Текст книги "Юстиниан"
Автор книги: Росс Лэйдлоу
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
ДВАДЦАТЬ ДВА
Земля на большом протяжении стала заболоченной...
и место это превратилось в громадную трясину,
где роились комары и мухи...
Аммиан Марцеллин (говоря о местности
Когда рёв рога известил об окончании дня пути, длинная вереница пленников наконец-то смогла остановиться на отдых. Слева от них золотой лентой струился Евфрат, от которого во все стороны раскинулась густая сеть оросительных каналов, питавших поля среди каменистых холмов.
Македония – вместе с молоденькой служанкой Пелагией и пожилой монахиней Агнес – оказалась в длинной очереди пленников, выстроившихся, чтобы получить причитающуюся им ежедневную пайку: ячменный или пшеничный хлебец и вяленую рыбу. Этим они должны были довольствоваться до следующей остановки, через сутки.
Три женщины, потерявшие всех своих близких, друзей и знакомых во время разрушения Антиохии, успели стать близкими подругами за время долгого путешествия к юго-востоку от Сирии. Теперь они находились на персидской земле, в Месопотамии, границы Рима они миновали два дня назад, пройдя через пограничный город Циркесиум. В отличие от большинства пленников, которые смирились со своей участью и с благодарностью восприняли известие о том, что в Персии их ждёт новый дом и новая жизнь, три подруги – каждая по своим собственным причинам – не оставляли надежды бежать и вернуться на римскую территорию. Пелагия была обручена с молодым пекарем из Апамеи – это был один из городов, которые Хосро пощадил, поскольку выкуп горожане заплатили; сестре Агнес сама мысль о возможности дышать всю жизнь воздухом язычников и иноверцев была сродни анафеме – проклятию; Македония же не могла смириться с тем, что больше никогда не увидит любовь всей своей жизни – Феодору.
План их был прост. Македония неплохо знала здешние края, поскольку поставщики её торгового дома приезжали и отсюда. Через три сотни миль вниз по течению Евфрата начиналась заболоченная местность. Обширные заросли тростника должны были скрыть беглянок и дать им возможность незаметно ускользнуть от бдительного ока надсмотрщиков. Да и следили за ними не слишком внимательно – антиохийцев вели не в рабство и не в плен, Хосро был намерен продемонстрировать своё великодушие и подтвердить звание «Нуширван» – «Справедливый». В результате охраняли их в основном от львов[110]110
См. Примечания.
[Закрыть] или от случайных разбойников, а не от возможного побега.
От болот женщины хотели бежать обратно, на римскую территорию, пройдя вверх по течению Евфрата к сирийской границе. Ежедневно они откладывали часть своего скудного рациона, воды на обратном пути им и так должно было хватить, если что и грозило – так это желудочная инфекция, но Пелагии удалось стащить небольшой котелок, а значит, они могли кипятить воду.
Через 20 дней после выхода из Циркесиума колонна достигла болот; дорогу сменила широкая дамба, уложенная на крепких сваях поверх пропитанной водой земли и глины. На второй день следования по дамбе подругам удалось ускользнуть. Они спрятались в зарослях тростника и несколько часов пролежали в полной тишине – пока всё не стихло окончательно и колонна пленников из Антиохии не скрылась за горизонтом.
Македония была счастлива и возбуждена. Свобода! Она снова свободна! Это было так замечательно... но и опасно. Вокруг беглянок раскинулся странный и незнакомый мир болот. Квакали лягушки, непрестанным звоном сверлили слух комары и мошки. Беглянки старались нащупать твёрдую почву под ногами, держась параллельно дамбе, но и не слишком приближаясь к ней. Поимённую перекличку в колонне не делали, но приблизительный подсчёт пленников вели, и, если бы их хватились, поиски велись бы тщательно и на совесть, ибо любой побег подрывал авторитет великого шаха.
Путь через болота был изнурительным и долгим. Августовская жара, укусы насекомых, мокрая одежда – женщины измучились и устали. К полудню они вышли к небольшому насыпному острову, где, к своему невыразимому облегчению, обнаружили заброшенную деревеньку. Тростниковые хижины почти все сгнили и развалились, но одна всё же подходила для жилья. Стояла она на отшибе, и беглянки смогли укрыться в ней от палящего зноя. Проспав несколько часов мёртвым сном, они отправились на разведку в мёртвую деревню – и вернулись с бесценными трофеями: лодкой и трезубцем для ловли рыбы. Лодка была длинной и узкой, представляла собой деревянный каркас, обтянутый кожей, и была хорошо просмолена. Женщины опустили её в воду и сразу обнаружили несколько трещин и пробоин, которые, впрочем, они быстро законопатили.
На следующий день они отправились дальше, теперь уже на лодке, хотя кому-то приходилось иногда подталкивать её, если заросли водорослей и тростника совсем замедляли движение. Веслом им служил длинный шест, который они позаимствовали в гостеприимной хижине, – он поддерживал тростниковую крышу и оказался самым прочным.
На пути им встретилось ещё несколько похожих заброшенных селений. По всей видимости, вся эта территория была когда-то заселена, но потом вода поднялась слишком высоко, и люди ушли. Македония предположила, что это произошло в результате сильных проливных дождей и подъёма грунтовых вод.
Лодка и трезубец изменили их жизнь. Теперь не надо было выбиваться из сил, увязая в иле, достаточно было лёгкого толчка шеста. Если бы не комары, их путешествие можно было назвать почти идиллическим. Плавно скользила лёгкая лодка по сине-зелёному и золотому морю камышей, по бирюзовым протокам, и в спокойной воде отражались стаи фламинго и пеликанов, цапель и аистов. Благодаря трезубцу беглянки не знали недостатка в рыбе; на заброшенных островках они разводили огонь и жарили громадных карпов и сомов.
Перед сном они рассказывали друг другу истории – сначала о своей прошлой жизни, а затем, когда их запас иссяк, принялись пересказывать сказки и предания, например, «Семеро спящих в Эфесе[111]111
Сведения об этой сказке приведены у Гиббона в главе 33, «Унижение и падение».
[Закрыть]...» Македония знала множество историй, рассказанных ей купцами; Пелагия с молоком матери впитала древнегреческие мифы и легенды и взахлёб рассказывала о Ясоне и аргонавтах, о подвигах Геракла, о Персее, убившем Горгону Медузу, о Тесее, избавившем Крит от страшного Минотавра...
Сестра Агнес рассказывала жития святых и мучеников – преимущественно о прекрасных и твёрдых в вере девах, которых пытали раскалёнными щипцами, распинали на колёсах с шипами или отдавали на растерзание диким зверям на арене тогда ещё языческого Колизея...
Однажды вечером Македония предложила подругам рассказывать историю с продолжением, по очереди, чтобы каждая из них продолжала рассказ с того места, где остановилась предыдущая рассказчица. Предложение было с восторгом принято, и Македония стала первой рассказчицей.
– Однажды на острове к востоку от Тапробана[112]112
Цейлон или Шри-Ланка.
[Закрыть] жил бедный рыбак. Ловил он устриц и нашёл как-то в раковине жемчужину, огромную, как...
– Гранат?! – воскликнула Пелагия.
– Глупенькая! – рассмеялась Агнес. – Каждому ведомо, что такое невозможно. В крайнем случае – с виноградину.
Македония примиряюще заметила:
– Нечто среднее, я полагаю. Размером с абрикос. Во всяком случае, жемчужина эта стоила целое состояние, и рыбак понял, что может обеспечить своей семье счастливую и безбедную жизнь. Только вот беда – на этом острове не было ни одного богача, способного заплатить за драгоценную жемчужину... Пелагия, теперь твоя очередь рассказывать.
Глаза девушки загорелись восторгом, и Пелагия затараторила:
– Узнав о чудесной жемчужине, принц Аравии решил купить её, и тогда...
Агнес покачала головой.
– Опять торопишься. Ты не рассказала, откуда принц о ней узнал.
– Ах, я не знаю! – нетерпеливо отмахнулась Пелагия. – Ну, пусть будет: друзья-рыбаки рассказали другим рыбакам, и так эта новость разошлась по всему побережью. Так хорошо?
– Отлично! – улыбнулась Македония. – Продолжай, милая.
– Аравийский принц приказал самому смелому своему капитану найти тот остров и купить жемчужину у рыбака за несметные сокровища...
И Пелагия пустилась с жаром описывать самые разнообразные приключения, в которые попадал храбрый капитан. Он выжил после бури, кораблекрушения, схватки с пиратами, а потом добрался наконец до острова и купил жемчужину.
– Однако когда капитан собрался плыть домой... Теперь твоя очередь, сестра Агнес!
– За любовь к презренному богатству, за тщеславие и алчность Господь решил наказать обоих, и рыбака, и принца. Повелел он чудовищу Порфирию[113]113
Морское чудовище – вероятнее всего, кит-касатка, эти животные часто терроризировали рыбаков в Босфоре в то время. Величина одной из бестий, чьё тело было выброшено на берег, составила 45 на 15 футов.
[Закрыть] покинуть Босфор и плыть на остров...
Монахиня явно наслаждалась возможностью наказать грешников хотя бы в сказке, но Пелагия тут же перебила её:
– А как же он попал из Средиземного моря в Индийский океан? Ведь пути через Красное море нет!
– Для Господа, который отвёл море в сторону, чтобы дать пройти детям Израиля, ничего невозможного нет! – надменно отвечала Агнес.
– Так не годится! Мне же пришлось объяснять, как принц узнал о жемчужине? Что хорошо для гуся... Порфирий должен был проплыть вокруг всей Африки, но мы не знаем, можно ли это сделать.
– Это же сказка, а не урок географии! – рассмеялась Македония. – А вообще-то это вполне возможно, если Геродот был прав, говоря, что египтяне обогнули Африку на кораблях за сто лет до его рождения. Давайте будем считать, что он прав и что Порфирий достиг острова. Что же было дальше?
– Когда тот рыбак вышел в море, появилось ужасное чудовище. Оно ударило своим могучим хвостом и разбило лодку, а затем сожрало рыбака. Потом же чудовище догнало корабль, на котором капитан увозил жемчужину, и поплыло рядом с ним. Капитан и его команда решили, что спина чудовища – это маленький остров, и высадились с корабля. Тогда чудовище нырнуло, и все люди потонули.
Агнес перевела дух и откинулась назад с довольным видом – со всеми грешниками она расправилась.
– Ну вот! Ты испортила всю сказку! – до слёз расстроилась Пелагия. – А я хотела узнать, как зажили рыбак и его семья, что случилось с жемчужиной, и вообще...
– Не плачь, котёнок, это всего лишь сказка! – попыталась успокоить девушку Македония, одновременно бросив на Агнес укоризненный взгляд. – Если хочешь, мы придумаем другой конец, более счастливый.
Однако вечер был испорчен, и вскоре все трое улеглись спать на циновках из осоки и камыша.
Казалось, что испорченная сказка о рыбаке и жемчужине расстроила Фортуну – и удача изменила беглянкам. На следующий день они были разбужены странным, неестественным светом; затем небеса разверзлись, и хлынул проливной дождь. Он не закончился к вечеру, не иссяк и через несколько дней. Вскоре Македония заболела – её свалил приступ лихорадки, вызванной, как они полагали, ядовитыми миазмами болота[114]114
См. Примечания.
[Закрыть]. Состояние её всё ухудшалось, и женщины были вынуждены задержаться на одном из пустынных островков, где нашлась очередная хижина, пригодная для жилья. Здесь они могли укрыться от дождя и надеялись, что Македония оправится от болезни.
Однажды утром дождь немного утих, и Пелагия отправилась на берег, чтобы собрать и просушить пальмовые листья для растопки. Вскоре тяжёлые капли дождя ударили по лицу – временное затишье грозило смениться новой бурей. Загремел гром, Пелагия заторопилась, но вскоре с ужасом поняла, что помимо грома совсем близко от неё громко топает, храпит и фыркает какое-то большое животное. Окаменев от ужаса, девушка замерла на месте, боясь, что её выдаст бешеный стук сердца...
Камыши с треском развалились на две стороны, и прямо на Пелагию выскочил громадный буйвол. С лоснящейся морды капала пена, клочья жёсткой чёрной щетины стояли дыбом, зловеще изгибались мощные и острые рога, а крошечные глазки горели яростью.
Раздался оглушительный удар грома, совсем близко полыхнула молния – и Пелагия не выдержала. С громким криком она выронила собранные ветви и листья и кинулась бежать, однако буйвол, разъярившись ещё сильнее, кинулся за ней.
Буйволы довольно послушны в домашнем обиходе, но быстро дичают, попав в естественную среду. Вероятно, и эта тварь когда-то принадлежала крестьянской семье – но теперь она превратилась в дикое и неуправляемое животное.
У Пелагии не было ни единого шанса спастись. Через несколько мгновений буйвол настиг её. Страшные рога с лёгкостью сломали девушке спину, а затем буйвол растоптал Пелагию, превратив её тело в кровавые клочья.
Несколько часов спустя сестра Агнес нашла останки девушки. Она быстро пришла в себя – для монахини видеть мертвецов было делом привычным. Агнес похоронила Пелагию и даже воткнула на могиле грубый крест из ветвей – тех самых, что несчастная девочка так и не успела принести в хижину. Это было всё, что Агнес могла сделать для Пелагии. Бормоча молитвы, она вернулась в хижину, чтобы заботиться о Македонии.
Два дня спустя, несмотря на заботу Агнес, Македония умерла. Лишь перед смертью она пришла в себя и ясным, чистым голосом произнесла:
– Друг мой, сестра моя, прошу, исполни мою просьбу. Доберись до Константинополя и расскажи императрице Феодоре, что я любила её всем сердцем. Пусть она хоть иногда вспоминает свою Македонию. Я знаю, что прошу многого, но ты будешь щедро вознаграждена.
Македония в последний раз сжала пальцы Агнес – и тихо скончалась.
Любовь между женщинами – это мерзость, и Библия осуждает подобное, думала старая монахиня. Однако предсмертная просьба должна быть выполнена.
Ей было нечем вырыть могилу, и потому тело Македонии она оставила в импровизированной гробнице – той самой хижине, что служила им пристанищем. Помолившись за души своих подруг по несчастью, сестра Агнес села в лодку и отправилась на запад. Её вели лишь стальная воля и неукротимая вера...
ДВАДЦАТЬ ТРИ
Царь Царей свысока взирает на столь мелкие
приобретения [города Сирии] и на народы,
побеждённые его блистательным оружием;
римлян же среди них он почитает наименее грозными...
Насмешливое послание шаха Хосро Юстиниану(передано через посла), 541 год
Сломленный Пруденций привёз известие о падении Антиохии и страшной резне – и это стало сокрушительным ударом для Юстиниана и Феодоры, хотя отреагировали на это они по-разному. После успехов Велизария в Африке и Италии Юстиниан стал считать римскую армию непобедимой, как во времена Траяна, и полагал, что он является его единственным и лучшим инструментом для выполнения Великого Плана. Кроме того, Юстиниан свято верил в то, что его План – это Божья воля. Однако капитуляция римского гарнизона в Бергее, а затем позорное бегство шести тысяч римских солдат из Антиохии – а ведь их в город отправил лично Юстиниан – посеяли в его душе страшные сомнения. Даже показное великодушие Хосро, собиравшегося построить для антиохийцев новый город, было ещё одним ударом по самолюбию императора и свидетельством персидского могущества. Внезапно ореол Божьего избранника, каковым мнил себя Юстиниан, померк – и вернулся его старинный демон: неуверенность в себе. За неуверенностью вернулся страх – что он всё-таки проклят, что расплатой за верность ему и его начинаниям стали сначала гибель Милана, а теперь – Антиохии.
Феодору же новости привели в состояние, близкое к агонии, – она беспокоилась о судьбе любимой Македонии. Что, если она погибла во время бойни? Или её вместе с другими пленниками угнали в Персию? Если верно последнее, то личной просьбы римской императрицы должно быть достаточно, чтобы шах освободил Македонию... Феодора уже почти убедила себя, что Македония находится в Персии, и собиралась отправить туда личного посла, как вдруг все её надежды были безжалостно разбиты.
Пожилая и до предела измождённая монахиня сообщила комесу у ворот дворца, что у неё есть новости, предназначенные лишь для «ушей императрицы», и её немедленно провели в покои Феодоры. Вопль отчаяния, который испустила императрица при известии о смерти Македонии, был слышен во всех уголках дворца. Сестру Агнес действительно щедро вознаградили – она стала настоятельницей монастыря Метаноя[115]115
Монастырь «Покаяние» – убежище, основанное Феодорой для бывших проституток.
[Закрыть] – и никогда никому не рассказала о том, что стало причиной столь глубокого горя императрицы.
Феодора на несколько дней запёрлась в своих покоях, и даже Юстиниан не мог к ней войти. Она вызвала к себе одного из лучших художников и приказала украсить церковь Святого Виталия в Равенне роскошной мозаикой. Церковь ещё только строилась в ознаменование присоединения Италии к Римской Империи и, по задумке Феодоры, её должны были украсить два великолепных панно, изображающих Юстиниана и Феодору в окружении их приближённых. Рядом с Феодорой художник должен был изобразить Македонию – её прелестное, полное жизни личико.
Феодора рыдала и шептала: «Вот так, моя любовь... теперь мы будем вместе... навечно!»
Когда она вновь появилась на людях, многие отметили, что императрица изменилась, – теперь лицо её несло печать тайного и неизгладимого отчаяния. Позднее некоторые даже предположили, что именно смерть Македонии заронила семена той болезни, которая сведёт Феодору в могилу через несколько лет.
Велизарий был отправлен на Восток, и Юстиниан немного воспрял духом. Разумеется, его непобедимый полководец сможет проучить дерзкого щенка Хосро так, что тот не скоро забудет этот урок. Между тем Губазес, царь той самой спорной Лацики[116]116
Грузия.
[Закрыть], взбунтовавшейся после сирийской кампании Хосро против римлян под предлогом недовольства римскими налогами, обратился к Царю Царей, решив отойти под протекторат Персии. Хосро был только рад оказать подобную «услугу» – и персидская армия вошла в Лацику[117]117
Весна 541 года.
[Закрыть]. Персы разгромили римские гарнизоны и получили выход в Чёрное море, захватив хорошо укреплённый порт Петра.
Однако Велизарий шёл в Месопотамию с громадной армией, увеличившейся за счёт более не требовавшихся подразделений из Италии, и выглядело это так, будто беспечность Хосро вскоре будет сурово наказана римским могуществом. Какое-то время казалось, что так и будет. Римляне не встретили никакого сопротивления со стороны внушительного гарнизона в Нисибисе, а затем захватили город-крепость Сисаурана на берегу Тигра. И когда уже всё готово было к вторжению в Лацику, римская армия внезапно остановилась... Ко всеобщему удивлению и ужасу самого Юстиниана, Велизарий развернул войска и повёл их обратно к римским границам!
Домыслов на предмет того, почему он это сделал, было много, большинство из них – совершенно дикие. Самым распространённым был слух, что до Велизария дошли сведения о неподобающем поведении его жены Антонины. Как правило, она сопровождала Велизария в походах, однако на этот раз решила остаться в Константинополе, чтобы возродить свой давний и бурный роман с молодым человеком по имени Феодосий, являвшимся, ко всему прочему, её приёмным сыном! Велизарий наивно надеялся, что с этими отношениями покончено, однако теперь его терпение лопнуло, и теперь он был намерен вывести жену на чистую воду и покончить с её изменами[118]118
О пылких и запутанных отношениях Антонины и Феодосия см. примечания к главе 19.
[Закрыть].
Юстиниан окончательно уверился, что бог отвернулся от своего избранника, тем более что патовая ситуация на Востоке совпала с падением того, кто был самым ценным и давним слугой и соратником императора – Иоанна Каппадокийского. Феодора ненавидела Каппадокийца и сумела найти доказательства его участия в заговоре против императора[119]119
К сожалению, доказательства оказались вполне реальными.
[Закрыть].
Гений Каппадокийца обогащал казну Юстиниана в течение долгих лет, обеспечивая выполнение Великого Плана. Теперь получалось, что крупнейшее политическое поражение нанесла императору... его жена! Это не могло не повлиять ещё сильнее на неуверенность Юстиниана в собственных силах. Единственное, чем он мог пока ещё утешать себя, – так это тем, что Африка и Италия стали частью Римской Империи. Это казалось нерушимым.
Но и это вскоре было разрушено...
ДВАДЦАТЬ ЧЕТЫРЕ
Верни нам господство над Италией!
Обращение готов к Тотилев день избрания его королём, 541 год
– Знаешь что-нибудь об этом новом короле готов? – спросил Артабаз – командующий римской армией в Италии – своего заместителя Бессаса. Артабаз был родом из Армении, смуглый, маленький и худощавый, с орлиными чертами лица. Бессас – немолодой гот из Фракии, ветеран многих кампаний, в том числе ещё тех, которые Анастасий вёл против персов. Двое мужчин сидели в шатре командующего, раскинутом в местечке Фавентия близ Тускии[120]120
Фаэнца в Тоскане.
[Закрыть]. Пейзаж вокруг был безмятежен и прекрасен – каштановые леса чередовались с аккуратными виноградниками и оливковыми рощами.
Вокруг шатра был разбит римский лагерь; солдаты спали, готовили ужин или просто болтали, смеялись.
– Не слишком много, – пожал плечами Бессас. Его морщинистое лицо покрывали многочисленные шрамы, а по плечам рассыпались седые кудри – как было принято у готов. – Я знаю, что он племянник Хильдебада, которого готы избрали королём после ухода Велизария из Италии полтора года назад. Тот долго не продержался. Вожди ссорились между собой, и король был убит. Его сменил Эрарик, но он даже не гот, он из ругов.
– Этот, я так полагаю, продержался ещё меньше! – усмехнулся Артабаз. – Убит через пять месяцев после избрания. Готы узнали, что он согласился подчиниться Юстиниану в обмен на хорошее жалованье и звание патриция в Константинополе. Жалкие тени Гелимера и Витигиса... Так что там с племянником Хильдебада?
– Молодой парень, звать Тотила. Почти мальчишка.
– Всё лучше и лучше! – Артабаз уже откровенно смеялся. – Ставлю на то, что он продержится ещё меньше Эрарика. Для готов король-мальчишка – лишь немного менее позорно, чем женщина-правитель. На них проклятие, честное слово! Вспомни об Амаласунте и её тошнотворном отпрыске, Аталарихе.
– Насчёт Тотилы я бы не был так уверен... – задумчиво протянул Бессас. – Говорят, он не по годам зрел и мудр, а кроме того, успел сколотить команду ещё при дяде. Готы его ценят. Но ещё тревожнее то, что его ценят и римляне – те, кого до сих пор не смогли убедить, что им выгодно вернуться в Империю. Да и кто может их винить за это? Сборщики налогов упустили время – и наши солдаты вынуждены заниматься грабежом, чтобы прокормить себя. Если Тотила сумеет сплотить свой народ, мы окажемся в большой беде. Против нас будут не только готы, но и римляне! – старый воин покачал головой и нахмурился. – О чём думал Виталий, когда позволил готам снова выбирать себе короля? Если однажды ты германцев победил, единственное, чего нельзя делать ни в коем случае, – так это давать им второй шанс. Я знаю, что говорю, я сам – германец!
– Быть может, Виталий просто не успел остановить готов? – пожал плечами Артабаз. – А быть может, решил, что если дать им возможность выбрать короля[121]121
Царь, бывший подставным лицом, встречается в «Баснях» Эзопа.
[Закрыть], то они утихомирятся. Безумный план нашего императора, перетряхнувшего весь командный состав, делу не помог, как ты знаешь. Он же до смерти перепугался, что Велизарий объявит себя императором Западной Империи. С тех пор политику «разделяй и властвуй» Юстиниан проводит среди собственных генералов. Этот человек безумен, он боится даже собственной тени – кстати, ты этого не слышал, а я этого не говорил. Ты и сам был главнокомандующим после Виталия, а теперь вот моя очередь. Прежде чем заменят меня, я твёрдо намерен сделать только одно: я задавлю это возрождение готской Империи в зародыше, пока они не стали реальной угрозой.
– Разведчики докладывают: Тотила сейчас в десяти милях от нас, вместе со своим войском. Хочешь взять его?
– Ещё бы! Армия – против нескольких тысяч готов! – Артабаз презрительно рассмеялся. – Он сам идёт к нам в руки. Завтра мы вынудим его сражаться, и италийская армия расправится с ним. Тогда мы раз и навсегда положим конец этой глупой идее – королевству готов.
В тот же вечер Тотила привёл пять тысяч самых отчаянных – или отчаявшихся? – готов и встал лагерем на горе, с которой открывался вид на долину, где стояли римляне.
– По крайней мере втрое больше, чем нас! – пробормотал Алигерн, мрачно глядя на бесконечные ряды «бабочек» – римских походных палаток, – позолоченных лучами заходящего солнца.
Алигерн был старшим советником короля, приближённым убитого Хильдебада и верным наставником его племянника и наследника.
– Нам понадобится не только мужество, но и хитрость, если мы хотим победить их. – Алигерн с затаённой нежностью посмотрел на молодого короля, золотоволосого стройного юношу, стоящего рядом. – Возможно, отступить сейчас – это не трусость, но доблесть. Нет стыда в том, чтобы временно отойти и собрать больше сил. Если мы вступим в бой сейчас... Это будет доблестью, но может означать конец народу остготов. Подумай хорошенько, государь, прежде чем примешь окончательное решение.
Не только мужество, но и хитрость... Тотила мысленно повторил это про себя. Мужества его людям не занимать. Если бы только храбрость приносила победы, его готы уже были бы победителями. Как это принято у германцев, каждый гот был воином с рождения, воспитанным с оружием в руках на примерах из славного прошлого его предков. Опасности и смерти готы не страшились. Однако – как и все германцы – они всегда стремились к собственной славе и не очень-то признавали дисциплину. Это могло стать настоящим бедствием – как стало во время того сражения, когда Тотила впервые выступил рядом с дядей. Тогда они взяли Трабезиум[122]122
Тревизо.
[Закрыть], римскую крепость к северу от Падуса. Тотила вспомнил, как вёл своих людей на штурм этой твердыни два года назад...
Поощряя в племяннике качества будущего вождя, Хильдебад поручил ему наступать. Тотиле пришлось столкнуться с трудностями: он, юнец, почти мальчишка, должен был уговорить суровых воинов, в два-три раза старше него, идти в атаку – это казалось самоубийством, учитывая гарнизон и укрепления города. Однако Тотила, сочетая остроумие и твёрдость характера, убедил готов согласиться с его дерзким планом. Под покровом темноты они взобрались по крутым горным тропам к неохраняемым боковым воротам крепости. Это требовало мужества, умения действовать сообща и того, что давалось германцам тяжелее всего – дисциплины и повиновения. Тотила узнал в ту ночь, что обладает самым ценным для вождя качеством – харизмой. Он сумел заставить своих людей захотеть идти за ним, превратил шайку отпетых вояк в сплочённый и боеспособный отряд.
Операция прошла без сучка и задоринки, Трабезиум пал под натиском готов...
– Я принял решение, Алигерн. Завтра мы с ними сразимся. Если мы отступим, мужество оставит воинов, они начнут разбегаться. Репутация моя будет утрачена, и я закончу так, как Эрарик, разделив его судьбу. Кроме того, я не думаю, что наши шансы так уж ничтожны. Италийская армия велика, спору нет, но так ли уж она хороша? Велизарий забрал лучших на Восток, здесь остались в основном наёмники. Этих людей ведёт в бой лишь жажда наживы, они будут биться только за себя. Сто шестьдесят лет назад наши предки победили превосходящего их числом противника при Адрианополе. Применим их тактику.
– Какова же она? – заинтересовался Алигерн.
– В самых общих чертах – так: вместо обычной массированной атаки готы – тогда ими командовал Фритигерн – сформировали плотную линию обороны против римлян, которые выдвинулись, как обычно, очень тесным порядком. Неожиданно готская кавалерия врезалась в левый фланг римлян, смяв их строй и внеся сумятицу. Люди побежали, сталкиваясь друг с другом, любые манёвры были невозможны. В результате – гибель римлян и полный разгром. А что, если мы поступим так...
– Лучники! – прорычал Алигерн на следующее утро при виде шеренги легковооружённых солдат, выстроившихся на переднем фланге римлян. Они двинулись на готов почти беззаботно – хотя их ожидала двойная стена щитов, между которыми готы просунули длинные копья и пики. Лучники были одеты в простые туники из неокрашенного льна, лишь синие кокарды имперского войска виднелись на плече и бедре каждого. Луки – в руках, колчаны – за спиной, они выглядели бы безобидными, если бы готы не знали, насколько смертоносны их стрелы.
– Как только они начнут стрелять, тебе понадобится весь твой авторитет, чтобы сдержать людей и не дать им броситься на римлян, – заметил Алигерн. – Римляне рассчитывают именно на это.
– Мы должны стоять и ждать. Пока люди прикрываются щитами, им ничего не грозит. Потери будут, но незначительные, с этим надо смириться. Если мы не будем реагировать, стрелков вскоре отзовут.
Молодой король повторял про себя: «Стоять и ждать!» Теперь всё зависело от проклятой дисциплины – от того, что противоречило самой натуре готов, но о чём он говорил им раз за разом. Если враг не сможет выманить готов из-под защиты щитов, численное превосходство будет бесполезным – и тогда мы сможем...
В ста шагах от готов лучники развернулись в цепь. Неторопливо натянули тетиву – у них были мощные композитные луки из дерева и рога – и прицелились почти под прямым углом в небо. Теперь они не выглядели безобидными – они были смертельно опасны.
Мягкое гудение наполнило завибрировавший воздух. Стрелы по крутой дуге летели в готов – но вонзились в прочные щиты. Несколько человек из числа слуг с криками боли упали на землю, но в остальном готы остались невредимы. Готы выдержали несколько залпов, однако среди них нарастало возбуждение – природные бойцовские качества требовали мчаться вперёд и покарать этих трусов, убивающих на расстоянии. Предчувствуя подобную опасность, Тотила отбросил гриву золотых волос назад и пустил лошадь вдоль переднего фланга готов, чтобы подбодрить своих воинов. Стрелы со звоном отлетали от его стальной брони, две или три ударили в окованный железом щит. Слова короля возымели должный эффект, готы успокоились и теснее сомкнули ряды.
Везде – кроме центра. Здесь горячие головы не выдержали и бросились вперёд. Они бежали под гору, у них было преимущество, и они могли бы настичь лучников... Но тут в рядах римлян произошло какое-то размытое движение – и вперёд вырвалась конница. Это была лёгкая кавалерия – но с пешими готами она расправилась за считаные секунды[123]123
Велизарий забрал тяжёлую кавалерию с собой на Восток, оставив лишь лёгкую – пригодную для разведки и коротких вылазок, однако бесполезную в большом сражении.
[Закрыть]. Не уцелел никто – и это стало хорошим уроком для горячих голов. После этого ряды готов стояли, не шелохнувшись.
Прозвучал резкий сигнал трубы – и лучники вместе с кавалерией ушли с поля боя. Теперь вперёд двинулась римская пехота. Шеренга за шеренгой, закованные в броню солдаты двигались, словно неумолимая машина или сказочный монстр в железной чешуе.
С оглушительным грохотом и звоном сошлись две стороны. Светловолосые и крупные готы занимали более выгодную позицию – выше по склону. Кроме того, с обеих сторон их прикрывал лес, а это означало, что никто не сможет зайти к ним с тыла. Именно поэтому они выстроились двумя шеренгами против шести римских, а вооружение у них было гораздо легче и состояло лишь из мечей и лёгких деревянных щитов, окованных железом. Тяжёлая, хорошо вооружённая римская пехота теснила готов, они начали отступать...
...И в этот момент ловушка, подготовленная Тотилой, захлопнулась.
