Текст книги "Всему вопреки"
Автор книги: Салли Стюард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 34 страниц)
Об авторе
Салли Стюард полюбила сочинять с той поры, как однажды учительница закрыла глаза на ее проделку. Когда ученикам понадобилось написать книжные обзоры, Салли выдумала и автора, и содержание книги, и издательство, а учительница притворилась, что поверила.
И поставила Салли высший балл.
Чтобы иметь возможность писать, Салли работала секретаршей, маклером, помощницей по административным вопросам и т. д. Плюс к этому, чтобы выплатить долги, она продавала рассказы с подлинными исповедями знакомых. Правда, ей пришлось отказаться от этого: друзья сообразили, что происходит, и перестали с ней делиться. К счастью, с долгами к тому времени она расплатилась.
Теперь Салли Стюард пишет постоянно и уже издала пять романов.
Салли живет в штате Миссури с мужем Максом, огромным котом Лео и крошечной собачкой Крикет. Кроме ведения дома – что с таким составом семьи, согласитесь, не слишком сложно и хлопотно, – ее главное дело по-прежнему – литература.
В серию «Скарлет» включаются лучшие образцы современного англо-американского любовного романа. Они выходят в свет на русском языке вскоре после английских изданий по формуле «Вчера в Лондоне – сегодня в Москве».
Серию «Скарлет» можно выписать по почте наложенным платежом. Заявки направляйте по адресу: 111250, Москва, а/я 56, «Скарлет»
ПРОЛОГ
– Со смертью твоих родителей мир лишился двух замечательных людей...
Джордж Флендерс и его жена Дороти, оба в траурных нарядах, слегка пахнущих нафталином, вышли из дома в жаркий полдень поздней техасской весны.
– Впрочем, – добавил Джордж, – думаю, ты и сама это знаешь.
В который раз силясь удержать слезы, Ребекка Паттерсон вымученно улыбнулась пожилым супругам.
– Конечно, знаю.
– Если что-нибудь понадобится, звони, не стесняйся, – прибавила Дороти.
Ребекка сердечно обняла ее.
– Обязательно позвоню, Дороти. Обязательно. Спасибо вам, что пришли.
Джордж со смущенным видом шагнул к ней, и Ребекка с той же теплотой обняла худого долговязого старика.
Они ушли, и на этом поток соболезнующих иссяк.
Ребекка закрыла дверь за Флендерсами и огляделась. Бог мой, какой беспорядок – кругом бумажные тарелки и чашки, в кухне полно недоеденных блюд, которые следует поскорее упрятать в холодильник. Впрочем, наведением порядка она займется позже. Сейчас это неважно. Сейчас все неважно. Хоть делай уборку в доме, хоть не делай – родители сюда никогда уже не вернутся.
Ребекка подошла к потертому старому креслу, где так любил сиживать отец. Кресло все еще хранило слабый запах вишневого табака, и оттого ей казалось – вот-вот отец поднимется навстречу, подмигнет с улыбкой, заключит в медвежьи объятия и шутливо заметит что-то о ее несуществующих веснушках или светлых от природы волосах. Он частенько в шутку винил черноволосую жену, что та, мол, в детстве мыла Ребекке голову с отбеливателем.
Или вот-вот ворвется в комнату взволнованная мама, обнимет ее, представит гостям и пустится в уговоры – остаться на ужин, заночевать в прежней детской... если, конечно, там не живет очередной постоялец.
Трехкомнатный летний домик в Плано, пригороде Далласа, всегда был полон гостей. Отец и мама притягивали людей, как магнит... развлекали их, помогали им, заботились о них.
Но теперь дом пуст. И даже неизменный запах трубочного табака уже почти выветрился.
После той самой автомобильной аварии, которая три дня назад унесла жизни отца и мамы, днем и ночью в их дом приходили друзья и знакомые. Их было даже больше, чем при жизни родителей. Сколько Ребекка помнила себя, она всегда мечтала, чтобы этот непрерывный людской поток наконец иссяк... чтобы в доме воцарилась тишина, а отец и мама принадлежали бы безраздельно только ей, Ребекке. И вот теперь это желание наполовину исполнилось – в доме тишина.
Теперь Ребекка отдала бы все на свете, только бы вернуть прежнюю шумную жизнь, только бы снова обрести отца и маму – пусть даже ей придется делить их со всем светом.
Она прошла через гостиную, на ходу тронув ладонью недорогой и удобный диван. Семейный ресторанчик всегда приносил недурной доход, и Ребекка, подрастая, ни в чем не знала нужды... но отец и мама не желали купаться в роскоши, когда у других людей зачастую нет самого необходимого.
Надо еще придумать, куда девать все это... мебель, кухонную утварь, разномастные тарелки, любимое платье мамы из красного шелка...
Нет, это уже слишком! Едва предав земле останки двух самых дорогих ей на свете людей, она, Ребекка, уже прикидывает, как избавиться от дома своего детства, как бесповоротно уничтожить то, что еще осталось после отца и мамы.
А ведь квартира в Далласе, в деловой части города, никогда так и не станет ей настоящим домом. Никогда не повеет там таким теплом и уютом. Так может быть, ей стоит перебраться сюда, пусть даже и придется каждое утро проделывать долгий и утомительный путь в город по центральной автостраде?
Нет, сказала себе Ребекка, это не ты так думаешь, а твое горе. Без отца и мамы домик в Плано – всего лишь четыре стены. Поселившись здесь, их любовь не вернешь.
Квартира в Далласе, должность кадрового менеджера в отеле «Уингейт» – все это ступени лестницы, по которым Ребекка поднялась сама. И теперь она должна не спускаться вниз, а идти дальше.
Девушка вышла в коридор, но у дверей родительской спальни невольно замедлила шаг. Там на столе все еще стоял автоответчик. За эти три дня Ребекка несколько раз включала его, чтобы прослушать звонки, но всякий раз невольно чувствовала себя почти преступницей, вторгшейся в запретные пределы.
Сейчас она молча вошла в спальню и опустилась в кресло у стола. Вместо того чтобы выслушать очередные соболезнования, Ребекка нажала кнопку ответа – и в который раз услышала голос мамы:
– Привет! Говорит Бренда Паттерсон. Мы с Джерри сейчас заняты, но если вы оставите сообщение, мы вам обязательно перезвоним. Честное слово!
Как всегда, голос мамы лучился затаенной улыбкой. Бесплотный голос – все, что осталось от некогда живого и полного сил человека. И все же простенькая запись на автоответчике – как и слабый аромат отцовского табака – рождала призрачное ощущение, что мама где-то здесь, совсем рядом.
Глаза Ребекки затуманились слезами, и ей пришлось поближе пододвинуть к себе автоответчик, чтобы снова отыскать кнопку и в который раз услышать безыскусные мамины слова.
Она запустила запись – и лишь тогда заметила, что под автоответчиком лежал, оказывается, крохотный ключ. Должно быть, когда-то закатился сюда, да так и потерялся.
Ребекка взяла ключ и дернула верхний ящик стола, чтобы спрятать туда находку. Ящик оказался заперт.
Быть того не может! У отца и мамы никогда не бывало тайн. И запертых ящиков.
Ребекка пристальнее осмотрела ключ, затем медленно вставила его в замок верхнего ящика. Ключ легко вошел в замочную скважину и без труда повернулся.
Должно быть, ящик когда-то нечаянно заперли, а ключ потеряли. Только... разве можно нечаянно запереть? Наверно, у родителей все же были какие-то тайны.
Затаив дыхание, не зная, что может найти, Ребекка выдвинула ящик. Внутри оказались всего два предмета – сложенный квадратом лоскут голубой ткани и письмо, адресованное «Бренде и Джерри Паттерсонам». Выцветшие чернила были голубого цвета – в тон ткани.
В Ребекке пробудилось любопытство. Она встряхнула лоскут – и в руках ее оказалось женское платье, сшитое по моде шестидесятых. Какое маленькое – даже для эпохи мини-юбок! Неужели мама когда-то была такой миниатюрной?
Девушка потянулась к конверту и вынула из него листок бумаги.
«Дорогие Бренда и Джерри!
Нет слов, чтобы описать, как мне будет недоставать вас обоих. Вряд ли я смогу когда-нибудь достойно отблагодарить вас за все, что вы сделали для меня...»
Вот и еще один человек, которого коснулось великодушие четы Паттерсонов. Ребекка почувствовала, что сейчас опять расплачется. Какими все же замечательными людьми были ее родители! Как ей повезло, что они у нее были, пускай и приходилось делить их чуть ли не со всем человечеством...
«...для меня и моего ребенка. Вы приняли участие в судьбе совсем чужого человека, дали мне работу и кров, но самое главное – я всем сердцем благодарю вас за то, что вы сделали для Ребекки».
Ребекка? Взгляд девушки точно споткнулся об это имя.
Глупости, одернула она себя. Просто женщина, написавшая письмо, назвала дитя в честь дочери своих благодетелей. И что из того?
Вполне логичное объяснение... Но Ребекке вдруг почудилось, что в комнате ощутимо похолодало. Или это ее саму охватил озноб? Желание читать дальше вдруг пропало, и лишь усилием девушка заставила себя перейти к следующему предложению.
«Знаю, вы дадите ей домашнее тепло и родительскую любовь – все то, что не в силах дать я сама. Об одном только умоляю – помните свое обещание и никогда, никогда не говорите ни слова обо мне, ни ей, ни кому-либо другому. Если она каким-то образом узнает, что вы не настоящие ее родители – ни за что, ни при каких обстоятельствах не позволяйте ей меня искать».
Комната закружилась, словно сумасшедшая карусель.
Ребекка с такой силой стиснула письмо, что костяшки пальцев побелели.
Быть не может, что незнакомка имела в виду именно это! Просто Ребекка не в себе, слишком потрясена гибелью родителей – вот и ошиблась, напутала, что-то не поняла...
Она перечла письмо. Снова и снова.
Привычный мир рухнул, и бездонная пропасть поглотила ее с головой.
Чтобы не упасть, девушка вцепилась в край стола – и нечаянно задела кнопку автоответчика.
– Привет! Говорит Бренда Паттерсон. Мы с Джерри сейчас заняты, но если вы оставите сообщение, мы вам обязательно перезвоним. Честное слово!
Чужой голос, чужая жизнь.
Теперь уже неважно, станет ли Ребекка наводить порядок в доме, избавится ли от старой мебели, тарелок и шелкового платья.
Образы родителей, любивших и растивших ее, только что сгинули окончательно. И с ними исчезла бесследно вся прежняя жизнь Ребекки... все, что перечеркнули и украли несколько фраз, написанных голубыми чернилами на жалком клочке бумаги.
ГЛАВА 1
Ребекка въехала на стоянку перед зданием в северной части Далласа. Ладони ее, лежавшие на руле «вольво», были влажными от липкого пота. Июльская жара была здесь совершенно ни при чем. Всю дорогу кондиционер в машине был включен на максимум, и в салоне было прохладно, даже немного зябко. Нет, ладони Ребекки вспотели оттого, что она совершенно не владела собой. Как и всей своей прежней жизнью.
Взяв с соседнего сиденья сумочку и кейс с бумагами, Ребекка распахнула дверцу.
Волна жара ударила в лицо с такой силой, словно пыталась загнать назад, в прохладу машины, насильно вернуть Ребекку в прошлое, которого уже не существовало. В те времена, когда ей казалось, что у нее есть отец и мать, когда она была Ребеккой Паттерсон, а не брошенным ребенком неизвестной женщины.
Девушка вышла из машины, и жар, подымавшийся от асфальта, поглотил ее с головой. Казалось, он проникает даже сквозь подошвы туфелек из крокодиловой кожи. Ребекка нарочно надела именно эти на высоких каблуках туфли. Чем ты выше, тем больше уверенности чувствуешь в себе, общаясь с незнакомыми людьми... А сегодня Ребекка нуждалась в уверенности, как никогда. Хотя бы в показной... Потому что в душе она ни в чем не была уверена.
Мимо бесконечным потоком проносились машины. И люди, сидевшие в них, точно знали, кто они такие, как появились на свет и что ожидает их впереди.
Ребекка оглянулась на приземистое кирпичное здание – с виду ничем не примечательное. Впрочем, чего же она ожидала? Увидеть трущобы, косо висящие вывески, снующих поблизости подозрительных типов?
Ничего другого она и не ожидала.
Девушка вошла в прохладный вестибюль, где вовсю трудились кондиционеры, и на лифте поднялась на третий этаж. Господи, как обыденно! На полу в коридоре – бурого цвета ковровое покрытие. Медная табличка на двери: «Торнтон и помощники. Частные расследования. Лицензия».
Весь прежний мир Ребекки рухнул, и ей казалось нелепым, что детективное агентство, которое должно помочь ей обрести себя, оказалось таким обыкновенным. Разве могут обычные люди постичь до конца необычность ее положения?
Ребекка расправила слегка помявшийся льняной костюм, сделала глубокий вдох и, мысленно взмолившись, чтобы душевное смятение никак не отразилось на ее лице, решительно распахнула дверь.
– Чем могу служить? – бойко осведомилась секретарша.
Ребекка расправила плечи.
– Мое имя Ребекка Паттерсон, – сказала она. – Джейк Торнтон назначил мне встречу на три часа.
– Он сейчас разговаривает по телефону. Будьте добры, подождите. Как только он освободится, я сообщу, что вы пришли.
Вдоль стен приемной были аккуратно расставлены с полдюжины песочного цвета кресел. Ребекка направилась к тому, что стояло в углу... и лишь потом подумала, что желание укрыться в угол, стать как можно незаметнее совершенно нетипично для нее. Она всегда старалась выделиться, опередить, обогнать...
Пока шесть недель назад не случилось то, что случилось.
– Мисс Паттерсон? – негромко позвал низкий мужской голос.
Девушка вскочила как ужаленная.
Черт! Ничто не помогло – ни туфли на шпильках, ни костюм от модного дизайнера. Ребекка совершенно лишилась той неколебимой уверенности в себе, которая всегда помогала ей делать успешную карьеру и неизменно получать поощрения начальства.
Она шагнула к Джейку Торнтону и протянула руку, изо всех сил стараясь обрести деловитое хладнокровие, исчезнувшее бесследно после смерти родителей... после того письма из прошлого.
– Да, я Ребекка Паттерсон.
В отличие от персонажей кино, этот частный детектив был одет не в помятый костюм, а в черную трикотажную рубашку и джинсы. Зато квадратная челюсть и жесткий взгляд черных – нет, темно-синих – глаз были точь-в-точь, как в кино, и это Ребекку отчего-то успокоило. Темные, небрежно взлохмаченные волосы отросли больше нужного – словно у их владельца не было времени заглянуть к парикмахеру.
– Джейк Торнтон. – Детектив крепко пожал ей руку. – Заходите, пожалуйста. – И отступил, пропуская Ребекку вперед.
Она прошла мимо Торнтона, мимолетно удивившись тому, что он лишь ненамного выше ее пяти футов восьми дюймов – плюс три дюйма каблуков. Стало быть, рост у детектива всего лишь около шести футов... но когда он возник в дверях кабинета, то почудился Ребекке великаном. Огромным, надежным великаном, который без труда справится с самой непосильной задачей.
Кабинет Торнтона с виду оказался таким же, как и приемная – обычным, неброским, неприметным. В углу – шкафчик с картотеками, посередине – большой письменный стол, а на нем стопка папок и компьютер. Очень похоже на кабинет самой Ребекки в отеле «Уингейт».
Вот только на столе у Джейка Торнтона не было фотографии родителей.
Впрочем, у нее – тоже. Только фотография четы Паттерсонов.
– Присаживайтесь, – предложил Торнтон, опускаясь в кресло у стола.
Большое кресло, обитое черной кожей. А как же иначе!
Ребекка присела на краешек другого кресла, затем почти вынудила себя усесться поудобнее, поставила кейс на пол и постаралась принять собранный, деловой вид.
– Стало быть, – сказал Торнтон, – вам рассказала обо мне Элейн Гейтер?
– Да, верно. Год назад вы для нее кое-что сделали...
– Помню.
Он невозмутимо кивнул.
Ребекке пришлась по душе такая немногословность. Хорошо, что он не начал похваляться своей ловкостью, что ни словом, ни жестом не помянул отвратительную процедуру развода, которую начала Элейн, получив доказательства неверности своего мужа. Ребекке как раз и нужен был человек, который не обманет ее доверия и не станет болтать о ее делах на каждом углу.
– Итак, мисс Паттерсон, чем же я могу вам помочь? Моя секретарша сказала, что в телефонном разговоре вы не сообщили ничего конкретного...
– Это личное дело. Очень личное!..
Взгляд детектива скользнул по рукам Ребекки, судорожно сжимавшим сумочку. Ищет обручальное кольцо?
– Нет, – сказала Ребекка, – дело совсем не в этом. Я не замужем. Я вообще... никто.
И с силой прикусила губу, жалея, что у нее вырвалось это слово.
– Совсем недавно я узнала, что я – приемная дочь, – проговорила она ровно и без выражения, словно сообщая второстепенный факт – не более.
Джейк откинулся на спинку кресла, скрестив на груди загорелые мускулистые руки – отделяясь, отгораживаясь от собеседницы. Ребекка хорошо знала этот жест. Умение читать язык жестов входит в обязанности менеджера по кадрам – а Ребекка была очень хорошим специалистом в своем деле.
– И вы хотите, чтобы я отыскал ваших настоящих родителей?
– Совершенно верно.
– Вы могли бы обратиться в специальные агентства...
– Я это уже сделала.
– Значит, ваши родители не пытались вас разыскать?
– Нет. Не думаю. Уверена, что не пытались.
Ребекку задело, что он заговорил об этом.
– Вы ищете их по причинам медицинского характера?
– Нет.
– Если ваши настоящие родители вас не ищут, уверены ли вы, что хотите их найти?
Пальцы Ребекки сильнее стиснули сумочку. Она и не ожидала, что подвергнется допросу третьей степени.
– Иначе я бы сюда не пришла. Я должна их найти.
Торнтон взял со стола карандаш и принялся вертеть его в руках, не сводя с нее пристального взгляда.
– Значит, уверены.
Это был не вопрос, не утверждение – он попросту сомневался в ее словах.
У Ребекки уже не осталось сил спорить. Она поднялась с кресла и сверху вниз посмотрела на детектива.
– Кажется, я ошиблась. Вы явно не заинтересованы в том, чтобы заняться моим делом. Извините, что отняла у вас столько времени.
Торнтон жестом приказал ей сесть.
– Успокойтесь. Я ведь не сказал, что ваше дело меня не интересует. Мне просто нужно, чтобы вы твердо решили – действительно ли вы хотите разыскать своих родителей. Я занимаюсь частными расследованиями вот уже пять лет и могу заверить вас: подобные воссоединения семей далеко не всегда приносят счастье. Если ваши родители сами вас не ищут, они, возможно, не слишком обрадуются тому, что их нашли.
У Ребекки вдруг ослабли ноги, и она почти без сил рухнула в кресло.
– Я знаю. Знаю...
Она потянулась к кейсу, раскрыла его на коленях и вынула письмо. Без единого слова Ребекка протянула его Торнтону и вручила тайну всей своей жизни человеку, которого, похоже, нисколько не интересовали ее проблемы.
Джейк принял сложенный листок бумаги от хорошенькой нервной женщины, которая сидела в кресле напротив. В ней странным образом сочетались хрупкость и решимость. Многие его клиенты приходили к нему в смятении, которое говорило без слов: «Мне бы надо это узнать, но, Боже мой, как не хочется!» Вот почему Джейк все чаще и чаще предпочитал иметь дело не с частными лицами, а с фирмами. Безликими. Лишенными эмоций. Безопасными.
И даже когда ему приходилось работать на частных клиентов, он без устали напоминал себе, что всего лишь зарабатывает на жизнь – и ничего более. Его дело – выяснить то, что клиент желает узнать. Зачем клиенту это знание, что он станет с ним делать, как повлияют эти сведения на его жизнь – все это Джейка уже не касалось.
Но с этой женщиной все было иначе.
Он даже не мог определить точно, что именно. Просто в ней таилось некое беспомощное отчаяние, и непостижимым образом она ухитрялась затронуть в душе Джейка Торнтона тайные струны, о существовании которых сам он давно забыл.
Во все время разговора женщина сидела прямо, слегка вздернув маленький, изящно очерченный подбородок. Длинные светлые волосы были гладко зачесаны назад – из прически не выбилось ни единой пряди. И все это время ее тонкие пальцы с такой силой сжимали то сумочку, то кожаный кейс, что костяшки побелели от напряжения. Глаза женщины – то ли голубые, то ли зеленые, этого Джейк никак разобрать не мог – то раскрывались шире, то сужались в смятении.
И отчего-то Джейку до смерти хотелось расцепить эти напряженные, побелевшие пальцы, разгладить морщинки на высоком лбу, разыскать для Ребекки Паттерсон любящих родителей, сделать так, чтобы все было хорошо...
Идиот!
Кто-кто, а уж он-то хорошо знал, как редко в этом мире встречаются любящие родители.
Джейк развернул листок, исписанный мелким аккуратным почерком. Этот почерк вполне мог бы принадлежать самой Ребекке Паттерсон... вот только бумага успела пожелтеть, а чернила почти выцвели.
«Дорогие Бренда и Джерри! – гласило письмо. – Вряд ли я смогу когда-нибудь отблагодарить вас за то, что вы сделали для меня и моего ребенка...»
Он прочел письмо дважды.
– Не возражаете, если я сниму копию?
Женщина кивнула. Джейк позвонил Норин и попросил сделать для него ксерокопию письма. Обычно он занимался такими мелочами сам, но для этого нужно было выйти из офиса, а Джейку не хотелось оставлять Ребекку одну даже на пару минут. Она казалась такой хрупкой, нереальной, что Джейк, вопреки здравому смыслу, страшился, как бы в его отсутствие она не исчезла вовсе.
Норин принесла ксерокопию, и Джейк вернул оригинал Ребекке.
– Между нами говоря, мне кажется, что вы правы. Ваша мать и не пыталась вас разыскать... А это значит, что вряд ли она обрадуется вашей встрече.
Ребекка чуть заметно вздрогнула. Что же, черт побери, ей хочется узнать правду – так пускай получает.
– Я понимаю, мистер Торнтон. Понимаю. И тем не менее я хочу знать, кто написал это письмо. Кто была моя мать... И кто я сама.
Джейк откинулся на спинку кресла и задрал ноги на стол. Эта женщина попросту напрашивалась на нокдаун. Впрочем, он вовсе не был уверен, что она сумеет подняться на счет «девять». Хотя ему-то что за печаль? Он же частный сыщик, а не психоаналитик.
– Бренда и Джерри Паттерсон – это ваши приемные родители?
– Да.
– И что же, они плохо обращались с вами? Пичкали вас овощами и фруктами? Заставляли ходить в школу? Тряслись над вами, когда вы болели?
В глазах Ребекки влажно блеснула боль.
– Они были чудесными родителями, – дрогнувшим голосом ответила она. – Самыми лучшими в мире.
– Так, может, вам попросту стоит их навестить? Купить для мамы букет роз, для отца – бутылочку бренди, погостить у них все выходные и тихо порадоваться тому, что вас любят? И позабыть о поисках женщины, которой вы оказались не нужны?
Мысленно Джейк как бы со стороны с некоторым изумлением следил за тем, как же усердно он отбивается от этого дела. Кой черт его несет, в конце концов? Ребекке нужна информация, а он в силах ее добыть. В этом и состоит его работа – работа частного сыщика, а не семейного психоаналитика.
Глаза женщины наполнились слезами, и мгновение Джейку казалось, что сейчас она разрыдается в голос – но ответ прозвучал на удивление твердо:
– Мистер Торнтон, я бы с радостью поступила именно так, но теперь это невозможно. Полтора месяца назад мои родители погибли в автокатастрофе.
Джейк уронил голову на грудь и запустил пальцы в густые темные волосы. Вот тебе и психоаналитик! Нет, решительно, его удел – частный сыск.
– Извините, мисс Паттерсон. Я не знал...
– Это не имеет значения. Так вы беретесь отыскать моих настоящих родителей?
«Настоящих родителей». Что за нелепые слова! Люди, которые вырастили эту женщину, которые дали ей свое имя, мертвы. Люди, которые произвели ее на свет, не желают, чтобы их нашли. «Настоящие родители Ребекки Паттерсон, будьте добры встать и признать свою дочь!»
Как бы не так!
Джейк со стуком уронил ноги на пол. Усевшись прямо, он выдвинул ящик стола и подтолкнул к Ребекке стандартный бланк контракта.
– Прочтите.
– Элейн показывала мне свой контракт. Я заранее согласна на все условия и готова прямо сейчас выписать чек на предъявителя.
Что из того, что эта женщина хочет оплатить свои муки? В конце концов, это ее дело.
Джейк дотянулся до ручки и с деловитым видом раскрыл блокнот.
– Имя, адрес, номер телефона.
Ребекка продиктовала ему эти сведения.
– Если позвоните мне на работу и не застанете – ради Бога, не просите ничего передать. У меня дома есть автоответчик, и я регулярно прослушиваю все записи. Там можете говорить что угодно – я живу одна.
– Ясно. А теперь расскажите все, что вам известно о женщине, которая написала это письмо.
– Боюсь, что знаю немного. Правда, у меня есть еще вот это... – Ребекка вновь открыла кейс и вынула аккуратно сложенную голубую блузку. Нет, не блузку – коротенькое платье. – Мне кажется, что его носила та женщина. Во всяком случае, оно лежало вместе с письмом. Все это я нашла в запертом ящике письменного стола – после того, как погибли отец и мама. – Ребекка приподняла было руки, но тут же бессильно уронила их на колени. – Наверное, они все же хотели когда-нибудь со временем рассказать мне правду... иначе бы не стали хранить это. Они же не знали, что так внезапно уйдут из жизни.
– Стало быть, Паттерсоны никогда не говорили вам, что вы – приемная дочь? Вы просто сделали вывод из этого письма.
– Нет, я не просто «сделала вывод», хотя письмо, конечно, подтверждает эту мысль. Я разговаривала с семейным адвокатом, и он показал мне документы на удочерение.
Джейк кивнул, разглядывая голубое платьице.
– Ваша мать, должно быть, была совсем миниатюрной.
– Я родилась в семидесятом году, когда еще не закончилась эпоха мини-юбок. Но даже если и так, все равно моя мама явно была очень невысокой. Свой рост я унаследовала явно не от нее.
Джейк осторожно пощупал ткань. Чистый нейлон и, судя по крою, мода конца шестидесятых. Перед его мысленным взором стояла, как наяву, крохотная белокурая женщина, которая носила это платье. Женщина была похожа на Ребекку. Застиранный ярлык изрядно поблек и выцвел, но все же на нем можно было разобрать вышитые буквы.
– «Лавчонка Шариз». Слыхали когда-нибудь об этом магазине?
Ребекка покачала головой.
– Нет. Я навела справки в Далласе, но никто и не слыхал такого названия. Семейному адвокату известно только одно: та женщина... моя настоящая мать... работала официанткой в ресторанчике у отца и мамы. До моего рождения... – Ребекка запнулась, затем одарила его невеселой усмешкой. – Глупое слово «рождение», правда? Особенно когда не знаешь, кем ты родилась на свет... Словом, отец и мама владели в Плано небольшим ресторанчиком. Они купили его давным-давно, в шестидесятых, когда Плано был еще тихим и малолюдным пригородом. Пару лет назад они продали землю под застройку, и эта сделка обеспечила им безбедную жизнь на отдыхе. Потом отец и мама отправились во Флориду, навестить своих друзей, и на шоссе в их машину врезался пьяный водитель. Он отделался легкими ушибами, а мои родители скончались на месте.
– Понимаю, – сказал Джейк.
И покривил душой, потому что ничегошеньки не понимал. А впрочем, разве от него требуется понимание? Он должен всего лишь раскопать некие факты и представить их женщине, которая хочет знать правду. Или думает, что хочет знать правду.
– Вы просмотрели документы по ресторану? В письме эта женщина благодарит Паттерсонов за то, что они дали ей работу. В бумагах наверняка должны быть ее имя и номер страховки.
Ребекка покачала головой.
– Адвокат сказал, что она работала за комнату, питание и чаевые. Если мои родители платили ей что-то сверх того... а насколько я их знаю, они так и поступали... то платили наличными. Она назвалась Джейн Кларк, но я бы очень удивилась, если это было ее настоящее имя.
– «Кларк» – вряд ли, а вот «Джейн» – вполне возможно. Меняя фамилию, люди зачастую сохраняют прежнее имя, особенно такое распространенное. Что-нибудь еще? Скажем, описание внешности?
– Ее помнят лишь немногие из друзей отца и мамы. Все сошлись на том, что она была очень маленького роста – это видно и по платью – тихая, немногословная, с коротко остриженными каштановыми волосами. Носила очки. Весьма неприметная внешность. Она попросту в один прекрасный день появилась в ресторанчике и приступила к работе. Отец и мама избегали разговоров о ней – должно быть, знали что-то из ее прошлого.
– Немного сыщется людей, которые дадут работу и кров невесть откуда пришедшей бродяжке, да еще и помогут ей скрыть свое прошлое. Быть может, ваши родители знали эту женщину и раньше?
– Возможно и такое... но на самом деле для них такой поступок был совершенно естествен. Сколько я себя помню, в нашем доме всегда ютился какой-нибудь бедолага, а то и не один. Дивлюсь только, как отец и мама не раздали все деньги, которые выручили от продажи ресторана.
Джейк читал ее мысли, как открытую книгу. Сейчас Ребекка ощущает себя одной из множества этих «бедолаг» и по глупости своей решила, что если сумеет отыскать настоящих родителей, то станет другим человеком. Что же, он пытался отговорить ее, как мог. На этот месяц лимит его добрых дел исчерпан.
– Значит, вы говорили об этой женщине со старыми друзьями своих приемных родителей... И никто из них не знает, кто она такая?
– Совершенно верно. Будто она явилась из ниоткуда. Очень скоро стало ясно, что она беременна. Потом она родила... и исчезла. – Горькая усмешка, скользнувшая по губам Ребекки, больше походила на гримасу. – Есть лишь два доказательства того, что моя мать существовала на самом деле, – вот это письмо и ее платье.
– И вы.
Ребекка окинула себя неуверенным взглядом, провела ладонью по щеке, словно проверяя – а сама она существует?
– И я...
Джейку захотелось встряхнуть ее, крикнуть: «Очнись! Вернись к жизни! Все это случилось тысячу лет назад и никак не касается тебя нынешней!» Впрочем, он и сам никогда не слушал чужих советов – предпочитал доходить до всего своим умом. В конце концов, последняя его попытка наставить Ребекку на путь истинный уже обернулась сокрушительным крахом.
– Ну ладно, – сказал он вслух. – У меня еще пара вопросов.
И Ребекка Паттерсон рассказала ему все, что знала она сама. Известно ей было немного, ну да для начала сойдет и так. Вряд ли это дело окажется чересчур сложным. Джейк подозревал, что его успех принесет клиентке немало горя... Но хоть ему, по крайней мере, не придется долго возиться.
Он проводил Ребекку до дверей и, идя следом за ней, вдыхал исходивший от женщины тонкий аромат летних цветов, любовался втайне тем, как солнечный свет играет в шелковистых прядях ее волос.
Джейку прежде доводилось слышать, как говорят о женщине: «гибкая, точно ива», но лишь сегодня он воочию убедился, что так бывает. Ребекка Паттерсон и вправду напомнила ему ивовую веточку – гибкую, грациозную, хрупкую, подвластную всем ветрам...
Джейк уже коснулся дверной ручки, готовый выпустить Ребекку из кабинета и вернуться к привычным делам, но вдруг замялся.
– Знаете, – проговорил он, пытаясь сообразить, какого черта вообще завел об этом речь, – знаете, вам ведь, в сущности, дьявольски повезло. Женщина, которая родила вас, но не захотела – или не смогла – вырастить, отдала вас тем, кто сумел ее заменить. Вы ведь говорили, что у вас были лучшие в мире родители. Вам было хорошо с ними, а теперь их больше нет. Понимаю, вам очень хочется вернуть отца и маму, но это ведь невозможно. Что бы я там для вас ни раскопал, кого бы ни отыскал – это будет уже совсем другая семья. Может быть, вам лучше пойти домой, припомнить все хорошее и тихо порадоваться тому, что оно было. А потом выйти замуж, нарожать кучу детишек – словом, завести новую семью...
