Текст книги "Реквием"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

45

Королевский дворец, Париж 18 марта 1314 года от Р.Х.

В полдень над городом прошел ливень, который потом медленно двинулся на запад, оставляя за собой легкий туман. А к вечеру весь Париж был залит лучами янтарного солнца, застрявшего между громадой черной тучи и горизонтом. В королевском саду весело блестели лужайки.

Входившие в небольшую садовую калитку один за другим люди отбрасывали длинные тени. На Нотр-Даме зазвонил к вечерне колокол, вскоре к нему присоединились другие. Но на улицах стояла зловещая тишина. Жители Парижа не собирались на молитву. Они выстроились вдоль берегов Сены, устремив взгляды на голый остров посередине широкой реки, где царило возведенное кострище. Толпы начали собираться сразу, как только распространилась весть о приговоре папы. Теперь, когда тамплиеры вышли на деревянный пешеходный мост, горожане притихли.

Сопровождаемые королевскими гвардейцами, Жак де Моле и Жоффруа де Шарне медленно ковыляли к видневшемуся на острове Жюиф кострищу. Из одежды на них оставили лишь набедренные повязки, и каждый мог созерцать на телах старейшин тамплиеров результаты семи лет пыток и издевательств. Их грубо остригли и выбрили. За приговоренными следовал главный инквизитор Гийом Парижский, три кардинала и два палача в черных капюшонах. У моста к процессии присоединился король. Папы среди них видно не было.

Ступая на мост, Жак поскользнулся в грязи и упал. Гвардейцы двинулись его поднять, но он отмахнулся и, ухватившись за шаткие перила, встал сам. Жоффруа де Шарне хромал сзади, зафиксировав взгляд на его израненной спине. По доскам гулко стучали кольчужные сапоги гвардейцев.

Когда процессия пересекла мост, за дело принялись палачи, жестами показывая гвардейцам привязать узников к шесту. Шарне упал, не в силах идти дальше. Горожане, тесня друг друга, пытались разглядеть, что там происходит. Грубо растолкав гвардейцев локтями, Жак подошел к Жоффруа и согнулся над ним. Король наблюдал за этой сценой, недовольный нерешительностью гвардейцев. Никому не было ведомо, что сказал великий магистр, но вскоре Жоффруа с трудом поднялся на ноги и два измученных старика бок о бок двинулись к кострищу.

На вязанки хвороста палачи положили широкую доску, по которой гвардейцы провели тамплиеров к шесту, где привязали спиной к спине. Кострище, поставленное достаточно высоко, мог видеть с берега каждый. Палачи вернулись и убрали доску. Затем один из них принял из рук Гийома Парижского факел и под одобрительный гул толпы сунул в вязанку с хворостом. Вспыхнуло оранжевое пламя. Второй палач то же самое проделал с другой стороны. Запалив костер со всех четырех углов, палачи отошли.

Низ столба засветился, зашипело горящее дерево, посыпались искры. Дым становился гуще, и тамплиеры закашлялись, их тела напряглись в путах. Но палачи были опытные и постарались развести костер как надо. Король повелел сделать огонь медленным, и еретики не задохнулись раньше времени от дыма. Обычно, когда языки пламени начинали лизать ступни приговоренных, они кричали и взывали к милосердию. Некоторые молились. Так что никого не удивило, когда прозвучал гулкий голос Жака. Но слова его оказались не такими, как все ожидали.

– Говорю пред небесами и землей, и все вы тому свидетели: орден тамплиеров ни в чем не виновен. – И без того сиплый голос великого магистра стал еще глуше от дыма, но пронизывающая его властность заставила всех замолкнуть. – Христос ведает о нашей невиновности, как ведает и о злодействе тех, кто возвел на нас поклеп. И я говорю всем вам: скоро этих людей за совершенные ими преступления Бог призовет к ответу. Ибо никому из смертных, ни королю и ни папе, не удастся спрятаться от его суда!

Из толпы не последовало никаких веселых выкриков и насмешек. Пламя поднялось, и некоторые отвернулись, но Филипп, бледный лицом, продолжал напряженно смотреть, как горят тамплиеры.

На левом берегу, прямо напротив острова, предсмертным словам Жака сурово внимали двое в плащах с надвинутыми на головы капюшонами. Оба они были высоки ростом и, несмотря на возраст, крепки сложением. Правда, один стоял, тяжело опираясь на трость. Его отброшенные назад седые волосы открывали прочерченное глубокими морщинами лицо. Отсутствующий правый глаз прикрывала кожаная повязка.

– Кажется, как будто он знает.

Уилл повернулся к Роберу.

– Думаю, это знание ниспослано ему Богом.

Робер не отрывал взгляда от фигур великого магистра и Шарне, вокруг которых бушевало пламя.

– А себя мы можем в чем-то упрекнуть?

Уилл глянул на отражение костра в воде.

– Нет.

– Надо же, – удивился Робер. – В первый раз за много лет ты отвечаешь так уверенно.

– Наше путешествие длилось долго, и у меня было время подумать. Понимаешь, Робер, все великие империи в конце концов гибли. Ничто не вечно. Мир меняется и душит в своих конвульсиях тех, кто отказывается измениться вместе с ним. – Он замолк, нахмурившись. – Думаю, этого Эврар не понимал. Его вера была сильнее, чем моя, но он не видел и не желал видеть перемен, происходивших в мире. Между тем они-то и делали невозможным осуществление его планов. Он полагал, что «Анима Темпли» будет существовать, пока существует Темпл. Я думаю иначе. Темпл погиб, но его душа осталась. И она будет жить, пока живы мы.

– То есть ты считаешь, мы можем продолжать действовать?

– А мы уже действуем.

Робер сдержанно рассмеялся.

– Пожалуй, ты прав.

Они отвернулись от костра и начали протискиваться сквозь толпу. Уилл без трости ходить уже не мог – давали знать полученные в королевской тюрьме увечья. Отойдя подальше, он передал Роберу сумку.

Когда тот забрасывал ее на плечо, она раскрылась, и на мгновение мелькнула белая ткань.

– Надену в последний раз, – тихо проговорил он.

– Жаль, я не могу это сделать с тобой, – сказал Уилл.

– Мне тоже жаль, – ответил Робер и кивнул на ожидавших в конце улицы двух крепких мужчин в таких же темных шерстяных плащах, как на нем и на Уилле. – Но мне помогут эти славные рыцари. – Он кивнул. – Дело должно быть сделано. Ты принял правильное решение. Крестовый поход надо остановить.

– И одновременно отомстить тирану.

Друзья пожали руки. Уилл дождался, когда Робер и его рыцари исчезнут за углом, и пошел прямо. А сзади костер продолжал пожирать тела двух последних героев Темпла.

Доминиканское приорство в окрестностях Карпентраса, королевство Франция 20 апреля 1314 года от РХ.

– Боюсь, ваша милость, помочь его святейшеству я уже не силах, – тихо произнес лекарь. – Путешествие из Парижа окончательно доконало понтифика.

Кардинал кивнул:

– Мы будем молиться за его душу.

Он сделал знак двум доминиканцам в черных сутанах проводить лекаря и вошел в покои, где у большой постели стояли еще три кардинала Священной коллегии.

Папа Климент лежал с полузакрытыми глазами. Его покрытое смертельной бледностью лицо было лишено плоти и крови. Все съела болезнь, терзавшая понтифика много лет. Она превратила его тело в пустую скорлупу, где еще каким-то чудом слабо дребезжали планы и надежды. Когда вошедший кардинал взял его руку, он пошевелился и прерывисто задышал.

Снаружи колокол возвестил о службе девятого часа. В отдалении захлопали двери – монахи отправлялись на молитву. Глаза Климента открылись. Минуя склоненные головы кардиналов, он остановил взгляд на висевшей в ногах кровати картине – вышитом на шелке изображении Иерусалима. По его щеке скатилась слеза.

– Нет, – прошептал он, вглядываясь в возносящиеся в небо золотые купола. – Уходить рано. Я должен это увидеть.

– Что вы сказали, ваше святейшество? – спросил один из кардиналов, наклонившись.

Климент чуть повернул к нему голову.

– Ведь я обещал Раулю.

– Кто такой Рауль? – мягко проговорил кардинал, державший руку папы. Остальные печально качали головами.

Когда колокол перестал звонить, рука папы выскользнула и вяло упала на простыню.

Замок Винсеннес, королевство Франция 29 августа 1314 года от Р.Х.

Оставив охотничью группу далеко позади, Филипп пустил белую кобылу во весь опор. Ему не терпелось оказаться в лесу. Он мчался галопом по вьющейся между деревьев дорожке, сжав поводья в одной руке. На другой, согнутой в локте, сидел сокол-сапсан, подарок зятя Эдуарда. После смерти Мейден в прошлом году Филипп ни разу не охотился и сильно стосковался по милой его сердцу забаве. Сэр Генри как следует обучил сокола, и теперь предстояло проверить его характер.

Многие месяцы король сидел безвылазно в Париже, чувствуя себя запертым в клетке. Смерть папы Климента осложнила дела. Понтифик издал буллу, объявляющую переход богатств Темпла к госпитальерам, но не было документа об утверждении Филиппа великим магистром этого ордена. Король чуть ли не каждый день призывал к себе Гийома де Плезьяна и Пьера Дюбуа, требуя решить проблему. Наконец ловкие законники нашли выход, представив госпитальерам длинный список расходов и судебных издержек, какие имел король, занимаясь делами тамплиеров. Если рыцари святого Иоанна желают получить во владение собственность Темпла, то должны эти расходы компенсировать. В конце концов Филипп получил все, что хотел. Смерть Климента освободила его от необходимости притворяться, будто он занимается подготовкой Крестового похода, а госпитальеры медленно наполняли монетами опустевшие королевские сундуки.

Филипп скакал, морщась от уколов власяницы. Он некоторое время ее не носил и отвык. Сквозь листву просвечивало розовато-золотистое небо. Солнце только начало подниматься. Днем опять будет жара, но сейчас окутанный туманом и омытый росой лес казался ему бесплотным, неземным, сотканным из серебряных паутин и перемещающихся теней. С деревьев резко взлетали испуганные топотом его коня птицы. Услышав сзади лай собак, Филипп обернулся. Никого из охотничьей группы не было видно. Тогда он развернул кобылу и поскакал назад, откуда слышались крики и рев рожка. Группа собралась на опушке. Егеря с трудом сдерживали собак.

– Что там? – крикнул Филипп, приближаясь.

– Они почуяли запах, сир, – ответил егерь, хлестнув пса палкой, чтобы тот замолчал. – Олень, я полагаю.

– Так близко от замка? – засомневался сын Филиппа, Людовик.

Филипп пустил кобылу к лесу и вгляделся в зеленый мрак.

– Что скажете, сир? – спросил сокольничий Генри, улыбаясь. – Пустим наших птиц здесь или у реки?

Филипп кивнул егерям.

– Спускайте собак.

Придворные возбужденно засуетились, наблюдая, как псы с яростным лаем ринулись в кусты. Охота началась.

Король опять вырвался вперед, искусно правя кобылой и вовремя нагибаясь под низкими ветвями. Следующая сзади группа постепенно рассеивалась, а он мчался, свирепо улыбаясь, захваченный азартом охоты. Филиппу здесь принадлежало все – и кобыла, и хищная птица, сидевшая на его запястье, и земля, по которой он скакал. Филипп – король, внушающий поклонение и трепет, разбивший всех своих врагов, укрепивший королевство, наполнивший казну. Теперь Бог уже не сможет его не заметить. Нет в христианском мире более могущественного и славного монарха.

Впереди псы разбежались. Лес огласился возгласами охотников. Каждый хотел первым увидеть добычу. Король двинул кобылу за тремя псами, резко свернувшими налево, и выехал на поляну. Псы пропали из виду, но он слышал их рычание в смятых кустах. Неужели кабан? Филипп спрыгнул с седла. Сапсан по-прежнему сидел у него на перчатке.

Выхватив правой рукой меч, он осторожно пошел вперед. Загнанный кабан смертельно опасен. Кобыла сзади ходила кругами и ржала. Сквозь деревья пробивался золотистый свет. В лесу трубили рожки и кричали охотники. Похоже, псы вели их по кругу. Филипп поморщился от досады. Не следовало ехать сюда. Он раздвинул кусты и увидел мертвого оленя, которого терзали псы. В боку животного зияла большая рана. Браконьеры? В королевском лесу? Кусты сзади зашевелились. Король развернулся и замер.

В туманной зелени возникли три фигуры. В первых лучах солнца их мантии сияли белизной, а кресты на каждой были красными как кровь. Один из них в руках держал лук. Он выпустил стрелу. Филипп завороженно следил за ее полетом, не осознавая, что происходит. А когда осознал, было поздно – зазубренный наконечник воткнулся в грудь короля, и он опрокинулся навзничь, широко раскинув руки. Меч с золотой рукоятью полетел на землю, а сокол с пронзительным криком взмыл в воздух. Пригвожденный к земле Филипп смотрел в небо, где по спирали вверх поднимался небольшой комочек, удаляясь все дальше и дальше. Затем его судорожное дыхание пресеклось и он погрузился в ничто.

46

Аргайл, королевство Шотландия 2 ноября 1314 года от Р.Х.

Уилл присел на краю утеса над вздыхающим внизу неуемным морем. Сзади ветер доносил детские крики. Солнце уже село, но на западе небо еще светилось, озаряя оранжевым светом контуры островов.

Он просиживал здесь часами, испытывая необыкновенное умиротворение. После стольких лет мытарств наконец-то покой. Но тут тоже все постоянно менялось. Зеленое море в одно мгновение становилось серым, на поросшие папоротником холмы неожиданно накатывал туман, делая озера белесыми. Некоторые из них были такими глубокими, что могли спрятать в своих пучинах горы. Лето в этих местах – восхитительное. Дни теплые, ясные, ночи светлые и тихие. Это как-то примиряло его с суровостью зим. В Лондоне или Париже человек жил сам по себе, а здесь он являлся составной частью общины. Как в Акре, где люди тоже крепко держались друг за друга. Иначе не выжить. Эврару здесь бы понравилось, и Элвин тоже.

– Пора идти в дом. – Стоявшая рядом Изенда улыбнулась и положила руку на плечо Уилла. – Похолодало.

К ней подошел Джон Кемпбелл и обнял за плечи. Его кто-то окликнул. Он оглянулся, расплывшись в улыбке. С холма к ним бежал мальчик.

– Можно я возьму из кладовой яблоки?

– Зачем? – Джон поднял его на руки.

Мальчик был худенький, но для своего возраста крупный. Первое время Уилл тревожился, замечая во внешности внука черты Филиппа, но потом отбросил страхи. Нравом мальчик совершенно не напоминал своего отца.

– Кристин готовит «Шерсть ягненка».

Джон развеселился еще больше: напиток из эля, приправленного мускатным орехом и печеной яблочной мякотью, в семье очень любили.

– Я вижу, она дала тебе очень важное задание, – сказал он, опуская мальчика. – Сам справишься, или дедушка поможет?

– Могу и сам, но с дедушкой веселее, – вопросительно посмотрел на Уилла ребенок.

Тот кивнул:

– Я скоро приду, Уильям.

Изенда взяла мальчика за руку.

– Пойдем. Сделай хотя бы что-нибудь без дедушки.

Они медленно двинулись вверх по дорожке к дому – Изенда с ребенком и Джон, обнимающий ее плечи.

Роуз молча стояла, прислонившись к его плечу.

Затем под налетевшим порывом ветра она выпрямилась и плотнее запахнула плащ.

– Пора идти накрывать праздничный стол.

Дочь удалилась, а Уилл остался сидеть, смотреть на море.

Сегодня, в праздничный вечер, они все соберутся за столом, выпьют за окончание года и поблагодарят Создателя за дарованное благоденствие. Они помянут и ушедших, выпьют за упокой их душ. В часовне уже отслужили поминальную службу, а за столом для отошедших в лучший мир поставят пустые стулья. Он чувствовал их присутствие сейчас, здесь, на краю омытого закатным солнцем утеса. Его окружали мать и отец, Элвин и Овейн, Эврар и Илайя, Уильям Уоллес, Жак де Моле и даже Гарин. Уилл посидел еще немного и направился вверх по дорожке, стуча тростью по каменистой земле.

Приблизившись к дому, он услышал звучный голос Дэвида. Племянник прибыл неделю назад и не уставал рассказывать о короле Роберте. В последние годы случилось несколько столкновений с английским войском, но Эдуард II не был таким искусным воином, как его отец, и в решающей битве в середине лета Роберт Брюс отбросил англичан за границы королевства. Но все это происходило далеко от этих мест и теперь уже не так сильно трогало Уилла. Пусть сражаются молодые, а для него пришла пора раздумий. Весь прошедший год он понемногу продолжал «Хроники» Эврара. Пожелтевшие пергаментные страницы жадно впитывали чернила с его гусиного пера. Теперь уже не надо было хранить тайну «Анима Темпли», и он был рад написать наконец правду о его людях.

Уилл уже приблизился к двери, когда в отдалении послышался стук копыт. К дому приближался всадник. Через полминуты стало ясно – это Робер.

Он соскочил с седла, и друзья обнялись. Затем слуга поспешил взять у рыцаря поводья усталого коня.

– Накрывайте еще на одного! – радостно воскликнул выглянувший из дома Джон.

– Дело сделано, – прошептал Робер. – А это я привез назад. – Он протянул Уиллу сверток. – Пожалел сжигать.

Дверь кухни открыл Уильям младший.

– Кристин зовет тебя помогать.

Уилл улыбнулся:

– Скажи ей, я сейчас приду.

Он повел Робера по коридору в его комнату. Когда они проходили мимо кухни, Уилл увидел внука, сидевшего на табурете за столом, где Кристин и Роуз резали яблоки. Он пытался помогать женщинам. Изенда у камина наклонилась к Иде. Саймон разговаривал с Дэвидом, каждый держал в руке кружку с элем.

– Ты ему когда-нибудь скажешь, кто его отец? – спросил Робер, сбрасывая котомку. Слуги уже успели развести здесь огонь, и в камине весело потрескивали поленья.

Уилл закрыл дверь.

– Когда придет время.

Он развернул сверток, где лежали три сложенные белые мантии тамплиеров.

– Положу их к себе в комод, рядом с «Хрониками» Эврара и сломанным фальчионом.

– Неужели это все, что осталось у нас после двух сотен лет существования Темпла? – пробормотал Робер.

– Нет, не все, – ответил Уилл. – Есть еще и казна.

– Ты решил, как с ней поступить?

– Я не уверен, что решать должны мы.

– Тогда кто же?

Уилл посмотрел на сверток к мантиями.

– Те, кто придет после нас.

– А мы? Что будем делать мы?

Уилл положил ему руку на плечо.

– Давай отложим все разговоры на завтра. Ведь сегодня праздник.

Они улыбнулись друг другу и вышли из комнаты, не торопясь – ведь Уилл заметно хромал и опирался на трость. Из кухни доносились радостные возгласы и смех.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

Началось это в девяносто девятом, теперь уже далеком, году. Я сидела в баре с двумя приятелями, с интересом слушая их спор о тамплиерах. Тогда о рыцарях-монахах мне почти ничего не было известно. Так получилось, что несколько месяцев спустя я натолкнулась на книгу историка Малколма Барбера «Процесс над тамплиерами», где детально описано падение ордена. История меня настолько захватила, что, прочтя книгу за один вечер, я вдруг поняла, что я просто обязана об этом написать. Поначалу был задуман один роман, но чем глубже я погружалась в материал, тем ярче раскрывалась передо мной эпоха. Крестовые походы, мамлюки, заговоры, дворцовые интриги. В результате получилась трилогия. За десять лет я настолько сроднилась со своими персонажами, что слышала внутри себя их голоса, разговаривала с ними, спорила. Начиная в прошлом году работу над «Реквиемом», я сознавала, что приступаю к описанию событий, которые известны читателю лучше всего. Разумеется, речь идет о трех периодах, какие охватывает трилогия.

Как известно, в «Тайном братстве» и «Крестовом походе» я позволила себе незначительные отклонения от исторических фактов, главным образом касающиеся хронологии. Не обошлось без этого и в «Реквиеме». Для сохранения стройности повествования мне пришлось кое-что упростить. На самом деле некоторые события длились много дольше или были сложнее, чем показано в романе. У исторического романиста трудное положение. С одной стороны, он обязан придерживаться исторических фактов, а с другой – стараться сделать свой рассказ интересным и доступным массовому читателю. Мне же некоторые упрощения были просто необходимы, поскольку действие в романе длится девятнадцать лет.

Например, война Франции и Фландрии в «Реквиеме» показана бегло, хотя ни одно из главных событий не упущено: резня в Брюгге, французское поражение при Куртре и союз Эдуарда I и Ги де Дампьера. Бунт против войска французского короля в Гасконии случился не в 1302 году, а в 1303-м. Причем Бертран де Гот находился в то время в Риме. Филипп IV действительно изгнал иудеев из Франции, но только в 1306 году, а его деда, Людовика IX, канонизировали немного позднее, чем описано в романе. Булла Бонифация «Clericis laicos» была издана в феврале 1296 года, а «Unam Sanctam» в ноябре 1302-го. Гийом де Ногаре умер не в 1308 году, как я указала, а примерно в 1313-м. Филипп объявил о Крестовом походе на год раньше, чем в романе. И погиб он не в августе 1314 года, а в ноябре, и не от стрелы тамплиера, а неудачно упав с коня.

Опять же не желая усложнять повествование излишними деталями, я не стала указывать, что Гуго де Пейро занимал в Темпле одновременно два поста – инспектора и магистра Франции.

События в Ананьи я постаралась представить так, как они описаны в исторических хрониках. В город действительно нагрянуло небольшое войско, предводимое Гийомом де Ногаре и Скьярой Колонна, с целью арестовать папу Бонифация VIII. Ходили даже слухи, будто они обнаружили в покоях папы тамплиеров. Однако, чтобы сохранить темп, мне пришлось сжать последовательность событий. В некоторых хрониках сказано – кортеж Бонифация подвергся нападению отряда Колонна, но достоверность этих сведений ничем не подтверждена. Известно лишь, что папа умер в Риме несколько недель спустя. По некоторым данным, он сошел с ума, по другим – умер от разрыва сердца, которое не выдержало испытаний. Как принял смерть его преемник Бенедикт XI, точно не известно. В одной хронике упоминается, что он умер, съев отравленные фиги. Это породило домыслы, что к его смерти приложили руку подручные Филиппа.

Теперь о первой шотландской кампании короля Эдуарда. Джон Баллиол разорвал договор с Францией только в июле, и Эдуард получил весть об этом, находясь не в Эдинбурге, а в Перте. Затем Баллиол предстал перед королем в Монтрозе, где с него сорвали королевский плащ. Знаменитое презрительное замечание Эдуарда «Какое же это облегчение – избавиться от скопившегося внутри дерьма» – было произнесено на обратном пути в Англию осенью 1296 года.

Примерно так же чуть изменены детали, касающиеся шотландцев. Уильям Уоллес попытался освободить Данди в августе 1297 года и выдвинулся на Стирлинг оттуда, а не из Селкеркского леса, хотя действительно провел перед этим много месяцев в лесу. Там он собирал армию и обучал воинов.

В действительности судебное разбирательство над тамплиерами было невероятно запутанным и долгим. В темп моего повествования это не укладывалось. Желающим ознакомиться с подлинной историей суда над Темплом я рекомендую книгу Барбера «Процесс над тамплиерами». Однако все изображенное в моем романе основано на фактах и лишь в некоторых случаях на предположениях.

Так, например, один хроникер утверждает, будто Филипп IV тайно встречался с Бертраном де Готом, перед тем как тот стал папой, и заключил с ним некий договор. Большинство современных ученых-историков этот факт отвергают, однако признают: по требованию короля Ногаре оказывал давление на Священную коллегию, чтобы папой избрали сторонника Франции. Сына Бертрана я, конечно, придумала, но архиепископа действительно в свое время заподозрили в любовной связи с местной аристократкой.

Личность Эскена де Флойрана неясна. Известно, что он был тамплиером и сидел в тюрьме, откуда написал письма королям Филиппу и Хайме Арагонскому, обвиняя тамплиеров в ереси. Его племянник Мартин – персонаж вымышленный. Совет по расследованию предполагаемых преступлений тамплиеров папа создал позднее, чем указано. Тогда же начались сожжения рыцарей в окрестностях Парижа. Что стало со знаменитой казной тамплиеров – неизвестно, однако в хрониках есть упоминания, что около двадцати рыцарей парижского прицептория избежали ареста. Видимо, их кто-то предупредил. Существуют различные домыслы по поводу, того куда они направились и взяли или нет с собой казну. Об этом спорят и по сей день.

Орден тамплиеров так и не признали виновным в выдвинутых против него ста двадцати семи преступлениях. Климент его закрыл только по причине подорванной во время расследования репутации. А вот старейшин не пощадили. Жака де Моле и Жоффруа де Шанте, объявленных нераскаявшимися еретиками, сожгли на костре в марте 1314 года. Знаменитое проклятие великого магистра известно многим, но нет убедительных доказательств, что это не апокриф. Хотя Филипп и Климент умерли в течение одного года и династия Капетингов, гордость Филиппа, пресеклась по причине безобразий и катастроф. Три его сына быстро умерли один за другим.

Признания в ереси у французских тамплиеров вырвали ужасными пытками, и многие от них потом отказались, включая Моле и Шарне. Они пошли на костер с гордо поднятыми головами. Обвинения в ереси в Средние века были похожи друг на друга. Тамплиерам вменялись в вину преступления такие же, как в свое время катарам. Ничего удивительного – колдовство и поклонение дьяволу считались в те времена тягчайшими преступлениями, а люди были наивны и запуганы. Сбить с толку их ничего не стоило, и король со своими министрами умело этим пользовался. Одно обвинение, однако, выбивалось из этого ряда. И его почти всегда связывали с Гуго де Пейро. Утверждалось, что во время тайных церемоний рыцари плевали на крест. Среди историков бытует мнение, будто в ордене тамплиеров действительно практиковалась такая форма проверки на послушание. Правда это или нет, мы, наверное, никогда не узнаем, но это не мешает рыцарям-монахам в своих белых мантиях продолжать жить в нашем сознании и через семь веков после их ухода из жизни.

Робин Янг

Брайтон, июль 2008 г.