Текст книги "3d, или Дела семейные (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

14. От палаццо Эпинале до Санта-Магдалена

* 28 *

– Ты можешь сформулировать – что именно тебя беспокоит? – Доменика Прима усадила Элоизу в кресло у себя в кабинете.

– Сейчас? – хмыкнула та. – Шов болит и голова кружится.

– Это понятно. Кстати, кто тебя привёз? Ты же не сама приехала, я надеюсь?

– Нет, мне принудительно выдали водителя.

– Кто-то очень разумный.

– Потому, что не дал мне ехать самой?

– И еще потому, что убедил тебя послушать умного совета, ты же у нас вообще никого не слушаешь никогда, – ворчала Прима, тем временем она бегло осмотрела Элоизу, приложила пальцы последовательно к вискам, к запястьям, к переносице, потом положила левую ладонь на шов, пошевелила пальцами, и боль отступила. – Почему сама не обезболиваешь? Сил не хватает?

– Да. Вообще не могу сосредоточиться.

– Сейчас попробуем вместе. Сначала выпей вот этого, – Прима достала чашку, бросила в неё щепотку травы из стеклянной банки, капнула из хрустального флакона ярко-алой жидкости, залила всё это кипятком из чайника и протянула Элоизе.

Элоиза поморщилась.

– Пусть остынет, я не могу пить горячее.

– Хорошо, пусть, – не стала настаивать Прима. – Держи в руках и нюхай хотя бы. Сосредоточься. И представь себе место операции. Видишь?

– Вижу, – проговорила Элоиза.

– Видишь, что делать?

– Вижу…

– Сделай хотя бы глоток – и смотри дальше.

Дальше было как-то совсем просто. Небольшого воздействия хватило, чтобы убрать боль совсем. А зелье из чашки добавило сил и убрало головокружение.

– Спасибо, – Элоиза удивленно взглянула на родственницу.

– Не за что. Рассказывай. О чем ты хотела поговорить?

– О том, что я, похоже, всё время лезу туда, куда не нужно, и получаю за это.

Элоиза откладывала этот разговор долго, явно дольше, чем следовало. Она не собралась к Доменике ни летом, ни осенью, ни зимой… и вот, получила. А нужно было идти, и если не после Анджерри, так после упавшей люстры непременно. Но она хорошо помнила слова – мол, когда поймёшь, что нужно, тогда и приходи – и осознавала, что особой уверенности в том, что это вот прямо нужно, у неё не было. Ну да, хорошо бы обсудить, но придётся рассказывать разные детали и подробности, а ей этого ой как не хотелось. А сейчас беспроигрышный случай – серьёзный сбой в работе организма. Можно прийти и обсудить, и не вдаваться в те самые подробности.

– Например?

– Я не могу сохранить голову холодной, и вместо того, чтобы просто выпроводить назойливого человека, чуть было не задушила его. Я осознанно нарываюсь на агрессию со стороны мужчин и в ответ роняю им на головы старинные люстры. Я не вижу, как на меня наводят порчу и как пытаются приворожить мужчину, который интересует меня саму. А когда вижу – не могу нормально вычистить свой организм, чтобы нападение осталось без последствий. Я как котёнок – активна и бестолкова, и вот результат, – Элоиза вдохнула терпкий запах из чашки и выпила то, что там оставалось.

То ещё пойло, горькое и острое, но если пойдёт на пользу…

– И чего ты хочешь? – прищурилась Прима.

– Для начала освежить академические знания о защите и самозащите, – хмыкнула Элоиза. – А затем – практику по осмысленным агрессивным воздействиям. Сейчас я хочу, чтобы ты дала мне что-нибудь почитать. Я возьму это с собой в Париж и почитаю там, в тишине и спокойствии. А когда восстановлюсь – приду к тебе, и ты загрузишь меня какими-нибудь заданиями.

– Ты готова снова прийти ко мне в качестве ученицы? – усмехнулась Прима.

– Видимо, да. Раз раньше мозгов не хватило это сделать.

– Хорошо. Я поняла тебя. Да, я дам тебе кое-что почитать, – Доменика встала, отперла свой шкаф, перебрала там что-то невидимое для Элоизы и извлекла книжицу.

Старую книжицу.

– Это мне? – удивилась Элоиза.

– А кому ещё? Бери. Ты сможешь прочитать, я полагаю.

– Спасибо…

Элоиза открыла книгу… латынь, и начертание букв забавное – да, это старая книга. Рукопись. Страницы хотелось листать, трогать, вчитываться в них…

– Эй, почитаешь потом, – Доменика взяла из ящика стола простую полированную деревянную шкатулку, как раз по размеру, вложила туда книгу и поставила на колени Элоизе. – А остальное – после. Когда восстановишься. Всё, поезжай обратно.

В приёмной Элоиза застала идиллию – Гвидо Форте пил чай в обществе древней привратницы сестры Маргариты, первой монастырской сплетницы, которую иначе как болтливой старой ведьмой за глаза никто не называл. Он рассказывал какую-то захватывающую историю из жизни службы безопасности палаццо д’Эпиналь, а сестра Маргарита кивала, подливала ему чай и подкладывала в розетку персиковое варенье. Объёмная вазочка практически опустела.

Элоиза постояла в дверях, посмотрела на невероятное, потом вошла.

– Господин Форте, мне, право, совестно отрывать вас от такого захватывающего разговора, но нам пора обратно. Сестра Маргарита, благодарю вас за заботу о господине Форте, его начальство тоже будет вам благодарно.

– Знаешь, Эла, а молодой человек очень обходителен и отменно воспитан. Но разбойник, сущий разбойник. Может быть, ты найдешь себе кого-нибудь, у кого жизнь и работа поспокойнее? Чему ты смеёшься? А ты чего уставился?

До Гвидо дошло, что о нём подумала сестра-привратница. Он спал с лица, тихо положил ложечку в розетку и исчез в направлении выхода.

– Сестра Маргарита, вы подумали какую-то ерунду, честное слово. Не вздумайте её кому-нибудь повторить, ясно вам? – Элоиза как могла строго взглянула на привратницу и, давясь от хохота, проследовала за своим водителем к машине.

– Донна Эла, вы меня не убьёте? Я-то думал, что сплетничают только у нас во дворце! Я просто хотел, ну, разговорить её, узнать что-нибудь стоящее про это место, раз уж меня сюда занесло, – Гвидо смотрел проникновенно и умоляюще.

– Нет, сегодня не убью, – рассмеялась она. – Но хвастаться не советую.

* 29 *

На обратной дороге Элоиза заснула, и проснулась буквально перед воротами гаража палаццо д’Эпиналь. Видимо, Гвидо сообщил о возвращении, или их машину отслеживали, где положено, но в гараже их ждал Себастьен. Он открыл дверь, помог ей выбраться и сказал:

– Элоиза, вы как раз вовремя. Нас с вами ждут в «сигме».

– В самом деле? – растерялась она. – Я-то думала, что вернёмся, и я пойду к себе и лягу…

– Вам всё равно нужно поужинать. Почему бы не в «сигме»? А потом я провожу вас.

– Хорошо. Но мне всё равно нужно сначала зайти к себе.

У себя она заперла в сейф шкатулку с полученной от Примы книгой, переоделась в свободное платье и легкие туфли без каблука. Доменика права, нужно уезжать. Все эти посиделки очень милы, конечно, и очень не хочется от них отказываться, компания отличная, но сил-то никаких нет! Нужно восстанавливаться, а потом будут и посиделки, и компания. И свидания, которые с осторожностью.

Она вышла в гостиную, улыбнулась Себастьену и подала ему руку.

– Пойдёмте, я готова.

* 30 *

Оказалось, что вечеринка в «сигме» устроена в её честь. Вот прямо так. Себастьен усадил её в почётное кресло в центре, сам занял соседнее, вокруг расположились Анна, Лодовико, Карло, отец Варфоломей, Бруно и Бернар Дюран. Элоизу тормошили и смешили, кормили вкусным, подкладывали на тарелку кусочки десертов. Всё это было необыкновенно приятно, и даже усталость куда-то отступила.

– Скажите, донна Элоиза, а вы вправду были первой ученицей в той монастырской школе, куда сегодня ездили? – вдруг спросил Лодовико.

– А откуда информация? – мгновенно откликнулась она. – Не припоминаю, чтобы делилась с кем-то историями о своих школьных успехах.

– Я так понимаю, что Гвидо времени не терял, и пока ждал вас там, что-то выведывал и вынюхивал.

– Нашёл, у кого выведывать, – фыркнула Элоиза. – Это ж первая монастырская сплетница! Теперь в тамошних россказнях он навсегда останется героем романтических историй… и едва ли не моим кавалером.

– В следующий раз мне, чувствую, придётся поехать с вами, – усмехнулся Себастьен. – До меня доходили слухи о ваших словах – кажется, вы полагали, что мне удастся взять эту цитадель без потерь.

– Я бы посмотрела, конечно, – Элоиза вспомнила историю о том, как он в день операции пришёл её навестить. – Но, знаете, там свои порядки, не мне их ломать, и в целом мне проблемы не нужны, поэтому в следующий раз я поеду туда одна, уж извините и не держите зла.

У отца Варфоломея зазвонил телефон, он глянул, извинился, подскочил и буквально выкатился в приёмную. Вернулся через пару минут и скомандовал нести ещё одно кресло. Карло демонстративно тяжело вздохнул и притащил кресло, и только он его установил, как дверь открылась, и на пороге появился кардинал д’Эпиналь.

– Я слышал, тут можно увидеть госпожу де Шатийон, которая, опять же по слухам, завтра исчезнет снова, – сказал он.

Это было удивительно, но не являлось невозможным – кардиналу изредка случалось приходить в компанию, если повод был весомым. И не во всякую компанию он приходил, конечно, главным образом – вот в эту.

Кардинал расспросил Элоизу о самочувствии и о планах на дальнейший отдых, потом предложил тост за её здоровье, и дальше неспешная беседа продолжилась уже с его участием.

Элоиза, правда, скоро снова почувствовала, что нужно идти и ложиться, поднялась и пожелала всем хорошего вечера.

– Я с вами, – Себастьен отодвинул её кресло, взял за руку и осторожно вывел наружу.

– Себастьен, я совсем без сил, – честно и грустно сказала она. – Нет, вы не утратили своей притягательности для меня, просто я, ну, почти как овощ.

– А мне зачем ваши силы? Я просто с вами посижу. И если вдруг сил чудесным образом прибавится, то порадуюсь.

– Хорошо, я вас приглашаю, идём.

– И завтра я отвезу вас к самолёту, и не думайте, что поедете сами, ещё потом наездитесь.

– Я рада, спасибо, – улыбнулась она.

– Вы какая-то тихая и ничему не противоречите, почему бы?

– Вот зарастёт шов, стану обычная, – проворчала она.

* 31 *

Он хотел было сесть на диван в гостиной и усадить её рядом, но она насколько могла решительно потянула его в сторону спальни. Сбросила туфли. Сама расстегнула молнию на спинке платья, повела плечами, сбросила его на пол. Осталась в белье, чулках и атласном черном корсажике под грудь, который надела перед ужином вместо эластичного пояса, ибо тот очень уж непрезентабельно выглядел, хотя, конечно, жить в нём было сильно удобнее. Но нужно ведь чем-то фиксировать клятый шов, и когда он ещё зарастёт!

– Сердечко моё, вы дразнитесь? – она бы не взялась истолковать однозначно вот этот его взгляд.

– Ни в малейшей степени.

– А как же – силы и прочее?

– Их как бы и нет, но…

– И что скажет ваш доктор, если вам вдруг незапланированно станет хуже?

– А она не говорила, что нельзя. Она сказала – с осторожностью. Она сказала, что знает, к кому я побегу на свидание, и добавила, что её как моего врача это устраивает. А в плане осторожности – я вам доверяю полностью.

Выдохнула и наконец-то смогла улыбнуться. Покачнулась, схватилась за столбик от кровати и тут же была подхвачена на руки.

– Фарфоровая чашечка, хрупкая и невесомая, – прошептал он с улыбкой. – Вы вообще питаетесь чем-нибудь, скажите? Вас же в руках держать страшно.

Поцеловал и осторожно опустил на постель.

– Ничего подобного, я не фарфоровая, я живая. А мы завтра опять расстанемся. Я без сил, но я верю, что если вместе с вами вот сейчас, то я их найду. Сколько-нибудь.

Он уже был рядом с ней, горячий и неторопливый.

– Всё равно фарфоровая чашечка. Я как-нибудь покажу вам, что я имею в виду. У меня такие есть. Скажите, с вас можно ещё что-нибудь снять?

– Что хотите, кроме вот этого элемента брони, – она, смеясь, ткнула пальцем в корсаж. – Он фиксирует шов.

– Он же жесткий и неудобный? – усомнился Себастьен.

– Зато выглядит намного симпатичнее удобного, поверьте. И я его специально не затягивала, только прошнуровала.

– Вы просто кладезь каких-то удивительных деталей, даже если не вполне здоровы.

– А вы – кладезь силы и уверенности, это то, чего мне сейчас не хватает.

Вытянуться, обхватить его и остаться мягким воском в его руках. До полуночи, до утра, до конца света.

15. На улице Турнон

* 32 *

В парижском особняке Шатийонов, что между улицей Турнон и улицей Конде, жизнь текла спокойно и неспешно. Из троих дядюшкиных детей с родителями жила только Марго, а Филипп и Поль с супругами и детьми приходили по воскресеньям на семейные обеды, и ещё изредка забегали, если вдруг возникала необходимость.

Элоиза выдала семье отредактированную версию причин ухудшения своего самочувствия, кратко спела хвалу Доменике Секунде за её мастерство и участие и затворилась в своих комнатах. Да-да, в этом доме у неё по-прежнему имелись свои комнаты. На втором этаже, с видом на внутренний двор, заросший вьющимися растениями. Просторная белая спальня, небольшая гардеробная, кабинет-гостиная с зеркалом во всю стену, вдоль зеркала – станок, в юности она провела у этого зеркала и этого станка много часов.

Тётушка Женевьев была дамой занятой, она преподавала в Сорбонне тонкости старофранцузского языка. Хозяйским взглядом проследила за водворением Элоизы в комнаты и прошествовала дальше по своим делам. Дядюшка Жан выспросил все новости про неё саму и про всех остальных, и тоже вернулся к своим делам, впрочем, он всегда старался по возможности заглянуть к ней в комнаты и спросить – всё ли хорошо и не нужно ли с ней посидеть и поговорить.

Пару раз они поговорили. Элоиза попыталась окольными путями вывести разговор на Себастьена, и ей это почти удалось… но прямого вопроса она не задала, а воздействию дядюшка не поддавался. Ничьему и никакому. Полина когда-то рассказала, что это дело рук Розамунды, её, Элоизиной, матери. «На всякий случай» – хмыкнула Полина, передавая материны слова. Более того, Жан чувствовал подобные воздействия, и Полина не знала – это тоже подарок Розамунды, врождённое свойство ума или приобретенное в процессе полной опасностей жизни умение. Поэтому разговор о Себастьене пришлось отложить.

Первые три дня Элоиза практически не вставала с постели. Разве что утром спускалась в столовую за парой чашек кофе и вечером приходила на ужин с Жаном, Женевьев и Марго – если Марго оказывалась дома, конечно.

Марго активно посещала разного рода выставки, презентации и прочие подобные мероприятия, и очень звала Элоизу присоединяться, уверяла, что в весёлой компании шов заживёт быстрее. Элоиза отмахивалась – не хотела она никаких весёлых компаний. Хотела отдохнуть и стать собой, прежней и деятельной.

* 33 *

Вечером пятницы в особняк Шатийонов потянулись гости. Дядюшка Жан заперся с кем-то в кабинете, и горничная Франсуаза носила туда поднос за подносом закуски, сладости, чай и кофе. Тётушка Женевьев вернулась домой из университета в компании двух коллег с кафедры, они заняли гостиную на первом этаже, пили там кофе и обсуждали организацию конференции, которая должна была произойти через месяц. Марго пропадала где-то в городе. И оттого неудивительно, что когда Филипп заскочил на минутку и привёз на выходные к деду и бабушке дочь и племянницу, то они послонялись немного по дому, а потом поскреблись в дверь к Элоизе.

Николь де Шатийон, дочери Филиппа, недавно исполнилось шестнадцать лет. Её кузине Софи де Шатийон, дочери Поля, предстояло отметить шестнадцатилетие через три месяца. Барышни прилично учились в школе, занимались танцами, как то положено юным девам – интересовались красотой, модой и молодыми людьми, и обожали тётку. Тётка нечасто навещала дом, в котором появилась на свет, но когда это случалось, то общалась с племянницами много и с удовольствием.

Сначала они просто посидели с ней, рассказали свои новости и расспросили её про операцию. Им было любопытно всё – и что она помнила из операционного дня, и как её готовили, и как потом лечили. Николь не так давно оперировали по поводу аппендицита, и воспоминания были ещё совсем свежи.

Потом они спустились вниз поужинать, и, наверное, разговаривали бы долго, но у Элоизы пробудился телефон, и отклонять этот звонок она не собиралась ни при каких обстоятельствах. Она сказала, что вот прямо сейчас перезвонит, отправила барышень смотреть кино в их комнаты, а сама вернулась к себе, заперлась крепко и перезвонила.

Они с Себастьеном созванивались каждый вечер и говорили друг другу хотя бы по паре слов. Шарль всё ещё председательствовал в жюри фестиваля, поэтому все, кто его сопровождал, в Рим пока не вернулись. Себастьен рассказывал о том, что с ними всеми произошло за день, а Элоиза в ответ – о снах и книгах.

Семейство не обращало внимания на эти долгие разговоры – мало ли, что Элоиза у себя делает, она вообще почти всегда сидит у себя и что-то делает. Нет, её можно спросить и она расскажет, но её рассказы могут быть так странны… поэтому её обычно не спрашивали.

Зато не замечать розы было невозможно. Первая корзина появилась в особняке на следующий день после приезда Элоизы. Это были несравненной красоты цветы с тёмно-красными бархатными лепестками, на прилагавшейся карточке было написано просто – «Для Элоизы». Курьер выяснил, когда обитатели особняка бывают дома, и на следующий день появилась корзина меньшего размера, зато цветы были белые с красной каймой. И сопровождались ровно такой же карточкой. На следующий день роза была одна, но какая! Гигантских размеров цветок был насыщенного фиолетового цвета.

– Элоиза, у твоего поклонника прекрасный вкус и богатая фантазия, – изрекла тётушка Женевьев. – И не сомневайся, это комплимент.

– Элоиза, этот человек спланировал кампанию правильно, – рассмеялся дядюшка Жан, когда ему предъявили вторую по счету корзину.

Ага, еще бы он планировал неправильно, усмехнулась про себя Элоиза, кто учил-то?

– Это то, что я думаю? – спросила Марго.

– А я не знаю, о чем ты думаешь, – покачала головой Элоиза.

– Это тот человек, о котором ты рассказывала зимой?

– Да, – и не отвертишься теперь, сама всё рассказала, кто только за язык тянул!

– Когда мы увидим его? – стремительному натиску сестрица тоже явно училась у отца-генерала.

– Представления не имею. Он, вообще-то, при деле, не то, что я.

– А что ты? Регенерируешь и тоже будешь при деле. Но правда, пригласи уже его в гости, что ли. Весь дом умирает от любопытства!

– Дому определенно нечем заняться, – буркнула Элоиза и ушла к себе.

Впрочем, розы она держала в своих комнатах.

В субботу племянницы вывели Элоизу в город. Она попросила одну из дядюшкиных машин и свозила барышень выбрать новые платья, туфли и ажурные чулки к мероприятию в их школе, потом они пообедали в городе, потом погуляли, выпили кофе с блинчиками, и вернулись домой уже к ужину.

Конечно же, нашествие роз мимо юных дев не прошло. Они оценили те, что уже стояли в комнатах тётки, попытались выспросить, от кого они, но, как и остальные Шатийоны, не преуспели. Но субботнюю корзину доставили в тот момент, когда они, вернувшись вместе с Элоизой с прогулки по городу и переодевшись, спустились к ужину. На этот раз корзина оказалась с высокой ручкой, обвитой вьющимися побегами, и все стебли были усыпаны махровыми цветами нежно-розового оттенка. Барышни выскочили в прихожую, устроили ритуальный танец вокруг корзины, вытащили карточку, изучили её вдоль и поперёк, а потом приступили с расспросами к курьеру.

– Скажите, неужели вы и вправду ничего не знаете о том, кто посылает нашей Элоизе эти розы?

– Я знаю только, что этот господин звонит нашему хозяину ещё до обеда и просит показать ему все цветы, какие у нас есть. И выбирает, какую корзину отправить сегодня. Я-то, милые барышни, ни разу с ним сам не разговаривал, вы ведь понимаете!

– Элоиза, ну почему ты молчишь? – Николь даже подёргала её за рукав. – Таким кавалером хвастаться нужно, а ты молчишь!

– Дорогая, вот заведется у тебя кавалер, который будет слать такие розы – будешь хвастаться, а Элоиза не хочет. Вообще-то, это её дело, не находишь? – спустившийся к ужину дядюшка спас Элоизу от натиска.

– Спасибо, дядя, – улыбнулась Элоиза и унесла корзину в спальню.

На воскресный обед появились Филипп де Шатийон с супругой Моникой и сыном Жаном-младшим и Поль де Шатийон с супругой Клэр и сыновьями Шарлем и Ральфом. Вечером все гости отбыли восвояси, но племянницы заверили Элоизу, что непременно появятся через неделю.

* 34 *

После выходных Элоиза наконец-то почувствовала себя в силах взять книгу, которую дала Доменика Прима, подержать её в руках, раскрыть и начать читать.

Книга была датирована 1302 годом. Автором значилась некая Лючия, и Элоизе пришлось сильно напрячься, чтобы сообразить, что так звали тогдашнюю королеву, она же была и настоятельницей Санта-Магдалена, в то время одно автоматически подразумевало другое. Ага, фыркнула про себя Элоиза, предложи сейчас кто-нибудь кузине Джине стать настоятельницей или Доменике Приме принять титул – крику-то будет…

Ещё Элоиза сообразила, что сестрица Линн получила одно из своих многочисленных имён как раз по этой самой даме. Наверное, Полина зря имя не даст, к тексту дамы следовало отнестись внимательно.

Вообще Элоиза, конечно же, изучала во время учёбы в Санта-Магдалена семейную историю, но не могла похвастаться особенно глубокими знаниями. Скорее, она помнила общую канву, какие-то выхваченные из контекста факты и отдельные собственные ассоциации. И всегда знала, куда пойти и где прочитать подробности, если они ей вдруг понадобятся.

Лючия писала характерным для эпохи языком и в характерном стиле – да, Элоизе случалось продираться через подобные манускрипты, но легко это не было. Она два дня сидела над тощей книжицей, пока разобрала всё, что в ней было записано. А потом спустилась в кухню, налила себе бокал вина и села на застекленный балкон большой гостиной посмотреть на сад и подумать. Благо, была ночь, ясная и звёздная, обитатели дома спали, и никто не мог помешать ей.

Если верить запискам давно почившей дамы и пересказать их современным простым языком, то выходило так, что самая сильная защита строилась на собственном внутреннем стрежне. Уверенность в себе и в своих действиях, спокойствие, терпение там, где это уместно, и умение поставить соперника на место там, где без этого нельзя. И уже на это – при наличии таких умений, конечно – можно накрутить какие-то специфические защитные опции. Их Лючия тоже описывала, но подчеркивала, что если нет внутренней уверенности в своей правоте, то и предложенная специфическая защита не особо поможет.

Способы же той самой защиты, которые описывала Лючия, были Элоизе ранее неизвестны. В школе такого не преподавали, и в книгах, которые Элоиза хаотически читала прошлым летом, их описания тоже не встречалось. Нужно было, гм, постараться и извернуться, и сконцентрироваться очень уж хитрым образом, Элоиза даже не сразу поняла, как именно это нужно сделать. В ход пошли и перстень, и камень из медальона, она и надевала их на себя, и раскладывала по сторонам, и ловила гранями лучи луны… ой, то есть уже восходящего солнца… и в этот момент всё сошлось.

Что? Она опять потеряла счет времени и досидела до утра? Но, сколько бы времени ни прошло, у неё ведь в итоге получилось!

Элоиза прислушалась. Дом просыпался, на кухне гремели посудой, доносились голоса… Дверь в гостиную, из которой попадали на балкон, распахнулась, послышались шаги. Она узнала дядюшку Жана.

– Элоиза, детка, ты уже встала или ещё не ложилась?

– Ещё не ложилась, – рассмеялась она. – Но мне не нужно на работу, поэтому я сейчас пойду спать со спокойной душой.

– И чем это ты тут занималась? – дядя оглядел стол.

На столе пустой бокал, перстень, медальон и книга, которую она захлопнула при его появлении.

– Читала, – пожала плечами. – Прима книгу интересную дала. Манускрипт четырнадцатого века.

– Любишь ты странное, – усмехнулся Жан. – Ладно, заканчивай, забирай камни, книгу свою тоже забирай, и пойдём, я буду завтракать, и ты тоже что-нибудь съешь. Не уверен, что сидеть ночь на сыром балконе – самый лучший вариант для выздоравливающей. Не замерзла?

– Нет, всё хорошо, – сказала, и сама поняла, что внутренности давно окоченели, а пальцы ледяные, и зябко повела плечами.

– Тем более пойдём, – кивнул заметивший её манипуляции дядя и отправился в кухню.

Возражений не предполагалось, поэтому она встала и пошла за ним. Книгу и бокал взяла с собой. А когда пришла в теплую маленькую столовую, где семья обычно питалась, когда в доме не было гостей, то там её уже поджидала чашка горячего шоколада, а на блюдце лежала свежая булочка.

– Спасибо, – улыбнулась она дяде и повару Паскалю.

– Грейся и иди спать. А хочешь о чём-нибудь подумать – так вот тебе мысль. На следующей неделе у меня мероприятие, но ни Женевьев, ни Маргарита не могут в этот день со мной пойти. Не составишь ли компанию? Я не собираюсь туда надолго, но появиться и переговорить с парой нужных людей необходимо.

– Ой, а я… смогу?

– А почему это ты не сможешь? – удивился Жан. – Не верю, что ты разучилась одеваться, улыбаться и шествовать по залу с важным видом.

– Хорошо, дядя, я пойду с тобой на приём. А сейчас, пожалуй, отправлюсь спать. Хорошего тебе дня, – она поцеловала его и выскользнула в коридор.

Жизнь представлялась замечательной.