Текст книги "3d, или Дела семейные (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

40. О самосовершенствовании и не только о нём

* 99 *

В субботу утром Элоиза ехала в Санта-Магдалена, и было ей неспокойно. Что такого собирается с ней делать старшая Доменика, раз велела дождаться, пока организм придёт в относительную норму? Накануне родственница сама позвонила, спросила, готова ли она, Элоиза, заниматься, чем собиралась, и если готова – так пусть берёт и приезжает, завтра как раз есть время.

В итоге Элоиза заранее напряглась, накануне не осталась ночевать у Себастьена, спала плохо и была предсказуемо в отвратительной форме.

Доменика осмотрела её и тоже осталась недовольна.

– Ты почему еле живая?

– Утро, суббота, а раннее вставание никому ещё пользы не приносило, – пробурчала Элоиза.

– Не скажи, миллионы людей встают с рассветом и не жалуются, – отпарировала родственница, всегда, сколько Элоиза помнила, довольствовавшаяся четырьмя-пятью часами сна.

– Я не уверена, что вообще способна делать что-то осмысленное, – созналась Элоиза.

– Но ведь ты как-то сюда добралась? Или тебя довезли?

– Добралась. Но в этом деле ни мозг, ни что другое мне не требуется – достаточно рефлексов.

– Вот ими-то мы и займёмся. Рефлексами. Ты помнишь, что должна делать?

– Да, я об этом думала, пыталась вызвать у себя нужное состояние и, как мне казалось, достигала его.

– Сколько времени тебе на это требовалось?

– Секунд десять, – Элоиза не была уверена и назвала примерно.

– Много. У тебя может не быть этих десяти секунд, – заметила Доменика и повела бровью в её сторону.

Резкая боль скрутила внутренности и согнула пополам тело. И отпустила через мгновение.

– Эй, – проговорила Элоиза, отдышавшись, – могла бы и предупредить!

– А ты уверена, что твои недоброжелатели будут тебя о чём-либо предупреждать? – усмехнулась Доменика. – Ничего, отобьёшься от меня – отобьёшься от кого угодно.

– Утешила, называется, – пробормотала Элоиза.

Затем восстановила дыхание, выстроила корпус, упорядочила мысли и «завернулась в кокон» – так она это называла про себя.

И по виду Доменики поняла, что сделала это вовремя.

– Вот как, – усмехнулась та. – Я правильно поняла, что ты собралась просидеть остаток жизни в воображаемой башне?

– Зато безопасно, – пожала плечами Элоиза.

– Умный враг просто подождёт, пока у тебя силы кончатся, ты же пока ещё не можешь сделать эту возможность самоподдерживающейся, – сообщила Доменика.

– Нет, не могу, – согласилась Элоиза, утратила концентрацию и тут же получила новую порцию – на этот раз у неё перехватило дыхание, и она рефлекторно схватилась руками за горло.

– И не думай, что агрессия по отношению к тебе всегда будет выглядеть одинаково, – продолжала поучать Доменика. – В идеале ты должна уловить намерения и успеть закрыться. До того, как твой противник что-то сделает. Да, счёт может идти на доли секунды, но их должно хватить. Съешь дольку шоколада, быстрее восстановишься.

Доменика пододвинула ближе к Элоизе вазочку с конфетами. Элоиза подумала, съела одну и запила водой. Поставила кувшин на место, повернулась и в тот же миг лишилась зрения – на пару секунд, не более, но она снова ничего не заметила!

Да сколько же можно-то! Но с Доменикой всегда так – будет тыкать носом до тех пор, пока у тебя не получится тот результат, которого она ждёт.

Элоиза расслабилась, прикрыла глаза и прислушалась – не ушами, но всем телом. Вот она, Доменика, открыта – смотри хоть до второго пришествия, ничего не увидишь. Хотя… она не заметила, что именно послужило спусковым крючком, защита соткалась всё равно что сама. И удивлённый взгляд Доменики показал, что результат наконец-то есть.

– Вот, можешь ведь, когда хочешь, – пробурчала Доменика, с трудом поднялась со стула и медленно дошла до шкафа, на полках которого стояли всевозможные склянки.

Нашла там что-то и выпила прямо из бутылочки.

Элоиза вдруг осознала, что этой Доменике вообще-то много лет – сколько, кстати? Восемьдесят два, подсказала память, восемьдесят три будет осенью. Что она, Элоиза сможет в восемьдесят, и доживёт ли до таких лет вообще?

– Тебе помочь? – спросила она.

– Ты сама сначала на ногах удержись, – усмехнулась Доменика и села.

Видимо, зелье подействовало – на лицо возвращались краски, глаза снова заблестели.

А Элоиза поняла, что и впрямь нужно сесть. Потому что ноги тряслись мелкой дрожью. И села.

– Сейчас попрошу кофе, – пробурчала Доменика. – А пока выпей вот это, – взяла стакан, плеснула туда воды и накапала из взятого в том же шкафу флакона.

Элоиза безропотно выпила – да, стало проще.

– У меня правда что-то получилось? – уточнила она.

– Получилось. Что-то. И это уже очень много, скажу я тебе. То, что мы с тобой пытаемся сделать – это сложно, это на самом деле сложно. Более того, я ни с кем больше не могу сейчас это практиковать – не потянут, сил не хватит. Все они, конечно, что-то могут в тех областях, которые исследуют, но – не более того. А кто сможет рассказать об этих техниках маленькой Анне, когда она до них дорастёт? Я-то не доживу определённо. Её мать? Моя дочь? Моя внучка? Ничего подобного они не сделают. А ты сделаешь. Поэтому я не прошу у тебя прощения за боль и слабость, пусть тело запомнит их хорошенько и само защищается. Но уже не сегодня, на сегодня достаточно. Выпьешь кофе – и отправляйся домой, и не нагружай себя сегодня ничем.

– Это как – лечь и спать?

– Спать, есть, смотреть на живую природу. Если есть в досягаемости мужчина – то восстанавливаться об мужчину, пойдёт быстрее. Чего смеёшься?

– Представила процесс восстановления об мужчину.

– Вот уж не думала, что такая обыденная вещь может тебя развеселить, видимо, мало практикуешься. С мужчинами, я имею в виду. Всё, собирайся и отправляйся. Приедешь через две недели, и продолжим.

* 100 *

Когда Элоиза вернулась домой, то первым делом позвонила мужчине, об которого следовало восстанавливаться. Вообще она собиралась читать книжку и писать текст, но понимала, что в имеющемся разобранном состоянии она прочитать, конечно, прочитает, но основная часть смысла от неё определённо ускользнёт. Поэтому следовало найти себе дело с меньшим участием мозга. Мужчина же был бодр, весел и по-прежнему страдал от невозможности делать всё, что хочется.

– Знаете, мне предписали спать, есть и смотреть на живую природу в обществе расположенного ко мне мужчины. Что вы об этом думаете?

– Думаю, что вы сегодня встретили кого-то необыкновенно мудрого, сердце моё. Два первых пункта мы легко найдём прямо здесь, а вот насчёт третьего придётся подумать. Я вижу несколько вариантов: пойти в зимний сад, пойти во внутренний двор, пойти в гости к Лодовико и его котам. Или зазвать Варфоломея с котом. Вам какой ближе?

Элоиза посмеялась и решила, что гости ей пока не по силам.

– Тогда для начала затворимся в спальне, сердце моё, и там попробуем выполнить хотя бы часть предписаний. А гости… гости никуда не денутся. За вами зайти?

– Заходите, – согласилась она и направилась в ванную и переодеваться.

41. Вопросы коммуникации

* 101 *

Неделю спустя после визита самой младшей Доменики Элоиза зашла после работы проведать Себастьена, которому, как она знала, днём сняли с повреждённой руки все фиксаторы. Он обнаружился в спальне, пытался самостоятельно расстегнуть запонку и сетовал на ограниченную подвижность кисти.

– Вот не в первый же раз, сердечко моё, а всё равно обидно, что пальцы плохо шевелятся и их теперь ещё нужно разрабатывать!

– Я верю, вы справитесь. А сейчас могу помочь, если нужно. И с запонкой, и с пальцами.

– Вы знаете, что можно сделать, чтобы ускорить процесс?

– Я могу попробовать. Давайте вашу руку, – она отстегнула и сняла с манжеты запонку, закатала рукав и взяла его кисть в ладони. – Надеюсь, подтягиваться и отжиматься на этой руке вы ещё не завтра пойдёте?

– Пока ещё не разрешили, увы, – вздохнул он.

– Кстати, вы поняли, насколько легко отделались? Я имею в виду – только сломанной рукой?

– Ещё бы, – усмехнулся он. – Мне доводилось видеть, как люди падали с меньшей высоты и ломали шеи. Или не шеи, но много другого. Я попытался собрать корпус, и пожертвовал рукой сознательно, но думал – будет хуже. Вспомнил вас и ваши предупреждения – пока летел. Время было.

– И… вы думаете, вам просто повезло?

– Я не могу сказать, что думаю какие-то определённые вещи по этому поводу, сердце моё, – улыбнулся он. – Я просто рад, что случилось так, а не хуже. Но знаете, в детстве дед иногда рассказывал мне подобные истории – как он легко отделывался в ситуациях, могущих стать намного серьёзнее. Я смеялся – думал, это просто байки. Но с другой стороны, мне ещё ни разу не доставалось так, чтобы потом нельзя было собрать. Что это – везение? Благорасположение высших сил? Судьба хранит меня для какой-то неведомой цели? Или что-то ещё? Вы больше моего знаете о таких материях!

– Не могу сказать, что знаю. В судьбе из ныне живущих понимает только старшая Доменика. Но я помню о вашем талисмане – может быть, он как раз работает подобным образом? Если и ваш дед, как вы говорите, нередко выходил сухим из воды?

– Вот о талисмане я вообще не думал. Но вы говорите, что он работает, значит, так и есть. И вообще – всё закончилось хорошо, живём дальше, – его травмированная кисть лежала меж её ладоней, он накрыл их сверху второй рукой.

– Как дела у вашей девочки? Она здорова?

– Полагаю, физически – да. Что делать с её психическим здоровьем – не представляю. Правда, донна Доменика говорит, что можно изложить задачу Бруно, а у него родители в теме, могут посоветовать специалиста. Но меня совершенно не устраивает дочь, которая не умеет себя вести и врёт на каждом шагу. Я, вероятно, сам виноват в том, что так получилось, но после истории с больницей очень рад, что она дома, и я могу встречаться с ней не каждый день. Это малодушно, но пока я ничего не способен с собой поделать. Вы, например, знаете, что она в какой-то момент выбросила свой телефон, а потом обвинила вашу Анну в его краже?

– Нет, – Элоиза с удивлением покачала головой. – Ни Анна, ни Доменика мне ни слова не сказали.

– Мне тоже. Это мать вчера сообщила. Она обнаружила, что Джиневра ей тоже кое-в-чём врала, и потребовала от меня решить проблему. Но это ведь не машину починить, и даже не руку сломанную собрать!

– Вы с ней об этом говорили? С Джиневрой, не с вашей матушкой.

– У нас как-то очень плохо получается разговаривать. Я даже усомнился в своих способностях к коммуникации. Джиневра ведь не мой сотрудник и не мой подчинённый. Она маленькая девочка, у которой черт знает что в голове.

– Послушайте, – Элоиза погладила его пальцы, – вот я, скажем, не сомневаюсь в ваших способностях к коммуникации. А я наблюдаю вас с разных сторон, и уже в течение некоторого времени. Я думаю, для вас несложно очаровать юную барышню, чтобы она вам в рот смотрела и не хотела вас огорчать.

– Это не юная барышня, Элоиза, – скривился он. – Это моя дочь.

– Ну и что? Она от того не перестаёт быть юной барышней. Чем она занимается, помимо школы?

– Дурью мается в компании моей сестры, а также её и своих собственных подружек.

– Это нормально для одиннадцати лет, уверяю вас. Наша Анна в свободном состоянии лазает по деревьям, сбегает из дому в лес и на лодке в озеро, и ругается, как дядя Валентин.

– Ваша Анна понимает, как и в какой ситуации нужно себя вести.

– С ней долго работали на эту тему все, начиная от её собственной матери и заканчивая помянутым дедом Валентином. Попробуйте поговорить с Джиневрой ну хоть о чём. Вдруг получится?

– А если не получится?

– Тогда поговорите с Бруно. Кстати, а кто у него родители?

– Донна Доменика говорит – психиатры.

– Ух ты, интересно. Может быть, девочке и впрямь нужна какая-то специальная коррекция поведения? Ничего в этом не понимаю.

– Моя сестра в детстве тоже врала, но она ещё и подлизывалась, поэтому ей многое прощалось. А Джиневра только требует. Понятия не имею, что в этот момент в голове у маленьких девочек.

– Знаете, я тут вам не помогу. Меня в таком возрасте окружали люди, врать которым было бесполезно. Поэтому очень рано сформировался принцип «натворила – отвечай, иначе будет хуже».

– Я так понимаю, что в случае с телефоном именно донна Доменика вывела мою бессовестную дочь на чистую воду и заставила признаться.

– Да, подозреваю, что она пользуется своими дополнительными умениями в случае особо трудных детей.

– Кстати, а как вы поняли, что они с Бруно подойдут друг другу? – вдруг сощурился Себастьен.

– О, процесс понимания был многоэтапным, – рассмеялась Элоиза. – Сначала я увидела некую проблему, ну, или не проблему, но ситуацию, которую можно было бы подправить. Когда я была в возрасте Доменики, у меня был более широкий, если можно так выразиться, спектр доступных удовольствий. А основное её удовольствие – это работа и исследования в лаборатории. Честно говоря, сначала я подумала представить ей каких-нибудь ваших сотрудников, у вас же хватает молодых и перспективных?

– Ой, хватает, – согласился Себастьен с кривой усмешкой. – Один Гаэтано чего стоит.

Элоиза слышала, что молодой заместитель Себастьена не только не страдал от нехватки женского внимания, но и сам искал его всевозможными способами, не всегда безвредными для себя и окружающих.

– Только, знаете ли, мне была поставлена конкретная задача: со всеми, кроме врачей, говорить не о чем.

– А непременно нужно говорить? – искренне удивился он.

– Нет, – пожала она плечами. – Но ведь лучше, когда есть такая опция, не правда ли?

– Соглашусь, лучше. С вами, скажем, можно говорить обо всём на свете, и мне этот факт очень по душе. Видимо, с годами я становлюсь болтливым, раньше говорить с женщиной было не обязательно.

– Уверяю вас, я в её возрасте чаще всего тоже встречалась с мужчинами совсем не для разговоров. Так вот, о нашей медицинской парочке. Я не помню, знаете ли вы о том, что Бруно был во времена оны ординатором Доменики Секунды?

– Нет, я этого не знал, – он действительно удивился.

– И недавно в разговоре при упоминании о ней и некоей забавной ситуации он с таким выражением лица сообщил, что она была старше на пятнадцать лет и крепко замужем, что я задумалась – не познакомить ли его с отличным врачом по имени Доменика Фаэнца, которая младше на несколько лет и пока не замужем? А дальше всё получилось само собой. Нет, я не уверена пока, что у них всерьёз и надолго, но уже не на одну ночь, а дальше посмотрим.

– Да, я уже распорядился внести донну Доменику в список постоянных посетителей. Но скажите, сердце моё, зачем вы это сделали? В вас пробудился семейный дух? Вы теперь тоже живо интересуетесь жизнью ваших кузин? И как это говорится – суёте везде свой нос? – он смягчил ехидство улыбкой и поцеловал её куда-то в пробор.

– Если хотите, пусть будет так, – пожала она плечами, не отпуская, впрочем, его руки.

– А есть что-то ещё?

– Как вам сказать… наверное, есть. Я просто в какой-то момент увидела… их вместе. И поняла, что нужно для этого сделать. И что это будет правильно и хорошо – без всяких там этических материй.

– Вы тренируете свои таланты, сердечко моё?

– Они сами иногда прорываются, – пробурчала она.

– А про себя вы знаете что-нибудь?

– Нет. Не хочу знать, и про себя сложнее.

– А про меня? Что ждёт меня лет через десять?

– Не буду смотреть. Я же говорила – без нужды не следует. Вот если про ближайшее и само случилось – так и ладно. А если нет – то и нет.

– А я вас просто люблю. Годится? Замуж пойдёте? Опять нет? Вот, так всегда. Хорошо, тогда как насчет ужина?

42. Зарисовка семейного обеда

* 102 *

Воскресные семейные обеды всегда требовали от Себастьяно терпения, собранности и чёрт знает ещё каких добродетелей. Он не мог сказать, что вот прямо не любит свою богоданную семью, нет. Или он просто не знает, что это такое – любить свою семью?

Конечно, тот странный спрут, который называется семьёй Элоизы, тоже, наверное, не сахар. Они все очень разные, но как-то уживаются. И здешние важные дамы, и понятные ему Шатийоны, и удивительные люди с края света, которых возглавляет впечатляющий муж донны Полины.

Но это Элоиза, а сейчас самое время разобраться с тем, что творится в его собственной семье.

Когда он появился в малой столовой палаццо Савелли, то за столом уже сидели Марио и Анджелина. Оба украдкой копались в телефонах – мать жестко запрещает это делать, когда за столом все.

Анджелине тридцать три года, она красива, у неё есть свои деньги – то есть, она могла бы жить сама, и может быть – тоже найти себе какую-нибудь семью. Родить детей, в конце концов. Но она всегда говорила, что насмотрелась на него, и никакой семьи не хочет, ей достаточно того, что она всю жизнь живёт с его отпрысками. На вопрос, почему же она до сих пор живёт здесь, а не подыщет себе какое-нибудь другое жильё и какую-нибудь другую жизнь, внятного ответа не было. Ну да, там придётся решать кучу вопросов самой, а ей этого не хочется. Ну и ладно.

Марио неразборчиво пробурчал что-то вроде приветствия и уткнулся обратно в телефон. А потом сообразил, поднял голову и выдал:

– Папа, извини меня, пожалуйста, я не смогу сегодня провести время с тобой. Так сложилось, что у меня неотложное дело.

Сын обычно вежлив не хуже Элоизы. И это точно такая же броня. Будь вежливым, и твоё поведение вызовет в сто раз меньше вопросов, чем могло бы. Ещё прилично учись, не скандаль и не ври. Или ври, но так, чтобы никто не нашёл концов.

– Ок, – кивнул Себастьяно. – Меня позвали на неделе посмотреть гонки, пойдёшь?

Позвал Адемаро, супруг её величества Джины, он тоже неровно дышал к машинам и хорошей скорости. И сказал, что берёт с собой сына, а не возьмёт ли Себастьяно своего?

– Пойду, спасибо, – сын даже голову от телефона поднял и смотрел с интересом.

– Вот и хорошо, созвонимся, – в столовую вплывала мать, а ей знать все эти детали совершенно незачем.

– Добрый день, Себастьяно, – церемонно поздоровалась она. – Кто-нибудь видел Джиневру?

– Она у себя в комнате трындит по телефону, – сообщил Марио. – Я сказал ей, что время обеда.

– Спасибо, – кивнула мать, подозвала горничную и велела доставить Джиневру за стол.

То есть, звучало это – напомните госпоже Джиневре, что все мы ждём её за столом.

Джиневра появилась через пару минут, взъерошенная и запыхавшаяся, и с ходу получила от матери нагоняй – за то, что к столу надлежит являться в приглаженном и причёсанном виде. На взгляд Себастьяно – ничего особенно не того с девчонкой не было, ну, может, волосы лишний раз расчесать, но они ж и так их беспрестанно расчёсывают, все эти люди, у которых кудри ниже пояса.

Вспомнилась Линни с фантастическими косами. Но Себастьяно не смог вообразить, как за таким чудом ухаживать.

Джиневра же, на его взгляд, справлялась со своими неплохо. Ну да её мать уж что умела, так это подать себя в выгодном свете. Или это всё горничные? Ладно, не важно.

Подали суп – из какой-то зелёной гадости, надо полагать – невероятно полезный. Не отправить ли матушкиного повара поучиться к господину Марчелло, чтоб варил не только вот это, но ещё и что-нибудь более съедобное?

Впрочем, паста на второе и салат были ничего себе. Хотя тому же Марчелло соусы удаются лучше. Эх, если заводить свой собственный дом – это же нужно будет где-то искать приличного повара!

Всё это время мать вещала о событиях недели – где она была, с кем встречалась и что-то там ещё. Дети и Анджелина смотрели в свои тарелки, впрочем, Анджелина иногда вставляла пару слов. И Себастьяно не сразу понял, что она говорит не просто так, а про него.

– Ты бы рассказал, что нужно сделать, чтобы попасть на приём в дом Винченти, – сестрица смотрела так, будто он сделал что-то несусветное.

– Получить приглашение от донны Полины, вероятно, – усмехнулся он.

– Так вот и расскажи, что ты для этого сделал. А то сначала Джиневру лечит её племянница, а потом ты светишься на фотографиях с ними!

– Где это я свечусь? – заинтересовался Себастьяно.

– В фейсбуке Джины Винченти, – сообщила Анджелина. – Вот! – и протянула ему свой телефон.

Эту фотку он видел – Джина ему скинула через день после того, как они все там были. Интересно, почему Анджелина откопала её только сейчас?

Мать тоже пожелала посмотреть. Потом внимательно смотрела то на него, то на фото.

– И впрямь, с чего такая честь? – вот теперь уже уставилась непосредственно на него.

– Так получилось, – пожал он плечами.

Вариант ответа «Я встречаюсь с её племянницей» вызовет слишком много комментариев и прямо сейчас, и ещё на две недели после. Поэтому он исключается.

Далее мать и сестра обсуждали названных дам – донну Полину и Джину, а Джиневра под шумок полезла в телефон и принялась что-то кому-то строчить.

– Как ты ведёшь себя за столом? – конечно, маневр не ускользнул от матери, ей бы надзирателем в соответствующем месте работать.

– Мне срочно надо, – отмахнулась Джиневра.

Э-э-э, детка, ты попала, подумал Себастьяно. Потому что для матери надобности ни детей, ни внуков никогда не были важнее обеда. Или ужина. Или ещё какой вот этой ерунды.

– Не верю, что твои нужды не могли подождать полчаса, – жестким голосом сообщила мать. – Ступай к себе в комнату и подумай о своём поведении. Сладкое мы будем есть без тебя.

– Ну бабушка, – нахмурилась Джиневра.

Стратегически неверно. Если бы она попросила прощения, шанс был бы, и немалый.

– К себе в комнату, – повторила ледяным тоном мать.

Джиневра заревела и пошла. Видимо, к себе в комнату. Марио украдкой на неё глянул – быстро и точно. Наверное, подумал, что бы сделать, чтобы тоже уйти к себе.

Тем временем принесли сладкий пирог и кофе. К счастью, все дискуссии о том, какой крепости его следует пить, давно произошли и завершились. Вкуса пирога Себастьяно не почувствовал, наверное, он был всё же съедобным. Можно выдыхать и идти восвояси.

Марио поблагодарил и исчез, только его и видели. Анджелина известила, что отправляется куда-то на встречу с кем-то. Себастьяно остался за столом вдвоём с матерью.

– Слушай, а по-человечьи совсем нельзя? – спросил он, сощурясь.

– Ты о чём? – мать всегда охотно принимала вызов.

– Обо всём вот этом. Чтобы более съедобная еда, и менее казарменная обстановка за столом.

– Ещё скажи – руки не мыть перед едой. Им дай волю – вообще будут есть в постели или за компьютерами!

– Ну так они всё равно будут это делать, как только у них появится такая возможность. Или просто купят по пять пачек чипсов и проглотят, а потом сама понимаешь, что дальше, – Себастьяно взялся за кофейник, но тот был пуст.

Тут же его утащили в кухню, чтобы наполнить.

– А ты будешь пить крепкий кофе, пока у тебя в желудке не образуется дыра, – кивнула мать.

– Именно. А когда образуется – пойду к своему врачу, и попрошу эту дыру залатать. Или – к доктору Доменике Фаэнце-старшей. А пока – хочу, чтобы у меня был ещё и этот вкус жизни.

Дворецкий вернулся с кофейником и наполнил его чашку.

– Если тебе так хочется что-то поменять в жизни Марио и Джиневры, ты можешь вернуться жить домой, – сообщила мать.

– Спасибо, я подумаю над твоим щедрым предложением. Не уверен, кстати, что тебе понравится результат. Потому что это не только плюс я, это ещё плюс некоторые мои люди и охрана. И постоянное движение вокруг меня. О спокойствии и тишине придётся забыть. Ты готова?

– Я всё же надеюсь, у тебя хватит разума не тащить домой свою кошмарную работу,

– Исключено. Специфика работы такова. И не притворяйся, что ты этого не знаешь.

– Мы уже не раз говорили о том, зачем тебе эта работа, и почему ты не хочешь найти себе что-то более достойное.

– Именно так. Мы оба не сходим со своих позиций, с годами ничего не меняется. И ни один не придумал для второго никаких убедительных аргументов. Поэтому пока оставляем всё, как есть. А сейчас я пойду беседовать с Джиневрой, и убедительно прошу тебя не вмешиваться, что б ни происходило.

– Что ты собираешься с ней делать? – изумилась мать.

Ну да, он раньше дочерью почти не интересовался. Видимо, был неправ.

– Для начала – разговаривать. А дальше – как пойдёт.