Текст книги "Проклятый род (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

   Вера с трудом встала с постели: большой живот мешал двигаться – ребёнок ждал часа своего появления. Вздыхая, будущая мать оделась теплее. Она двигалась тихо, стараясь не разбудить спавшего на печи младшего брата. В их доме стало прохладно. Тепло быстро выветривалось, нужно снова подтапливать печь. Надеяться в этом она могла только на помощь соседей. В светлое время суток можно пройти по морозу и добрые люди помогали Вере в нелёгкой жизни без мужа: приносили воду, дрова, разводили огонь. Сергей воевал вместе с Китежской ратью на западе. Муж хотел завершить все дела до весны. Он опасался Навьих набегов, ведь Волки появятся из-под земли вместе с весенней оттепелью, когда сойдёт снег...

   Но Вера постаралась не думать о страшном: нельзя было ей лишний раз волноваться. Зимой, внутри Монастырских стен – чего ей бояться? Мороз и стужа не давали никому высунуть носа из дома, а ночной стук мог вполне оказаться отголоском ускользающих снов.

   Осторожно выглянув в сени, Вера поёжилась. Даже накинутая поверх плеч медвежья шуба не спасала её от холода. Совсем не хотелось выходить за порог, но наружная дверь выглядела ненадёжной. Подняв свечу, девушка шагнула к выходу из Тепла, чтобы проверить засовы. Сердце часто забилось, страх требовал вернуться обратно в дом, но услышанный звук был слишком реален, чтобы просто уснуть – кто-то точно ударил ей в дверь...

   Решившись, Вера отомкнула запоры, слегка приоткрыв выход на улицу. Диким зверем холод ринулся в сени. Плотнее кутаясь в шубу, христианка осторожно вышла на скрипнувшее крыльцо.

   Чернота хранила звёздную ночь, не давая толком ничего рассмотреть во дворе. Глупо было сейчас покидать Тепло, чтобы искать во тьме свои мороки. Мороз сразу добраться до тела и заколол лицо Веры незримыми иглами. Стараясь не вдохнуть мертвенный воздух Зимы, она развернулась обратно к сеням, но замерла от сковавшего сердце ужаса...

   В дверь дома был глубоко воткнут нож. С рукояти клинка на кожаном ремешке свисали два волчьих зуба. Острие ножа прибило к доскам красивый девичий гребень. Свою украденную вещь Вера не видела много месяцев. Только сейчас гребень вернули, перед этим выломав ему все до последнего зубья.

   Стужа ворвалась в лёгкие девушки, разнеся по общине испуганный крик. Христианка отшатнулась прочь от ножа, по её ногам хлынули воды. Ребёнок рождался раньше положенного ему срока, появляясь на свет из-за судорог материнского ужаса.

  *************

   Никто не думал о войне посреди Долгой Зимы. Никто не был готов к ней, кроме заранее распланировавших нападение союзников. Сергей предложил выступить за два месяца до конца холодов, чем сильно удивил Китежского воеводу. Но в этом был смысл: дневное солнце в последние зимние месяцы прогревало воздух до "сороковника", а значит совместное языческо-христианское войско могло совершать марш и сражаться.

   Тавриты убедились в возможности Зимней войны очень быстро. Рать Китежа, Кроды и Чуди пополнилась отрядом из Монастыря, после чего выдвинулась к стенам скотоводов. Если бы не помощь христианских общин на пути, союзные войска могли перемёрзнуть в дороге, но этот поход был направлен против ненавистного всем Ивана Тавритского – каждый старался помочь Теплом и провизией.

   Такого удара глава скотоводов не ожидал. Аруч и Дом не смогли поддержать союзника в битве, или не захотели... Слишком много зла Иван сотворил покорённым. Настала пора платить за угнетение...

   Таврита осталась одна, её стены дрожали от грохота артиллерийских ударов. Две батареи украшенных оберегами пушек, не экономя боеприпасы, выпускали десятки снарядов по деревянным домам. Штурм вели с такой лихой яростью, что казалось, будто враг Китежа и Монастыря стоил каждого потраченного на него выстрела.

   Очередной снаряд врезался в высокую насыпь, уничтожив на ней ряд крепкого частокола. Таврита горела, наполняя морозный воздух треском смертоносного пламени и криками погибавших людей.

  – Два легли среди простого Тепла. Там насмерть, наверное, всех перебило, – поморщился корректировщик, отнимая бинокль от глаз.

  – Цельтесь точнее. Ведь знаете, где арсенал и казармы, – недовольно бросил Сергей. Из-за инея залёгшего на ресницы, он видел пожары в Таврите как сияние лучистых звёзд. Смахнув снег с лица, Сергей проморгался. Нет... в войне не было ничего даже отдалённо прекрасного. Казалось, что с дозорного поста он слышит крики погибавших под артобстрелом семей.

  – Вечно-то вы крестианцы ко всем жалость имеете. А тем временем Иван закопался поглубже на складах своих каменных, и не выкуришь его оттуда. Два штурма уже захлебнулось...

   Корректировщик был из язычников Чуди, но во время осады они с воеводой из Монастыря прекрасно понимали друг друга. Общее дело – война – их объединило.

  – Слишком добры, говоришь? Война одна на всех: и для язычников, и для христиан... и для тех, кто креста просил, а сам злое удумал, – многозначительно ответил Сергей. – Настоятель отправил меня под Тавриту, потому как я из тех христиан, кто жестокости не боится.

  – Практичный человек – ваш Настоятель.

  – Он в Бога верит, как и я... Может, верит столько же, сколько и я верю, – задумчиво ответил Сергей. Взгляд воеводы задержался на еле видных вдали строениях Тавритского городища.

  – Что там?

  – Где? – заторопился корректировщик, обводя панораму осады биноклем. – Ну и глаз же у тебя, я с оптикой еле увидел!.. Это стоила для скота Тавритской общины. Вон, дым из труб стелется – это они для быков своих топят. Говорят, даже в простом Тавритском Тепле быки с людьми уживаются. Душу скотоводы готовы продать за коров своих ненаглядных...

  – Быки для Тавритов – ценнее золота. Они кормильцы для целой общины. Скотоводы Велесу покланялись, когда открыто себя называли язычниками... Подожгите стойла.

  – Так заживо же сгорят, ведь тоже невинные души... да и какая утрата запасов, – поражённо уставился на него корректировщик.

  – От бычьего рёва Иван со своими отрядами со складов выйдет – самое ценное потеряет, и на месте не усидит, – холодно ответил Сергей.

  – Что же ты за человек такой? Как среди крестианцев-то оказался? – начиная рассчитывать вектор стрельбы, бормотал корректировщик над походным планшетом.

  – О Волках когда-нибудь слышал? – усмехнулся Сергей, но в подробности вдаваться не стал.

  – Где воевода христианский?! – вдруг раздался тревожный окрик поблизости. С внешней стороны укреплений пробирался человек в порядком задубевшей от холода шубе. Он приехал из Монастыря, но ни одна лошадь не выдержала бы такого мороза. А значит, гонец потратил на дорогу драгоценное топливо, взяв единственную машину в общине, и дело у него было срочное.

   Увидев Сергея, ратник поспешил к нему, на ходу протягивая конверт.

  – От младшего воеводы Леонида известие!

  – Леонид? Он же Монастырь стережёт! Неужели Дом с Аручем решились напасть? Ведь ненавидели Ивана, к нам хотели переметнуться!

   Срывая печати, Сергей развернул доставленное послание. Взгляд быстро пробежался по ровному почерку младшего воеводы. На последних строках Сергей побелел, и со злостью сжал бумагу в руке.

  – Без меня будете Ивана добивать. Для христианских войск я командиров оставлю. Ивану всё равно недолго осталось... Поджигайте скотный двор, выманивайте Таврита, а там терзайте его сколько угодно... Мне вернуться в Монастырь надо, защитить Веру.

  – Понимаю, – ухмыльнулся язычник.

  – Нет. Не понимаешь...

  *************

  – Принёс? – вопрос ведуньи заставил Сивера улыбнуться. Он осторожно протянул ей сверток с притихшим ребёнком.

  – Почему не кричит? Заморили?!! – оскалилась на него Старшая.

  – Да живой он, живой!

  – Не "он", а "она", дыролобый, – огрызнулась Волчица. – А семья её, что?

  – Всё как в старые времена – набег без жалости и без пощады. Вырезали всех, кто на пути оказался!

  – Хорошо... – облизнула губы она. Взяв ребёнка, Влада улыбнулась, не нарочно показав малышке острые зубы.

  – Замёрзла девочка? Силушки нету кричать? Мамку свою потеряла, а жить как-то надо? – качая на руках чужую дочь, припевала ведунья. Сивер, опустив взгляд по телу Волчицы, не сумев удержаться от наглой ухмылки.

  – Чего уставился?! – рявкнула та. Два голубых глаза сверкнули на охотника из-под волос цвета пепла. Власы были гладко расчёсаны, Волчица запретила себе подстригаться, но ухаживать сама за головой не любила – отвыкла.

  – Ты залог мне давала, – напомнил охотник. Одарив его надменным взглядом, Влада только презрительно фыркнула.

  – Ну и как, выполнил?

  – Выполнил.

   Ведунья не спешила с ответом. Сивер знал, о чём она сейчас думает: прикидывает, почему он остался жив, и ищет подтвержденье тому, что проклятие снято.

  – И что хочешь сейчас?..

   Парень смутился: вопрос был простым, но выворачивал душу. Не привык Сивер робеть перед женщиной, даже перед той, которая ведёт сейчас Навье племя. Вскинув лихой взгляд, охотник громко проговорил:

  – Тебя хочу! За тобой на любое проклятие пойду! Хоть ещё сто раз испытай, но тобой овладею!

   Ведунья залилась смехом. От этого громкого звука, ребёнок на её руках закричал. Улыбка Влады исчезла быстрее, чем тает в зимнем воздухе дым.

  – Сейчас ты со мной не управишься... Да и кто чего тебе обещал, давая залоги? Говоришь, не боишься проклятий?.. А ножа в груди ты боишься?

  – Хочешь, режь! – рванул на себе куртку Сивер. Лицо Влады побледнело, но в глазах промелькнул интерес.

  – Какой молодой, какой глупый... – прошептала она, укачивая чужого младенца. – Иди прочь, весной поговорим... Може ещё залог тебе дам, а може сердце твоё, к какой-нибудь весте направлю. Слюбится, стерпится, прикипит...

  – Не прикипит! Не полюблю никого, кроме тебя! – тяжело сипел Сивер. Он был чересчур настойчив, и ведунья раздражённо поморщилась.

  – Не первый дурак такой, знаю, что добром не отстанешь. Сколько вас уже было... Шальная идея за мною стелиться: мне сейчас никто больше не нужен! Может статься, что никогда мне муж не понадобится... До весны с этим меня не тревожь, лишь раз тебя остерегаю! А теперь, пошёл прочь, пока не сглазила!

   Сивер не стал испытывать силу ведуньей угрозы. Он тихо выскользнув из норы, подальше с колдовских глаз. Когда парень вышел, в углу логова зашевелилась чёрная тень. Старая наставница подошла к своей ученице, устало взглянув на лицо похищенного младенца. Женщина выглядела плохо – под её глазами залегла синева, после терзающих приступов кашля на губах остались кровавые пятна. Прочистив горло от горьких сгустков, Девятитрава спросила:

  – Эту ли видела в своих Ведах?

  – Да... В самом первом откровении птицы, – улыбнулась ей Влада. Рука Белой Волчицы достала из-под складок своей одежды два синих пера и положила их на свёрток с ребёнком.

  – Как звать её будешь?

  – Сирин. Имя давно было названо крылатой тенью... Сильной станет, красивой, близка будет к Нави... если выживет.

  – А что ты? – спросила старая женщина. Она чуть пошатывалась, срок жизни Девятитравы почти истёк. – Волчица не сможет обойтись без хорошего Волка... Охотник в мужья набивается.

  – Он один из первых, к кому дух Зверя вернулся. С каждым днём двоедушцев в племени прибывает, хотя в Сивере сил побольше будет, чем в прочих... Но он мне не нужен! Ты ведь тоже живёшь одинокой... Отец мой ушёл, старый сказалец мир Явий покинул... Тяжело тебе, знать-то, без мужа и сына?

  – Михаил и Олег смотрели на меня токмо прошлым: как на травницу со светлым именем. Да только те времена давно минули. Я привыкла к Навьему роду... – ответила Девятитрава. – Однако, мой срок приходит. Я многое успела увидеть, предвидеть и сделать: на верный путь Мать-Волчицу наставила, и тебя, пока, наставляю. Дни твоей силы прибыли, многое ты сделать должна. Ярый жар посреди Зимы разгорится и опали;т многих. Сдержать его буде трудно... Потому, приготовься.

   Предсказывая, Девятитрава пристально смотрела в глаза ученицы. Тяжело было выдержать прямой взгляд старухи.

  – Как долго одна проживёшь? Как долго собираешься по отступнику сохнуть?

  – Не дождётся, не высохну! – зло рявкнула Влада. – Вместе с охотниками ему посланье отправила... Сам ко мне приползёт! Я жизнь его поломаю: на рассвете будет слезами горючими умываться, а ночь встречать с криком!

  – За преданный род будешь мстить, или токмо за то, что отвергнул тебя?

   Влада ничего не ответила. Осторожно положив ребенка в расписанную рунами колыбель, она тихо пропела:

  – Сварим зелья покрепче, и невзгоды уйдут; печаль отойдёт, отступит льдом перед жаром. А ежели глаз дурной взглянет – род защитит. Лютую смерть нашлём, душу вырвем и к Маре направим... Теперь ты дома, девочка. Укреплю твою волю, наставлю тебя на путь выбранный мною...

   Вдруг Волчица заметила шнурок под воротом распашонки. Потянув за него, Влада достала простой деревянный крестик, принадлежавший младенцу. Она тут же обрезала нить острым ножом, отбросив прочь символ чуждой ей веры. Из оберегов в колыбели маленькой Сирин остались только два синих пера.

  *************

  – Молитвами нашими, малютка здорова, – вздохнул Леонид, отойдя от постели. Вера лежала под пуховыми одеялами, прижимая к себе новорождённую дочь. Начавшиеся на холоде роды дались молодой матери нелегко. С великим трудом ей удалось вернуться обратно в дом, напугав своим видом Егорку. Но мальчонка сильно окреп после всех испытаний, которые им с сестрой довелось пережить. Он быстро оделся, прошёл через морозную темень и позвал на помощь к роженице соседских женщин.

   Вера изнемогала от слабости, но девочке жизнь дала и сама не погибла – это благое событие согревало сердце младшего воеводы.

  – Довольно смертей. Хватит костлявой по нашей общине бродить. Пусть новая жизнь отгонит от нас черноту Навьих проклятий, – сказал Леонид, вспомнив резню прошлой ночи. – Как наречёте дитя?

  – Евгенией, – выдохнула уставшая Вера.

  – Хорошее имя – для настоящей красавицы... Вон, какие при ней голубые глаза – как у батюшки. А волосики-то золотые – как у матушки, – улыбнулся Леонид круглому детскому личику.

   В прихожей послышался шум. Громыхая сапогами, в дом вошёл ополченец Данила. Он нёс в смятой тряпке нож с гребнем вырванные из входной двери.

  – Эх ты, дурень! – разозлился на него воевода. – Ты на кой чёрт эту гадость сюда приволок?!

  – Так, снять надо было!.. Бабы ходят рядом с избой, крестятся да шепчутся, словно дурки! Хоть и "сороковник" на улице, а со всей слободы люди сбежались. Лясы точить и на холоде хочется!

   Вера отвернулась в подушку и тихо заплакала. Скрипнув зубами, Леонид начал выталкивать ратника вон из избы.

  – Ты эту дрянь брось в огонь! Гребня с ножом руками не трогай и дым от сожжения не вдыхай! Вещь подброшена не случайно, а на худое дело: с порчей и с заговором. Только коснёшься – сразу на тебя беды полезут, одна другой хлеще!

   Испугавшись, Данила трижды сплюнул через плечо, пробормотав: "Чур меня!"

  – Нехристь, лучше бы перекрестился! – продолжал увещевать его воевода. Ратник собрался выскочить на крыльцо, но Леонид его задержал. – Стой!.. Нож не сжигай, покажем его Сергею. Быть может, в ноже есть послание. А гребень сожги, чтобы праха от него не осталось!.. Да вели ратникам приготовиться: оружие достаньте хорошее, патроны, машину...

  – Машину за Сергеем отправили! – торопливо напомнил Данила.

  – Без тебя помню!.. Иди, жги Навье проклятие, пока нас всех не помазал!

   Под ругань, ратник и воевода покинули избу. За дверью стоял "сороковник", но у ворот собралось много людей. Христиане шептались, женщины всхлипывали, передавая друг другу слухи о ночной бойне. Многие из них видели нож в двери Веры. Молодой жене Волка и без того тяжко жилось среди людских домыслов: довелось обвенчаться с явившимся из-под земли мужем! Но Леонид хорошо знал их семью, знал Сергея. Волк был из тех, в ком нуждался сейчас Монастырь. А после смерти Настоятеля, дела христиан становились и вовсе не веселы...

  – Лёня! – вдруг послышался из избы голос Веры. Воевода скорым шагом вернулся обратно в комнаты. Протянув к нему навстречу бледную руку, Вера заговорила сквозь слёзы.

  – Не ходи один к Навьим норам! Не желай отомстить за смерть Настоятеля! Дождись Серёжу!

  – Решать, куда рать посылать – не женское дело.

   Но Вера не отпускала руки Леонида.

  – Не в страхах причина... Я видела Навью наследницу, знаю, о ком говорю. Влада коварна, в ней живёт дьявол, а сердце ранено. К такой бестии лучше не приближаться!

  – Я Волков не боюсь, пусть сами меня в норах боятся, – стиснул зубы мужчина. – Подземники детей наших режут – тут не Бог им судья, а руки отцов. Пока Сергея нет, за общину во всём я отвечаю. Не волнуйся, смогу защитить тебя, вместе с Женей. Не знает Навь, на кого напоролась...

  *************

   Машин не было, остались лишь кони. Животных держали в хорошо натопленных стойлах, с пристроенным к ним домом конюшего. Лошади были сыты, сильны, но не любили морозов. Стоило вывести их из Тепла, как кони громко заржали, ударив копытами оземь. От их разогретых тел валил пар. Лошадей удалось успокоить, только укрыв им спины тёплой попоной.

  – Зря надумал ты вылазку, – подготавливая упряжь к дороге, сказал старый ратник. Он давно знал Леонида. Ещё юношами они вместе сражались за христианское дело, когда жизнь в Монастыре только налаживалась. Воевода ответил старому другу вполголоса, чтобы другие ратники не услышали.

  – Среди бела дня пойдём, по кровавому следу, который у частокола сыскали. Где Навьи норы – мы знаем, а вот где именно вылезли напавшие твари – придётся найти. У Волков ходы на многие километры прорыты. Одних входов в лесу не меньше десятка...

  – Я не о том, – хмуро ответил ратник. – Волка крещёного надо дождаться. Настоятель, Сергея в Монастырь принял с умыслом, чтобы он Навь помог усмирить. Как раз такой случай представился...

  – Нет его здесь! Нету! Понятно? – выкрикнул вдруг Леонид. – Когда приедет, след убийц давно уж остынет: уйдут в глубину, сучьи дети, и до весны их не выковырнешь!.. Да и весной не достанешь, если надумают спрятаться. Навьи выродки роют словно кроты, того и глядишь посреди Монастыря выскочат!

   Испуганный ратник перекрестился, а Леонид продолжал.

  – Настоятель сам Волка под Тавриту направил. Думал, что Навь по морозу в общину не сунется, а с языческими главарями лучше общаться Сергею. Непрост народ в Китеже, ох непро-ост! Дело христианское нужно было отстаивать, чтобы своего не упустить, а для этого надо жизнь язычников знать. Ну кто из нас мог с таким заданием лучше Сергея справиться?

  – А ребята говорили, что ты злишься на него. Будто сам хотел с Иваном счёты свести, но в общине остался...

  – А ты не хотел? – сверкнул глазами младший воевода. – Иван как узнал о разрыве с Монастырём, начал у себя христиан вырезать: губил наших переселенцев целыми семьями... Но многим из них сбежать удалось. Люди добрые везде есть. Дом и Аруч из-за этой резни против Ивана восстали – не дали наших единоверцев в обиду. Немало наших друзей и знакомых от руки Тавритов погибло, а кто и родных потерял. Красному Ивану любой в Монастыре смерти желает и дорого бы заплатил, чтобы конец ирода своими глазами увидеть.

  – Трудники молятся о прощении, а ратники на защите веры стоят... – вспомнил ополченец известную в Монастыре истину.

  – Вот и едем её защищать. Тридцать удальцов на Навь – разве мало?

  *************

   Отряд Леонида отправился в путь ещё засветло. Дорогу, по которой ехали конные ополченцы, помечала цепочка кровавых следов. Настоятель успел ранить одного из дикарей, но тот чудесным образом выжил.

  – Крепкие, сукины дети, – пробормотал воевода, склонившись с седла к алым пятнам. – Как может человек после такого ранения на ногах оставаться?

  – От ран волк только злее становится, – перекрестился товарищ.

  – Не волки они, а настоящие люди. Я много по миру хаживал, и разных дикарей – от Невегласи до Дивов, встречал. Из-за Зимы многие племена опустились до животных порядков, забыв про нетленную душу.

  – А всё же, Навь в оседлых селениях боятся по более прочих. Подземники – не просто тёмный народ. Эти многобожцы столько общин вырезали, столько злобы в мир принесли, что хуже проклятия стали.

  – Знаю я, кто проклятие это сюда приволок... – проворчал Леонид.

   Он вспомнил, как Настоятель возвысил язычника среди воинов общины. Что-то понравилось главе Монастыря в душе Волка. Сергей окрестился, жену себе взял из христианок, но простые люди смотрели на него по-прежнему косо: сколько Волка не корми, а Навьего прошлого не забудешь...

  – Смотри, воевода! – привстал на стременах один из ратников авангарда. Кровавый след уходил к еле видной с дороги норе в занесённой снегом низине. Логово Нави заметить было непросто: дикари прикрыли его выбеленной мешковиной, да ещё присыпали сверху снегом.

  – Попались, голубчики... – прошептал Леонид. Он снял с плеча автомат, дав своим людям знак приготовиться. Ратники двинули коней по низине, опасливо оглядываясь по сторонам. Оружие покрылось инеем, но страх леденил человеческие сердца гораздо сильнее, чем Зимняя стужа.

   Загрубевший наст не выдерживал веса коней с седоками. Натужно заржав, лошади увязали в глубоком снегу по самую грудь. Ополченцам пришлось приложить немало усилий, чтобы удержаться в седле.

  – Дойдем до норы, а там дальше... – запыхавшись, начал друг Леонида, но его оборвал громкий взрыв. Двое ехавших впереди всадников исчезли в вихре снега и пламени. Осколками самодельной мины задело ещё троих ополченцев. Кони испуганно заржали, шарахнувшись прочь от ударной волны. Кто-то из христиан не удержался в седле, и свалился на скрытые под сугробами колья.

  – Ловушка! – закричал Леонид, но тут же получил пулю. Винтовки захлопали с разных сторон. Подземники экономили выстрелы, но били метко. Навье оружие гнало пришедших к норе чужаков. Получив ранение в плечо, воевода был сброшен с коня. Отряд христиан оказался разбит за считаные минуты. Половина ратников была убита, ещё несколько человек кричали в снегу пронзённые кольями.

   Громыхнули новые взрывы. Пошатнувшись от ударной волны, Леонид угодил ногой в одну из ловушек: подпиленная надвое доска разломилась, края с забитыми гвоздями поднялись словно крылья, и пронзили голень младшего воеводы. Закричав, он упал, но несмотря на дикую боль, попытался освободиться.

   Лишь нескольким ратникам удалось спастись бегством на лошадях. Ответные выстрелы христиан возле логова быстро стихли. В низине остались слышны только мучительные стоны тяжелораненых.

  – Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое, да придёт Царство Твое! – зашептал Леонид сквозь стиснутые от боли зубы. Он увидел, как из-за снеженных укрытий поднимаются тени. Дикари шли к нему, ловко передвигаясь между скрытых ловушек. В руках Навьих охотников были старые, но пригодные к стрельбе винтовки. Всего семеро двоедушцев поджидали монастырский отряд в западне, нарочно заманив христиан следом крови. Вход в Навье логово не просто хорошо охранялся, он был настоящим минным полем. Леонид пожалел, что не послушал совета Веры...

  *************

   Подойдя к человеку, Сивер услышал конец его быстрой молитвы.

  – И не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твоё есть Царство и сила и слава вовеки...

  – Нет у триединого бога ни силы, ни славы, – оскалился молодой Навий охотник. – Зря ты к нам сунулся, крестианец. Доля овец сидеть с пастухом, а не лезть на волков!.. Вот только...

   Склонившись к побледневшему Леониду, Сивер закончил.

  – Нет у вас более пастуха – зарезали. Вместе со всей семьёй погубили...

  – Крови столько пролито, только чтобы от овец Волка отнять? – нервно ухмыльнулся на его слова воевода. – Смотри, Навий выродок, как бы тебя самого за шкуру не вздёрнули!.. И Волчицу вашу поганую к очищенью огнём не призвали, вместе со всем её подземным потомством!

   Взгляд Сивера заледенел. Сбив с воеводы шапку, он схватил Леонида за волосы. Заточенная сталь боевого ножа прошлась по горлу оседлого человека.

  *************

  – Сколько вернулось?

  – Всего шестеро – из тридцати душ! Да двое лошадей ошалевших – сами вернулись, без седоков, – чуть ли не плача, ответил Данила. Сергей приложил палец к губам. Мужчины говорили в сенях, прикрыв за собой двери в дом. Воевода вышел к ратнику по первому стуку в окно, даже не успев наговориться с женой. Добираться назад в Монастырь ему пришлось не один день, но беды Сергея уже поджидали.

  – То-то я смотрю, меня никто не встречает. Значит, не утерпел Леонид, сам на рожон полез. Зря...

  – Что ж делать теперь? – спросил Данила, глядя на воеводу с надеждой. – Настоятель мёртв, Леонид, знать-то, тоже преставился! Один ты в общине остался за старшего! В людях страх растёт, никто не верит, что Навь из нор можно выжить. Нового набега все ждут: оружие к бою готовят, двери с окнами заколачивают. Боятся мести подземников за нападение...

  – Правильно боятся, будет набег... – вполголоса произнёс воевода. – Похоже, что никто Навий род больше не сдерживает. Старшая Волчица на меня крепко зла...

   В глазах Сергея промелькнуло тоскливое сожаление, будто он вспомнил кого-то ему дорогого, но он быстро справился со своими чувствами.

  – Нож покажи – тот самый, что в дверь мою ночью воткнули.

   Данила засуетился, доставая из сумки завёрнутый в тряпку предмет. С суеверной осторожностью он отдал свёрток Сергею. Развязав на ткани бечёвку, воевода взялся за рукоять колдовского клинка.

   От прикосновения к ножу в душе человека зашевелилось забытое чувство чужого присутствия – словно беспробудно спящий очнулось от звука знакомого голоса. Дух Зверя желал услышать, что говорит ему это лезвие.

  – Это её... – произнёс воевода, осматривая клинок с развитой гардой. На плече Сергея заныла почти зажившая рана. Лезвие ножа украшалось древними рунами, а с рукояти свисал шнурок с двумя вырванными из пасти волка клыками.

  – Может, к язычникам обратиться? – предложил Сергею Данила. – Собрать рать великую, чтобы выкурить волчий род из норы? У стен Монастырских такую злобу нам вскармливать невозможно! Дикари нарочно к нам подселились, чтобы перед осенью людей резать, как скот! Крови христианской им хочется, детей им не жаль; никого не щадят в своих лютых набегах!

  – В этот раз они могут не дождаться последних дней лета... Навь нападёт, если я не приду... – убрав нож, ответил Сергей.

  – Как же так?.. Неужто, сам к ним отправишься?! – испугался Данила. – Тридцать ратников не сумели даже в норы зайти, а ты один во тьму к душегубам полезешь?

  – Есть причины, по которым они резню в общине устроили. И народ подземники запугали не зря: Навь больше страха людского желает, чем крови. Но если я не приду – крови будет... Отныне дела с Навьим племенем веду только я. Никому из Монастыря без моего дозволения не выходить, у ворот охрану поставить. Ночью костры жечь у частокола, и всякого другого света побольше. Увидите Навь – не нападайте. Кричите, шумите, зажигайте огни, стреляйте в воздух. Тень – друг волков, а тишина – полюбовница.

   Сергей тяжело вздохнул, прекрасно осознавая, чем грозит ему встреча с прошлым. Вполне возможно, что не будет с ним никаких разговоров – несмотря на приглашение... Сергей не знал, что произошло в Навьем племени после того, как он покинул родных. Лишь однажды после крещения Серко видел Владу, но в тот раз они только стояли по разным берегам реки Кривды, глядя друг на друга сквозь снег...

  – Если завтра к рассвету я не вернусь – спрячьте мою семью. На Веру с Егоркой и Женей Навь точит зубы сильнее всего. Увезите их из Монастыря подальше в общины, а сами призовите на помощь язычников. Но Китеж непрост, он захочет подчинить себе христиан. Много такого желания у главы озёрного города. Ван – алчный человек, остерегайтесь его предложений и дружбы.

   Отпустив ратника, Сергей вернулся обратно в Тепло. У порога его встретила Вера, укачивающая на руках новорождённую дочь. Для младенца, Женя очень мало плакала. От одного взгляда на своего маленького ребёнка, в душе Сергея становилось светлее, но в глазах молодой матери затаилось невысказанное беспокойство. Прижимая дочку к груди, Вера будто укрывала её от нависшей угрозы.

  – Ты зачем встала с постели? – постарался улыбнуться Сергей. – В тебе сил совсем нет, а ты за ребёнка...

  – Не ходи к ней, Серёжа! – со слезами в голосе попросила супруга. – Ты же знаешь, что не вернёшься! Влада отомстить тебе хочет, живёт только ради нашей погибели! На кого ты нас оставляешь? Никто нас не защитит, если тебя рядом не будет!.. Может уедем? Вместе, прямо сейчас! И в другой общине жить можно. Монастырь без нас наверно не тронут...

   Мягко взяв жену за плечи, Сергей с нежностью заглянул в её глаза изумрудного цвета.

  – Ты меня приняла со всеми грехами, даже когда в самом страшном сознался. Но хоть сколько признавайся и сожалей, а прошлого не изменишь. Прошлое хочет утащить меня в подземную темень, манит кровными узами. Но я выбрал любовь, и уверенно иду по новой дороге, крепко держа тебя за руку... Если с Владой не поговорю, то она всех христиан в Монастыре перережет – будет мстить за обиду, хотя сама в ней повинна.

  – Женщин тебе не понять, – покачала головой Вера. – А в сердце той женщины сам дьявол живёт в зверином обличии.

  – Сегодня вечером я постараюсь говорить не со Зверем, но с человеком, – ответил Сергей. – Внутри Нави достаточно настоящей души, которую можно спасать... А ежели согласия между нами не будет, то есть другой способ христиан защитить. Люди в общине остались под моей властью, и не могу я думать лишь о себе.

  – Когда будешь слушать её, будь осторожен. Если почувствуешь колдовство, то вспомни нас, – прошептала Вера, обнимая Сергея свободной рукой. – Держись за свет и не поддайся Волчице. Она изменилась, Серёжа. Влада не та, кого ты знал прежде. Не верь ей ни в чём.

  – Знаю, – ответил Сергей, целуя Веру в светлые волосы. – Но ещё знаю, что если добьюсь от неё обещания не нападать, то Влада будет держать своё слово...

  *************

   Отвар был слишком горьким, младенец не желал его пить. Пропуская мимом ушей детские крики, Влада насильно разжала девочке губы. Ведунья по капле вливала в малышку новую порцию зелья. Тельце девочки раскраснелось, плач ребёнка в логове не утихал.

  – Хоть бы чем подсластила... – безразлично глядя на усилия Влады, уронила Девятитрава.

  – Вокруг много горя. Пусть с первых дней знает, что сладко ей в жизни точно не буде!

   Волчица вновь попыталась напоить украденного младенца, но ребёнок срыгнул. Весь выпитый колдовской отвар излился обратно наружу.