Текст книги "Юстиниан"

Автор книги: Росс Лэйдлоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

ДВАДЦАТЬ ОДИН

Властвуй, о Царь! Это благоприятный момент —

Восток остался без защиты, ибо армии Юстиниана

с его прославленным полководцем во главе

находятся далеко на Западе...

Обращение послов Витигиса к шаху Хосро

В тронном зале Большого дворца в Дастагерде на Евфрате высокий красивый молодой человек пристально смотрел на бронзовый бюст императора Юстиниана, негромко бормоча себе под нос:

– Мы с тобой противники. Ты – и я, Хосро, великий шах Персии... Ты ещё об этом не знаешь. В вековечном споре Рима и Персии должен появиться победитель... Давай сравнивать наши силы и слабости, враг мой!

Молодой шах внимательно разглядывал черты бронзового изваяния, сходство с оригиналом было поразительным – скульптор пользовался монетами и медалями, отчеканенными в Константинополе в ознаменование побед Велизария.

– Я вижу доброту и сильную волю... вижу амбиции и желание править справедливо и хорошо... Но то, что ты считаешь благом для своего народа, сам народ благом не считает. Ты полон решимости восстановить Римскую Империю на Западе и распространить повсюду христианскую веру. Но в борьбе за эти цели ты сильно рискуешь. Во-первых, в борьбе за Запад ты сильно ослабил Восток. Во-вторых, разделил подданных на два враждующих лагеря – монофизитов и православных. Персия же не имеет таких проблем – у нас нет утраченных земель, нам не нужно тратить силы и средства, чтобы вернуть что-то утраченное, и мы не страдаем от разнообразия религий. Зороастрийцы, иудеи и христиане свободны в своей вере – и все в равной степени приносят нашей державе пользу, служа ей своими талантами.

Хосро усмехнулся, невольно представив, как он выглядит со стороны: правитель, беседующий с куском бронзы... Затем он продолжил всматриваться в бронзовое лицо своего противника.

– Я вижу, что ты не всегда уверен в себе... Это означает, что достигать своих целей тебе вечно мешают сомнения. В грядущей схватке, Юстиниан, именно я, Хосро, окажусь победителем. Ты слишком слаб духом, тебя раздирают противоречия. Старость уже ждёт своего часа, и вскоре твои силы и решимость начнут слабеть. Это будет битва между старым быком и молодым львом.

Улыбаясь, Хосро погладил украшенную драгоценными камнями рукоять меча. Затем вынул его из ножен, уселся на трон и поставил клинок между коленями – это был знак его генералам, которые вскоре должны были прибыть на совет, что следует готовиться к войне.

Войдя в зал, военачальники упали на колени перед тремя символическими тронами, стоявшими перед тем, главным, на котором сидел сейчас Хосро. Один из трёх тронов символизировал римский престол, другой – престол центральноазиатского ханаата, третий – престол императора Китая. Три трона стояли здесь на случай, если три этих властителя придут на поклон к Царю Царей.

– Поднимитесь! – скомандовал Хосро. – Как вы видите, меч покинул ножны. Мы снова начинаем войну против нашего старинного врага.

– Мудро ли это будет, великий шах? – спросил более пожилой сурена[100]100
  Звание главного министра двора шахиншаха, а также его полномочного посла.


[Закрыть], Исадх-Гушнасп, единственный гражданский человек в группе сановников, чьи мудрость и опыт позволяли ему смело выражать свои взгляды, без оглядки на любое чужое мнение. – Договор о вечном мире сохраняется, его нельзя просто так нарушить.

– Слово персидского благороднорожденного незыблемо! – отвечал Хосро, цитируя любимую максиму персидской элиты, чьими основными принципами были честь, правдивость и почтительность. – И это правда – если говорить о личном. Однако время от времени отношения между государствами требуют более, так скажем, «гибкого подхода». И никакой мир не может быть вечным. Лишь достаточно долгим, чтобы решить насущные проблемы.

– Эти проблемы – спорные территории Лации, Армении, Месопотамии и Сирии?[101]101
  Как странно вращается колесо истории. Все эти территории (от Лацики/Грузии до Месопотамии/Ирака) в течение нескольких столетий были лишь пешками в Большой игре, которую вели по очереди Рим, Персия, Россия, Британия, Оттоманская Империя, в наше время – Америка... Но все они сейчас являются независимыми государствами (или, как в случае Ирака, «полунезависимыми»),


[Закрыть]

– Точно так, мой сурена. Как мне кажется, при всех моих предшественниках баланс сил в этих областях всегда склонялся в пользу Рима. Теперь баланс уравновешен – и настало время пересмотреть договор.

– Одно твоё слово, великий шах! – воскликнул один из военачальников, седовласый и суровый. – Одно слово – и мы разрушим Константинополь и принесём тебе голову Юстиниана, как однажды уже сделали с Валерианом[102]102
  См. Примечания.


[Закрыть].

– Мы не стремимся к завоеванию Константинополя, Шаген, мой старый добрый пожиратель огня! – улыбнулся Хосро. – Мы просто напомним Риму, что с нашей Империей шутить нельзя. Рим нужен Персии – как тренировочная площадка, где наши юноши могут постигать искусство войны... и как источник доходов в мирное время. – Хосро обращался теперь ко всем собравшимся. – Пусть Равенна пала перед римлянами, но ситуация в Италии всё ещё нестабильна. Прежде чем они смогут вернуть свои армии с Запада, давайте – как и предложили нам посланники Витигиса – застигнем их врасплох, пока мирный договор в силе, и нанесём удар по их восточной границе. У меня есть законное право на трон Юстиниана[103]103
  См. Примечания.


[Закрыть]. Впрочем, даже несмотря на это, завоевание, как я уже говорил, не является нашей целью. Зачем Персии нужны новые территории, когда наша земля простирается от Евфрата до Гималаев?

Напротив, мы сохраним их богатые города и обложим их данью, которая напитает нашу казну.

Повернувшись к сурене, Хосро продолжал с ироничной усмешкой:

– Надеюсь, это не вызовет твоих возражений, Исадх-Гушнасп?

Советник склонил седую голову в знак согласия.

– Я хотел бы лишь напомнить, великий шах, что теперь, когда Италия вновь стала римской, Велизарий может повести свою армию на Восток.

– Значит, нам не следует терять времени. Подготовьте армию. Я сам поведу её. Через три дня мы выступаем в Сирию.

– Я передаю вам приказ императора: разорвать любые соглашения и прекратить переговоры с Хосро, после чего немедленно готовиться к осаде.

Говоривший – знатный сановник Пруденций, только что прибывший в Антиохию из Константинополя, – обращался к Германусу, двоюродному брату Юстиниана, которого император назначил своим представителем в Антиохии после начала вторжения Хосро в Сирию. Двое мужчин разговаривали в главном зале Антиохийского дворца. Пруденций – цветущий, тучный, отчаянно потеющий в официальном облачении, которое он счёл необходимым надеть, несмотря на июньскую жару. Германус – худощавый мужчина с умным и нервным лицом – был одет в лёгкую тунику.

– Это безумие! – воскликнул он, в замешательстве выслушав Пруденция. – Мегас, архиепископ Бергеи[104]104
  Алеппо.


[Закрыть], только что вернулся после переговоров с Хосро. Он говорит, что шах согласен отступить от Антиохии взамен на тысячу фунтов золота. Мне кажется, это небольшая цена, чтобы сохранить «Корону Востока».

– Это просто шантаж! – усмехнулся Пруденций, вытирая лицо шёлковым платком. – С каких это пор Рим склоняется перед Персией? Как тебе не стыдно, Германус? Прежде чем стать императором, Юстин командовал армией, которая прогнала персов, вторгшихся на Восток. Его племянник готов сделать не меньше.

– Но это же несопоставимо! – возразил Германус, с некоторым отчаянием глядя на невозмутимое лицо своего собеседника. – Юстин был вождём, лидером, ему противостояла всего лишь дикая толпа. Сейчас в Антиохии просто нет никого, кто мог бы сравниться с ним. В город может войти совершенно новая армия – это солдаты, закалённые в боях против степных кочевников – турок и эфталитов[105]105
  Или Белые гунны (Гиббон называет их «нефталиты»).


[Закрыть], —да ещё и под командованием самого Хосро, а он настоящий лидер, заслуживший истовую преданность своих людей!

Пруденций презрительно надул щёки.

– Это всё отговорки. Антиохия защищена массивными стенами, здесь много колодцев, зернохранилища заполнены – да она может месяцами держать осаду! Велизарий скоро придёт на помощь во главе громадной армии. Пока же у тебя есть 6 тысяч римских солдат из её головного отряда.

– Но Велизарий придёт слишком поздно! – в отчаянии вскричал Германус. – Неужели ты не понимаешь, что произойдёт? Шесть тысяч солдат – этого мало, чудовищно мало, они даже не смогут выстроиться вдоль всех стен. Персы ворвутся в город и отомстят за неповиновение – они вырежут мирное население! Так всегда бывает... Ты либо слеп, либо глуп, если не понимаешь этого.

– Да как ты смеешь! – Пруденций побагровел от гнева. – Не думай, что я промолчу и не сообщу об этом императору!

– Думаешь, мне есть до этого дело? – устало и презрительно бросил Германус в ответ. Пытаясь в последний раз достучаться до разума посла, он продолжал в примирительном тоне: – Хорошо, я не должен был так говорить, я погорячился. Но я бы плохо исполнил свой долг, если бы закрывал глаза на реальное положение дел. Хосро безжалостен, но он всего лишь человек, и с ним можно договориться. В Сирии он говорил: «Заплатите – и живите спокойно». Гиераполис уплатил две тысячи серебром – и был спасён. Бергея отказала – и её сожгли. Не думаю, что с Антиохией будет как-то иначе. По всей видимости, Юстиниан просто не понимает всей серьёзности положения. Победы Италии и вера в то, что Велизарий спасёт Восток, сделали его самоуверенным. Возвращайся к нему и расскажи, что с Хосро нельзя играть в подобные игры. Я уверен, у тебя достаточно влияния, чтобы император прислушался к тебе. Если мы заплатим персам, катастрофы можно будет избежать!

По высокомерному и презрительному виду Пруденция Германус видел, что слова его пропали даром. Посол насмешливо бросил:

– Ты так наивен, что думаешь, будто я пойду против приказов нашего императора?

Германус почувствовал отвращение к происходящему и страшную усталость. Пруденций действовал лишь в своих интересах, политика его не интересовала.

– Поступай, как знаешь. Что до меня, то я уйду в Киликию. Не окажу Хосро такой услуги, как захват в плен родственника императора.

Перед самым отъездом Германуса на север Пруденций сообщил гарнизону и населению города волю императора. Шеститысячный гарнизон встретил его слова с тревогой, а народ, в невежестве своём, торжествовал. Самоуверенность горожане унаследовали от своих предков – Селевкидов.

Пока горожане готовились защищать город, Пруденций, уверенный, что статус посла защитит его от персов – дипломатический этикет свято соблюдали и Рим, и Персия, – обосновался в тихом предместье Дафна в ожидании прихода Хосро.

Македонию разбудил громкий и требовательный стук в ворота её виллы, выходившие на тенистую улицу Дафны. Через мгновение в покои госпожи вбежал бледный управляющий, сжимая в трясущихся руках светильник.

– Госпожа... здесь персы! Думаю, это только разведчики, основные силы подойдут завтра.

– Впусти их! – Македония старалась, чтобы голос её звучал спокойно, хотя сердце женщины сильно билось от страха. – Скажи людям, чтобы не оказывали сопротивления и во всём угождали. Если надо, предложи им освежиться и отдохнуть с дороги.

Торопливо одевшись, Македония вышла в атриум, который, как она могла видеть в утреннем полумраке, был уже заполнен десятками всадников довольно дикого вида: на плечах воинов были плащи из грязной овчины. Перепуганная челядь жалась вдоль стен.

Злобно ухмыльнувшись, один из солдат схватил Македонию за руку и бесцеремонно поволок её в дом. Управляющий кинулся на помощь госпоже – но был сбит с ног ударом деревянного щита. Македония торопливо крикнула:

– Не надо сопротивления! Не пытайся мне помочь! Всё, что они могут со мной сделать, не стоит жизни никого из вас.

Втолкнув Македонию в её же покои, солдат грубо швырнул её на ложе. Легко прижав женщину одной рукой, он одним махом разорвал на ней платье. Вонь немытого тела и прокисшей овчины вызывала тошноту. Македония понимала, что беспомощна, и знала, что должно произойти, ещё до того, как перс грубо раздвинул ей ноги. То, что ей предстояло терпеть насилие от мужчины, было совсем невыносимо и вдвойне отвратительно...

Внезапно перс замер, судорожно всхлипнул – и изо рта его хлынула кровь, заливая оцепеневшую от ужаса и отвращения Македонию. Отяжелевшее тело рухнуло рядом с ней...

Когда она пришла в себя, то увидела первым делом труп несостоявшегося насильника залитый кровью из раны в спине. Возле ложа стоял другой перс – судя по одежде и вооружению, рангом гораздо выше убитого. В руках у него был окровавленный меч.

– Тысяча извинений, госпожа! – незнакомец говорил на хорошем греческом. – Мой солдат не должен был себя вести, словно животное, он запятнал этим и мою честь. Прости... он успел?..

– О, нет! – Македония дрожащей рукой потянула на себя окровавленные обрывки платья, пытаясь прикрыть наготу. – Ты вмешался вовремя!

– Бактрийская сволочь! – в голосе её спасителя зазвенел гнев. – Мы наняли их, потому что они прирождённые наездники и хорошие разведчики, но иногда я думаю, что от них больше проблем, чем пользы. Я здесь, чтобы решить вопрос с расквартированием армии великого шаха, и имел неосторожность оставить этих дикарей без присмотра, пока подыскивал конюшни и фураж для лошадей. Госпожа, надеюсь, ты простишь меня, ибо сам я себе прощения не нахожу!

Пообещав выставить возле дома вооружённую охрану, офицер удалился и увёл с собой присмиревших бактрийцев.

Первым признаком приближения персидской армии стала стена пыли, заклубившейся на горизонте с северо-востока. Затем стали видны сияющие на солнце катафракты, а потом показался отряд всадников в ослепительно-белых одеждах, и над головами их взметнулось знамя Драфш-и-Кавиан – священное знамя сасанидов, расшитое золотом, серебром и драгоценными камнями.

Через несколько часов на равнине перед городом выросли бесчисленные походные шатры персов, и к полудню берега Оронта почти скрылись из вида. Сам Хосро, в тяжёлом, сверкающем на солнце вооружении катафракта, по обычаю персидских военачальников, въехал в Дафну в сопровождении своих сатрапов, полководцев и советников. Для шаха и его приближённых были уже готовы лучшие виллы, а Пруденций и его люди приглашены на аудиенцию.

Македония, чей дом находился под охраной, как и обещал персидский офицер, вместе с остальными горожанами вышла встречать шахиншаха. Страх боролся с любопытством, и антиохийцы во все глаза разглядывали трон, установленный прямо под стенами Антиохии, на котором сидел Хосро. С одной стороны от трона стоял странный железный треножник, с другой – виселица.

Обменявшись формальными, хотя и весьма цветистыми, в восточном стиле, приветствиями, Хосро и Пруденций приступили к переговорам. Римлянин сообщил, что Антиохия, повинуясь приказу Юстиниана, полна решимости противостоять любым попыткам захвата города. На это Хосро заметил, что Антиохии лучше изменить своё решение и заплатить тысячу фунтов золота за своё спасение. Времени на раздумье он дал до утра, а жителям Дафны дал обещание, что осада их не коснётся, если они не вздумают присоединиться к антиохийцам.

Люди шаха расспрашивали жителей Дафны – по-гречески и с безупречной вежливостью, – не чинилось ли им каких-то обид. Македонию переполняла благодарность к благородному персидскому офицеру, и она пылко выразила её в самых изысканных выражениях – а потому через некоторое время была приглашена на аудиенцию к шахиншаху. Оробевшая и напуганная, Македония оказалась лицом к лицу с поразительно красивым молодым человеком, чьё лицо освещала приветливая улыбка.

– Так что это был за офицер, каллигения?[106]106
  Прекраснорожденная (греч.) – комплимент и обращение к женщине. Первоначально в Греции так называли жриц, участвовавших в древних обрядах.


[Закрыть] – спросил Хосро на чистейшем греческом языке.

– Мне кажется, он говорил, что командует бактрийскими разведчиками, великий шах.

Шах повернулся к одному из своих сановников и что-то отрывисто произнёс, а затем вновь обратился к Македонии:

– Могу лишь принести свои извинения за неумение одного из моих офицеров поддерживать дисциплину в своём подразделении. Его слово ничего не значит, и будь уверена – его накажут должным образом.

Он кивнул, давая понять, что аудиенция окончена. Македония, ожидавшая, что её спасителя наградят или повысят в звании, была в настоящем шоке. Она уже хотела возразить, но один из сановников приложил палец к губам и покачал головой.

Македонию оттеснили назад, а через некоторое время конвой привёл несчастного персидского офицера к той странной железной треноге, которая стояла рядом с троном. Два здоровяка зловещего вида заломили бедняге руки – и на глазах охваченных ужасом римлян молодой человек был повешен.

На следующий день, провожаемые презрительными криками антиохийцев и насмешками персов, шесть тысяч римских солдат без оружия и доспехов вышли через открытые Северные ворота. Подкрепление, присланное Юстинианом, позорно бежало в Киликию, на север. Затем персидские глашатаи вновь подъехали к стенам и ещё раз повторили условия, которые Хосро поставил Пруденцию. Горожане встретили их слова возмущённым ропотом, и тогда персы двинулись в атаку.

Первыми под грохот барабанов шло подразделение «тех, кто жертвует собой» – штурмовой отряд, несущий с собой длинные и прочные лестницы. Снова и снова падали лестницы на землю, защитники города безжалостно сбрасывали со стен персов... Но длина стены была слишком велика, людей для её защиты просто не хватало, и постепенно передовые отряды персов просачивались в город, хотя горожане и оказывали им отчаянное сопротивление.

Между тем другое подразделение делало подкопы и туннели под стенами, закладывая туда пороховые снаряды и мины. Жители Антиохии, слыша глухой рокот у себя под ногами, бросались в атаку, чтобы остановить персов, – и гибли в тёмных переходах и пещерах под землёй. Они не могли обнаружить всех подкопов, и вскоре персам удалось поджечь и подорвать прочные деревянные балки, поддерживавшие стену. Раздался ужасающий грохот, воздух потемнел от дыма и пыли – и часть крепостной стены осела вниз.

В зияющую брешь ринулись катафракты, безжалостно топча почти безоружных людей. За катафрактами шла тяжёлая кавалерия – согдианцы. Эти гиганты, пришедшие с отрогов Гиндукуша, были вооружены тяжёлыми топорами. Каждый удар сносил голову, с лёгкостью отрубал руку или ногу...

Затем в пролом хлынула пехота – и началось массовое избиение жителей несчастной Антиохии. Защитники города разом превратились в обезумевшую от ужаса и отчаяния толпу людей, всеми владела лишь одна мысль: бежать! Однако женщинам и детям, зажатым этой толпой, спасения было ждать неоткуда. До конца дня и всю ночь продолжалось это кровавое пиршество захватчиков, персы преследовали и убивали всех – мужчин, женщин, детей и стариков, всех, кого могли найти...

Несколько дней спустя Хосро невозмутимо осматривал со склона горы Касиус то, что осталось от Антиохии. Рядом с ним поник раздавленный ужасом Пруденций – шах милостиво «пригласил» его на эту страшную прогулку.

С моря дул сильный ветер, и пожары бушевали по всему городу. Далёкий треск огня и грохот лопающейся от жара каменной кладки смешивались со слабеющими воплями отчаяния – бойня всё продолжалась.

– Останови их, великий шах! – в отчаянии простонал Пруденций.

Всё его спокойствие и вальяжность как ветром сдуло. Теперь им владел лишь ужас.

– Во имя милосердия... умоляю тебя – положи этому конец!

Хосро равнодушно пожал плечами.

– Даже я, великий шахиншах Ирана, не всемогущ. Кровь кипит в жилах моих солдат, и ярости их нужен выход. Если я прикажу им остановиться – разве они подчинятся мне? Как можно приказать тигру не терзать свою добычу? – Хосро покачал головой и с лёгкой иронией взглянул на Пруденция. – Видишь ли, друг мой, в отличие от Юстиниана, на стороне которого бог, я всего лишь человек, который действует в пределах своих человеческих возможностей. Видишь этот пожар? Ты, вероятно, думаешь, что это я виновен в нём? Зря. Задумайся – ведь этого пожара легко было избежать, если бы... ну, я уверен, что повторять это нет нужды.

– Видеть Антиохию уничтоженной... невыносимо! – прошептал Пруденций, задыхаясь от рыданий. Хосро похлопал его по плечу.

– Мужайся, друг мой! Антиохия возродится. Для тех, кто пережил это несчастье, я буду строить новый город на берегу Тигра, где все они смогут жить в мире и покое... в качестве почётных гостей Персии. Греки уже давно оценили гостеприимство моего царства и стали истинным украшением нашего общества... как и те профессора, которых Юстиниан изгнал, закрыв Афинскую академию.

Когда ярость и жажда крови солдат были утолены, Хосро повёл свою армию через Северную Сирию, требуя дань с каждого города, – и теперь все они платили, помня о судьбе Антиохии. В Персию он вернулся лишь к осени[107]107
  540 год.


[Закрыть], принеся с собой богатые трофеи – плоды кампании против Юстиниана. К числу его побед можно было отнести и согласие Юстиниана ежегодно выплачивать Персии дань золотом – якобы для «защиты» и персов, и римлян от степных кочевников[108]108
  Как и Либерии, который почти за 60 лет до этого тайно способствовал разделению Италии между римлянами и остготами Теодориха. Крайне сложная и деликатная задача.


[Закрыть].

Хосро возвращался во главе своего могучего войска, а за ними тянулся нескончаемый караван пленников, среди которых была и Македония, – всех тех, кто выжил в каменном мешке растерзанной Антиохии...