Текст книги "Опаленные крылья любви"

Автор книги: Самсон Агаджанян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

– Да. Но лучше бы я не спрашивала про Володю, Про него он готов рассказывать днем и ночью!

– Вот и хорошо. Пусть вдоволь наговорится про своего друга.

– И долго мне ждать?

– Думаю, нет. Как мужчина, он не устоит перед твоими чарами.

Наташа терпеливо ждала, но проходили дни за днями, а Умар не делал попытки прикоснуться к ней. Однажды, потеряв всякую надежду на то, что он придет первым, она встала, накинула на себя халат и пошла к нему. Умар смотрел телевизор. Она села рядом и положила голову ему на плечо. Они молча смотрели какой-то фильм, но каждый думал о предстоящей близости, которая уже была неминуема.

– Умарчик, если бы ты знал, как мне хорошо с тобой.

Он молчал. Она рукой провела по его широкой груди. В ответ он прижал ее к себе.

– Умарчик, пошли спать.

– Ты иди, я сейчас приду, – приглушенно ответил он.

Его слова были настолько неожиданными, что ей даже показалось, что она ослышалась. Наташа ушла к себе, легла и стала ждать. Минуты ожидания казались часами, она прислушалась. Телевизор уже не работал. Из кухни донесся звон посуды. Она не выдержала, вскочила и пошла туда. Он сидел за столом, а перед ним стояла бутылка водки и налитый полный стакан. Глаза их встретились. Наташа поняла все без слов и тихо сказала:

– Нет. Так я не хочу, – и ушла к себе.

Умар неподвижно смотрел на стакан, потом встал, так и не притронувшись к водке. Проходя мимо комнаты Наташи, он услышал плач и в нерешительности остановился. Страх близости с ней словно пригвоздил его к месту. Хотел уйти к себе, – но продолжал стоять. Наташа почувствовала, что он рядом, соскочила с кровати и резко распахнула дверь. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом, повинуясь своим желаниям, одновременно бросились в объятия друг друга…

Проснувшись утром, Наташа увидела, что Умара рядом нет. В кухне на столе лежала записка: «Приду поздно. Приказываю не скучать! Твой Умар». Она улыбнулась, подошла к окну. Внизу молодая мать тащила за руку сына. Тот, громко плача, сопротивлялся изо всех сил. «Наверно, в садик не хочет», – подумала она и представила, как сама будет гулять со своим ребенком. От этого на душе стало тепло.

Незаметно пролетели два месяца. Наташа с волнением ждала признаков беременности, но не ощущала их. «Неужели действительно поздно?» – со страхом спрашивала она себя. Спустя четыре месяца, когда поняла, что бесполезно ждать, решила пойти к гинекологу на консультацию, узнать, способна ли она еще рожать. Врач, пожилая женщина, узнав цель ее прихода, удивилась.

– Дорогая моя, время ваше уже прошло.

– А может, какие-нибудь лекарства помогут?

– Нет. Уже поздно. У природы свои законы. Да и стоит ли в таком возрасте заводить ребенка?

Наташа ушла от врача расстроенная. Вечером, придя с работы, Умар увидел печальное ее лицо, обеспокоенно спросил:

– Ты чем-то встревожена?

– Все нормально. Просто целыми днями скучаю по тебе.

– К Новому году возьму отпуск и мы поедем отдыхать в Сибирь. У меня там друг живет. Вместе в одном полку служили, он давно меня приглашает в гости. Ты на лыжах умеешь ходить? Нет? Ничего, я тебя быстро научу… А завтра я уезжаю в командировку в Бухару, дней на десять. Придется тебе одной побыть.

– На десять дней можно, – грустно улыбнулась она. – Ждала и подольше. А можно я к тебе буду приезжать? Это же рядом.

– Лучше не надо. Могут подумать, что я завел любовницу.

– Меня это не волнует. Пусть завидуют, что у тебя такая женщина. Сегодня я на базар ходила. У одного продавца стала виноград покупать, купила, а он замахал руками и говорит: «Разве могу с такой красавицы деньги брать! Для меня счастье, что ты подошла к моему прилавку».

– Так и не взял?

– Нет. Я просто положила их ему на прилавок… Ну что, разрешаешь к тебе приехать?

– Нет. Ты меня можешь там не застать. У меня инспекционная поездка по войскам.

– Жаль, – вздохнула она. – Пошли ужинать.

После отъезда Умара Наташа несколько дней не находила себе места. Одиночество ее угнетало. Однажды ночью она проснулась от того, что ей стало плохо: голова кружилась, во рту было сухо. Она с трудом поднялась с кровати, пошла на кухню, поискала таблетки, но ничего подходящего не нашла и просто выпила воды. Весь день она проболела, Несколько раз тошнило. Вечером к ней заглянула Мария Петровна, увидев болезненное ее лицо, встревоженно спросила:

– Тебе плохо? Что у тебя болит?

– Сама не знаю. Постоянно тошнит.

На лице Марии Петровны появилась улыбка.

– Ты что, не догадываешься? Моя дорогая, ты беременна!

Наташа обессиленно опустилась на диван.

– О Господи, неужели это правда?! – тихо прошептала она.

Мария Петровна села рядом и прижала ее голову к своей груди.

– Ты же хотела ребенка. Теперь надо его выносить.

Наташа с нетерпением ждала возвращения Умара. Она все думала, сказать ему или подождать. После долгих раздумий решила не спешить, так как сама еще сомневалась в своей беременности.

Минут через пять из штаба вышел командир полка полковник Юсупов.

– Товарищ генерал-майор, первый гвардейский десантный полк…

Приняв доклад, Умар неожиданно скомандовал:

– Товарищ полковник, объявляю боевую тревогу. Действуйте!

Полковник посмотрел на часы.

– Товарищ генерал-майор, полк по тревоге подниму минут через двадцать.

Генерал вопросительно посмотрел на него.

– Вы что, не поняли мою команду?

– Понял. Но сейчас личный состав полка совершает намаз.

Умар, не веря своим ушам, молча смотрел на полковника. Позади него группа офицеров с напряжением ждала реакции генерала. Кархмазов, с трудом сдерживая ярость, резко произнес:

– Товарищ полковник, я вам приказываю поднять полк по тревоге!

– Не могу, товарищ генерал. Только после богослужения.

– Полковник, вы в своем уме?

– В своем, товарищ генерал-майор! – дерзко ответил тот.

– Где сейчас находится личный состав?

– В спортзале, товарищ генерал-майор.

Генерал широкими шагами направился в сторону спортзала, за ним офицеры министерства обороны. Низкорослый полковник Юсупов еле успевал за Умаром и, чтобы не отстать от него, порою переходил на бег. Войдя в спортзал, генерал замер. Сотни солдат, стоя на коленях, слушали молитву муллы. В зале стояла гробовая тишина, был только слышен монотонный голос муллы. Генералу стало не по себе. Он решительно направился к мулле, встал рядом с ним. Мулла словно не заметил генерала, продолжал молитву.

– Прошу прекратить! – тихо сказал Умар.

Мулла даже не повернул к нему головы. Умар оглядел десантников и от увиденного похолодел. Перед ним на коленях стояли не военные люди, а стадо послушных баранов. Он понял, что если сейчас даст команду, то солдаты ее не выполнят. Для них в данную минуту главным командиром был не он, а мулла. Это он видел по глазам солдат, которые явно не замечали, что перед ними стоит генерал. Неожиданно, словно наяву, он увидел тех двух старцев, которые из-под палки учили его любить Аллаха. Возникло желание схватить этого тощего муллу за шиворот и выбросить из спортзала, но, с трудом сдерживая себя, он молча направился к выходу. Позади него остались монотонный голос муллы и повторяющие за ним голоса сотни солдат: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного!..»

Выйдя из спортзала, Умар угрюмо посмотрел на полковника. Тот, не мигая, уставился на генерала.

– И давно вы, полковник, превратили личный состав полка в послушных баранов?

– О своем личном составе я так не думаю, – вызывающе ответил полковник.

– Тогда позвольте спросить вас, кто они сейчас, ваши солдаты? Разве не стадо баранов? В данную минуту их можно передушить голыми руками.

Полковник Юсупов молчал, сузив глаза. Умар прочитал в них ненависть к себе.

– Кто разрешил вам в полку проводить богослужение?

– С замминистром обороны генерал-лейтенантом Сафаровым согласовано.

Кархмазов повернулся к полковнику Федорову, члену инспекционной комиссии.

– Вы в курсе?

– Понятия не имею.

– И сколько раз вы в полку проводите богослужение? – спросил Умар Юсупова.

– Не я провожу, а мулла, – нахально ответил полковник. – Каждый правоверный мусульманин должен знать, что намаз проводится в день пять раз.

Генерал понял колкость брошенной в его адрес фразы и хотел резко отчитать Юсупова за несоблюдение субординации, но увидел, как из спортзала гурьбой вывалились солдаты, и резко скомандовал:

– Объявляю боевую тревогу с выходом на рубеж!

Офицеры инспекционной комиссии по заранее установленной схеме молча последовали по подразделениям полка, чтобы проконтролировать действия личного состава. Несколько дней работала комиссия. Были выявлены грубые нарушения не только в боевой подготовке полка, но и во всех сферах его жизнедеятельности. По всем показателям полк получил общую неудовлетворительную оценку. На совещании при подведении итогов работы комиссии генерал Кархмазов указал на небоеспособность полка и в заключение сказал, что по итогам проверки будут сделаны соответствующие оргвыводы. Закончив доклад, Умар посмотрел на полковника Юсупова, он хотел увидеть на его лице раскаяние, но увидел совсем другое – снисходительную улыбку. После служебного совещания, когда остались одни члены комиссии и командование полка, Кархмазов спросил у Юсупова:

– Полковник, а чему вы улыбаетесь?

– А что, по-вашему, я должен плакать? – вызывающе ответил тот.

Умар какое-то время молча смотрел на него, потом спокойно произнес:

– За развал полка вас не только надо освободить от занимаемой должности, но и отдать под трибунал.

– Вы в этом уверены?

Полковник явно хамил. Это понимали все присутствующие. И все знали, почему он так ведет себя с генералом: тесть Юсупова был заместителем генерального прокурора республики и это о многом говорило.

С трудом сдерживая себя, чтобы не поддаться на провокацию полковника, Кархмазов спокойно ответил:

– Да, полковник, уверен.

Закончив проверку десантного полка, перед убытием в другую воинскую часть, Умар вместе с командиром полка и одним офицером из министерства обороны решил проверить гауптвахту, где находились арестованные военнослужащие. В одной одиночной камере он увидел избитого солдата. Глаза у того от побоев были такими припухшими, что он не мог их приоткрыть. Умар подошел к солдату.

– Как фамилия?

– Рядовой Михайлов.

– За какой проступок сидишь?

Тот хотел ответить, но, увидев на себе свирепый взгляд командира полка, опустил голову.

– Что, солдат, молчишь? Отвечай, когда генерал спрашивает.

Но тот, понурив голову, продолжал молчать. Умар повернулся к полковнику.

– За что он арестован?

– За отказ выполнять приказ командира взвода.

– Раз не выполнил приказ командира, он этого заслуживает. А избили за что?

– Его, товарищ генерал, никто не избивал. По этому поводу с ним я уже беседовал.

– Товарищ генерал-майор, он на утренней зарядке упал и разбил лицо, – раздался позади голос начальника гауптвахты.

Умар повернулся к нему.

– Я вам, товарищ прапорщик, слово не давал… Может, вы лично мне продемонстрируете, как можно упасть, чтобы так изуродовать лицо?

Прапорщик со страхом смотрел на разгневанного генерала.

– Всем выйти, хочу один на один побеседовать с солдатом.

Юсупов, прежде чем выйти, бросил на Михайлова грозный взгляд, но тот стоял с опущенной головой и не видел его. Когда они остались вдвоем, Умар сел на нары, снял фуражку и устало произнес:

– Рассказывай, сынок, только у меня к тебе просьба: не обманывай.

Услышав далекое ласковое домашнее слово «сынок», солдат неожиданно расплакался. Умар терпеливо ждал, когда тот успокоится, и вновь задал вопрос:

– Так за что тебя посадили?

– По-узбекски не пел.

– Не понял…

– Не выучил слова строевой песни на узбекском языке.

– Что, трудно выучить?

Тот молча кивнул.

– А много у вас во взводе русских?

– Больше половины.

– А избили за что?

– За это.

– А кто?

Солдат молчал.

– Сдачи дал или, как баран, подставлял лицо?

Тот опустил голову. Генерал встал, вплотную подошел к солдату, приподнял его подбородок.

– Если хочешь быть настоящим человеком, сам не давай повода и другим не позволяй себя унижать. Запомни это правило жизни. Понял?

– Так точно, товарищ генерал.

Умар направился к выходу. Позади раздался голос солдата.

– Товарищ генерал, я прошу вас, не говорите командиру, что я признался.

– Боишься?

Тот молча кивнул головой.

– Я, солдат, так не могу. У меня должность другая, и если я оставлю это без внимания, такая участь постигнет и других. Единственное, чем могу помочь, это перевести тебя служить в другую часть. Согласен?

– Никак нет.

– Почему?

– У меня здесь брат служит.

– Близнецы?

– Так точно.

– А где сейчас твой брат?

– Сидит в соседней камере.

– За что?

– За то, что тоже не выучил песню на узбекском.

Генерал вышел. На улице его ждали офицеры. Он подошел к полковнику Юсупову.

– Так за что братья Михайловы сидят?

– Думаю, он вам уже сказал, чего зря спрашивать, – с нагловатой улыбкой глядя на генерала, ответил полковник.

– Солдат-то сказал, а что вы, полковник, скажете?

Юсупов с той же нагловатой улыбкой, не мигая, молча смотрел на генерала. Кархмазов, с трудом сдерживая свой гнев, чтобы не накричать на него, как можно спокойнее задал вопрос:

– Сколько в вашем полку русских солдат?

– Я не считал.

– Плохо, что вы не считали. Вы по долгу службы должны знать национальный состав своего полка.

– Зачем? Для меня они все одинаковы. Меня нация не волнует. Солдат есть солдат.

– Я с вами согласен. Тогда ответьте еще на один вопрос. Если вас не интересует, к какой нации принадлежит солдат, зачем вы заставляете русских петь на узбекском?

– Они обязаны петь на нашем языке.

– Я не возражаю. Пусть поют. Но скажите, как молодому солдату за несколько месяцев выучить узбекский язык?

– Он живет в Узбекистане и должен знать узбекский язык так же, как мы, узбеки, знаем русский.

Умар хотел ему резко ответить, но, встретившись со спокойным взглядом полковника, понял, что тот по-своему прав. Советской Армии, где для всех военнослужащих господствовал единый русский язык, уже не существовало, и полковник был вправе требовать от своих подчиненных петь на узбекском языке. И все-таки он, с трудом сдерживая гнев, произнес:

– Лично сами проведете служебное расследование по поводу избиения рядового Михайлова и о результатах доложите мне. Вопросы есть?

– Нет, – сквозь зубы ответил Юсупов.

* * *

Наташа, лежа на диване, читала книгу, когда услышала, как открывается входная дверь. «Умар!» В прихожей с огромным букетом роз и с шампанским стоял Умар. Она кинулась ему на шею, прильнула всем телом. Они долго стояли в обнимку.

– Соскучилась?

– Не то слово! Иди прими ванну, а я приготовлю чего-нибудь.

Из ванны Умар пошел на кухню, где Наташа накрывала стол.

– Тебе помочь?

– Нет. Я уже заканчиваю. Как командировка?

– Ничего хорошего.

– Почему?

– Это долгий разговор.

– А в двух словах?

– Очень плохо. Из головы не выходит один солдат…

Он рассказал про солдата Михайлова. Наташа, выслушав его, посоветовала:

– Ты переведи этих братьев в другую воинскую часть. Если они останутся у Юсупова, им житья не будет.

– Переведу их, а что от этого изменится?

– А ты перед министром обороны поставь вопрос, на каком основании командиры заставляют русских солдат петь по-узбекски?

– А на каком языке они должны петь?

– Как на каком? На русском.

– А в чьей армии русские солдаты служат?

– В узбекской.

– А тогда в честь чего они должны петь на русском, если служат в узбекской армии? У узбеков тоже есть свое самолюбие. Они хотят иметь свою национальную армию, которая бы разговаривала на своем родном языке.

– Выходит, и тебе придется учить узбекский?

– Да. По долгу службы я обязан знать узбекский. Уже четыре месяца я хожу к одной учительнице и беру у нее уроки.

– Молодая?

– Кто?

– Я про учительницу.

– Нет. Она на пенсии.

– Выучил?

– Немного стал понимать.

– А я бы его ни за что не осилила.

– Это тебе так кажется. При желании можно выучить любой язык. Вот послушай…

Он прочитал четверостишье на узбекском.

– Переведи, – попросила она.

Умар перевел:

От жизни до смерти – один только шаг.

Любой из живых превращается в прах.

Извечное Время – учитель жестокий.

Но пользы немногим приносят уроки.

– Знаешь, кому принадлежат эти слова?

– Наверно, какому-то узбеку.

– Ты угадала. Это написал Алишер Навои. Ты что-нибудь из его произведений читала?

– Много про него слышала, а читать не читала.

– А знаешь, какое его полное имя?

Она отрицательно покачала головой.

– Алишер Навои Низамаддин Мир Алишер.

– Язык поломаешь!

– Для узбеков Навои что для русских Пушкин. На днях я в гостинице с удовольствием прочитал поэму «Фархад и Ширин»…

– Умарчнк, открой шампанское, – не дослушав его, попросила Наташа.

Он разлил шампанское по бокалам, подал ей и, пристально глядя ей в глаза, сказал:

– У тебя странно блестят глаза.

– Еще бы! – улыбнулась она. – Две недели ожидания… И не только глаза возбуждаются.

– Я не то имел в виду. В них что-то другое.

Она хотела рассказать о своей беременности, но, боясь сглазить, передумала и, влюбленно глядя на него, произнесла:

– В них одна только любовь к тебе, ничего другого нет.

В ответ он прижал ее к себе и, нежно целуя, прошептал:

– И я люблю тебя!

– Спасибо, Умарчик. Наверно, я тебя больше люблю, чем ты.

– А на каком основании ты так говоришь?

– Я не сомневаюсь в силе твоей любви, но у женщин она совсем другая, чем у мужчин.

– Я так не думаю.

Она улыбнулась, сделала маленький глоток шампанского, поставила бокал на стол.

– Ты не хочешь шампанского? – спросил Умар.

– Нет. Мне и так, без него, хорошо, а ты пей и не обращай на меня внимания.

– Нет. Завтра у меня доклад на военном совете и, с твоего разрешения, я хочу немного поработать. Ты не возражаешь?

– Возражаю. Еще как возражаю! После поцелуя можешь работать до утра.

Она взяла его за руку, повела в спальню. Когда он пришел в себя, время уже приближалось к утру и не было сил, чтобы по-настоящему сосредоточиться над докладом.

Утром за Умаром приехала служебная машина. Ровно в десять он явился на доклад к министру обороны. Войдя в его кабинет, кроме министра, он застал там и его заместителя генерал-лейтенанта Сафарова. Министр радушно пожал ему руку. Сафаров мельком бросил на него недружелюбный взгляд, отвернулся. Умар понял, что предстоит тяжелый разговор. Взаимоотношения между ним и Сафаровым всегда были не из лучших. Сафаров по образованию не был военным человеком, он пришел в министерство обороны из ЦК КПСС Узбекистана, где возглавлял идеологическую работу. С первых же дней их знакомства между ними словно пробежала черная кошка. Зная о дружеском расположении министра к Кархмазову, генерал Сафаров открыто не высказывал своего недружелюбия к чеченскому генералу, но у него давно созрела мысль выжить чужака из министерства обороны и на его место посадить своего человека. Умар об этом прекрасно знал и, как истинный кадровый военный, далекий от придворного интриганства, не придавал этому значения.

Он сел, открыл папку, достал объемистое Заключение инспекционной комиссии по итогам работы по войскам Бухарского военного округа и выжидательно посмотрел на министра. Министр кивнул.

– Докладывай.

Не заглядывая в доклад, Кархмазов рассказал о неудовлетворительном положении дел в войсках. Особое внимание обратил на низкую боеготовность десантного полка, которым командовал полковник Юсупов.

Министр явно был удручен услышанным.

– Умар Анварович, – подал голос генерал-лейтенант Сафаров, – мне кажется, что вы в своем докладе слишком предвзято подошли к боеготовности Бухарского военного округа. Месяц тому назад я там был, и у меня сложилось иное впечатление о полковнике Юсупове. Считаю, что десантный полк полковника Юсупова вполне боеспособен.

– Дилишад Урузбаевич, лично я так не думаю! Кроме того, оценка дана не только мною, но и всеми членами комиссии.

– Ну, допустим, в вопросе боеготовности Бухарского полка вы частично правы. А чем объяснить ваше негативное отношение к мероприятиям, которые проводил командир полка полковник Юсупов?

– Позвольте, товарищ генерал-лейтенант, уточнить, что вы имеете в виду, говоря о мероприятиях командира полка? – переходя на официальный тон, спросил Умар.

Сафаров укоризненно посмотрел на Кархмазова.

– Я думаю, вы и так догадались, о чем идет речь.

– Понял ваш намек. Я не возражаю, чтобы солдаты проводили намаз, но богослужение в армии не должно подрывать ее боеготовность.

– Намаз, Умар Анварович, не подрывает боеготовность армии, а наоборот, помогает укреплять боевой дух наших солдат.

– Товарищ генерал-лейтенант, о какой боеготовности можно вести речь, если командир полка отказался выполнять мой приказ поднять полк по боевой тревоге?

Сафаров, усмехнувшись, нравоучительно произнес:

– Когда у мусульманина молитвенный час намаза, его никто не имеет права тревожить. Такова воля Аллаха!

– А если в тот момент, когда полк совершает намаз, нападет враг? Как тогда быть? Продолжать молитву, пока им, как баранам, не перережут горло?

– Умар Анварович, у нас, узбеков, врагов нет. Мы народ миролюбивый, и у нас, в отличие от России, нет геополитических амбиций. Наша военная доктрина миролюбивая. Со всех сторон мы окружены доброжелательными соседями: на севере и западе – Казахстан, на юго-западе – Туркменистан, на юго-востоке – Таджикистан, а на северо-востоке – Киргизия. Неужели мы будем воевать со своими единоверными братьями?

– Вы, товарищ генерал-лейтенант, забыли упомянуть Афганистан, который граничит на юге. Талибы наступают, и никто не может гарантировать, что они останутся вашими мирными соседями. Да и обстановка в Таджикистане, я бы сказал, не из мирных.

– Я так не думаю…

Министр обороны, опустив голову, молча слушал полемику между своими заместителями. Он был на стороне генерала Кархмазова, но, побаиваясь Сафарова, у которого были большие родственные связи в окружении президента Каримова, решил не вмешиваться, подождать, когда они наговорятся. Сафаров все сильнее раздражался. Кархмазов упорно не желал с ним соглашаться, особенно по вопросу снятия с должности командира Бухарского десантного полка. Сафаров категорически возражал и пытался доказать министру, что генерал Кархмазов предвзято подошел к этому вопросу. Байбагулов, молча выслушав доводы своих замов, задал вопрос Кархмазову:

– Умар Анварович, допустим, мы снимем полковника Юсупова, а кого поставим взамен?

– Товарищ генерал-полковник, есть много прекрасных волевых и способных офицеров. В дивизии помощником начальника штаба работает подполковник Матвеев, я бы его порекомендовал…

– Нет! – не дожидаясь реакции министра, резко произнес Сафаров. – Нам нужно укреплять свои национальные кадры, – он повернулся к министру и неожиданно для Умара, заговорил по-узбекски.

Умару стало неприятно. Демонстративно отвернувшись, он стал смотреть на портрет Каримова. Но когда речь зашла о нем, Умар насторожился (по-узбекски он все-таки понимал). Сафаров доказывал министру, что нельзя идти на поводу у чеченского генерала, мол, пусть он свои порядки устанавливает в своей Чечне и что нельзя наказывать зятя зам. генерального прокурора республики. Иначе наживешь себе врагов.

Слушая все это, Умар понял, что он здесь чужой. Ему стало противно и тоскливо. Возникло даже желание встать и в знак протеста выйти, но, годами приученный к военной дисциплине, он заставил себя этого не делать. Когда Сафаров замолчал, министр посмотрел на Кархмазова. В его глазах Умар уловил чувство неловкости, но не более.

– Умар Анварович, по поводу полковника Юсупова мы пока повременим. Снять его с должности мы всегда успеем. На первое время ограничимся замечаниями, а там видно будет. А по поводу намаза, введенного им, то он согласован с Сафаровым. Думаю, от этого вреда не будет, а наоборот пользы будет больше. Как вы на это смотрите?

– Что касается намаза, я не возражаю, но должно быть твердо оговорено, что при объявлении боевой тревоги в час намаза молитва должна быть прекращена. В отношении полковника Юсупова я категорически возражаю. Если он останется командовать полком, то окончательно развалит его. В докладе я не указал о его злоупотреблениях, но сейчас вынужден об этом сказать. В день проверки в полк было обнаружено отсутствие роты. Я спросил у полковника Юсупова, где находится рота. Он, не мигая, нагло соврал, что рота на полевых занятиях. Я послал подполковника Матвеева, чтобы он проконтролировал, как организованы занятия в роте. По возвращении Матвеев доложил, что рота в полном составе работает на хлопковой плантации полковника Юсупова.

Министр, опустив голову, молча слушал своего заместителя, и когда тот замолчал, чтобы предотвратить новую полемику между своими замами, он отпустил Кархмазова, оставшись наедине с Сафаровым.

Умар вышел от министра более чем неудовлетворенный. Он понял, что министр без благословения своего заместителя Сафарова решение о снятии с должности полковника Юсупова не примет.

После обеда к нему вошел его заместитель полковник Максимов и положил перед генералом заново отпечатанное Заключение инспекционной комиссии. Умар прочитал и в сердцах отбросил его от себя. В Заключении ни одного слова не было сказано об истинном состоянии дел в Бухарском военном округе, а наоборот, говорилось о положительных достижениях округа. А о полковнике Юсупове вообще речи не шло, словно его полк не подвергался проверке.

– В таком варианте подписывать не буду.

– Умар Анварович, дружеский вам совет: подписывайте. Так лучше будет для вас.

– Да я скорее уволюсь, чем поставлю под этим свою подпись!

– Я думаю, кое-кто будет этому рад. Прежде чем зайти к вам, меня вызвал министр и лично попросил, чтобы я убедил вас подписать. Надо подписать.

– Я сказал «нет»! – резко произнес Кархмазов.

Полковник Максимов молча забрал со стола папку, вышел. Через полчаса Умара вызвали к министру. Он вошел и молча встал у двери. Министр пригласил его сесть.

– Умар Анварович, я пригласил вас по поводу вашего отказа подписать Заключение. Я прекрасно понимаю причину вашего отказа, но если я утвержу Заключение в первоначальном варианте, меня в президентской команде правильно не поймут. Они вправе задать мне вопрос, мол, чем ты, генерал, со своими подчиненными занят? Почему на таком низком уровне находится боеготовность целого военного округа, граничащего с Афганистаном? Ты сам прекрасно понимаешь, что за этими вопросами незамедлительно последуют соответствующие оргвыводы и в первую очередь это коснется нас двоих. Я очень высоко ценю твой принципиальный подход к этому вопросу, но ты должен понять меня. В армии – я хозяин, а в глазах президентского окружения я рядовая пешка. Да, Умар Анварович, к сожалению, это горькая правда. Мои погоны для них ровным счетом ничего не значат. Ты еще не успел вернуться в Ташкент, а сверху уже стали раздаваться звонки…

Умар, опустив голову, молча слушал министра и когда тот замолчал, встал.

– Товарищ генерал-полковник, я прошел Афганистан. Видел, как из-за таких бездарных командиров, как Юсупов, гибли солдаты. Я вас прекрасно понимаю, но не могу изменить свое решение. Командир дивизии генерал Саидов и командир полка полковник Юсупов должны быть сняты с занимаемых должностей, и если мы сейчас этого не сделаем, то в глазах всей армии упадет авторитет министерства обороны. В войсках от нас ждут решительных действий. Я знаю, что вам трудно принять такое решение, но другого выхода у нас нет.

Министр грустно посмотрел на него.

– Умар Анварович, я с тобой полностью согласен. Они заслуживают наказания, но есть одно «но» и с ним я вынужден считаться. Если мы пойдем в лобовую атаку, наживем недругов и лишимся своих должностей. Прошу тебя, не горячись, Будь мудрее. Завтра жду твоего решения. Думаю, ты поймешь меня.

– Товарищ генерал-полковник, я скорее напишу рапорт на увольнение, чем на это пойду!

Байбагулов строго посмотрел на него. Слова Кархмазова задели его и он резко бросил:

– Генерал, чтобы написать рапорт, ума много не надо. И словами не разбрасывайся! Советую хорошенько подумать.

Вечером, когда вернулся Умар, Наташа сразу поняла, что он чем-то расстроен. Когда сели ужинать, Умар почти не притронулся к еде. Не дождавшись, когда он заговорит, она сама спросила:

– Плохи дела?

– Хуже некуда.

Наташа достала из холодильника бутылку водки, налила полный фужер, поставила перед ним.

– Выпей.

Он хмуро посмотрел на нее, молча отодвинул водку в сторону. Она вновь подвинула ему фужер.

– Выпей. Полегчает.

– Водкой душевную боль не заглушишь.

– Интересно знать, что это за душевная боль у тебя? – недовольным голосом спросила она. – У мужчины должна быть только одна боль – когда ему жена изменяет. А если у тебя по работе неприятности, то без этого не бывает. На то и работа. Если не военная тайна, расскажи, может, я тебе чем-нибудь и помогу.

По лицу Умара скользнула горькая улыбка.

– Чем ты можешь мне помочь?

– Между прочим, я однажды прочла афоризм, только кому он принадлежит, не помню. Но смысл такой: «Когда сознание не подсказывает тебе, как ты должен поступить по отношению к праву или бесправию, спроси свою жену». Я пока не твоя жена, но помогу как другу. Рассказывай. Вдвоем нам легче будет кроссворд решить.

Он долго не хотел говорить, но незаметно Наташа втянула его в разговор. Когда он рассказал о беседе в кабинете министра обороны, она спокойно произнесла:

– Я думала, у тебя что-то более серьезное.

Умар удивленно посмотрел на нее и, задетый ее словами, повысил голос:

– Это, по-твоему, мелочь?! Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Я несу прямую ответственность за боеготовность армии, она на моих глазах разваливается, и я из-за двух нерадивых командиров, у которых «мохнатые лапы» на верхах, должен идти на попятную! Этому не бывать! В, бою не отступал, а здесь и подавно не отступлю. На карту поставлена моя честь. Ты можешь это понять?

Наташа обиделась.

– Ты непозволительным тоном разговариваешь со мной. Я этого не заслужила.

– Прости.

– Принимается. А теперь выслушай меня. Я, кроме добра, ничего тебе не желаю, и если ты дорожишь своей честью, то не подписывай. Пиши рапорт на увольнение, и мы уедем ко мне. У нас с тобой в Москве две большие, обставленные роскошной мебелью квартиры. Одну из них продадим, и нам с тобой до конца жизни хватит. Мало будет, у меня еще есть квартира в Волгограде. Мама свою квартиру на меня переписала. Кроме того, по наследству от Володиных родителей мне достались несколько антикварных предметов старины. Любой музей, а еще лучше, частные коллекционеры Их возьмут за баснословные деньги. У тебя есть любимая женщина. Материально ты будешь назависим. Скажи, разве тебе этого мало?

– Орел, летающий в облаках, видит дальше и больше, чем жук, ползающий в навозе. Ты хочешь, чтобы я, кадровый военный офицер, превратился в жука?