Текст книги "3d, или Дела семейные (СИ)"

Автор книги: Салма Кальк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Кальк Салма. RS-6.3d, или Дела семейные

Пролог

Элоиза де Шатийон живет в Риме и работает в аналитической службе Музеев Ватикана. Это деятельная особа тридцати восьми лет от роду, трудоголик и перфекционистка. Помимо математического образования, она когда-то защитила диссертацию по философии, без промаха стреляет, отлично водит машину, и много лет занимается классической хореографией – просто для удовольствия. Она никогда не была замужем и вообще в долгих отношениях, но за её спиной – любящая и могущественная семья.

На нынешней работе Элоиза познакомилась с Себастьяно Марни, он возглавляет службу безопасности кардинала Шарля д'Эпиналя. Они понравились друг другу, долго шли к отношениям и сейчас встречаются. Некоторое время назад новая сотрудница из отдела Элоизы Джулиана тоже влюбилась в Себастьяно, но не смогла добиться его внимания. Ей не помогли ни привороты, ни ведьма, к которой девушка обратилась за помощью, и ей пришлось уволиться и уехать домой. А Элоиза и Себастьяно остались…

Элоиза наделена свыше сверхъестественными способностями, это семейная черта. Многие её родственницы нашли себя в том, чтобы сочетать семейную магию с классическим образованием, и в итоге реализовать себя в какой-нибудь обычной человеческой профессии. Например, её кузины Доменики, все три – отличные врачи, которые справятся и с детскими болезнями, и с взрослыми, и даже с магическими недоразумениями.

После отъезда Джулианы Уильямс домой прошёл месяц…

01. Когда организм требует внимания

* 1 *

Себастьяно Марни вернулся из поездки, выслушал отчеты, побеседовал с кардиналом и на обратном пути из его кабинета отправился в кабинет Элоизы – поздороваться. Но в приемной его встретил грустный брат Франциск, который сообщил, что госпожа де Шатийон больна, утром она еще была на месте, а ближе к обеду почувствовала себя так плохо, что ушла к себе и сказала, что до следующего дня, скорее всего, не появится.

Себастьяно встревожился – что такое с Элоизой? И отправился к ней.

Пришел, постучал тихонечко. Не открывает. Пошевелил ручку – не заперто. Вошел. В прихожей темно, в гостиной окна закрыты шторами и тоже темно, дальше виден слабый свет. Пошел осторожно, заглянул в спальню.

Шторы задернуты, на столике у кровати включена лампа. Элоиза в постели, услышала звук, приоткрыла глаза.

– Монсеньор? Здравствуйте. С возвращением. Я рада вас видеть, – а голос слабый, прямо едва слышный.

– Здравствуйте, Элоиза. Брат Франциск сказал, что вы нездоровы, я пришел навестить вас. Что случилось? Как вам можно помочь? Бруно в курсе?

– Спасибо, Бруно уже сделал всё необходимое. Я надеюсь, что к вечеру мне станет лучше, а завтра я приду работать.

– Да причем тут работа! Я просто вернулся и зашел к вам поболтать, а вас нет, и брат Франциск обескуражен и говорит, что вам совсем плохо. Ну как я мог не прийти к вам сюда? И скажите уже, что случилось.

– Ничего особенного, со мной же случается всякая ерунда, просто в последнее время чаще обычного. Я приду в себя, правда, – она сама не заметила, как достала из-под одеяла руку и сжала его пальцы.

Конечно же, он этим воспользовался. Сел на ковер возле кровати, не отпуская её руки.

– Давайте, я просто посижу с вами. Могу даже молча, – улыбнулся он.

* 2 *

Себастьен смотрел на нее, а у нее не было сил, чтобы ну хоть что-нибудь ему сказать.

Уже третью неделю продолжалось кровотечение, живот болел так, как будто его проткнули ржавым гвоздем и там поворошили. И если бы это было в первый раз, так нет же! На самом деле впервые срыв обычного распорядка произошел с полгода назад. Элоиза решила, что это так, ерунда – она никогда не могла похвастаться регулярностью цикла. Ну а семь дней или десять – а не один ли черт? Однако когда вместо семи дней организм стал выдавать и по две недели, когда характерная боль стала возникать в любой момент, сваливая ее с ног и лишая остатков разума – это, конечно, уже, как говорится, за гранью добра и зла, но мало ли, как оно вообще бывает? Добавилась слабость – и в танцевальном зале, где Элоиза продолжала свои тренировки по классике, и не только, недавно она обратила внимание на то, что по лестнице поднимается с большим трудом. Тяжело прыгать, от малейшей нагрузки моментально темнеет в глазах и кружится голова.

Когда она обследовалась после булавок в кресле, Бруно говорил ей о новообразованиях и произносил слова «миома» и «эндометриоз» Она слышала об этом не впервые, и помнила, что и одно, и другое – это вроде как неприятно, но не должно слишком сильно осложнять жизнь. Поэтому никак не связывала своё немощное состояние с диагнозом. Что теперь, лет-то далеко не двадцать, у всех есть какие-то проблемы в организме. Но не настолько же! За последний месяц всё стало совсем плохо.

Вчера она встретилась с Доменикой Секундой и рассказала ей о своём состоянии. Та встревожилась, долго смотрела ее сама, потом позвала еще пару врачей, сделали узи и томографию, взяли кучу анализов. Потом Доменика смотрела на нее долго и осуждающе и сообщила, что ей мешают жить множественные новообразования, и они уже разрослись настолько, что избавиться от них можно только оперативным путем. Плюс эндометриоз – видимо, клетки эндометрия так расползлись по организму, что организм уже совсем с ними не справляется. Плюс анемия от долгих кровотечений. То есть ей надлежит ложиться на операцию. Чем скорее, тем лучше. И что если бы она позаботилась о себе пораньше, то можно было бы решить ситуацию менее радикальными методами. Приди она сразу же, как только заболело – можно было бы или эмболизацию артерий сделать, или лапароскопию, и убрать узел или два, а может быть, поступить как-то еще. А когда у нее тут узлы не в миллиметрах считать приходится, а в штуках – тут три, там пять, здесь еще два – уже не до тонкостей. И когда все внутренние органы, похоже, заросли тем, чему полагается быть внутри матки – тоже. Доменика показала на мониторе довольно мерзкого вида картинку из интернета, описывающую какой-то сходный случай, и сказала, что у нее внутри примерно то же самое. И куда только она смотрела?

Да никуда она не смотрела. Просто жила себе, и все. Работа, танцы, немного философии. И с каждым разом сил делать дела и читать серьезные книги становилось все меньше. В последние пару месяцев Элоиза ловила себя на том, что способна читать только романы – детективные, фантастику или фэнтези, любовные – но только чтобы читалось легко и без напряжения. Опять же есть Себастьен, хорошо ещё, что он весь последний месяц в разъездах, не нужно ничего объяснять. И разные предприятия с ним же, и нужно делать вид, что все в порядке, не привлекать к себе досужего внимания, а то еще погонят, зачем она им больная нужна? Кроме того, Элоиза искренне считала, что это не болезнь, а так, выверты организма. Иногда она даже думала о том, чтобы поговорить с Доменикой (вариант «просто сходить к врачу», например, для начала, к Бруно, и обсудить с ним симптомы, не рассматривался совсем). Это понятно, что такие дикие боли явно не сами по себе, это либо воспаление, либо новообразование. Не хотелось думать ни об одном, ни о другом.

Доменика за руку отвела ее в кабинет к очень деловому врачу по имени Франческо Феста и отрекомендовала его как прекрасного хирурга-гинеколога. Вычистит, сказала, твои узлы из матки и эндометрий из брюшной полости наилучшим образом. А она, Доменика, будет ассистентом и анестезиологом. Обойдемся же без медикаментозного наркоза, так? Погрузим пациентку в сон и пусть себе, а ты тем временем все сделаешь. Какой восстановительный период? Ну, Эла, недельку мы тебя тут понаблюдаем, а потом видно будет, как будешь регенерировать. Что? По-быстрому? А это раньше надо было думать. Примерно полгодика назад. Или хотя бы месяц-два. Тогда бы получилось по-быстрому. А теперь уже как есть.

Сегодня дошло до того, что боль совсем не позволяла сосредоточиться и работать. Пришлось извиниться перед сотрудниками, уйти к себе, позвать Бруно и всё ему рассказать. Бруно не удержался от некоторых язвительных комментариев, но потом обезболил и оставил лежать. И согласился с Доменикой – немедленно в клинику.

Элоиза еще не говорила с кардиналом о своем предполагаемом длительном отсутствии на работе. Завтра нужно это сделать. Потому что Доменика готова взять ее к себе в стационар уже в понедельник.

Не выкладывать же Марни эту историю, в самом деле!

Но ведь придется ему как-то сказать, что её долго не будет во дворце…

Снова накатила боль, Элоиза зажмурилась.

– Больно? – догадался он. Она смогла только кивнуть в ответ. – Так надо бы обезболить как-нибудь?

– Я ж говорю, Бруно уже все сделал, – выдохнула она. – Теперь ждать, пока подействует.

– Постойте, вы же можете как-то очень ловко снимать боль, я помню, чуть ли не просто пальцами, – он даже слегка нахмурился, вспоминая.

– Да, только сейчас я в нужной степени сосредоточиться в принципе не могу. Когда так плохо, все мои навыки бессильны, – проговорила она.

– Черт, жалко, что я так не умею. Может, еще укол какой поставить?

– Если не отпустит, то еще через четверть часа позову Анну, и поставим. Бруно оставил обезболивающих.

– Ладно, говорите, если что.

– Да я справлюсь…

– Сначала справляйтесь с болью. А там и поговорим, хорошо? – И еще минут десять они молчали, она – прикрыв глаза, а он сидел и гладил её пальцы. – Ну как, звать Анну?

– Пожалуй, не нужно. Кажется, отпускает.

– Это хорошо. Вообще-то, я хотел просить вас о помощи. Небольшой. Но если с вами так всё плохо, то лучше не надо.

– Расскажите. Я скажу, смогу или нет.

– Мне нужно встретиться с одним человеком и получить от него информацию. Мне было бы спокойнее, если бы вы были рядом и, если что, предупредили бы меня о неожиданностях или неприятностях.

– Когда?

– В субботу вечером.

– В теории возможно. Практически – сами видите.

– Один момент. Встреча мне назначена в таком месте, что… в общем, я не хотел идти туда без вас.

– Что за место? – спросила, чтобы спросить.

– Это венская опера, – сказал он.

Элоиза открыла глаза и приподнялась от неожиданности. В оперу с Себастьеном? Хочу-хочу! И черт с ними, с внутренностями!

– Опера? – переспросила она.

– Да-да, именно так, – улыбнулся он.

– И… что будем слушать? – пробормотала она, снова откидываясь на подушки.

– О, я знал, что вы не откажетесь. Будем слушать «Тоску».

– Я согласна, – она снова прикрыла глаза.

Что ж, пусть будет такой последний выход в люди перед… перед неизвестностью.

– Далее, я предлагаю следующий план: в пятницу вечером мы туда улетаем, в субботу спим вволю, и еще, может быть, что-нибудь делаем, придумаем, вечером идем в оперу и там все, что нужно, происходит, в воскресенье опять спим вволю и возвращаемся.

– Прекрасный план.

– Тогда я заказываю отель и билеты на самолет?

– Пожалуй, что так. Только есть один неловкий момент… – в принципе, ей все равно, но лучше не рисковать, конечно.

– Что такое?

– Отдельные комнаты, пожалуйста. Я не уверена в своем состоянии, и мне будет спокойнее, если я не буду никому мешать.

– Элоиза, вы не будете мне мешать. Никоим образом.

– Как вы говорите – не обсуждается. Это условие моего участия.

– Элоиза, я не понимаю.

– Если это непреодолимо, так я никуда не поеду, – она закрыла глаза и выдохнула.

Будь что будет, ей все равно. Слишком всё плохо.

– Хорошо, пусть будет по-вашему. Может быть, вам станет полегче, и вы расскажете мне немного больше?

– Посмотрим, – выдохнула она. – А что за информация? Так, на всякий случай.

– Наш Шарль ищет следы одной картины, уже давно, но неактивно и пока ничего не нашел. Я сам, правду говоря, не очень в теме, больше конкретики знают брат Варфоломей и Лодовико. И вроде как нам обещали что-то об этом рассказать.

– Хорошо, поедем и встретимся с этим вашим человеком.

Она замолчала и закрыла глаза, но руки не отняла. Через некоторое время Себастьен заметил, что она дремлет. Аккуратно положил руку поверх одеяла и бесшумно вышел.

02. Перед неизвестностью

* 3 *

В субботу очень не ранним утром Элоиза проснулась в венском отеле. Накануне вечером они прилетели, где-то поужинали и потом прибыли туда, где и остались ночевать. Отель был невелик, но удивительно комфортен, им достался номер из двух спален и гостиной. Вечером по прибытию в отель Марни предлагал пойти куда-нибудь посидеть или погулять, но ей снова стало плохо. Поэтому никто никуда не пошел.

Она переговорила с кардиналом, обрисовала необходимость операции и с легкостью была отпущена на требуемый срок. Все дела передала Донато Ренци (тут возник конфуз, потому что заместителем очень желал быть Филиппо Верчеза, но ему пришлось дать от ворот поворот), почистила компьютер от личных файлов (мало ли, что случится), и отправилась в Вену в отличной, надо сказать, компании. Погулять, так сказать, напоследок. Однако гадкий организм быстро показал, кто в доме хозяин, и вечером после ужина пришлось извиниться, отправиться в спальню, поставить обезболивающее и лечь.

Элоиза встала, посмотрела на время (близился полдень), умылась, расплелась, расчесала волосы и убрала их в узел. Как была в шелковой пижаме, так и выбралась в залитую солнцем гостиную. Тишина, пустота, на столике возле белого дивана записка: «С добрым утром! Кофе наливают в ресторане внизу, сладости подают там же». Она улыбнулась, забрала записку с собой в комнату и отправилась одеваться.

Через четверть часа Элоиза уже сидела за столиком внизу, в ресторане. Ей принесли кофе-меланж, свежайшую булочку с маслом и кусок торта. Солнце светило сквозь стекло на стол, за окном был незнакомый красивый город – в Вену она попала впервые в жизни. Всё было хорошо, страхи и призраки ее в тот момент не тревожили. Она пила кофе, ела торт и предвкушала вечер.

Такой ее и застал появившийся с улицы Марни.

– С добрым утром, Элоиза, – он сел за стол и кивком головы подозвал официанта.

– С добрым утром, Себастьен. Впрочем, у вас, кажется, уже давно день.

– Не очень давно, на самом деле. Пользуюсь тем, что оказался в Вене, встречался с парой давних знакомцев. Просто так, без дела, – улыбнулся он. – Принесите, пожалуйста, кофе и такой же торт, – попросил он подошедшего официанта.

– И мне, пожалуйста, еще одну чашку кофе, – кивнула ему Элоиза.

– Пойдемте потом гулять? День прекрасен, я проверил, и у нас еще много времени до вечера!

– Хорошо, пойдемте, – легко согласилась она. – Подождете меня здесь?

– Конечно, возвращайтесь.

Элоиза поднялась из-за стола и отправилась наверх, в номер. Оделась, не задумываясь, как получилось, взяла сумку и спустилась вниз.

И дальше прекрасно начавшийся день столь же замечательно продолжился. Они бродили по центру Вены, Марни показал ей Хофбург, Парламент и Ратушу. В парке еще не цвели розы, и он настойчиво предлагал вернуться сюда через пару месяцев и посмотреть, как они будут цвести. Но поскольку Элоиза решительно не хотела загадывать дальше ближайшего понедельника, то легко улыбалась, на все отвечала – может быть, старалась быть легкой и очаровательной и прятать панику. А паника потихоньку нарастала – чем меньше часов оставалось до утра понедельника, тем стремительнее нарастала.

В четыре часа Элоиза сказала, что лично ей нужно возвращаться в отель и собираться. Марни не возражал и они кратчайшим путем туда вернулись. Обед был скорым, она быстро что-то съела и унеслась наверх одеваться. А ему торопиться было решительно некуда, поэтому времени хватило и на звонок в палаццо д’Эпиналь, и на интернет в телефоне.

* 4 *

За час до начала спектакля Элоиза вышла в гостиную. Она предполагала, что привычные процедуры по сборам себя, а потом и общая обстановка праздника (а театр ведь всегда праздник) несколько успокоят ее, в общем, так и получилось. Она даже уже могла улыбаться. Так, слегка. Сегодня платье было из мягкого черного панбархата, длинное и немного со шлейфом, так, чуть ниже пола, на улице придется его подхватить. Туфли тоже обтянуты бархатом, и бархатная же сумочка на цепочке. Бриллианты во всех стратегически важных местах, исключая волосы – сегодня прическа была проще и строже, чем когда-то. Плащ перекинут через руку, перчатки в руке. Окинула взглядом ожидающего ее Марни, впечатлилась. Хорош, безусловно хорош. Ах, как близко нынче локти, и как же затруднительно их кусать!

– Идем?

– Конечно. Вы замечательно выглядите, Элоиза. Выходить с вами в свет – всегда большое удовольствие.

– Вы тоже отлично выглядите. Ваш информатор не упадет в обморок?

– От вас? Возможно. Потеряет дар речи. Вы уж помогите ему в таком случае, хорошо? – он предложил ей руку, и они отправились в оперу.

* 5 *

Да, она правильно сделала, что согласилась сюда поехать. Прекрасное здание, наряженная толпа, ложа в очень удобном месте, и Себастьен рядом. И гори оно все синим пламенем, сегодня ей хорошо. Очень хорошо. Когда начался спектакль, она в принципе забыла обо всем на свете… и вспомнила только тогда, когда в антракте дверь ложи приотворилась, и в нее проник неизвестный ей человек. Он коротко кивнул им обоим и заговорил по-немецки.

Элоиза отодвинулась в угол ложи, пропуская его ближе к Марни и оказавшись у него за спиной. Немецкого она не знала и все, что он говорил, было для нее белым шумом. А Марни, как она уже успела заметить, говорил по-немецки с той же легкостью, что и по-французски. Поэтому мужчины разговаривали, а она сосредоточилась на невербальном понимании происходящего.

Так, во-первых, он искренен. Во-вторых, откровенно беден и хочет заработать. В-третьих, на самом деле что-то знает и готов на определенных условиях этими знаниями делиться. Подробности от Элоизы, понятное дело, ускользали, но в целом картина соответствовала тому, что рассказывал Марни. И да, он видел полотно, которое разыскивают, своими глазами. Один раз. Но она не смогла понять, знает ли он, где это полотно на самом деле находится. Говорил он сбивчиво, возможно просто чувствовал себя неуместно – одет был как-то заметно бедненько, и носить с достоинством то, что на нем надето, не умел. Элоизе случалось видеть мужчин, которые не могли похвастаться достатком, одевались абы как, но при этом излучали такую уверенность, что смотреть на них и то уже было приятно. Этот был не таков… ну да и ладно. Он достал из кармана флешку, отдал ее Марни, Марни в ответ дал ему небольшой узкий конверт, который тот быстро спрятал.

– Наш гость уже уходит, – вдруг сказал Марни по-французски.

– До свидания, сударь, – произнесла Элоиза также по-французски.

– Мадам, – пришелец неуклюже поклонился ей и вышел.

Марни дождался, пока за ним закроется дверь, потом спросил:

– Ну и как вам?

– С учетом того, что я ничего не понимаю по-немецки…

– Правда? – он был очень, очень удивлен.

Всю дорогу и в отеле она говорила с персоналом по-французски. С Марни, впрочем, тоже – как и всегда.

– Абсолютная правда. Поэтому я не смогу рассказать вам много подробностей. Он был правдив, это точно, он очень рассчитывал на эти деньги, и был готов делиться информацией за деньги. И… он видел картину своими глазами, но не факт, что он знает, где эта картина находится.

– Ну ничего себе! И это без знания языка! – Марни откровенно восхитился.

– А вам-то он что рассказал?

– Что служил в доме человека, который некоторое время владел картиной. Но потом картина исчезла из дома, и он не знает, куда – продали ее, подарили, похитили или что-нибудь еще. Он дал нам информацию, будем проверять. А вам – огромное спасибо. По крайней мере, понятно, что он на самом деле в курсе вопроса и к его сведениям можно относиться серьезно.

И тут занавес открылся и начался второй акт.

Когда спектакль закончился, Элоиза была благостна и довольна. Все отлично. Опера, работа, вот опять же прекрасный кавалер… А в больницу еще только в понедельник. И ура.

– Что вы думаете об ужине? – спросил Марни.

– Думаю, что это будет правильно, – ответила она, не глядя на него, но улыбаясь.

– Вот и отлично. Поехали.

И они поехали ужинать.

03. Коньяк и сорочка

* 6 *

За ужином обсуждали оперу. Элоиза слышала «Тоску» несколько раз, на нескольких сценах и с разными исполнителями, а Марни уже доводилось бывать в венской опере, так что о чем поговорить, нашлось. И так бы оно все и осталось, но в тот момент, когда мясо было доедено, а десерт еще не принесли, Себастьен вдруг позвал ее танцевать.

– А пойдемте? – подошел к её стулу, взял за руку, коснулся пальцев губами.

– А пойдемте, – сказала она, снова не глядя на него.

Положила руку ему на плечо, продолжала очень тщательно «не глядеть». И не обращать внимания на его руки где-то на лопатках и его губы возле самого уха.

– В понедельник я в Риме встречаюсь еще с одним источником по нашей пропавшей картине, пойдете со мной?

– С удовольствием бы пошла, но не смогу. Я буду сильно занята, я ухожу в отпуск надолго, – ну вот, опять понедельник. А как хорошо было не помнить об этом!

– Точно, как я мог забыть, мне же говорили! Вы поедете к родственникам в Париж? Или в Шатийон?

– Нет, – тихо проговорила она.

– Но если вы с ними встретитесь, передадите от меня привет вашему дяде?

И тут плотину прорвало. Она взглянула на него, хотела вежливо сказать, что ничего не может обещать и вообще, но вместо этого расплакалась. Слезы как будто сами хлынули из глаз, и она ничего не могла сделать, чтобы их остановить. Она только тяжело дышала, хлопала ресницами, потом и вовсе зажмурилась, а слезы все текли и текли.

– Так. Понятно. То есть ничего не понятно, но пошли обратно за стол, – не отпуская Элоизу, Марни повел ее обратно к их столу в укромном уголке. Усадил, дал в руку бокал вина. – Пейте, – она молчала и всхлипывала. – Пейте, я сказал! – добавил он жестче и строже.

Она глотнула раз, другой.

– Простите…

– Да причем тут «простите»! Что случилось? – он спрашивал так, что не отвечать было невозможно.

– В понедельник утром я ложусь в больницу. На операцию. Сложную. Что дальше, я просто не знаю, – выдавила из себя она, и снова градом полились слезы.

– Вот так сюрприз, – он нахмурился. – И вы мне тут недавно пытались доказать, что все в порядке и вас свалило с ног легкое недомогание? Ладно, тогда сейчас возвращаемся в отель. Похоже, вы еще недостаточно выпили, чтобы говорить всё, как есть, а пить и рыдать лучше на своей территории.

– Не нужно ничего говорить, – прошептала она.

– Да ну? Если бы так, вы были бы спокойнее, нет? Вот скажите, с кем вы обсуждали вашу операцию? Именно что обсуждали, а не просто поставили в известность о вашем отсутствии?

– С Доменикой, – с готовностью ответила она.

– Кто это – Доменика?

– Моя родственница. Врач. Хирург.

– Она разбирается в вопросе?

– Да. Она будет ассистировать на операции.

– А с кем еще? С Анной?

– Нет.

– С вашими французскими родственниками?

– Нет.

– Оно и видно. Всё, поехали.

* 7 *

Они приехали в отель, поднялись в номер. Себастьен был решителен и мрачен и всю дорогу не отпускал ее руки. Он усадил ее на диван, налил воды и вложил стакан в руку. Она молча выпила.

– Сидите и никуда не выходите, ясно? – сказал ей строгим голосом и вышел.

Тем не менее, Элоиза встала, сходила умылась, взяла платок, приложила к носу. Вот еще не хватало, разревелась, как дура. Кому нужны рыдающие дуры?

Марни вернулся с парой бутылок коньяка, следом за ним шла горничная с подносом, на подносе были бокалы, на тарелках рядом – фрукты и какие-то сладости. Горничная с интересом посмотрела на роскошно одетую даму с красными глазами и хлюпающим носом, и исчезла. Марни сел на стул с другой стороны стола.

– Так вот, сердце моё, садитесь поудобнее, и будем пить. Вам же не завтра в стационар, а в понедельник? Завтра выспитесь и будете, как новенькая.

Он разлил коньяк, один бокал дал ей, второй взял сам, пододвинул к ней блюдце с ломтиками лимона. Элоиза глотнула и зажмурилась. Коньяк разлился по внутренностям, стало горячо. Лимон, апельсин, ломтик яблока. Затем допила все, что еще оставалось в бокале. Молчала, прятала глаза.

– Я правильно понимаю, что на самом деле ситуация серьезнее, чем вы сказали мне тогда, так?

– Так.

– Скажите уже, что за операция.

– Удаление множественных новообразований.

Марни беззвучно выругался.

– Это я не про вас, это я про ситуацию. Но вы давайте, рассказывайте дальше, – налил еще и ей, и себе.

– Вы уверены, что вам стоит это знать?

– Абсолютно.

Элоиза выпила коньяк и снова начала лихорадочно вытирать слезы.

– Да просто ничего хорошего, понимаете?

– Ну, это я уже понял, а как на самом деле? – он поставил бокал на стол и пересел на диван. Сбросил смокинг, обнял ее и стал гладить по голове, чем вызвал новый поток слез. – Ладно, плачьте, потом поговорим.

– Сейчас намокнет ваша красивая сорочка, – она попыталась отстраниться, но он ей не дал.

– Тихо! Я вас не отпускал никуда. С сорочкой разберемся, если возникнет необходимость. Вы вообще когда в последний раз плакали в чью-нибудь сорочку? – строго спросил он.

Она подняла на него недоуменный взгляд.

– А это обязательно делать?

– Мне кажется, иногда нужно. А как это выглядит – плакать в сорочку, пить ночь напролет или еще что-нибудь – уже не важно, главное, чтобы было, с кем.

– Вы пытаетесь совместить известные вам приемы?

– Ну да. Давайте разложим по полочкам вашу ситуацию. Операция на самом деле нужна? Нет возможности вылечиться как-нибудь без нее?

– Нет, я слишком затянула. Доменика сказала, если хотя бы месяц назад…

Он улыбнулся.

– Я не буду спрашивать вас, что вы делали месяц назад. Мне тоже случалось, гм, не обращать внимания на разные сбои в организме. Дальше. Вы знаете хирурга, который будет вас оперировать?

– Да, Доменика нас познакомила.

– Вы доверяете ему?

– А что остается? Доменика его знает, она плохого не посоветует.

– Значит, и впрямь ничего не остается, кроме как сдаться на милость этого самого врача. И пусть он все сделает в лучшем виде.

– Но я боюсь! Я очень, очень боюсь, – проговорила она и снова расплакалась.

– Это нормально, сердце моё, – подушечки его пальцев скользили по ее щеке, потом по шее. – Вы живой человек, а человеку свойственно испытывать страх. Не поверите, мне тоже случается бояться.

– Вам? – она удивилась.

– Я тоже живой, представьте себе. Знаете, чем хорошо лечить такой вот иррациональный страх за свою жизнь?

– Чем? – она вправду заинтересовалась.

– Совсем немного ласки, и вы сможете взглянуть на ситуацию под другим углом, – его лицо было совсем, совсем рядом с ее лицом. – Вместе мы прогоним любые страхи, и все станет проще, вот увидите!

– Я верю вам, но…

– Какие могут быть «но»? Что изменилось, Элоиза?

– Ничего. Только… – она запнулась.

– Что «только»?

– Вы действительно хотите это услышать?

– Конечно!

Она мрачно взглянула на него и выложила:

– У меня кровотечение. Уже третью неделю. Очень сильное. Мои внутренности болят, не переставая. Ну какая тут ласка, скажите? Я ничего не могу и ничего не хочу.

Он на мгновение зажмурился, потом прижал ее к себе.

– Бедная моя Рафаэлита, – он продолжал гладить ее по голове. – Как можно вам помочь, скажите?

– Да чем тут поможешь? Только хирургия, а о том и речь. Сейчас разве что правда еще выпить, – она потянулась, хотела плеснуть себе в бокал, но он перехватил ее руку.

– Сами будете себе наливать, если вздумаете пить в одиночестве, понятно? – налил и дал бокал.

У нее снова потекли слезы. Она сняла с плеч его руку, встала.

– Знаете, мне, наверное, пора спать.

Элоиза ушла к себе, бродила по спальне, переодевалась, ходила в ванную, потом попыталась лечь спать. Но спать не получалось. Она встала, отворила дверь и вернулась в гостиную. В шелковой пижаме и с заплетенными в косу волосами.

Он никуда не ушёл, крутил бокал в руках. Посмотрел на неё с интересом.

– Я подумала, что спать сейчас все равно не получится, надо выпить еще, а после уже и уснуть будет проще, – сказала она и села на диван рядом с ним.

– То есть, налить еще? – спросил он.

– Да. Наливайте.

Они выпили, после чего она сообщила ему, что он очень любезен, и вечер, несмотря не на что, удался. Потом, кажется, выпила еще. Алкоголь и усталость брали верх, спать хотелось. Но не хотелось уходить. Кажется, он всё-таки снял свою белую сорочку и сказал, что жарко. А потом она все-таки уснула. Прямо на диване. Или у него на плече?