Текст книги "Проклятый род (СИ)"

Автор книги: Руслан Дружинин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 23 страниц)

   Нет, смерть оседлых и смерть двоедушцев имели два разных оттенка. Горе Глухих было чёрным как земля свежей могилы, а дети Навьего племени покидали живых по сиянию лунной дороги; возвращались в объятия матери, которая ждёт на мосту через реку из чистого пламени...

   Середина лета уже миновала, и среди трав облетали запоздалые скороцветы. Золотистой россыпью маленьких звёзд они встретили пришедших на поляну людей. Серко достал складную лопату и, не обращая внимания на цветы, начал копать могилу для крестианца. День быстро клонился к закату. Янтарное солнце смешало аромат трав с запахом свежей земли, но ветер уже нёс холод сумерек и тревожил вечерние тени деревьев.

   Рука Веры рассыпала по могиле брата прощальную горсть. Серко сидел рядом и заканчивал налаживать крест из двух толстых веток. Влада молчаливо бродила по душистой полыни, стараясь держаться подальше от чужих похорон. Маленький Егорка притих возле Веры. Мальчик со смирением слушал молитвы сестры и старался не показывать слёз... в семье он остался последним мужчиной.

   Когда Серко закончил устанавливать крест, Вера негромко сказала.

  – Я знаю, ты хотел убить того человека, но не стал придаваться страстям. Отступился...

   Парень молчал. Гнев подпитывал Волка, а не совершённая месть давила укором. Охотник не знал может ли сердце девушки требовать крови, как Зверь; боялся в ней ошибиться, но не ошибся...

  – Ты поступил правильно, – продолжила Вера. – Я изо всех сил стараюсь прощать, но мне всегда очень больно... Как можно такой грех отпустить человеку?..

   И вновь Серко нечего было ответить. Он мог убить Славомира, но месть ни на шаг бы не приблизила его к любви крестианки. Для охотника в Явьем мире открылся ещё один путь, а не только дорога крови, по которой хотела направить сестра. Надежда на обретение единой души стала вдруг гораздо ценнее всей прежней жизни...

   Ещё ничего не зная о чувствах Серко, девушка продолжала ему признаваться.

  – Всё, что сказал тот человек – правда. Мы и прежде видели Славомира, когда наших родителей на свете не стало. Батюшку убили люди Ивана: пришли ночью и выманили из дома прямо в общине. Только мы справили сороковины, а новый Настоятель велел собираться. Сказал, что наша семья должна переехать в Тавриту. Яна спорила с ним, не раз ходила упрашивать, чтобы нас оставили дома. Но в Монастыре перечить непринято. Если наставляют на путь – лучше сделать. Ты только не думай плохого. Настоятель человек очень хороший: чистый сердцем и верующий. Но ему угрожают, как и нашему отцу угрожали до этого. Он знает, чего стоит дружба с Тавритой...

   Вера умолкла и Серко не торопил её с дальнейшим рассказом. Всё, что говорила сейчас крестианка было истинной правдой. Охотник не чувствовал в словах девушки даже капли лукавства.

  – Год назад язычники впервые вышли к стенам Монастыря. Говорили, что пришли с миром, клялись, будто хотят принять христианство. Но отец разгадал их намеренья, не поверил. Внутри Красного Ивана только жажда власти и чернота ложных страстей. Крещения он добивался с кровавой корыстью. От всех даров и предложений отец отказался, только молился, чтобы чужаки оставили нашу общину в покое. Но Иван не отступил. Когда отче убили, а нас в Тавриту потребовали, матушка всех испытаний не перенесла и слегла от болезни. Через неделю Бог прибрал и её, – глаза крестианки наполнили горькие слёзы. – Не первая эта могила родного мне человека, которую вижу; не первый раз молюсь "За упокой" и имена любимых мне людей называю... Как много я потеряла. Из всей семьи остались только я, да Егорка...

   Обхватив плечи, Вера поёжилась. Ей было тяжело дальше жить, тяжело вспоминать о тягостном прошлом.

  – Яна дозналась, что новый Настоятель заключил с Тавритами договор. В Монастырь пошли хорошие вещи: одежда, скот, пища. Взамен Иван добивался, чтобы мы его поддержали. Монастырь должен был призвать христианские общины к подчинению западным городам, но в войну наши единоверцы вступать не желали. Любое дело Ивана Настоятель оттягивал или вовсе не выполнял договоров. Тогда Таврит решил нас заставить: начал силой переселять христиан из Монастыря в земли язычников. И нашу семью хотел переправить в Тавриту. Иван ко мне начал свататься и Славомира послал. Хотели забрать меня в тот же день, но Яна им не позволила, убедила дружинника силой никого не неволить. Славомир вспомнил тогда про свою дочь и согласился подождать до первого снега. Ивана тоже уговорил, мол, нам нужно родителей схоронить и собраться в дорогу.

   Яна времени на сборы тратить не стала. Всё выведала про дела Ивана Тавритского: про то сколько он жён погубил, что болен скверной заразой и какой у него злобный нрав. Много чего Яне ужасного рассказали. Он не христианин, а сущий дьявол. Батюшка мой в Иване совсем не ошибся...

  *************

  – Я тебя не отдам, – обняла Яна сестру. Вера боязливо оглянулась по сторонам, но в Тепле кроме них никого не оказалось. Славомир уехал обратно в Тавриту, и обещал вернуться только к началу Зимы. Дружинник оставил присматривать за домом своего человека. Каждый вечер доверенный ходил под окнами, заглядывал в дом, да подслушивал. Устав от круглосуточной слежки, Михаил взял Егорку и отвёл в мастерские: от всех бед работа отвлекала лучше всего.

  – Пусть только попробует нашу семью расколоть, так я сама Ивана выслежу и пристрелю как дикого зверя! – решительно пообещала старшая из сестёр. Вера, приняв эти слова близко к сердцу, испуганно вздрогнула. Она знала, что Яна с юных лет прекрасно стреляла. В доме давно была спрятана снайперская винтовка, которую девушка готовила в новый дозор.

  – Богом молю, ничего не делай! Если судьба моя в Тавриту отправиться, то пусть будет так! Весь Монастырь на договор этот поставлен, если я...

   Но сестра недослушала.

  – Эти договоры, словно кость в горле у Настоятеля встали: не много Монастырь от них выиграл. Не для честного брака ты Ивану нужна, а лишь для мучений. Хочет до конца насладиться победой и поставить на вид вашу свадьбу, будто всех Христиан подмял под себя. Он с твоей судьбой будет не просто жесток, а безжалостен. Не в жёны тебя зовет, а в дикий полон. Я ему со своей сестрой такого сделать не дам, не позволю! И Настоятель этого тоже не хочет...

  – Но ослушания он не потерпит! Сам же велел ехать к Ивану! – горячо зашептала ей Вера.

  – Это он так говорил при Славомире, а дозорам приказал проверить Тепло на востоке, которое ополченцы в прошлый раз отыскали. Настоятель хочет людей из Монастыря уводить; для начала тех, кто больше всего от Тавритов страдает, и мы первые на примете. Наша семья сбежит от Ивана и никогда Таврит тебя не получит!

   Яна говорила уверенно, зелёные глаза сверкали твёрдой решимостью. Сердце Веры от волнения забилось быстрее.

  – Господи-Боже, Яночка, неужели ты сама в дозор собираешься?!

  – Верно подметила, вместе с Виталием и Семёном пойдём – ребята надёжные, честные, тоже на Тавритов зуб точат. У Семёна отца убили, а тот при нашем батюшке ризничим был. Помнишь его?

  – Помню, – захлопала светлыми ресницами Вера. – Старичок безобидный... его то за что?

  – Видимо про Ивана плохо сказал, или просто не приглянулся. Во всём Монастыре люди начали пропадать, а кого и вовсе находят убитым за частоколом. Зло кипит в людях... уже не до молитв и богослужений.

  – Не говори ты так, Бога то не гневи! – испугалась сестра, но Яна успокаивающе улыбнулась.

  – Бог скорее поможет тем, кто сумеет постоять за себя и за близких – это легче, чем целое чудо сотворить для смирившегося, а я не смирюсь! В дозор отправлюсь к найденному ратниками Теплу, разведаю всё и уведу вас из Монастыря. Времени до возвращения Славомира хватает. Он на порог, а в нашем доме уж пусто. Ни с чем пусть тогда в Тавриту и возвращается...

  – Слишком опасно, Яночка, в мир выбираться, – не соглашалась с ней Вера. – Говорят, что дозоры начали пропадать. Те, кто ищет Тепло больше не возвращаются.

  – Всегда были потери, возможно Тавриты что-то пронюхали. Но ты не бойся... – Яна взяла сестру за руки и внимательно заглянула в глаза. Вера увидела в ней ту самую силу, которая позволила пережить смерть родителей и теперь пытаться сохранить их семью. Старшая сестра была гораздо смелее. – Не бойся, – повторила она, – если на Тавритов наткнёмся, то все карты сожжём. Я только одну вам дома оставлю...

  – Зачем?

  – Не перебивай. Настоятель колеблется, если наш дозор пропадёт, он будет время оттягивать и вас выдаст Тавритам. Не вернусь через неделю – сами бегите. Идите в первый черёд к тому бункеру, который я обвела кругом на карте. Убежище почти целое, а рядом нет ни единой души. Миша храбрый, вас всех до безумия любит и постарается защитить, но удерживай его от безрассудства. Он мира не видел...

  – Яночка, да зачем же ты так говоришь, будто с нами навеки прощаешься? – Вера расплакалась и бросилась к сестре на шею – она не хотела отпускать её в путь.

  – Глупая ты у меня! Не прощаюсь я с вами, а лишь советы даю: лучше стылый холод в дороге, чем тепло в Ивановом доме. О крестах на карте знаю только я и дозорные, ещё настоятель и вы. Всё, что ратники видели, я вам на словах передала. Осторожнее будьте, бойтесь любого, кто встретится вам на пути. Хороших людей в мире мало...

  – А если тебя вдруг схватят, Яночка? Если нападут на дозор, иль ещё беда какая случится? – не унималась сестра. – Сердечко за тебя болит, разрывается!

  – Если люди Ивана меня схватить захотят – я не дамся. Карту сожгу, а сама...

   Вера испуганно на неё посмотрела.

  – Что сама?

  – Спрячусь конечно! Как лисичка в норке укроюсь, и меня никогда не найдут! Ты не бойся за меня, я вас в обиду не дам. Слышишь, сестрёнка?..

  *************

  – Много же вы нам не рассказали... – подытожил Серко.

  – Мы боялись беды. Не хотели более никого к Монастырю приводить, – ответила Вера. – Людей из маленькой деревеньки не тронут, а о большой общине допрашивать станут. Думалось, что если схватят в дороге, так за такую ложь могут и отпустить...

  – Наивные же вы, крестианцы! Тут уж без разницы, что вы скажете: хоть из малой деревни, хоть скитальцами назовитесь, а никто бы вас не пожалел. Любой Шатун убьёт за ружье и худые патроны. После моровых Зим цена слов невысока – из-за этого и скитальцы перевелись.

  – Мы любого человека боялись, всех встречных людей стороной обходили. Выбирали тропы лесные, ведь от дикого зверя отбиться легче, но звери и не нападали. Мы шли к убежищу, на которое нам Яночка указала... Вот только с Навью довелось в лесу повстречаться, – Вера не смогла удержаться от грустной улыбки.

  – Теперь о нашей встрече ты уже не печалишься, – заметил Серко.

  – Хоть замёрзли мы и голодны были, но Господь защищал нас в дороге. Может Он послал Навь и этим сохранил нас от бед – неисповедимы пути... Так выходит, что без помощи Нави мы бы много раз сгинули. Яны в бункере могло не оказаться, а что делать дальше – не знали. Вернулись бы к первым отметкам, начали искать сестру в другом месте, а что в тех крестах тебе самому теперь ведомо: нет там Тепла, одно только горе и смерть. Но сейчас выбор стал ещё меньше...

   Вера сказала последнюю фразу так, словно будущее для неё было ясным как день. Взгляд не отрывался от могилы старшего брата. Вместе с Михаилом она утратила последний шанс на спасение.

  – Что же вы будете делать? – спросил Серко.

  – Вернёмся в Монастырь, попросим Настоятеля к Тавритам нас не отправлять. Я не сдамся, но нет больше выбора. Мы не смогли найти Яну, и если только сестра жива, то пусть Господь проявит к ней милосердие, сохранит от страданий. Я уже ничем не смогу ей помочь, ведь осталась одна у Егорки. Яна была гораздо сильнее; видела этот мир, а я нет...

  – Ты видела гораздо больше, – сказал парень и обнял Веру за плечи.

  – Я поняла, что мир отчаянно нуждается в свете, – ответила девушка. – Люди не могут жить в вечной злобе. Рано или поздно Долгое Лето вернётся и тогда нам станет стыдно за свои прегрешения. За то, как мы жили и ради чего умирали. Найдётся тот, кто объяснит это людям, откроет глаза... И тебе нужен свет, Серко, я вижу, как ты страдаешь и делишь себя с диким Зверем. В Монастыре смогли бы помочь... – после этих слов охотник насторожился. В зелёных глазах Веры читалась надежда, что сейчас он поймет смысл сказанного. – Бог тебя не бросал. Пусть Навье племя хочет видеть в тебе только сильного Волка, но я вижу перед собой человека. И Господь тоже видит, ему ты можешь признаться в чём слаб...

  – Я не слаб! – напрягся сын Нави. Он опасливо оглянулся на блуждающую рядом сестру.

  – Чтобы такому как ты признаться в собственной слабости – надо быть очень сильным, – с улыбкой ответила крестианка, – нельзя разрывать душу надвое и пытаться жить с этой болью. Каждый из нас борется за судьбу, хочет её изменить. Борись и ты за себя, Серко! Борись против Волка!

   Парень поражённо смотрел на хрупкую Веру. Он не ожидал от этой слабой, измученной девушки сильных слов. В пути она действительно изменилась, неожиданно для него повзрослела, учила Серко, призывала бороться. Охотник впервые почувствовал в Вере то, что всегда было частью характера Влады – желание выстоять, изменить предначертанное. Но Влада хотела этого лишь для себя, Вера же страдала за всех и за него в том числе. В этом Серко видел важное различие между сестрой и крестианкой.

   Он спросил себя: кем всё-таки были те самые крестианцы? Как, имея такую душу они выжили во времена короткого лета; почему разделяли боль других, когда остальные пытались хранить только собственное Тепло? Охотник спросил себя, но не нашёлся с ответом, и, одновременно, ответ уже был в руках...

  – Ты действительно хочешь спасти меня? – прошептал Серко, обнимая девушку крепче. Вера помедлила, но затем осторожно переплела пальцы с его грубой ладонью.

  – Просто держи меня за руку и следуй за истинным светом...

  – Я пойду к нему, если именно твоя рука поведёт...

   Солнце зашло и лесная поляна заполнилась сумраком ночи. Только ледяной взгляд Волчицы мог отчётливо видеть тех, кто обнимался возле могилы. Язык Влады прошёлся по заострённым для крови клыкам. Ей стало холодно... Она ненавидела холод!.. Но всегда мёрзла, когда оставалась одна...

  *************

   Над убежищем сгустилась ночь. Виепоклонники не беспокоили границ уже несколько дней. Больше никаких нападений, вражеский род не осмеливался отправить даже разведчиков. Виичи затаились и готовили силы к решающему удару. Тем же занимались и в племени Зимнего Волка. Но в эту ночь Анюта осталась одна, а такое случалось нечасто. Мать-Волчица готовила племя к войне и каждую минуту от неё что-то требовалось. Старшей следовало потратить драгоценное время на отдых, но ей совсем не спалось: мрачные предчувствия волновали материнское сердце. Что-то было не так: у детей случилась беда; им тяжело, разногласия их разрывают – она это чувствовала и не могла успокоиться.

   Чтобы занять делом руки, Анюта вырезала на красной рукояти ножа новые руны. Нет, на этот раз не руны, а человеческие буквы только похожие очертаниями на древние письмена. Простое слово, которое она слышала от любимого человека... "Счастье" – его нужно крепко держать в своей длани, направляя острый клинок на врага...

   Анюта распознала шаги, задолго до того как муж вошёл в комнату. Скиталец проверял посты Навьей стражи, стараясь быть хоть чем-то полезным. За многие годы проведённые вместе, супруги научились лучше чувствовать приближение друг друга. В это трудное время Волчице нужен был тот, кто поддержит семью в схватке за их общее будущее.

   Анюта мягко улыбнулась Олегу, отложила нож и подошла ближе. В жилом блоке уже не было слышно шагов, все семьи спали. Пальцы женщины откинули тёмную прядь волос со лба мужа. Он постарел – возле глаз появились морщины, лицо утратило мягкость, стало задумчивым и ещё более печальным. Но в глазах по-прежнему оставалось что-то от юного парня, которого она повстречала многие Зимы назад.

   Понимая, о чём она думает, Олег сказал.

  – Мы стали старше. Прошло двадцать Зим, но ты почти не изменилась...

   Он провёл рукой по Анютиным волосам, заметив в них первую седину, но это было единственным, что указывало на истинный возраст Волчицы. Никаких следов старости на лице, только отражение минувших Зим во взгляде небесного цвета.

   Внутри Анюты пробудилась тоска: не хотелось верить, что годы Олега так быстро уходят.

  – Ты постарел...

  – Мне всего тридцать восемь Зим, я ещё многих в этом племени переживу, – постарался улыбнуться скиталец. – Хотя признаться... жить с Навью совсем не легко...

   Он хотел сказать это мягко, но жена сразу учуяла скрытое в его голосе недовольство.

  – Ты зол на меня. Снова возводишь на племя...

  – Прошли те годы, когда я бросался на всё, что казалось мне диким. Двадцать Зим я мечтал сделать Навь такими же как люди Тёплого Лета. Ты знаешь, я никогда не терял надежды изменить ваш уклад. Но в конце концов скитальцы и сами могут неплохо учиться. Теперь я знаю, что Мокошь плетёт ваши судьбы, Волчьи души приходят с взрослением, а Навьи женщины любят кусаться, когда согрелись с мужьями.

   Кровь заиграла, Анюте захотелось вновь очутиться в объятиях мужа. Но лицо Олега неожиданно помрачнело: у скитальца всё-таки был к ней непростой разговор.

  – В укладе Навьего рода есть то, с чем я никогда не смирюсь – эти взгляды на жизнь будут дикостью даже среди замёрзшего мира. Ваш род состоит только из Нави, но в племени есть подневольные люди.

  – Ты о чернушках сказывать мне что-то желаешь? – догадалась Анюта.

  – Верно. Мы не раз говорили об этом, и ты согласилась не делать набегов, однако охотники всё это время хватали девушек в границах нашего леса. Люди заходят сюда в поисках новых мест, одиночки с трудом пережили десять моровых Зим. Они ищут других выживших, чтобы построить общины. Семьи идут со взрослыми женщинами и совсем юными дочерями. Но в лесу на них нападают и силой тащат под землю. О дальнейшей судьбе девушек ты конечно же знаешь...

   Мать-Волчица молча смотрела на мужа. Этот разговор действительно обещал быть нелёгким. Уже много раз скиталец пытался изменить уклад её племени, и в чём-то Анюта ему уступала. Но похоже после начала войны Олег начал сомневаться сильнее. Скиталец никогда не любил вида крови и не признавал даже необходимой жестокости. В этом он всегда оставался чужаком для охотников. Даже с детьми отец уже не мог найти общего языка, и именно это было для Анюты больнее всего.

   Старшая Волчица постаралась ответить честно и прямо.

  – Чернушки при наших семьях живут: греются возле наших костров, едят нашу пищу. Девы оказались в убежище не по собственной воле, но мы не держим к ним зла. У чернушек своё место, свой долг перед родом. Они помогают вестам растить наших детей, девушек защищает семья, которая их приютила. Обидеть чернушку – значит бросить вызов охотнику. Всё что они должны сделать – дать жизнь потомству от Нави. Их дети уже не прислуга: в них течёт наша кровь. Дети – Навь – часть нашего рода. Весты прибылое потомство наставляют на разум, как своё собственное. Ребёнок не ведает кем была его настоящая мать, и лишь в этом мне жаль всех чернушек: смотреть как твой сын или дочь растут, но называют матерью не тебя, а хозяйку, – Олег хотел возразить, но Анюта не позволила себя прерывать. – Без чернушек не сдюжить! Род под земью живёт, коль такой добычи не буде – в семьях браки начнутся, а это не угодно укладу. Когда десять Зим мы жили не выходя на поверхность, наш род истощился. Нарождалось слабое, тщедушное телом потомство, а главное – безумное духом! Никто не хоче более такого увидеть. Называй насилием это, но тогда племя просто не може быть добрым!

   Анюта была зла, она не хотела продолжения разговора, но Олег настоял.

  – За все эти годы я почти убедил себя, что так действительно правильно! Там – на воле, происходят куда более страшные вещи. В закрытых общинах женщины страдают больше всего: от голода, от жестокости, от равнодушия. Знаешь, что говорят оседлые о Зимовке? "В Тепле всё стерпится!" – лишь бы не на морозе, лишь бы не умереть без крошки еды. Я повторяю себе каждый день, что Навь ещё не так плоха как остальные, но смириться с тем, что мы делаем – не могу! Долгая Зима показала: даже в умирающем мире людям не свойственно милосердие. Человек выживает не так много времени, а мы опустились до страшного: верим в первобытных богов, насилуем, режем друг друга! Прошло всего пол века с первой Долгой Зимы, но мне стыдно за человечество...

  – "Человечество", "мораль", "милосердие" – чужие словесы, коими тешится твой отец! – лязгнула зубами Анюта.

  – Во многом он прав...

  – Твой "добрый" щур трижды пытался меня умертвить, но по сей день живёт в нашем племени! Его никто не тронул, не отомстил, не обидел. Седуну отдано всё, что он токмо испрашивал, но старый скиталец по-прежнему злобен. Как смеет он говорить, что Навь слишком жестока?!

   Следуя порыву, Анюта неожиданно обняла мужа. Казалось, они только что ссорились и были готовы отстаивать свои взгляды, но в склоках жена боялась потерять гораздо больше, чем получит от смутного чувства победы.

  – Ты мне нужен, Олежка! – прошептала она. – Не верь никому, что во мне нет любви. Я нашу жизнь скрепила рождением детей, и за твой добрый взгляд отдам всё на свете. Но против племени не пойду никогда. У Нави не будет хозяев, ведущая род опирается на добрых охотников, а подомной пошатнулась земля: меня предали! Без Первого Волка и Старшей Волчице не устоять. Ты, Олежка – и есть мой Первый Волк. Не из нашего рода, но надёжней тебя со мной рядом не буде...

   Обнимая её, скиталец сказал.

  – Я с тобой, родная. Я всегда буду рядом с тобой... и помню всё, через что мы прошли. А за Владу с Серко по гроб жизни тебе благодарен: в них вся моя надежда на будущее. Семья – это единственное счастье, которое я получил от судьбы. Только ради тебя я открыл двери бункера и впустил Навье племя. Я живу в тёмных мороках только ради тебя...

  – Обещай любить меня, Олежка, обещай никогда не оставить! – прижалась крепче к своему мужу Волчица.

  – Я не просто обещаю тебе это, родная, я тебе в этом жизнью клянусь...

  *************

  – Твой брат вечно лгал нам, до последнего дня он был лживым ублюдком! Не повторяй его смертельной ошибки, отвечай токмо правду: что отмечено под последним крестом?!

   Влада рычала сквозь сжатые зубы. Слова легко срывались с губ Одинокой Волчицы и больно ранили Верино сердце. Крестианка не хотела ей отвечать, видела, что Навь еле сдерживается и уже готова накинуться. С каждым шагом к последней метке злоба ведуньи росла. Даже Серко не знал: спала ли она этой ночью и чем успокоить сестру. Влада как тень бродила между деревьев, не желая подходить к разведённому для всех костру. Брату она ничего не сказала, но тот хорошо слышал странное бормотание. Сестра разговаривала сама с собой, как будто выспрашивая помощи у кого-то. Такого за ней никогда не водилось. Это была уже не беззаботная девочка, которая радовалась красоте тайного озера и шутила над братом – от лёгкости юной Волчицы ничего не осталось. В глазах Влады поселился холод прожитых Зим, и этот лёд только крепчал, когда она смотрела на крестианку. Серко понял, что стоит на краю опасного выбора...

   Ярость ведуньи как буря выплеснулась наружу. Влада преградила путь Вере и грубо ударила её в плечо кулаком.

  – Говори! Я больше не пойду как слепая, не нырну с головой в очередную ловушку! Какой смысл кривить, чего ты боишься? Иль опять задумала нас подставить?! Я по твоей мерзкой роже всё вижу: ты моей смерти желаешь, токмо не сознаёшься! Мечтаешь о том, чтобы я с твоего пути сошла, страшишься в глаза мне об этом сказать. Говори, овца недорезанная!

  – Оставь её, она утрату близкого родича переживает! – попытался вступиться Серко.

  – И что теперь: ждать, пока ещё кто-нибудь сдохнет?! Крестианцы нас по самым опасным местам протащили. Хороша же карта с крестами: четыре Тепла – не слишком ли жирно?! Как мы уцелели в дороге – сама удивляюсь!

  – Да что с тобой! – схватил её за руку брат.

  – Пусти меня! – оскалилась девушка и вырвалась из его хватки. Серко хотел вновь подойти, но сестра угрожающе вынула нож, голос Влады дрожал от напряжения. – Прочь, Серко, лучше не трогай меня!.. Мы в путь вместе отправились, да только о роде мне одной думать приходится!

   В утреннем воздухе замерла тишина. Брат сжимал кулаки, готовясь силой успокоить Волчицу. Но в глазах Влады не было смеха – она не играла. Всё могло кончиться кровью.

  – Последний крест совсем близко от нашей общины! – вдруг громко сказала Вера. – Вот почему Миша не хотел вам о нём говорить! Дойдя до этого места, вы сразу увидите Монастырь – это дом для всех христиан и наша обитель...

   Серко удивлённо застыл. Влада несколько мгновений смотрела на крестианку, а затем судорожно рассмеялась. От этого звука Егорка испуганно попятился к Вере за спину. Понимая, что истерика сестры так просто не кончится, Серко встал между Владой и пленницей, и был прав: смех неожиданно оборвался – Волчице вовсе не было весело.

  – Вы – беспутные овцы. Сбежали из Монастыря, почти доплелись до подземного логова, мы вас перехватили и обратно к дому доставили, а один дуботолк в пути ещё и сдохнуть сподобился!

   Вера молчала. Она лишь смотрела на Владу с растущим призрением. От этого в глазах у ведуньи заиграли безумные искорки.

  – Сестру найти захотели?.. Спасти от брачного ложа своё невинное тело?! Плевать нам на ваши желания!!! Мы другие с Серко, Навь всегда идёт за своим! Зачем сдалась нам обитель?! Близкие наши сейчас погибают, кровью платят за каждый час промедления, а ты Волков притащила к иконам? Нам нужно Тепло! Слышишь?! Тепло, а не пустые речи о рае за гробом!

   Впав в белую ярость, Влада набросилась на крестианку. Серко знал, как опасна сестра в такой час и успел её перехватить. Но Вера неожиданно закричала о том, что заставило ведунью замереть в руках брата.

  – Там Навьи норы!

   Вытаращив голубые глаза, Влада осипшим голосом переспросила.

  – Что ты сказала?..

  – Крест отмечает не нашу общину – не Монастырь! Рядом нашли Навьи норы... – чуть ли не плача созналась ей Вера. – Мне отче рассказывал, что когда первые христиане явились в обитель, в тех норах ещё жила Навь. Люди набега сильно боялись, но Навь ушла и после неё в логове только волки селились. Настал срок и молитвами нашими хищники тоже ушли – это чудо Господне! Всё, что нам угрожало – в итоге вреда не принесло. Словно тень бегущая от благодатных огней беды нас миновали. Мы с Мишей давно поняли, что вы Тепло ищите, но не могли вам рассказывать, что логово Нави у стен Монастырских, и тем самым зло к себе домой привести...

  – Я не зло... слышишь? Не зло... – прохрипела Волчица. – Я родилась, чтобы драться и выжить... Показывай!

  *************

   Навьи норы лес так просто не выдаст. Запутанные лабиринты лежат в глубине, где земля никогда не промерзнет. Множество галерей и переходов с пещерами – вот что такое логово Нави. Если племя долго живёт на одном месте, норы растут в ширь и углубляются. Каждый вход в подземелья прячется так, чтобы найти его было сложнее всего. Норы прикрыты лесной тенью, кустарником, таятся между корней вековых сосен или на дне глубоких оврагов. Ничто не подскажет случайному человеку, где искать Навий дом. Но даже если люди прознают о норах, то чужакам лучше бежать и не оборачиваться: Навь всегда стережёт родовое гнездо, пусть даже при входе стоит один-единственный камень...

   Влада прикоснулась к столбцам рун, которые были высечены на валуне возле входа. Она тихо шевелила губами, постигая смысл оставленных чужим племенем знаков. Пальцы поглаживали борозды в камне, как нечто живое, а глаза с алчным интересом скользили по строкам.

  – Чей это дом? – заинтересовался Серко. Влада обернулась к нему и лицо озарила улыбка.

  – Двоедушцев – таких же как мы. Они почитали Волков и жили в праведной вере. Но настала пора бросить логово и племя покинуло обжитые места... Это было давно: ещё до наступления моровых Зим. Последние руны на камне не высечены, а написаны краской: сородичи очень спешили...

  – Навь часто бросает свой дом? – спросила у охотника Вера.

  – В старые времена кочевать и рыть норы приходилось нередко, – ответил Серко. – Есть родовое гнездо – большое, способное вместить целое племя, а есть тоннели, которые сгодятся только для храненья добычи. Мы роем перемётные норы возле общин, перед самым набегом. Из тоннелей Навь достать нелегко: это наш дом и в отличие от людей мы не страшимся темноты подземелий. Причин, по которым племя само покинет норы не так уж и много...

  – Гнев Божий? – затаила дыхание девушка.

  – Не твоего ума дело, Глухая тетеря, – предостерегала от дальнейших расспросов Волчица.

  – А сама-то, как думаешь: зачем племя бросило обжитые места? – спросил её брат.

  – Мор почуяли – вот зачем. Предвидели лютые холода, как Девятитрава. Двадцать Зим назад ведунья нагадала нам моровую эпоху и это племя тоже боялось, что норы не спасут их от больших холодов... Лишь на то уповаю, что сородичи в пути не погибли. Не всем улыбнётся удача найти человеческий бункер, – сказав это, девушка отвернулась от обережного камня. Серко увидел надежду во взгляде сестры: путь мог завершиться благополучно и род Зимнего Волка можно было спасти. – Норы надо проверить... Но крестианцы останутся здесь. Пусть ждут нас у входа, коли угодно. Навье логово не место для тех, кто всю жизнь промолился в избе.

   Серко был с ней согласен. Из глубины переходов повеяло запахом, в котором ощущалось что-то незнакомое и угрожающие. Норы требовалось не просто "проверить", а начисто обезопасить – вот о чём говорила Волчица.

  – Внутрь не суйтесь, – предостерёг охотник людей. – Мы спустимся в норы одни, но постараемся вернуться скорее.

   Вера ответила робким, испуганным взглядом. Оставаться с маленьким ребёнком в лесу и без всякой защиты ей совсем не хотелось. Заметив страх девушки, Серко достал из рюкзака револьвер.

  – В барабане один патрон – этого хватит, чтобы подать сигнал, коль случится беда. Мы услышим выстрел даже на глубине и я сразу приду к вам на помощь, – но Вера не решалась принять это оружие. Михаил был последним, кто стрелял из него. – Не для себя бери, для Егорки. Брата защитить больше некому, – напомнил Навий охотник.

   Только тогда она протянула руку к старому револьверу. В глазах крестианки появилась решимость: во что бы то ни стало она сохранит жизнь последнего родного ей человека.