Текст книги "Особенная дружба "

Автор книги: Roger Peyrefitte

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Хористы подхватили песнь, а затем, более или менее вовремя, к пению присоединились остальные; хормейстер добросовестно отбивал такт сначала нефу, а затем и трансепту.

Было большое количество причащающихся. Жорж остался сидеть на своей скамейке почти в одиночестве. Он демонстративно выставил на обозрение свои прекрасные чётки из голубых камней, желая показать, что он, по крайней мере, молится, даже если и не причащается. Ровьер и Блажан вдвоём спустились к престолу. Несомненно, они, как и многие другие, были на исповеди перед началом семестра, для того, чтобы иметь возможность причаститься этим утром. Но если Блажан следовал службе со всей тщательностью, то Ровьер уделял ей очень мало внимания, и вроде бы даже подпевал, вместо того, чтобы давать ответ. Его набожность была веселой. Жорж решил написать родным, чтобы они выслали ему маленький коврик, как у Люсьена, для того, чтобы на стоять на коленях было менее неудобно.

В этот день занятия, начинающиеся непосредственно после мессы, были сокращены. Они пошли сразу в трапезную на завтрак. Их уже ждали кофе и молоко, налитые в алюминиевые кружки. Жорж печально подумал о завтраке у себя дома, с шоколадом – маслянистом, пенистом, с ароматом ванили, в тяжеловесной чашке китайского фарфора. Мягкий хлеб показался ему тоже очень невкусным, в то время как он думал о горячих, с маслом, гренках. Тем не менее, подобное сожаление продержалось не дольше, чем в предыдущий вечер.

Во время следующего перерыва тем утром было дозволено нарушить правило, требовавшее от мальчиков играть в игры. Марк отвёл Жоржа в сторону и в качестве хозяина стал знакомить с колледжем:

Вон та часть парка предназначена для старших мальчиков. Вот там находится ферма, принадлежавшая колледжу, неподалеку от водопада, слышимого с того места, где они стояли. На росших тут тутовых деревьях по весне разводили шелкопрядов, питавшихся их листвой – ухаживал за ними старый учитель истории, который был также известен своей любимицей – белой мышью. Затем, в той стороне был кран с питьевой водой, стена для Баскской пелоты, [национальная баскская спортивная игра с мячом, прообраз современного сквоша] и футбольное поле. Вот за этим окном находится комната отца Лозона – он был главой Конгрегации, а ещё преподавателем математики. Остальные окна были окнами общежития. Ежели спуститься в ту узкую аллею, то можно попасть на террасу с оранжереей, ниже которой находится грот со статуей Сент—Клода [Святой Клавдий или Клод (ум. в 699) – епископ Безансонский].

Люсьен Ровьер и высокий мальчик, игравший с ним вчера, гуляли вместе. Вот, наконец, и класс. Жорж оказался в своей стихии. Преподаватель французского, латыни и греческого был тощ, лыс, и носил прозвище Броненосец. Он адресовал несколько любезных замечаний к своим ученикам, не без тени иронии, направленной на два или три печально известных в прошлом сложных прецедента. После чего, завидев новые лица, сделал перекличку; присутствовало двадцать мальчиков. В адрес Жоржа он выдал очень лестную похвалу; и поздравил его с поступлением в заведение христианского образования.

Под конец он зачитал список классических книг, которые они должны будут получить у казначея, и задал им страницу и номер латинского текста в качестве задания на вечер. После чего объявил тему сочинения на французском:

– «Турнир эпохи Франциска I». Ничего не может быть лучше: это заставит схлестнуть копья Жоржа де Сарра и Марка де Блажана.

– Мне безразличен Франциск Первый, – заявил Марк, – мне нравится только Луи Четырнадцатый.

У Жоржа появилась мысль, что он выйдет из этого поединка победителем.

Во время занятий, которые последовали после короткого перерыва в десять часов, они заполнили заявки–записки насчёт дополнительных условий и исповеди. Исповедальная заявка? Они по–прежнему находились в эпохе Людовика XV [король Франции, 1754–1793], во времена Буллы Unigenitus [Единородный Сын, лат.] и

«… Возлюбленный король, родившийся в Версале,

Как слышно, упразднил те справки, что любой

Заботливый мертвец в могилу брал с собой».

[«Отец Никодим и Жанно», Вольтер, диалог в стихах]

Жорж первым закончил дополнительные требования. Он написал: «Мясо на ужин. Уроки фортепиано». Ровьер попросил того же. Блажан, как уже понял Жорж, не заказывал ничего лишнего, либо из принципа, либо, следуя экономии, и издевался над теми изнеженными существами, нуждавшимися в особенных блюдах и музыке. Из дополнительного у него были только лекарства.

Жорж подсмотрел, что за имя было написано Марком на его другой записке–заявке, и увидел, что это был Отец Лозон. Он вспомнил, как Марк говорил, что Отец Лозон был, как и он сам, из города С. Если бы он был на месте Марка, то не счел бы подобное хорошей причиной для выбора себе духовника: глава Конгрегации и вдобавок к тому преподаватель математики – такое сочетание его не прельщало. Точные науки были не самым большим его коньком; кроме того, ему казалось неудобным, чтобы один из его учителей оказался его же исповедником. Так как никакого другого имени ему в голову не пришло, и он уже собирался вручить себя в руки Отца–казначея, когда бросил случайный взгляд на записку Ровьера. И что же там, спрашивается?! Ровьер написал то же самое имя, что и Блажан. Жорж тут же написал привычной формулой: «Ж. де Сарр хочет в исповедники отца Лозона». Блажан, кому он показал свою записку, без сомнения вообразил, что вдохновителем выбора был он.

В четыре ученики всех форм [классов] нанесли визит к казначею. Когда же они вернулись, то некоторые из них с испугом уставились на книги, сваленные перед ними на их столах. Другие же переворачивали страницы уважительно, соблюдая осторожность, чтобы не повредить корешок книги, после чего тщательно выписывали свои имена по верху чистой страницы перед титульным листом.

Так как в этот день не было никаких заданий для занятий, надзирающий за ними Отец разрешил мальчикам написать письма своим родным: это было исключение, а правило состояло в том, что письма должны были писаться по воскресеньям. Люсьен, закончив своё письмо, принялся что–то записывать в свой блокнот. Хорошо укрытый за кучей словарей и учебников, ибо обладал большим опытом избегать внимания воспитателей, он улыбался над своими записями.

В этот день Жорж получил представление об обычаях, с которых начинался приём пищи в колледже. После молитвы настоятель произнес: «Deo gratias» [Благодарение Господу, лат.]. Это был сигнал для начала разговоров, словно явление дара речи оказывало благодарение Богу. Ученик, стоявший в трапезной у пюпитра, после этого оставил свой пост, так как читать больше не требовалось. Сидевший рядом с настоятелем проповедник был уже представлен им; его белая ряса и бритая голова привлекали к себе множество глаз; но звон колокола положил конец подобному любопытству.

Жорж не знал, что Блажан был старостой стола; вчера вечером об этом не объявлялось. Теперь, однако, все стало явным, и Блажан с гордостью разделывался с омлетом.

Ровьер рассказывал о своих каникулах: он был в походе в горах, купался в озере, и значительно улучшил свой теннис.

На десерт были поданы яблоки и миндаль. Это, как и последовавшая затем прогулка, были удовольствиями первого дня семестра. Затем, мальчик, чья очередь была читать вслух, подошёл к пюпитру в трапезной и, в соответствии с полуденным ритуалом, зачитал из Мартиролога [календарный список признанных мучеников]:

– Четвертый день октября: в Ассизи, что в Умбрии, день возрождения на Небесах Святого Франциска, проповедника, основателя ордена францисканцев–миноритов, чья жизнь, полная святости и чудес, была описана Святым Бонавентурой…

– И египетских Святых мучеников Маркуса и Маркиана, братьев; и почти бесчисленного множества других мучеников обоих полов и всех возрастов, из коих одни были сожжены, пережив плети и другие ужасные пытки, другие сброшены в море, некоторые обезглавлены, некоторые замучены голодом, некоторые повешены на виселицах, а другие подвешены вниз головой…

– И тех Александрийских праведных священников и диаконов Гая, Фауста, Евсевия, Херимона, Люциуса и их спутников…

И Святого Петрония из Болоньи, епископа и исповедника…

Ужасающие подробности и экзотические имена заставляли читающего запинаться, что провоцировало плохо скрываемые улыбки на многих лицах. Жорж, однако, был рад столкнуться во всем этом великолепии с двумя своими соседями: Маркусом и Люциусом. Он представил Люсьена как Люциуса. Ровьер! Луций Вер! Император [Луций Цейоний Коммод Вер, более известный как Луций Вер, римский император с 161 по 169 из династии Антонинов]. Можно, конечно, предоставить ему возможность немного поправить империей, чтобы он не потерял лица. А Маркус, безусловно, разве не напоминает одного из героев «Quo Vadis» [«Камо грядеши», роман Генрика Сенкевича, 1895 г.]? Календарь включал в себя и Святого Петрония. Однако, это был не тот Петроний из романа [один из главных героев романа «Камо грядеши»], который, увенчанный розами, вскрыл себе вены. Святой Петроний, без сомнения, умер совсем по–другому.

Они отправились на прогулку. Пройдя через небольшую деревушку рядом с колледжем, они повернули в сторону гор. Миновав лес сладких каштанов, мальчики, склонившись, начали подбирать их плоды, лежащие повсюду в изобилии в своей полу–раскрывшейся скорлупе. Но им следовало быть ловкими, чтобы не уколоть свои пальцы, и быстрыми, чтобы не привлекать к себе внимание надзирающего воспитателя, который мог настаивать на уважении чужого имущества.

Они вышли к открытому полю и там провели несколько футбольных матчей. Жорж и Марк, недолюбливающие игры, удовлетворились их лицезрением. Ведь даже здесь правила соблюдались совсем не строго.

Люсьен, в команде, состоящей из его класса, играл отважно. Высокий мальчик, который, казалось, тоже оказывал знаки внимания Люсьену, забил гол за другую команду; Жорж развернул Блажана в его сторону. «Сколько же ему лет?» – задался вопросом Жорж. Около шестнадцати, наверно. Он был хорошо сложен, смел, с открытым, улыбающимся лицом и горящими глазами. Более того, он был хорош в игре: ему только что удалось остановить удар по воротам, бросившись на мяч, после чего раздались крики:

– Ох, отлично сыграно, Феррон! Бей, Андре.

Он содрал кожу с локтя.

– А я оставил свой носовой платок в куртке, – сказал он.

Жорж достал свой ​​носовой платок из кармана и подошел предложить его.

– Спасибо, – произнёс Андре. – Ты не мог бы перевязать им меня?

И добавил:

– Ты же из третьей формы, да? Откуда и Ровьер.

Остальные игроки собрались вокруг. Жорж вернулся к Блажану.

– Хороший парень этот Феррон, – сказал он.

– О, они все такие, – ответил Марк, со своеобразной интонацией и выражением на лице.

Жорж спросил его, на что тот намекает.

– Знаешь, – сказал Марк после недолгого раздумья, – здесь есть два вида парней – как и везде. Но нет никаких сомнений, что плохих – большинство. Тебе придётся выбирать между ними, и ты поймёшь.

– Что значит плохие?

– Ну, я, конечно, не имел в виду тех, кто обманывает при игре прятки! Считай тех, кто непорочен, хорошими, и тех, кто с пороком – плохими.

– Если я правильно тебя понял, Феррон принадлежит ко вторым?

– Точно. Я знаю почтеннейшего Феррона в течение довольно долгого времени. Я наблюдал за его действиями, когда он бывал в младшей школе и там занимался кое–чем с новичками. Мне следует добавить, что он, кажется, немного успокоился в прошлом году, поскольку, как я знаю, у него давно нет законного фаворита. Однако, возможно, что он просто стал более осторожным.

Эти откровения, сопровождаемые хихиканьем, с горечью заполняли Жоржа. Люсьен больше не мог быть другом, как он надеялся. Место, которого он домогался, уже было занято; и теперь Жорж знал, другом какого рода.

– Я часто задавался вопросом, – продолжал Марк, – Как мальчикам подобного типа хватает здоровья, необходимого для их делишек. Но рано или поздно они обязаны попасться.

На обратном пути в колледж Жорж коснулся в кармане смятого платка, который вернул ему Феррон. Кончик пальца вступил в контакт со сгустком запекшейся крови из пореза. Он возненавидел эту кровь. Он должен был достать себе чистый носовой платок.

Люсьен шёл в двух рядах впереди его. Как легко и просто он вел себя! Почти так, как будто он просто прогуливался на цыпочках. Он, конечно же, не походил на человека, который собирался попадаться. В то время как Марк, бедняга, уже жаловался на усталость и запыхался! Были ли его замечания по поводу Андре действительно обоснованными? Возможно, это была ревность, заставлявшая его говорить такое о мальчиках, чье здоровье было крепким. Он видел грязь там, где было здоровье. И, возможно, у собственных подозрений Жоржа были не лучшие основания? Вероятно, Люсьен совсем не находился под властью Андре. Поэтому не было никакой необходимости отказываться от него так скоро: это был всего лишь второй день семестра.

В тот вечер в студии, перед началом занятий, Жорж повернулся, чтобы увидеть, где сидел Феррон. Его соперник был далеко. Они могли спокойно заниматься. Занятие заключалось в переводе латинского текста из «Le Tatou» – «Время не может заставить нас забыть наше отечество».

Жорж, переписывая набело, вспомнил сказанное ему Марком – надо было написать в верхнем левом углу инициалы И. М.И – Иисус, Мария, Иосиф – и, сверху в центре поставить крестик. Он не сделал этого в заголовке своей работы – получилось бы не очень хорошо, если он из–за этого потеряет в оценке, тем более что Марк, первым прочитав черновик Жоржа, смиренно признал себя побежденным.

При первом звуке колокола по одному мальчику из каждого класса вскочили, собрали работы и отнесли их учителю. Жоржа развлекала та важность, которую демонстрировали обладатели подобных мелких обязанностей. Он прикинул тех, кого уже заметил: там был мальчик, который собирал заявки перед началом занятий; мальчик, который был старостой стола; староста трапезной; мальчик, который подавал хлеб во время чаепития; звонарь; наполнитель чернильницы; библиотекарь; лидер колонны при прогулке. Без сомнения, за такие привилегии, как за лакомые местечки боролись так же, как в античные режимы сражались за должности смотрителя приливов, уполномоченного по урнам с пеплом, или инспектора по фуражу.

Уединение началось в студии младшей школы. Младшеклассники столпились у передних скамеек, для того, чтобы освободить места старшим. Некоторые из них оборачивались, но их староста призвал их к порядку, щёлкнув своими пальцами. Тем временем доминиканец, стоявший на кафедре со скрещенными на груди руками и закатившимися к небу глазами, казался пребывающим в трансе.

Стулья, размещенные на кафедре, предназначались для настоятеля и Отца–префекта каждого отделения. Остальные воспитатели садились на скамейки, расположенные вдоль стен. Присутствовал определенный элемент беспорядка, когда старшие мальчики начали рассаживаться по своим местам. Наконец, после вступительной молитвы, все уселись. Жорж не потерял двух своих привычных соседей, но заметил, что с другой стороны Люсьена сидит Андре.

Проповедник для начала процитировал с большим чувством небольшое стихотворение:

Мальчики с золотыми локонами,

Вы, в чьих душах кадила…

Он просил мальчиков, слушающих его слова, «запомнить эти слова, написанные христианским поэтом», и применимые, без сомнения, как к мраку, так и к свету.

– Пусть этот колледж, – кричал он, – напоминает большое кадило круглый год! Будьте достойны эфемерной благодати, которая улыбается лучезарной улыбкой в ваши лица, но ещё достойнее благодати Божией, направляемой в ваши сердца. Постарайтесь быть достойным, хотя бы в некоторой степени, тех великих примеров, которые вы, молодежь, черпаете из религиозной истории. Подобное часто происходит в детстве, и как превосходнейшая добродетель обнаруживает себя, мы можем видеть на примере Святого Викентия де Поля [1581–1660, католический святой, основатель конгрегации лазаристов и конгрегации дочерей милосердия], который в возрасте четырнадцати лет стал отшельником. И есть множество других примеров, о которых, используя благоприятный момент, я поговорю с вами в течение каждой проповеди. Но я хочу, чтобы вы записали в вашей студии, этим же вечером, имена тех славных мальчиков, имена тех, кто не отринул Бога ради своей жизни. Таковы были Святой Юстин из Осера [полулегендарный католический святой, ок.278—ок.287] умерший за веру в девять лет; Святой Кирилл Кесарийский, в десять; Святой Mамант Каппадокийский, замученый в двенадцать; Святой Юстус из Алкалы и Святой Гай в тринадцать; Святой Панкратий в четырнадцать; Святые Агапит и Венан в пятнадцать; Святой Донат и Святой Рогасьон в расцвете юности. Однако, это не даст вам ничего, для того чтобы стать хорошими христианскими мальчиками. Конечно, в этом уютном доме, у вас, по крайней мере, должно быть мужество для этого?

– Я указал вам высоты, теперь я должен указать глубины. Ребенок в мире есть венец красоты, но он может, увы, познать всё уродство греха. Есть дети света; но есть также дети проклятия: чело такого мальчика излучает не меньше света, пока его душа погружается во мрак. Однажды, когда Святой Григорий Великий [Григо́рий I Вели́кий, называемый в православной традиции Григорий Двоеслов – папа римский с 3 сентября 590 по 12 марта 604] пересекал римский рынок, он заметил нескольких мальчиков, бывших поразительно красивыми и которые предлагались для продажи в качестве рабов; в шестом веке рабство не было отменено. Он спросил, откуда они. Он узнал, что они англы, то есть из Англии, которая еще не получила веру. «Их стоило бы назвать ангелами», – сказал он, – «если бы они не были бы всё ещё под властью демонов». Дети мои, никогда не забывайте об этом: демоны могут иногда носить ангельские лица, в конце концов, на самом деле кто они такие, если не падшие ангелы?

– Чтобы оставаться чистыми как вы, или снова очиститься, если, к сожалению, вы давно этого не делали, вы должны следовать и молиться по заповедям Его, который называл себя Сыном Человеческим. Молитесь, ибо в молитве спасение. Остерегайтесь дьявола, положившего на вас глаз. Следите за своей дружбой, ибо она может быть с дьяволом. Пусть она никогда не становится чем–то вроде «особенной дружбы», не способствующей ничему, кроме чувствительности: как говорит нам Бурдалу [Луи Бурдалу, 1632–1704, французский духовный оратор, член монашеского ордена иезуитов], чувствительность легко превращается в чувственность. Пусть ваша дружба будет открыта, гласна и духовна. Вы должны быть как те благочестивые мальчики, которые окружали Святого Бенедикта [Бенеди́кт Нурси́йский, 480–543, – родоначальник западного монашеского движения. Святой католической и православной церквей] там, в Субьяко [город в Италии, где находился монастырь бенедиктинцев]; то, что он называл своей школой, «школой жизни». Среди их числа были два мальчика из рода патрициев, друживших между собой, которые стали его любимыми учениками. Их звали Мавр и Плакид, и их место в церкви в компании святых. Плакид, когда ему было около пятнадцати, набирал воду из озера Субьяко, оступился и упал, и его отнесло далеко от берега. Святой Бенедикт, в своей каморке, узнал об этом от своего внутреннего голоса. «Быстро беги туда», – сказал он Мавру, «мальчик упал в воду». Мавр, с верой в чудо, бросился в озеро; вода поддержала его, и он смог спасти своего друга.

– Завтра, пятого октября, праздник Святого Плакида. Начните же свой учебный год под благословение этого святого. Попросите его даровать вам святую дружбу, которая спасёт вас от опасности. А больше всего просите его, чтобы он даровал вам достойного Верховного Друга, который вознаградит вас на небесах во веки веков, и которому вы сможете сказать словами Фомы Кемпийского; «Ты воистину мой Возлюбленный…»

Жорж услышал эти слова, и они отпечатались в его безжалостной памяти, но ход его мыслей на этом не остановился. Его внимание слегка отвлеклось на Блажана, записавшего на листочке бумаги имена всех юных святых. Он думал о Андре Ферроне, который сидел рядом с Люсьеном и спокойно выслушивал осуждение «особенной дружбы». Потом все направились в часовню на вечернюю службу в честь Тела Христова. Накануне Жоржу ничего не было известно о колледже, но он знал его правила: теперь же он узнал слишком много о других его сторонах, которые находились за пределами этих правил.

Настоятель, подпевая со своего места на клиросе, опережал всех на полтакта. Регент хора казался более энергичным, чем когда–либо. Блажан держался за свою книгу обеими руками. Книга Люсьена пребывала на скамейке, вверх ногами.

В трапезной Жорж заметил, что Феррон уселся за стол, находившийся перед ними, что позволяло ему время от времени привлекать к себе внимание Люсьена. Как может быть, что Блажан никогда не замечал всех этих маленьких маневров? Без сомнения, это потому, что он слишком верил в осторожность Андре и совсем не интересовался Люсьеном. Жоржу сейчас требовалось только узнать о месте обитания своего соперника в общежитии. По крайней мере, это оказалось еще проще, чем в студии – мальчик располагался в дальнем конце ряда коек.

Когда дежуривший воспитатель потихоньку ретировался, Жорж ощутил, как на его кровать что–то упало – это оказался кусочек шоколада, брошенный его соседом с правой стороны. Жорж поблагодарил, и, повернувшись к нему, начал уплетать небольшие квадратики, полные орехов.

– Очень хороший, – сказал он.

– У меня есть предложение. Мы сможем лопать его каждую ночь.

Слова «каждую ночь» показались Жоржу вкуснее, чем кусочки шоколада с орехом. Они, наверное, означали, что Люсьен уже признал за Жоржем неопределенные притязания на него.

– В каком месяце ты родился? – спросил Люсьен.

– В июле. 16 июля. А ты?

– 6 ноября. Наши дни рождения разделяет четыре месяца и десять дней!

Жорж рассмеялся и Люсьен сказал:

– Если бы ты заглянул в свой гороскоп, то мог бы увидеть лук, означающий, что ты умный.

– Нет, это всего лишь отметка, о которой я знаю столько же, сколько и ты.

– У меня есть дядя, который увлекается астрологией. Однажды он сообщил мне, что, при моем рождении солнце находилось в Скорпионе, моя Венера хорошо открыта, а луна в десятом, как у Жанны д'Арк.

– Поздравляю. Когда–нибудь ты должен будешь рассказать мне, что это значит. Хотя, я не очень удивлён, из–за твоих подвигов в футболе. Твои звёзды оказали тебе честь в этот день.

– Мне было весело.

– Там были ещё несколько хороших игроков, тоже в отличной форме. Особенно Феррон.

– Да, так и есть.

– Это ты был с ним вчера во дворе, на перемене сегодня днём, и вечером на службе, да?

– Я понял! Ты мог бы стать первоклассным детективом!

– Я наблюдаю, но не занимаюсь доносами.

– Это как раз хорошо. Мы не волнуемся насчёт фискалов в Сен—Клоде.

– Как это может навредить, если заметят, что ты был с Ферроном?

– Никак, но нас просто никогда не замечали.

– Ты на самом деле меня удивил. Здесь нужно скрывать дружбу? Во всяком случае, у меня нет идей, что думает наш достойный проповедник по этому вопросу, как по многим другим. Кроме того, ты можешь найти во мне само благоразумие.

Люсьен, казалось, раздумывал над этим, как это делал Блажан прежде, чем высказаться по поводу плохих мальчиков; после чего высунулся из постели, чтобы ещё больше понизить голос.

– Слушай, – сказал он. – С тобой я чувствую себя в безопасности, и, хотя я знаю тебя только со вчерашнего дня, я собираюсь кое–что тебе рассказать. Ты будешь первым, кому я это расскажу. И кстати, кивни в знак согласия – я к тому, чтобы никаких секретов между нами двоими, а кроме нас – для остальных это абсолютный секрет, да?

Он протянул руку, более торжественно, чем это было в предыдущий вечер: их пакт был заключён; и он продолжил шепотом:

– Дело в том, что Андре Феррон мой друг. В прошлом году мы поклялся кровью – как кровные братья – смешав свою кровь, ну, ты понял. Делаешь небольшой разрез на руке, а затем каждый из нас выпивает каплю крови другого, и после этого мы едины в жизни и смерти.

– Андре умудрился занять кровать напротив моей, в средней группе, там, где сейчас полная задница. Ночью он приходил и говорил со мной. Это было наше лучшее время суток. Теперь, когда они изменили наши места, ему придется пересекать всю спальню на четвереньках. Это не возможно. Как правило, мы стараемся избегать, чтобы нас видели вместе на переменах – вчера и сегодня были исключениями. И мы осторожны, чтобы не остаться без хороших рекомендаций – это означает, что мы оба члены Конгрегации, причащаемся каждое утро, и всё такое.

– Во время каникул у нас случился настоящий триумф. Андре удалось заставить своих родителей выбрать то же самое место, где я проводил месяц вместе с моими. Мы оба сделали вид, что встреча оказалась случайной. Наши семьи подружились, и мы проводили в компании друг друга всё время! Я имею в виду, это так естественно – оказаться из одной школы, к тому же и из Детей Марии! Андре помог мне с моей работой, и мы выполнили всё заданное мне на каникулы за неделю – греческий, латынь, и прочее. Он научил меня играть в теннис. У нас были чудесные походы – в лучшем мы вместе провели одну ночь в горах.

– Андре поэт, и посвятил некоторые из его стихов мне. Я позволю тебя прочитать их. Я копирую их в тетрадь, где ещё храню записи о наших лучших временах на каникулах, мои впечатления, и мои резолюции. Это настоящая моя тетрадь Уединения.

Люсьен не щадил Жоржа. Он уверенно изливал чувства, чудесным образом раскрывая сердце своему новому другу. И вследствие этого Жорж возненавидел Андре более чем кого–либо, и тем более стремится стать Люсьену лучшим и единственным другом.

На медитации настоятель выразил удовлетворение большим количеством причащающихся на мессе Святого Духа.

– Я вижу в этом, – сказал он, – отрадное доказательство того, что большинство из вас отлично провели свои каникулы, что они, несомненно, посещали церковь по церковным праздникам, и по этой причине не потеряли привычку выполнять свои религиозные обязанности. Я надеюсь, что остальные не станут, ради них самих, медлить в подражании вам. Евхаристия должна быть как утренняя роса, ежедневно освежать ваши юные души.

И ещё одна месса с красными одеяниями. Жорж переворачивал страницы толстого молитвенника, который он получил в канцелярии казначея по совету Марка. В нём было около двух тысяч страниц тонкой непрозрачной бумаги.

«Темпоральный цикл [песнопения, приуроченные к подвижным праздникам церковного календаря], санторальный цикл [песнопения к неизменным по дате праздникам святых]»…

Господи, что за язык! Историческая справка – или определение – на каждый церковный праздник–день. Список святых различных категорий. Пронумерованные молитвы на все случаи жизни. Благочестивые виньетки; карта Галилеи; карта путешествий Святого Павла…

Когда подошло время исповеди, Жорж смутился, обнаружив, что остался в одиночестве; по крайней мере, это касалось первых шести скамеек. Среди младших, кроме тех, кто подошел к престолу вместе со старшими мальчиками, было, действительно, некоторое количество воздержавшихся, в то время как старшие принимали причастие в массовом порядке. У Жоржа появилось чувство, что он бросается в глаза. Ему казалось, что настоятель смотрит на него с подозрением. Так не могло дольше продолжаться. Нужно соответствовать традициям этого места.

И хотя, в принципе, исповедь была запланирована на субботу, Жорж решил в тот же день увидеть своего духовника. Те, кто, как и он сам, воздержались от причастия накануне, должны были пойти во время занятий, и уже там самостоятельно очиститься от греха. Без сомнения, именно это позволяло им так быстро отзываться на ободряющие слова настоятеля.

Правда, Жорж, вероятно, помнил разговор со своим другом в постели, но он с трудом мог обнаружить соперников Люсьену среди такого количества мальчиков. Он даже был склонен думать, что Люсьен приукрасил свою историю настолько, насколько, несомненно, сделал это Блажан по отношению к другим мальчикам. В полумраке спальни, секретничая, словно на прогулке парой, он верил в то, что ему рассказали. Но теперь, в непосредственной близости от алтаря, он переставал верить. Несмотря на своё весьма умеренное благочестие, он определённо не мог представить себя принимающим причастие с насмешкой в качестве задней мысли.

Во время Уединения уроков было меньше. В то утро они вступили в длительное религиозное обучение, оба отделения, на которое делилась школа. Настоятель пришёл в старшую школу и потратил время на чтение и объяснение текстов Боссюза [Жак Бенинь Боссюэ, 1627–1704, знаменитый французский проповедник и богослов XVII века, писатель, епископ] о божественной любви. И в правду казалось, что Сен—Клод очень озабочен любовью.

Последующий промежуток занятий был отдан исключительно тетрадям по Уединению. Жорж, раздумывая над тем, что следует ему написать, пришёл к выводу, что проповедник более или менее противоречил себе: как рассматривать тех мальчиков, как ангелов, или как демонов? Он вдруг вспомнил, как были описаны слова «колледж» и «студент колледжа» в большом словаре Ларусса [универсальный энциклопедический словарь на французском языке издательства Ларусса]. В статье про колледж цитировались тексты, связанные с «чистой, искренней и безгрешной дружбой в дни учёбы в колледже»; тогда как в статье про студентов колледжа попадались ссылки на некоторые «опасности» и «пороки», после чего имелось простое пояснение: «Те, кто сами были студентами колледжа, знают, что мы имели в виду».

Марк де Блажан написал заглавными буквами на первой странице своей тетради цитату из проповеди доминиканца: «ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ И МОЛИТЕСЬ».

Жорж, в качестве протеста, решил иметь дело только с ангельским аспектом темы. Не довольствуясь «маленькими мальчиками с золотыми локонами», он обратился к некоторым стихам такого же порядка, которые можно было найти в «Marceaux Choisis» [Собрание фрагментов]: «Дети, вы есть исток…», «O дитя, святая голова…», «Ах! Если б я был маленьким ребёнком…»

После полудня начался урок истории. Учитель оказался старым и низкорослым. Его лицо выглядело так, будто было сделано из папье–маше. Несколько белых волосков служили ему бровями. Свои очки он носил почти на краешке носа, поэтому они зажимали его ноздри, и он издавал гнусавые звуки. Он, наверное, спешил при бритье, и его уши были полны высохшего мыла. Поверхностно коснувшись современной эпохи, он продиктовал заголовки аналитической и сводной таблиц их первой главы – античный период Франции. Он дал одному из мальчиков пройтись по классу с образцом такой таблицы: её следовало скопировать в каждой детали, и он посоветовал своим ученикам делать это как можно тщательнее.