Текст книги "Огонь в его ярости (ЛП)"

Автор книги: Руби Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– Ты хочешь снова спариться?

Я усмехаюсь над ее удивленной реакцией. «Я планирую спариваться с тобой неоднократно в течение многих, многих последующих лет. Так что да, мы снова спаримся. – Я наклоняюсь и прижимаюсь губами к ее плечу. – И еще раз. – Я слегка облизываю ее кожу, а затем прикусываю ее своими клыками. – И еще раз».

Воздух наполняется ароматом ее возбуждения.

– Я… Я липкая. Сначала я должна привести себя в порядок.

«Тогда приводи, – говорю я ей. – Я могу подождать».

Ее взволнованные мысли кружатся в моей голове, и мне доставляет удовольствие перебирать их. Мне нравится, какая она открытая и незащищенная. Я чувствую ее удовольствие, когда прижимаюсь к ней своим телом, и я также чувствую ноющую боль между ее бедер, когда она моется там. Ах, я забыл, что она новичок в спаривании, а я был очень увлеченным партнером. Я утыкаюсь носом в ее мокрые волосы. «Тебе больно. Я подожду, пока твоему влагалищу не станет лучше. Возможно, вместо этого я просто оближу его, чтобы посмотреть, как ты кричишь».

Жар разливается по ее телу, и она хнычет.

– Все драконы такие прямолинейные?

«Со своими парами? Несомненно. – Я беру кусок мыла из ее рук и намыливаю им свои ладони, наблюдая за тем, как она это делает, затем очищаю ее кожу, не торопясь протираю ее грудь и живот. Ее соски становятся маленькими твердыми точками, когда я прикасаюсь к ней, и ее дыхание прерывается при каждой скользкой ласке. Это такое удовольствие, и я чувствую, как урчу в ответ на то, что просто держу ее вот так. Я и не подозревал, что наличие пары принесет такую сильную радость так быстро. Я думал, что это будет постепенно, как восход солнца над горизонтом, но это больше похоже на взрыв в моем духе, прогремевший во мне и с каждым мгновением становящийся все мощнее.

«Моя пара, – говорю я ей, прижимаясь лицом к ее голове, потираясь об нее. – Насколько ты совершена».

Ее мысли наполняются обожанием, и она прислоняется ко мне спиной.

– Прости, если я тебя разбудила, – застенчиво говорит она мне.

«Ты этого не сделала. Я так долго ждал тебя. Мой огонь отнял у тебя много сил».

– Так вот почему я чувствую себя такой лихорадочной и слабой?

«Да. Это пройдет по мере того, как твое тело привыкнет. – Я провожу скользкой рукой по ее животу и глажу его. – И в конце концов ты понесешь моих детенышей. Но для этого еще есть время».

Это неправильные слова, потому что воспоминание о другой женщине – рыжеволосой сестре – вспыхивает в ее сознании, и печаль возвращается.

– О, – это все, что она говорит, но в ее голове так много эмоций.

«Ты не хочешь быть со мной?»

Это немыслимо. И вот так мое настроение меняется со спокойного на взрывное. Сама мысль об этом заставляет мой дух бушевать и выть от боли. Огонь, всегда тлеющий на задворках моего сознания, угрожает вернуться.

– Дело совсем не в этом, – шепчет она, даже когда я обхватываю ее груди руками и дразню скользкие, намыленные кончики. Она вздыхает. – Я просто знаю, что моя сестра будет скучать по мне. Она будет волноваться.

«Я не понимаю. Разве ты не говорила, что оставила свое покрытие, чтобы я его нашел?» – Я посылаю ей мысленный образ кусочка ткани, который всегда ношу на запястье.

– Мои трусики? Я так и сделала, – признается она, затем вздыхает и прислоняется ко мне спиной. – Я просто… не продумала все до конца. Я потерялась в фантазиях, созданных мной самой. Я не думала, что произойдет, как только я призову дракона. Я просто знала, что мне одиноко и что если бы ты нашел меня, то полюбил бы, – Эми поднимает на меня взгляд с извиняющейся улыбкой на лице. – Тебе это кажется глупым?

«Нет, – говорю я ей. Я хочу прижаться своим ртом к ее губам и снова завладеть ее языком. Я хочу попробовать ее всю на вкус… но мне нужно, чтобы она тоже этого хотела. – Пара – это величайшая радость, которую только можно получить. Я тоже искал тебя. – Я смотрю на нее сверху вниз. – Ты сожалеешь о том, что я нашел тебя? Что я выиграл твой вызов?»

Она хмурит брови, и в ее голове мелькает замешательство из-за моего комментария о «вызове». Она вовсе не воспринимает это как вызов, что любопытно.

– Сожалеть о тебе? Никогда. Ты замечательный. – Она застенчиво улыбается мне снизу вверх. – Я все еще не могу поверить, что ты хочешь меня.

Как она может так думать? Она совершенна во всех отношениях. Ее аромат – самое восхитительное, что я когда-либо имел удовольствие ощутить. Я люблю ее сладость, ее нежный характер. Это совершенный контраст с моей злой, кровожадной натурой.

«Тогда ты останешься со мной».

– Конечно. – Она протягивает руку и ласкает мой подбородок. – Я просто скучаю по своей сестре и хочу, чтобы она знала, что я счастлива и в безопасности. – Воспоминания проносятся в ее голове, и в этот момент я вижу там других златокожих мужчин-дракони. Я низко рычу. Не имеет значения, что она моя, а остальные связаны узами брака. Я знаю, что ее просьба проста и логична. Она хочет повидаться с семьей, вот и все. Но все это слишком ново, и я слишком территориален. Одной мысли о том, чтобы привести ее в зону досягаемости этих мужчин, чтобы они могли вдохнуть ее запах, достаточно, чтобы мой разум взбунтовался.

Мои руки сжимаются вокруг нее, защищая, и я крепко прижимаю ее к себе. «Я плохой мужчина, моя Эми».

– О чем ты говоришь, Раст? Ты замечательный. – В ее голосе слышится нотка застенчивости, когда она произносит мое имя, но я чувствую удовольствие, которое она испытывает, когда произносит его, и это заставляет мой член болеть. Был ли когда-нибудь мужчина таким удачливым?

«Я собственник. Мысль о том, что я оставлю тебя рядом с другими самцами – даже со спаривающимися – вызывает у меня желание напасть на них. – Я крепко прижимаю ее к себе. – Возможно, со временем это пройдет, но сейчас я… не могу отвезти тебя домой. Ты моя и только моя».

Я чувствую, как ее печаль проходит сквозь нее, и это расстраивает меня еще больше. Я прижимаю ее к своей груди так близко, как только могу, скольжу рукой между ее бедер, чтобы обхватить ее влагалище, моя собственническая натура берет верх. Я не могу быть тем мужчиной, каким она хочет меня видеть, и это еще больше обостряет мои эмоции, мою иррациональную ревность.

Но Эми – самое большое сокровище, которое у меня когда-либо было. И я потратил всю жизнь на то, чтобы у меня не отняли то, что я ценю. Моя семья – по собственному выбору – когда я вступил в ненавистную салорианскую армию и добивался звания. Мой брат Хитаар, когда его призвали в армию. Мой мир, когда я был выброшен сюда через Разлом в середине битвы.

Я не могу потерять свою Эми. Ни за что.

Я прижимаю ее к себе, зарываясь лицом в ее мокрые волосы. «Я отвезу тебя в любую точку мира, куда ты пожелаешь, моя пара, мой огонь. Вообще куда угодно. Просто… не туда. Пока нет. Возможно, когда-нибудь я буду готов, но… пока нет».

– Все в порядке, – мягко говорит она, протягивая руку и лаская меня по щеке. В ее мыслях есть намек на печаль, но и на понимание тоже. – Тогда мы ненадолго отправимся куда-нибудь еще. Может быть, мы сможем найти место с лучшими припасами. Более приятный вид. Может быть, океан? Саша часто говорит о поездке туда, и я признаю, что хотела бы посмотреть, как это выглядит в мире после Разлома. Может быть там дико, красиво и пусто?

«Тогда мы полетим туда, если это заставит тебя улыбнуться», – говорю я ей.

Она поворачивается в моих объятиях лицом ко мне, и ее руки ложатся мне на затылок. Она смотрит на меня снизу вверх своими мягкими, прекрасными глазами.

– Ты – то, чего я хотела, Раст. Никогда не сомневайся в этом. Пока ты хочешь меня, мы будем вместе.

Океаны высохнут прежде, чем я перестану желать ее. Ветры стихли бы, и звезды упали бы с неба, а я все еще тосковал бы по своей Эми.

Глава 15

Эми

Словно сжалившись над моим избитым, усталым, лихорадочным телом, Раст больше не приступает к сексу в течение следующих двух дней. В каком-то смысле я немного рада, потому что действительно чувствую себя ужасно. Я измучена, мне слишком жарко и больно, чтобы вставать с постели, и у меня пульсирует шея. Моя голова тоже пульсирует, когда я пытаюсь привыкнуть к мысленной связи. Я не помню, чтобы Клаудия рассказывала мне, как невероятно ошеломляюще иметь дракона в своей голове, но у Раста много воспоминаний о его родном мире, так что, возможно, у него более сильная ментальная связь со мной, чем у нее с Кэйлом. Мне кажется немного подлым думать об этом таким образом, но я ничего не могу с собой поделать.

Раст потрясающий. Он – все, о чем я мечтала, завернутое в неожиданную упаковку. Хотела ли я мужчину, который был бы так же внимателен ко мне, как Кэйл к Клаудии? Да. Но я никогда не мечтала, что Раст захочет провести часы на крыше со мной, прижатой к его груди, обнаженной поверх него, когда он укачивал меня под дождем, чтобы я могла наслаждаться прохладной погодой вместо того, чтобы изнывать от жары в своей комнате без ветра. Я никогда не мечтала, что он будет прижимать меня к своей груди и просто гладить мою кожу часами напролет, кормя кусочками шоколада, когда мне будет совсем плохо. Невозможно передать словами, какой желанной я себя чувствую, и для кого-то вроде меня, кому всегда чего-то недоставало из-за моей ноги, я поглощаю его внимание, как конфету, и всегда хочу большего.

Конечно, это не идеально. Раст изо всех сил пытается понять наш мир и свои эмоции. Он упомянул, что был генералом в своем родном мире, и я думаю, это отчасти объясняет его… высокомерие. Ясно, что он привык, чтобы ему подчинялись, потому что каждый раз, когда я ему противоречу, он выглядит крайне недоверчивым. Он также борется с ревностью и вспышками гнева. Он даже завидует воронам и голубям, которые залетают в открытую дыру в нашей комнате, потому что, если я улыбаюсь им, я не улыбаюсь ему. Я думаю, отчасти это остатки его необузданности, потому что я сразу же чувствую стыд, который пронизывает его мысли, когда он выходит из себя.

Я думаю, мы просто приспосабливаемся друг к другу, а он приспосабливается к этому миру. В прошлом ему не нужно было беспокоиться о том, чтобы приспособиться к моему миру, потому что он был вне себя от безумия. Теперь, когда он в здравом уме, ему как будто приходится учиться всему заново, и я могу сказать, что он расстраивается – больше всего из-за себя и своего разума, который ведет себя не так, как он хочет.

Однако он бесконечно терпелив и любвеобилен со мной.

Вот только… кроме тех первых двух совокуплений, он больше ко мне не прикасался. Интересно, есть ли у меня какая-то проблема, которую он старается скрыть в своих мыслях? Или он думает, что после двух спариваний больше ничего не нужно? Я понятия не имею. Все, что я знаю, это то, что он пробудил во мне страстное желание, и теперь все, о чем я думаю, – это секс. Я думаю об этом, когда он гладит меня по спине или по волосам. Я мечтаю об этом, когда сплю. Я думаю об этом каждый раз, когда он улыбается мне, или я улавливаю дуновение его запаха, или его кожа касается моей.

По сути, я превращаюсь в нимфоманку, и он не прикасается ко мне, и я не знаю, что делать.

Я говорю себе, что это еще одна из тех приспособительных вещей. Что только потому, что он не занимается со мной сексом сейчас – после первых нескольких умопомрачительных раундов, – это не значит, что есть проблема. Но моя самооценка ничтожна, и, конечно, я волнуюсь. Я волнуюсь, потому что я не такая красивая, как Клаудия, или не такая подтянутая, или не такая волевая. Я не так уж много приношу за общий стол.

И когда он просыпается, его член твердый и эрегированный. Это трудно не заметить, потому что он голый, и смотреть больше некуда, кроме как на его ошеломляющую мужскую красоту. В этом аспекте он определенно похож на принца моей мечты. Когда он смотрит на меня? Его глаза наполнены таким голодом и потребностью, что у меня перехватывает дыхание.

Так что я действительно чувствую, что мне чего-то не хватает. Но как недавно лишенная девственности девушка может сказать парню, что хочет снова заняться сексом? Я еще не разобралась с этой частью. Я все еще чувствую себя ужасно неловко рядом с ним. Если он и уловил это из моих мыслей, то еще не подал виду.

Что затем заставляет меня волноваться, что секс был не очень хорошим, или мое слабое тело оттолкнуло его.

Боже, я в таком беспорядке. Я думала, что появление моего Прекрасного принца решит все мои проблемы. Он у меня есть, но он больше похож на принца Чаминга, и он принес с собой целый ряд новых проблем.

По крайней мере, моя лихорадка по большей части отвлекает меня.

Но на третий день я чувствую себя намного лучше. Я не потею постоянно, и ветерок в этот день действительно ощущается прохладным и освежающим на моей коже, а не болезненным. Я просыпаюсь голодной и в отчаянии перебираю остатки своей нездоровой пищи. Мне хочется чего-нибудь сытного, и хотя плитка шоколада – это потрясающе, из нее не получится полноценного блюда. Последние несколько дней я не слишком возражала, так как у меня совсем не было аппетита, но сегодня я просто зверски голодна.

«Подожди здесь, – говорит Раст, вторгаясь в мои мысли своим ментальным взрывом. – Я позабочусь о тебе». – Он подходит ко мне, гладит по щеке, а затем направляется к открытой, зияющей дыре в окне. Пока я наблюдаю, он принимает форму дракона, как будто взмывает в небо, а затем взлетает, мощно взмахнув крыльями.

«Возвращайся поскорее», – я не могу удержаться и кричу ему вслед. Это первый раз, когда он покидает меня за последние дни, и я чувствую… как это странно.

«Я бы не оставил тебя надолго, моя пара. Будь терпелива». – Он посылает что-то похожее на мысленную ласку, и я начинаю думать, что все мои тревоги глупы. Я рассуждаю так: просто мы все больше привыкаем друг к другу. Может быть, когда он вернется, ему захочется заняться сексом.

Конечно, эта мысль заставляет меня покраснеть, и я прихрамываю в душ, чтобы смыть с кожи весь пот, чтобы пахнуть как можно свежее… на всякий случай.

* * *

К тому времени, как я выскакиваю из душа, я слышу отдаленное хлопанье крыльев над головой.

«Я возвращаюсь», – говорит мне Раст.

Я едва успеваю натянуть на себя запасной халат, прежде чем дракон приземляется, мягко трепеща крыльями, и садиться на пол в нескольких футах от меня через зияющую дыру в стене здания. Он несет во рту дохлую корову и бросает ее на пол передо мной.

«Они вкусные, – говорит он мне. – Ешь досыта».

Я тупо смотрю на большое мертвое животное. У коровы сломана шея, и она не покрыта кровью, что, я полагаю, хорошо. Но она такая огромная и… мертвая. Я ела белок и видела, как Клаудия помогала Кэйлу с добычей, но мне никогда не приходилось готовить самой. Я в растерянности и обеспокоенно запахиваю ворот своего халата.

– Хорошо… э-э, возьми нож.

«Зачем? Я могу разрезать это для тебя. Просто покажи мне, где прокусить кожу, и я сделаю ранку, из которой ты сможешь есть. – Он подталкивает корову ко мне носом. Когда я не делаю шаг вперед, в его мыслях вспыхивает намек на нетерпение. – Кровь свернется, если ты не поторопишься».

Я с трудом сглатываю.

Правильно. Он пытается накормить меня. Я могу это сделать. Я не вегетарианка. Я буду есть все, что смогу найти, как и все остальные. Но прямо сейчас я мечтаю о еще одной банке этого дурацкого батата, потому что чувствую себя совершенно не готовой самостоятельно разделать целую корову посреди гостиной моего гостиничного номера. Я направляюсь к своей сумке и достаю нож, затем подхожу к корове сбоку. Мне нужно найти лучшее место для разреза. Перерезать ли мне ее горло, чтобы пролилась кровь? Я видела, как Клаудия и Саша делали это раньше, когда мы были в Форт-Далласе, но сейчас крови некуда деваться, кроме как на ковер. Я колеблюсь, затем опускаюсь на колени рядом с ним.

– Ты можешь приготовить это для меня, верно? – мой голос звучит храбрее, чем я себя чувствую.

«Если хочешь. Отойди назад».

Я бросаю на него испуганный взгляд.

– Нет, подожди. Мне нужно снять кожу. Я не могу есть это в таком виде.

«Я буду ждать».

В его тоне слышится терпение, но я чувствую, что меня торопят. Нет, я чувствую себя так, словно меня осуждают. Мне это не нравится. Я подхожу к корове сбоку и пытаюсь прикинуть, из какой части можно было бы нарезать стейк. Можно подумать, я знаю что-то подобное, но мне никогда раньше не бросали в лицо столько мяса. Особенно в Форт-Далласе, и после того, как я переехала к Клаудии в ее башню, мне пришлось сидеть в своей комнате. Я с трудом сглатываю и останавливаю взгляд на бедре. Бедро кажется красивым и мясистым. Я подхожу к нему и прикладываю острую часть лезвия к шкуре, затем осторожно пытаюсь вонзить его внутрь.

Мне приходится надрезать кожу, чтобы нож проник сквозь шкуру, и к тому времени, как я это делаю, черная кровь начинает хлестать повсюду, и я с трудом сглатываю, мой желудок переворачивается.

«Тебе нужна ее конечность? Сюда, двигайся. Позволь мне отломить тебе кусочек. – Голова дракона мягко отталкивает меня в сторону, и пока я наблюдаю, он впивается своими острыми зубами в бедро твари и прикусывает его. Раздается хруст кости, а затем он роняет его на землю – большой кусок окровавленного мяса. – Закончи снимать с него шкурку, а потом я приготовлю его для тебя».

Я киваю, с трудом сглатывая. Я закатываю рукава своего пушистого белого халата и кладу одну руку на мясо, одновременно разглядывая шкурку сбоку.

– Можешь съесть остальное, – говорю я ему. – Для меня этого более чем достаточно, а ты, должно быть, проголодался.

В его мыслях мелькает вспышка удовольствия, а затем он наклоняется и хватает оставшуюся часть коровы, проглатывая ее с хрустом костей и большим глотком.

Хотела бы я, чтобы мне было так же легко заботиться о своей еде, – неохотно размышляю я, глядя на кусочек шкуры, оставшийся на моей порции. Мясо жесткое и скользкое, и, клянусь, к тому времени, как я закончу, я даже не буду голодна.

Мне также снова понадобится душ, – кисло думаю я.

– Ты не очень хорошо умеешь заботиться о себе, – замечает Раст с любопытством в голосе.

Я поднимаю на него обиженный взгляд.

– Мне очень жаль, если я тебя разочаровала.

«Это просто очень странно».

– Ты прав, – говорю я саркастически. – Вот, позволь мне самой выйти из здания, и я пойду подстрелю хорошего жирного оленя или двух на ужин. – Я хлопаю себя по больной ноге, а затем свирепо смотрю на него. – Сразу после этого я пойду и поджарю себе пару птичек на десерт. Звучит заманчиво, не правда ли? Может быть, после того, как я покончу с этим, я пойду и пробегу гребаный марафон.

Он спокоен даже в моей голове. На долгое мгновение между нами воцаряется абсолютная тишина. Я ненавижу себя за то, что вышла из себя и обругала его. Это просто… Я очень чувствительна к теме своей ноги. Я знаю, что это уродливо и делает меня медлительной и бесполезной. Я хотела бы это изменить, но я не могу.

Я в последний раз ударяю ножом по мясу, а затем роняю нож, свирепо глядя на него.

– Сделано.

Он хватает мясо когтями, слегка поджаривает его, пока снаружи оно не становится хрустящим, и у меня слюнки текут от его аромата. Он готовит его еще немного, а затем предлагает мне, как гигантское обжаренное мясо по-драконьи.

– Спасибо, – вежливо говорю я, но меня все еще переполняет обида. Это первый раз, когда он заставил меня почувствовать себя «меньше», и мне это не нравится. Я хватаюсь за жаркое, но оно обжигающе горячее, и я роняю его на пол, издавая сердитое восклицание.

Раст немедленно принимает человеческий облик и приближается ко мне. Он берет мое жаркое и стряхивает с него пыль пальцами, затем кладет его на ближайшую плоскую поверхность и подходит ко мне. «Ты расстроена».

Да, – это мысль, которая сразу приходит на ум, но я подавляю ее.

– Ерунда.

«Это не ерунда, – настаивает он, а затем добавляет: — Да».

Я не могу сдержать улыбку, которая кривит мои губы, когда я слышу это.

– Все в порядке…

«Нет». Его мысли проносятся у меня в голове, и я вздрагиваю. Он снижает свой мысленный тонус и подходит ко мне, лаская мою щеку.

«Я не хотел задеть твои чувства. Это то, что я понял, наблюдая за тобой. Мне не следовало спрашивать».

Я вздыхаю, потому что теперь чувствую себя стервой.

– Нет, ты указал на то, с чем я сама борюсь. Даже если я не умею бегать, я должна быть в состоянии хотя бы найти себе пропитание. Тот факт, что я этого не умею, довольно смущает. Просто моя сестра всегда заботилась обо стольких вещах ради меня, что мне никогда по-настоящему не приходилось заставлять себя. – Поразительно осознавать, насколько пассивной я была. Со скольким Клаудия просто «справлялась», а я ей позволяла? Я никогда не делала и вполовину столько, сколько она, в плане работы, когда мы были в Форт-Далласе. Она настаивала бы на том, что могла бы позаботиться обо всем этом, но я могла бы сделать больше. В конце концов, снимать шкуру с куска мяса можно как сидя, так и стоя. Может быть, это и хорошо, что мы расстались, даже если я скучаю по ней.

– Ты прав, – говорю я ему. – Я никогда не была хороша во многих вещах. Мне никогда не приходилось этого делать. Наверное, мне не понравилось, что это бросили мне в лицо, но это хорошо раскрывает глаза. Это заставляет меня осознать, насколько защищенной я была, несмотря на все эти вещи. Если бы у меня не было тебя, чтобы присматривать за мной, и я была бы здесь одна? Я была бы мертва. Не только из-за моей ноги, но и потому, что я не знаю, как позаботиться о себе. Мне никогда не приходилось этого делать. Кто-то другой всегда был рядом, чтобы справиться со всем, что нужно было сделать, и я позволяла им это. – Осознавать это довольно унизительно. Я поднимаю на него взгляд. – Но я собираюсь научиться, – твердо говорю я ему.

Он гладит меня по щеке и прижимается поцелуем к моим губам. «Учись после того, как поешь. Тебе нужна твоя сила».

Я иду на маленькую кухоньку, достаю тарелку и столовые приборы, нарезаю мясо небольшими кусочками и методично пережевываю. Оно немного сыроватое внутри, но настолько вкусное, что я не могу удержаться и съедаю его как можно больше.

Раст наблюдает, как я ем, выражение его лица сосредоточенное.

– Есть много вещей, которые я никогда по-настоящему не пробовала делать самостоятельно, и я хотела бы попробовать, – говорю я ему между укусами. Теперь, когда я знакомлюсь с концепцией, это немного похоже на приключение, а таких в моей жизни было до боли мало. – Я могу научиться ловить рыбу. Может быть, расставлять ловушки. Кататься на велосипеде. Стрелять из пистолета. – Я на мгновение задумываюсь, затем добавляю: – Я не хочу, чтобы ты думал, что я совершенно неумелая. Я могу развести огонь, но мне нужна зажигалка или спички. Я умею шить одежду и выращивать овощи в старых банках из-под кофе. Я раньше так делала, когда мы жили в автобусе в Форт-Далласе. Я выращивала саженцы, а потом продавала их кому-нибудь в обмен на еду. – Я слабо улыбаюсь ему. – Хотя многое из этого здесь не так уж и нужно. О, плавание. Я бы с удовольствием научилась плавать.

«Мы можем делать все это, – говорит он мне, наклоняясь и проводя пальцами по уголку моего рта. – Мы сделаем все, что ты захочешь. – Он проводит большим пальцем по моей губе. – У тебя кровь на губах».

Я смущенно смотрю на него и провожу по рту рукой, прежде чем он успеет наклониться и сделать что-нибудь неприличное, например, лизнуть меня. Потом я отчасти сожалею об этом, потому что мне нравится, как он облизывает меня. Конечно, потом я думаю о том, как он лижет, и чувствую, как мое лицо краснеет до самых корней волос.

– Тебе придется быть терпеливым со мной, – говорю я ему. – Я была маленькой, когда произошел Разрыв, и именно так моя нога сломалась. Еще несколько месяцев назад мы жили в Форт-Далласе. Я знаю, как обращаться с полицией, но не с трупом коровы в натуральную величину. Мне предстоит многому научиться, но я готова.

«Ты не единственная, кому предстоит многому научиться о выживании в этом мире. – Печальная улыбка кривит его твердый рот. – Я чувствую себя так, словно только что пришел в себя после стольких лет. Будет непросто смотреть на это место как на дом, а не как на место, где я просто заперт, но, по крайней мере, ко мне вернулся рассудок».

Я киваю.

– Так было не всегда. Когда-то здесь было… оживленно. Мирно. Тут было так много людей. Миллиарды. – Я бросаю взгляд на зияющую дыру, на далекие руины Форта-Далласа, едва различимые на фоне горизонта. – Это было совсем по-другому. Ты не представляешь, как это было. – Я чувствую легкую грусть, думая о своих родителях и той жизни, которая была у меня раньше. О походах в школу, о набитом животе, о новой одежде и о том, что тогда не приходилось беспокоиться о драконьем огне.

«До того, как ваш мир был разрушен в Разломе».

Я прикусываю губу.

– Это был не Разлом, который разрушил наш мир. Это было то, что получилось.

Он хмыкает в ответ на мое тонкое замечание.

Пока я ем, он подходит ко мне и вытаскивает меня из кресла. Вздрогнув, я встаю – только для того, чтобы меня снова усадили к нему на колени. Его руки немедленно обхватывают меня, и он зарывается лицом в мои волосы.

– Все в порядке? – робко спрашиваю я.

«Я хочу обнять тебя. Ничего больше. Прошло слишком много времени с тех пор, как я чувствовал твое тело рядом со своим».

Я чувствую, что краснею. Под «слишком долго» он, должно быть, имеет в виду несколько часов, поскольку прошлой ночью мы спали вместе, но только в самом чистом смысле этого слова.

«Расскажи мне о своем мире до того, как он изменился. На что это было похоже?»

О боже.

– Ну, мне было двенадцать, прежде чем все изменилось. Мы жили в доме в пригороде, все мы: я, мои родители и моя старшая сестра. – Я позволяю воспоминаниям об этом заполнить мой разум, о маленьком уютном доме и нашем маленьком заднем дворе. – Я всегда хотела кошку, и мои родители сказали мне, что если я буду хорошо учиться в школе, то заведу ее летом, но потом произошел Разлом.

«Кошка? Ты проголодалась по такому маленькому животному?»

– Проголодалась? О боже, нет. Люди держали их как домашних животных. – Я хихикаю над его непониманием. – Мы не едим кошек. Или собак. Никто этого не делает.

«Домашнее животное», – вторит он, явно не понимая.

– Да. Мы позволяем им жить в нашем доме, кормим их и заботимся о них, а взамен получаем возможность гладить их и любить. Это как прирученное дикое существо.

«Ах. Итак, вы приручаете их, а затем съедаете. Это похоже на закуску, которая ждет своего часа».

– Теперь ты просто дразнишь меня, – говорю я ему и чувствую, как в его голове зарождается веселье. Он дразнит меня. Как очаровательно. – Таких закусок не бывает.

«Значит, Разлом уничтожил всех кошек?»

Я качаю головой. Я совсем забыла о еде, потому что он обхватывает меня руками за талию, мой вес балансирует на его бедрах, и он слегка трется ртом и челюстью о мое плечо, как будто хочет прикоснуться ко мне еще сильнее. Это… отвлекает самым лучшим образом.

– Нет, но еды стало действительно не хватать, как только появились драконы и остановили цепочки поставок. Продуктовые магазины опустели и никогда не пополнялись. Поля были уничтожены, так что свежих продуктов больше не было, и никто не мог по-настоящему безопасно выходить на улицу. Это было действительно ужасное время. Мне кажется, я ела овсянку целое лето и была просто счастлива этому. Я помню те долгие, ужасные, голодные дни. Дни, когда мы с Клаудией прятались в заброшенном чужом доме после того, как наши родители ушли, боясь выходить на улицу. Мы съели все, что было в их кладовой. Я помню, как ела овсянку, в то время как Клаудия ела «блинчики», приготовленные из муки и воды и ничего больше. Она клялась, что с ними все в порядке. Я знала, что она лжет, но все равно съела овсянку, потому что у меня болела нога, и мне было жаль себя.

Боже, я так долго была такой эгоистичной. Я чувствую себя дурой. Я никогда не задумывалась о том, скольким Клаудия пожертвовала из-за меня. Я просто восприняла это как должное. Больше нет. Если я когда-нибудь снова увижу свою сестру, я собираюсь извиниться.

– В любом случае, все было непросто. Меньше всего я думала о том, чтобы накормить еще один рот. Если бы я нашла кошачий корм, я бы, наверное, съела его. – Я слабо улыбаюсь при этой мысли. – Но большинство магазинов, до которых было легко добраться, были сразу же обчищены. А потом, как только на всех заправочных станциях закончился бензин, мы оказались на мели там, где находились. Много людей погибло в драконьем огне, но я думаю, что столько же умерло от голода.

«Голод? – Он утыкается носом в мою шею, а затем проводит языком по моей коже. Мои бедра сжимаются в ответ, но я пытаюсь сосредоточиться на мыслях. – Это страна изобилия. Эти копытные животные есть повсюду».

– Коровы? Олень? Козы?

«Да. Все это, – соглашается он и кивает образам, которые я посылаю в его сознание. – Как может ваш народ голодать?»

– Ну… мы покупали всю нашу еду в продуктовых магазинах. Мы не выращивали свой собственный урожай и не разводили свой собственный скот.

«Тебе следовало поохотиться».

Я усмехаюсь при этой мысли.

– На самом деле никто больше особо не охотился. Это было очень… странное время. – Оглядываясь назад, можно сказать, что потребовалось всего лишь одна или две неправильные вещи, чтобы весь мир развалился на части. – Я думаю, никто не был так подготовлен, как они думали.

Он хмыкает.

«Мой мир сильно отличается от этого. Земли дракони бесплодны, лишены почти всей жизни». – Он посылает мне мысленный образ, который напоминает мне о бесплодных землях, сплошь красных и коричневых скалах и пустыне, где почти не видно жизни.

Я провожу рукой по его руке, желая прикоснуться к нему так же, как он прикасается ко мне.

– Что ты ел? – спросила я.

«Мы охотились весь день напролет, добывая все, что могли. Ящерицы. Пустынные падальщики. Мзри. – Мысленный образ – это нечто похожее на гигантского жука-дудлбага, покрытого с одной стороны пластиком, а с другой – сотнями ножек. – Горький, но сытный, – соглашается он. – Это тяжелая жизнь для тех, кто хочет оставаться независимым».

– Независимым?

«От салорианцев. – Его разум наполняется ненавистью, даже когда в его мыслях возникают образы прохладных городов из белого камня и пышной зелени по ту сторону гор. В его воспоминаниях мерцает вода, окруженная сочной травой и стадами жирных, ковыляющих вразвалочку существ с ластами и смуглой кожей. – Ты мог бы голодать и наблюдать, как борется твоя семья, или ты мог бы продать свою преданность салорианцам в обмен на еду для твоей семьи».

Я провожу пальцами по его руке.

– И это то, что ты сделал?

Он медленно кивает, и его мысли становятся расплывчатыми, как будто он копается в своих воспоминаниях. Я молчу, ожидая, когда он заговорит. Я знаю из разговоров со своей сестрой, что разум Кэйла раздроблен, и ему трудно вспомнить, кем он был раньше и как жил тогда. Но Раст – это другое дело. С самого начала мне всегда казалось, что у него в голове осталось больше, чем у Кэйла. Я думаю, он более необузданный и быстрее поддается гневу, но, возможно, это просто часть того, кто он есть, и то, что отравляет их умы здесь, только усиливает это.