Текст книги "Всему вопреки"
Автор книги: Салли Стюард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 34 страниц)
– Что... – Мэри сглотнула, торопливо облизала губы. – Что ему нужно?
Бренда накрыла ладонью ее побелевшие пальцы.
– Успокойся, Джейн. Все в порядке. Ну, вдохни поглубже. Хочешь воды?
Мэри молча потрясла головой, цепляясь, как за соломинку, за слова Бренды «все в порядке». Как же ей хотелось верить этому!
– Этот человек говорит, что полиция Эджуотера, городка в двухстах милях отсюда, разыскивает беременную женщину по имени Мэри Джордан. Женщина психически неустойчива и может причинить вред себе или ребенку, если не поместить ее под опеку.
– Господи! Это Чарльз!
Мэри попыталась вскочить, но тут же тяжело осела на стул. Спрыгнув со стола, Бренда крепко ухватила ее за плечи, заглянула в глаза:
– Джейн! Мэри! Прекрати! Успокойся, тебе ничто не грозит. Честное слово.
Мэри закрыла лицо руками.
– Я же знала, что нигде не смогу от него укрыться. Все полицейские заодно. Для коллеги они готовы на что угодно. Этот человек... он уже знает, что я здесь?
– Никто этого не знает. Он заглянул сюда, поскольку слышал, что у нас работает беременная официантка, но по фотографии никто не смог тебя опознать. Вот видишь, я же говорила, что твоя маскировка сработает.
Она широко улыбнулась, но впервые за все время ее чары не сумели успокоить Мэри.
– Полицейскому я сказала, что ты – моя родственница, – продолжала Бренда, – и что ты совершенно точно никогда не бывала в Эджуотере. Вначале он хотел поговорить с тобой, но я добавила, что вчера приехал отец твоего ребенка и увез тебя в Оклахому, чтобы пожениться.
Мэри вдруг разобрал истерический смех.
– Ты – и вдруг солгала! Самая честная женщина в мире по моей вине стала лгуньей.
– И еще какой! – тихо засмеялась Бренда. – Я и сама поразилась, как легко пришла мне в голову вся эта околесица!
– Что же мне теперь делать?
– Между нами говоря, тебе предстоит рожать, и довольно скоро. Кроме того, если ты все же захочешь рассказать нам с Джерри, в чем дело, мы постараемся тебе помочь.
Мэри поерзала на неудобном стуле, стараясь устроиться так, чтобы меньше болела спина.
– Я вам ничего не могу рассказать. Однажды я уже поделилась с одним человеком, и теперь он мертв.
Бренда присела на корточки около стула.
– Ну, с нами такого наверняка не случится. Одна гадалка предсказала мне, что я умру богатой, а поскольку сейчас мы почти разорены – я, пожалуй, проживу еще долго.
Вопреки всему Мэри не смогла удержаться от улыбки – Бренда рассмешила бы и каменную статую. Она еще улыбалась, а из глаз уже брызнули слезы.
– Ты и так богатая, Бренда. У тебя чудесный характер, замечательный муж, множество любящих друзей... и тебе ничто не угрожает. А я не могу подвергнуть тебя опасности.
– Джейн... или лучше Мэри?
– Лучше Мэри.
Боль в спине усилилась, отдаваясь напряжением в животе.
– Неужели ты думаешь, Мэри, что этот тип – Чарльз – хоть на йоту поверит, будто ты прожила с нами так долго и ничего не рассказала о себе? Он решит, что мы и так все знаем, но если ты заранее скажешь, в чем дело, мы будем ко всему готовы.
То ли Мэри поняла, что Бренда права, то ли у нее уже не осталось сил молчать, но она тяжело вздохнула и начала свой рассказ. Вначале она говорила медленно, с запинкой, потом все быстрее, торопясь пропустить самое страшное, чтобы снова не оживлять его в памяти. К концу рассказа Мэри уже почти не могла говорить, а по бледному лицу Бренды струились слезы.
– Мэри, ты должна сообщить обо всем этом властям. Чарльза надо остановить!
Давняя боль, воскрешенная долгим рассказом, впилась незримыми когтями в сердце Мэри, раздирая его в клочья.
– Чарльз и есть эти самые власти. Говорю же тебе, все полицейские заодно. Что бы ни случилось, они сразу бросятся защищать друг дружку. Ты же видела – полицейский, который заходил сюда, даже незнаком с Чарльзом, но всегда готов ему помочь. Обещай, что никому не расскажешь об этом, Бренда! Обеща-а-а-й! – пронзительно крикнула она, срываясь на визг, но уже по другой причине.
Бренда проворно вскочила:
– Боже милосердный, да ведь ты рожаешь!
– Нет, еще нет, еще не время. Я должна...
Мэри осеклась. Она и сама еще не знает, что должна сделать.
Бежать от Чарльза. Вот только неизвестно, как.
– Время или не время, а твой маленький вот-вот выберется на свет! Не двигайся с места! Я сейчас позову Джерри!
– Нет, мне надо встать. Мне надо идти. – Мэри даже приподнялась, но тут же рухнула назад – спину пронзила нестерпимая боль.
Бренды не было долго – а может быть, всего минуту, у Мэри не осталось сил следить за временем. Боль накатывалась волной, отступала и вновь набрасывалась, и не было ничего, кроме этой боли. Наконец вернулась Бренда, и с ней был Джерри.
– Как дела, малышка? – спросил он, наклоняясь над Мэри.
Она стиснула зубы, дожидаясь, покуда схлынут очередные схватки и к ней вернется способность дышать.
– Все в порядке, – наконец удалось ей ответить, правда, голос прозвучал не так бодро, как слова.
– Тебе придется ее понести! – озабоченно воскликнула Бренда. – Она не сможет идти сама.
– Еще как смогу! – слабо возразила Мэри, но Джерри уже сгреб ее в охапку.
– Ничего страшного, – заверил он. – Наша Джейн и ее ребеночек вместе весят не больше, чем та мебель, которую мне вечно приходится двигать по твоей милости.
Он отнес Мэри к старенькому фургону и бережно усадил на заднее сиденье.
Минуту спустя рядом уселась Бренда.
– Выслушай меня, Мэри, – строго сказала она. – Все будет хорошо. Все плохое уже позади. У тебя будет ребенок, и это настоящее чудо. Мы с Джерри всегда будем рядом с тобой. Втроем мы уж как-нибудь вырастим этого сорванца! – Она улыбнулась и похлопала Мэри по руке. – Знаешь, есть в общинах хиппи такой милый обычай – у каждого ребенка целая орава родителей. Вот мы и устроим нашу маленькую общину хиппи – всего на троих. Маловато, зато все свои.
Мэри попыталась рассмеяться, но новый приступ боли превратил смех в протяжный стон.
– Знаю, это звучит смешно, но я не шучу, – тихо проговорила Бренда. – Мы хотим, чтобы ты и малыш остались жить с нами. Представляешь, как общими усилиями мы испортим этого славного мальчишку?
– Девчонку, – поправила Мэри. – Это девочка. Бен сказал, что это девочка – значит, так и будет.
«И пусть она будет похожа на Бена. Ну, пожалуйста, Господи, что тебе стоит...»
Переполненная до краев любовью и нестерпимой нежностью, Мэри лежала на больничной койке и смотрела на свою малышку – Ребекку. Она решила, что не станет называть девочку Шариз. Надо сделать все, чтобы Чарльз не смог взять ее след.
– Ребекка, – прошептала она, трогая пальцем мягкие светлые волосики. Какие у нее крохотные ручки и ножки! Что за чудо эта малышка, и каким чудом она все-таки появилась на свет.
– Если б только папочка мог увидеть тебя...
Мэри проглотила слезы, которые до сих пор подступали к горлу, стоило ей вспомнить Бена.
– Только папочки с нами нет. И не будет. Он погиб, потому что хотел защитить нас. Твой папочка – настоящий герой.
Словно поняв, что ей говорят, Ребекка открыла глазки и важно замахала кулачками.
– Здравствуй, солнышко мое. Неужели мы решили проснуться?
Малышка поджала крохотные губки, вздохнула и снова уснула.
Мэри удержалась от соблазна в который раз отыскать в ее крохотном личике черты Бена. Всякий младенец трех дней от роду похож только на себя самого, а не на папу и маму.
«Это наш ребенок. Мне наплевать, чьи у него или у нее будут глаза. Мне наплевать, кто посеял семя, породившее эту жизнь. Это наш ребенок».
– Я тоже так считаю, Ребекка, – прошептала Мэри. – Я полюбила тебя еще с тех пор, как ты была только комочком плоти в моей утробе и росла не по дням, а по часам. Я тогда любила тебя так, что, казалось, сильнее и любить невозможно, но потом ты начала шевелиться у меня под сердцем – и тогда моя любовь стала еще крепче. С каждым днем она росла и росла, но и тогда я не знала, как сильно умею любить – покуда не взяла тебя на руки. – Она легонько тронула губами нежную щечку. – Мне не удалось уберечь твоего папу, но тебя я уберегу. Ради тебя я горы сверну, золотко. Честное слово!..
Распахнулась дверь, и в палату вихрем ворвалась Бренда, неся в охапке огромного плюшевого мишку. За ней вошел Джерри с чемоданом Мэри.
– Ну, как поживают наши девочки? Мы приехали, чтобы отвезти вас домой! Смотри, что я привезла для Ребекки!
– А я привез ее мамочке одежду, чтобы ей не пришлось убегать из больницы в казенном халате.
Джерри поставил чемодан около двери в ванную.
Мэри села на кровати, прижимая к груди дочь.
– Он приходил? – шепотом задала она вопрос, который повторяла при каждом посещении Бренды.
Ребекка тоненько захныкала, и Мэри лишь сейчас осознала, что слишком сильно сдавила малышку.
– Нет, полицейский больше не появлялся. Девочки из ресторана ждут не дождутся, когда увидят малышку! Ну-ка, поди сюда, к тете Бренде, дай мамочке переодеться...
Мэри и на миг не хотелось выпускать дочку из рук, но Бренде она отдала девочку без колебаний. По крайней мере, так Ребекка все время у нее на виду. Тяжелее всего, когда ее уносят в детскую палату. В такие долгие и мучительные часы Мэри чуть ли не каждые пять минут заглядывала в палату, чтобы убедиться, что девочка жива и здорова.
Склонясь над Ребеккой, Бренда что-то ласково ворковала. Мэри взяла чемодан и пошла в ванную, чтобы переодеться.
– Гляди-ка, – услышала она голос Джерри, у нее есть суставчики на пальцах. И ноготки.
– У нее есть все, – отозвалась Бренда. – Она просто совершенство. На, подержи ее.
Мэри вышла из ванной в тот самый миг, когда Джерри принял на руки девочку – принял бережно, словно хрупкий и бесценный клад. Впрочем, подумала Мэри, это недалеко от истины.
Джерри долго разглядывал малышку, затем осторожно тронул пальцем ее гладкий лобик.
– Привет, Ребекка! Это дядя Джерри. Ну-ка скажи: «Дядя Джерри!»
Он поднял глаза и расплылся в счастливой, восхищенной улыбке.
– Слушай, Мэри, какая она красавица! И ты молодец, отлично потрудилась.
– Конечно, красавица, – подтвердила Бренда. – А теперь моя очередь ее держать.
– Это же несправедливо! – шепотом взвыл Джерри. – Ты бываешь здесь постоянно, а я – только второй раз. Знаешь, что? Она похожа на моего дедушку!
– Ну вот еще!
– Правда-правда. Лысая головка, ни единого зуба, сморщенное красное личико... ой-ой-ой, она, кажется, описалась!.. Ладно, Бренда, ты права – теперь твоя очередь.
– Пойдем-ка лучше я тебе покажу, как менять пеленки.
Присев на край постели, Мэри с улыбкой наблюдала, как Бренда и Джерри увлеченно возятся с Ребеккой. Если б только можно было поселиться насовсем в Плано, по соседству с Паттерсонами! Тогда у малышки были бы и дядя, и тетя.
Но ведь всю свою жизнь она обречена спасаться бегством, и у Ребекки так никогда и не будет постоянного пристанища.
Если только...
Мысль, мелькнувшая у Мэри, ударила ее наотмашь в солнечное сплетение, вызвав сокрушительную боль.
Нет, ни за что! Разве может она отказаться от дочери, разве сможет жить без Ребекки?
Но ведь и Ребекка не сможет жить вместе с ней. Как далеко может пойти Чарльз в своем стремлении уничтожить все улики? Он убил Бена и пытался убить Ребекку, когда она была еще в утробе матери. Кто поручится, что он не поднимет руку на крохотную малышку?
И даже если Ребекка останется в живых, она никогда не будет знать покоя.
«Зато узнает любовь! Никто не сможет любить ее так же сильно, как я!»
А как же Бренда и Джерри? Они тоже любят Ребекку. В их необъятном сердце хватит любви на всех – даже на незнакомку, которая упала в обморок прямо в их ресторане.
Если Мэри вернется в Эджуотер, если скажет Чарльзу, что потеряла ребенка, и останется жить поблизости, намеренно отведет его от малышки, как лесная птаха отводит людей от гнезда, притворяясь, что у ней сломано крыло... Тогда Чарльз, конечно, не станет искать Ребекку. Он поверит, что теперь ему ничто не угрожает.
А Ребекка будет в безопасности.
Мэри посмотрела на дочь – малышка увлеченно болтала в воздухе пухлыми ножками, а Бренда и Джерри безуспешно пытались запеленать ее.
Любит ли она Ребекку настолько, чтобы навсегда покинуть ее, оставить девочку чужим, хотя и любящим людям просто ради того, чтобы сохранить ей жизнь?
Мэри облизала пересохшие губы и с трудом сглотнула комок, застрявший в горле.
Если только Бренда и Джерри согласятся, ей придется поступить именно так. Покинуть свое дитя, ни разу не оглянувшись назад, никогда не увидеть ее снова, не увидеть ее первые зубки и первые шаги, не печь именинный пирог на ее первый день рождения, не справлять ее первое Рождество... Пока Чарльз Мортон жив, Мэри не увидит свою дочь.
Боль, с которой не могли сравниться родовые муки, раздирала когтями ее сердце.
Нет, она не может, не должна поддаваться этой боли. Пусть сердце ее станет тверже камня, пусть в нем останется жить одно только чувство – радость за Ребекку, которая будет жить счастливо.
Мэри подошла к Бренде и взяла на руки свою крохотную дочь. Светлые волосики, пухлые ручки и ножки, чистый и теплый запах младенческой кожи – все это она должна запомнить навсегда, чтобы после, в постылом и неизбежном одиночестве, перебирать в памяти эти драгоценные воспоминания.
«Ребекка, доченька моя, так я никогда и не увижу, как ты растешь, учишься, взрослеешь... но в глубине твоего сердца, в твоих глазах и волосах, крови и плоти, в каждой минуте жизни, которую я тебе подарила, мамочка навсегда останется с тобой и всегда, всегда будет любить тебя».
ГЛАВА 23
Вернувшись в Даллас, Ребекка взяла напрокат машину и поехала домой – точнее, в небольшой и тихий жилой комплекс на Оук Лейн, где находился ее коттедж. Здесь все дышало стариной и покоем, и разросшиеся вязы и магнолии почти целиком укрывали в своей тени скромные двухэтажные дома.
Оставив машину на стоянке, Ребекка отперла кухонную дверь коттеджа и вошла в дом – неуверенно, точно сама не знала, куда идет. Хотя она, уезжая, оставила кондиционер включенным, воздух в доме припахивал нежилой затхлостью. Знакомое до мелочей жилище, выстроенное в традиционном юго-западном стиле, сегодня показалось ей чересчур большим, пустым и незнакомым. От тишины у нее тоненько звенело в ушах.
Поднявшись в спальню, она швырнула чемодан на широкую двуспальную кровать и совсем некстати вспомнила кровать в мотеле, которая была намного уже, но, тем не менее, они с Джейком прекрасно там умещались.
Боль утраты едва не накрыла девушку с головой – боль, которую она безуспешно пыталась загнать поглубже с самого расставания с Джейком в Эджуотере. Если прежде Ребекке казалось, что ее привычный мир рухнул, то сегодня он попросту разлетелся вдребезги.
Сейчас она отдала бы все на свете, только бы отец и мама были живы, только б можно было примчаться к ним, в Плано, и выплакать свои беды на надежном плече. Некому успокоить и утешить ее, некому сказать, что он ее любит и никогда не покинет.
Так и оставив не распакованный чемодан валяться на кровати, Ребекка вынула из шкафа дорожную сумку и побросала в нее чистую одежду. Не в силах она сегодня ночевать в этом огромном пустынном доме, не в силах одиноко уснуть в холодной постели, сидеть до полуночи в стерильно чистой и нежилой гостиной. Она проведет выходные в Плано, припомнит давние годы, заново отыщет для себя опору в прошлом и тогда, быть может, увереннее станет смотреть в будущее.
В понедельник утром Ребекка проснулась в своей прежней комнате. От двухнедельного отпуска у нее осталась еще неделя, но нельзя же все это время просидеть безвылазно в Плано, бесцельно листая страницы прошлого. Всю субботу и воскресенье она вспоминала родителей, оплакивала их уход, искала внутри себя частичку мира и покоя.
Пора и честь знать.
Девушка застелила кровать, тщательно разгладив складки цветастого покрывала. Странно, что она так завидовала покрывалам в доме Дорис и совершенно забыла о том, что в доме родителей у нее было точно такое же.
Не то чтобы забыла – просто покрывало всегда было здесь, и Ребекка, в конце концов, перестала его замечать.
Она прошлась по комнате, рассматривая знакомые и давно забытые вещи, бережно укладывая их образы в памяти, чтобы сохранить как частичку себя самой. Вот лампа с пятном от кока-колы на вытертом абажуре – ее всегда ставили этим пятном к стене. Вот рассохшиеся от старости шкафчики, железная, покрашенная в белый цвет кровать – как-то в детстве Ребекка просунула голову между ее прутьями и, конечно, застряла и орала, плакала потом, пока на помощь не явилась мама.
Сейчас Ребекка тронула пальцем прохладный металл и улыбнулась, вспомнив, как Бренда Паттерсон рассмешила ее до слез, пригрозив намазать голову растительным маслом, если не удастся ее освободить, а потом быстро и ловко избавила дочь от постыдных мучений.
– Мама, папочка, – прошептала Ребекка, – извините, что усомнилась в вас. Теперь-то я знаю, что вы любили меня... и я вас тоже люблю. Мне ужасно вас не хватает. Если б только сейчас вы были рядом, вы сумели бы объяснить, почему все эти люди вели себя так странно, почему моя настоящая мать так и не захотела со мной встретиться...
Наверное, они даже смогли бы объяснить, почему у нее ничего не вышло с Джейком.
Впрочем, в этом объяснении Ребекка не нуждалась. Она видела Джейка насквозь. С самого начала он ничего не обещал ей и ясно давал понять, что между ними не может быть ничего, кроме зыбкой и мимолетной любовной связи.
Можно лишь гадать, что сказала бы о Джейке Бренда с ее точным и искрометным остроумием.
Да, родители Ребекки – Бренда и Джерри – были замечательными людьми. В который раз девушка вспомнила, как была она счастлива рядом с ними. Что бы там ни думала ее родная мать, вольно или невольно она оказала дочери большую услугу, отдав ее на попечение людям, которые умели любить.
Что, если от матери Ребекке достался тот самый дефектный ген, который вынудил эту женщину бросить своего ребенка? Неужели она вечно обречена искать любовь и постоянство там, где их никогда не сыщешь? Именно этим она и занималась, когда пустилась на поиски своих настоящих родителей, когда позволила себе слишком сблизиться с Джейком. Ну да все это пустяки, напрасные муки, и лучше забыть о них раз и навсегда.
День уже перевалил за половину, когда Ребекка наконец покинула дом в Плано.
Рано или поздно ей все же придется разобрать здесь вещи, что-то сохранить, от чего-то избавиться – словом, завершить работу, к которой она приступила в тот день, когда наткнулась на злосчастное письмо и голубое платье.
Рано или поздно, но все-таки не сегодня.
Подъезжая к своему коттеджу, Ребекка издалека разглядела, что на улице стоит пожарная машина. Неужели здесь случился пожар? Однако все домики целы, так что это, скорее всего, какая-нибудь мелочь – например, загорелся жир на жаровне...
Черт побери!
Парадная дверь ее коттеджа была распахнута настежь, и около нее суетились пожарные.
Ребекка резко затормозила, выскочила из машины и бегом бросилась к дому.
– Что здесь происходит? – обратилась она к первому же пожарному.
Тот не успел ответить – откуда-то, как по волшебству, появился Джейк. При виде его Ребеккой овладел на миг такой блаженный восторг, что она часто заморгала, пытаясь удостовериться, что это именно живой Джейк, а не мираж, порожденный ее распалившимся воображением.
Он увидел Ребекку и даже побагровел от гнева, но все равно она успела заметить в его глазах тревогу и страх. Джейк шагнул к ней, крепко схватил за плечи, словно собирался обнять, и в один миг Ребекка поняла, что мечтает именно об этом, что все ее благие намерения, похоже, пошли прахом.
– Где ты была? – резко, почти грубо спросил Джейк.
Ребекка сердито стряхнула его руки.
– Ты что здесь делаешь? Почему у меня дверь нараспашку? Что происходит?
– Так это ваш дом, леди? – оживился пожарный.
– Ну да, мой. Будьте добры, кто-нибудь, скажите мне все-таки, что здесь стряслось.
– В вашем доме было полно газа. Уходя, вы оставили включенной горелку в духовом шкафу. Огонь в конце концов погас – и вот вам. От газа мы уже почти избавились, но лучше вам оставить открытыми все окна и двери, а заодно включить вентиляцию. И, пожалуй, лучше вам сегодня спать в гостиной – газ-то накапливается в основном наверху. А в будущем все-таки будьте поосторожней, мэм. Будь вы вчера дома, вас бы уже давно не было на свете.
Пожарный отошел прочь, и девушка посмотрела на Джейка, чувствуя, как кровь в ее жилах медленно холодеет от страха.
– Я и не включала духовку, – пробормотала она, едва шевеля пересохшими губами. – В субботу, приехав домой, я проходила мимо духовки. Она была отключена, и я к ней даже не притронулась.
– Знаю, – кивнул Джейк. – Давай-ка зайдем в дом. Нам нужно кое о чем поговорить.
По правде говоря, Джейку нужно было срочно где-то присесть. Он и не подозревал, что эмоциональная перегрузка может вызвать такую слабость во всем теле.
Когда в субботу вечером он в первый раз позвонил Ребекке и она не сняла трубку, он не испытал особого беспокойства, но в воскресенье заволновался не на шутку, а сегодня утром, так и не дозвонившись, чуть не сошел с ума. Через весь город он помчался к ее коттеджу, долго звонил в дверь, а когда ему не открыли – попросту вышиб ее ногой.
Обнаружив, что дом полон газа, Джейк окончательно запаниковал. Он метался из комнаты в комнату, разыскивая Ребекку или ее тело, пока не обнаружил в спальне не распакованный чемодан. И тут он испугался, что ее похитили.
Сейчас Джейк с трудом оторвал взгляд от Ребекки – просто глупо так таращиться на девушку, убеждая себя в том, что она все-таки жива и невредима.
Он первым вошел в коттедж, чтобы хоть как-то отвлечься от сумятицы, которая царила в его чувствах.
Ребекка шла следом, и Джейк почти физически ощущал ее упоительную близость. В гостиной тонкий, привычный аромат летних цветов все еще смешивался с тяжелым запахом газа.
– Это уже становится у тебя дурной привычкой, – заметила Ребекка, и он, обернувшись, увидел, что она разглядывает выбитую дверь.
– Ничего, я сам ее починю. Это займет не больше часа.
Девушка слегка наморщила нос.
– Давай-ка лучше посидим на крылечке. Внутри чудовищно воняет.
– Знала бы ты, что здесь творилось пару часов назад.
Джейк уселся рядом с ней на бетонной ступеньке и рассеянно сорвал травинку. Его так и тянуло дотронуться до Ребекки, удостовериться, что она рядом, что с ней не случилось ничего плохого.
– Где тебя носило все утро? – сердито спросил он. – И все выходные заодно? Я второй день названиваю тебе, чтобы рассказать кое-что новенькое о Чарльзе.
– Я ездила в Плано, в дом родителей.
Хорошо, что она назвала Паттерсонов родителями. Это значит, что с безумной идеей отыскать пропавшую мамочку покончено раз и навсегда. Теперь Ребекка может заново налаживать свою жизнь, прочно вычеркнув из памяти все события минувшей недели. И это тоже хорошо.
Если только удастся благополучно развязать узел, который они же сами и затянули в Эджуотере. И уберечь от беды Ребекку.
– Кажется, у нас крупные неприятности, – помедлив, сообщил Джейк.
– Ты имеешь в виду осиное гнездо, которое я разворошила в Эджуотере? И теперь эти «осы» последовали за мной в Даллас? – Ребекка подобрала с клумбы мелкий камешек и с силой швырнула его в середину лужайки. – Черт бы их всех побрал! Что я им такого сделала? За что они меня так?
Этот вопрос явно ранил ее, но она умело скрывала рану за внешним гневом. Да, Ребекка Паттерсон многому научилась, прошла долгий путь от той хрупкой, уязвимой женщины, которая вечность назад появилась в его кабинете.
– Мне удалось кое-что выяснить... но, боюсь, эта информация только прибавит нам неразрешимых вопросов.
Ребекка одарила его долгим взглядом. Над ними нависала крона огромного вяза, и в ее зыбкой тени глаза девушки то зеленели, то вновь обретали голубой оттенок. Наконец она выразительно вздохнула, обхватила руками колени и отвела взгляд.
– Мне, наверно, незачем это знать... ну да ладно, рассказывай.
– На самом деле тебе просто необходимо это услышать. Всегда полезно знать, на что способен твой противник. На что способен человек, который, быть может, является твоим отцом... Когда в субботу я заехал к себе в офис, оказалось, что мне звонил приятель, полицейский, которого я просил проверить прошлое Чарльза.
Ребекка вздрогнула, но стоически промолчала.
– Используя его информацию, я сделал еще несколько звонков и составил более-менее полный портрет нашего уважаемого мэра. Похоже, у его чести было нелегкое детство. Родители его были религиозными фанатиками. Папочка мечтал стать проповедником, но у него были настолько крайние взгляды, что ни одна зарегистрированная церковь не смогла бы их принять. Поэтому он основал собственный маленький культ – именно маленький, потому что этому фанатику не хватало обаяния, чтобы стать настоящим вожаком. Мало кто соглашался стать его последователем.
Ребекка кивнула.
– Дорис как-то говорила, что Чарльз давно стал бы президентом, если б у него была хоть капля обаяния. Должно быть, этот недостаток он унаследовал от своего отца.
– Очевидно. Как бы то ни было, время от времени у них на ферме появлялись новообращенные болваны, но довольно скоро исчезали. Единственной паствой, на которую мог рассчитывать старик, были его жена и сын. Судя по рассказам очевидцев, папаша бил своих домочадцев смертным боем, стремясь выбить из них дьявола, а мамаша потом вымещала свои обиды на мальчике – и словесно, и физически.
– Милая семейка.
Джейк заколебался, сознавая возможность того, что речь идет о родственниках Ребекки. И ведь худшее еще впереди... Но он не может, не имеет права от нее таиться. От этого знания зависит ее жизнь.
– Чарльз явно стремился вырваться из этой дыры. Несмотря ни на что, он неплохо учился в школе, играл в футбол, получил стипендию для поступления в колледж. Приятелей у него было немного, – парень был чересчур грубоват и прямолинеен, – но в целом справлялся он неплохо. И мечтал выучиться на адвоката. За пару месяцев до того, как он должен был уехать в колледж, одна девушка, дочь баптистского проповедника, обвинила его в изнасиловании...
Ребекка выпрямилась и резко повернулась к Джейку. Глаза ее расширились.
– До суда дело так и не дошло. В те дни к изнасилованию относились иначе и предпочитали не предавать подобные случаи огласке. Сама девушка никому не сказала ни слова, пока не выяснилось, что она беременна. Чарльз, конечно, все отрицал. Обвинял девушку во лжи, в том, что она хочет погубить его. И тут еще две девушки обвинили его в изнасиловании – причем обе были скромными и богобоязненными.
– Джейнел Гриффин, – прошептала Ребекка так тихо, что Джейк скорее угадал, чем услышал это имя. – Она тоже была такой. Дочь проповедника. Чарльз воспользовался ее наивностью, вошел к ней в доверие, а потом изнасиловал. И она покончила с собой...
– Да, мне тоже так думается. На дворе стоял шестьдесят шестой год, самый разгар войны во Вьетнаме, и Чарльза убедили вступить в армию, послужить родине вместо того, чтобы принять участие в грязном процессе. Судя по рассказам, он был в бешенстве оттого, что лишился стипендии. Во всем, конечно, винил ту бедняжку. Покуда она не разрешилась от бремени, Чарльз кричал на всех перекрестках, что ребенок не его, но у малыша оказалось его довольно редкое сочетание: вторая группа крови и отрицательный резус, так что все сомнения отпали. В Уиллифорд он так и не вернулся. Во Вьетнаме Чарльз встретил Бена Джордана и вместе с ним уехал в Эджуотер.
Ребекка провела дрожащей рукой по лицу.
– Моя группа крови – первая, резус положительный.
Голос у нее тоже дрожал.
Джейк промолчал, не желая разрушать ее хрупкую надежду.
– Но ведь это ничего не доказывает, верно? – безжалостно продолжила за него сама Ребекка. – Мы еще не знаем, какая группа крови была у моей матери.
– Совершенно верно. Группу крови можно унаследовать от любого из родителей. В наши дни есть еще тест на ДНК – единственный способ выяснить правду.
У Ребекки вырвался сдавленный смешок. Или, может быть, всхлип?
– Тогда все просто – явимся к Чарльзу и попросим у него немножко крови для анализа ДНК. Или еще лучше – найдем его самую последнюю жертву и добудем образчик его спермы. Потом выроем на кладбище Джейнел Гриффин и...
Джейк схватил ее за плечи, яростно тряхнул:
– Прекрати! Немедленно прекрати!
Ребекка вырвалась, вскочила. На ее бледных щеках лихорадочно ярко горели красные пятна.
– По крайней мере, теперь ясно, почему дорогой папочка так жаждет от меня избавиться! Тест на ДНК доказал бы, что он опять принялся за старые фокусы. – Она откинула голову и прикрыла глаза. – Боже, лучше бы я никогда не находила то письмо, то проклятое платье! Лучше б мне никогда не стукнуло в голову разыскивать свою родню! Мой отец – насильник со стажем, который хочет меня прикончить, моя мать предпочла покончить с собой, чем жить с тяжестью вины за мое рождение, а деды и бабки с обеих сторон – сплошь религиозные фанатики! Ничего себе родня! Какое счастье, что у меня нет детей. Воображаю, какой набор генов я могла бы им передать!
Острая игла ревности ужалила Джейка, когда он подумал о будущих детях Ребекки и о том, кто станет их отцом. Он стремительно встал, едва удерживаясь от соблазна стиснуть ее в объятиях... Не только для того, чтобы успокоить и утешить. И лишь огромным усилием воли сумел сдержаться.
– Во-первых, – сказал он, – ты не можешь быть уверена, что твои родители именно Чарльз и Джейнел, а во-вторых... в любом случае из тебя получилась замечательная женщина. Так что у тебя будет что передать потомству.
И поспешно вошел в коттедж, пытаясь убежать от мучительных картин, которые рисовала перед ним жгучая, бессмысленная ревность. Когда Джейк в эти дни не мог дозвониться до Ребекки, он не просто беспокоился о ней, но еще и страшился другой возможности: она дома, но просто избегает его, не желает с ним разговаривать...
И что с ним такое творится, черт возьми! Неужели он, всегда предпочитавший случайные связи со случайными женщинами, в совершенстве овладевший искусством избегать ненужной близости, он, знаток человеческих душ, живущий только настоящим, взял да и влюбился, как мальчишка?
Покуда Ребекка постигала непрочную природу всяческой любви и училась жить сегодняшним днем, он, Джейк, ухитрился попасть в те самые сети, которые так всегда презирал.
А, к черту! Все равно это ненадолго. Надо только прикусить язык, не делать глупостей и терпеливо ждать, пока схлынет любовная лихорадка.
Ребекка вошла в гостиную и остановилась рядом с Джейком – тоненькая, стройная и гибкая «ивовая веточка». Стойкая и сильная. Еще неделю назад она сломалась бы под таким тяжким ударом, а вот сейчас – выстояла. Вне себя от гнева, побелела как мел – и все же держится...
