Текст книги "Всему вопреки"
Автор книги: Салли Стюард
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)
– Н-не знаю. Ерунда, наверное.
– Вы подумали: если Мортон был напарником Бена Джордана, если Джордан погиб, оставив беременную подружку, – это может объяснить, откуда Мортон знает вашего отца... и мать. – Джейк откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди, не сводя с Ребекки пристального взгляда. – Возможно. Вполне возможно. Тогда ясно, почему он так яро защищает эту женщину – все-таки подружка его бывшего напарника. Ну-ка, прочитайте, что там дальше.
– «Джордан и его напарник Чарльз Мортон проверяли сообщения о хиппи, поселившихся в заброшенном доме. Мортон рассказал, что они постучали в дверь и назвались офицерами полиции. Неизвестный белый мужчина выстрелил из разбитого окна и попал в Джордана. Мортон вызвал помощь, но Бен Джордан умер по дороге в Вудвордскую мемориальную больницу.
Полиция обнаружила на месте орудие преступления – незарегистрированный револьвер сорок пятого калибра – и различные наркотики, но не имеет никаких сведений о личности либо местопребывании убийцы. По описанию Чарльза Мортона, это мужнина среднего роста и сложения, с длинными каштановыми волосами и бородой, лет двадцати-тридцати. Убийца скрылся в «форде» старой модели с замазанными грязью номерными знаками.
Бен Джордан, уроженец Эджуотера, воевал во Вьетнаме и за ранение был награжден Пурпурным Сердцем. В Эджуотере проживают его вдова, Мэри Бейкер Джордан, и родители, Эдгар и Дорис Джордан». – Ребекка выпрямилась. – Вот вам и беременная подружка. Он был женат.
– Моя наивная леди, это вовсе не означает, что у него не могло быть подружки. Тем больше причин было у Джордана скрывать ее беременность. Давайте-ка поменяемся местами – я хочу взглянуть на эту статью.
Они одновременно встали, и Ребекка чуть отступила вбок, чтобы, меняясь местами, нечаянно не задеть Джейка... Вот черт, он шагнул в ту же сторону! Краснея, она торопливо переступила назад – но и Джейк сделал то же самое.
Он положил руки на плечи Ребекки, и уголки его губ дрогнули в чуть заметной лукавой улыбке.
– Трудно танцевать без музыки... но мы попробуем. Я буду вести, а вы постарайтесь попасть в такт.
Он легонько развернул девушку, словно они и впрямь собрались вальсировать, и сердце ее забилось быстрей, отчаянней, покоряясь вкрадчивому ритму неслышной мелодии. Казалось, что этот безумный вальс желания закружил их на целую вечность, хотя на самом деле прошло лишь одно мгновение.
А потом они замерли, и руки Джейка все так же лежали на плечах Ребекки, горячее мужское дыхание обжигало ее щеку. Слабый, едва ощутимый запах его кожи, смешавшись с тонким ароматом лосьона, облаком окутал Ребекку, бесцеремонно заполнил пыльную библиотечную комнату, разом отгородил их от всего мира.
Не сводя глаз с Ребекки, не отнимая рук, Джейк осторожно провел большим пальцем по ее щеке, и губы его шевельнулись, дрогнули, приоткрывшись в нетерпеливом предвкушении. Или это ей только почудилось?
И тут все кончилось. Джейк моргнул, отдернул руки, словно ожегшись, и торопливо отступил.
Лишь тогда Ребекка осознала, что ее пересохшие губы приоткрылись, жадно ожидая поцелуя.
Сгорая от стыда и – совсем чуть-чуть – разочарования, девушка без сил рухнула на стул, еще хранивший тепло мужского тела.
Да что же это такое с ней творится? Джейк Торнтон ей совсем, ни чуточки не нравится, между ними нет и не может быть ничего общего... И все же собственная плоть предает ее, распаляясь при одном касании этого чужого и жестокого человека. И что только стало с ее твердым решением владеть собой во что бы то ни стало?
– Здесь дальше еще пара статей. Пойду, спрошу у Юнис – может, она сделает мне копии.
Охрипший голос Джейка чуть заметно подрагивал. Что ж, не одной Ребекке пришлось укрощать непокорную плоть... Правда, от этой мысли ничуть не легче. Если бы она твердо знала, что безразлична Джейку, то природная стеснительность просто не позволила бы ей увлечься. А так Ребекка не только сражалась с собственными, непрошеными чувствами, но и волей-неволей гадала, что же чувствует Джейк.
Только этого и не хватало в ее донельзя запутанной жизни – грезить наяву о волке-одиночке, который гордится своим одиночеством!
Ребекка сосредоточила все свое внимание на газете, которую до этого просматривал Джейк. Китай и США возобновили переговоры в Варшаве, президент Никсон обещал покончить с войной во Вьетнаме, в Кент Стейт убиты четыре студента... а в Эджуотере, штат Техас, старший сын Джона и Нэнси Уиттекеров возглавил список лучших студентов Остинского университета.
Этот городок словно взят целиком из старых добрых голливудских кинофильмов. Даже сейчас он кажется пришельцем из невинного, простодушного прошлого, если б только не острое ощущение неладного. Появилось это ощущение с визитом мэра Мортона, а укрепили его зловещий телефонный звонок посреди ночи и бесцеремонные ухватки шерифа Гейтса. Даже здесь, в библиотеке, извечной тихой пристани, Ребекка не могла избавиться от недобрых предчувствий – словно чужой взгляд неотступно сверлит ей спину.
Чья-то рука коснулась ее плеча. Ребекка вскрикнула, резко обернулась, сердце подпрыгнуло к горлу и зашлось в неистовом стуке...
– Извините, – сказал Джейк. – Я и не думал, что «Эджуотер пост» окажется таким увлекательным чтением.
– И правильно не думали. Просто я не услышала, как вы подошли. Сделали копии?
– Угу. Вот они, при мне. Как, ничего нового не нашли?
– Если и нашла, то сама этого не поняла.
– Тогда устроим перерыв в наших библиотечных изысканиях. Я хочу внимательно перечитать все эти статьи – вдруг да что-нибудь придет в голову.
Ребекка кивнула в знак согласия. Она и сама хотела предложить то же самое. После стольких часов кропотливой возни с микропленками немудрено пропустить что угодно, даже объявление о своем собственном рождении. Впрочем, Джейку говорить об этом вовсе не обязательно – чего доброго, снова примется выпроваживать ее в Даллас. Конечно, вдалеке от Джейка не пришлось бы бороться с соблазном, но разве может она уехать, сдаться, так и не приведя в порядок свою жизнь?
– Возьмем с собой холодного питья и отправимся в парк, который мы проезжали по дороге сюда. Если вы, конечно, не против поторчать на солнцепеке.
И вновь Ребекка кивнула. Уж лучше жариться на солнце в парке, чем наедине в номере мотеля припекаться на огне совсем иного свойства...
Парк был невелик – детская площадка, на которой возилось с полдюжины ребятишек, да чахлая рощица. Траву только что подстригли, и долговязый подросток уже закатил косилку в сарайчик посреди парка.
Джейк притормозил на посыпанной гравием стоянке возле рощицы, и Ребекка еще из машины приметила в тени под старым вязом стол для пикника.
За этим столом они и устроились – друг против друга.
– Здесь не так жарко, – заметила Ребекка. – И, в общем, довольно мило.
Еще бы не мило. При свете дня, когда совсем рядом смеялись и бегали дети, отделенная от Джейка широким потрескавшимся столом, Ребекка почти что чувствовала себя в безопасности.
Наклонив голову, ее спутник рылся в своем кейсе. Легкий ветерок ерошил листья вяза, и солнечные пятна трепетали в темных, растрепанных, как всегда, волосах Джейка.
– Здесь довольно много занятных сведений, – сообщил он сухо и деловито, словно и не было недавней сцены в библиотеке. – Джордан и мэр Мортон вместе служили во Вьетнаме. Мортон спас жизнь Джордану, убил троих вьетконговцев, которые ранили Бена в живот, а его – в плечо. Обоих комиссовали, и Мортон, вернувшись в Штаты, вместе с Джорданом уехал сюда, в Эджуотер. Наш славный рубаха-парень в ковбойской шляпе и с техасским выговором на самом деле родом из Огайо.
– Все это очень интересно, но при чем тут моя мать?
Джейк поднял голову, и в его темно-синих глазах блеснула январская стужа.
– Возможно, и ни при чем, а может быть – даже очень при чем. Мортону кое-что известно о вашей матери, значит, мы должны побольше разузнать о самом Мортоне. – Он опять углубился в газеты. – Похоже, убийство Бена Джордана так и осталось нераскрытым. Не припомню, чтобы в газетах за семидесятый год писали что-то о поимке убийцы. А вы не встречали такого сообщения?
– Нет, не встречала, но я вполне могла его пропустить. Я ведь не особенно присматривалась.
Джейк еще немного полистал фотокопии, потом передал их Ребекке.
– Может быть, я все же что-то проглядел, и вам удастся это обнаружить? То, что не имеет значения для меня, но важно для вас.
Впервые за все время Джейк хотя бы намекнул, что Ребекка может для чего-то пригодиться. Девушка углубилась в фотокопии, внимательно прочитывая каждую фразу, хотя в глубине души почти не надеялась на успех.
– Что за черт?! – вдруг воскликнул Джейк.
Ребекка подняла голову и увидела, что ее спутник, нахмурясь, рассматривает листок бумаги.
– Это вы положили сюда статью о Джейнел Гриффин?
– Нет, не я. Может быть, Юнис что-то напутала, когда делала для вас фотокопии.
Джейк покачал головой.
– Вряд ли. Этот листок лежал не вместе с копиями, а под обложкой папки.
Он показал свою находку Ребекке. Сверху, над самым заголовком статьи, кто-то написал красными печатными буквами:
«Уезжай. Твоя мать мертва».
Залитый жарким солнцем парк вдруг сомкнулся вокруг Ребекки, словно стены сырой и душной темницы.
– Джейнел... Вы говорили, что если моя мать назвалась в свидетельстве о рождении «Джейн Кларк», то, вполне возможно, «Джейн» и есть ее настоящее имя.
– Эта женщина умерла пятнадцать лет назад. – Слова Джейка неприятно царапнули слух Ребекки, словно провели по коже грубой наждачной бумагой.
– Дайте-ка мне взглянуть на этот листок.
Джейк подчинился.
Ребекка смотрела на черные и красные буквы, изо всех стараясь вникнуть в их страшный смысл. «Уезжай. Твоя мать мертва». Ярко-красная строчка надписи, и дальше – черные безличные строки газетной статьи.
«Джейнел Гриффин... тридцать один год... ненамеренная передозировка снотворного... закончила среднюю школу Эджуотера... работала в Эджуотерской мемориальной больнице... принадлежала к местной общине пятидесятников... родители – преподобный Уильям Гриффин и миссис Гриффин».
Несмотря на жару, невидимая ледяная рука крепко стиснула сердце Ребекки, изгоняя из него остатки живого тепла.
«Мертва».
– Не спешите с выводами, – сказал Джейк. – У нас пока еще нет доказательств, что эта женщина действительно ваша мать.
– Кто-то ведь изрядно потрудился, чтобы подсунуть этот листок в ваш кейс. Пока мы просматривали газеты, или пока вы отходили сделать фотокопии, кто-то подобрался к нашим вещам, и я не услышала его шаги, как не услышала ваши. Эта статья, эта надпись лишь подтверждают то, что мне было сказано по телефону. Моя мать мертва.
Ребекка вдруг со стыдом осознала, что по лицу ее сами собой катятся непрошеные слезы. Она сердито смахнула их ладонью – не хватало еще разреветься перед Джейком!
На миг ей почудилось, что в его темных глазах мелькнуло сочувствие, но тут же они обрели всегдашнее непроницаемое выражение. И очень хорошо, с горечью подумала Ребекка. Не нужно мне его сочувствие!
– У нас есть еще время, чтобы до темноты попасть на кладбище, – сказал Джейк.
У Ребекки перехватило горло. Она дважды с усилием сглотнула и лишь тогда снова обрела голос.
– Так вы и впрямь уверены, что Джейнел Гриффин – моя мать.
– Ребекка, я же не предлагаю отправиться на кладбище, чтобы на два голоса безутешно рыдать над ее могилой. Просто нужно осмотреть надгробный камень, выяснить, кто ее родные, уточнить дату рождения и смерти и так далее. Нормальная розыскная работа, для которой, собственно, вы меня и наняли.
– Слоняться по кладбищу и глазеть на надгробные плиты? – Ребекка едва не всхлипнула в голос, но вовремя успела сделать вид, что смеется. – И это занятие именуется у вас нормальной розыскной работой?
Джейк решительно оттолкнулся от скамьи и встал.
– Совершенно верно. Если только вы не собираетесь уволить меня – я намерен продолжать дело теми способами, какие сочту нужными. Ну, а теперь согласны вы вернуться в Даллас и в домашней прохладе терпеливо ждать моих отчетов?
Ребекка тоже встала и вызывающе взглянула на Джейка сквозь дымку слез, подернувшую жесткие черты его лица.
– Нет, – отрезала она. – Я пойду на кладбище. Если Джейнел Гриффин и вправду моя мать – я хочу увидеть ее могилу.
– Как вам будет угодно.
Джейк со стуком захлопнул кейс и, подхватив его, зашагал прочь. Ребекка едва успела нагнать его.
Городское кладбище оказалось невелико, и все же им понадобилось около двух часов, чтобы отыскать могилу Джейнел Гриффин. За могилой явно ухаживали, потому что трава была недавно подстрижена.
Джейк бродил вокруг, разглядывая надписи на плитах и делая заметки.
Ребекка стояла у камня с именем Джейнел Гриффин.
Неужели это – ее мать?
Она читала и перечитывала каждое слово, пытаясь проникнуть в тайну жизни давно умершей женщины. «Любимой дочери» – было написано на камне. Не «жене» или «матери», а просто «дочери». В этих двух словах содержалась целая история одиночества. Одиночество царило над могилой Джейнел Гриффин, и Ребекка не знала, что тому виной – надпись ли на камне, ее ли мятущаяся душа...
– Отец Джейнел умер пять лет спустя, – сказал Джейк. – Мать, судя по всему, жива до сих пор. Здесь же похоронены деды и прадеды по отцовской линии. Множество священников. Трое младенцев. – Ребекка дернулась, и он поспешно добавил: – Родились в 1895, 1904 и 1906 годах. В то время детская смертность была высока. Вот и еще одна незамужняя покойница – двоюродная бабка Джейнел, судя по дате рождения, умерла в возрасте около шестидесяти лет. Похоже, семейство Гриффинов прожило в Эджуотере не одно поколение.
– Влиятельная семья – как вы и говорили. Священники и проповедники чуть ли не в каждом поколении. Подобные люди испытали бы немалый шок, узнав, что их незамужняя дочь забеременела. У подобного семейства достало бы сил повлиять на выводы полицейского дознания и добиться вердикта «ненамеренная передозировка снотворного». Мать Джейнел жива до сих пор, а стало быть, мэр и шериф защищают ее. В шестьдесят девятом Джейнел была еще молода. «Девочка-подросток» – вы ведь так говорили?
Джейк шагнул поближе к Ребекке.
– У нас нет никаких доказательств, что она – ваша мать.
– И доказательств обратного – тоже.
– Прекратите! Вы спешите с выводами.
– В самом деле? Какие еще нам нужны доказательства? Или вы хотите выкопать останки, чтобы провести тест на ДНК? – Ребекка отвернулась, глядя на краешек закатного солнца, все еще пылавший над горизонтом. – Все было бессмысленно с самого начала. У меня не было и нет матери. Я гонялась за призраком, который сама же и сочинила...
Безмерное одиночество нахлынуло на нее, словно смертоносный холод полярной ночи, жадно поглощая последние искорки тепла, которые все еще тлели в ее измученной душе. Ребекка хотела было опуститься на траву – на миг или навсегда, все едино – но сильная рука Джейка удержала ее.
– Не надо.
Гнев полыхнул в ее душе, словно лесной пожар, раздуваемый горем и отчаянием. Ребекка стремительно развернулась к Джейку, бессильно замолотила кулачками по его широкой груди:
– Оставьте меня в покое!
И, к вящему своему стыду, бурно разрыдалась. Джейк бережно, но властно притянул девушку к себе, не обращая внимания на ее попытки вырваться.
Горестные слезы неудержимо катились по лицу Ребекки и стекали на джинсовую рубашку Джейка... А он, словно ничего не замечая, одной рукой крепко прижимал девушку к себе, а другой нежно гладил ее по волосам. Ребекка и рада была бы успокоиться – но тело ей не повиновалось. Проклиная собственную слабость, она тем не менее прильнула к Джейку и горько рыдала, уткнувшись мокрым лицом в его широкую, надежную грудь.
Слезы сделали свое дело – боль и горе, терзавшие Ребекку, постепенно ослабли, и тогда она опять попыталась высвободиться.
Джейк немного ослабил объятия – ровно настолько, чтобы она смогла достать из сумочки бумажные носовые платки и высморкаться. А потом опять ласково привлек девушку к себе, все так же нежно гладя ее по голове. Вопреки всему, Ребекка наконец обмякла, разжала кулаки и теснее прильнула к нему.
– Твои приемные родители обожали весь мир – но это не значит, что оттого они меньше любили тебя.
Джейк произнес эти слова едва слышным шепотом, и на миг Ребекка решила, что они ей лишь почудились.
– Я этого не говорила, – пробормотала она, не решаясь поднять голову и встретиться с ним взглядом.
– Но ведь думала, верно?
Ребекка глубоко вздохнула, не зная, сможет ли она ответить на этот вопрос, не предаст ли ответом двоих людей, которых любила сильнее всего в мире. Может быть, и предаст.
Джейк молчал, не подгоняя ее, и Ребекка вдруг заговорила – взахлеб, безудержно, как только что рыдала на его груди:
– Когда мне было десять, я как-то играла с подружкой у нее дома и сказала: вот хорошо бы, чтоб мои папа и мама любили только меня. Мать подружки услышала мои слова и отозвала меня поговорить. Она сказала, что я должна гордиться своими родителями, гордиться тем, что они всегда готовы прийти на помощь ближнему, кто бы он ни был. Тогда я почувствовала себя эгоисткой – ведь мне так хотелось, чтобы отец и мама не любили никого, кроме меня.
И напряглась, ожидая услышать заслуженный укор.
– По-моему, в этом желании нет ничего эгоистичного. Так думают все дети в мире.
– Мне казалось, что папа и мама должны принадлежать только мне, потому что я – их дочка, единственная дочка. Потом я повзрослела и многое поняла. Я знала, что они любят меня, что они просто замечательные люди, и в их сердце хватает места для всех несчастных и нуждающихся. Но вот они погибли... и все рухнуло. Тогда-то я сообразила, что никогда не была для них единственной дочкой – всего лишь бездомной сиротой, которую они взяли под свою опеку. Получалось так, что я действительно всю свою жизнь была сиротой, и по-настоящему у меня не было ни семьи, ни дома.
– И тогда ты решила, что, если найдешь свою настоящую мать, получишь и то, и другое.
Ребекка чуть отстранилась и заглянула в лицо Джейка. Солнце почти зашло, и в наплывающих сумерках лицо его казалось непостижимым, непроницаемым.
– Глупо, да?
Джейк негромко, невесело засмеялся.
– Это я уже проходил. Поверь мне, это не смертельно. Жить можно.
Ребекка вспомнила, как он с нарочитой насмешкой рассказывал о собственной семье. Неужели и Джейк был когда-то маленьким мальчиком, неужели и он отчаянно искал тех, кто будет любить только его?
Испытующим взглядом Ребекка искала в лице Джейка ту, детскую уязвимость и беспомощность... Но тут он слегка повернул голову, и последние отблески заката полыхнули в его глазах темным жарким огнем желания, разжигая в ней ответное пламя.
Джейк окинул Ребекку долгим жадным взглядом, словно хотел поглотить ее целиком. Девушка хотела было отвернуться, чтобы не выдать себя, но даже не шелохнулась, как будто их тела срослись и не желали разъединяться. Тогда Джейк наклонил голову, и Ребекка, уже не думая, что творит, запрокинула лицо навстречу его твердым горячим губам. Они слились в бесконечно долгом поцелуе, и одиночество испугалось, отступило, растаяло в новорожденном мире страсти, где пылали солнца и звезды, и целые миры манили увидеть их и познать...
Она обвила руками широкие плечи Джейка, ощущая сквозь рубашку жар его сильного мускулистого тела. Сердце ее стучало упоенно и бешено в такт неровному мужскому дыханию, словно они и впрямь слились в одно существо. Джейк теснее привлек ее к себе, одна рука его скользнула по бедру Ребекки, другая запуталась в ее длинных светлых волосах.
Поцелуй пьянил и кружил голову, словно драгоценное вино. Чистый, хмельной запах мужского сильного тела смешивался с ароматом свежескошенной травы, и весь мир для Ребекки сомкнулся в одном существе – Джейке. Он целовал ее так, словно хотел разом выпить всю сладость ее губ, и тело Ребекки таяло в его жарких объятиях, с готовностью отзываясь на его откровенное желание. Всем своим существом она жаждала принадлежать ему, как будто слияние плоти могло навсегда залечить пустоту, раздиравшую ее душу...
Где-то на краю сознания шевельнулась тревога. Ребекке отчаянно не хотелось прислушиваться к предостерегающему голосу здравого смысла – уж лучше отдаться страсти, утонуть с головой в безумии этого бесконечного поцелуя, хоть на миг поверить, будто радости плоти излечат душевную боль... Однако здравый смысл не отступал.
Ты только что потеряла самых близких людей – твердил он. Потеряла, быть может, дважды. Никакая безумная страсть этого не исцелит. Никакие жаркие поцелуи не заменят того, чего нет.
Помимо воли Ребекка оттолкнула Джейка, и на сей раз он все же разжал объятия.
Летние сумерки обступили их, и зябкий холодок заполз в стынущее сердце Ребекки.
– Уже поздно, – почти беззвучно проговорила она. – Пора возвращаться.
Мгновение Джейк испытующе смотрел на нее, затем кивнул.
– Да, пора, – сказал он, и девушке почудилось, что в этих простых словах прозвучал иной, горький смысл.
Они прошли через кладбище, стараясь держаться поодаль друг от друга.
В машине Джейк потянулся было к ключу зажигания, но помедлил.
– Мне не следовало так поступать, – пробормотал он, не глядя на Ребекку.
Лучше бы он этого не говорил. Ребекка и так не могла отделаться от мерзкого ощущения, что попросту вешалась ему на шею.
– Все в порядке, – промямлила она, уставясь на свои руки, сложенные на коленях.
– Я повел себя непрофессионально...
– Все в порядке, – повторила Ребекка, не в силах придумать ничего более оригинального.
Заурчал мотор, и машина рванулась в вечерний полумрак.
Если до сих пор Ребекка ощущала себя одинокой, то теперь ее одиночество разрослось неимоверно. Лишь несколько кратких мгновений тонкая нить связывала ее с другим живым существом, но теперь оборвалась и она, и бесплодная пустошь, царившая в сердце Ребекки, отныне полонила его целиком.
– Как только мы вернемся в мотель, – сказала она, – я соберу вещи и вернусь в Даллас. Сегодня же!..
– Разумная идея. Я буду держать тебя в курсе поисков.
– Не думаю, что тебе удастся что-нибудь найти. Моей матерью была Джейнел Гриффин.
Джейк не возразил ни словом, и так рухнули последние надежды Ребекки. Сейчас в душе ее властвовал беспросветный мрак.
– Моя мать мертва. Я решила смириться с этим и последовать твоему совету. Вернуться к работе, к друзьям, строить заново свою жизнь...
Хоть это и невозможно, мысленно добавила она.
– Разумная идея, – повторил он.
Итак, все кончено. Она уедет и никогда больше не увидит Джейка, не ощутит на губах горячий вкус его головокружительных поцелуев. Ночь прокралась в салон седана, просочилась сквозь кожу и теперь текла по жилам – там, где еще минут десять назад струилась жаркая кровь...
В двух кварталах от мотеля позади седана вспыхнули сине-красные огни полицейской машины, и надсадно завыла сирена.
– Что за черт?!
Джейк нажал на тормоз.
– Ты что, превысил скорость?
– В этом-то городке? Учитывая нашу взаимную симпатию с местным шерифом, я бы не решился и полосу сменить без сигнала. Если вообще здесь можно отыскать улицу с лишней полосой.
Фарли Гейтс вперевалку подошел к седану.
– В чем дело, Гейтс?
– Ваши права.
Джейк сунул руку в задний карман джинсов, извлек бумажник и протянул шерифу водительские права.
Гейтс невозмутимо переписал все сведения в блокнот.
– Что вы делаете? – резко спросил Джейк. – Я не превышал скорость, так какого черта вы гоняетесь за мной с мигалкой?
– Все верно, не превышали, но дело совсем не в этом. У вас разбита фара.
– Черта с два! Сами видите – обе в порядке!
Джейк раздраженно махнул рукой в сторону ветрового стекла.
Гейтс неспешно прошел вперед, вынул дубинку и размахнулся. Ребекка потрясенно вскрикнула – тишину летнего вечера разорвал пронзительный звон стекла. Шериф хладнокровно вернулся к дверце седана и протянул Джейку квитанцию на штраф.
– Как я уже сказал, у вас разбита фара.
И, усевшись в свою машину, укатил прочь.
– Что происходит? – недоуменно спросила Ребекка. – Зачем он это сделал?
Джейк лишь покачал головой, глядя, как удаляются в ночь задние огни полицейской машины.
Наконец он повернулся к Ребекке.
– Сдается мне, что Джейнел Гриффин вовсе не твоя мать... иначе Гейтс не старался бы так рьяно от нас избавиться.
Ребекка мгновенно оценила его правоту – и тогда недоумение сменилось в ней праведным гневом.
– Я не еду в Даллас! – жестко сказала она.
– Почему-то я так и подумал.
Ровный голос Джейка не выражал ни злости, ни особой радости.
Но это уже было неважно. Как и то, что мать Ребекки не желает встречаться с дочерью. На кладбище девушка навсегда простилась со своей мечтой о настоящей семье, с надеждой обрести полноценную жизнь. Она страдала, мучилась, и оказалось, что зря. Эта мысль отчего-то ожесточила Ребекку, укрепила ее решимость. Она найдет свою мать, даже если эта женщина захлопнет дверь перед самым ее носом. Она посмотрит в глаза той, что родила ее на свет, узнает ее черты лица, цвет волос, форму губ... и уйдет. Насовсем!
И тогда Ребекка снова будет полновластной хозяйкой своей жизни. Тогда она вновь обретет себя и уверенной поступью двинется в будущее, как советовала Дорис Джордан.
ГЛАВА 9
20 октября 1969 года,
Эджуотер, штат Техас
Мэри свернулась калачиком на диване, и на коленях у нее лежала раскрытая книга. Она уже в третий раз прочитала одну и ту же страницу, но так и не поняла ни единого слова.
Пять минут двенадцатого. Скоро вернется Бен. В этом месяце у него вечерние дежурства – с трех часов дня до одиннадцати вечера – и Мэри уже возненавидела эти долгие часы темноты и одиночества.
Раньше с ней такого не было. Всю свою жизнь она прожила в Эджуотере. Здесь никогда не запирали дверей. И ничего не боялись.
А вот она – боится. Заперла все окна и двери, а теперь вздрагивает от каждого звука, особенно если это – телефонный звонок.
Отчасти, конечно, эта тревога привычна. Все жены полицейских живут в страхе, что им вот-вот позвонят и скажут, что любимый муж тяжело ранен или того хуже.
Правда, в Эджуотере до сих пор ничего подобного не случалось.
И все же Мэри изнывала от страха. Особенно после захода солнца. Всему виной беременность, говорила она себе. Тело ее изменяется, оттого она и стала более чувствительной, уязвимой, оттого и проснулись все прежние страхи, казалось, давно забытые. Мэри страшится потерять любимого, как когда-то потеряла отца и маму... А теперь добавилось еще и опасение за хрупкую новую жизнь, которая с каждым днем подрастает в ее утробе. За ребенка, которого Мэри уже заранее любит так сильно, как никого не любила прежде.
Женщина решительно отбросила еще одну причину своих страхов – черное пятно, неотступно маячившее на краю памяти. Стоит только дать волю этому воспоминанию – и оно, точно черная дыра, всосет в себя всю ее жизнь, утащит в безмерную пустоту, где нет ничего, кроме боли.
Нет, она не станет вспоминать об этом. Ужас остался в прошлом, а перед нею, Беном и не рожденным еще малышом – все будущее.
Прошлое мертво и не сможет причинить ей вреда, покуда надежно заперты все двери и окна, покуда она гонит прочь непрошеные воспоминания.
Пронзительно зазвенел телефон, и Мэри вскрикнула от неожиданности. Книга выскользнула из ее ослабевших пальцев и со стуком упала на пол. Кто бы это мог звонить в такой час? Только не Бен. Он всегда уговаривает Мэри лечь спать пораньше и не дожидаться его прихода, в особенности теперь, когда она в тягости.
Зловещий брусок черного пластика вновь заверещал, настоятельно требуя ответа.
В поздних звонках вообще есть что-то зловещее, тем более сейчас, когда Бен на дежурстве.
Только после третьего звонка Мэри наконец нашла в себе силы потянуться к телефону.
Она сняла трубку медленно, с усилием, как в кошмарном сне, когда безуспешно пытаешься убежать от неумолимого убийцы.
– Алло! – выдавила Мэри не своим, хриплым голосом.
– Я слыхал, тебя можно поздравить.
Чарльз.
Ей бы радоваться, что никто не сказал сочувственным голосом: «Произошло несчастье», но Мэри не почувствовала облегчения. Страх – уродливая тварь – притаился рядом с ней, сладостно и злобно урча.
– Мой напарник сообщил, что скоро станет папочкой, – продолжал Чарльз, так и не дождавшись ее ответа. – Во всяком случае, он так считает. Мы-то с тобой знаем правду, верно, киска?
Сердце Мэри трепыхалось где-то у горла, и оттого она не могла вымолвить ни слова, ни единым звуком не могла опровергнуть эту мерзкую ложь.
– А теперь я скажу тебе вот что. Я не допущу, чтобы какой-то грязный ублюдок снова исковеркал мне жизнь только потому, что вам, шлюхам, недосуг предохраняться. Ты сама меня завлекла, вертела передо мной хвостом, а теперь вдруг решила забрюхатеть и все свалить на меня? Хочешь уничтожить меня, сучка? Не выйдет. У меня есть человечек, который обо всем позаботится. Словом, встретимся завтра возле...
– Нет! – подхлестнутый ужасом крик прозвучал так громко, что Мэри сама едва не оглохла.
Чарльз умолк, и в этот краткий миг у Мэри мелькнула почти безумная надежда: вдруг ей все почудилось, вдруг ей просто приснился кошмар, и сейчас она проснется? Ведь не может быть, не должно такое происходить наяву!
– Нет? – с обманчивой мягкостью переспросил Чарльз, и от этого голоса по спине у Мэри пополз холодок. – По-моему, ты оговорилась, детка. Или вправду хочешь, чтобы Бен узнал, как ты соблазнила его напарника? – Он помолчал и заговорил снова, размеренно и тихо: – А может быть, хочешь гадать, вернется ли живым в один прекрасный вечер твой драгоценный муженек?
Господи! Это не сон. Все было на самом деле – насилие, грязные намеки Чарльза, то, что он хотел сделать с ее ребенком...
– Это не твой ребенок! – пронзительно крикнула Мэри, обретя наконец дар речи. – Это ребенок Бена! Мой и Бена!
И швырнула трубку, не желая больше слышать этот грязный и безумный бред.
Кровь стучала в ее висках оглушительно и страшно, мертвенный холод заползал в сердце. Мэри обхватила себя руками, чтобы согреться и защитить свое дитя, но никак не могла обрести ни тепла, ни защиты.
Чарльз сумасшедший.
Теперь в этом нет сомнения.
Но он – не отец ее ребенка.
Слезы текли струями по лицу женщины – обжигающе ледяные слезы, словно злой колдун превратил ее в Снегурочку.
Чарльз не может быть отцом ее ребенка.
Снова зазвонил телефон.
Зажав руками уши, Мэри опрометью бросилась наверх и в спальне зарылась под одеяла, спрятав голову под подушкой.
Это ее ребенок! Ее, а не Чарльза!
Она свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, пряча от беды крохотный комочек жизни, подраставший в ее утробе. Лицо ее стало мокрым от слез, и рыдания с такой силой сотрясали хрупкое тело, что Мэри испугалась за малыша.
Минуту, а может быть, час спустя чья-то рука ухватила ее за плечо.
