Текст книги "Записки недобитка"

Автор книги: Руслан Линьков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Письмо в Париж

Привет, возлюбленная. Рад, что жива, здорова и хорошо пахнешь. Полагаю, парижский воздух тебе к лицу и ты распаковала свои чемоданы по прибытии из Монако. Там, вероятно, хорошо. Но и у нас на Баренцевом море сезон скоро начнется. Рекомендую, приезжай поскорее.

Ты ведь, сидя в местечке, поди, и не подозреваешь о том глобальном изменении климата, которое ео дня на день грозит произойти на севере Кольского полуострова. После небольшой катаклизмы там установится то, что мы с тобой называем «Коктебелью круглый год». Причиной должна послужить наша замечательная атомная подводная лодка «Курск», затонувшая прямо во время плановых учений Северного военно-морского флота России. Больше других этому сюрпризу радуются обитатели Мурманской, Архангельской областей и братской монархии Норвегия. Нарисуй у себя в голове следующую картину: орды туристов, переориентировавшихся с Анталии на Апатиты, лежат на прогревшейся почве, под яркими лучами микрорентгенов. А какой холст мог бы написать Айвазовский! Оголившееся на несколько мгновений дно Баренцева моря, столб испаряющейся воды и огромная волна вокруг кратера. Жаль, что летом не бывает северного сияния. Да, а в центре всего этого великолепия мальчик лепит голубя мира из донных отложений.

Мне очень понравилась предыстория данной фантастической ситуации. Баренцево море. Учения. Армады русских кораблей. Лоснящиеся адмиралы. Ракеты, метающиеся по целям. Натовские самолеты-разведчики. Соленая романтика. На глубине 100 метров ниже ватерлинии адмиральского флагмана крадется ядерная подводная лодка. Никого не трогает, выполняет собственные, поставленные перед ней за дачи. И только центр управления «подводами», поддерживая постоянный контакт с субмариной, знает, куда и зачем она прется. Но вдруг лодка не отозвалась на свою кличку. Ей из центра кричат: «Курск!» А в ответ только шуршание планктона о китовьи усы. Проходит день. На поверхности Мирового океана (его части, называемой Баренцевым морем) образовалась «Курская дуга» из кораблей Северного флота. Враг, нато-фашист, нагло нарушающий наше величие, могущество, державность и суверенитет желанием оказать помощь «Курску», не пройдет. В целях стабилизации общественного мнения, обеспокоенного враждебными голосами, ТАСС уполномочен заявить: «Лодка цела, команда жива и даже перестукивается с внешним миром». Оказывается, находящиеся на борту субмарины матросы долбят ломиком по внутренним стенкам азбуку Морзе. А адмиралы у нас, как водится, люди все интеллигентные и матерных ругательств со дна hq понимают. Мне запал в душу телефонный звонок в эфир радиостанции «Эхо Москвы». Абонент утверждал, что на дне Баренцева моря, рядом с затонувшей подводной лодкой, обнаружен чеченский след времен Второй мировой войны.

Если же рассуждать здраво и прислушаться к внешним шумовым эффектам, издаваемым нашими официальными лицами в дни поисковой операции, то я бы обратил твое внимание на два из них. Первое высказывание сделал, со ссылкой на одного из специалистов Северного флота, Саша Руцкой, выбираемый ныне при содействии четы М-чей на второй губернаторский срок в Курской губернии. Смысл заключается в следующем: на лодке «Курск» проходили испытания нового типа торпеды. Это доказывается наличием на борту подлодки гражданского специалиста из питерского ин-та «Гидроприбор», разрабатывавшего двигатели для торпед. Либо новинка попросту не вышла из корпуса «Курска», застряв по какой-то причине, а затем взорвалась, вследствие чего сдето-нировали все остальные боеголовки. Либо она (торпеда), вылетев из подлодки, описав круг по определенной траектории и не найдя никакой другой цели, вернулась к «Курску» (она, как известно, самонаво-дящаяся).

Вторая версия принадлежит некоторым журналистам, кажется, именно так мы с тобой называли себя. В данном квадрате учений находились два судна: АПЛ «Курск» и атомный противолодочный крейсер «Петр Великий». Оба корабля имеют и другие названия: «смерть авианосцам» и «смерть подводным лодкам». Как ты думаешь, если все произошедшее есть результат удачных стрельб с «Петра Великого», нарисуют ли на его борту еще одну звездочку?

В эти дни в стране развивался и другой сюжет, шестое покушение на жизнь Кемеровского губернатора Амангельды Мандэгазиевича Тулеева. Сразу уточню, что опять безуспешное. На сей раз Тулеева хотели отравить. И не кто-нибудь, а главный биатлонист России, 14-кратный чемпион мира в данном виде спорта – гражданин Тихонов. Сальери арестован, возбуждено уголовное дело. Вот к чему приводит привычка заниматься не своим делом. Если ты биатлонист, так уж будь добр, химикалии в руки не бери. Вон, и актер Ромашин вместо того, чтобы на сцене выступать, стал дерево на даче пилить и уложил ель ровнехонько себе на грудную клетку. Во ВГИТИСе его портрет до сих пор в черной рамке стоит. Это я к тому, старушка, что исполнять не свойственные тебе функции следует в пределах разумного.

На этом закругляюсь, пора заняться улучшением России. Нежно тебя целую, и еще обнимашечки.

24 августа 2000 г.

Искренне твой, Р. Л.

Самолетное письмецо

Привет, дорогая! Лечу в самолете и пишу тебе это письмецо. Сейчас я где-то над Копенгагеном. По такому случаю пообедал и посмотрел вниз. Ни хрена не видно! А жаль.

Опытным путем установил, что проезд от отеля «Мадлен» до Шарля де Голля составляет всего 30 еврейчиков. Если увидишь того частника, что доставлял нас в обратном направлении – из аэропорта, набей ему харю минимум на 60 евро.

Прибыв в парижский аэропорт, сразу же повстречал быдло, то есть «русскоязычного». Молодой парень с видом командировочного-киллера попросил меня показать ему путь к самолету на Санкт-Петербург. Будучи человеком вежливым, любезно согласился оказать ему столь незначительную услугу. Потом очень об этом пожалел. «Соотечественник» двигался к Родине так уверенно, что англичане, вылетавшие в Лондон из того же терминала, еще, наверное, приходят в себя от полученных при посадке в самолет ударов в солнечное сплетение. Травмируя беспечно стоящих у него на дороге, Тролль-великан по ходу кричал мне, что его «достали эти уроды, которые не дали отдохнуть в Доминиканской Республике из-за нелетной погоды во Франции».

Благодаря этому гражданину России теперь, по возвращении в Санкт-Петербург, я не испытаю культурного шока и у меня не разовьется кессонная болезнь.

О, а вот и долгожданный чай. Извини, бабушка, но булочка в данный момент мне дороже сцены.

За сим прощаюсь и перехожу на прием. Целую, и еще обнимашечки.

С северовосточным приветом (не имеющим ничего общего с Норд-Остом),

Руслан Линьков

Р. S. А это я уже дома. Маленькие байки дня. Захожу в офис, из телевизора несутся слова диктора: «Вчера в России отмечали православное Рождество, его празднуют именно в этот день согласно старинной русской легенде». Так отозвалось на событие РТР. ОРТ пошутило менее изысканно: «Праздничная литургия прошла в старейшем монастыре России, Оптиной пустыни…» (для сведения, его построили только в середине XIX века). Но круче всех наши Ивановы. В эфире ТВС репортаж о бежавшей из воинской части во Мге группе солдат. Появился пьяный в ж-пу министр обороны и раскрыл тайну столь странного явления, коим оказался массовый исход подростков из военных подразделений. Не поверишь, но «виноваты в этом „Солдатские матери", „рассказывающие сказки о дедовщине в армии"… Солдаты читают их сайты в Интернете и бегут, полагая, что там написана правда…»

Еще раз прощаюсь.

Смена авиадиспетчера

Работали ли вы когда-либо авиадиспетчером? Нет? А зря, батенька или матушка (черт его знает, кому придет в голову читать эти записки). Мне вот, например, посчастливилось, но, слава Богу, без ответственности за жизнь людей и без права принятия каких бы то ни было решений. Этот случай подвернулся благодаря вредоносному секьюрити, который заставил двух пассажиров питерского рейса стоять в очереди на пограничный контроль вместе с уважаемыми китайцами, южноафриканцами и обитателями ряда тропических островов, славных своим каннибалистским прошлым. Пожилой специалист в области создания очередей и управления оными – охранник парижского аэропорта Шарля де Голля», оказался по совместительству распорядителем жизни. Когда по местному радио терминала «С» объявили, что убывающим в Питер следует поторопиться, только он один воспротивился «диктату сверху» и грудью стал на защиту народных прав не лететь в Россию.

Было бы странным далее рассказывать о том, как самолет «AIR France» набирал высоту, а стюардессы потчевали пассажиров изысканным французским национальным блюдом кус-кус, без которого любой настоящий галл не мыслит своего существования. Полет наверняка был скучным и рядовым, не оставляющим в памяти ровным счетом ни единого воспоминания, кроме послевкусия во рту, образовавшегося благодаря потреблению кус-куса. Оно и понятно, без хорошего человека на борту самолета всегда так бывает. Я ведь в это время сидел у окна в Шарле де Голле и наблюдал за тем, как убывают самолеты – совсем не так как поезда.

Журналист – это звучит гордо!

Редакция любого средства массовой информации – сложный организм, все элементы которого должны работать слаженно. Телефоны, компьютеры, диктофоны, клавиатуры, корректоры, редакторы, фотографы со штативами и аппаратами, верстальщики, системщики, дизайнеры, операторы, главбух, секретарь главреда, буфет и мозги обязаны быть единым целым, фактически единым живым существом. Выпади из процесса какой-нибудь из элементов, и на этом можно издание закрывать. Любая газета, радио, телевидение или интернетное издание – это как операционный блок клиники микрохирургии глаза.

Не подадут вовремя пинцет, и все, человек незряч. И хорошо, если только на один глаз. Поэтому мы, журналисты, всегда на боевом посту и выполняем свою важную и нужную людям работу. Вы и сами можете в этом убедиться, посмотрев на фотографию отдела политики газеты «Невское время».

«Факс» уполномочен заявить!

Сегодня стыдно кому признаться, но я работал в газете «Смена». Когда видишь нынче на лотках это печатное изделие, одолевает скорбь и обида. Утешает лишь то, что современная «Смена» и та, в которой я пописывал в начале 90-х годов прошлого века – две совершенно разные газеты. Та – с тиражом от 300 до 600 тысяч экземпляров, а эта – от силы набирает 20 тысяч в дни активизации сексуальных маньяков. Ту покупали за информацию и позицию, эту – за голые сиськи с топором, торчащим из левого соска. Поэтому гордое звание «журналист» к сегодняшним «сменовцам» не имеет ни малейшего отношения. Кто-то любит кошек, иным нравятся собаки, есть оригиналы, сочетающие в своих жилищах оба этих вида животных. Но утерей, никто из нормальных людей не любит блох и не стал бы специально выращивать и откармливать наглых скачущих кровососущих. Оговорюсь, никто, кроме хозяев газеты «Смена». Все последние годы они культивируют породу блох-воровок, крадущих сюжеты и публикации для любимой газеты из порносайтов, уфологических страниц Сети и с баннеров об извращенцах-убийцах. Заголовок «Червяк-убийца изнасиловал девственницу» – это не из «Комсомольской правды» или гусевского «МК», это родная «Смена» образца 2005 года.

Но были и другие времена. Отдел информации нашей редакции в первой половине 90-х являлся просто рассадником журналистских талантов. Мы и назвали его тогда в честь выдающегося, на тот момент, изобретения человечества – телефакса. Наверно, насмотрелись разоблачительных выступлений тогдашнего шефа 5-го управления питерского КГБ Виктора Черкесова, который в 1989 году демонстрировал в комитетской телепередаче «В паутине лжи» некий механизм, изъятый на обыске у диссидента Евдокимова, и говорил: «У него во время обыска была обнаружена суперсовременная шпионская техника. Вот этот аппарат называется „тэлэфакс“. Действует он следующим образом: нажимаете на вот эту кнопку… и шифровка поступает прямо из Лэнгли».

В отделе «факс» работали лучшие. За каждым были закреплены «зоны ответственности» по бывшему соцлагерю и СССР. Армению и Карабах возделывала Татьяна Лиханова, Грузию, Молдову, Северный Кавказ курировал Александр Горшков, Прибалтика отошла Вадиму Несвижскому, Белоруссия – Светлане Гаврилиной и т. д. Мне же достались наши питерские ленсоветовцы, Собчаки, путины, немного московских ельцинских дел и дорогая сердцу Литва (в той части, где не было пересечений с Вадимом Несвижским).

Редакционное утро начиналось с того, что уборщица выносила весь сор из нашей избы – большой комнаты с 10 рабочими столами. Потом приходила девушка Шекия и спускала армянский флаг на маленьком флагштоке, который стоял у спецкора по Армении и Карабаху Татьяны Лихановой. Тем самым коллега Шекия демонстрировала свое отношение к известному межнациональному конфликту и была олицетворением внутрисменовского плюрализма. Ее азербайджанское происхождение и флегматичный питерский характер в сочетании давали только такое внешнее проявление национальнопатриотических чувств.

В центре комнаты обычно возвышалась груда коробок, расположенная таким образом, чтобы отделить прибалтийский стол от всего остального «совка». На самой верхней коробке высился флаг Эстонской Республики, по бокам были нарисованы карты стран Балтии и сделаны проемы для обзора близлежащей территории. В центре крепости находилось место Вадима Несвижского, с которого он совершал опустошительные набеги на стол коллеги Александра Позднякова (ведавшего проблемами Центральной, Восточной, Западной России, и питерскими делами заодно) и на лениздатский буфет (требующий отдельного описания). «Хозяин Прибалтики» – веселый молодой человек с «роскошными локонами» (определение коллеги Анны Полянской), появлялся в редакции предельно точно, ровно в начале рабочего дня (сказывалось военно-морское образование). Все остальные особенности его поведения объяснялись членством в партии «Демократический союз» Леры Новодворской (кстати, я тоже родом из этой организации). Вадим обходил дозором соседние объекты и в строгом соответствии с текущими событиями пакостничал на столах от имени «союзного центра», в строгом соответствии с «национальной ориентацией» коллег по «факсу». Замечу, что все мы восторгались его изобретательностью и чувством юмора, сопряженным с тактом.

Следом за прибалтами в отделе возникали армяне – Татьяна Лиханова. Она, в торжественной обстановке и под звуки эстонских гимнов и финской песни «Нет Молотов! Нет Молотов!», поднимала над своим столом любезно спущенный Шекиёй армянский флаг, садилась за телефон и начинала звонить в Ереван: «Алё! Ашот! Вы почему Шушу не берете?

Что? Приказа не было? Так вот я звоню. Мне же в номер писать… Ну, вы там хотя бы к вечеру… Мне материал сдавать к полуночи. Ну, целую. Пока».

В такие моменты я любил наблюдать за Шекиёй.

Она нервно пила кофе, судорожно разматывала телетайпную ленту и пыталась шутить в прорези коробок прибалтийского коллеги…

О газетах и некрологах…

«…Некоторые газеты не существуют дольше одного дня. Они интересны читателю как некролог со сведениями о месте отпевания, захоронения и полезной информацией о том, что по покойному скорбят безутешные вдова и семеро детей. Некролог – самая необъективная статья о субъективном явлении. Через несколько минут после прочтения уже не помнишь ни имени, ни звания, ни родственных связей усопшего, ни тем более дат его жизни, если, конечно, скончавшийся не являлся хорошим врагом или близким родственником…»

Работа со словом

Больше всего редактору издания следует опасаться авторов, которых с порога рекомендуют «немедленно взять с руками и ногами, ибо являют они собой Гиляровских и белинских наших дней». Новоиспеченных «гениев» тяжело редактировать. За них или приходится переписывать тексты целиком, или выкидывать «высокую литературу» непосредственно в мусорное ведро, так и не оценив полет мысли, величину и многогранность таланта «мастера художественного слова».

Жажда облагородить творческое пространство вокруг себя литературным цветником отвратительным образом сказывается на сорных культурах и литературном укропе. Они безжалостно выкорчевываются, оставляя на клумбах пятна для розариев и альпийских горок. На газетных полосах редакторская прополка всегда грозит появлением «белых пятен», которые желательно заполнить чем-нибудь пристойным.

Только крайне непритязательный и невзыскательный читатель не изумится логике и стилистике повествования об открытии очередного мемориала «памяти жертв похода ливоно-тевтонцев на Русь святую». «Современный классик» написал в заметке для редакционной рубрики «Новости» следующее: «В парке собрались люди. Их было в избытке, и к доске не удавалось протолкнуться. Много депутатов, работников администрации района и города. Священник с кадилом исполнил мессу. К полудню публика полностью разошлась, и осталась на земле одиноко лежать доска, окропленная священнослужителем».

Придирчивый и вредный дежурный по номеру, выпускающий редактор, обязан проявить бдительность, перекроить письменное проявление потока гипертрофированного авторского сознания, секвестировав его до разумных пределов и форм, или вырезать очаг буквенной опухоли из тела будущей газеты. Оставаясь последовательным сторонником радикальных мер в отношении графоманов, я, как нетрудно догадаться, без замешательства удалял подобные шедевры с полос, и они не имели шанса увидеть изумленное лицо читателя. Высвободившееся от неопубликованных образцов эпистолярной мастурбации непризнанных сочинителей пространство предстояло украсить чем-то читабельно-осмысленным. В то позднее ночное время, что отведено было для исправлений, изменений и дополнений, «выпускающему» не оставалось ничего иного, кроме как самому писать материалы «на замену», что иногда было несколько затруднительно, особенно при усталости и опустошенности из-за утомительного творческого процесса минувших суток. Это толкало на незаурядные уловки: звонки какому-нибудь известному человеку (способному связно излагать свои мысли, дабы расшифровка интервью не требовала дополнительной серьезной корректуры). Позднее обращение к интервьюируемому обязательно объяснялось «экстренными событиями в стране» и читательским интересом именно к мнению потревоженного собеседника.

Обычно ухищрение срабатывало безотказно. Обижались и ругались единицы. Среди них отдельно отмечу председателя Ленсовета Александра Беляева.

Первая его реакция на телефонный звонок журналиста в два часа ночи выглядела так:

– Линьков, ты бы еще в 5 утра позвонил. Совсем вы там с ума в «Смене» посходили.

– Хорошо, Александр Николаевич, я обязательно выполню вашу просьбу о пяти часах утра. Однако сейчас пришло сообщение о том, что Верховный Совет РСФСР намерен утром поставить вопрос о доверии правительству. Срочно требуется ваш комментарий.

– Даже если депутатам Верховного Совета завтра что-то и как-то удастся поставить, это не принесет им искомого удовлетворения. Их желания несоразмерны возможностям президента… (Далее следует еще монолог на полторы страницы, удачно ложащийся в пробел на полосе.)

Сдав готовый номер в типографию и подписав в пять утра сигнальный экземпляр газеты, звоню, как и обещал, спикеру Ленсовета:

– Здравствуйте, Александр Николаевич! Вы просили позвонить вам в 5 утра. Сообщаю, что ваше интервью опубликовано у нас на первой полосе.

– Сволочь! Я тебя лишу аккредитации. (Неблагодарный председатель городского парламента бросает трубку.)

А у президента России Ельцина в этот час по домашнему телефону охранник гораздо вежливее отвечал: «Борис Николаевич уже спит». Или: «Еще спит».

Настоящие журналисты всегда ответственно подходят к работе со словом, будь оно письменным или устным обещанием – без разницы.

О поэтической дружбе Сафо

«А объединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо» – данная строка из журналистского расследования деятельности супруги бывшего питерского губернатора Владимира Яковлева и трех ее подруг сыграла роль катализатора политического землетрясения в северной столице в начале 1998 года. В редакцию поступали гневные звонки чиновников, а автору на мобильный телефон от анонимных «авторитетов»:

– Слышишь, брат, «маму» нэ трогай, да.

– Простите, вы о чем и ком?

– Сам знаешь, про Сафо…

– Нет, подождите, ведь речь о ее поэтической переписке с Алкеем… Вы пользуетесь не теми исходными данными и источниками при прочтении текста…

– Ми голову тэбэ свэрнем за «маму».

А Смольный требовал опровержений, обещал закрыть редакцию и оставить без работы журналистов. Из комитета по печати звучал зубовный скрежет, доносились угрозы организовать визиты в газету налоговой полиции и инспекции.

Не желая становиться причиной массовых репрессий и торжества принципа «коллективной ответственности», я написал и отправил в Администрацию Санкт-Петербурга несколько вариантов опровержения:

– А объединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, непоэтичности которой позавидовала бы сама Сафо;

– Не всех этих прелестных дам объединяла одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо;

– А объединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, поэтичности которой не позавидовала бы сама Сафо;

– А разъединяла всех этих прелестных дам одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо;

– А объединяла всех этих непрелестных дам не только одна большая дружба, поэтичности которой позавидовала бы сама Сафо.

Пресс-служба губернатора так ничего и не выбрала из предложенных вариантов. Вместо этого из Москвы, куда пожаловался градоначальник, приехал «мальчик от хозяев» и уволил автора строк о поэтической дружбе, и еще коллегу Татьяну Ивановну Лиханову вместе с главным редактором (за соучастие и зловредную злокозненность в попустительстве моей разнузданности). Формулировка устного распоряжения московского руководства выглядела так: «Достебались!»