. Всего три часа езды. Ты слышишь меня? Всего три часа езды. Я хочу, чтобы ты приехал и признался мне в любви.

– Наташа, ты требуешь невозможного…

– Если любишь меня по-настоящему, ничего невозможного для тебя не должно быть! Я жду.

Она быстро положила трубку. Улыбаясь, посмотрела на часы, и пошла на кухню готовить для него еду.

Прошло три часа, она подошла к окну. На улице тускло горели фонари и было безлюдно. «Неужели не приедет?» – с тоской подумала она и хотела отойти от окна, но увидела фары приближающейся машины. Сердце учащенно забилось. «Волга» резко остановилась у подъезда. Из нее выскочил Умар и бегом направился в подъезд. «Сумасшедший!» – прошептала она и побежала открывать дверь.

Они долго стояли обнявшись. Положив голову на его широкую грудь, Наташа слушала, как бьется сердце Умара.

– Мне пора, – тихо сказал он.

– А я приготовила тебе поесть.

– Спасибо, но я действительно не могу.

– Умарчик, еще минут пять.

– Наташенька, ровно в шесть проверка боеготовности дивизии, меня будут ждать мои подчиненные, и я не имею права опаздывать.

Он выбежал на улицу, сел в машину, повернулся к водителю.

– Снегирев, в нашем распоряжении три часа сорок две минуты. Вопросы есть?

– Никак нет, товарищ генерал.

– Тогда полный вперед!

«Волга» на большой скорости вырвалась из города и понеслась по широкой трассе. Умар постоянно поглядывал на водителя. Солдат был молодой, и он боялся, чтобы тот не уснул за рулем. Ему самому было не до сна. Гнетущие мысли не давали покоя. События в Чечне его сильно встревожили, он боялся за судьбу сына. Как военный человек, он прекрасно понимал, что попытка оппозиции штурмом взять Грозный и свергнуть Дудаева закончится полным провалом и это будет хорошим поводом для Кремля двинуть регулярную армию на Грозный. «Из этой затеи ничего не выйдет, – рассуждал он. – Чечню таким способом на колени не поставить». Он был против силового" метода удержания Чечни в составе России, но понимал, что при амбициозных взглядах и характере Дудаева у Кремля другого выхода не было. Умару стало обидно за себя, что в трудные минуты для его народа он остался за бортом событий, происходящих на его родине. Иногда в нем пробуждалось самолюбие: бывшие полковники стали государственными деятелями на Кавказе, а он, боевой генерал, по существу остался без дела. «Кого ты обвиняешь? – часто задавал самому себе вопрос. – Кто в этом виноват? Тебе Дудаев предложил должность, почему ты отказался?»

Колеса налетели на яму, и машина сильно подпрыгнула. Умар посмотрел на водителя. Тот, крепко вцепившись в баранку, напряженно смотрел на дорогу.

– Снегирев, ты не устал?

– Никак нет, товарищ генерал.

– Если устал, давай я поведу.

– Не устал, товарищ генерал.

Умар улыбнулся. Солдат ему нравился. Он закрыл глаза, и перед ним возникла вчерашняя телевизионная передача из Москвы, где репортеры показывали горящие танки на улицах Грозного и ликующие лица чеченских солдат. На душе стало тоскливо и, словно наяву, увидел лицо сына. Тот осуждающе смотрел на него. Умар мысленно ответил ему: «Я понимаю твое осуждение: в трудную минуту для родины я остался в стороне. Но и ты должен понять меня! Переход на сторону Дудаева для меня означает войну против русских, на это я никогда и ни при каких условиях не пойду. Только вместе с Россией я вижу нормальный цивилизационный путь будущей Чечни. Перейти на сторону оппозиции тоже не хочу и не могу. Для меня это означает войну против собственного народа, разделенного по вине Дудаева и Автурханова на два враждующих лагеря. Нейтральное положение, в котором я очутился, меня больше угнетает, чем ты думаешь».

Мысленно разговаривая с сыном, Умар на мгновение, словно предчувствуя надвигающуюся опасность, открыл глаза и увидел в нескольких шагах впереди машины бетонный дорожный столб. «Волга» прямо летела на него. Столкновение было неизбежно. В сотые доли секунды рефлекс самосохранения сработал быстрее, чем мозг. Он вцепился в руль и резко вывернул влево. «Волга» развернулась на 180 градусов, падая на бок, полетела под откос и, перевернувшись, стала на колеса. Первое время, находясь в оцепенении от случившегося, Умар молча смотрел перед собой, а придя в себя, мгновенно повернулся к солдату. Тот, крепко держась за руль, не понимая, что произошло, смотрел на осколки разбитого ветрового стекла.

– Живой?

– Так точно, – испуганно отозвался солдат.

Умар вышел из машины, обошел вокруг нее. Была сильно помята крыша, задняя часть снесена наполовину. Солдат продолжал сидеть в машине.

– Снегирев, что сидишь? Иди, полюбуйся на свою работу.

Тот вышел из машины, осмотрел «Волгу» и понуро опустил голову. Генералу стало жалко солдата.

– Ладно, не вешай голову. Благодари Бога, что мы с тобой живы остались. Садись за руль, может, заведется.

Машина завелась. Умар убрал осколки лобового стекла с сиденья, сел в машину и, хлопнув солдата по плечу, успокаивающе произнес:

– Ничего, сынок, в жизни у меня и не такое случалось. Поехали, а то опоздаем.

Когда машина выехала на дорогу и стала набирать скорость, в лицо ударил холодный поток воздуха.

– Давно я не ездил с ветерком, – сказал Умар.

Солдат виновато произнес:

– Товарищ генерал, простите. Больше спать за рулем не буду никогда в жизни.

Умар усмехнулся.

– Да уж постарайся… Если еще заснешь за рулем, просто так не отделаешься. Знаешь, почему ты жив остался?

– Никак нет, товарищ генерал.

– А я думал, ты знаешь.

– Наверное, потому, что мама ждет.

– Запомни, солдат, и заруби себе на носу: никогда не говори «наверное, мама ждет». Днем и ночью она ждет, днем и ночью! Понял?

– Понял, товарищ генерал.

– Хорошо, что понял. А еще почему нам с тобой нельзя умирать?

Тот, немного подумав, ответил:

– Не могу знать, товарищ генерал.

– Жаль…

– Так точно, товарищ генерал.

– Раз так точно, пусть так и будет.

Некоторое время они ехали молча. Холодный ветер безжалостно бил им в лица. Солдат, вцепившись в руль, с напряжением смотрел на дорогу. Впереди показалась машина. Свет ее бил по глазам Снегирева.

– Сбавь скорость и держись к обочине! – скомандовал генерал.

Мимо них на большой скорости промчалась иномарка.

– У тебя, солдат, вся жизнь впереди, чтобы избежать аварии, крепко запомни три буквы: ДДД. Знаешь, как их расшифровать?

– Никак нет, товарищ генерал.

Умар беззлобно рассмеялся.

– Мне нравятся твои ответы: так точно и никак нет! Коротко и ясно.

Генерал замолчал, и вновь его охватило беспокойство за сына. Тревожные мысли снова овладели им. Водитель что-то спросил. Он повернулся к нему.

– Ты что-то спросил?

– Я, товарищ генерал, спросил, что означают эти три буквы – ДДД.

– Они означают «Дай дорогу дураку!». Понял?

– Так точно.

– Если понял, то лучше смотри вперед, а то опять столб поцелуешь… У тебя девушка есть?

– Так точно, товарищ генерал.

– Любишь ее?

– Так точно.

– Раз так точно, я рад за тебя… Теперь ты догадываешься, почему остался жив?

– Никак нет, товарищ генерал.

– У тебя какое образование?

– Среднее.

– Трудно поверить… Начнем сначала: у тебя девушка есть?

– Так точно, товарищ генерал.

– Ты ее любишь?

– Так точно.

– Теперь понял?

Солдат долго молчал. Умар терпели во ждал.

– Понял, товарищ генерал, – наконец сказал он.

– Я рад, что ты понял. Когда ты ее встретишь, не забудь сказать, что с гобой произошло и почему ты остался жив. Понял?

– Так точно.

– А давно ты с ней знаком?

– С детского садика, товарищ генерал.

– А полюбил тоже с детского сада?

– Так точно.

Генерал неожиданно громко засмеялся. Смех его был настолько могуч, что машина завиляла по трассе. Солдат, крепко вцепившись в руль, с опаской посмотрел на генерала. Тот, не обращая на него внимания, продолжал хохотать. Немного погодя он успокоился и повернулся к солдату.

– А когда ты признался, ей в любви, в детсадике?

– Нет, об этом я ей еще не говорил.

– Не понял. Ты же сказал, что любишь ее.

– Так точно, товарищ генерал. Люблю.

– Я что-то, солдат, тебя не понял. Как можно любить девушку, не признаваясь ей, что любишь?

– Я боюсь.

– Боишься признаться ей, что любишь?

– Так точно.

– А она тебя любит?

– Так точно.

– Откуда ты знаешь?

– Она сама об этом сказала!

– В детсадике? – вновь подковырнул Умар.

– Нет, – простодушно ответил солдат. – Перед отправкой в армию сама призналась.

– А ты в ответ промолчал?

– Ага…

– Вот тебе и «ага»… После Нового года я тебя отправлю в отпуск и ты признаешься ей в любви. Договорились?

– Так точно, товарищ генерал! – бодрым голосом ответил Снегирев.

– А ты уверен, что она тебя ждет?

– Уверен, товарищ генерал?