Текст книги "Реквием"

Автор книги: Робин Янг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 31 страниц)

3

Иудейский квартал, Париж 21 декабря 1295 года от Р.Х.

Этот городской район, примыкающий к восточной стене, являлся самым густонаселенным, особенно запутанным лабиринтом переулков. Небо над головой ограничивала лишь узкая молочно-белая полоска. Стояло раннее утро. Легкая струйка пара изо рта напоминала о близящемся Рождестве. Уилл остановился, сверился со смятым пергаментом и двинулся дальше. Наконец показался нужный дом, зажатый между двумя книжными лавками. Из полуоткрытой двери доносились негромкие голоса. Его размышления, следует ли постучать, прервали выскочившие на улицу мальчик и девочка.

– Это дом рабби? – спросил Уилл.

– Да! – крикнула на ходу девочка, уворачиваясь от мальчика, пытавшегося выхватить у нее кожаный мяч.

Уилл ступил на постеленный в прихожей темно-красный ковер, оглядел яркие гобелены на стенах. В воздухе стоял слабый аромат фимиама и пряностей. Почти как в Акре, подумал он, если бы не холод на улице и не иней на сапогах. В конце коридора были слышны голоса.

На небольшой кухне у жарко натопленного очага оживленно спорили двое, потные, с красными лицами. Уилла заметил сидевший за столом старик.

– Погодите, – произнес он подрагивающим голосом и медленно поднялся на ноги. Двое собеседников разом замолкли. – Уильям. – Слезящиеся глаза старика тронула улыбка.

– Рабби Илайя, – промолвил один из гостей, бросив подозрительный взгляд на Уилла. – Но мы так и не закончили.

– Почти закончили, – сказал другой. – Тебе осталось лишь признать свою неправоту.

– Довольно, Исаак! – повелительно бросил Илайя. – Ступай домой, остынь и приходи завтра. – Из коридора послышались смех и крики детей, затем там что-то затрещало. Рабби нахмурился. – И уводите поскорее своих детей, пока они не разрушили мой дом.

Оба спорщика с поклоном встали. Когда они проходили мимо, Уилл увидел пришитые у них на туниках ярко-красные кружки: король Людовик IX повелел иметь такие отметины всем иудеям, чтобы отличать их от христиан.

Илайя направился к Уиллу.

– Я узнал о прибытии вашего нового великого магистра и надеялся, что ты при нем. Так оно и вышло.

Они обнялись.

– Вы выглядите усталым, рабби Илайя, – сказал Уилл, прижимая к себе хрупкое тело старика. Кожа да кости. Он перешел на арабский. Слова приятно ощущались во рту, как любимая еда, которую давно не пробовал.

– Как тут не утомиться, если идут один за другим. В иные дни здесь собирается людей не меньше, чем в синагоге. – Илайя усмехнулся. – Мне грех жаловаться. Покидая Кипр, я не имел ничего, кроме одежды на себе. А здесь, как видишь, мне справили дом, дали все необходимое. И я стараюсь отплатить людям за их щедрость чем могу. Служу в синагоге, даю советы, помогаю воспитывать детей. А как ты? – Он вгляделся в лицо Уилла. – Отчего встревожен?

– Просто немного сбит с толку возвращением. – Уилл снял шерстяной плащ и сел на предложенный табурет. – Вы продолжаете торговать книгами?

– О нет. – Илайя вернулся к своему месту у очага. – Я долго жил затворником в Акре, уютно устроившись в своей маленькой лавке. И забыл о долге. Нет, Уильям, сейчас я все время с людьми, учу, наставляю. Разрешаю споры. – Он посмотрел на Уилла. – Исаака ты, конечно, не узнал.

– А разве мы встречались?

– Он был среди тех, кого ты спас тогда на пристани в Акре. А также его жену и дочь. Теперь видишь, как девочка выросла. – Илайя кивнул. – В тот день ты спас много людей, Уильям. Иногда вспоминаешь об этом?

– Нет, рабби, я покончил с воспоминаниями. Больно.

Уилл завидовал рыцарям, у которых из памяти выпали и осада Акры, и последняя битва. Очень завидовал. Прошло больше четырех лет, а для него все было так свежо, как будто случилось на прошлой неделе. Он помнил каждый час, каждую минуту с невыносимой четкостью: как он стоял в конце восточного мола у внешней бухты и смотрел на темное бушующее море, а позади лежал город, весь охваченный пламенем; меч в его руке красный от крови – только что в воду скатилось тело, и пучина поглотила его.

– Уильям.

Он поднял глаза. Илайя стоял у очага с висящим котлом.

– Я спросил, не хочешь ли ты чего-нибудь выпить.

Уилл рассеянно покачал головой.

– Спасибо, но я зашел ненадолго – только сообщить вам о моем прибытии.

Илайя налил себе в кружку дымящейся жидкости, источавшей запах гвоздики и корицы.

– Ты намерен здесь обосноваться?

– Это зависит от великого магистра.

Илайя задумчиво грел руки о кружку.

– Впрочем, не важно, где ты будешь находиться. Инспектор, член братства, сделает все, что нужно, здесь, на Западе. – Уилл молчал, и Илайя подался вперед. – Ходят слухи, будто великий магистр готовит новый Крестовый поход. Это правда?

– Да. Он затем и прибыл сюда. Ищет поддержку.

– И как ты этому противостоишь?

– Никак.

– Нет, Уильям, – твердо произнес Илайя, – как глава «Анима Темпли» ты обязан этому противостоять. – Он тяжело вздохнул. – Конечно, бегство из Акры – это не то, о чем мы мечтали. Никто не ожидал, что длящийся два столетия конфликт между Востоком и Западом разрешится для нас так трагически. Но сейчас, когда христиане были вынуждены покинуть Святую землю, «Анима Темпли» может установить более прочные отношения с мусульманами. – Илайя напряженно вгляделся в Уилла. У братства теперь больше возможностей для осуществления своих целей – примирения трех мировых религий. Делиться знаниями, просвещать, торговать, взаимно обогащаться и жить всегда в мире. Эврар учил нас, что мусульмане, иудеи и христиане – дети одного Бога, только по-разному его называющие. Он любил повторять, что, заставляя страдать своих братьев, мы страдаем сами. Думаю, пришло время отправить к султану мамлюков посланника. Пора наконец начать диалог. – Он покачал головой. – Конечно, если ваш великий магистр будет продолжать в том же духе, все закончится войной. Ты должен ему помешать.

– Войны на Востоке не будет, – ответил Уилл. – У ордена для этого нет ни людей, ни денег. И, как я слышал, властители на Западе не слишком горят желанием помогать Жаку. С них достаточно собственных распрей. – Страстное высказывание Илайи его совершенно не тронуло. Сколько раз он слышал такие речи от Эврара. Теперь наивные мечтания старика сгорели в пожаре Акры. «Анима Темпли» существует уже больше ста лет, братству удалось предотвратить много конфликтов, но они не смогли остановить вражду христиан и мусульман.

– Но ты согласен, что посланца на Восток все-таки следует отправить?

– По правде говоря, рабби, у меня не было времени об этом подумать. – Перед внутренним взором Уилла возникли насмешливые серые глаза на холодном сером лице. Он сжал кулаки. В последние два дня все его мысли занимал только король Эдуард.

Илайя прищурился.

– А я полагал, что времени у тебя как раз в избытке.

– Но что я могу сделать? – Уилл встретил взгляд старика. – Больше половины членов братства погибли в Акре, оставшаяся горстка разбросана по всему Западу. За последние четыре года у Темпла сменились три великих магистра, все разные. Теперешний одержим манией Крестового похода. Объезжает христианские страны в поисках помощи. И как в таких условиях действовать «Анима Темпли»? Без базы на Востоке, без связей с мусульманами, потерянных после смерти Калавуна. Все кончено.

– Если Темпл существует, значит, жива его душа. Эврар, должно быть, сейчас ворочается в своей могиле, слыша, как его преемник произносит такие слова! Как может быть все кончено, когда Восток и Запад по-прежнему свирепо смотрят друг на друга, готовые сцепиться вновь? – Илайя вскинул руку в сторону двери. – Скажи мне, как может быть все закончено, если иудеи носят на спинах позорные отметины? – Он понизил голос. – Эврар возложил на твои плечи тяжелую ношу, и со временем она становится все тяжелее. Но действовать надобно. Мир между христианами важен не меньше, чем мир между религиями. И ты, как глава «Анима Темпли», не можешь сидеть сложа руки. Особенно сейчас, когда Франция и Англия воюют и скоро к ним присоединится Шотландия.

Уилл вскинул голову.

– Шотландия?

Илайя кивнул.

– Недавно к королю Филиппу приехали посланцы из Эдинбурга. Предлагают союз против Англии. Пойми – твоя работа не закончена. Она только начинается. – Илайя откинулся на спинку стула и долго переводил дух. Затем допил кружку до дна. – Но ты только что прибыл. Обживись, посмотри, как тут обстоят дела. Если понадобится моя помощь, только скажи. – Старик помолчал. – Как Роуз?

Уилл вперил взгляд в стол, пораженный известием о возможной войне на его родине. В Акру новости доходили с большим опозданием и то лишь обрывками. Сейчас это кажется глупым, но Уилл представлял, что на Западе все осталось таким, как прежде. Долгие годы в сотрясаемых войнами пустынях Палестины и Сирии его утешала мысль, что однажды он сможет вернуться домой, на твердую землю. И вот теперь под его ногами земля шаталась.

Он поднял глаза.

– Я ее еще не видел. Как раз собирался от вас пойти к ней.

– Тогда не стану тебя задерживать. – Илайя встал. Они пожали руки. – Главное, Уильям, не забывай о своем предназначении.

Королевский дворец, Париж 21 декабря 1295 года от Р.Х.

Гийом де Ногаре шагал по королевскому саду вдоль аккуратно подстриженной живой изгороди из тиса. Под сапогами хрустела тронутая морозом трава. Работавшие в саду слуги с поклоном расступились, и он прошел под арку во двор в самой оконечности острова Сите. Не считая нескольких строений, все остальное пространство вдоль стен здесь занимали птичьи клетки в форме миниатюрных домиков, обнесенных заборами. Там были крыши, окна и даже ставни – все как настоящее. Снаружи виднелась площадка с насестом.

Их обитатели сейчас следили за Ногаре маленькими блестящими глазками. Ястребы-перепелятники, чеглоки и разнообразные соколы. Дальше шли кречеты, числом двенадцать, усевшиеся на деревянных брусьях, обитых льняной тканью. Один, сверкая на солнце пестрым оперением, неожиданно взмахнул крыльями и рванулся к министру. Тревожно зазвенели серебряные колокольчики на лапах. Ногаре попятился. Птица натянула повод, затем, стуча крыльями, грациозно уселась на насест, впившись когтями в лен. Когда министр двинулся дальше, кречет издал ему в спину пронзительный крик, похожий на презрительный смех. Ногаре ускорил шаг, приближаясь к группе впереди. Молодой мужчина со светло-каштановыми волосами, намного превосходящий по росту остальных, повернулся. На кожаной рукавице у него сидел сокол-сапсан, сложив крылья, как будто присыпанные серым порошком. Ногаре поклонился, слегка поежившись под пристальным взглядом двух пар глаз – черных, обведенных золотом, над острым, как будто стальным клювом, и голубых ледышек, широко поставленных на поразительно красивом лице.

– Почему так долго?

– Прошу прощения, сир, дороги занесло снегом.

Король Филипп замолк, словно обдумывая серьезность услышанной причины. Остальные двое почтительно стояли, чуть наклонив головы. Один, в черном богатом костюме, поглядывал на Ногаре, поджав губы. Это был Пьер Флоте, первый министр и хранитель королевской печати.

Наконец Филипп слегка улыбнулся, и Ногаре успокоился.

– Мейден сломала перо, но его превосходно вправили. – Король поднял руку. Птица вскрикнула и развернула крылья, готовясь к полету. – Почти незаметно. Подойдите ближе, Ногаре. Она не кусается. Верно, Флоте? – Филипп рассмеялся, и первый министр тоже.

Ногаре молчал, пытаясь не хмуриться. У него остался шрам на шее, там, куда Мейден всадила своей острый клюв. Филипп тогда остался доволен ее свирепостью.

– Мой славный Генри превзошел себя. – Король бросил взгляд на главного сокольничего.

Генри улыбнулся и поправил украшенную голубиными перьями шляпу.

– На этой неделе, сир, мы заставим ее много летать, и она окрепнет.

– Я желаю, чтобы к Рождеству она была готова к охоте, – отрывисто произнес Филипп, передавая птицу Генри, который умело принял соколиху на свою рукавицу, ухватив за путы на лапах.

Филипп сбросил рукавицу, передал ее слуге. Затем посмотрел на министров.

– Извольте следовать в мои покои. Там поговорим.

Они двинулись по узкой дорожке к сторону дворца. Ногаре удалось ловко сманеврировать и оказаться рядом с Филиппом. К явной досаде Флоте.

– Брат посылает вам привет из Бордо, сир. Скоро он доставит деньги, которые нам удалось пока добыть.

– И сколько же? – спросил Филипп.

– Полагаю, достаточно для содержания войска в Гиене до весны. – Ногаре едва поспевал за широким шагом короля.

Филипп резко остановился.

– И это все?

– У баронов мы захватили поместья, виноградники, скот. Со временем это все можно превратить в деньги.

Филипп пошел дальше.

– Я надеялся, Ногаре, что вы привезете новости получше. Мне нужны деньги, много денег, иначе упрямого старого ворона не заставишь покинуть мое королевство. Со строительством флота задержка. Корабельщики запрашивают еще денег. – Ногаре собрался ответить, но Филипп поднял руку. – Нет, мне нужно подумать. – Он нахмурился, поднимаясь по ступенькам в апартаменты. Стоящие на страже гвардейцы распахнули двери.

– Сир, можно убавить расходы на другие нужды, – предложил Флоте, пристраиваясь слева, когда они двинулись по широкому коридору.

– Предлагаете убавить свое жалованье? – произнес Филипп с мрачной гримасой, направляясь вверх по винтовой лестнице, ведущей в его покои.

– За счет экономии сильно пополнить королевскую казну не получится, – возразил Ногаре, бросив взгляд на первого министра. – А власть короля можно укрепить только с изрядной казной. Иначе, сир, у вас под ногами всегда будут путаться своенравные бароны и епископы. – У покоев Ногаре поспешил вперед, торопясь отворить дверь.

Король вошел в залитый солнцем передний зал.

– Ногаре прав. Укреплять власть необходимо. При моем отце династия Капетингов утратила величие, отличавшее правление моего деда.

– Простите, сир, – сказал Флоте, – но король Людовик достиг могущества, не захватывая владения баронов. Он возглавил Крестовый поход, чем снискал уважение подданных.

Ногаре улыбнулся про себя, видя, как напрягся Филипп.

– Не умничайте, Флоте. – Король недовольно посмотрел на первого министра. – Я буду поступать так, как сочту нужным.

– Да, сир.

Филипп подошел к столу. Сбросил на руки Флоте отороченный мехом горностая зимний плащ и сел, откинувшись на спинку дивана. Скрестил длинные ноги. На столе были аккуратно разложены чистые пергамента, гусиные перья, стояли чернильницы.

– Меня тревожит будущее Бордо. Я получил недавно весть, достойную внимания. – Голубые глаза Филиппа остановились на Ногаре. – Два дня назад в город прибыл великий магистр Темпла. Здесь его ждало приглашение от короля Эдуарда на встречу в лондонском прицептории. Там будет также папский легат Бертран де Гот.

– Епископ?

– Вы его знаете?

– Да, познакомился в Бордо. – Ногаре рассказал королю, как епископ пытался помешать аресту одного барона. – Неприятный тип. Грозил пожаловаться архиепископу.

– Пусть жалуется. – Филипп усмехнулся. – Бертран – личность ничтожная. Я встречался с ним прежде. Этот маленький алчный стяжатель постоянно суетится, пристраивая на доходные церковные посты своих родственников. А весь прошлый год он провел в попытках снискать благосклонность папы, в чем частично и преуспел. Вряд ли Бертран доставит нам какие-то хлопоты, но, если будет нужно, бросим ему кость: дадим епископство кому-нибудь из племянников. Но перед этим заставим хорошенько попросить. А вот намечающаяся встреча меня заботит. Боюсь, как бы Эдуард не попытался повернуть против нас тамплиеров.

Ногаре покачал головой.

– А каким образом? Эдуард над Темплом не властен. Орден подчинен одному папе.

– Вот именно. – Филипп кивнул. – Не потому ли на встрече будет присутствовать папский легат Бертран де Гот. Сейчас мое войско сдерживает англичан, но если их поддержит Темпл… – Он помрачнел.

– В крайнем случае Эдуарда могут поддержать английские тамплиеры, но не французские, германские, португальские или приморских стран. Тамошние рыцари не станут рисковать привилегиями, дарованными баронами и королями.

– Я согласен с министром Ногаре, – подал голос Флоте.

– И вообще, какая цель у этих рыцарей теперь, когда Крестовые походы закончились? – спросил Филипп. – Не превратятся ли они в наемников, воюющих за того, кто больше заплатит? С их помощью англичане смогут взять Гиень за несколько недель.

– У них фактически нет войска, сир, – ответил Флоте. – Половина ордена расположена на Кипре, другая рассеяна по всему христианскому миру. После падения Акры они сосредоточились на торговле шерстью, а Жак де Моле, насколько нам известно, прибыл сюда искать поддержки Крестового похода, а не воевать на чьей-то стороне.

– Тем не менее я желаю знать определенно, что для тревоги нет оснований. Может быть, Эдуарду нужна не военная помощь, а финансовая? Он ведь тоже сильно поиздержался. Уцепился за Гасконию, а тут еще смута в Уэльсе.

– А если они его поддержат? – рискнул предположить Ногаре.

– Тогда мне придется срочно искать деньги для завершения строительства флота и пересмотреть сроки вторжения в Англию. – Филипп взглянул на Ногаре. – Отправляйтесь в Лондон. Немедленно. Опередите Жака де Моле. Выясните цели этой встречи.

– Но, сир, там есть наши люди, – возразил Ногаре, оскорбленный тем, что его, министра, в прошлом профессора одного из лучших университетов Франции, посылают в Лондон как обычного шпиона. Он сверлил взглядом Флоте. Не он ли это предложил? Но первый министр смотрел в сторону. – Любой из них лучше справится с такой задачей.

– Нет. – Голос Филиппа звучал твердо. – Я желаю получить ответ быстро. При дворе скажете, будто посланы навестить мою тещу, привезли письмо от ее дочери. Впрочем, сомневаюсь, что там кто-нибудь знает, кто вы такой, и станет в чем-то подозревать. Пусть она выяснит что сможет.

– Но ее супруг сейчас в Байонне, командует английским войском.

– Она живет в королевском дворце в Вестминстере и определенно узнает новости не только от своего супруга. [2]2
  Мать королевы Франции Жанны (Иоанны) Наваррской, Бланш (Бланка) д'Артуа, вторым браком была замужем за братом короля Англии Эдуарда I.


[Закрыть]

Ответить Ногаре помешал стук в дверь. Появился придворный.

– Сир, шотландские посланники готовятся отбыть.

– Я скоро к ним выйду.

– Шотландские посланники? – удивился Ногаре, когда придворный закрыл дверь.

– Они прибыли в ваше отсутствие. Предлагают союз против Эдуарда. Он намерен захватить их королевство. Два месяца назад я подписал с ними договор о помощи.

– Сир, но шотландцы варвары. – Ногаре высокомерно скривил губы. – Живут в грязных хижинах и вечно спорят друг с другом, кто у них главный.

– Возможно, шотландцы таковы, но они враги Эдуарда, а значит, мои союзники. Шотландцы будут сдерживать его войско на своих границах, а я продолжу бить англичан здесь. Посмотрим, хватит ли у него сил удержать Гасконию. Разумеется, Эдуард уже знает о нашем союзе, поэтому, наверное, и устраивает встречу с тамплиерами. Вот почему я вызвал вас из Бордо. – Филипп вздохнул. – А теперь удалитесь оба. Я желаю переодеться перед выходом к моим друзьям варварам.

Филипп дождался ухода министров, затем направился к серебряному зеркалу в полный рост. Снял с головы золотой венец, положил его на стол, следом медленно расстегнул тисненый серебром пояс, стягивающий на талии темно-красную мантию, снял и повесил ее на подлокотник дивана. Все это время он не отводил глаз от слепящей поверхности зеркала, наблюдая свое отражение с холодной отстраненностью, словно перед ним стоял кто-то другой. Под мантией Филипп носил власяницу, сшитую из грубой козлиной шерсти с длинным ворсом. От нее исходил противный запах, особенно когда он потел. Филипп заметил, что ворс в некоторых местах свалялся, и напомнил себе повелеть портному сшить новую. Он носил власяницу почти постоянно, со временем она теряла жесткость, и приходилось менять. Филипп развязал кожаные ремешки власяницы и с невероятным облегчением сбросил ее. Положил рядом с мантией. Затем принялся изучать в зеркале результаты сегодняшнего укрощения плоти. Кожа была раздражена, став бордово-красной. Он повернулся в одну сторону, затем в другую. Осмотрел узор царапин на спине. Старые, серебристо-белые, и свежие с бусинками засохшей крови. Следы самоистязания заканчивались у лопаток. Дальше кожа Филиппа оставалась белой и ровной, как и на его великолепном лице. Поразительный контраст. Как будто лицо и торс принадлежали разным людям.

На полминуты он позволил себе удовольствие постоять у окна с голой грудью. Морозный воздух приятно холодил тело. Его взгляд блуждал по саду, где работали слуги. Ему нравилось за ними наблюдать. Взойдя на трон в семнадцать лет, Филипп сильно тревожился, что челядь при дворе не будет его почитать, как отца или тем более деда. И даже сейчас, спустя десять лет, это его по-прежнему немного волновало.

Внимание Филиппа привлекла девушка, направлявшаяся через двор к калитке для слуг. Она шла быстро, подобрав рукой юбки, чтобы они не волочились по земле. Девушка на минуту исчезла за высокой внешней стеной, затем снова появилась на берегу реки. Здесь она сняла чепец, распустив по плечам рыжевато-каштановые волосы. Филипп уже собирался отвести взгляд, но нахмурился, увидев, что у кромки воды ее ждет мужчина. Он приблизился к девушке, и они обнялись. Когда она отстранилась, повернув лицо в сторону дворца, острые глаза Филиппа разглядели ее черты. Он в гневе отвернулся. Надо приказать дворецкому прогнать служанку. Нарушающий правила слуга сеет семена непослушания среди челяди. Этому учил Филиппа отец. Он был слабовольный, не имевший цели человек, но кое-что из его поучений запало Филиппу в сердце. Королевская челядь должна быть безупречной, и ни один слуга не смеет порочить внука Людовика Святого. Филипп направился к дивану, взял власяницу. Подержал пару секунд, а потом, чуть морщась от боли, свирепо натянул на себя и туго завязал ремешки.

Набережная Сены, Париж 21 декабря 1295 года от Р.Х.

Минуло больше часа, как Уилл прошел по Большому мосту на остров Сите. Передал ли слуга записку? Он окинул взглядом холодно взирающие на него дворцовые окна. Здесь кое-что изменилось. По бокам ворот появились две новые башни, за стенами рядом с серыми королевскими апартаментами вздымалось несколько строений, украшенных башенками с разноцветными флагами. В дальнем конце виднелась величественная часовня Сент-Шапель, построенная Людовиком IX для хранения фрагмента тернового венца Христа. Весь дворцовый комплекс сейчас показался Уиллу больше похожим на крепость, чем когда-либо прежде.

Наконец вдалеке появилась девушка. Она шла в его сторону по слякотной дорожке. У него перехватило дыхание. Надетая поверх льняного платья облегающая белая туника подчеркивала ее рост и стройность фигуры. Ветер с реки трепал золотистые волосы, и она быстрым нетерпеливым движением откидывала их назад. Рельефные скулы на бледном лице подчеркивали крепкий подбородок, прямой, правильной формы нос и глаза, эти замечательные глаза. Облик дочери поражал Уилла своей знакомостью и одновременно незнакомостью. У него защемило сердце.

– Роуз!

Она резко остановилась. Он подбежал к ней, прижал к себе. Ее волосы пахли дымом камина. В последний раз Уилл обнимал дочь два года назад, но ему казалось, что много раньше.

– Я начал бояться, что ты не придешь.

– У меня были дела. – Она отстранилась, посмотрела на дворец.

Уилл молча разглядывал дочь. Он не ожидал, что она бросится к нему со всех ног и упадет в объятия. Нет. Их расставание было трудным, и за время скитаний у него не было возможности послать ей весть.

– Как ты? – произнес он нарочито бодрым тоном и немедленно пожалел, что задал такой скучный вопрос.

Роуз напряженно пожала плечами.

– Андреас заверил меня, что тебе здесь будет хорошо. Что королева тебя пристроит. – Уилл опустил глаза, не в силах смотреть на застывшее лицо дочери.

– Вот и прекрасно! – резко ответила Роуз.

Ветер поднял ее волосы, и она снова откинула их назад. В этот момент Уилл увидел на ее руке шрам от ожога. Она поймала его взгляд и быстро опустила руку.

– Тебе действительно хорошо здесь? – спросил он, сознавая, как беспомощно звучат его слова.

Она зло усмехнулась:

– Да, хорошо. Так что больше можешь об этом не думать. – Ее темно-голубые глаза зажглись гневом. – И не мучиться виной.

Превозмогая страдание, он положил ей на плечи руки. Как она выросла! Сколько ей сейчас? Семнадцать? Нет, в прошлом месяце исполнилось восемнадцать.

– Я знаю, тебе пришлось нелегко, но…

– Как только мы высадились на Кипре, ты меня оставил. И с тех пор мы почти не виделись.

– А что я мог сделать? – тихо произнес Уилл. – На корабле все считали, будто ты сирота, которую я спас, но на Кипре у меня не осталось выхода. – Он вгляделся в медленно несущую свои воды зеленую Сену. – Пришлось передать тебя на попечение рабби. – Уилл перевел взгляд на нее. – Мне грозило изгнание из ордена, если бы обнаружилось, что ты моя дочь. Это тебе известно.

Она снова усмехнулась.

Лицо Уилла отвердело.

– Я сделал все, что мог. У рабби тебе было хорошо.

– Да! А потом ты заставил меня приехать в Париж!

– Опять же вместе с рабби. Он собрался ехать, и тут ничего нельзя было поделать. К тому же великий магистр де Моле сразу, как его избрали, начал готовиться к поездке по странам Запада. Как я мог оставить тебя в Лимасоле одну. Париж – это совсем не плохо. Я знал, что Андреас, поставщик королевского двора, найдет для тебя достойную работу. – Уилл покачал головой. – Многим детям, потерявшим в Акре родителей, пришлось просить милостыню на улицах. Или хуже.

– Я их понимаю. Ведь я тоже потеряла родителей.

Уилл отшатнулся как от пощечины. Роуз стояла потупившись, с порозовевшими щеками. Он хотел промолчать, но не смог.

– И что это значит?

– Ничего, – пробормотала она.

– Я хочу знать, что ты имела в виду, сказав это. – На самом деле Уилл не хотел ничего знать.

Она повернулась.

– Это означает, что мои родители погибли в Акре. Оба!

Уилл вдруг увидел в дивных глазах Роуз его. Он смотрел и насмешливо улыбался, а потом подмигнул. И ему захотелось ее ударить. Что-то внутри раскололось, выпустив на свет поток ярости, боли и бессилия. Перед ним стояла девушка, поразительно похожая на свою мать, являя собой живое напоминание о чудовищном предательстве. Темно-голубые глаза Роуз унаследовала не от него и не от своей матери. Она получила их от кого-то другого, чье имя он не мог даже произнести.

Роуз пошла прочь. Уилл ждал, но она не оглянулась. Открыла калитку для слуг и исчезла. А он еще долго стоял, вскинув голову к небу.

Затем пересек Большой мост и направился обратно к Темплу, чувствуя во всем теле знакомое оцепенение. Там его вскоре нашли Гуго и Робер.

– Пойдем, – сказал инспектор. – Есть разговор.

Они прошли к зданию старейшин и поднялись в его покои.

– У нас мало времени. Скоро начнется служба девятого часа, на которой будет держать речь Жак. – Гуго плотно закрыл дверь. – Сегодня утром я получил весть из Лондона от нашего брата Томаса. Я попросил его выяснить, в чем цель приглашения Эдуарда. Так вот… – Гуго внимательно посмотрел на Робера и Уилла. – Кажется, папа вознамерился соединить Темпл и Госпиталь, а затем вместе послать нас в Крестовый поход отвоевывать Святую землю.

Уилл покачал головой:

– Но этого не будет.

– Откуда тебе знать? – вскинулся Робер.

Уилл пожал плечами, затем снова посмотрел на Гуго.

– Жак об этом знает?

– Я сказал ему сегодня утром. Эдуард, видимо, устраивает встречу по настоянию папы. Бонифаций хочет, чтобы он склонил нас к согласию.

– И что сказал Жак?

– Великий магистр бредит Крестовым походом и готов ради этого на многое – например, разорить орден. Но он хочет командовать один и на объединение с рыцарями святого Иоанна ни за что не пойдет. И правильно. Раздор между нами слишком велик.

Уилл помнил рассказы о печально известной осаде крепости госпитальеров в Акре, которую устроили тамплиеры по приказу великого магистра Армана де Перигора, длившуюся полгода. С тех пор много воды утекло, но госпитальеры этого им так и не простили. С тех пор на Святой земле при любых разногласиях между христианами они выступали против тамплиеров, а объединились единственный раз во время падения Акры, когда два великих магистра стояли рядом, встречая орды мамлюков. Но Уилл сомневался, что сейчас это может иметь хоть какое-то значение. Еще были живы многие рыцари-госпитальеры, помнившие рассказы братьев о том, как они умоляли тамплиеров позволить вывезти из осажденной крепости в Акре тяжелобольных, а те над ними насмехались. И у тамплиеров тоже насчитывалось немало поводов для ненависти к соперникам. Так что о слиянии рыцарских орденов нечего было и заводить разговор.

– А если папа Бонифаций будет настаивать? – спросил Робер.

– Тогда придется отбиваться. Хотя тот факт, что на эту встречу папа посылает легатом лишь епископа, говорит мне, что пока он желает лишь узнать нашу реакцию на его предложение. Ведь, насколько мне известно, во время пребывания великого магистра в Риме понтифик об этом не упоминал.

– Не упоминал, – подтвердил Уилл. – Но это неудивительно. Тогда он был поглощен умиротворением настроенных против него кардиналов Священной коллегии. Жак несколько месяцев провел у неаполитанского короля и в наших прицепториях в Венеции и Генуе. Так что мы с его святейшеством встречались лишь несколько раз весной.

– Приглашение пришло от Эдуарда, – сказал Робер. – Стало быть, он поддерживает папу. Мы всегда боялись этого, с тех пор как он начал требовать деньги у Эврара. Старик говорил, что рано или поздно английского короля потянет на Святую землю, и теперь, когда великий магистр только об этом и говорит… – Робер посмотрел на собеседников. – Впрочем, я его не осуждаю – ведь и сам был бы рад отомстить за Акру, и с тех пор с трудом могу представить мусульманина своим братом. – Он на секунду замолк. – Но Крестовые походы закончились, а король Эдуард поклялся служить делу братства. Ему положено вместе с нами крепить мир между Востоком и Западом, а не замышлять очередную войну, даже по наущению папы.

Уилл молчал. Его друг понятия не имел, как далеко готов пойти Эдуард ради желаемого. Если это ему выгодно, он будет с потрясающим цинизмом ратовать за мир, будет заключать союзы и разрывать их.

Гуго посмотрел на Уилла.

– Я знаю, ты Эдуарду не доверяешь. Но с момента подписания мира с мусульманами король не сделал ни одного движения на Восток. Откуда у тебя такая уверенность, что он наш враг? Отчего же Эврар выбрал его хранителем? Конечно, я не был близко знаком с капелланом, но за время пребывания в Акре понял одно: Эврар бесконечно предан «Анима Темпли» и никогда бы не стал подвергать его опасности.

– Эврар ошибся, – тихо проговорил Уилл. – После похищения «Книги Грааля» мы стояли на пороге краха, и он в своем стремлении укрепить братство поторопился, выбрал не того. Эврар сожалел об этом до своего смертного дня.