Текст книги "Юстиниан"

Автор книги: Росс Лэйдлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

ТРИ

Император Цезарь Юстиниан... принявший Империю

по высшей воле... Наша забота – твоё процветание.

Константин VII Багрянородный.

О придворных церемониях

– Пётр!

– Валериан!

Два друга (чьи пути разошлись после студенческой скамьи 15 лет назад) крепко обнялись, встретившись у подножия Колонны Марциана, высившейся в престижном районе столицы – Одиннадцатом регионе «Та Юлианес». Валериан, ныне младший офицер в действующей армии (после недолгого романа с официальной карьерой законника), предложил Петру встретиться в письме, написанном с фронта боевых действий во время подавления очередного мятежа, вспыхнувшего в горах Таурус.

– Первая седина! – заметил Пётр, когда они разомкнули крепкие объятия.

Валериан грустно усмехнулся.

– Эти исаврийцы любого заставят поседеть. Упрямые маленькие педерасты! Мы продолжаем их бить – беда в том, что им, кажется, никто об этом не сказал, – он пристально и с нескрываемым любопытством изучал Петра. – Что это за военная форма на тебе? Я всегда думал, что ты гражданский до мозга костей и сидишь, уткнувшись в очередной свод законов?

Пётр слегка смущённо улыбнулся.

– Я – кандидат, офицер специального дворцового полка. Боюсь, что я – солдат только для парадов. В последнее время я всё больше работаю вместе с моим дядей Родериком, который ныне стал главой экскубиторов[14]14
  Экскубиторы – императорская гвардия в Византии, организованная, вероятно, при императоре Льве I Макелле (457—474 гг.).


[Закрыть], а это уже боевое подразделение. Поскольку он ещё и сенатор, я пишу для него речи и помогаю во время заседаний – делаю всё то, что он ненавидит делать сам. Он, кажется, думает, что военная форма делает меня представительнее. Но я не забросил право. Я работаю над нововведениями для радикального пересмотра нашего правового кодекса – вообще-то с тех самых пор, как наш Кропило читал нам лекции «О цитатах и ответах» юристов.

Валериан усмехнулся.

– Дорогой старина Олимпий! Никогда он не понимал, почему на его лекциях вечно пустовали первые два ряда, – помолчав, он хитро подмигнул другу. – А скольких женщин завоевал наш Византийский Аполлон – помнится, так тебя называли девушки в былые времена?

– Ну, вообще-то... никого! – с робкой улыбкой признался Пётр.

Плотская любовь, по его мнению, отнимала слишком много времени и сил, которые могли бы быть потрачены с большей пользой, и не стоила того, чтобы во имя неё отказываться от изучения права и теологии. Пётр пожал плечами и растерянно развёл руками.

– У меня никак не хватает на это времени, – добавил он негромко.

Валериан вздохнул и покачал головой в притворном отчаянии.

– Сдаётся мне, не то ты призвание выбрал – тебе бы быть священником! – он хитро посмотрел на друга и усмехнулся. – Впрочем, я с трудом могу представить тебя с бородой. Но я спрашиваю себя, друг мой, почему это мы стоим здесь и тратим драгоценное время, отпущенное на выпивку? Таверна Диогена ждёт нас, мой друг!

В это же утро – четвёртого дня Июльских ид в год правления консулов Магнуса и Анастасия Августа[15]15
  10 июля 518 года. Этот раздел в летописи был впоследствии изменен, чтобы показать, что Анастасий умер в том же году, который начался 1 января и был поименован в честь очередного консула.


[Закрыть] – во дворце царила тревога, постепенно переходящая в панику. Мрачные силентиарии бродили по коридорам дворца, стремясь пресечь любую утечку слухов, пока Целер, главный распорядитель, и Родерик, комес экскубиторов, построив своих людей, руганью и угрозами заставили их замолчать.

Ибо той ночью, в разгар страшной грозы, умер император Анастасий – в возрасте 87 лет, не оставив преемника.

Из-за этого наступил вакуум власти – и это было особенно опасно. В десяти днях перехода к северу от Константинополя стояли войска амбициозного генерала Виталиана – армия готов и булгар. Дважды за последние 5 лет он безуспешно пытался свергнуть Анастасия. Сейчас любая проволочка в деле избрания нового императора давала Виталиану шанс на успешный переворот.

Другой потенциальный бунтовщик и претендент на императорскую порфиру – Ипатий, племянник императора и главнокомандующий войсками на Востоке. Он находится в Антиохии, и весть о кончине императора дойдёт до него не скоро, кроме того, потребуется изрядно времени, чтобы его армия дошла до столицы. Однако и его нельзя скидывать со счетов – как потенциального претендента на престол.

Таким образом, все ингредиенты для кровавой гражданской войны были собраны вместе – в наихудшей комбинации.

В связи со всеми этими обстоятельствами именно на плечи Целера и Родерика – двух самых сильных и влиятельных фигур во дворце – легла обязанность предпринимать быстрые и решительные действия, чтобы новый император был провозглашён до того, как Виталиан или Ипатий вступят в игру. И хотя скорость принятия решения была очень важна, кандидата на престол следовало выбирать тщательно и взвешенно. Его должны были одобрить и принять не только Сенат и армия, но и люди – порывистые, решительные и страстные граждане Константинополя, чьи взгляды, словно микрокосм, отражали мнение всей Империи и без поддержки которых ни один император не мог надеяться удержаться на престоле.

Отрывисто переговариваясь, двое вельмож отправились в Двенадцатый регион, не столь престижный, как Одиннадцатый, но всё же достаточно респектабельный, раскинувшийся на берегах Феодосийской гавани.

– Фу! После Исаврийской кампании я и забыл, как раскалён этот город в июле! – пробормотал Валериан, вытирая пот со лба, когда они пересекли Месу с её бесконечными лавками, торгующими шёлком, драгоценностями, благовониями и прочими предметами роскоши.

Вокруг них кипела и бурлила яркая, многоголосая и разноязычная толпа: богатые горожане в роскошных одеждах и драгоценностях шествовали в сопровождении целой армии слуг и прихлебателей; члены нового ордена патрициев выделялись своими белоснежными с пурпуром одеяниями; монахи и священники, солдаты в увольнении; голубоглазые германцы, сразу заметные благодаря светлым волосам и бледной коже; крестьяне с повозками, груженными овощами; египетские матросы с барок, привозивших зерно из Александрии; скромно одетые купцы...

Показалась группа Синих, вокруг которых сразу же образовалось пустое пространство. Однако, проходя мимо Петра и Валериана, они приветствовали их, с уважением отсалютовав.

– Не связан же ты с этой кучкой бандитов? – воскликнул Валериан.

– Чисто деловые отношения. Назовём это взаимовыгодным нейтралитетом: я берегу их задницы от преследований префектуры, они в ответ выполняют кое-какие услуги для моего дяди. Ты не представляешь, какие рогатки ставит бюрократия, если идти исключительно законным путём.

– А ты тёмная лошадка, – Валериан покачал головой, отчасти с неодобрением, отчасти с восхищением.

Когда они миновали узкие улочки, застроенные деревянными домами, ведущие к гавани, то услышали вдалеке крики. Шум шёл с восточной стороны, накатывая, словно волна, на город. Постепенно в неясном гуле прорезались слова, и стало слышно: «Анастасий умер!.. У нас нет императора... Нашего отца больше нет с нами...»

Усилия дворцовых служб оказались тщетными – им не удалось остановить распространение печальной новости. Неудивительно, учитывая, что дворец был не одним зданием, а целым комплексом отдельных построек – павильонов, пиршественных залов, парадных резиденций, служебных построек, часовен и казарм... При таком состоянии дел полная секретность была попросту невозможна.

– Я должен вернуться во дворец! – воскликнул Пётр, искренне встревоженный назревающим кризисом, к которому могли привести обрушившиеся на город новости. – Как офицер дворцового полка, я уже должен быть там, но благодаря моему дяде я избавлен от необходимости жить в казармах. Я надеюсь только, что с божьей помощью Целер и мой дядя Родерик контролируют ситуацию и успеют возвести на престол нового императора прежде, чем вмешаются Виталиан или Ипатий.

Он виновато улыбнулся своему другу.

– К сожалению, посещение таверны Диогена нам придётся отложить до лучших времён, когда... – он не закончил, и лицо его вдруг стало мертвенно-бледным. – Слушай! Слышишь?

Стремительно приближающийся рёв толпы превратился из бессвязного скорбного гула в ритмичное и отчётливое скандирование требования провозгласить новым императором...

– Родерик Август! Родерик Август!

– Глупцы! – ахнул Пётр, и его лицо исказилось мукой, когда он повернулся к Валериану. – Мой дядя не может быть императором – он никогда не справится с таким бременем!

– Слишком поздно! Он уже провозглашён. Это означает, что его будут считать конкурентом в борьбе за трон те, кто решится предъявить свои права. И если он будет побеждён... – Валериан, вне себя от волнения, схватил друга за руку и мрачно уставился ему в глаза. – Что ж, мы оба знаем, что это будет означать!

– Ослепление или смерть! – прошептал Пётр. – О Боже, Валериан, что же делать...

Он пытался мыслить ясно, но его мозг отказывался работать, его словно парализовало тревогой и страхом. Валериан же воскликнул:

– Пётр! Только брать власть! Твоего дядю спасёт только одно – если он станет императором. А это означает, что действовать нужно немедленно!

– Но что, что мы должны делать?! – сознание Петра понемногу прояснялось, однако противная слабость всё ещё не покидала его, и ужас дрожал глубоко в груди, словно заячий хвост.

– Немедленно отправляться в Сенат! Убеди сенаторов, что твой дядя – лучшая кандидатура на престол. Ты сам знаешь, что нужно говорить; ты же проходил курс риторики во время учёбы. Я тем временем направлюсь на Ипподром, где собирается толпа, и постараюсь склонить людей на сторону твоего дяди. Если мы получим поддержку Сената и народа, армия присоединится. Пошли!

Двое друзей торопливо зашагали на восток, к громадному комплексу зданий, включавшему Ипподром, императорский дворец и грандиозный храм Святой Софии[16]16
  Настоящий собор Св. Софии был освящён в 537 г., здесь имеется в виду восстановленная в 404 году церковь IV века. Именно в ней в 525 г. венчались Юстиниан и Феодора.


[Закрыть], а также здание Сената.

Узнав племянника комеса в лицо, привратники пропустили его в величественные двери Сената, украшенные искусной резьбой и слоновой костью. Внутри царила суматоха; встревоженные сенаторы в тогах сновали по коридорам, приглушённо переговариваясь друг с другом.

Не получивший никаких официальных распоряжений из дворца Мефодий, глава Сената, согбенный и почтенный старец, в нерешительности мялся перед трибуной. Равнодушным и спокойным выглядел только патриарх Епифаний, одетый в парадное облачение и спокойно сидевший за своей кафедрой.

– А, вот и ты, Савватий! – рявкнул Целер. Широкоплечий и лысый, одетый в кирасу из позолоченной бронзы, командир дворцовой стражи буквально излучал властность и уверенность в себе. – Лучше поздно, чем никогда, я так полагаю. Я собирался выдвинуть свою кандидатуру в качестве наиболее подходящей замены нашего почившего императора. Поскольку ты племянник генерала Родерика – который имеет некоторое влияние, не спорю, – твоя поддержка была бы мне очень полезна.

«События развиваются так быстро, что я больше не могу оказывать на них никакого влияния!» – подумал Пётр... и замер, поняв, что его первой реакцией стало огромное облегчение.

Целер собирался участвовать в борьбе за власть, Родерика здесь не было, некому было оспорить его слова – и, значит, результат был практически предрешён. Волнение по поводу возможного обращения к сенаторам бесследно испарилось. Мгновение спустя волна стыда окатила Петра с головы до ног. Даже если сейчас уже поздно что-либо предпринимать, было бы непростительной трусостью не возвысить свой голос за человека, которому Пётр был обязан всем. Уже дважды в жизни, в обстоятельствах, навеки отпечатавшихся в его памяти позорным клеймом, он позволил трусости в своей душе взять верх. Но только не сегодня!

– Мне очень жаль, господин! – услышал Пётр свой собственный голос. – Мне очень жаль, но я не могу поддержать вас. Люди провозгласили имя моего дяди. Я должен помочь ему. Разумеется, вы сами это понимаете и видите.

– Ничего такого я не вижу! – яростно фыркнул Целер. – Генерал Родерик – император? Сама идея нелепа, он не продержится и недели. Что касается тебя, Савватий, могу ли я напомнить, что как офицер дворцовой стражи, которой я командую, ты попросту обязан поддержать именно меня? Откажешься – последствия будут очень серьёзными для твоей карьеры!

С этими словами Целер повернулся и направился к Мефодию, с которым вскоре погрузился в негромкий и серьёзный разговор.

К тому времени как Валериан добрался до Ипподрома, там собрался, казалось, весь Константинополь. Толпа разделилась на два основных противоборствующих лагеря: одни, подстрекаемые Зелёными, провозглашали императором Целера, другие, при поддержке Синих, требовали избрания Родерика. Вооружённые до зубов экскубиторы и дворцовая стража патрулировали громадный Ипподром, являвшийся точной копией римского Большого цирка.

Заметив Валериана, Родерик – чьё лицо выражало некоторую загнанность – торопливо подошёл к нему. Он был всё ещё силён и энергичен, несмотря на то что ему уже исполнилось шестьдесят восемь.

– Слава богу, хоть одно дружеское лицо! – воскликнул генерал. – Мне понадобится помощь, если дела обернутся совсем плохо. Эти игрушечные солдатики из дворцовой стражи открыто встали на сторону Зелёных и закрывают глаза, если бьют Синих, вмешиваясь, лишь когда нет другого выхода. Да и от Синих мало толку: они лишь нагнетают обстановку, провозглашая меня императором. Они с ума посходили, вот что. Я последний человек в мире, который достоин облачиться в императорский пурпур, – я понятия не имею, что с ним делать!

– Но вы должны, господин! – умоляюще воскликнул Валериан, давно знавший и любивший генерала и даже некоторое время служивший под его началом, во время приграничных конфликтов Рима и Персии, касавшихся сфер влияния двух империй. – Если Целер победит – не говоря уж о Виталиане или Ипатии – вы будете обречены!

– Ты правда так думаешь? Но последнее, чего я хочу, – так это претендовать на престол. Никому из них нет нужды меня бояться.

– Я это знаю! Знают и наиболее информированные люди. – Валериан вынужден был почти кричать, чтобы заглушить гул толпы, вливавшейся внутрь Ипподрома. – Но мы же говорим о безжалостных и коварных людях. Если любой из них станет императором, его первой задачей станет ликвидация тех, кто представляет хоть малейшую угрозу его положению.

– Я тебя услышал! – в голосе Родерика прорезалось отчаяние. – Но я был бы безнадёжен в качестве императора. Дипломатия, администрирование, проблемы с законами, религиозные диспуты – это всё не для меня.

– У вас были бы советники. Ваш племянник Пётр мог бы править кораблём, пока вы изучаете снасти, – простите мне эти морские метафоры. Он прямо сейчас находится в здании Сената, защищая вашу кандидатуру. И в любом случае вы были бы лучшим императором, чем кто-то из них, стремящихся лишь к собственному обогащению и власти.

– Ладно, хорошо! – безропотно кивнул Родерик. – Давай сделаем это. Передай экскубиторам и их сторонникам, что я согласен.

Через несколько минут торжествующие экскубиторы, по обычаю, заимствованному римлянами у германцев, подняли своего командира над толпой на сомкнутых щитах. Это возымело немедленный эффект: крики в пользу Целера начали стихать, зато вопль «Родерик Август» превратился в оглушительное ритмичное скандирование. Экскубиторы в сопровождении торжествующей толпы направились к Сенату.

Ударив своим жезлом о мраморный пол, Мефодий призвал Сенат к порядку. Предчувствуя принятие важного решения, сенаторы притихли и заняли свои места.

– Учитывая, что это чрезвычайная сессия, – задребезжал голос Мефодия. – Патриарх и я согласились отказаться от привычных молитв и речей, чтобы перейти сразу же к решению важнейшего вопроса, собравшего нас всех в этот час здесь: выбор имени преемника приснопамятного императора Анастасия, который, к прискорбию нашему, покинул нас нынешней ночью. Я вызываю Целера, командира дворцовой стражи, чтобы он обратился к Сенату.

Целер взошёл на трибуну, вскинул голову и крепко обхватил трибуну с обеих сторон – этот жест словно говорил о том, что этот человек способен взять в свои могучие руки ответственность за всю Империю и ему можно доверить управление ею.

– Римляне! Сограждане! – звенящий голос Целера разнёсся под сводами Сената. – Как покорный слуга нашей славной республики, я счёл бы легкомыслием для себя стоять в стороне в этот критический и опасный момент и не предложить свою кандидатуру для избрания нового императора. Это означало бы оставить опустевший престол на волю тех людей, кто недостоин носить царский пурпур. Узурпатор, слабак и некомпетентный человек – любой из них способен разрушить наше процветание и подорвать нашу мощь, поколебать нашу способность сопротивляться врагам, которые угрожают нам со всех сторон и только и ждут малейшего проявления слабости со стороны Рима: булгары, славяне и лангобарды на севере и западе, персы на востоке и дикари Эфиопии и Нубии на юге[17]17
  Северный Судан.


[Закрыть].

Давайте же внимательно посмотрим на тех, кто может запятнать древнейшее и почётное звание «Аугустус Романорум». Первый из них, Виталиум, – властолюбивый мятежник, уже дважды пытавшийся свергнуть нашего любимого императора Анастасия, увы, ушедшего сегодня от нас. Не должны мы забывать и того, что Виталиум принадлежит к этой жестокой и лживой расе – германцам. Более пятисот лет Рим терпит от этих варваров лишь агрессию и ложь. Арминий, Аларих, Стилихон, Гаинас – все германцы, сражавшиеся за Рим, рано или поздно Рим предавали. Можем ли мы ждать чего-то иного от Виталиана?

Целер оглядел суровые лица сенаторов и усмехнулся.

– Я думаю, мы все знаем ответ на этот вопрос. Далее. Ипатий. Профессиональный солдат, который стал командующим Восточной армией лишь благодаря покровительству своего дяди, покойного императора. Его военные успехи вряд ли способны кого-то впечатлить – он был побеждён Виталианом, когда скрепя сердце решился всё же выступить против него. Итак, если вы хотите, чтобы на престоле сидел сломанный тростник, Ипатий – ваш император. И, наконец, Родерик. – Целер сделал паузу и покачал головой, словно бы в весёлом недоумении. – Человек-недоразумение, полуграмотный крестьянин, который не мог даже имя своё написать, когда впервые приехал в столицу. Как императору, этому дряхлому старику, которому ещё несколько лет назад пора было удалиться на покой, пришлось бы ежедневно иметь дело с министерствами и департаментами, хозяйственными ведомствами и службами дворца, чиновниками и прислугой, тайными службами, губернаторами диоцезов и провинций... даже перечислять всех долго, а ведь я назвал лишь немногое из обязанностей императора. Как можно ожидать от обезьяны, что она поймёт устройство клепсидры? Хотел бы я напомнить вам и то, что Родерик, как и Виталиан, – германец, гот, варвар. По-моему, я сказал достаточно.

Целер с улыбкой склонил голову, отвечая на довольно дружные аплодисменты, и вернулся на своё место на мраморной скамье.

Заняв его место на трибуне, Мефодий объявил:

– Если никто более не хочет высказаться, то я объявляю кандидатуру Целера в качестве выбора Сената, и её должны подтвердить солдаты и народ. Согласно...

Пётр, который, не будучи сенатором, вынужден был стоять в боковом проходе, поднял руку. Он сам не узнавал свой голос, откуда-то со стороны донеслись до него его собственные слова:

– Как племянник генерала Родерика, я прошу дать мне сказать от его имени.

Гул удивления, смешанного с раздражением, прокатился по залу. Мефодий сердито уставился на Петра и неодобрительно заметил:

– Посторонний не может говорить на этом собрании!

– Это смотря о чём! – вскочил и перебил его седовласый сенатор. – Если один из нас не имеет возможности присутствовать на заседании Сената, он может делегировать вместо себя того, кто будет говорить от его имени, таковы правила.

Громкий шёпот одобрения зашелестел над скамьями в ответ на эти слова.

– Что ж, молодой человек... – злобно буркнул Мефодий, поворачиваясь к Петру. – Значит, командир экскубиторов назначил тебя своим доверенным лицом?

– Не совсем, – Пётр даже слегка вспотел от смущения. – Но только потому, что у него не было никакой возможности связаться со мной. Как и всех нас, этот кризис застал его врасплох. Думаю, первостепенной задачей он счёл под держание порядка на Ипподроме, а не выступление в Сенате.

– Вполне возможно! – раздражённо огрызнулся Мефодий. – Но мы не можем допустить, чтобы правила каждый раз менялись с учётом новых обстоятельств. В выступлении вам отказано.

Давешний сенатор опять подал голос:

– Да бросьте вы! Вам не кажется, что это немного несправедливо? Генерал Родерик бескорыстно ставит общественное благо выше собственных интересов, хотя и пропускает при этом незапланированное, чрезвычайное заседание Сената. Неужели он будет наказан за это ради рабского соблюдения всех процедурных тонкостей?

По залу пронёсся одобрительный гул: «Верно!.. Пусть племянник скажет слово за дядю!.. Какая разница?..»

Мефодий вновь ударил жезлом об пол, призывая к тишине, и сердито обратился к Петру:

– Хорошо. Тебе слово, молодой человек.

Словно приговорённый к казни, как в тумане, Пётр поднялся на трибуну. Чувствуя себя неловко в своей дурацкой форме, он одновременно с трепетом понял, что в этом зале он самый молодой; он смотрел на сенаторов в их белых тогах, видел их мудрые лица, оценивающие, суровые взгляды... Внезапная волна паники захлестнула его; он почувствовал, как пересохло во рту и ладони стали мокрыми от пота. На мгновение в голове стало совсем пусто, и Пётр испугался, что не сможет произнести ни слова. Он заставил себя вспомнить все слова Целера – полные насмешки и презрения к его дяде, к человеку, которого он уважал и любил больше всех на свете, – и оцепенение спало, уступая место негодованию.

– То, что Целер рассказал вам о Виталиуме и Ипатии, вполне может быть правдой, – медленно начал Пётр, собираясь с мыслями. – Я не настолько хорошо информирован, чтобы судить об этих людях. Однако в своём стремлении бросить тень на имя моего дяди, генерала Родерика, Целер не только позорит честь своей службы, всегда стоявшей на стороне справедливости, но и клевещет на доброго и верного слугу Империи.

В душе Петра нарастал гнев по поводу несправедливого нападения Целера на Родерика. Однако навыки, полученные на занятиях по риторике, предупреждали: будь осторожнее! Гнев нужно использовать правильно, тогда он становится оружием, придавая речи убедительность; безудержный гнев может всё уничтожить, спутать мысли и обесценить аргументы.

– Перенеситесь памятью назад, в годы правления консула Павла[18]18
  496 г. н.э. — См. Примечания, Пролог.


[Закрыть], когда Восточная Римская Империя стояла, возможно, перед самой большой опасностью в своей истории, опасностью даже большей, чем нашествие Аттилы: попыткой завоевания персами Диоцезов «Восток» и «Египет» – половины всей территории Империи. Императорская армия завязла в Исаврии, и единственные, кто встал на пути громадной армии персов, были пограничники под командованием моего дяди.

Столкнувшись с подобной мощью, многие командиры – без всякого бесчестия для них – избрали бы тактическое отступление. Но только не Родерик. Зная, что поставлено на карту, он вышел против персов и – сочетая хладнокровие, мужество и талант полководца – нанёс им сокрушительное поражение.

Внезапно в голове Петра промелькнула мысль: что, если теперь, когда он реабилитировал своего дядю в глазах аудитории, попытаться нанести удар Целеру – такой, который действительно повредит его репутации?

Это означало бы принять на себя громадный риск, и Целер станет его врагом на всю жизнь – опасным, беспощадным и могущественным врагом. Пётр колебался, чувствуя, что стоит на берегу своего личного Рубикона...

Одной из сильных сторон имперской бюрократии всегда были её открытость и сравнительная доступность. Вооружённый соответствующим пропуском, Пётр не раз выполнял поручения своего дяди (когда он уже стал сенатором) и просматривал разные учётные записи и архивные документы. Год правления консула Павла был памятен не только победой Родерика над Тамшапуром и не только скудным урожаем, из-за которого даже в столице начались перебои с хлебом.

Примечателен этот год был и тем, что именно тогда в официальных документах начинает всё чаще появляться имя Целера – по самым разным ведомствам, особенно в департаментах финансов и резервов. За последующие годы продвижение Целера по карьерной лестнице было довольно устойчивым и необъяснимо стремительным: от простого клерка до секретаря комитета, затем до комеса-таможенника, а следом – до инспектора. Переход в другое дворцовое ведомство сопровождался столь же быстрым взлётом: от agens in rebus[19]19
  Имперские чиновники с широкими полномочиями во всех отраслях – от дипломатии до шпионажа.


[Закрыть] до главного распорядителя – наиболее могущественной должности в Империи, носитель которой подчинялся лично императору.

В ходе своих исследований Пётр не обращал особого внимания именно на Целера – тот был лишь одним из многих. Но многолетняя практика исследовательской работы с документами развила его память – и Пётр мог в любой момент вспомнить нужные разделы документов, которые он когда-либо изучал, а с ними – и имена. В предшествующий консульству Павла год имя Целера в документах не упоминалось вовсе; после – упоминалось постоянно. «Что-то там случилось, – лихорадочно размышлял Пётр. – Что-то произошло в тот год, изменившее судьбу Целера навсегда...»

Чтобы занять высокие посты, требовались деньги, протекция или талант. Семья Целера не была ни богатой, ни знатной, а сам Целер, будучи исполнительным и добросовестным, звёзд с неба не хватал. Разумеется, не обошлось без взятки – это было незаконно, но прибегали к этому способу все. Вслух об этом не говорилось, и формальная экспертиза утверждала, что все кандидаты на государственные должности обладают исключительными способностями...

Целер в тот год обзавёлся деньгами. Достаточно большими, чтобы купить себе пост в администрации.

Инстинкт, который часто подсказывал Петру, виновен или невиновен обвиняемый – каков бы ни был официальный вердикт, – сработал и на этот раз. Пётр знал, откуда Целер взял деньги. Он заработал их на спекуляциях зерном!

Пётр с лёгкостью представил себе эту сцену: молодой честолюбивый Целер (без гроша за душой, но зато с уймой знакомых и приятелей) заключает сделку с капитаном одной из александрийских барок – сделку, которая принесла прибыль им обоим. Партия «испорченного» зерна будет передана на один из государственных складов, и его начальник получит щедрое вознаграждение, а затем зерно будет продано голодающим людям по завышенной цене...

Все эти картины пронеслись в мозгу Петра за несколько секунд. Сердце колотилось в груди, губы пересохли.

– Досточтимые члены этого почтенного собрания! Мне осталось сказать только одно. Спросите сами себя: когда мой дядя рисковал своей жизнью, чтобы спасти Империю от персов, а бедняки Константинополя просили хлеба – чем таким занимался Целер, что совершенно неожиданно принесло ему богатство и власть?!

Туника его намокла от пота, ноги дрожали. Пётр медленно сошёл с трибуны и вернулся на своё место в проходе.

Звенящее молчание воцарилось в зале заседаний Сената. Пётр с тревогой ждал гневных опровержений Целера – если его обвинения были голословны...

Наконец тишину нарушил Целер, бросивший с нервным смешком:

– Если лучшее, что может сделать этот мальчишка, чтобы оправдать своего дядю, – это предъявить мне столь дикие обвинения... полагаю, мы просто проигнорируем его.

Ему не хватало сил нанести ответный удар, с облегчением понял Пётр, видя, что его авантюра удалась. Целер не смел ответить – потому что думал, будто у Петра есть доказательства столь сокрушительной информации. То, что этих доказательств не существовало, никакой роли не играло, Целер не мог рисковать. Его неспособность оспорить слова Петра ясно доказывала, что ему было что скрывать.

Атмосфера в зале неуловимо изменилась. Редкие хлопки, возгласы одобрения – всё это постепенно превратилось в овацию. Пётр понял, что выиграл этот поединок. Его речь была несовершенна, он даже ни разу не упомянул о том, что Родерик должен стать императором, да и на обвинение Целера в некомпетентности дяди он толком не ответил (задним числом он знал: на это можно было бы возразить, что он, Пётр, мог бы управлять администрацией, пока дядя знакомится с делами). Однако всё это сейчас казалось несущественным.

Когда аплодисменты постепенно стихли, стало слышно, как с улицы доносятся вопли толпы: «Родерик Август! Родерик Август!» Мефодий едва успел дать знак открыть двери – и торжествующие экскубиторы внесли в зал Сената на своих щитах генерала Родерика, которого дружно приветствовали все сенаторы.

Экскубиторы встали стеной вокруг своего командира, а когда разомкнули строй, стало видно, что он одет в пурпурную мантию, – зрелище было впечатляющим, учитывая рост Родерика, его широкие плечи и гриву седых волос. Вперёд величаво выступил патриарх. Он возложил на голову Родерика императорскую диадему и провозгласил:

– Вот новый Август, и имя ему – Юстин, что значит «наиболее подходящий». Это достойное имя для того, кто верой и правдой служил Империи.

Счастливый и немного растерянный, новоявленный император поднял руку, чтобы остановить аплодисменты, которыми сенаторы встретили слова патриарха. Хриплым от волнения голосом он провозгласил:

– Благородные сенаторы Нового Рима! Имя, данное мне при рождении, означает «хороший ответ». Я всегда старался жить так, чтобы не запятнать его, однако сейчас я с радостью меняю его на то, которое даровали мне вы, оказав великую честь – такую же, какую оказали мне солдаты и народ – назвав «наиболее подходящим» для того, чтобы носить императорский пурпур. Я клянусь, что буду делать всё от меня зависящее, чтобы оправдать ваше доверие, и способствовать процветанию Империи.

Позднее, уединившись в тихом уголке сада и пытаясь собраться с мыслями, Пётр подумал, что у каждого человека есть предел храбрости. Как деньги, положенные для безопасности в сундук ювелира, – ими можно пользоваться, лишь пока запас не иссякнет. Сколько же своей храбрости он истратил сегодня в зале Сената? И сколько ещё у него осталось? Достаточно ли, чтобы справиться с огромным грузом ответственности, ныне лёгшим ему на плечи? Только сейчас он начал понимать, насколько важные изменения произошли за последние несколько часов в его судьбе и судьбе его дяди. Внезапно и без всякого предупреждения Родерик (теперь надо было привыкать звать его «Юстином»), суровый, опытный солдат – но ребёнок в сфере высокой политики, – стал самым важным человеком в Империи. А поскольку Пётр всегда был его правой рукой, теперь он становился вторым человеком по значимости. Но готов ли он принять столь сложный и страшный вызов? Пётр вновь и вновь возвращался к событиям десятилетней давности, когда он только-только завершил обучение в университете...

В какой-то момент его карьера застопорилась. Блестящий молодой юрист, лелеявший планы реформирования всей римской правовой системы, каким-то образом превратился в дилетанта-учёного, позволившего личным интересам взять верх над высокими целями. Желание помочь дяде позволило ему, впрочем, удовлетворять свой научный интерес, без труда попасть в архивы[20]20
  Государственные архивы были размещены в специальных помещениях – под арками, поддерживающими стены Ипподрома! В Риме подобный же «Мир-под-Арками» был отведён для низших классов: артистов, торговцев, жонглёров, проституток, сутенёров и т.п.


[Закрыть] и узнать всю внутреннюю кухню римской администрации, при этом не работая в полной мере ни в одном из департаментов. К счастью, он был так поглощён этими исследованиями, что едва заметил, как со второго десятка перебрался на третий десяток, а затем впереди замаячил средний возраст, волей-неволей заставивший остановиться и подвести некоторые итоги...