Текст книги "3d, или Дела семейные (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

26. Жизнь устаканивается

* 63 *

В пятницу утром Анна была в больнице у Доменики без четверти восемь, то есть – все они были, и сестра Марта, которая их привезла, и старшие девчонки. Конечно, вставать в полшестого очень неприятно, но такова жизнь. Хочешь вставать в семь – мой вечером посуду на кухне и морковку на грядке пропалывай.

Полоть морковку Анна не любила. У супер-деда Валентина, к которому она ездила на каникулы, был огород, специально выделенная часть усадьбы, с теплицами и парниками, и многочисленными грядками. Сколько над ним не хихикали дети и внуки, он не хотел отказаться от этого явления. Уж конечно он сам ничего там не делал, сколько Анна себя помнила – его сестра тётя Нина распоряжалась работниками. Но он был очень горд, когда с огорода приносили ту самую морковку, или лук, или огурцы. Полина предлагала выращивать помидоры где-нибудь на задворках её римского дома – всё же, климат намного более подходящий – но он оставался непреклонен. Поэтому Анна знала, что такое огород, и не считала его подходящим для себя занятием. То ли дело больница! Может быть, она справится с дочкой монсеньора хорошо, и Доменика разрешит ей поставить кому-нибудь внутримышечный укол? Например, вредной Джиневре? А то научить научила, а попробовать не даёт!

Анна поцеловала Доменику, мигом переоделась и отправилась к Джиневре.

– Привет! Ты завтракала? – сделаем вид, что история с телефоном всем просто приснилась и всё нормально.

– Нет. Мне сказали есть какую-то гадкую кашу, я такое не ем! Я хочу тостов! И джема!

– А я слышала, у тебя больной желудок? – Анна сделала вид, что очень изумлена.

– И что теперь? Издеваться надо мной ещё больше? Ты не представляешь, что она со мной вчера делала!

– А вот и представляю, – подмигнула Анна. – Наверное, это была гастроскопия!

– Что? – нахмурилась Джиневра.

– Трубку глотала?

– Да, – скривилась она. – Это гадко!

– Это в самом деле гадко, – согласилась Анна. – Мне тоже делали, один раз, два года назад. Но ты вытерпела? Тебе всё посмотрели?

– Я лежала и не могла пошевелиться, даже выплюнуть эту чёртову трубку не могла!

Похоже, Доменика не надеялась на благоразумие красотки и слегка парализовала её. Интересно, а трубку она как ей внутрь затолкала? Это был чисто практический вопрос, Анне было полезно узнать, как в принципе решается подобная задача.

– Ну ты прямо молодец, дала возможность изучить твой желудок со всех сторон, – Анна взяла её руку и потрясла. – И что сказала Доменика?

– Что там воспаление, и какую-то дурацкую бактерию ещё нашли. Глупости какие-то! Ну какая у меня может быть бактерия?

– Ничего, бывает. У всех, между прочим. Вылечат. А есть пока можно не всё, так что диета – это правильно. Ты же не хочешь, чтобы всегда болело, и изжога была?

– Нет, – вздохнула Джиневра.

– Значит, терпи. Кстати, ты уже не такая пятнистая, как была позавчера.

– Правда?

– Правда-правда, это видно.

– И чешется уже не так сильно!

– Вот и супер. Уколы сегодня ставили?

– Да. Больно.

– Ну давай отвлекаться от боли. Скажи, вы на уроках играете во что-нибудь?

– Да, на планшете, – оживилась Джиневра. – Показать?

– Погоди, а у вас на уроки планшеты не отбирают? – ага, достала бы она планшет на какой-нибудь географии, потом месяц бы его в глаза не видела!

– Нет конечно, пусть только попробуют! А у вас что, отбирают?

– Ну у нас просто нельзя, это правило такое. А нарушила правило – сама виновата.

– И во что вы играете? – недоверчиво глянула на неё Джиневра.

– В «морской бой». Ты умеешь? Я тоже не умела, меня кузены научили. А еще можно взять длинное слово и составлять из его букв другие слова. Ты так умеешь?

– А это интересно? – усомнилась Джиневра.

– Конечно. Слово можно взять, например, на латыни, там до фига длинных слов. И договориться, на каком языке будем играть. Ты на каком можешь? Ну, кроме итальянского, конечно.

– По-английски… наверное. Надо попробовать. А ты?

– А у меня английский, французский, и ещё русский транслитом.

– Это как? – зацепилась Джиневра за незнакомое слово.

– Ну в русском языке же другой алфавит, но можно писать слова латиницей, как слышатся. Но для этого нужно, чтобы все участники это умели.

– А ты знаешь русский?

– Говорю нормально, пишу с ошибками.

– А тебе это зачем?

– Надо, – интересно, отстанет или будет копать?

Впрочем, пусть копает.

– Зачем может быть нужен такой далёкий от жизни язык?

– Это у кого какая жизнь, – хмыкнула Анна. – Далёкий от жизни – это латынь. А я её тоже учу, между прочим.

– Ну ничего себе. А когда ты гулять ходишь? У тебя же всегда уроки? – теперь Джиневра смотрела на неё, как на прикол из интернета.

– В воскресенье. Если успеваю. Ну как, играть-то будем?

– Будем…

* 64 *

Идея оправдала себя – Джиневра не орала, не стонала и не ныла, и даже очередные уколы перенесла почти спокойно, так, с небольшими слезами.

В обед они сходили в столовую, потом вернулись и продолжили. А в какой-то момент в дверь постучала дежурная медсестра и сказала, что Анну ждет у себя доктор Фаэнца.

– Ты бы поспала пока, что ли, – взглянула Анна на Джиневру.

– Я подумаю, спасибо, – пробормотала Джиневра.

Надо же, какие слова она знает, оказывается! Анна на всякий случай поднапустила на неё сна и пошла.

В кабинете Доменики обнаружился монсеньор.

– Ой, здравствуйте, – обрадовалась Анна. – Как ваши дела?

– Благодаря вам и донне Доменике – все отлично, спасибо, – он тоже улыбался. – Как там моя дочь?

– Я надеюсь, что спит, – улыбнулась Анна, – но вы к ней всё равно сходите.

– Обязательно, – серьёзно кивнул он. – А вот это для вас, – он взял со стула объёмную коробку и протянул ей.

– Спасибо, но что это?

– А ты взгляни, – весело фыркнула Доменика.

Анна заметила, что перед ней на столе стоит точно такая же коробка. Тогда она развязала ленточки у своей, открыла… и завизжала от радости.

В коробке, аккуратно разложенные по специальным формочкам из плотной бумаги, лежали пирожные. Всякие и разные – с кремом, с фруктами, со взбитыми сливками, меренги… Она поставила коробку на стол и поступила с дарителем так, как с любым своим родственником – бросилась на шею и расцеловала в обе щёки. Он не растерялся, подхватил её, поднял высоко и только потом поставил на пол.

– Спасибо, монсеньор, – смутилась Анна и опустила глаза.

– Я рад, что вам понравилось, – он тепло улыбнулся ей.

Ему, похоже, тоже понравилось.

– Я очень люблю пирожные, – сказала она.

– Это у вас семейное, как я понимаю, – усмехнулся он. – Донна Доменика, подскажите – что можно Джиневре?

– Если ваш кондитер готовит желе или муссы, то это можно, – кивнула Доменика. – Вы ведь про сладости, так? Вообще про питание поговорим отдельно, и с вашей матушкой тоже, она ведь обычно следит за тем, что ест Джиневра?

– Она, – вздохнул монсеньор.

Наверное, он предвидел все возможные в будущем проблемы с питанием Джиневры.

– Ничего, вылечится – и будет есть, что захочет, только если без фанатизма, – сказала Доменика. – Анна, ты пойдешь смотреть практикум студентов?

– Конечно, пойду! Пусть эти сокровища пока тут постоят, я их заберу с собой в школу, ладно?

– Ладно, ладно, ступай.

* 65 *

– Скажите, Элоиза, почему когда вы болеете, а я сижу рядом и держу вас за руку, то вы улыбаетесь, а когда я делаю подобное со своей дочерью – она рычит и кусается?

Элоиза безотчётно сама взяла его за руку.

– Может быть, она просто не привыкла к такому? Или не понимает ваших намерений?

– Она считает, что я над ней намеренно издеваюсь.

– Потому, что отвезли её в больницу?

– Именно. При том, что она, как оказалось, в школе или где там ещё ела то чипсы, то леденцы какие-то дурацкие, ходила гулять без куртки и что-то там ещё, в общем, сама создала нынешнюю неприятную ситуацию. Но она отказывается видеть свою вину, не желает слушать ни меня, ни мою мать, ни донну Доменику. Вы не знаете, что делать?

– К сожалению, нет. Поговорите с Доменикой – вдруг она знает? Она определённо лучше меня разбирается в детской психологии. Понимаете, меня воспитывали так, что всякая болезнь представлялась во многом как моя собственная оплошность, поэтому мне непонятно, как может быть иначе. Но всё же, может быть, вам стоит проводить с ней больше времени?

– Понимаете, я не могу представить, о чём с ней разговаривать, и что вообще с ней вместе можно делать. Я и про сына-то плохо представляю, но с ним можно хотя бы поговорить об играх, а Джиневра в такие игры не играет.

– Анна рассказывала, что научила её каким-то простым играм с иностранными словами, – вспомнила Элоиза.

– О, супер. Чему ещё Анна может её научить?

– Уверяю вас, много чему, – фыркнула Элоиза.

Когда Анна чувствовала, что человек свой, она переставала стесняться как в поступках, так и в выражениях.

– Пусть. Такое ощущение, что моя дочь растёт в изоляции от людей, хотя по идее должно быть наоборот – ведь это Анна учится в монастыре, а Джиневра – в обычной школе!

– А почему, вы думаете, мы так держимся за Санта-Магдалена ди Маре? Несмотря на все тамошние сложности? Вот как раз поэтому.

– Хорошо, пусть Джиневра лечится и выздоравливает, а там посмотрим.

27. О платьях и с чем их носить

* 66 *

Именины у Полины случились в пятницу, а празднество планировалось в субботу. Небольшое – только свои, семья. Правда, даже если без детей, то семья почему-то получалась немаленькая. Все родственники по линии Валентина, множественные Шатийоны, да все здешние – это уже почти тридцать человек. А с детьми – и того больше.

В итоге Лианна вечером в пятницу сообщила, что прибыл Валентин, привёз с собой сыновей с женами и детьми, а также сестру Нину тоже с сыном. Шатийоны ожидались в субботу утром. А разные местные жители, то есть Фаэнцы, кузина Джина с семейством и она, Элоиза – уже завтра днём. Анну ввиду торжественности момента даже отпустили из школы на субботу, её просто забрали вечером из больницы домой. В общем, они все ждут её очень-очень, точнее – ждут очень-очень их обоих. Да-да, её и монсеньора.

Элоиза посмеялась, что вопрос в пользу монсеньора решён уже давно, и точка.

Осталось только встать утром не очень поздно и привести себя в подобающий вид.

* 67 *

Стук в дверь раздался незадолго до условленного времени. К Полине нужно было приехать к трём часам, Себастьен зашёл за ней в два. Ладно, она уже, в целом, одета.

– Проходите, монсеньор, вам придётся подождать. Мне нужно ещё пять минут.

– Без проблем, сердце моё, – он запер за собой дверь.

Восхищённый взгляд показал, что она не ошиблась с выбором платья.

Элоиза вернулась в гардеробную, надела длинную нитку жемчуга на шею, браслет на руку и кольца. Серьги в виде гроздьев уже шевелились в ушах и мягко отблескивали на лицо. Жемчуг был отчасти белый, отчасти черный, эти серьги пришлось ещё поискать по ювелирным магазинам. Надела чёрные туфли. И оглядела себя в зеркало.

Да, нужно признать, что шальная мысль заказать короткое платье была, очевидно, правильной. Ну, насколько короткое – на пол-ладони выше середины колена. Еще пять-семь сантиметров вверх – и надевать чулки было бы уже неправильно, а так ещё допустимо. Но мастер выжал из куска ткани всё возможное – это был крошечный остаток, из которого нереально было бы сделать что-то более серьёзное.

Получилось прямое коктейльное платье строгих очертаний, снежно-белое, вырез маленький круглый, вокруг горловины и по низу наложены полоски чёрного кружева. Секрет у платья есть, но… пусть все заинтересованные находят его сами.

К платью был сделан немыслимый черно-белый маникюр. А волосы завиты в локоны… и всё. Прямо скажем, она давным-давно не представляла себе такой причёски ни для какой ситуации… ну, кроме разве что той безумной фотосессии на байке Лодовико. А тут вдруг решилась.

Элоиза взяла жакет, белую сумочку к платью и большую сумку, в которой лежала одежда на завтра, и вышла в гостиную. Себастьен поднялся ей навстречу – в снежно-белом костюме, с белым же галстуком, в котором нагло искрилась зелёная булавка. Да-да, пару дней назад он спрашивал, какого цвета платье она наденет на приём у Полины. Она ответила – чего скрывать?

– Монсеньор, я готова, мы можем идти.

– Отлично, – она выдохнуть не успела, как оказалась в его объятиях. – Прекрасный образ, Элоиза. У вашей тётушки есть фотограф?

– Скорее всего да, – улыбнулась она.

– Но что у вас там? – его брови взлетели наверх, он приподнял её волосы и заглянул под них.

Элоиза рассмеялась.

На спинке платье имело вырез. Точнее, спинки как таковой практически не было, она была открыта вся, и даже несколько ниже, чем вся, декольте спускалось на несколько сантиметров ниже талии. Это был чистой воды эксперимент – мастер Оливио сказал, что так никто не делает, и платье будет падать с неё при каждом шаге, она предложила вариант решения и уверила, что если не сработает – то она торжественно возьмёт вину на себя, а потом принесёт объект спора в переделку. Пока всё держалось. А спина у неё ничего себе, совсем показывать она, конечно, не готова, а вот скрыть под волосами – это по ней. Конечно, придётся сидеть прямо и не опираться ни на какие спинки стульев, но платье стоит таких жертв.

Впрочем, Себастьен явно увлёкся изучением конструкции.

– Эй, осторожнее! Не трогайте, пожалуйста.

– Но как оно держится? Черт возьми, я не понимаю!

– Я вам потом скажу, хорошо?

– Я напомню, если вы вдруг забудете, – усмехнулся он.

Если она что-то понимала в этой жизни, то именно он будет с неё это платье снимать. Несколькими часами позже. Вот тогда и посмотрит.

Конечно, если система не даст сбой и помянутое платье с неё к тому времени само не свалится.

* 68 *

В гараже возле поста охраны стоял Лодовико и что-то нудным голосом втолковывал дежурным. Увидел их обоих, поперхнулся на полуслове.

– Вы куда это в таком виде?

– В гости, дон Лодовико, – улыбнулась Элоиза.

– К английской королеве?

– Нет, – фыркнула Элоиза. – К моей тётушке на юбилей.

Лодовико ещё раз оглядел их с головы до ног.

– У вас бывают тётушки, к которым нужно ходить на юбилей вот в таком виде? Прямо даже не знаю, завидовать или радоваться, что у меня всё проще.

– Скажи лучше, у тебя камера случайно не с собой? – спросил Себастьен.

– Ну очень случайно с собой, а что? – Лодовико подозрительно посмотрел на них обоих.

– Сфотографируй Элоизу.

– Прямо посреди гаража, что ли?

– Мы можем выйти на улицу под какой-нибудь куст, – предложил было Себастьен, но тут его осенило. – Да, прямо посреди гаража. Сейчас, ждите.

И через минуту посреди гаража остановилась его машина.

– А, если так, то нормально, – одобрил Лодовико и пошёл за камерой.

В итоге они выбрались из гаража только минут через двадцать – Лодовико увлёкся, Элоизе пришлось снять жакет, а потом и постоять возле машины, и посидеть на ней, сбросив туфли. А потом Себастьен хитро улыбнулся и попросил её повернуться спиной и поднять одной рукой волосы… Лодовико проморгался и отснял всё, о чём просили. Последний кадр – они уже сели в машину, помахали ему – и наконец, отправились.

* 69 *

Полина встречала гостей в просторном атриуме – ей сразу дали знать, как только машина Себастьена появилась возле ворот. С ней был Валентин, он лучился и сиял, в нём сейчас не было ничего грозного и страшного, чем всегда пугали его врагов и родственники, и коллеги, он радовался за свою любимую Полиньку – Элоиза не слышала, чтобы он называл супругу как-то иначе за всю свою жизнь. Все женщины из семьи у него назывались как-то по-особому, как ни у кого – супруга Полинька, дочь Линочка, внучка Аннушка, сестра Ниночка, невестки – Алисонька и Никушка, она сама – Элочка. Хотя случалось, что он не одобрял какие-то её или Лианнины действия, тогда он почти ругался – Линка, Элка. Впрочем, для Линни существовало ещё одно обращение, Элоиза давно его не слышала – когда сестрица совершала что-то совсем из ряда вон выходящее, то слышала в свой адрес громкое и разгневанное – «Лианна-Магдалена»! Но долго гневаться на своих Валентин не умел, и она очень скоро снова становилась Линочкой.

Сейчас эти самые Линочка и Аннушка тоже стояли рядом и чинно здоровались.

Полина выглядела, как королева – в вишнёвом бархатном платье в пол, с высокой хитроумной прической, с рубинами на шее, в ушах, в волосах, на руках. Линни в черном вечернем платье с высоким разрезом, волосы просто заплетены в косу, без изысков. Зато Анну, похоже, едва ли не в первый раз одели в длинное взрослое платье – белое, с пышной юбкой, уши и шею украсили жемчугом, туфли оказались на каблуке. Длинные волосы уложили в причёску. Но, судя по виду, Анну этот образ нисколько не радовал. Ладно, разберёмся.

Валентин очень образовался знакомству с Себастьеном, впрочем, Элоиза подозревала, что они должны найти общий язык без труда. Далее по программе шла встреча с Шатийонами – недавно виделись, но всё равно были очень рады – и знакомство с братьями Лианны. И Майк, и Виктор принялись обниматься с ней, заглядывать под волосы и ухмыляться. Вероника, жена Виктора, была в семье недавно, каких-то пять лет, и ещё сдерживалась, а Алезию, жену Майка, Элоиза знала с ранней юности, и та по-деловому её оглядела, а потом заявила, что рада познакомиться с мужчиной, который вдохновил Элу на такое платье. Пятерых лианских племянников Себастьену тоже представили, и он в них тут же ощутимо запутался.

Пошли по комнатам дальше, и тут их догнала Линни.

– Эла, я забыла сразу тебе сказать. Ты не обидишься, мы в твою комнату поселили Марго?

– А я куда? Я думала остаться до завтра? – нахмурилась Элоиза.

– А ты, то есть вы, – Линни подмигнула Себастьену, – отправитесь в башню. Там и комната побольше, если что, и кровать пошире, – подмигнула уже ей.

– Как скажешь, конечно. А в башне можно ночевать? – усомнилась Элоиза.

Сколько она себя помнила, башня лучше выглядела снаружи, чем изнутри.

– Ты же не в курсе! Матушка привела её в порядок, не поверишь. Там красиво! Пойдемте, покажу.

Далее они поднялись по винтовой лестнице в башню, возвышавшуюся над крышей Полининого дома. Наверху обнаружилась комната с большим окном от пола до потолка, окно открывалось, и можно было выйти на опоясывающую башню галерею.

Комнату, всю Элоизину сознательную жизнь заваленную старой мебелью, превратили в элегантную гостевую спальню. Старую кровать отреставрировали, у неё появился полупрозрачный полог. Стены обили светлой тканью, на пол положили шкуру – явно Валентин привёз.

– Знаешь, я даже не стану жалеть о той кладовке, которая была тут всегда, – оценила Элоиза. – Понимаете, в детстве здесь было очень здорово прятаться и играть в персонажей старинных семейных легенд, – пояснила она для Себастьена.

– А сейчас здесь должно быть неплохо спать, – сообщила Линни. – Слушай, поговори с Анной? Она мне уже весь мозг вынесла! Ей, видите ли, не нравится ни платье, ни прическа, ничего, она хочет надеть драные джинсы и рубашку в клеточку. Сказала, Себастьяно-прости-закрой-уши, что выглядит, как облезлая дура, которую залакировали, чтобы дыр видно не было.

– Хорошо, я попробую, – рассмеялась Элоиза.

Они оставили ненужные сейчас вещи и спустились вниз.

* 70 *

Анна нашлась в гостиной с девочками Шатийон и Александром, старшим сыном Майка – этакая мрачная фарфоровая кукла, смеётся, но при этом глазами сверкает так, что близко подходить ни в коем случае не следует. Рассказывает какую-то историю, не выбирая особенно выражений.

– Анна, уши ведь вянут, – скривилась Линни.

– У меня – нет, – сообщила Анна.

– Тебе сколько раз было говорено о том, что нельзя ругаться в этом доме, нельзя ругаться в школе, нельзя ругаться на улице и в больнице у Доменики тоже нельзя? – Линни смотрела страдальчески.

Элоиза внутренне хихикала – ага, яблочко от яблоньки, как говорится.

– Да я вообще понимаю, когда можно, а когда нет, – Анна посмотрела на матушку, как на дурочку.

– А потом запинаешься об порог и сообщаешь об этом миру, – хмыкнула Линни.

– Ну с кем не бывает, – пожала плечами Анна. – Сама-то ничуть не лучше! Тебе, значит, можно, деду можно, а мне нет? Непоследовательно.

– Дед – взрослый мужчина.

– Ага, а «тыжедевочка». Нет, не прокатит. Ну и что теперь, раз меня угораздило родиться в нашей долбанной семье, в которой рождаются почти одни только девочки?

– Не «тыжедевочка», а «тыжедурочка». Ты правда думаешь, что мой язык мне очень облегчает жизнь? Ничего подобного. Мне случалось из-за него попадать в крайне кривые ситуации. Да и к девочкам любого возраста, что и говорить, требования строже, чем к аналогичным мальчикам. Не замечала?

– Да ну, ерунда. Мальчиков не берут учиться в Санта-Магдалена. Значит, они не потянут программу.

– Это ты с кузенами обсуди, что они там учат, в своих школах. А я тебя просто прошу – не ругайся сегодня, хорошо? Бабушка огорчается, когда слышит от тебя ненормативную лексику.

– Бабушка огорчается, когда слышит её хоть от кого.

– Строго говоря, я дома не выражаюсь. Ни у отца, ни у мамы, – покачала головой Линни. – И на сцене, не поверишь, тоже. И не хочу, чтобы ты во что-нибудь встряла из-за того, что не научилась придерживать язык. Аннушка, я серьёзно, – Линни обняла дочь и заглянула ей в глаза.

– Ладно, ради тебя и бабушки, – буркнула Анна, опуская взгляд.

Элоиза поняла, что пора вмешаться.

– Анна, можно тебя на минуту?

– Конечно, Эла, – она подошла и взглянула на неё. – Кстати, скажи – я очень плохо выгляжу, так?

– Почему это ты плохо выглядишь? – подняла бровь Элоиза.

– Да одели по-дурацки, меня не послушали, – фыркнула Анна. – Вот скажи, мне ведь не идет эта огромная юбка? И каблуки неудобные!

– Каблуки вообще неудобные, – заметила Элоиза. – Вот что, пойдём-ка к большому приличному зеркалу, и ты всё внятно расскажешь.

– Это куда? – не поняла Анна.

– В мою комнату, которая сегодня не моя.

– Но там ведь Марго? – удивилась Анна.

– Она не помешает.

Комната Элоизы находилась на третьем этаже, под самой крышей, однако она была размером с небольшую квартиру-студию. Там хватало места и для шкафов, и для стола, и для большого зеркала в полстены. И Марго обладала умением захламить любое пространство ничуть не в меньшей степени, чем сама Элоиза. Она в самом деле была там, там же были и её многочисленные вещи, даром, что приехала она на два дня.

– Девочки, вы ко мне? Или за мной? – Марго натягивала на ногу чулок. – Представляете, порвала. Обидно, это была очень изящная пара.

– А у меня даже без рисунка, – мрачно заметила Анна.

– А ты хотела с рисунком? – оживилась Марго. – Увы, мой размер тебе будет велик, а то я бы тебе дала. А у тебя есть, кому эти чулки показывать? – хмыкнула она.

– Нет, – фыркнула Анна.

– Вот и не переживай.

– А что тебе не нравится? – продолжала уточнять Элоиза.

– Да всё! Я хотела надеть брюки, они красивые, но бабушка сказала – а вот хрен, надо платье.

Полина, скорее всего, сказала иначе. В отличие от мужа, дочери и внучки, она не ругалась ни при каких обстоятельствах.

– Платье тоже симпатичное, – заметила Марго.

– Да я в нём, как кукла! Такое платье разве что дочке монсеньора, Джиневре этой чокнутой, подойдет!

– А что не так с дочкой монсеньора? – оживилась Марго.

– Да дура она невоспитанная, вот что, – буркнула Анна. – Спроси у Терции, она тоже с ней знакома.

– Давай вот что сделаем, – Элоиза оглядела племянницу с ног до головы и взялась за причёску, – вытащим пару прядей и добавим диадему. Хочешь диадему?

– А у тебя есть лишняя? – Анна заинтересованно на неё посмотрела.

– Была где-то, – пожала плечами Элоиза. – Если я правильно помню.

Она подошла к шкафу, долго копалась в ящике, а потом выудила оттуда шкатулку. Внутри оказалась небольшая жемчужная диадемка.

– Ну ничего себе! Скажи, а в твоём шкафу на улице Турнон тоже есть склад ненужных драгоценностей? – поинтересовалась Марго.

– Не помню, нужно проверить, – лениво отозвалась Элоиза, уже совмещающая диадему с прической Анны.

– Я ведь вернусь домой и проверю, – усмехнулась Марго. – Слушай, какая отличная диадема! Ни разу не видела, чтобы простейший предмет так менял всю концепцию, – она даже поднялась с кресла и обошла вокруг Анны. – Да, так определённо лучше. Не понимаю, что ты сделала, но эффект виден сразу!

– Просто я удачно вспомнила о старой вещи, да и только, – хмыкнула Элоиза. – Анна, так лучше?

– Эла, спасибо, – Анна с большим удивлением смотрела на себя в зеркало и не могла оторваться. – Круто! А всего-то…

– Я рада, что мне удалось решить вопрос. Теперь всё хорошо?

– Да, – Анна наконец-то оторвалась от зеркала и бросилась обниматься. – Ой, у тебя там что, ничего нет?

Конечно, и она, и Марго заинтересовались конструкцией, обе они тут же поспорили, свалится платье до ночи или нет, и уже можно было идти, наконец, к людям.