Текст книги "Записки недобитка"

Автор книги: Руслан Линьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

О борьбе с коррупцией

Редактор газеты, в которой я возглавлял отдел «Телевидение», вернулся из поездки в Германию. В первый же день после выхода на работу вызывает он меня к себе в кабинет и, пытливо заглядывая в глаза, спрашивает:

– Это правда, что ты за каждое интервью с телевизионными звездами берешь у них по 300 долларов США?

– Нет, неправда. У меня такса значительно выше. От шестисот начинается, – иронично отвечаю, даже не задумываясь над причиной возникновения у редакционного начальства столь серьезных подозрений и вопросов.

Через пару дней коллега из другой газеты рассказала мне о том, как некая особа (в то время ведущая новостей в эфире телеканала «ТВ-пятерочка») жаловалась моему главному редактору на то, что я беру интервью исключительно у успешных, богатых звезд экрана и режиссеров, а ее напрочь игнорирую. «Наверно, он получает от своих героев по 300 долларов США за публикацию», – заключила страдающая в забвении телевизионщица.

Узнав о причине давешнего диалога с главредом, я попытался вспомнить, как выглядит жертва моего невнимания. Даже заставил себя посмотреть вечерний новостной выпуск «ТВ-пятерочки». В студии сидела доярка-орденоносица в вечернем макияже и костюме графа Дракулы. Господи, ну что о красоте ее можно написать? Нельзя же оставить без внимания девичьи переживания, тем более девушка столь необычным образом пыталась пробиться на полосы нашей газеты. И с коррупцией следует как-то бороться.

Результатом размышлений стало короткое письмо, адресованное барышне-ведущей:

Дикторше «Информ-ТВ»,

Товарищ Б… М.

Дорогая товарищ Б…!

Я получил Ваше завуалированное предложение, переданное через посредника, сделать интервью с Вами за 300 долларов США. Сожалею, но наша встреча не состоится, поскольку в качестве интервьюируемых меня интересуют талантливые, высокообразованные, интеллектуальные люди. Если это девушки, то они должны быть хотя бы хороши собой. Поэтому не могу принять Ваши 300 долларов США. Оставьте их у себя. Купите на них что-нибудь из косметики или парфюмерии. Желаю творческих успехов.

С уважением, Руслан Линьков.

Ночью из дома я отправил свое послание по всем семи телефаксам телерадиокомпании «Петербург– 5-й канал»: директору студии, начальнику информационного вещания, дежурному «Информ-ТВ» и т. д. Полагал, что уж один-то из экземпляров достигнет-таки адресата. Днем в своей редакции на стене обнаружил приказ главреда нашей газеты о вынесении мне выговора «за неэтичное поведение». Достал ручку и дописал прямо на документе: «За внеслужебное сношение по факсу».

Часом позднее редактор опять приглашает к себе. Захожу. Он с порога интересуется:

– Ты что, обиделся на меня?

– Нет. За что?

– Ну, за приказ… Ты же обидел девушку…

– Да, послал ее по факсу… Может, я таким образом пытался добиться ее расположения, может, изъяснялся ей в любви! А если я с любимой девушкой поругаюсь, ты мне тоже выговор приказом оформишь и на доске повесишь?

– Нет, но если это будет иметь общественный резонанс…

– А как же без него?

– Ладно. – Редактор вышел из кабинета и снял с доски свой выговор.

Болезненно неотложное

Ночью раздается дикий треск мобильного телефона. Поднимаю трубку. На другом конце виртуального провода хриплый задыхающийся голос коллеги А.: «Мне плохо, я умираю, четвертые сутки температура 40. Ничего не помогает. Ужасные боли. Что можно принять, чтобы все это прекратилось мгновенно, и умереть? Ай, ой! Больно».

Вдыхаю воздуха и спрашиваю: «Подожди, тебе чтобы боль прекратилась или чтобы умереть? Уточни, пожалуйста».

А.: «Мне все равно. Ой!» Связь прервалась.

Выясняю адрес проживания А., вызываю туда платную «Скорую помощь», сам хватаю такси и мчусь на Витебский проспект, к дому больного. Приехал раньше «скорой». В дороге забыл номер квартиры, помнил только дом. Пришлось дожидаться врачей, которым по телефону продиктовал все полностью. Ну, вот и «скорая». Но почему-то она остановилась на углу у соседнего здания, дальше не едет и на мои размахивания руками не реагирует. Через минуту из-за угла выезжает вторая машина «скорой» и едет в моем направлении. Следом поспешает милицейский уазик. Останавливаются одновременно. Милиционер интересуется, «не здесь ли человека зарезали?». Получив отрицательный ответ, бежит к следующей «скорой».

Поднимаемся с врачами на 6-й этаж. В голову приходит мысль: «Круто, я сейчас, как принцесса Диана, с заразным больным буду ручкоться. Интересно, а чем он болен-то?» Заходим в жилище. А. бледен, прыщав и убог. Сразу видно, что сражен тяжелой инфекцией. Обмениваемся с врачами соображениями о диагнозе. Мнения расходятся между краснухой и ветрянкой. Решаем немедленно госпитализировать больного в Боткинскую больницу. Доктора сбивают температуру с 39.9 до 38.2. Собираем пациента и грузим в карету «скорой». С мигалками мчимся в клинику. Это первая поездка А. по Питеру с мигалками.

Через десять минут мы уже в приемном покое Боткинской больницы. Врачи «скорой» сдали А. местному персоналу. По полу бокса ползает мокрица. Медленно и хаотично. Поведением напоминает А. В углу унитаз и рядом пакеты с надписью: «для использованных п/п» и коробка со странными обозначениями «п/п». В дверь входит человек в респираторе и резиновых перчатках. Я видел таких в московской гостинице «Россия», они там травили мышей и тараканов. Вошедший пробормотал, что больному следует идти за ним, удалился вместе с А. на улицу. Они сели в старенькую санитарную «Волгу», которая унесла их во мрак территории Боткинских бараков.

Утром мне сообщили окончательный диагноз А. – детская болезнь ветрянка. «Уж лучше бы это была анемичная диарея», – подумал я и с облегчением вздохнул. Ветрянкой в детстве мы уже болели.

Сегодня звонил А. по телефону. Он до сих пор хнычет, что его шесть месяцев назад бросила мадам Т., «которая, наверное, не знает о нынешней его болезни и не придет навестить». Стараюсь успокоить больного и советую надавить гноя из прыщиков, чтобы смазать ручку двери квартиры Т., и тогда ее всенепременно положат в соседний бокс Боткинской больницы.

Похоже, что А. начинает выздоравливать.

Срочное письмо другу!!!

Любезнейший господин А.! Обращаюсь к Вам именно таким способом, поскольку Вы не отвечаете на телефонные звонки и не вступаете с внешним миром в прямые коммуникации. Но известно, что Вы читаете мой Живой Журнал, а свой не заводите, чтобы ни один человек не мог оставить в нем запись для Вас. Ваша депрессивно-упадническая натура, заведи Вы ЖЖ, проявилась бы в первые же минуты существования Вашего дневника. Суицидальные наклонности хозяина ЖЖ реализовались бы мгновенно. Вы виртуально воплотили бы мой совет резать вены не поперек, а вдоль, чтобы наверняка (уничтожили бы свой журнал).

Дорогой А., мне было бы крайне приятно сознавать, что я могу быть Вам хоть чем-то полезен. Если не делом, то хотя бы советом. Но более всего мне доставит радость Ваше появление, ибо мною овладело непреодолимое желание поздравить Вас лично с надвигающимся на Вас Днем Рождения. Неужели припасенный подарок так и не обретет своего хозяина вовремя, в день Светлого Праздника?

Р. S. Слушай, А., не будь мудаком, позвони и забери эту хрень, которую я специально для тебя зафи-гачил. Ты вспомни, что мы ради тебя на все готовы.

Спасибо.

О непоправимом…

Не знаю, с чего начать этот текст. Погиб друг. Хорошего и замечательного человека уже сутки нет среди живых. Он был мыслителем и обладал энциклопедическими знаниями, ценил друзей, окружающих людей и многообразие мира. Но больше всего любил историю. Считал современность пошлой никчемностью и отдавал должное эпохе Возрождения и Просвещения. Новоделу предпочитал тлен и руины. Он великолепно разбирался в геральдике (был одним из лучших петербургских специалистов в этой области), что позволяло ему быстро уходить от неприглядной российском современности в толщу веков, в родословные и истории королевских, императорских, княжеских родов, городов и государств. В этом ему помогало великолепное знание немецкого, французского и албанского языков…

Нет, я не умею писать некрологи. Это не мой жанр. Саня Иванов сейчас перед моими глазами. Он улыбается и, слегка прищуриваясь, раскуривает трубку. Хочет мне нечто рассказать. Наверно, историю о том, как он, задумавшись, проехал в последней электричке свою остановку «Проспект Славы» и вышел только где-то в Павловске. Отправился по рельсам в сторону Петербурга, и на 32-м километре, недалеко от Царского Села, его догнал грузовой поезд… Он мог не услышать надвигающейся опасности и не увидеть ее! Саня постоянно думал и искал ответы на свои многочисленные вопросы. Каждый ответ порождал десятки новых вопросов, их надо было систематизировать и, на все ответив, приступить к поиску очередных истин. Такое интеллектуальное упражнение давало ему силы жить. Он знал, что ему еще ничего не известно и очень, очень многое требует постижения.

Я перестал любить самую старую в стране ветку железной дороги. С ней связаны разные истории. По пути во Псков из поезда на полном ходу выпал еще один коллега и друг Саня Поздняков. Примерно на том же 32-м километре все тот же Саня Поздняков оторвал в электричке дверную ручку, желая выйти без остановки и повторить свой «подвиг псковского поезда». Спустя некоторое время он умер, не справившись с пневмонией. Другой приятель добрался-таки до Пскова и нашел там счастье, заняв у девушки 20 рублей на обратную дорогу и дав ей взамен свой питерский домашний телефон и адрес. Через неделю кредиторша уже жила в северной столице России, а еще спустя пару месяцев она стала законной супругой известного журналиста. Мы всегда относились к этой магистрали с некоторым юмором, но после гибели Александра Иванова трудно будет еще когда-нибудь поехать в Павловск на электричке, сердце будет сжиматься при каждом встречном грузовом или пассажирском поезде.

Две недели назад мы говорили с Александром о смысле жизни. Это был постоянный лейтмотив наших бесед. Опять пришли к выводу, что, по большому счету, смысла в жизни нет. Он сказал, что до 37 точно не доживет… И не дожил. Но выполнил одну нашу общую договоренность – уважая друзей, не умирать зимой, чтобы никто не мерз на кладбище и не простужался. Он все сделал для того, чтобы облегчить наши страдания от его гибели.

Саня ушел весной, в апреле, когда просыпается и преображается природа, когда жить хочется и нужно, когда депрессия сменяется радостью от света и тепла, появляются молодые растения и новые организмы. А может быть, он нашел ответ на вопрос о смысле существования: умереть при зарождении новой жизни… Но от этого нам не менее тяжело. Остается только вечно любить и помнить Саню Иванова.

Ирочка, вы дурочка!

Прогулки по Невскому проспекту обязательно сопровождаются множественными встречами. Вчерашний променад не выпал из стройного ряда традиционных случайных лицезрений знакомых персон. Возле Малого зала Санкт-Петербургской филармонии я поздоровался с бывшей редактриссой музыкальной редакции Ленинградского телевидения Ирой Т. Ее знаменитого мужа рядом с ней не было.

Он или уже умер, или бросил ее (во всяком случае, я бы на его месте поступил именно таким образом).

С Ирой Т. была связана одна комическая история моей (и не только) жизни. В девяностых годах прошлого века мы с коллегой Анной Полянской работали на питерском телевидении и параллельно вели колонки телекритиков в разных изданиях.

«Родному» каналу от нас доставалось куда как больше, чем всем остальным электронным «смям». Обозревая в очередной заметке ситуацию в эфире ТРК, мы не могли не отметить, что питерское телевидение безлико, неинформативно, серо и реакционно. <

Среди прочих эпитетов и определений прозвучала фраза, всю чудовищность которой я попробую сейчас воспроизвести по памяти: «Нечего смотреть на петербургском телевидении. Разве что немолодая морщинистая бабушка в лосинах и клипсах исполнит по заявке Александра Глебовича Невзорова песенку „Вечерний звон“…» Эти слова, безусловно, относились к достопочтимой Ирине Т.

Все самое страшное и одновременно смешное началось позднее, когда наши «доброжелатели» дали почитать объекту критики посвящение ей. Ирочка бросилась разыскивать обидчиков, чтобы серьезно разобраться. Из разных источников стала доходить до нас информация о крутом нраве «старушки», ее привычках физически драться негромко склочничать. Поэтому, дабы не искушать судьбу, порешили мы не показываться на глаза разгневанной музыкальной редактриссе и каждый раз при виде ее сворачивали в сторону. Я в мужской туалет, а Анна Полянская искала иные варианты, дабы избежать соприкосновения.

Но однажды час расплаты все-таки наступил. В Большом концертном зале «Октябрьский» давали совместную пресс-конференцию мэр Анатолий Собчак и Мстислав Ростропович. Они рассказывали о созданном ими фонде помощи «переселенцам» (советским оккупантам) из стран Балтии, для которых в Царском Селе (!) на средства фонда предполагалось построить несколько жилых домов. У нас же была задача пристыдить господ за расточительность и поставить вопрос о возвращении квартир тем, кого советская власть изгнала из СССР, отняв жилье и имущество, например профессору и известному филологу Ефиму Эткинду, который оказал колоссальную помощь Александру Солженицыну и многим опальным литераторам, за что и пострадал. Задавая вопрос Собчаку и Ростроповичу, я поймал на себе пристальный взгляд музыкального редактора Ирины Т. Выслушивание ответа (Собчак пообещал вернуть квартиру Ефиму Эткинду) сопровождалось планированием моего отступления из зала пресс-конференции, которое бы не повлекло серьезных потерь с моей стороны.

Как только мероприятие было объявлено завершенным, мы вместе с Анной Полянской дружно сорвались со своих мест, чтобы срочно эвакуироваться, но было уже поздно. Грузная фигура Иры Т. с руками, упертыми в бока редактриссы, грозно спросила у меня: «Так вы и есть Руслан Линьков?» Являя собой пример честности, я, конечно, тут же признался, что являюсь Русланам Линьковым, и, любезно показывая на Анну, добавил: «А это мой соавтор – госпожа Полянская». Принцип коллективной ответственности показался мне единственным выходом из положения. Как и предполагалось, Ирина Т. мгновенно переключилась с меня на коллегу Анну. С некоторой иронией Ирина Т. вопрошала: «Вот вы написали, что я немолодая бабушка в лосинах и клипсах… Но ведь вы тоже носите клипсы!..» Перспектива дамской склоки в присутствии мэра и великого виолончелиста ярко вырисовывалась в воображении. И в этот момент Ирина Т. резко изменила тактику боя: «Ну ладно, я вас прощаю», – сказала она и продолжила: «Чтобы вы знали, расскажу одну историю. Жена моего учителя, профессора консерватории Гогенцоллерна, мне как-то сказала: „Ирочка! Вы дурочка!" Я тогда возмутилась и спросила у нее: „Почему же?" И жена профессора Гогенцоллерна мне ответила: „Ирочка, вы дурочка, потому что вы красивенькая!" До свидания». Музыкальная редактрисса резко развернулась и, цокая шпильками по паркету, поскакала в шлейфе свиты Мстислава Леопольдовича. А наш гулкий смех долго еще потом заполнял собой пространство Большого концертного зала…

Вчера на Невском Ирочка Т. отпустила мне комплимент, который дает все основания для раздумий над тем, неужели я тоже подпадаю под классификацию и определение, прозвучавшие из уст супруги профессора Гогенцоллерна? Скажите, я тоже дурачок?

Дружеский меркантилизм и жадность

Меркантильность и жадность оказались свойственны некоторььм моим друзьям. Сегодня девушка Елена заявила, что не станет участвовать в организации моих похорон, поскольку они будут дорого стоить из-за большого количества гостей и придется по многу скидываться. В качестве аргументации она сообщила, что те 33 человека, которых я так или иначе вытащил из милиции во время саммита «большой восьмерки», тоже захотят со мной проститься, и их всех тоже надо будет накормить, напоить… И это не считая тех, кто назовет себя моим другом после моей смерти, и многочисленных «бутер-бродников», коим все равно где харчеваться, на кладбище или у постели новобрачных.

Признаться, я не ожидал такого поворота в наших взаимоотношениях. Считать копейки и экономить на моих поминках… как-то не по-товарищески. Нет, я, конечно, могу уподобиться советским старичкам и собрать некую «гробовую сумму», чтобы на нее можно было приобрести спальные принадлежности и ящик для собственного захоронения, продукты и выпивку скорбящим гражданам, и еще оставить небольшую сумму, чтобы кто-нибудь купил цветы и положил их на мою могилку… Но… А может, устроиться куда-нибудь работать? Найти организацию, которая в трудовом контракте берет на себя обязательства похоронить сотрудника за свой счет? Так ведь и здесь есть свои нюансы. Какая организация станет гарантировать похороны работника, зная, что поминки сожрут весь годовой бюджет ассигнований на закупку скрепок для степлеров? Все-таки без друзей не обойтись. И я по-прежнему возлагаю на них надежды. Даже если приобрести страховку на случай кончины и зафиксировать в ней определенную сумму выплат от страхователя на вечное упокоение страхуемого, без содействия друзей эти деньги из страховой компании удастся вытрясти не ранее сорокового дня или к годовщине…

Эх, Лена, Лена! А я на твои похороны не приду и участия в них не приму по другой причине – не доживу!

Дискретность добра

Андрей был человеком приятным и интересным. Особенно в те редкие моменты трезвости, что случались с ним в дни безденежья и в часы обострения приступов жадности среди его друзей. Литературные способности и педагогическое образование оставались твердым фундаментом, на котором его организм держался даже в минуты катастрофической алкогольной интоксикации. Даже когда он находился в глубоком сне, его проспиртованный мозг был способен выпускать через ротовую полость организма нечленораздельные цитаты из Тютчева или Тургенева. Окружающих это забавляло и напрягало одновременно.

Почему-то не все были рады принимать Андрея у себя дома, а некоторые демонстрировали озабоченность при каждом его визите. Так, например, уважаемый поэт Александр в новогоднюю ночь умолял покидающих его гостей сжалиться и забрать Андрея с собой, «чтобы год не начинался санобработкой помещений». Семейная пара историков – Владимир и Мария, продемонстрировала отзывчивость и увела Андрея, аккуратно поддерживая его повисший на их руках торс. Погрузившись в трамвай, Владимир и Мария заговорились об исторической роли трамвайного маршрута, ведущего из центра в их родную Стрельну. Андрей спал на соседней лавке и, громко похрапывая, посвистывал.

Незадолго до своей остановки Мария предложила супругу «забыть Андрея в теплом трамвае. Новый год, все пьяные… Ну забыли мы его в трамвае… С кем не бывает?». Но большего праведника, чем муж Марии, в Петербурге в ту пору не сыскалось бы. Он протянул руку к Андрею, потряс его и разбудил: «Сегодня в трамвае забудем, завтра под трамваем… Вставай, Андрюша, приехали!»

Дома они уложили друга в кровать любимой черной лабрадорихи, а сами на кухне обустроились чай пить и отогреваться. Через час из глубины квартиры донесся непрерывный грудной крик: «Аааааааааааа!» Владимир, отхлебывая из своей чашки, спокойно умозаключил: «Ничего страшного. Если бы она его рвала и ела, то крик был бы дискретным, то есть прерывистым, и звучал бы, А-а-а-а-а!“». Подождав еще минуту, супруги вошли в комнату и узрели огромную черную лабрадориху, возлежащей на теле трезвеющего с каждой секундой Андрея. Ее морда располагалась непосредственно поверх лица литературного педагога и из-под нее раздавался вопль ужаса.

– Наверно, он решил, что это за ним пришла его черная душа, – произнесла Мария и сняла с Андрея изумленную поведением гостя собаку. Шокированный Андрей поспешно оделся и выбежал прочь из квартиры, не поблагодарив за ночлег и не ответив на поздравления с Новым годом. Его неблагодарность не отвратила Владимира и Марию от непреодолимого желания и далее творить людям добро.

Пятна Жизели

Есть у меня подруга Вика Уздина. Замечательная девушка, которая трудится в питерском Интерфаксе без выходных и не покладая рук. Она там очень устает и часто впадает в депрессию. Иногда мы ходим с ней в театр. Редко в Мариинский (она подслеповата, поэтому либретто ей надо зачитывать до начала спектакля). Когда на сцене происходит действие, Вике приходится пояснять, что «то белое пятно не просто размытая фигурка, а Царевна Лебедь или Жизель». А белый нимб ниже таза «пятна» – балетная пачка. Хуже обстоит дело с коршунами и многочисленными темными силами в черных одеждах. Их Вика просто не замечает. И только когда «зло» перекрывает своим мрачным одеянием светлые тоги «добра», Вика интересуется, все ли там, на сцене, нормально и не угрожает ли «белому пятну» какая опасность?

Следующим по значимости после балета увлечением Вики является написание фанфиков о Гарри Поттере в своем ЖЖ. И в этом она, конечно, преуспела. Хороший человек замечателен во всех своих проявлениях. А еще Вика любит получать и читать письма. Думая над тем, чем бы порадовать замечательную подругу и скрасить ее одиночество, я решил создать этот текст и обратиться к своим друзьям с просьбой написать девушке какие-нибудь добрые слова. Она будет очень рада и благодарна.