Текст книги "Всему вопреки"
Автор книги: Салли Стюард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)
– И чтобы никаких крошек в моей машине!
Чарльз достал ключи, и Мэри вынудила себя отвернуться. Распечатав коробку, она сунула в рот крекер и принялась старательно жевать, хотя знала, что все равно не сумеет проглотить ни крошки – слишком у нее пересохло во рту.
Мучительно долго тянулись секунды, а двигатель все не заводился, и Мэри позволила себе робко понадеяться на удачу.
Чарльз выругался, и надежды ее окрепли.
– Что ты сделала с зажиганием, чертова сука?
Подняв голову, женщина в упор взглянула на него.
– А с какой стати мне что-то делать? Я ведь уже сказала, что мне не нужен твой ребенок. И потом, я же все равно в наручниках.
Чарльз одарил ее убийственным взглядом, подергал рычаг переключения скоростей и снова принялся возиться с зажиганием.
Через несколько минут он уже обливался потом, но успеха так и не добился.
– Я же знаю, что это твоих рук дело! – прошипел он. – Только зря надеешься – ты всего лишь получила отсрочку. Оттянула неизбежное. Вот сейчас я свяжусь с участком и попрошу прислать буксир. Ты так и поедешь в наручниках, а шофер буксира без труда подбросит нас к дому доктора Уилкокса...
– Уилкокса? – потрясенно выпалила Мэри. – Да ведь он же наш семейный врач! Он принимал роды у моей матери, проводил мне тест на беременность! С какой стати он...
Мэри осеклась, не в силах выговорить страшных слов.
– Наш дорогой доктор оказался не в меру жаден. Он решил подработать на продаже наркотиков и попался. На его счастье, я человек разумный. Я оказал ему услугу, а теперь он окажет услугу мне. Словом, можно считать, что мы друзья.
Уж если Чарльз подмял под себя такого человека, как Сэм Уилкокс, какой же громадной властью он обладает? И куда придется бежать Мэри, чтобы навсегда вырваться из его сетей?
Не впадай в отчаяние, твердо сказала себе Мэри. Ты просто не имеешь права отчаиваться!
Но и сохранять надежду ей становилось все труднее.
Минут через двадцать к станции подкатил муниципальный буксир. Мэри осталась сидеть в машине, сложив на коленях скованные руки, а Чарльз вышел поговорить с водителем буксира.
И тут подъехала еще одна полицейская машина. Распахнулась дверца, и на тротуар шагнул Клайд Хартман.
Благодарение Господу! Клайд ее знает. Он спасет ее!
Мэри уже собиралась окликнуть его, но остановилась. Если Чарльз обладает властью над доктором Уилкоксом, он наверняка сумел прибрать к рукам и Клайда. Ведь позволил же Клайд тогда, после смерти Бена, отвезти ее на аборт?
Трое мужчин остановились около буксира, и Мэри слышала, как Чарльз толкует что-то о проблемах с зажиганием. Потом Клайд отделился от компании и направился было к машине, где сидела Мэри, но Чарльз ухватил его за плечо.
– Поверь мне, – со смешком сказал он, – я сделал все, что мог.
– Да я и верю, Чарльз, – просто хочу сам глянуть, что и как. Мне ведь, прежде чем стать полицейским, доводилось чинить автомобили. И уж бегали те развалюхи потом, как новенькие!
Стряхнув с плеча руку Чарльза, Клайд распахнул дверцу машины, пригнулся – и только сейчас увидел, кто сидит на переднем сиденье.
– Мэри! – воскликнул он, расплываясь в широкой улыбке – никогда еще в жизни Мэри не видела такой чудесной улыбки.
– Привет, Клайд.
Мгновенно посерьезнев, Клайд забрался на водительское сиденье.
– Как поживаешь? – спросил он. – Мы тут все за тебя беспокоились. Чарльз говорил, что ты была вроде как не в себе и потому не смогла прийти на похороны, а отправилась погостить у друзей. Сейчас-то тебе лучше?
Мэри ответила ему доверительной улыбкой.
– Сейчас все в порядке, Клайд.
– Тебе кто-нибудь сообщил насчет Эдгара? – спросил он осторожно, словно боялся причинить ей новую боль.
– Эдгар? Что случилось с моим свекром?
На миг у Мэри потемнело в глазах. Господи, только не это! Еще одной потери она просто не переживет!
– Да он уже поправляется, – сказал Клайд, и Мэри вздохнула с облегчением. – Хотя врачи очень долго боялись, что не выкарабкается. После гибели Бена у него случился инфаркт... но сейчас доктор говорит, что Эдгар проживет долго, если будет избегать волнений.
Клайд хотел взять Мэри за руку и тут увидел наручники.
– Это еще что такое? – оторопело спросил он.
Чарльз облокотился об окошко со стороны Мэри.
– Это ради ее же блага, – заявил он. – Люди, у которых она гостила, отправили ее назад подлечиться. У нее сильно расшатаны нервы. Очень сильно. Пыталась даже покончить с собой. Сейчас я везу ее к доктору.
Потрясенный до глубины души, Клайд схватил ее за руки.
– Ох, Мэри, разве ж так можно? Бен бы никогда не одобрил такого поступка!
– Я не пыталась покончить с собой, – твердо сказала Мэри.
Секунду она боролась с искушением рассказать Клайду всю правду – быть может, он поверит ей хотя бы настолько, что согласится проверить факты. Но что если ее рассказ лишь подтвердит досужие домыслы Чарльза о ее нервном срыве?
И даже если Клайд захочет ее выслушать – не постигнет ли его потом та же участь, что и Бена?
– Все это просто недоразумение, – заторопилась Мэри, импровизируя на ходу. – Я проснулась посреди ночи с жуткой головной болью и пошла поискать аспирину. Голова у меня просто раскалывалась, да еще в темноте, в незнакомом доме... словом, я по ошибке взяла не тот пузырек и выпила три таблетки снотворного моей... моей тети. Она очень старенькая, и когда не смогла утром меня добудиться, то вообразила себе невесть что.
Боже, как хорошо она научилась лгать!
Минуту Клайд испытующе разглядывал Мэри, затем повернулся к Чарльзу.
– Так оно и было?
– Не совсем. Она проглотила все, что оставалось в пузырьке.
– Неправда! Тетушке Гертруде почти девяносто. Она вечно все забывает. И вообще, она мне не тетя, а двоюродная бабушка.
– Чарльз, – негромко сказал Клайд, – думаю, что ты можешь снять с Мэри наручники.
Мэри протянула Чарльзу скованные запястья и, пока он возился с замками, едва удержалась от искушения бросить на него торжествующий взгляд, но не осмелилась дразнить опасного зверя. Да и торжествовать пока еще рано.
– Послушай, Мэри, – продолжал между тем Клайд, – тебе и вправду довелось пережить сильное потрясение. Думаю, все же стоит обратиться к врачу...
Мэри потерла занемевшие запястья.
– Обязательно, Клайд. Позвоню доктору Уилкоксу и условлюсь, когда он сможет меня принять. Только все же сейчас я хочу поехать домой. С тех пор, как умер Бен, прошло уже две недели, и пора мне учиться жить без него.
– Вот и умница, – Клайд заулыбался и ласково погладил ее руку.
– Подбросишь меня?
– Мэри, – торопливо вмешался Чарльз, – я же сказал, что отвезу тебя.
– Нет, ты говорил, что везешь меня к доктору, а я и сама в состоянии туда добраться. Кроме того, тебе все равно сейчас придется ехать в город на буксире, а вот Клайд запросто доставит меня домой.
– И с огромным удовольствием, – добавил Клайд. – Когда я узнал, что у Чарльза неполадки с машиной, то решил сам подъехать на место – вдруг да понадобится моя помощь. В участке сейчас дел почти никаких, так что, Мэри, мне совсем нетрудно оказать тебе такую услугу.
– Спасибо, Клайд. Большое спасибо.
Мэри распахнула дверцу и выбралась из машины, чувствуя спиной ненавидящий взгляд Чарльза. Эта ненависть тянулась за ней по пятам, точно черная ядовитая туча. Да, времени на бегство у нее остается немного. Добраться до дома, кое-как собрать вещи, сесть в машину – и ходу.
И помочь ей некому. Нельзя даже обратиться за помощью к Эдгару и Дорис – и не только потому, что на них может обрушиться ненависть Чарльза. Нужно поберечь больное сердце свекра. Нет, сейчас Мэри не может рассчитывать ни на кого, кроме себя самой.
Ей нужны деньги, так что придется закрыть их с Беном банковские счета. Надо бы уговорить Клайда остановиться возле банка – тогда можно не бояться, что Чарльз перехватит ее там.
А потом уже можно будет позвонить, уладить дело с продажей мебели и, быть может, самого дома. Вряд ли Мэри еще вернется сюда, вряд ли еще увидится с Эдгаром и Дорис. Слезы подступили к глазам Мэри – вот так окончательно рушится будущее, о котором мечтала она вдвоем с Беном.
Но для слез сейчас тоже нет времени. Бена больше нет, и все их мечты и надежды обратились в прах, в ничто. Вся ее жизнь, весь смысл существования заключен сейчас в крохотном комочке плоти, который зреет в ее чреве. Спасти ребенка – вот на что она бросит сейчас все свои силы.
Но куда же уехать, чтобы Чарльз до нее не добрался?
В большой город. Нью-Йорк? Лос-Анджелес? Все, что Мэри знает об этих городах, почерпнуто из уроков географии да телепередач. Они для нее словно другие планеты, и сама мысль о том, чтобы очертя голову ринуться в совершенно новую жизнь, очень ее пугает. И все же это не так страшно, как угрозы Чарльза. Куда страшнее потерять своего малыша, так ни разу и не подержав его на руках, не услышав его голоса.
Мэри села на переднее сиденье рядом с Клайдом, откинулась на спинку и бережно приложила ладонь к своему чуть округлившемуся животу.
«Все будет хорошо, мое солнышко. Мамочка любит тебя сильнее всего на свете. Да, любовь не уберегла ни Бена, ни моих отца и маму... но, чего бы это ни стоило, тебя я уберегу. Ты расти себе, расти, а мамочка обо всем позаботится. Всем сердцем клянусь, что уберегу тебя от беды. Любой ценой».
ГЛАВА 16
После вчерашнего дождя утро выдалось прохладное, но солнце палило все так же немилосердно, а значит, от утренней свежести скоро не останется и следа.
Ребекка уложила чемодан в багажник своей машины и оглянулась на захудалый мотель, где ей довелось провести всего лишь несколько дней. Совсем мало – так почему же ей сейчас так грустно уезжать отсюда, если мотель не понравился ей с первого взгляда?
Неужели она так устала от одиночества, что готова прилепиться сердцем к первому попавшемуся жилью или человеку?
– Ну что ж, – сказал Джейк, распахнув дверцу своей машины, – через двадцать минут мы должны быть у Лоррейн Гриффин. Она хорошо объяснила, как доехать, так что времени у нас довольно. – Он поколебался. – Ты уверена, что хочешь поехать со мной? Можешь подождать меня здесь. До одиннадцати тебя никто не вправе выставить из номера.
Ребекка горько усмехнулась.
– Если без одной минуты одиннадцать я еще буду здесь, мне, пожалуй, разворотят взрывом дверь и запустят в номер стаю тарантулов.
Джейк потер ладонью затылок.
– Чем черт не шутит... Ладно, можешь просто ехать за мной. Движение сейчас небольшое, так что не отстанешь.
Он уселся в машину и завел мотор.
Ребекка сделала то же самое и поехала за седаном Джейка.
Неплохая мысль – отправиться к Лоррейн Гриффин каждому в своей машине.
Минувшей ночью, после того как Джейк избавился от змеи, они оба ощутили неприятную неловкость. Ребекка ясно читала в его глазах, что он не против провести с ней ночь – или, во всяком случае, часть ночи. Словом, продолжить то, что началось в грозу в садовом сарайчике. Ребекка и сама хотела того же, но сильней плотского желания был страх, что после нахлынет все та же страшная пустота, то же безмерное отчаяние.
А потому они разошлись по номерам, и Ребекка приняла решение: она вернется в Даллас и там будет ждать отчетов Джейка. Быть может, в Далласе ей и вовсе делать нечего, но события в Эджуотере тоже не сулят особых радостей.
Ребекка приехала сюда, чтобы вернуть свою жизнь в привычную, устойчивую колею, а между тем день ото дня все больше погружалась в хаос. Теперь уже ясно, что своим настоящим родителям она не нужна, а Джейку... Разве что изредка, в те краткие блаженные минуты, когда их соединяет страсть, и оттого еще больней потом, когда возвращается одиночество.
Из мотеля их вышвырнули как нельзя вовремя. Завтра суббота, и Джейк наверняка отправится в Даллас на выходные. Интересно, частные детективы вообще работают по выходным или нет? В любом случае ему придется подыскать себе новое пристанище, а Ребекка вернется в Даллас, в свою квартиру.
Только после того, как они поужинают с Дорис.
Дорис Джордан – единственный светлый лучик во мраке безнадежных поисков, единственный человек, который рад Ребекке, которому она, кажется, нужна. Нет, она не уедет отсюда, не попрощавшись с Дорис.
Вслед за Джейком Ребекка затормозила у старинного дома с аккуратно подстриженной лужайкой и идеально ровными рядами кустарника. Этот дом был внешне очень похож на жилище Дорис, только вот не радовал глаз красочный хаос посаженных как попало цветов. Да и ничто здесь не радовало глаз – обычный дом, каких тысячи.
Ребекка вышла из машины и бок о бок с Джейком направилась к дому.
Лоррейн Гриффин пристально смотрела на них из-за прозрачной двери, но открывать не спешила.
Как и Дорис Джордан, эта женщина потеряла мужа и единственного ребенка. Как и Дорис, она была высокого роста и примерно тех же лет. В остальном они были похожи не больше, чем их дома.
Мать Джейнел Гриффин была крупного сложения, ширококостной, и даже если б ей удалось сбросить лишние полсотни фунтов, все равно она бы не превратилась в тростинку. Седеющие волосы стянуты на затылке в строгий пучок, на длинном лице застыло неприступное уныние. Коричневое платье незамысловатого фасона удачно завершало эту картину.
– Миссис Гриффин?
Женщина коротко кивнула.
– Я – Джейк Торнтон, а это – Ребекка Паттерсон. Это я звонил вам примерно полчаса назад.
Лоррейн Гриффин молча оглядела Ребекку с ног до головы, и та мысленно поежилась, осознав вдруг, как откровенно и вызывающе выглядит ее белый летний сарафанчик, еще утром казавшийся таким скромным.
Боже, только бы эта ханжа и впрямь не оказалась ее бабушкой!
– Это вы ищете своих родителей?
– Да, я.
– Тогда не понимаю, с какой стати я вам понадобилась. Хотите обвинить мою Джейнел в том, что она путалась с мужчиной? Моя дочь была хорошей, благонравной девочкой. Каждое воскресенье ходила в церковь, не то что некоторые.
– Миссис Гриффин, мы ни в чем не обвиняем вашу дочь, – заверил Джейк. – И всякая информация, которую вы сообщите нам о ней или о других людях, будет считаться строго конфиденциальной.
– Я не сплетница.
– Понимаю. Мы и не хотим никому создавать проблем. Моя клиентка просто хочет отыскать свою мать по причинам медицинского свойства.
Лоррейн нацепила на нос очки, которые висели на цепочке у нее на груди, и пристально оглядела Ребекку.
– Вид у нее и впрямь нездоровый. Что это за болезнь?
«Не глухота!» – захотелось крикнуть Ребекке, но вместо этого она ровно сказала:
– Так, ничего серьезного.
– Можно нам войти? – спросил Джейк.
– А она не заразна?
– Нет. Не заразна.
Боже мой, подумала Ребекка, и эта женщина – вдова священника?! Остается лишь надеяться, что муж миссис Гриффин был куда милосерднее, чем она сама.
Лоррейн Гриффин открыла дверь, пропуская их в дом.
И снова Ребекка не смогла удержаться от сравнений. Обстановка в доме была той же эпохи, что и у Дорис, но на этом всякое сходство кончалось. Перед коричневым плюшевым диваном стоял кофейный столик – ровно посередине, ни на миллиметр левее или правее – и точно в центре его стояла ваза с золотистыми пластмассовыми цветами, под цвет ковра. По обе стороны от дивана помещались столики поменьше – на них красовались совершенно одинаковые лампы с абажурами. Все здесь было точно, размеренно, строго и аккуратно. И уж наверняка в посудном шкафчике Лоррейн Гриффин не найдешь разномастных тарелок, буйно расписанных садовыми цветами.
– Присаживайтесь. Хотите что-нибудь выпить?
Неистребимое техасское гостеприимство... Но как же недостает в нем техасской теплоты!
– Нет, спасибо, – тотчас отозвалась Ребекка.
– Спасибо, – повторил Джейк, – не стоит. Мы сытно позавтракали.
Они устроились на коричневом диване, а Лоррейн уселась в обитое таким же плюшем кресло, примерно скрестив отекшие лодыжки. Хотя в окне непрерывно мурлыкал кондиционер, сохраняя искусственную прохладу, в комнате было трудно дышать и слегка пованивало каким-то химикатом – пестицидом, что ли? Хотя какая букашка осмелилась бы вторгнуться в незыблемое царство безупречной Лоррейн Гриффин?
– Как долго ваша дочь встречалась с Чарльзом Мортоном?
Лоррейн помрачнела.
– У моей дочери не было и не могло быть ничего общего с этим сыном Сатаны! Кто сказал вам такую чушь?
Ребекка от всего сердца пожалела покойную Джейнел Гриффин. Нелегко, должно быть, иметь такую мать!
– Всякое болтают, – уклончиво ответил Джейк.
– Это ложь!
– Разумеется, – тотчас согласился он. – Я это понимаю, но мне ведь приходится проверять каждую версию. И сдается мне, что такой удачливый ловкач без труда сумел бы втереться в доверие невинной и простодушной девушки – такой, например, как ваша дочь.
Лоррейн вздохнула, и в ее блеклых глазах мелькнула печаль, смешанная с досадой.
– Да, она и вправду была невинна. Не от мира сего. Понимаете, отец ее был священником, и ей казалось, что весь мир похож на нашу церковь. Она попросту не знала, что такое зло.
– И как же тяжко далось ей в конце концов это знание, – вполголоса заметил Джейк, и Ребекка затаила дыхание, гадая, попадется ли миссис Гриффин в эту незатейливую ловушку.
Лоррейн поджала губы.
– Чарльз Мортон – воплощенное зло. Разумеется, он очень хотел бы совратить мою девочку. Мрак всегда ненавидит свет и стремится утвердить свою власть над ним. Если Мортона никто не остановит, скоро он оплетет своей черной сетью всю эту страну, как оплел... пытался оплести мою Джейнел.
Джейк кивнул и слегка подался вперед, безмолвно поощряя Лоррейн продолжать. Ребекка молча восхищалась его ловкостью. Да уж, этот человек в совершенстве овладел наукой манипулировать себе подобными – тем более что ему самому от этого ни жарко ни холодно.
– Они познакомились на благотворительной распродаже выпечки, – продолжала Лоррейн, – и сразу было ясно, что Мортон лелеет самые злые намерения. Несколько раз он заходил в нашу церковь. Дивлюсь, как Господь не поразил молнией этого богохульника. Заявлялся он иногда на вечеринки, которые мы устраивали для нашей молодежи, но Джейнел не хотела иметь с ним ничего общего.
– Судя по вашим словам, вы очень гордились своей дочерью.
– Разумеется!
– Мне бы хотелось взглянуть на ее фотографию – если найдется.
Лоррейн окинула их обоих подозрительным взглядом и неохотно вышла из гостиной.
– Моя мать была совсем миниатюрной, – прошептала Ребекка. – Если Джейнел пошла ростом в свою мамочку, значит, ее можно смело вычеркивать из нашего списка.
– Знаю, – кивнул Джейк. – Погодите, глянем сначала на фотографию.
Вернулась Лоррейн и молча протянула Джейку семейную фотографию в рамке. Ребекка придвинулась ближе, силясь отыскать в незнакомых лицах фамильные черты.
– Это мой покойный муж. – Лоррейн указала на унылого мужчину, который был ниже супруги на добрых пару дюймов. Сама Лоррейн, судя по фотографии, за эти годы мало изменилась. – А вот это Джейнел.
На фотографии рядом с Лоррейн стояла невысокая худенькая девушка с темными волосами, которые, как у матери, были стянуты в тугой пучок на затылке. Ее простое невыразительное лицо было бы куда привлекательней, если б тронуть его косметикой, по-иному причесать волосы и добавить улыбку.
Неужели это грустное бесцветное существо и есть та женщина, которая дала жизнь Ребекке? Даже на этой не слишком удачной фотографии Джейнел выглядела печальной, одинокой, неуверенной в себе. Да, она могла стать легкой добычей для Чарльза Мортона.
– Говорят, будто они собирались пожениться, – как бы невзначай ввернул Джейк.
Лоррейн забрала у него фотографию и вернулась в кресло. Теперь ее губы сжались так жестко, что морщинки в уголках рта побелели.
– Времена тогда были другие. Если холостой мужчина крутился около незамужней женщины, все считали, что у него самые честные намерения. Не то что теперь – женщины так и норовят нырнуть в постель к первому встречному.
Судя по ее выразительному взгляду, она подозревала Джейка и Ребекку именно в таком предосудительном поведении. Девушка едва удержалась от соблазна прямо сообщить этой старой ханже, что как раз в постель к Джейку она еще не ныряла – потому что им подвернулся шаткий стол в сарайчике посреди парка...
Она поспешно прикусила губу – нет уж, не стоит мешать Джейку. Пускай сам ведет этот разговор.
Джейк между тем вынул из кармана карандаш и блокнот.
– Кто? – спросил он.
– То есть? – не поняла Лоррейн.
– Кто именно и с кем нырял в постель в шестьдесят девятом году? Могу побиться об заклад, что родители Ребекки не состояли в законном браке – иначе они не отдали бы ее на удочерение. Если мы узнаем, кто с кем крутил тогда шашни, нам, по крайней мере, будет откуда начинать поиски.
Лоррейн Гриффин поставила фотографию на кофейный столик и чопорно сложила руки на коленях.
– Я не сплетница, – заявила она.
– А мы и не сплетничаем, миссис Гриффин. Мы ведем очень важное расследование.
Именно в таком заверении миссис Гриффин и нуждалась.
– Ну... Кей Лэнгли и Мюррей Джонсон вечно ходили вместе, держались за руки и целовались прилюдно. А еще – Боб Хортон и дочка Уилсонов... как бишь ее звали?
Джейк скрупулезно заносил в блокнот имена, перечисленные Лоррейн, – в этом списке явно был весь город, и, судя по всему, охватывал он не только шестьдесят девятый год.
– Память у меня уже не та, что прежде, – наконец заключила она. – Больше я сейчас ничего не могу припомнить.
– Вы и так нам очень помогли. Если в этом списке не окажется тех, кого мы ищем, мы заглянем к вам еще разок – может, вы еще кого припомните.
– Наверняка припомню, – кивнула Лоррейн.
Джейк поднялся, и Ребекка последовала его примеру. Она не могла дождаться минуты, когда покинет наконец эту душную, пропахшую химикатами тюрьму.
– Спасибо вам за помощь, миссис Гриффин. И позвольте мне выразить свои соболезнования по поводу смерти вашей дочери. Я знаю, что это случилось давно, но подобные раны никогда не заживают.
Лоррейн Гриффин тоже поднялась.
– Что верно, то верно. Беда матери, пережившей свое дитя.
– Как она умерла?
Глаза Лоррейн настороженно сузились.
– Несчастный случай, – кратко отрезала она и воинственно вскинула подбородок, словно ожидая возражений.
– Да, я так и думал. Она ведь была еще молода. Автомобильная катастрофа?
Губы Лоррейн дернулись.
– Нет. У Джейнел была бессонница, и этот коновал, Сэм Уилкокс, выдал ей рецепт на снотворные. Жаль, что я об этом не знала, не то отобрала бы всю эту дрянь и спустила в унитаз.
Она смолкла, крепко сжимая губы, и впервые за все время Ребекка ощутила сочувствие к этой непреклонной женщине. Все же Лоррейн Гриффин любила свою дочь. Быть может, именно эта потеря так изменила ее. Быть может, она не всегда была так бесчувственна и безжалостна.
– Моя Джейнел не знала, что это очень сильное снотворное... и приняла слишком много таблеток. Врач сказал, что такое часто случается: человек проснется посреди ночи, не помнит, сколько таблеток он уже принял, и глотает еще. Как видно, это случилось и с Джейнел. Она легла спать... и не проснулась.
Лоррейн повернулась к Ребекке и впервые за все время разговора в упор поглядела на нее.
– Всякая мать, которая бросает свое дитя, недостойна того, чтобы ее разыскивать. Я не верю, что вы больны – разве что болит душа, но, кого бы вы ни отыскали, этой боли вам не исцелить.
– Я это учту, – пробормотала Ребекка.
Даже добрый совет в устах этой женщины звучал как удар хлыстом.
Джейк еще раз поблагодарил Лоррейн Гриффин за содействие, и они вышли из дома.
На улице Джейк остановился и обернулся к Ребекке.
– Может, купим пару жареных цыплят и перекусим в парке, на свежем воздухе? Не знаю, как ты, а мне после этого визита до смерти неохота оказаться снова в четырех стенах.
– Да, пожалуй, – чуть помедлив, согласилась Ребекка.
Как небрежно он упомянул парк – словно ничего вчера и не произошло, словно и не там стоит жалкий сарайчик, который послужил прибежищем их безудержной страсти.
Или, как сказал Джейк, секса.
Когда вскоре после полудня они оказались в парке, погода все еще была вполне сносной, хотя Джейк подозревал, что это ненадолго и дневная жара скоро возьмет свое.
Он положил пакет с жареными цыплятами на столе для пикника – самом ближнем к пресловутому сарайчику. И не потому, что Джейк хотел быть поближе к этому напоминанию о вчерашнем безумстве – а потому, что хотел рассеять чары этого безумства, соединить дурманящие воспоминания с обыденностью – жареные цыплята, трезвый разговор о делах, рыжие хвосты белок, резвящихся в кронах... Словом, что угодно, кроме тех сумасшедших минут, которые снова и снова возникали в его памяти всякий раз, когда он смотрел на Ребекку. Или просто думал о ней.
А это случалось даже слишком часто.
Сейчас она сидела напротив и в белом легком сарафане казалась чуть смуглей обычного. Тонкие пальцы изящным движением разорвали бумажный пакетик и небрежно воткнули соломинку в пластиковый стакан с напитком.
Черт подери! Самый обыденный жест, а между тем у Ребекки он казался исполнен глубочайшего эротического смысла. И даже запах жареных цыплят не в силах был заглушить тончайшего аромата согретых солнцем цветов – аромата ее кожи, который в сознании Джейка был теперь прочно связан со сладостью ее жаркого и податливого тела...
Он решительно воткнул соломинку в свой стакан, разорвал пакет с едой и ожесточенно впился зубами в цыплячью ножку.
Ребекка выбрала крылышко, аккуратно разорвала его на несколько частей и уставилась на них так, словно увидела впервые.
– Мы ведь только попусту потратили время, правда? – тихо спросила она. – Беседа с Лоррейн Гриффин не дала нам ничего нового.
Джейк пожал плечами.
– Отчего же? Мы узнали, что если бы Джейнел Гриффин забеременела, она ни за что на свете не решилась бы оставить ребенка.
Ребекка скептически покосилась на него.
– Ты так думаешь? Даже после того, что Лоррейн сказала о женщинах, которые бросают своих детей?
– Может быть, именно поэтому она так и сказала. Чтобы сбить нас со следа.
– Надеюсь, что нет. Если эта женщина и впрямь моя бабушка, она права. Лучше мне ее никогда не находить.
– Да уж.
Несколько минут они ели в молчании, которое нарушало лишь мелодичное чириканье птиц в ветвях да редкий пронзительный вопль голубой сойки. Джейк заметил, что Ребекка почти ничего не ест. Она долго вертела в пальцах ломтик жареного картофеля и наконец медленно сунула его в рот, прихватив полными губами, словно соломинку. Взгляд ее был устремлен в никуда, и Джейк знал, что она размышляет о Лоррейн Гриффин... Но, черт возьми, ее рассеянные игры с ломтиком картофеля возбуждали его сильнее, чем откровенные картинки из «Плейбоя»!
Сегодня вечером они подыщут себе место в другом мотеле и уж тогда Джейк обо всем позаботится. Либо их номера будут в разных концах мотеля, либо он потребует один номер с кроватью на двоих. Вот так! Либо никаких соблазнов, либо целиком отдаться во власть влечения.
– Мои приемные родители были замечательными людьми, – сказала Ребекка, и Джейк с немалым усилием отвлекся от непристойностей, которые усердно нашептывало ему воображение. – Сейчас их больше нет, но когда-то в детстве я их обожала. Родители отца были, так сказать, стандартными дедушкой и бабушкой. Жили они к северу от Плано, в Маккинни, и, когда я приезжала к ним в гости, бабуля пекла горы печений, а дедуля брал меня с собой на рыбалку. Мамины родители были больше похожи на нее, вернее, конечно, она на них, – сколько помню, они всегда занимались благотворительностью. Разумеется, они водили меня в парк с аттракционами и в зоопарк, но также брали с собой, отправляясь в больницу или детский дом.
Девушка задумчиво поворошила соломинкой осколки льда в опустевшем стакане.
– И все это время они отлично знали, что я – приемыш.
– По-моему, это не имеет значения.
– Почем мне знать, как они все обращались бы со мной, если б я и вправду была одной с ними крови?
Джейк невесело хохотнул.
– Надеюсь, что совсем не так, как сейчас обращаются с тобой наши неведомые доброжелатели, – быть может, даже твои настоящие родители. Звонки с угрозами, змея в ванной и все такое прочее... Я лично предпочел бы домашнее печенье, аттракционы и даже благотворительные визиты в детские дома.
Ребекка подалась вперед, утвердив локти на столе и крепко сплетя пальцы.
– А какими были твои дедушка и бабушка?
На сей раз он расхохотался уже от души.
– Какие именно? Родные или... как это сказать? Сводные?
Ребекка даже не улыбнулась.
– Все, – сказала она.
Джейк поерзал на скамье, которая вдруг стала слишком жесткой и неудобной.
– В них очень трудно разобраться, – сказал он, выдавив из себя усмешку. – Наше фамильное древо всегда было чересчур запутанным.
– Как, похоже, и мое.
Ребекка замолчала, не сводя с него упрямых изменчиво-зеленых глаз. Сейчас в них отражалась просвеченная солнцем зелень древесных крон. Она явно ждала продолжения.
Джейк всегда считал, что прошлое вспоминать бессмысленно. На то оно и прошлое, чтобы пройти и уйти бесследно. Но сейчас, похоже, от воспоминаний ему не отвертеться. Ребекка жаждет сравнить свое и его детство, а он может дать ей немало пищи для размышлений. Джейк обреченно вздохнул и скрестил руки на груди.
– Дай-ка подумать... Значит, бабушки и дедушки. Одни – я почти уверен, что это были мамины родители, – всегда дарили мне совершенно неподходящие подарки. Скажем, однажды, когда мне было лет пять или шесть, я попросил у них гитару – и мне прислали электрогитару с таким множеством приставок, что я так и не научился на ней играть. Или, например, когда я хотел получить набор гантелей и гирь – небольшой, чтобы можно было легко перевозить его с места на место – мне достался гигантский гимнастический тренажер.
– Значит, у них водились деньги, – задумчиво отметила Ребекка.
– Да, в нашей обширной семейке встречались и богачи. Другие бабушка и дедушка редко что мне дарили, зато их подарки всегда были как нельзя кстати – например, бейсбольная бита. Они держали ферму, и мне казалось очень забавным самому собирать помидоры на обед. Мне даже иногда позволяли подоить корову – и видела бы ты, как ловко это у меня получалось! Но это были родители второй жены моего отца, и когда он женился в третий раз... или в четвертый?.. словом, новая жена взбесилась, узнав, что сынок ее мужа околачивается с родителями прежней супруги. Вот так я лишился волшебного удовольствия доить коров!
Джейк рассмеялся собственной шутке.
Ребекка нахмурилась.
– Чему ты смеешься? Не вижу в этом ничего смешного.
– В самом деле? Жалко, что ты не видела этого зрелища.
Девушка даже не улыбнулась. Наоборот – глаза ее потемнели от сочувствия, в котором Джейк вовсе не нуждался. Он перегнулся через стол, накрыв ее ладошку своими большими ладонями.
– Знаешь, Ребекка, если очень долго и усердно упражняться с гантелями, тело постепенно обрастает мускулами, и вскоре упражнение, которое сгоняло с тебя семь потов, кажется непривычно легким. То же самое и с нашими чувствами. У тебя была слишком легкая жизнь, и тебе не довелось упражнять до седьмого пота свои чувства, чтобы не растрачивать их потом по пустякам. Так было раньше... а теперь у тебя нет другого выхода, как только приступить к упражнениям. В один прекрасный день ты проснешься и обнаружишь, что стала сильнее, и тогда даже такая стерва, как Лоррейн Гриффин, не сумеет причинить тебе слишком много боли.
