Текст книги "Юстиниан"

Автор книги: Росс Лэйдлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)

Юстиниан

ОБ АВТОРЕ

Современный британский писатель Росс Лэйдлоу не слишком расположен давать интервью и вдаваться в подробности своей биографии. Родился он на северо-востоке Шотландии, в большом портовом городе Абердине, поблизости от которого живёт и в настоящее время. По окончании Кембриджского университета несколько лет работал в Южной Африке. Совмещая должности преподавателя истории и географии в Данбаре (Восточный Лотиан), написал свой первый роман – политический триллер «Восставший лев». Книга была опубликована в 1979 г. и сразу привлекла внимание читающей публики. Оставив современную тематику, Лэйдлоу переключился на историческую и с головой ушёл в прошлое, выпустив две книги на материале из отечественной истории: «Линтон Поркьюпайн» – о Шотландии XVI столетия, «Афра Бен» – дневник шпиона, действующего в Шотландии XVII века. Успех этих книг заставил Росса Лэйдлоу продолжить историческую линию своего творчества. Среди крупных и наиболее успешных работ писателя на сегодняшний день выделяются три романы: «Аттила, Бич Божий» – о вторжении гуннов в пределы Западной Римской Империи, «Теодорих» – о знаменитом короле вестготов, «Юстиниан» – о византийском императоре Юстиниане I.

Остановимся подробнее на историческом фоне романа, включённого в данный том.

Византийский император Флавий Пётр Савватий Юстиниан, которого современники называли Великим, родился в 482 (или 483) году вблизи крепости Тавресий, которую в настоящее время идентифицируют в районе сербского города Ниша. Родители его в этническом отношении были фракийцами, жившими на территории Иллирийской префектуры Римской Империи. О детстве, юности и воспитании будущего императора ничего неизвестно. Своей карьерой он обязан своему дяде, императору Юстину I. В его правление Юстиниан был дважды назначен консулом, последовательно получал звание цезаря (525 г.) и августа (при коронации в 527 г.). Он был успешным военачальником, хотя и уступал в этом отношении главным тогдашним византийским полководцам. Основой его деятельности были реформы: в социальной, правовой и религиозной областях.

Каждый задумавшийся о благодарной памяти потомков государь стремится застолбить своё имя в истории великими свершениями. На долю византийского императора Юстиниана выпало по меньшей мере два таких деяния. Первым из них следует назвать составление свода законов, так называемого Юстинианова свода, включавшего учебное пособие для начинающих юристов, 50-томные «Дигесты», отрывки из трудов классических римских юристов, и «Кодекс Юстиниана» (собрание законов и постановлений, принятых при этом императоре), дополненный впоследствии «Новеллами», поздними законами Юстинианова времени. Этот фундаментальный свод римского гражданского права, составленный в 529—534 гг., не только использовался в Византии вплоть до XI в., но и оказал существенное влияние на законодательство многих стран феодальной Европы. Второе деяние нисколько не уступает Своду по размаху и значимости, а может быть, даже превосходит его. Речь, разумеется, идёт о храме Айя София, возведённом в Константинополе в 532—537 гг. по воле Юстиниана на месте сожжённой во время народного восстания 532 г. базилики Святой Софии, построенной при Феодосии II. Юстинианов храм отличался огромными размерами и почти тысячу лет был самым большим святилищем христианского мира. Легенда гласит: когда император впервые вступил под своды только что оконченной Святой Софии, он хвастливо воскликнул: «Я превзошёл тебя, Соломон!», имея в виду строителя древнего иерусалимского храма. Естественно, победу в этом мирном состязании одержал не сам император, а нанятые им лучшие зодчие тогдашней Европы Исидор Милетский и Анфимий Тралльский, а также десятки тысяч рабочих, ежедневно трудившихся над созданием храма. Только помнят в первую очередь не их, а императора Юстиниана, вдохновителя строительства.

Среди прочих достижений византийского государя назовём прежде всего крупные военные успехи, заключающиеся в отвоевании у варваров бывших территорий Западной Римской Империи: Италии, юго-востока Испании, части Северной Африки, северо-запада Балканского полуострова. Впрочем, территориальный рост Византии на западе способствовал, как считают многие историки военному ослаблению Империи, восточные земли которой оказались под ударами аваров, славян и других варварских народов. Столица Империи оказалась практически беззащитной, так что наследники Юстиниана, умершего в конце 565 г., вынуждены были срочно заняться укреплением Константинополя. Важной была и церковная реформа Юстиниана. Суть её сводилась к отречению от монофизитства и провозглашению православия государственной религией Византии. Личные качества государственного мужа – увы! – были несравнимы с его великими деяниями. Далеко не у всех современников они вызывали одобрение. Позволю себе привести только одну краткую характеристику, данную Юстиниану выдающимся историком Прокопием Кесарийским в его «Тайной истории»: «Природа, собрав у остальных людей всё дурное в них, поместила собранное в душе этого человека». В другом месте тот же автор так описывает внутренний мир императора: «Неверный друг, неумолимый враг, страстно жаждущий убийств и грабежа, склонный к распрям, большой любитель нововведений и переворотов, легко податливый на зло, никакими советами не склоняемый к добру, скорый на замысел и исполнение дурного...»

Анатолий Москвин

Избранная библиография Росса Лэйдлоу:

«Восставший лев» (The Lionis Rampant, 1979)

«Линтон Поркьюпайн» (The Linton Porcupine, 1984)

«Афра Бен» (Aphra Behn: Dispatch'd from Athole, 1992)

«Аттила, Бич Божий» (Attila: The Scourge of God, 2004)

«Теодорих» (Theoderic, 2008)

«Юстиниан» (Justinian, 2010)

Памяти Берта Форчена.

Большому человеку, большой личности,

большому другу посвящается.

ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА

В 468 г. до н.э. большая морская экспедиция – крупнейшая из тех, что знал античный мир, – в которой участвовали представители как Восточной, так и Западной Римской Империи, отплыла из Константинополя. Её целью было изгнание из Африки вандалов – свирепого и жестокого германского племени, пришедшего туда 40 лет назад. В случае успеха экспедиции Римская Империя сохраняла свои западные рубежи, гнущиеся под натиском свирепых германских племён – франков, визиготов, свевов, алеманов и других. До вторжения вандалов Африка была самым богатым и прибыльным владением Запада. После освобождения ей снова предстояло стать источником оживления экономики Запада и пополнения наполовину уничтоженной армии, что позволило бы Западу вытеснить или, по крайней мере, сдержать захватчиков-варваров.

Однако экспедиция закончилась полной катастрофой. Оттеснённый ветром к берегу, римский флот был атакован брандерами вандалов, корабли горели, люди погибали на рифах или от рук абордажных команд варваров, которым помогал ветер, погубивший римлян. Теперь, когда ресурсы обеих империй были исчерпаны, об освобождении думать не приходилось. Быстро осознав этот факт, варвары стремительно обрушились на западные анклавы. Всего за каких-то 8 лет Запад превратился в ничто; в 476 году был свергнут последний западный император, и Империи, которой он номинально управлял, пришёл конец. Напротив, Восточная Империя существовала и процветала ещё несколько столетий. Богатая, стабильная, практически не знавшая нападений варваров – они угрожали лишь её границе по Нижнему Дунаю, гораздо больше внимания уделяя Западу, из-за чего приходилось защищать протяжённую западную границу по Верхнему Рейну и Среднему Дунаю.

К тому времени, как пал Запад, у Восточной Империи был всего лишь один серьёзный враг – Персия; с ней римляне постоянно воевали и заключали перемирия, и казалось, что так будет всегда. Однако, хотя потенциально Персия была гораздо более опасным врагом, чем любое германское племя, она была цивилизованной державой, с которой можно было заключить договор, который бы она соблюдала.

В тот год или около того, пока обречённая армада находилась в походе, молодой гот – назовём его Родериком (истинное имя этого человека не сохранилось), – крестьянин из Восточной Римской провинции Дардания[1]1
  Очень приблизительно – сегодняшняя Болгария.


[Закрыть], вместе с двумя спутниками отправился в Константинополь, столицу Восточной Римской Империи.

По словам Гиббона, «трое молодых людей... вскоре были отобраны – за их силу и рост – в личную гвардию императора Льва. За время двух последующих правлений (императоров Зенона и Анастасия) удачливый крестьянин добился славы и богатства; его долгая и безупречная служба во время Исаврийской и Персидской войн служила неуклонному повышению по службе... каковое он и совершил». Всё это – несмотря на то, что он был германцем – представителем нации, которую римляне ненавидели и боялись.

В 496 году, когда начинается наша история, Родерику – сорок шесть лет, и он – командующий Восточной армией. Солдаты его обожали – за щедрость, справедливость, искреннюю заботу об их жизнях и за военные успехи. Однако, по сути, он оставался простым крестьянином (хотя читать он научился, грамотность являлась непременным условием для лиц, занимавших офицерские должности в Восточной Римской армии), непригодным для любых других занятий кроме военной службы.

В 496 году Западной Империи уже двадцать лет как не существовало, и её бывшими территориями управляли короли варваров: Галлию и Испанию захватили франки, визиготы (вестготы), свевы, бургунды и аллеманы; Африка давно подпала под власть вандалов; Италией овладели остроготы (остготы) под предводительством их великого вождя, могущественного и харизматичного Теодориха, – номинально он считался вице-регентом Анастасия, престарелого римского императора Востока, – в это время между Восточной Империей и Персией было заключено весьма шаткое и ненадёжное перемирие.

Тем временем на родине Родерика в Дардании его сестра Биленица лелеет надежду, что брат сможет помочь её талантливому и одарённому сыну, Управде...

Часть I
ДАРДАНИЕЦ
482-500 гг. от Р. X.

ПРОЛОГ

– Слоны, господин! – выдохнул разведчик, осаживая коня перед командиром. – Десятки тварей. И у них есть катафракты – их сотни, это всё – не считая тьмы пеших воинов!

– Успокойся, парень, – мягко произнёс Родерик. – Незачем паниковать: римляне повидали и слонов, и вооружённую кавалерию. Теперь – только факты, пожалуйста. Расположение? Построение? Численность?

Слегка смущённый разведчик спешился и встал по стойке смирно, сняв шлем и прижав его рукой к боку.

– Персы продвинулись на несколько миль от Евфрата, господин, двигаются в нашу сторону! – сообщил он куда более бесстрастным голосом. – Всего около 20 тысяч, я полагаю.

– Спасибо, солдат, отличная работа. Иди на кухню, поешь горячего, скажешь – я приказал, – Родерик усмехнулся и похлопал юношу по плечу. – Но сначала проследи, чтобы коня расседлали и покормили. Свободен!

– Конечно, господин! Спасибо, господин!

Разведчик бойко отсалютовал командиру и пошёл прочь, ведя коня под уздцы; теперь он явно успокоился, это было ясно и по виду, и по голосу, в котором мгновения назад звучала неприкрытая паника.

Уйдя с агоры – главной площади города, – Родерик вернулся в свой дом в цитадели Пальмиры – стратегически важного приграничного города, расположенного между Восточной Римской Империей и Персией.

Он подумал, что сделал всё, чтобы остановить в зародыше распространение паники и уныния среди однополчан парня. Однако на самом деле следовало признать, что ситуация выглядела паршиво. В настоящее время почти все имперские войска были передислоцированы на север и занимались подавлением очередного восстания исавров – диких племён, населявших горные районы Анатолии. Родерик остался в Пальмире с небольшим отрядом лимитанов-пограничников для охраны восточной границы в отсутствие своего начальника, главнокомандующего Восточной армией. В обычных, мирных условиях это было бы рутинным занятием, обычным полицейским надзором за границей – ведь официально Рим и Персия находились в состоянии мира.

Но правящий Царь Царей[2]2
  Шахиншах (Царь Царей) – древний персидский, позже иранский монархический титул.


[Закрыть], Кавад, как известно, находился под влиянием своего верховного главнокомандующего Тамшапура – удачливого и независимого военачальника, одержимого опасными идеями экспансии. Тамшапур лелеял мечты о захвате восточных областей Империи – тех самых, что до походов Александра Великого входили в состав Империи Трона Павлина. Донесение разведчика подтверждало опасения: судя по всему, Тамшапур, пользуясь тем, что восточные границы Империи были практически незащищёнными, решил, что это прекрасная возможность начать вторжение и превратить свои мечты в реальность.

Меряя шагами по-спартански скудно обставленный таблинум, превращённый с недавних пор в командный центр, Родерик пытался разработать план, чтобы противостоять страшной угрозе. У него было два варианта: остаться в цитадели или вступить в открытый бой. При первом варианте им удастся продержаться некоторое время против любой осады, запланированной Тамшапуром, а он наверняка шёл во главе своего войска. Стены Пальмиры были крепки, но даже если они падут, гарнизон сможет укрыться в неприступной цитадели в ожидании подкрепления. Проблема при этом заключалась лишь в том, что такое решение позволит Тамшапуру практически без боя овладеть провинцией, оставив Пальмиру полностью изолированной в самом сердце оккупированной территории, – и Рим может оказаться не в состоянии вернуть эту территорию себе.

Альтернативой мог стать бой с персами – и Родерик мрачно подумал, что это будет похоже на бой Давида с Голиафом... только вот закончится он наверняка полным разгромом его крошечного подразделения. Понятно, что в такой нелёгкой ситуации две головы лучше, чем одна. Родерик предпочёл бы, чтобы второй головой стала голова Виктора, его верного викариуса, второго по званию в отряде, – к его мнению всегда стоило прислушаться.

Виктор Марцеллин, праправнук знаменитого солдата, а затем историка, Аммиана Марцеллина, и викариус пограничной заставы шагал вдоль Великой колоннады Пальмиры – великолепного проспекта не менее километра длиной. По всему проспекту высились колонны в роскошном коринфском стиле. Бывший царский дворец, теперь превращённый в казармы, проспект связывал с агорой и цитаделью. Идя по вызову своего командира в цитадель, Виктор Марцеллин размышлял о Пальмире – и её сложной и запутанной истории.

В прошлые века Пальмира была столицей независимого города-государства и перекрёстком главных торговых путей от Римской Империи на западе до Персии, Индии и Китая на востоке. Она успешно лавировала между Римом и Персией, стравливая их, но при этом, ухитряясь оставаться друзьями с обоими. Затем, чуть менее 200 лет назад, царица Пальмиры – грозная Зенобия, воспользовавшись неразберихой вокруг престолонаследия в Риме, вторглась в Сирию и Египет, тогда – римские владения. Это стало серьёзной ошибкой.

Императором стал сильный и влиятельный Аурелиан: восстановив стабильность дома, он обрушился на Пальмиру с несколькими легионами, разгромил силы честолюбивой королевы и присоединил земли Пальмиры к Римской Империи. Однако, и потеряв независимость, Пальмира – благодаря тому, что являлась координационным центром торговых путей, и близости к персидской границе – сохранила своё экономическое и стратегическое значение. Тот, кто контролировал Пальмиру, управлял балансом сил между Персией и Римом.

Отдавая честь в ответ солдатам, мимо которых он шёл, Виктор отметил по их поведению, что по пограничной заставе – Нумерус Евфратенсис – быстро распространяется возбуждение, смешанное с ожиданием. Гарнизон пограничников состоял в основном из новобранцев, его закалённые ветераны были призваны в действующую армию Диоцеза Ориенс, уведённую на север в результате исаврийского кризиса. Виктор думал о том, что может быть причиной такого настроения, и о том, что офицеры обычно последними узнают о причинах возникновения таких слухов.

– Кажется, мы попали между Сциллой и Харибдой, командир! – так высказался Виктор после того, как Родерик подробно обрисовал ему ситуацию.

– Сцилла и Харибда? – Родерик нахмурился, непонимающе уставившись на своего викария.

– Простите, командир, – поправился Виктор, мысленно обругав себя за промах. Было так легко забыть, что, в отличие от подавляющего большинства уроженцев Восточной Римской Империи – наследников культуры, уходившей корнями в греческую мифологию и песни Гомера, – никакие классические аллюзии не приходили в голову Родерика, гота, уроженца отдалённой и глухой провинции Дардания. Виктор сам себе напомнил о том, где и как вырос его командир.

Несмотря на активную миграцию на Запад двух крупнейших готских племён – вестготов и остготов, – некоторые из них оставались внутри Римской Империи (ныне состоявшей лишь из уцелевшей восточной её части): мирное меньшинство, формально считавшееся римскими гражданами, однако презираемое и ненавидимое коренными римлянами.

После прибытия в Константинополь молодой варвар долго взбирался по тернистому пути продвижения по службе, игнорируя оскорбительные выпады и презрение «правильных римлян» и добиваясь своего, благодаря простому мужеству, настойчивости и способностям он стал истинно уважаемым военачальником лучшей армии мира.

Виктор изучал простоватое лицо своего командира – совсем не по-римски окаймлённое жёсткой щетиной и увенчанное копной светлых, как солома, волос – со смешанным чувством любви и тревоги. Если Родерик не придумает какой-то чудесный план, чтобы противостоять Тамшапуру, то консул Павел[3]3
  496 г. – См. Примечания.


[Закрыть] – единственный в этом году кандидат не с Запада – хорошо представляет себе не только конец карьеры военачальника, но и конец его собственной жизни – последствия поражения будут одинаковыми для обоих, Виктор вдруг понял это, и холодок пробежал по его спине.

– По легенде, – объяснил Виктор в ответ на вопросительный взгляд командира, – Сцилла и Харибда были морскими чудовищами, охранявшими обе стороны пролива Мессины и убивавшими моряков. Таким образом, выражение «между Сциллой и Харибдой» означает...

– Между молотом и наковальней, – вздохнул Родерик. – Почему бы тебе не сказать именно так? – он покачал лохматой головой и грустно улыбнулся. – Вы, римляне... Теперь о нашем персидском друге. Какие идеи? В переводе на обычный греческий, если нетрудно?

– Его надо остановить, командир, если это вообще возможно. Если мы отсидимся в Пальмире, он захватит весь диоцез. Наша армия не сможет добраться с севера вовремя, чтобы помешать ему.

– Ну, прям мои мысли. Гонцы уже отправлены и находятся на пути в Константинополь и Исаврию – я боюсь, это бесполезно. Любая армия прибудет сюда только для того, чтобы найти власть персов свершившимся фактом. Но мы должны попытаться.

Родерик встал и вновь зашагал по комнате; его брови сошлись над переносицей, свидетельствуя о напряжённой работе мысли. Виктору сперва показалось, что идея противостоять армии Тамшапура силами одного гарнизона – это скорее план самоубийства. Он беспомощно пожал плечами.

– Дела могут оказаться не так плохи, как кажется, – сказал он. – Помимо слонов и катафракт очевидным преимуществом Тамшапура является огромное превосходство в численности. Если бы найти способ заставить это работать против него... Так уже бывало раньше. Александр против Дария в Иссе, Ганнибал против Варрона в Каннах, а более поздний пример – гот Фритигерн против наших же войск в Адрианополе. Все они столкнулись с превосходящими силами противника, но сумели повернуть ситуацию в свою пользу.

– Мы должны заставить их сражаться на узком фронте, – пробормотал Родерик. – Таким образом, они смогут использовать лишь часть своих войск. Слоны и катафракты – вот что тревожит меня больше всего. Особенно слоны. Судя по всему, римские солдаты всегда боялись этих тварей. Я сам, однако, никогда с ними не сталкивался; персы, кажется, в основном отказались от них – слишком старомодно. До сих пор, во всяком случае, отказывались. Помоги мне, Виктор; я уверен, что у твоего выдающегося предка, великого Аммиана, найдётся что-нибудь по этой теме.

– И довольно много, командир, но, к сожалению, всё это не слишком-то полезно нам. Описывая персидскую кампанию императора Юлиана, Аммиан описывает и боевых слонов, честно говоря, с утомительной дотошностью. Кажется, он был одновременно очарован и потрясён ими. Лошади не выносят их запаха; как кавалериста его это тревожило. К моему раздражению и сожалению, он не объясняет, как нашим войскам удавалось с ними справляться. Как и многие историки, он скуп на тактические детали, словно они недостойны упоминания в серьёзном труде. Однако у Арриана можно найти совет, который окажется нам полезным: он рассказывал о досках с шипами, которые Александр приказал разложить на пути слонов. Их слабое место – нежные подошвы, знаешь ли.

Заметив недовольную гримасу на лице Родерика, Виктор поспешно добавил:

– Однако и это может иметь неприятные последствия. Возможно, нам больше подойдёт тактика Сципиона против Ганнибала в битве при Заме.

Несмотря на старания Родерика поддерживать образ жёсткого и лишённого сентиментальности солдата, Виктор давно подозревал, что в душе командир мягкосердечен. Он много раз был свидетелем того, как Родерик старался уберечь своих солдат от ненужных страданий или опасностей, – это же относилось к лошадям и вьючным животным. Такое отношение, особенно неправильно истолкованное, было весьма рискованно, ибо могло повлечь за собой подозрение в фастидиуме[4]4
  Фастидиум (лат.) – отвращение, трусость. В римской армии фастидиум – обвинение полководца в недостойной воина мягкости характера.


[Закрыть], что способно было привести к крушению карьеры. Потому-то Родерик и изображал из себя стального и несгибаемого бойца.

Виктор помедлил и продолжил:

– Согласно Полибию, когда Ганнибал отдал приказ выпустить боевых слонов...

– Высокопреосвященнейший! Римляне вышли из Пальмиры, – разведчик стоял на коленях перед Тамшапуром. – Самое большее две тысячи человек идут боевым порядком не более чем в пяти милях отсюда. Мы схватили одного из их всадников.

Он указал на связанного римлянина, которого крепко держали двое персидских солдат.

Это была лучшая из всех возможных новостей, и Тамшапур преисполнился злобной радости, жестом отпуская своего человека. Пленник может оказаться полезен. После уничтожения жалкой горстки римлян он займёт Пальмиру, горожане вряд ли осмелятся закрыть ворота перед персами, узнав о судьбе гарнизона. С Пальмирой при полном отсутствии сопротивления – весь диоцез Ориенс от Евфрата до Красного моря сам упадёт ему в руки, словно спелая слива. А после этого – Египет? Имя Тамшапура навеки войдёт в анналы как имя полководца, который вернул Персии земли, украденные за века до этого Александром, а затем аннексированные Римом. Эйфория переполняла Тамшапура, когда он отдал своим войскам приказ к наступлению.

Когда клубы пыли вдалеке сообщили о приближении персидского войска, пограничники отошли на позиции, которые Родерик и Виктор определили несколько дней назад, проведя рекогносцировку. Это был узкий проход между двумя высокими скалами из песчаника – широкий у входа в ущелье, но к середине сужавшийся так, чтобы там могли пройти лишь трое солдат в шеренге. На эту диспозицию приходились основные силы римлян, за исключением лучников и небольшого кавалерийского отряда, которых Родерик расположил в другом месте.

Сжимая овальные щиты из клеёного дерева, в длинных кольчугах и традиционных греческих шлемах, пехотинцы настороженно ждали; юные лица были бледны от попыток сдержать снедавший их страх. Командиры, напротив, всячески демонстрировали беспечность и уверенность, блистая начищенными кирасами, играя мышцами, небрежно развалившись в сёдлах или прогуливаясь среди своих солдат, улыбаясь и бурча грубоватые слова поддержки. Чуть впереди остальных верхом на лошадях сидели командир и его викариус.

Снаряжение пехотинцев было стандартным кроме одной важной детали. Вместо обычных семифутовых копий они были вооружены длинными, футов в 20, пиками.

– Ничего не напоминает, командир? – нарочито небрежно спросил Виктор, пытаясь снять напряжение, усиливающееся с каждой минутой ожидания, и махнул рукой в сторону молчаливых шеренг позади них.

– А должно?

– Триста спартанцев в Фермопилах – разумеется, ты о них слышал?

– Ты всё время забываешь, Виктор, что твой командир – невежественный варвар. Просвети меня.

– Что ж... Для того чтобы выиграть время до подхода основных сил, триста спартанцев под предводительством их царя Леонида добровольно перекрыли узкий проход между скалами. Они противостояли персидской армии, насчитывающей 300 тысяч воинов. Тысяча к одному, – Виктор усмехнулся. – У нас десять к одному. Это можно считать лёгкой прогулкой.

– Что случилось с теми спартанцами?

– В другой раз, командир. Слышишь?

Слабый шум, словно ветер в поле пшеницы, был слышен издалека. Постепенно он приближался, превращаясь в грохот, а затем в приглушённый раскатистый гул. В то время как вся армия персов была ещё не видна, небольшой кавалерийский отряд показался перед входом в ущелье, ярдах в пятистах от пограничников. Над головами всадников, ехавших впереди, вздымалось знамя Драфш-и-Кавиан – громадное золотое полотнище, расшитое серебром, царский флаг Сасанидов. Глашатай вырвался вперёд и натянул поводья, осадив коня лишь перед Родериком и Виктором. Развернув свиток, он начал читать (на вполне приличном греческом) громким и презрительным тоном:

– Тамшапур, благороднейший и знатнейший слуга Царя Царей, защитник Священного пламени и Ужас всех врагов Иранского царства, по великой доброте душевной соизволил проявить милосердие к римлянам, которые, понуждаемые лишь собственным упрямством, решились выйти против него с оружием. Сложите же его в знак капитуляции, и жизни ваши будут спасены. Какой ответ я должен передать всемилостивейшему и победоносному Тамшапуру?

– Ты можешь сказать своему хозяину, – спокойно отвечал Родерик, – что если он обязуется уйти вместе со всем своим войском из диоцеза Ориенс и немедленно вернуться за Евфрат, то Рим готов на этот раз простить столь незаконное и беспричинное вторжение на свою территорию. Если же он на это не согласен, то мы вынуждены будем поговорить с ним серьёзно.

В течение нескольких мгновений глашатай изумлённо смотрел на Родерика, а затем, обретя голос, прорычал:

– Да падёт это на твою голову, римлянин! Знай, что ни один из твоих людей не выживет после этой битвы. Такую расплату вы навлекли на себя сами.

Он пришпорил коня и помчался обратно к своему конному отряду.

Над головами персов внезапно поднялся массивный деревянный крест, к которому был привязан несчастный пленник, захваченный персидскими разведчиками. Крест установили на массивном основании, затем очень быстро и слаженно обложили его охапками хвороста – и, прежде чем охваченные ужасом римляне успели вмешаться, подожгли их. Затем персы со смехом развернули коней и помчались прочь, а Родерик, Виктор и другие пограничники кинулись, чтобы спасти несчастного, однако было слишком поздно. Ревущий столб огня взметнулся вверх, охватив пленника, отчаянно кричавшего и корчившегося в путах, – до тех пор пока милосердная стрела одного из его товарищей не прекратила его агонию. Когда римляне вернулись обратно на позиции, Виктор заметил, что выражение безнадёжного отчаяния и страха на лицах солдат сменилось яростью и скорбью.

– Если они хотели запугать нас, то добились скорее обратного, – заметил он.

Внезапно земля задрожала, и из-за поворота показались слоны – огромные животные с серой морщинистой кожей и устрашающими бивнями.

– Боюсь, это африканские, командир, – заметил Виктор. – Обрати внимание на большие уши и широкий круп – у индийских слонов уши меньше, а зад закруглён. Кроме того, они более послушны, чем их африканские собратья, которые весьма свирепы в атаке...

– Спасибо, Виктор, это как раз то, что я и хотел услышать. Что ж, мы можем только надеяться, что наши люди не впадут в панику и вспомнят то, чему мы их научили.

Опасаясь, что лошади взбесятся от запаха слонов, мужчины спешились и увели своих скакунов за линию обороны, в тыл.

Раздался пронзительный визг персидских труб, и слоны двинулись вперёд, постепенно набирая скорость. Они двигались всё быстрее, дико трубя; огромные уши развевались, словно паруса, – они катились на римлян огромным серым валом. На спине каждой твари прочными цепями были закреплены корзины, в которых стояли махауты-погонщики.

– Этот парень, Полибий... лучше бы он оказался прав! – мрачно пробормотал Родерик, а затем резко взмахнул рукой, давая сигнал Виктору. Викарий, у которого внезапно пересохло во рту, поднял свисток – над позициями римлян пронёсся резкий, пронзительный сигнал (они давно обнаружили, что в грохоте и рёве битвы свисток слышнее любой трубы или рожка).

Шагая среди солдат, сержанты выкрикивали приказы, и в тот момент, когда ничто, казалось, не в силах было спасти Нумерус Евфратенсис от неминуемой гибели в кровавом месиве, идущие тремя рядами римляне каким-то неуловимым, размытым движением перестроились – и шеренги превратились в три длинные колонны, разделённые широкими проходами. Каждая колонна ощетинилась длинными пиками.

Слоны, как и лошади, наделены инстинктом самосохранения. Не желая чувствовать жалящие укусы железа, они кинулись в эти проходы, стремясь вырваться на пустую равнину. В это время стрелки, размещённые наверху ущелья и в его расщелинах, заранее очищенных от смертельно опасного скользкого снега, расстреляли махаутов в их корзинах, и теперь слонов некому было развернуть обратно. Чтобы обезумевшие от страха твари не останавливались, солдаты из обоза гнали их дальше, оглушительно стуча в котлы, сковородки и железные крышки полевых кухонь. Возвращаясь, они на всякий случай засыпали землю металлическими ежами, или калтропами[5]5
  Калтропы – стальные шипы, спаянные по три штуки так, чтобы один всегда торчал вверх.


[Закрыть], – подчиняясь приказу викария (этот приказ он отдал втайне от своего командира).

Вновь взревели персидские трубы. Теперь вперёд шли катафракты[6]6
  Катафракты – тяжеловооружённая кавалерия. – См. Примечания.


[Закрыть] – сверкающая стена железа, полностью скрывающая тела всадников и лошадей. Громадные кони-тяжеловозы были, подобно людям, полностью покрыты кольчугой, грудь и голову каждого животного защищали литые стальные пластины. Всадники были также с ног до головы закованы в железо, и лишь прорези в глухих круглых шлемах придавали им пугающий и зловещий вид. Шаг сменился рысью, рысь – галопом, копья дружно опустились вперёд и вниз... Всё это должно было представлять ужасающее зрелище для римлян. Во второй раз за этот день казалось, что пограничникам не избежать гибели.

Вновь по сигналу Родерика Виктор дунул в свисток – и вновь сержанты заорали приказы; римляне быстро и слаженно выставили вперёд пики: под наклоном, уперев рукояти в землю.

Атака катафракт казалась неотразимой. Защищённые броней всадники и их кони были неуязвимы для копий, а громадный вес катафракты гарантировал то, что она способна проломить любую линию укреплений и смять пехоту, противостоящую ей. Тем не менее, применив тактику Александра Великого, которую он использовал в своих персидских кампаниях – построение фалангами, – римляне додумались до той хитрости, которая переломила ход битвы в их пользу.