Текст книги "Проклятый род (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Дружинин Руслан

Проклятый род

Аннотация:

Десятилетие страшного мора позади. Холода ослабели и Навье племя начинает исследовать мир. Два молодых охотника – брат и сестра выходят на поверхность из надёжного логова, чтобы выяснить: кто из людей ещё жив? Опираясь на поддержку друг друга они неожиданно встречают осколок старого мира, который перевернёт их судьбу, поставит перед страшным выбором и испепелит сердце ярью. Это история, что начинается как интересное приключение, но способна сломать души и веру. Непростая истина о том, как остаться человеком, когда внутри стучит волчье сердце...

  Читайте ранее: Одно короткое лето

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Снежный жар

  Глава 1

Два волка

   Миру сложно было согреться, но с каждым годом небо светлело, серая пелена истончалась и не скрывала более золото тёплого солнца. Плотный небесный полог немного развеялся, позволив обогреть застывшую за долгие месяцы землю. Все, кто выжил среди Зимы, ждали тепла. Уже не верили, что оно придёт снова.

   Природа тянулась к солнечному колесу, гнала прочь от себя холод и смерть. Первые робкие травы поднялись над снегами; сохранив семена в мёрзлой почве, распустились белые скороцветы. Десятилетие мора оказалось не в силах уничтожить весь мир. Любая живая душа стремилась к благодатным, весенним лучам, но Долгие Зимы ещё не покинули леса окончательно, а только позволили природе ненадолго вздохнуть. Очень скоро они вернуться и продолжат собирать жертвы для черноглазой богини. Лишь в самом лучшем Тепле людям удавалось согреться и пережить то лихое и суровое время, когда по земле бродит смерть. Месяц лета был краток – оно было холодным.

   Но была и весна – время, когда таял снег. Со звонким смехом ребёнка она заставляла льды отступить и тянулась к солнцу в игривой погоне за золотыми лучами.

   Девочка радовалась всему: первому цветку, что взошёл из-под снега, ветру, не дышавшему стужей, чахлой траве. Сама природа была молода, как та малышка, которая беззаботно бегала сейчас перед низеньким домом, протягивая руки в своей игре с солнцем. Весна разослала тёплые ветры, расправила крылья птиц, благословила деревья и травы; улыбалась она и ребёнку, ласково согревая дитя после суровой поры. Весна нового года обещала чистой детской душе мимолетное лето...

   Танец девочки, смех и круженье не были оставлены без внимания. С холма за ней наблюдали зоркие волчьи глаза. После холодов зверь был голоден и смотрел на ребёнка как на добычу. На тонких губах Волчицы играла улыбка, которая слегка приоткрыла заточенные для крови клыки. Когда в панораме бинокля показалась каштановая коса, Влада недовольно фыркнула.

  – Чего узрела? – обратился к ней лежавший поблизости парень. Не проявляя интереса к происходящему, брат закрыл глаза и дышал. Он просто дышал, наслаждаясь каждой каплей прогретого солнцем воздуха. Куртка из оленьей кожи была распахнута настежь, тяжёлая дорожная сумка и оружие лежали у ног. Казалось, юноша был безмятежен, но молодая Волчица знала, что это не так.

  – Сам бы поглядел. Дюже тут интересно... – оскалилась девушка, не отводя глаз от играющей девочки. – Человечье тепло. Оседлые. И когда они тут построились?..

  – Сколько дворов?

  – Пять. Все по-новому сделаны, срубы свежие. Года два тут стоят, никак не более.

  – Вот тебе и ответ – года два, как на реке живут люди, – парень не отреагировал и даже глаз не открыл. Оторвавшись от оптики, Влада недовольно прищурилась. Ей хотелось побольней зацепить старшего брата за то, что он так равнодушно отнёсся к находке.

  – Помнится кто-то тоже одной весной к воде хаживал. Искал себе приключений на харю. И чего это весь лоший люд к воде тянет?

   Рука Серко машинально погладила левую щёку, стянутую тремя грубыми шрамами. Несколько Зим назад ими его наградила одна русалка, которой Серко по глупости своей доверился. С тех пор утекло немало студёной воды: Серко стал взрослее и ощущал себя мудрым и степенным охотником. Но сестра до сих пор потешалась над тем давним случаем: она была свидетельницей того, как брату достались злосчастные шрамы. Однако, на любую колкость у брата всегда находился ответ.

  – Да, помню тот день как сейчас. Славное было время; ты ещё не боялась стрелять... Какой был тогда жуткий промах!

   Улыбнувшись, он приоткрыл глаза и покосился на Владу. Она леденила брата голубым взором, обладающим какой-то нереальной, колдовской силой. Весенний ветер осмелился тронуть пепельно-серые волосы девушки, грубо обрезанные у самых плеч. Единственная длинная прядь на левом виске была заплетена в тонкую косу. Из-за неопрятной причёски Влада напоминала взъерошенного волчонка, и этот волчонок был готов наброситься на брата без рассуждений. Они уже давно не были детьми, но...

  – Зашибу, – прошипела сестра, прежде чем прыгнуть. В её руках моментально оказался один из ножей. Такая драка всегда могла закончиться кровью, ибо никто в ней не шутил – бились только всерьёз. Не желая получить новый порез, Серко перехватил тонкую кисть, и оба покатились по травянистому склону холма. Тяжело дыша и шипя проклятия, Влада старалась вонзить нож в Серко. Ему же это доставляло немало веселья, ведь он был сильнее и не позволил бы нанести себе тяжелую рану. В этом и заключался смысл жестокой игры: Влада старалась изо всех сил, а брат ей противостоял. Дурным дело редко заканчивалось.

   Наконец Серко решил закончить ненужную схватку. Вывернув запястье взвизгнувшей Влады, он заставил её выронить нож и ударом кулака выбил дух из противницы. Согнувшись пополам, девушка жадно глотала воздух, как будто ей сломали ребро. Это была уловка: если брат решит помочь или сжалится, начнётся второй раунд с ножами. Не поддавшись на хитрость, Серко вернулся на вершину холма; в этот раз победа осталась за ним, но так бывало далеко не всегда. Если Влада крепко сердилась, то не нападала в открытую, а действовала исподтишка: выныривала из тени за братом, и тогда ему доставалась всерьёз. Щенячьи игры должны были уйти вместе с детством, но опасные забавы не прекратились. Молодые охотники прожили почти двадцать Зим, и продолжали испытывать силу друг друга: только так они могли доверять себе в трудный час.

   Немного погодя на холм вернулась и Влада. Тихо ворча, она приникла к биноклю и продолжила слежку за девочкой. Ребёнок не слышал их жаркой возни, Навьи охотники были на хорошем расстоянии от общины. Деревня стояла ниже холма, там, где полноводная река текла извилистой лентой – это станет хорошим сказом. Повзрослевшие дети принесут его отцу с матерью, и те с благодарностью выслушают каждое слово. С приходом весны новости очень ценились в их логове: о найденных общинах хотели узнать как можно скорее. Особенно радовался отец: его волновали вести о каждом найденном человечьем Тепле. Но мать лишь мрачнела, её лицо становилось серьезным, а взгляд холодел. Она расспрашивала строго и коротко, о самом главном: сколько людей в новой общине, как далеко деревня от логова и чем заняты жители. Волчица явно прикидывала, не угрожают ли роду новые чужаки? Этот страх и вечная настороженность не нравились Владе. Она была Навью – охотником, живущим по собственному укладу, верящим в силу двух душ. Когда мать учила её выслеживать человека, Влада думала, что будет нападать, забирать всё что нравится и уходить, оставляя за собой дым, руины, да остывшие трупы. Но оказалось, что её учили не нападать, а лишь защищаться. Быть такой же осторожной, как любой зверь возле человеческого Тепла; обуздать свою дикость, подчиниться желанию выжить. Даже сейчас Владу передёрнуло от суровых материнских запретов и наставлений.

   При виде беззащитной общины в голове девушки родился план. Она стала быстро нашёптывать Серко свои измышления, пока те будоражили горячее сердце.

  – Домов всего пять, частокола нет – деревня открыта. Пять домов – это пять крепких мужчин. Может, мужиков и не пять, но больше десятка уж точно не наберётся. Остальные-то – женщины, кто на сносях, а кто с детьми возится. Если стая в тридцать голов зайдёт с трёх сторон, то им не отбиться! Прижмём оседлых к реке, и делай с ними всё что захочешь: хоть в полон бери, хоть режь на месте. В деревне много еды: рыба точно имеется, раз вода рядом. Общине года два или три – они пережили Зиму, а значит, имеют запас. Река их кормит. В последний день лета мы можем...

  – В последний день лета ты никуда не пойдёшь, – бесцветным голосом ответил Серко. – Наш род уже давно не совершает набеги. Из-за отца, из-за деда, из-за Девятитравы. Наконец, из-за места, где теперь наше логово.

  Влада тяжко вздохнула, словно из её рук вырвали нечто ценное.

  – Мы уже не Навь, – с горечью сплюнула она в сторону.

  – Ну, это пустое, – сказал брат, и наконец посмотрел на общину возле реки. Из дома, за которым они наблюдали, вышла женщина, окликнула игравшую на лужайке девчонку и завела её в избу. Стоя на крыльце, мать настороженно оглядывала вершины холмов. Женщина не могла видеть Навь, но сердцем чувствовала холод угрозы. Старые охотники из Навьего племени не раз говорили, что матери порой лучше псов чуют скорый набег. Набег – это ужасная резня ради пищи и пленников, которой сейчас так не хватало Волчице.

  – Мы живём по заветам праведных предков, верим Ведам и гаданиям рун; почитаем Богов и соблюдаем уклад, – задумчиво молвил Серко. – Лишь токмо в набеги не ходим – это больше не нужно. У нас есть всё...

  – Мы перестали быть Навью, – резко возразила сестра. – Мать нашла это треклятое убежище, полное еды и запасов, и сама стала оседлой! Уже двадцать Зим держит род на одном месте, словно на крепкой привязи! Но набеги всегда были для нас не просто добычей! Они почитали дух волка внутри! Делали нас теми, кто мы есть! Набеги кормили Зверя, а теперь мы стали только сытыми, разжиревшими псами.

  – Нельзя двадцать Зим прожить на запасах, – с грустью в голосе напомнил Серко. – Ты же знаешь, что склады опустели. Токмо охота на лесных зверей кормит племя. Мы много ходим за сказами и знаем, как худо живётся всем прочим. Мы в безопасности – убежище спасает нас от Долгой Зимы. То, что Старшая выбрала это место, великое благо для рода. Мы живём, не проливая лишнюю кровь, но не перестали быть Навью. Мы спаслись. А другие из числа Навьих племён?

  – Кто знает. Других мы не видели очень давно, – помрачнела молодая Волчица. – Должно быть, Моровые Зимы забрали всех...

  – И не только их: людей в Яви тоже осталось не много. Стоит ли тогда затевать набег, соблюдая заветы? Продолжать вести себя так, как мы охотились до моровых Зим?

  – Стоит ли тогда жить с Волком внутри? Держать этот дух в заточении собственной крови?! -огрызнулась на брата девушка. – Отпущу на волю Зимнего Зверя, сколочу избу, нарожаю детей. Всю жизнь буду жрать рыбу, пока не сдохну!

   Она говорила с такой яростью и болью в глазах, что Серко изумился. Слова сестры были полны горестной муки, о причине которой в племени знали немногие.

  – Хватит стенать и выламывать руки, – остановил её недовольные речи Серко. – Это не наша дорога, мы лишь гошем зашли глянуть, как живут здесь оседлые. Пора возвращаться в логово и донести сказ нашей матери.

   Склонившись над рюкзаком, и более не тратя времени на рассуждения, он начал собираться в дорогу. Влада присела рядом, положив голову на плечо брата. Такая нежная тоска была ей не свойственна, и Серко насторожился.

  – Давай ещё день в пути проведём? – предложила сестра. – Пройдем чуточку дальше, може увидим побольше? Село в пять дворов – это сказ невеликий...

  – Отец велел через четверо суток вернуться. Два дня мы в пути, два дня на дорогу обратно. Мы и так видели многое. Помнишь, сколько дымов?

  – Двадцать восемь, – буркнула девушка. – Лес да дымы над вершинами сосен – всё, что я вижу. Эта деревенька – первое Тепло за долгое время, так близко мы уже год никого не встречали. И мне всегда будет мало: мир большой, а мы по окраинам логова шаримся. Давай пройдём дальше?

   Серко ответил не сразу. Он поднял лицо к серому небу, невольно нахмурившись. Весеннее солнце изо всех сил пыталось пробить полог хмари, но всё ещё было тусклым. К вечеру ожидай крепких морозов.

  – Этой ночью явится холод. Можем и окоченеть...

  – Так и эдак ночевать у костра. Что вперёд идти, что на обратном пути мёрзнуть, – негромко сказала сестра и ещё крепче прижалась к плечу.

  "Вот значит, как она умеет выпрашивать. С отцом-сердобольцем получается, так решила и с братом попробовать?" – мелькнуло в голове у охотника.

  – Ежели мы одну ночь проведём топая обратно до логова, тогда не замёрзнем. А коль вперёд уйдём, то придётся долго стынуть в дороге. Не нужно... – попытался отказать брат, но сестра не терпела отказов. Оттолкнув Серко, Влада одарила его ледяным взглядом.

  – Вперёд идём. А ежели не пойдёшь, так я одна утеку и к этой самой общине направлюсь! – голубые глаза девушки сверкнули яростью. – Проберусь к домам и зарежу кого-нибудь. Кто первый мне попадётся, тому край настанет!

  Она говорила абсолютно серьёзно. Лицо девушки побледнело, тонкие губы сжались. Серко не сомневался, что её язык гуляет сейчас по кончикам заострённых клыков.

  – И ребёнка зарежешь?..

  – Да, – прищурилась Влада. – Откажешь, так за ней и приду. Выманю из Тепла тихим стуком, да ласковым голосом, рот ладонью зажму и по горлу пройдусь, как учили.

  Серко замолчал. Это могло быть простым шантажом, если бы Влада грозилась впустую. Но она говорила всерьёз и действительно могла сделать такое. Уж если что обещала, то...

  – Хорошо. Раз ты так взбесилась, то ещё день в пути. Но не больше! Сказы для отца у нас есть, для матери тоже увидено многое.

   Лицо молодой Волчицы слегка оттаяло, на губах появилась усмешка. Хитрые искорки в глазах выдали, что она наслаждалась победой. Дабы обломить её настроение, Серко произнес:

  – Только Навьи охотники тебе не богинки какие-нибудь. Детей из колыбелей мы не крадём и зря кровь не пускаем. Цену каждой капле крови Навь знает. А ты, ветрогонка, грозишься ещё по старым порядкам жить.

   Влада с низким рыком оскалилась, но брат к ней даже не подошёл. Он закинул рюкзак на плечо и направился вниз по склону холма. Нож, который сестра незаметно вытащила из-за голенища охотничьего сапога, пришлось спрятать обратно.

   При дневном свете идти оставалось недолго. Вскоре солнце склонилось к закату и пришлось остановиться, чтобы обустроить ночлег. Как и двадцать Зим назад, когда род оказался на грани жизни и смерти, тепло значило больше всего. От огня зависела жизнь. Даже в убежище сейчас пылали костры – топливо в генераторах почти закончилось, и электрические обогреватели встали. Древние машины прошлого запускались племенем только в самые лютые Зимние ночи, которые называли не иначе как – мор. Но эти страшные ночи были ещё далеко. Владе с Серко предстояло пережить относительно тёплую весеннюю темень, хотя спать придётся без крыши над головой.

   Серко набрал сухих дров и сделал из бумаги растопку. Костёр получился дымным и жарким, но молодые охотники не таились и огня не скрывали. Вокруг было очень мало людей: немногие выжили после Эпохи мора.

   Пятьдесят пять Зим продержалось человечество, строя общины и обучаясь выживать в суровых условиях. Люди изменились так сильно, что если бы человек из Тёплого Лета взглянул на них, то опешил бы и не поверил, что такое возможно. Всё, что когда-то было важным, в одночасье стало бесполезным. То, чем дорожили сейчас, в прошлом казалось ничтожным. Даже бумага, прихваченная Серко из убежища, ценилась на вес золота. Особенно в пору ночных холодов.

   Вместе с тем, человеческие желания остались прежними, люди всегда хотели одного: быть в тепле, если холодно, быть сытыми, если голодно – просто хотели выжить. Но когда Долгие Зимы сменились страшной Эпохой мора, человечество оказалось близко к вымиранию. Это было самое суровое время, когда температура перевалила за семьдесят градусов ниже ноля. Из общин, существовавших тогда, уцелели лишь единицы. Десять Зим подряд без всякого лета истребили почти всё живое и чуть не убили планету. Но жизнь оказалась сильнее. Уже десятый год в мир возвращалась весна. Зима начала отступать, отдав людям короткое лето. Это было время, когда Серко и Влада начали покидать логово и считать в походах дымы. Они смотрели и слушали, узнавая, кто сумел выжить в долгих морозах. Эти новости брат с сестрой называли сказами, хотя их простые истории сильно отличались от сказов, которые собирали дед и отец до наступления мора.

   Люди вновь стали собираться в общины. Одиночки создавали семьи. Семья формировала род. Много родов были уже целым племенем. Мир возвращался на круг вечной жизни и человечество возрождалось. Возможно, люди уже забыли о жестокости Нави. Выжил ли ещё кто-нибудь из подземных племён, кроме племени Зимнего Волка? Но и роду Матери-Волчицы приходилось непросто. Они оказались на перепутье: вернуться ли к той жизни, которая была до первого мора или выбрать иную судьбу? О старых порядках мечтала не только Влада: многие охотники в племени хотели возобновления прежних набегов.

   Влада зябко куталась у костра в тонкое одеяло: она плохо переносила холод внешнего мира. В голубых глазах играли отблески пламени, а подкравшаяся со спины ночная тьма окутала узкие плечи. Сестра была на год младше Серко. Когда Мать-Волчица дала жизнь своей дочери, двери убежища уже два года были закрыты. По это причине никто не мог утверждать, что девочка родилась в одну из ночей страшного мора. Но на это намекал цвет волос, которые казались почти что седыми. Она не походила ни на русоволосую мать, ни на темноволосого отца.

   Любое необычное явление внутри племени всегда вызывало молву о проклятии. Но ведунья Девятитрава успокоила род рассказами о Зимнем Волке, который жил в крови Анюты – основательницы нового логова. Запертый внутри Матери-Волчицы, Зверь ожидал решающей битвы с Зимой, но схватке не суждено было сбыться: верёвки на яриле оказались разрезаны, а Старшую увели с собой те, кого называли скитальцами. Среди них был отец Серко – человек, не приемлющий зла и отвергающий навью жестокость. Олег умел любить и умел прощать, он не отвернулся от подземной охотницы, когда та в белой ярости оставила на его лице шрамы.

   По лицу Серко бродила задумчивая улыбка, но из воспоминаний выдернул голос сестры.

  – Чего остолбенел?

   Брат привычным жестом потрогал левую щёку, ощутив под пальцами бугорки старых, давно сросшихся ран. Они с отцом были похожи: оба пострадали, доверившись женщинам.

  – Всё русалку свою вспоминаешь? – съехидничала сестра.

  – Не русалкой она была...

  – Блудивец, – фыркнула Влада. – В шестнадцать Зим за голой бабой чуть в воду не прыгнул!

  – Может хватит уже? – измученно сказал парень, хотя знал, что пощады не будет. В глазах Влады разгорелся дьявольский огонек: это была излюбленная тема для издёвок над братом.

  – Ты с ранних Зим к девкам неровно дышишь. Сколько от тебя их отгонять? Сначала в русалку влюбился, потом стелился за моими подругами...

  – Это за какими же? – возмутился Серко.

  – За Цветавой с Виданой. Думаешь, я дура и ничего не прознала?

  – За Цветавой ухаживал, было, но – то лишь на спор. Она меня десятой стороной обходила, в стае Чертога подшучивать стали. А Видана сама за мною волочилась.

   Серко оскалился в гадкой улыбке, решив поизмываться над Владой. Почему-то всякий раз, когда речь заходила о его многочисленных любовных делах, сестра бледнела и сжимала острые зубы. Но сейчас её действительно стоило проучить, ведь сама начала разговор!

  – Кстати, тот спор за Цветаву я выиграл. На Ночь Костров всё и вышло. Она ведь на две Зимы меня старше, а я сопляк-сопляком. Чуть не опозорился, но что было то было.

   Как и ожидал Серко, лицо сестры вытянулось, глаза недобро блеснули. Решив, что победа близка, он продолжил развивать наступление.

  – А с Виданой и возиться не нужно было. Влачилась за мной, хоть простой чернушкой служила при нашей семье. Брела рядом тенью, только и ждала чтобы я на неё посмотрел. Вот и прижал её в тёмном углу, пока отец не заметил. А она только рада...

  – Она же любила тебя, дурак, – звенящим от злобы голосом оборвала Волчица. Серко осёкся, горло перехватило. Зря он начал разговор о чернушке...

   Любовь Виданы он изведал прошлой Зимой. Девчонка дрожала от каждого прикосновения, искренне и нежно желая его. Наследник рода воспользовался этим в одну из Зимних ночей. Они жарко любили друг друга, уверенные в том, что никто о них не узнает. Но два месяца назад Виданы не стало.

   Одержимость – не простое слово для племени: в каждом из Навьего рода жили две разных души: человеческая и волчья. К себе ждали сильных волков, но чёрные людские души тоже искали под землёй возрождения. Навь, принявшая в себя чёрную душу, становилась одержимой – сходила с ума. Охотники верили в это... так было, пока род жил под землёй. Но в новом логове одержимости ни с кем не случалось. К родившимся здесь не приходили ни волчьи, ни чёрные души людей.

   Дух Зимнего Волка передался к Серко и Владе через материнскую кровь. Они были последние из двоедушцев следующего поколения. Но в этом году духи вновь начали возвращаться...

   Первой стала Видана. Несколько Зим назад её насильно утащили под землю как добычу для племени. Она не была от рождения Навью, но оказалась одержима злом и лишилась рассудка. Чернушка кричала не своим голосом, царапала до крови лицо и билась в истерике. Девятитрава не смогла ей помочь. В Зимнюю ночь девушку вытолкнули за двери логова в одной лёгкой сорочке. Она умерла на снегу, так и не вернувшись в свой разум.

   Серко пожалел о том, что вообще начал говорить о Видане, как вдруг понял: он не начинал разговора – это сделала Влада! Сестра легко вызнала, что Серко сошёлся с служанкой. Одержимость девушки испугала его, и юноша сделал вид, что не прикасался к чернушке.

   Племя встревожилось. Искали охотников, которые были с Виданой в близости. Всех, кто познал её, чуть не выгнали в Зиму. И Влада не простила Серко малодушия. Этим разговором Волчица хотела ему отомстить, называя имя Виданы, желала взглянуть в лицо брата. Для этого она и попросила провести ещё день вдали от общего логова. Избитые шутки стали поводом к откровенному выяснению отношений.

   От таких подлых игр Серко взяла злость, он почувствовал, как в душе заворочался Зверь. Сестра хотела увидеть позор от признания? Это уже не забава! Уж лучше получить удар ножа, чем выворачивать душу! Ярость кипела внутри Серко ядовитым отваром, что пропитал каждое его дальнейшее слово.

  – Любила? Пускай. Теперь она ушла к Маре или очищается в Пекле. Но в её жизни хотя бы была любовь! В отличие от той, которая убила по прихоти своих суженых...

   Губы Влады дрогнули, показав край клыков, но в голубых глазах отразилось жившее в душе горе. Без всякого ножа этот взгляд пустил кровь по сердцу брата. Быть жестоким хорошо лишь к врагам, но поступив так с сестрой, Серко пожалел о содеянном. Живущий в нём Волк не мог знать куда направлена ярость: зверю просто хотелось загрызть того, кто злил двоедушца. Почувствовав неладное, дух скрылся, оставив человека наедине со своими ошибками. Молодой охотник поступил скверно: использовал дарованную ему силу, чтобы ранить кого-то из собственной стаи.

   Отвернувшись, Влада легла у костра, накрылась с головой одеялом и замолчала. Слова брата не давали покоя, ведь рядом с ней было слишком много смертей. Стоило кому-то взглянуть на юную девушку, признаться в желании сблизиться, как на него обрушивалась страшная гибель. В племени Владу называли не иначе как проклятой Одинокой Волчицей. С детства манящая своей красотой, она никогда не была любима, и с каждой новой смертью во взгляде охотницы копилась жестокость. Юноши боялись даже приблизиться к ней, не то что начинать разговор о залогах. Даже среди подруг Влада постепенно становилась изгоем.

   Серко обхватил голову и плечи парня поникли. Лучше бы он ни о чём не спрашивал мать, лучше бы ничего не знал о проклятье сестры...

  *************

   Оставшись на страже возле костра, Серко испытывал стыд за каждое колкое слово, сказанное в адрес сестры. В голове ворочались тяжёлые мысли. Ни за что на свете брат не хотел больше видеть в глазах Влады обиду и боль.

   Тишина успокоила душу молодого охотника – за всю ночь ни единого лишнего звука, даже звери не подходили к стоянке. Устроившись на своём месте, Серко позволил векам сомкнуться. Жар от угасавшего на углях пламени погрузил его в сон.

   Он вновь был волком. Дыхание смешалось с рвущейся из сердца яростью. Лапы взметнули снежное крошево, и волчье тело серой стрелой пронзило метель. Он чувствовал во рту вкус собственной крови – знакомый, бодрящий, заставлявший жить. Жертва рядом, снег отмечен цепочкой алых следов и ей далеко не уйти! Вдруг ночной мрак отступил – перед Зверем до самых небес взметнулось пламя. Огненная стена затмила свет звёзд и сияние луны. Вблизи раздался знакомый горестный вой, шкура серого волка вспыхнула и загорелась.

   Словно почувствовав боль из сновидений, Серко резко выдохнул и проснулся. Влада перебралась к брату под одеяло, и теперь прижималась к его животу.

  – Ты чего? – шепнул парень, ещё даже не зная, спит ли она. Но сестра не спала.

  – Холодно. В Тепло хочу.

   Только сейчас Серко ощутил, что кожу щиплет мороз. Ночь оказалась холодней, чем он думал. На ресницах поблёскивал иней, костёр на стоянке угас, оставив после себя только тлевшие угли. Влада поёжилась и крепче прижалась к Серко, в его бок упёрлась жёсткая рукоятка.

  – Сколько у тебя ножей? – спросил он, чувствуя себя немного смущённым. Когда речь шла о выживании, абсолютно не важно, кто с тобой готов поделиться Теплом. Но эта ночь не грозила им смертью. Охотники Нави переживали у костра и куда более холодные ночи. В такое спокойное время в Тепло друг к другу приходили только любовники, намекая на близость. Либо те, кто хотел помириться.

  – С собой восемь. В логове есть ещё пять клинков...

  – Всё ещё не доверяешь человеческому оружию? Мне казалось, что мать готова отдать "Пера" в твои длани. Ты отлично стреляла, даже после промаха на берегу Одинокого озера.

   "Пера" была десятизарядной снайперской винтовкой Матери-Волчицы. С ней она основала новое логово, с ней прошла долгий путь со скитальцами. Это было не обычное оружие: его деревянные части украшала резьба из ветвистых узоров, а со ствола и приклада свисали надёжные обереги. Заговорённая винтовка промахнулась только однажды – когда, спасая брата от смерти, из неё стреляла сестра.

  – Сложно найти патроны, сложно ухаживать, нельзя ударить в ближнем бою, – начала перечислять недостатки огнестрельного оружия Влада. Во многом она оказалась права: встретить само такое оружие и то было редкостью. С первого дня обледенения прошло пятьдесят Долгих Зим, и всё, что осталось, было либо испорчено, либо стреляло из рук вон плохо, а боеприпасы ценились даже выше Тепла и еды. Во время охоты или защиты границ Навья Стража всё реже использовала автоматы. Теперь охотники больше полагались на нож.

   Влада знала об этом, но всё равно лишь оправдывалась. В землях, далёких от родного убежища, стрелять приходилось не редко: ходить за сказами было делом опасным. Никто из случайно встреченных на дороге людей не мог оказаться им другом.

   Серко взял из логова почти новый самозарядный карабин и, подражая матери, вырезал руны на деревянных частях, но имя для оружия ещё не придумал. Карабин в людей не стрелял и достойно себя не проявил.

  – Когда-нибудь придётся начать. Пуля всегда сильнее ножа, – уверенно сказал парень.

  – Но не тише... – шепнула Влада, крепче прижимаясь к старшему брату. В голове мелькнула догадка, от которой в жилах замерла кровь: сестра могла забраться к нему под одеяло вовсе не в поисках примирения. Возможно, в её руке лежит один из готовых к удару ножей. Серко вскочил как ошпаренный, откинув прочь покрывало. Руки Влады оказались прижаты к груди, в ладонях ничего не оказалось. Хитро покосившись на брата, молодая Волчица стала смеяться над ним.

  – Видел бы ты сейчас свою рожу!

   Серко смутился, оставшись стоять столбом возле лёжки. Влада уселась на остывающем ложе и действительно достала нож. На всякий случай охотник устроился по другую сторону от костра. Солнце уже восходило, и пора было собираться в дорогу. Сестра с остервенением кромсала лезвием слишком длинные, по её мнению, волосы, без сожаления отбрасывая от себя пепельно-серые пряди.

  – Ведьма подберёт, всю жизнь тебе испоганит, – пошутил Серко, и тут же встретил колючий взгляд. Лишь одну прядь на голове Влада никогда не срезала, заплетая её в тонкую косу на два луча. В волосах жила душа человека; остричь их полностью в племени считалось несчастьем.

   Две Зимы назад Влада носила длинные, красивые волосы. Тогда сестра заплетала косу как положено – натрое. Однажды Серко видел, как Мать-Волчица сама причёсывала дочь, ласково над ней приговаривая и делясь какими-то женскими секретами. Три пряди волос в косе означали единство Нави, Яви и Прави. Но теперь Влада отринула какой-то из этих миров, добавив вместо третьего луча шнурок-оберег с парой волчьих клыков. Серко хорошо знал, что это был за волк и как сестре удалось добыть зубы хищника. От воспоминаний губы сами собой растянулись в усмешке.

  – Чего лыбу давишь? – насторожилась сестра.

  – Ты когда-нибудь расскажешь мне?

  – О чём?

  – Почему над своей головой изгалилась?

  – А что, не нравлюсь?

  – Выглядишь, как растрёпа. Словно всю ночь космами дороги мела.

  – Мешают. Длинные слишком. В охоте с них никакого подспорья. Так жить легче, – Влада продолжала плести косицу на левом виске, но, кажется, лишь кривдой отбрехалась от брата. Серко хотел подколоть её новой шуткой, но не успел: звуки выстрелов заставили парня позабыть о пустых разговорах.

   Стреляли очередями, сразу из нескольких автоматов. Одиночные залпы охотившихся людей Серко знал хорошо, но бой автоматического оружия давно не раздавался в одичавших лесах. Стаккато очередей быстро смолкло. Стычка завершилась парой хлёстких винтовочных выстрелов, и охотников обступила гулкая утренняя тишина. Лишь громкое карканье испуганного воронья возвещало о пролившейся крови.

   Влада немедленно вскочила на ноги.

  – Идём! Нужно проверить!

  – Стой! Ты чего, совсем одурела?! – попытался остановить её брат. – Там може быть кто угодно, и хорошо вооружённый! Мы не ведаем, с чем столкнёмся.